1

Последняя строка — и романс смолкнет, Лиза приготовилась хлопать. Сейчас захлопают все, все заговорят, будут восторгаться, хвалить, а она тем временем справится со слезами. Всему виною опять и опять повторяющаяся строфа и ее просто-напросто нелепая чувствительность:

А собственно, с чего она вдруг так расчувствовалась, затосковала? Откуда набежало столько воспоминаний? Ей почему-то кажется, что она уже слышала этот романс, что знает его давным-давно, с тех пор еще, как была маленькой и тетушка Ляна читала ей стихи, модные в незапамятные — до Первой мировой войны — времена...

Даже еще не слыша, она словно догадывалась, какие услышит слова, и ждала последней строки, которую застенчивый баритон пропел с такой чудной грустью:

Да, да, те самые стихи, и она уже не могла противиться волнующему потоку воспоминаний: тетушка Ляна улыбнулась ей из сада с тутовыми деревьями на бульваре Паке, а сама она вновь безумно страдала. Она безумно страдала тогда. Ей тогда казалось, что она бесконечно несчастна, юность казалась ей величайшей из трагедий, она чувствовала, что никто не понимает ее, и знала, что никто и никогда не поймет. А теперь ей казалось величайшей из трагедий ее замужество с высокопоставленным чиновником — а сколько было надежд!.. — и таким грустным все, все, все, что бы ни происходило... И ей захотелось очутиться где-нибудь далеко-далеко совсем одной, слушать этот романс и плакать сколько захочется.

— Напишите мне, пожалуйста, слова этого романса, — услышала она голос Дорины с другого конца стола. — Они такие трогательные.

— Слова давние, — отозвался домнул[2] Стамате совсем уж тихо и робко. — Мелодия новая... Мне нравится мелодия, она такая печальная...

Он повернулся к Дорине, и Лиза больше не видела его лица. Он казался чрезвычайно удивленным оглушительным успехом своего пения. Петь он не хотел и согласился только после настоятельных упрашиваний. Хозяев дома он почти не знал, да и гостей, впрочем, тоже. Однако сразу понял, что люди это все весьма достойные, в особенности сами хозяева. Так тепло, так радушно его приняли. Так роскошно убран стол, и где? Во Фьербинць, жалкой деревушке в тридцати километрах от столицы.

— Будьте любезны немного вина пополам с водой, — попросил Стере, протягивая пустой стакан.

Лиза невольно поморщилась. «Такая проза... после такого романса... И это мой муж...»

— А чьи это слова? — продолжала расспрашивать Дорина. — Мне они не знакомы...

Дорина говорила громко, с другого конца стола, чтобы услышал ее и капитан Мануилэ тоже. Кто-кто, а она прекрасно понимала, для чего устроено это пиршество со множеством приглашенных, так далеко, в деревне, в доме ее родни. «Нас хотят сосватать...» И она невольно улыбнулась. За обедом она не раз поглядывала в сторону капитана Мануилэ, а он сидел и аккуратно ел, всячески стараясь, чтобы локти его не коснулись стола, и, казалось, приготовлялся играть фарс, где ей будет отведена роль девицы на выданье, а он, капитан Мануилэ, сыграет роль жениха... Неужели вот так, сразу? За человека, которого она в первый раз видит?!

— Не думаю, что Баковии, — прибавила она очень громко. — И уж никак не Аргези...

«Эти имена должны смутить домнула капитана», — подумала Дорина.

— Не могу сказать, чьи они, — извиняющимся тоном ответил Стамате. — Знаю только, что очень давние...

Капитан Мануилэ, не поднимая глаз от стола, почтительно слушал хозяйку.

— Нет, я бы не смогла сдавать квартиру, домнул капитан, — говорила доамна[3] Соломон. — Вы ведь знаете, жильцы чего только не говорят о хозяевах...

Доамна Соломон выпустила сигаретный дым и долго внимательно следила за ним, сощурив глаза. Он все-таки невыносим, этот мальчишка, молчит и молчит. Не то чтобы галантную тему, поддержать разговор не может. Или влюбился с первого взгляда?

Капитан хотел, но никак не мог отважиться и взглянуть туда, на другой конец стола, где сидела Дорина и задавала вопросы. Он понял сразу, до того как приехал во Фьербинць, понял, как только остался наедине со Стере в автомобиле, что свою судьбу он должен решать быстро. Родня девушки не расположена была долго ждать. Осенью Дорина получила степень лиценциата. Преподавать она не собиралась — это было всем известно, — но диплом получить хотела, ей нравилось учиться. Женихов вокруг нее крутилось пруд пруди, и всем хотелось ее окончательно пристроить. А Дорина шутила, что мечтает о медовом месяце как о каникулах, но только непременно за границей.

— Кому еще кофе? — спросил домнул Соломон, поднимая руку вверх.

Доамна Соломон встрепенулась, обрадовавшись возможности покинуть своего молчаливого собеседника:

— Вы меня простите, я на секундочку! Посмотрю, что там с кофе!

Капитан Мануилэ покраснел и опустил голову еще ниже, словно говоря поклоном: «Разумеется, сударыня, как же иначе?.. Вы же хозяйка...» Он искоса взглянул на Дорину, и ему показалось, что она мечтательно глядит на него. Он улыбнулся, приободрился.

— Вижу, вы любите стихи, барышня, — произнес он совершенно неожиданно.

Вокруг все замолчали. Дорина вспыхнула и машинально принялась перебирать жемчужины в ожерелье. Услышав, что заговорили о поэзии, Стамате, любопытствуя послушать, подался несколько вперед.

— Есть поэты, которых я люблю, — ответила Дорина. — Особенно среди современных...

— Это я понял, — улыбнулся капитан Мануилэ. — Стихи не слишком современные вы не узнали, хотя не такие уж они и древние, — Раду Росетти...

