– Четыре дырокола, – с досадой вспомнил он, – почти новеньких! А скрепки! Это ж с ума сойти: шестнадцать коробок тащить!

Он принялся подсчитывать, сколько скрепок было в каждой коробке и сколько получится во всех шестнадцати, и за этими расчётами уснул.

Наутро, когда Флоров явился на службу, товарищ Макаронский сразу же пригласил его в свой кабинет и высказал всё, что он о нём на данный момент думал.

– Вымогатель! – горячился начальник отдела. – Зачем вам понадобилось делать вид, что вы проглотили факсимиле! Шантажист!

– Но я… – начал робко оправдываться Юрий Никитич. Я же и вправду думал, что проглотил…

– Он думал! – возмутился товарищ Макаронский. – А это что? – Яков Сергеевич достал из ящика стола факсимиле товарища Ковшова и торжествующе показал Флорову. – Это что, я вас спрашиваю!

Он спрятал факсимиле обратно, запер ящик и продолжал свою обвинительную речь:

– Буфетчица тоже могла сказать, что она его проглотила! Но она этого себе не позволила, как честный человек! А вы… вы… Одним словом, таким, как вы, не место среди нас! Советую вам подать заявление об уходе. Дела сдадите Балдаеву, Гегеля – в библиотеку. Расчёт можете получить сегодня же. Ступайте!

Флоров, пошатываясь, вышел из кабинета и нос к носу столкнулся с Анкетовой. Она вспыхнула и покрылась красными пятнами, словно небрежно покрашенное пасхальное яйцо.

– То, что произошло с вами, Юрий Никитич, укоризненно произнесла Анкетова, вынимая из сумочки лист бумаги, – то, что произошло с вами, для меня не новость. Я знала, что рано или поздно это должно было случиться. Позвольте зачитать вам открытое письмо…

– После, после, – отстранил её Флоров и направился в кассу.

– Вам причитается три рубля, – протянула ему ведомость кассирша. – Распишитесь вот здесь.

– Как это три рубля?! – вскипел Юрий Никитич. Наденьте очки! Мне там рублей семьдесят полагается!

– Совершенно верно, – согласилась кассирша. – Но шестьдесят семь рублей с вас удержали в счёт ошибочно выданной премии.

– Какой ещё премии?! – разъярился Флоров. – Что за неуместные ошибки?!

– На прошлой неделе вам была выдана премия за хорошую работу, – терпеливо начала объяснять кассирша. – А сегодня в бухгалтерию поступило распоряжение удержать с вас эти деньги. Оказывается, в вашей работе много изъянов. На какое-то важное поздравление вы поставили кляксу, в другом месте фамилию товарища Макаронского написали с маленькой буквы. Впрочем, детали вы можете выяснить у начальника отдела…

Юрий Никитич вздохнул так жалобно, что сидевший на потолке кассы паук шмыгнул носом, отпустил пойманную муху и дал себе клятву не брать отныне в рот мяса и питаться только растительной пищей.

Расписавшись в получении трёшки, Флоров вернулся в отдел, сдал Балдаеву дела, получил у Макаронского свои брюки и медленно побрёл домой. Он шёл по мостовой, суровый и страшный, и встречные «Москвичи» шарахались от него, как от двадцатипятитонного самосвала, а регулировщик, хотевший было его оштрафовать, только вытянулся и отдал честь.

Добравшись до дому, Юрий Никитич на минутку остановился возле своего почтового ящика, машинально вынул оттуда какой-то листок и пробежал глазами. Это было извещение об отчислении товарища Флорова из заочной аспирантуры.

В глазах у Юрия Никитича потемнело. Не помня себя, он снова выбежал на улицу, схватил забытый ремонтниками на мостовой чугунный ломик и бросился в своё учреждение…