Лиза удивленно взглянула на капитана. Однако он вовсе не глуп... И конечно же прав: стихи и впрямь Раду Росетти. У Ляны было несколько томиков его стихов, маленькие книжечки Лиза помнит до сих пор, спустя столько лет после смерти Ляны. Они стояли в гостиной на полке в старом доме на бульваре Паке и стояли там до тех пор, пока Ляна не умерла от чахотки, так же как все ее сестры. Лиза училась тогда в старших классах лицея. Она вспомнила, с каким вожделением смотрела на заставленную книгами полку. Среди них был и «Ион»[4], только-только появившийся, и, когда Ляна умерла, она чуть ли не обрадовалась тому, что теперь сможет потихоньку унести с собой оба томика и они останутся у нее навсегда, никому и в голову не придет искать их и требовать обратно.

И тут же раздался властный мамин голос: «Не смей ничего брать, кругом микробы!» Книги потом сожгли, и, как говорили, вместе с бельевой корзиной, битком набитой журналами «Литературный мир»...

— Раду Росетти! Какой изумительный поэт, господа! — воскликнул Стере. — Я знавал его во время войны...

Лиза опустила глаза. Старше всего только на девять лет, а такой уже старый, чужой...

Он состарился внезапно, неожиданно, сам по себе, как будто бы ей назло, как будто для того, чтобы не без яда напомнить, что жил и другой жизнью, что он из другого поколения...

Домнул Соломон, видя, что гости разговорились, тихонько вышел из столовой. Для начала он заглянул в кладовку и, прикрыв за собою дверь, придирчиво оглядел все бутылки и сифоны, размещенные по кадкам со льдом. Потом приоткрыл дверь спальни. Доамна Соломон смотрела на себя в зеркало, в правой руке у нее дымилась сигарета, левой она поправляла прическу.

— Имей в виду — с вином покончено, — сообщил домнул Соломон.

Доамна Соломон равнодушно пожала плечами. Неслышно ступая, она отошла от зеркала и присела на краешек кровати.

— Хорошо, что обед позади, — сказала она устало.

— Отобедали замечательно, — подхватил домнул Соломон. — Всего было в изобилии. Говорил я тебе, что и без цыплят всего довольно! А сколько еще осталось. Кстати, ты наказала служанкам все прибрать хорошенько? А то с этой жарой... Вечером пригодится. — Он тоже зажег сигарету и уселся рядом с женой. — Ты мне так и не сказала, едем мы с тобой в монастырь или нет?

— Как хочешь, — отозвалась доамна Соломон. — Только ты же знаешь, что я там не могу спать из-за клопов и комаров.

— И не только из-за комаров... — улыбнулся домнул Соломон.

— Ты как будто и впрямь все знаешь!..

Оба молча курили, пуская дым в потолок.

— Что ты скажешь о капитане? — спросил домнул Соломон.

— Только одно: откуда ты его выкопал?

— Но он оказался вовсе не глуп. После того как ты ушла, он затеял разговор, и весьма серьезный... Он, наверно, робеет. Стере, видно, слишком быстро подхватил его и привез...

— А второй кто таков? — спросила доамна Соломон, поднимаясь.

— Стамате, приятель капитана, кажется инженер по сельскохозяйственной технике.

Брови домнула Соломона сосредоточенно нахмурились, он внимательно вслушивался, пытаясь понять, что происходит по соседству.

— Кажется, кофе принесли? — спросил он неожиданно домашним, будничным голосом.

Из столовой доносились громкие голоса и смех. В коридоре послышались тяжелые шаги, дверь приотворилась, и в спальню вошла доамна Соломон старшая. Вошла осторожно, стараясь не зашуметь.

— Вы здесь? — спросила она, не выказывая ни малейшего удивления.

Ступая с величайшей осторожностью, медленно подошла к кровати и со вздохом устало опустилась на нее.

— Ну и как он вам? — спросила она, глядя снизу вверх на супругов.

— Только бы решилась, — произнес домнул Соломон.

— Вот и я то же самое говорю...

Домнул Соломон повернулся к жене:

— Агли, а не пойти ли тебе в столовую? Посмотришь, может, они пойдут в саду погуляют... Сейчас уже и не жарко...

Доамна Соломон на ходу приостановилась перед зеркалом и опять поправила прическу.

— А ты что скажешь? — спросила старуха. Доамна Соломон пожала плечами и вышла.

— Да я и сама вижу...

Дверь закрылась, старушка вновь подняла глаза на домнула Соломона:

— Не очень-то он ей понравился...

— Да она всегда так, что, ты первый день ее знаешь? Когда мы одни как сычи, день-деньской о гостях мечтает. А когда приедут гости, устанет и все ей не в радость... А мне, например, капитан нравится. И выправка, и выучка есть...

— И другой тоже славный, — согласилась доамна Соломон.

В соседней комнате зашумели: задвигались стулья, молодые голоса смеялись, благодарили. Домнул Соломон поспешил из спальни в столовую.

— Мама, — обратился он уже с порога, — возьми на себя труд, позаботься о припасах для вечера. Мы же едем в монастырь, ты знаешь, так чтобы все у нас было в порядке.

2

В саду было еще жарковато. Стере снял пиджак и повесил его на вишню, оставшись в одной рубашке. Седая, коротко подстриженная голова казалась особенно круглой. Мимо проходила Рири с подносом, полным запотевших стаканов. Стере остановил ее.

— Мне без варенья, благодарю, — сказал он, забирая разом в обе руки два стакана.

Опершись на вишню, Лиза смотрела, как он пьет воду: залпом, сильно запрокинув назад голову, словно вливая эту воду прямо в горло. Лиза смотрела на него и даже не удивлялась. У нее опять возникло отчетливое ощущение, что жизнь ее безнадежно испорчена, что ее обманули, распорядились ею помимо ее воли, прежде чем она успела что-то узнать. И хотелось ей только одного: рассказать кому-нибудь об этом, подружиться с кем-нибудь незнакомым и, не торопясь, долго-долго все-все рассказывать...

Она повернула голову. На травке неподалеку сидел Владимир, брат Рири, и рядом с ним еще двое гостей. Движения Владимира ей показались чем-то странными. И говорил он по-другому — значительнее, весомее. Несколько секунд она внимательно всматривалась, ничего не в силах понять. И вдруг заметила сигарету, которую юноша держал так бережно. Голубой струйкой поднимался дым в теплом воздухе сада, голубизна колебалась, дрожала и внезапно исчезала в полосе яркого солнечного света.

— Что с тобой, голова болит?

Стере подошел и нежно взял ее за руку.

— Ничего не болит, — улыбнулась в ответ Лиза.

— Можно подумать, я ничего не понимаю! — довольно громко воскликнул Стере. — Ох уж эти мне романсы!.. Такое на нас производят впечатление! Ты ведь нисколько не изменилась: чувствительна, как дитя.

Стамате поднял глаза, внезапно покраснев. На Стере он смотрел ласковыми дружескими благодарными глазами.

— А не спел бы ты нам что-нибудь повеселее, домнул инженер? — спросил Стере, подходя поближе к расположившимся на травке молодым людям и не выпуская Лизиной руки.

Стамате хотел подняться, но Стере удержал его, положив руку на плечо:

— Ради Бога, не беспокойся, ты же среди своих.

— Я подумал, возможно, доамна... — запинаясь, проговорил Стамате.

— Она осталась такой, какой была: романтичной и чувствительной. Поэтому я и спросил, может, ты споешь нам что-нибудь повеселее...

Стамате вновь попытался подняться. Он чувствовал себя глупо, сидя на траве в нелепой позе с поджатыми ногами и сдвинутыми локтями, и поэтому, принуждая себя улыбнуться, уставился в землю, чтобы скрыть этой улыбкой и свою растерянность, и свое нежелание петь.

— Да брось ты, голубчик, не беспокойся, — уговаривал его Стере, опять опуская руку ему на плечо. — Или стоя поется лучше?..

— Не думаю, что в саду можно петь, — сказала Лиза. — Нет той атмосферы...

Владимир раздраженно швырнул сигарету за забор. Его прервали в самый разгар спора, когда он совсем уже было расстался с обеденной застенчивостью.

— Ну можно ли петь по такой жаре? — воскликнул он насмешливо. — Лучше садитесь с нами на травку и будем болтать, пока не начало смеркаться. Домнул капитан знает немало интересного. Он только что прочитал книгу...

— Да не стоит об этом, — извиняющимся тоном сказал капитан.

— Да вы настоящий ученый, как я посмотрю! Нет! Нет! Я без шуток, — обратился к капитану восхищенный Стере.

— Лиза, подумай только, книгу о жизни Иисуса! — воскликнул Владимир.

Лиза притворилась необычайно удивленной и изобразила на лице интерес.

— Ну кто может знать что-то достоверное об Иисусе?! — спокойно заявил Стере.

— Существуют документы, — отважился возразить капитан Мануилэ.

— А документы эти разве не попы изготовляют? — насмешливо осведомился Стере. — Я еще раз повторю то, что повторял уже не раз: религия нужна мужикам и простолюдинам, чтобы анархизмом не увлекались... Но конечно, можно посмотреть и с другой стороны: Иисус как идеал совершенства, самоотречения и так далее. Как идеал он, конечно, не вызывает возражений. Напротив, нам бы надо ему следовать...

— О чем это вы рассуждаете с такой горячностью? — спросила Дорина, подходя к беседующим.

Капитан поспешно вскочил на ноги, за ним и Стамате. Стере не успел их удержать.

— Мы говорим о жизни Иисуса, — ответила Лиза. — Домнул капитан недавно прочитал книгу и собирался нам о ней рассказать...

— Это не «Сын человеческий» Эмиля Людвига? — спросила Дорина.

— Какого Людвига? — вмешался Стере. — Не того ли, что писал о жизни Наполеона? Лизочка, у нас ведь есть эта книга...

Капитан Мануилэ с деликатной любезностью повернулся к Дорине и ответил вполголоса, так что не все и расслышали:

— Нет, барышня, читанная мной книга не так знаменита. И вдобавок вовсе не нова, она вышла лет десять тому назад и называется «Тайна Иисуса», П. И. Кущу...

— А не дадите ли вы мне ее почитать? — попросил Владимир.

— С удовольствием, домнул Сэвяну, — любезно отозвался капитан.

Лиза смотрела на капитана с симпатией. Он вовсе не глуп. Он дал возможность Стере поправиться. И то, что он говорил о жизни Иисуса, тоже было небезынтересно. Хотя говорить он мог и интереснее, мог рассказать о христианской мистике, о храме...

Владимир хотел увести куда-нибудь капитана, Стамате и Дорину, чтобы спокойно поговорить на свободе, но тут Рири отозвала его в сторону, тронув за рукав.

— Иди в дом, — прошептала она, — тебя зовет Аглая.

И Владимир направился к дому пружинистым спортивным шагом, который всегда наполнял его ощущением здоровья, напоминал, что ему только-только исполнилось девятнадцать, что учится он на филологическом и вся жизнь у него впереди.

Доамна Соломон рылась в ящиках, ища чистые салфетки, когда он вошел.

— Ты звала меня? — спросил он, переводя дух.

— Я хотела с тобой посоветоваться, может, нам взять патефон в монастырь? — сказала доамна Соломон.

Владимир молчал, словно бы что-то обдумывая. Ему нечего было ответить, вопрос застал его врасплох и показался таким неуместным, странным, чужеродным, он был во власти совершенно иных материй, о которых они только что рассуждали...

— Право, не знаю, будет ли у нас время потанцевать, — ответил он рассеянно. — Приедем мы туда вечером, пока нам покажут озеро, лес, словом, окрестности. Потом ужин...

— Что же, выходит, ты зря тащил патефон? — недовольно спросила доамна Соломон.

— Я думал, мы потанцуем здесь, — извиняющимся тоном отозвался Владимир.

— Та-а-ак, разговор, я вижу, они затеяли долгий, — ответила ему на это доамна Соломон, кивая головой в сторону сада. — Никто и не думает идти в дом.

— В саду так хорошо, — попытался задобрить ее Владимир. — Думаю, и тебе хорошо тоже; спровадили пораньше гостей...

Он засмеялся, показывая, что шутит. Но он был виноват и чувствовал себя виноватым. Когда неделю тому назад доамна Соломон позвонила ему в Бухарест и пригласила вместе с Рири во Фьербинць, он пообещал ей привезти патефон, чтобы занять и развлечь гостей. Он знал, о чем идет речь, прекрасно знал Дорину и уже предчувствовал всеобщую скованность за обедом и послеобеденную неловкую скуку. Зато с патефоном молодые люди могли сразу же после обеда устроить танцы, и лед был бы разбит. Знал он и еще одно — страстную любовь к танцам доамны Соломон, которая большую часть года жила вдали от столицы, в глухой деревне, с глазу на глаз с мужем.

— Как тебе понравился капитан? — спросил он чуть погодя, видя, что она упорно молчит. — Знаешь, он оттаял и даже...

— Можете поступать как знаете, я ни во что не вмешиваюсь, — враждебно прервала его доамна Соломон.

«С чего это, Господи, она так сегодня сердита? — удивленно подумал Владимир. — Может, из-за того, что некому за ней поухаживать?» Он вспомнил, что Аглая веселеет, стоит только появиться у нее кавалеру — грубоватому или галантному, любому, лишь бы он не был домну лом Соломоном. К несчастью, сегодня у нее кавалеров не было. Капитан должен ухаживать за Дориной. А его приятель, инженер, оказался слишком застенчив. Вот если бы устроить танцы!..

— А может быть, мы все-таки потанцуем? — отважился на новую попытку Владимир. — Сейчас около пяти. Поедем мы не раньше половины восьмого. Танцы — лучшее средство всем поближе познакомиться...

— Да вы, кажется, наговориться никак не можете, — сказала доамна Соломон. — Тощища...

Оба опять замолчали. Владимир считал, что танцы — достаточно серьезный повод, чтобы ему вернуться в сад.

— А приятель кто у него? — вновь начала разговор доамна Соломон.

— Я только сегодня с ним познакомился. Отрекомендовался инженером по сельскохозяйственной технике. Стере его напугал, заставляя нам петь в саду.

— Стере и есть Стере, — уронил доамна Соломон.

Владимир чувствовал — ему пора ретироваться: Аглая в любую минуту могла заговорить о своих семейных делах и он должен будет ее слушать, без особого желания встать на чью-либо сторону.

— А что, если предложить нашей компании прогуляться по деревне? — неожиданно спросил он.

Аглая недоуменно на него взглянула. И чуть было не сказала: «Второй Жорж, точь-в-точь», но не сказала, потому что открылась дверь и вошел домнул Соломон.

— Тебя ищет Лиза, — сообщил он жене, обмахиваясь носовым платком. И обратился к Владимиру: — Жаль, что ты ушел! Как он красиво говорил! Имейте в виду, господа, этот молодой человек необыкновенно учен и его ждет большое будущее... — И опять повернулся к жене: — В монастырь мы с тобой едем, я молодежи пообещал. И забыл тебе сказать, — прибавил он минуту спустя, — там будут Замфиреску. Они приехали прямо из Бухареста. Устраивают что-то вроде пикника.

Доамна Соломон неожиданно проявила интерес:

— А откуда ты знаешь?

— Видел слугу господина судьи. Он пришел в деревню за сифоном.

Владимир, воспользовавшись тем, что доамна Соломон занялась разговором, выскользнул в сад. Все стояли кружком возле вишни. Капитан Мануилэ уже не дичился, дружески беседуя с Дориной и Лизой. Рири и Стере болтали со Стамате.

— Скажите мне, о чем вы тут толкуете, — вступил в разговор Владимир, силясь скрыть досаду.

Еще только подходя к этим сблизившимся, дружески беседующим людям, он чувствовал, что о нем все забыли, что никто и не вспоминает тех оригинальных идей, тех тонких замечаний, которые высказывал он, усадив на травку обоих гостей. Самолюбие его страдало: кто, как не он, повел разговор всерьез, пожертвовав собой, взяв на себя обоих незнакомцев, и от низменной обыденной болтовни перешел к проблемам бытия и серьезным книгам. Без него капитан никогда бы не решился заговорить о том, о чем он заговорил...

— Я говорил о ересях, молодой человек, и... — начал капитан Мануилэ.

Владимир благодарно улыбнулся ему, подходя.

Но Дорина не дала договорить.

— Все-таки скажите, о чем вам думается, когда глаза у вас смотрят словно бы в пустоту? — вернулась она к прерванному разговору.

— Понятия не имею, о чем думаю я, когда гляжу в пустоту, — отозвалась Лиза.

И она была оживлена, ей была любопытна затронутая тема.

— Обычно настолько устаешь, что ничего и вспомнить не можешь, — подхватил разговор Владимир.

— А бывало так, что вам вдруг казалось, будто все уже было когда-то? — с живостью спросила Дорина. — Ну, например, вы уже стояли здесь же в саду с теми же людьми и даже говорили те же самые слова?!.

Проблема, видно, занимала ее до крайности, потому что, не дожидаясь ответа капитана, она принялась говорить сама, пытаясь передать оттенки своих ощущений:

— Знаете, когда я вдруг чувствую, что все-все уже было мной прожито, мне становится по-настоящему страшно...

И тут ей показалось, что даже это с ней когда-то было. Да нет, не может быть. «Капитана Мануилэ я еще не встречала», — подумала она, успокаиваясь. И все-таки почувствовала что-то вроде головокружения.

— Иногда мне жаль, что я не записался и на философию, — проговорил Владимир. — Вопросы, связанные с душой человека, ни филологией, ни историей не разрешишь...

На веранду вышел домну л Соломон.

— Кому чаю, кому кофе, кому патефон?! — весело выкрикнул он.

Стамате засмеялся — так уместно показалось ему внезапное вторжение. Стере рассказывал о сыпняке в Яссах во время войны, и его громкий голос заглушал разговор по соседству. Но время от времени Стамате все же совершенно отчетливо слышал то, что говорила Лиза. И ему очень хотелось ей ответить. Столько хочется всего сказать, добавить. И с Рири тоже хочется поговорить, она производит такое милое, приятное впечатление.

— Решайтесь как можно скорее, — вновь раздался голос домнула Соломона.

— Я бы немного потанцевала, — прошептала Рири.

Все потянулись к веранде. Стамате немного поотстал.

— У меня аналитический ум, — различил он Лизин голос.

3

Из Фьербинць выехали с закатом. Жары уже не было в помине. Небо понемногу прояснялось и казалось выше.

— Вечер обещает быть чудесным, — сказала Дорина, повернувшись лицом к капитану Мануилэ.

— Жаль, что дорога у нас не заасфальтирована, — посожалел Владимир.

Автомобилю и впрямь доводилось туго. Дождей давно не было, толстой белой подушкой лежала пыль.

— Как только выедем на опушку, дорога выровняется, — пообещал шофер.

Откинувшись на мягкую спинку, Лиза с жадностью вдыхала сладкий полевой воздух. Как хорошо, что Стере поедет потом, позади, в другом автомобиле, они отправятся, наверное, через полчаса, не раньше...

— Это что за звезда? — спросила Дорина, вдруг неожиданно резко вскинув руку.

— Венера! — воскликнул Владимир. — Ты что, совсем не знаешь астрономии?

Капитан Мануилэ улыбнулся и, не поднимая глаз, любезно сказал:

— Барышня никогда не была влюблена... О Венере узнают и без астрономии...

— Узнают, — согласилась Лиза. — А Эминеску писал...

Дорина попыталась припомнить, что писал Эминеску, но припомнила едва лишь несколько строчек.

— Как хорошо, должно быть, жить за городом, в маленьком деревенском домике!.. — снова заговорила Лиза.

Сейчас она верила, что была бы по-настоящему счастлива в маленьком домике в лесу, на берегу озера, неподалеку от Бухареста. Недавно она смотрела американский фильм, и там как раз были эти прелестные домики на окраине — белоснежные, с просторными верандами, затененные большими деревьями. В Снагове тоже белоснежные роскошные виллы, и глядятся они прямо в озеро, и моторка ждет у причала прямо возле ступенек веранды и слегка-слегка покачивается. Как в заграничном кино...

— Сбежать от толпы, шума, телефонных звонков, — добавила она, мечтательно глядя в небо.

Теплый деревенский вечер дышал тишиной и покоем, и Лизе так захотелось почувствовать себя смертельно усталой, выпитой городской суетой, и тогда уже сладострастно наслаждаться непривычной окружающей красотой. Она вообразила себя светской львицей, утомленной безумствами ночных оргий, пересыщенной дипломатическими приемами и балами, разочарованной в любовных играх, — словом, героиней фильма, которую жизнь лелеет и балует, а она в глубине души таит горечь, ожидая чего-то другого, всегда чего-то другого...

Она повернулась к капитану Мануилэ и взглянула на него с высот своего неизмеримого превосходства, иронически и вместе с тем снисходительно-нежно. Если бы они только знали...

— Ах, какая будет луна сегодня!.. — сказала Дорина. — Хорошо бы нам побыстрее доехать и успеть еще погулять...

Они уже свернули и катили проселком. Вдалеке темной гривой на алой полоске зари виднелся монастырский лес.

«А все остальные? — подумала Дорина и обернулась. — Интересно, они уже выехали?»

Остальные — супруги Соломон, Стере, Стамате и Рири — ехали на автомобиле здешнего своего знакомого. Они выехали куда позднее, но автомобиль у него был лучше и ехал быстрее. Позади на горизонте заклубилось облако пыли.

— Наши! — уверенно сообщил Владимир, внимательно приглядевшись.

— У вас необыкновенно застенчивый приятель, — сказала Лиза.

— Пока как следует не освоится, — ответил капитан. — Наше поколение вообще не отличается экспансивностью. Вот молодежь, — обратился он к Дорине, — теперь куда более общительна, они занимаются спортом и знакомятся куда быстрее. И правильно делают. А мне, например, и до сих пор нелегко чувствовать себя попросту с людьми, которых я едва знаю, хотя наша профессия...

В другом автомобиле Рири, сидя возле шофера, пыталась превозмочь пространство с помощью приставленной к глазам ладони и понять, скоро ли они догонят остальных.

— ...Говорю тебе как старший брат, и ты меня послушай, — говорил Стере, — в твоем возрасте самое главное — не пропустить поезда...

— Разве я так уже стар? — удивившись, засмеялся Стамате. — Мне только-только исполнилось тридцать три...

— Вот именно, — настаивал Стере. — Самый опасный возраст. Если не решиться через годок-другой, попомни мое слово, решишься, когда будет поздно, и будет тебе тогда несладко, это я тебе говорю, и ты уж меня послушай...

Стамате, пламенея, как пион, уставился в затылок Рири. Он не решался повернуть головы, боясь встретиться взглядом с супругами Соломон. До чего же бестактно затевать теперь разговор о женитьбе... И почему он не разыграл полнейшей невинности, сделав вид, что знать не знает о видах семейства Соломон на капитана.

Поначалу ему даже нравилось слушать рассуждения Стсрс, казалось, что он оказывает услугу приятелю, который едет впереди вместе с Дориной. И может быть, нарочно оставил его поговорить с ее близкими... Но разговор, начавшийся общими рассуждениями, мигом перекинулся на него лично. И Стере без всяких околичностей у него спросил, почему это он до сих пор не женился...

— О-о, мы ужасно нескромны, — выговорила доамна Соломон, очень скромно, самым носочком туфли, касаясь ноги ближайшего родственника. Когда Стере недоуменно повернулся к ней, то увидел гневно нахмуренные брови и чуть ли не искаженное лицо.

— Аглая! А они остановились! — воскликнула Рири, указывая рукой вперед.

Все посмотрели вперед: метрах в пятистах от них, на опушке леса, автомобиль притормозил.

Ему, размахивая обеими руками, подавал знаки с середины дороги высокий молодой человек, смуглый, с непокрытой головой и в темных очках. Наверное, он надел их днем и позабыл о них, — сейчас, когда солнце село, свет был совсем не ярок.

— Не сердитесь, что остановил вас посреди дороги, — начал молодой человек чрезвычайно вежливо, подходя к машине и приветствуя всех поклоном. — Полагаю, вы направляетесь в Кэлдэрушань, и прошу вас взять с собой и меня, я поеду на подножке вашего автомобиля.

Он улыбался, однако, без малейшего смущения. Правой рукой он оперся о дверцу автомобиля, левой поправил очки. Дорине стало не по себе. Взгляд молодого человека отличался необыкновенной проницательностью, зрачки глаз были непривычно расширены, и в них словно бы мерцал огонек. Манеры и речь рекомендовали его благовоспитанным юношей из хорошей семьи. Лиза отдала должное его безупречного покроя спортивному костюму с накладными карманами.

— Я заблудился, можно сказать и так, — весело прибавил юноша. — А вернее, заснул в лесу на травке, а мои приятели тем временем уехали. Мы тоже собирались в монастырь...

Капитан поднялся, уступая ему место.

— Нет-нет, я вовсе не хочу вас беспокоить, — запротестовал незнакомец. — Я сказал, что поеду на подножке, и вовсе не преувеличивал. Я прекрасно устроюсь...

— Но будет еще прекраснее, если все мы немного потеснимся, — сказала Лиза. — Дорина может сесть ко мне на колени...

Юноша настаивал, извинялся и в конце концов устроился в автомобиле.

— Позвольте представиться, — произнес он. — Меня зовут Серджиу Андроник, по профессии авиатор или что-то вроде того...

И он опять очень дружески широко улыбнулся и протянул руку. Лиза теперь уже точно решила, что юноша вовсе не смуглый, а очень загорелый. Наверное, он страстно увлекается спортом и много времени проводит на свежем воздухе. Господин Серджиу Андроник с отменной элегантностью поцеловал дамам ручки. Дорина вспыхнула. От склоненной его головы, густых волос на нее повеяло здоровым запахом мужественности, юности.

— Сейчас вы познакомитесь и с остальными, — пообещал Владимир, увидев второй приближающийся автомобиль.

Серджиу Андроник обернулся. Второй автомобиль затормозил рядом с первым. Владимир отрекомендовал нового знакомца вновь прибывшим.

Объяснение Андроника необыкновенно развеселило Стере.

— Не горюй, если приятели не отыщутся, — сказал он. — Повеселишься с нами.

Юноша в знак благодарности поклонился. Впрочем, казалось, что он и не думал горевать. Усевшись между Лизой с Дориной на коленях и капитаном Мануилэ, он тут же бойко заговорил не без изящества и остроумия. «Вот что значит светскость», — подумала Лиза, очарованная новым знакомцем, его успокоительной уверенностью в себе, легкостью и фантазией.

— Я приехал сегодня с утра из Пиперы подышать свежим воздухом, — заговорил Андроник, как только автомобиль тронулся с места. — А они приехали вместе со мной, они — то есть мои приятели... Я учусь летать... Вы не верите, что я могу летать? Ну так вот, я учусь...

Дорина с Лизой жадно его слушали. Летать! Какое наслаждение уметь летать!..

— А это очень тяжело? — вступил Владимир, внезапно воодушевившись.

— В первый раз, когда поднимаешь самолет. Тяжело, плохо. Кажется — всему конец и живым-здоровым тебе на землю не вернуться... А когда привыкнешь, все нравится. И ощущение такое, что жить можно только в воздухе...

Капитан Мануилэ улыбнулся почти что про себя, едва заметно и с легкой грустью. Говорит молодой человек, будто по книге читает, и впечатление от его слов необычное, странное. В особенности экзотика действует на дам. А о тебе они забыли...

Дорина с Лизой в самом деле чрезвычайно оживились. Не часто выпадала им такая удача — разговаривать с живым авиатором... И никогда еще не встречался им такой молодой подтянутый штатский, и такой элегантный вдобавок, и чтобы ехал вдобавок с ними в одном автомобиле и был бы им благодарен за то, что сидит с ними рядом...

— Только, пожалуйста, не пугайтесь моих приятелей, — продолжал молодой человек. — Они чудовища. Затрудняюсь даже сказать, на что они будут похожи, когда мы с ними встретимся. Оставил я их трезвыми и благопристойными, а вернее, они оставили меня...

И он залился смехом. Смеялся он необыкновенно заразительно, басовито и раскатисто. Лиза с Дориной тоже засмеялись. Капитан Мануилэ ограничился улыбкой. Невозможно сердиться на мальчишек. И все же он непременно окажется шалопаем...

— Ты нас перепугал до смерти! — воскликнула Лиза, наконец нападая на нужный тон, какого искала, как только юнец уселся к ним в автомобиль.

— А кто они и чем занимаются? — спросила робко Дорина.

— Один — самый что ни на есть солидный инженер завода в Решице, — серьезно объяснил Андроник. — Другие, они и в самом деле совершенно другие, потому что среди них, во-первых, имеется наш общий приятель архитектор, а во-вторых, две его приятельницы, очаровательнейшие иностранки. Больше о них не знаю даже я...

Дорина вымученно улыбнулась. Ничего не скажешь, приятный сюрприз: барышни, наверное, не знают ни слова по-румынски и придется говорить с ними по-французски, вот уж чего бы ей ни за что не хотелось.

Зато Лизу привела в восторг возможность поговорить по-французски. Как-никак два года она прожила в Париже и до сих пор все пытается заставить приятельниц поболтать по-французски... И потом, кто знает, у этих иностранок могут быть интересные знакомства в Бухаресте. Дипломатические круги, приглашения на чашечку чая, аристократические вечера... Что бы там ни было, удивительно приятная встреча... Они чудесно проведут время...

— Жаль, что у меня нет с собой купального костюма, — снова заговорил Андроник на подъезде к монастырю. — Передать не могу, какое наслаждение купаться ночью при свете луны в озере...

— Но сейчас, наверное, еще холодновато, — отозвался Владимир. — Как-никак май...

— Да я и в феврале купаюсь! — воскликнул молодой человек.

Он говорил искренне. Говорил много, быстро, уверенно, но ни у кого не возникало ощущения, будто он бахвалится. Широкоплечий, загорелый, с красивыми мускулистыми руками, конечно, он непременно должен был купаться в феврале по утрам.

— Если будет луна, надо непременно устроить катание на лодках под пение серенад, — прибавил он. — У Арсеника есть балалайка.

— У кого? — недоуменно спросила Лиза.

— У Арсеника, приятеля, о котором я вам рассказывал и много еще чего порасскажу.

— Чего же именно? — со смехом спросила Лиза.

— О! Столько женщин еще и теперь по нему сохнут, — покачал головой Серджиу Андроник.

Автомобиль, миновав аллею, остановился возле монастырских ворот. Здесь, под густой сенью деревьев, уже не было сомнений, что настала темная ночь. Влажный холодок пробежал по спине обеих женщин.

4

Когда вся компания, поручив свои сумки и корзины с едой отцу келарю, собралась отправиться на озеро, из кельи вдруг появился Серджиу Андроник.

— Нигде никого! — воскликнул он огорченно и вместе с тем как бы забавляясь собственными злоключениями. — Как сквозь землю провалились!

Дорина невольно радостно всплеснула руками. Ее радость заметила Рири, и капитан Мануилэ тоже.

— Может, они уехали в Бухарест? — отважилась она спросить.

— Нет, этого быть не может! — ответил Андроник. — Полагаю, произошло следующее: они отправились в другой монастырь!..

Он улыбался, засунув руки в карманы и глядя на озеро, словно ничего и не произошло.

— Не отчаивайся, — утешил его Стере, — завтра утром уедешь с нами на автомобиле.

— Я вам чрезвычайно благодарен, вопрос только в том, как я проведу ночь и как встану утром! — Он повернулся к Лизе, которая смотрела на него и улыбалась: — Простите, сударыня, за столь нескромные подробности, но если бы вы знали, каким пугливым я становлюсь ночью и какая густая щетина вырастает у меня поутру! Ужас, а не щетина!..

Дамы весело рассмеялись, и веселее всех доамна Соломон.

— Ужас, ужас, я нисколько не преувеличиваю, — настаивал Андроник, — у вас просто недостанет мужества посадить меня рядом с собой в автомобиль. Впрочем, если у вас есть багажник...

Он говорил так искренне и непосредственно, что даже капитан Мануилэ не мог не засмеяться.

— Как вы думаете, мы успеем покататься на лодке? — спросил Владимир.

Домнул Соломон взглянул на часы. Он и здесь, в монастыре, продолжал чувствовать себя хозяином. Впрочем, он и здесь хлопотал обо всем, был доверенным лицом у отца келаря, да и многие другие монахи были ему знакомы.

— Без четверти восемь, — ответил домнул Соломон. — Если вы не так уж голодны...

— Ну о чем ты говоришь? Можно подумать, что всю ночь мы будем ужинать! — возмутилась Лиза.

Ей непременно хотелось покататься на лодке с этим малознакомым молодым человеком. Домнул Соломон почувствовал по тону Лизы, что допустил ошибку, заговорив об ужине.

— Как хотите, — сказал он. — Вот только есть ли лодки?

Андроник спустился к самой воде, просто чудо, как это он не провалился в густую прибрежную грязь, отливающую жирным блеском. Казалось, он что-то необыкновенно внимательно высматривает посреди озера.

— Не поскользнись, — крикнул ему Стере. — Вода здесь отвратительная.

Юноша повернулся к нему, губы его слегка улыбались.

— Кому-кому, а мне это известно лучше всех! Я пытаюсь проверить, точно ли я помню место, где два года тому назад перевернулась лодка и я чуть было не утонул...

— Да что ты говоришь?!. — испугался домнул Соломон.

Андроник поднялся ко всем остальным. Лицо у него сделалось другим: задумчивым, даже, пожалуй, грустным. Руки он опять засунул в карманы. И двигался очень медленно. Можно было подумать, что вернулся он с того света.

— «Чуть было» слабо сказано, — добавил он. — Здесь утонул мой друг, адвокат Хараламбие...

— Как, ты и был с ним в одной лодке?! Вот чудеса-то! Когда ты сказал «утонул», я тут же вспомнил Хараламбие... Надо же, какое совпадение! Я ведь тоже его знал. Когда мне сообщили, я даже собрался ехать, но что-то мне помешало, уж не помню...

— Судебное заседание, — напомнила доамна Соломон.

— Вот-вот, — согласился домнул Соломон. — Я очень тогда горевал... Ох, бедняга... бедняга...

— Как же это произошло? — взволнованно спросила Дорина.

Андроник притягивал ее, завораживал. Подумать только, пережить столько опасностей... Столько раз глядеть в лицо смерти... Тайны, мужественность, необычайные приключения — голова Дорины кружилась, словно от хмеля. Словно крепко обняла ее неведомая сила и толкала подойти поближе, еще и еще ближе, близко-близко к этому чудесному таинственному незнакомцу, на которого, однако, вряд ли можно было положиться. Капитан казался ей бесцветным и холодным. Она видела: он стоит и внимательно слушает, правой рукой крутя пуговицу на нижнем кармане кителя.

— Расскажите, как же произошло это несчастье? — повторила вопрос Дорина.

— Никто так и не понял, как оно произошло, — тихо ответил Андроник. — Сколько раз мы плавали по этому озеру, поплыли и на этот раз, и вон там, на середине, — он указал рукой, — лодка вдруг завертелась на месте и перевернулась...

— Похоже на водоворот, — сказал Стамате.

— Конечно водоворот, — отозвался Андроник, посмотрев на него очень внимательно. — Водоворот и водоворот, ничего особенного. И он неплохо плавал, и я. Лодка была бы нам в помощь. Но он сразу пошел ко дну, господа, как будто его заколдовали и к ногам привязали свинец...

Он замолчал. Все поглядывали друг на друга тревожно и боязливо. Кататься на лодке никому уже не хотелось. Видно стало, как уже темно, а под деревьями совсем ночь.

— Под водой много водорослей, — проговорил домнул Соломон. — Потом, кажется, настоятель распорядился, и озеро очистили... Но там их было очень много...

— Не повезло им, — проговорил Андроник, — не утони здесь человек, росли бы себе и росли под водой.

— И быстро он утонул? — спросила Лиза.

— Я видел его голову секунду или две, потом уже больше не видел... Иногда я и теперь думаю, как я-то остался жив?

— Тебя Бог пожалел, — сказала доамна Соломон.

Андроник улыбнулся грустной улыбкой.

— Может, и так, — произнес он смиренно.

Медленно, держась поближе друг к другу, двинулись берегом обратно. Владимир обернулся и с вожделением посмотрел на лодку, которая осталась позади, привязанная к колышку. Андроник, словно бы вспомнив о чем-то, приостановился, вынул руки из карманов и рассмеялся.

— Мало ли что было! Подумаешь! — воскликнул он. — Что же, нам теперь и на лодке не кататься?!

Он весело взглянул на остальных. Глаза его пристально и неотступно вглядывались то водного, то в другого. Особенно пристально смотрели они на Владимира и Рири.

— А что, если нам сейчас взять и покататься по озеру? — спросил он внезапно, делая шаг назад и собираясь вернуться к лодке.

Стере удержал его за руку.

— Ну-ну-ну, не валяй дурака, — сказал он. — И судьбу не испытывай...

— Ну, если меня не оставили в покое, — прошептал Андроник как бы про себя, исподтишка поглядывая на воду.

Рири прыснула — Андроник так смешно сказал!..

— Пойдемте-ка лучше в лес погуляем, — предложил домнул Соломон и прибавил шагу.

Все не спеша потянулись за ним, и самыми последними Андроник, Владимир и Дорина. Домнул Соломон предложил руку жене и пошел еще быстрее, ему хотелось кое о чем пошептаться с женой без опасения быть услышанным.

— Как ты думаешь, кто он такой? — раздраженно зашептал он. — Имей в виду — мне он совсем не нравится... И капитан сразу стушевался. А мама сказала, что желательно все как-то решить сегодня вечером... Может, найти возможность оставить их наедине?..

Доамна Соломон равнодушно внимала таинственному шепоту мужа. Взор ее, отдыхая, покоился на ожидающем их впереди лесе.

— Что я должна, по-твоему, делать? — спросила она вяло. — Мы пригласили его, и мне не кажется, что он чем-то нам досаждает. И за Дориной он тоже не ухаживает, так мне кажется.

— Нет-нет, чего нет, того нет, — извинился домнул Соломон. — Я и не говорил, что ухаживает, однако он гусь, этот Андроник, повидал виды и теперь такого словесного туману напускает... Капитан куда основательнее, на каждом шагу не вылезает, а если и вставит слово, то в общий разговор, а чтобы сам — нет, скромно молчит себе и молчит.

Он ждал, что ему ответит супруга. Но доамна Соломон была все так же рассеянна.

— Нам, знаешь ли, придется позаботиться, похлопотать, — вновь заговорил домнул Соломон. — Вот оставим их наедине и посмотрим, может, паренек и найдет что сказать... Конечно, лучше бы его узнать покороче... Но не сидеть же ей всю жизнь на нашей шее...

— Не помню, чтобы тебя это особенно смущало, — заметила мужу доамна Соломон и улыбнулась. — Что вдруг на тебя нашло?

Домнул Соломон покраснел и крепко сжал жене руку.

— Не до шуток, душенька, — сказал он, убыстряя и убыстряя шаг. — Нужно же как-то в конце концов ее устроить, разве нет? К тому же мы тут все свои, одной семьей, и должны содействовать...

Тут доамна Соломон тихонько толкнула мужа в бок, прося замолчать. Впереди им навстречу двигалось по дороге семейство Замфиреску. Барышня Замфиреску первая узнала их и заторопилась к ним.

— Ах! Как хорошо, что и вы сюда приехали! — воскликнула она.

Вслед за ней, едва ковыляя от усталости, подошла и доамна Замфиреску, а следом двое мужчин — муж и свояк.

— Вы тоже сюда с ночевкой? — радостно спросила доамна Замфиреску. Теперь она успокоилась: партия в покер ей обеспечена. Две колоды карт она предусмотрительно захватила с собой из Бухареста, потихонечку сунув их в карман автомобиля.

— Мы тут целой компанией, — сообщила доамна Соломон не без гордости, указывая рукой на группки, неспешно бредущие полем.

— С нами один наш приятель, авиатор, необыкновенно забавный...

Андроник уже догнал впереди идущих, и с ним вместе Владимир, Стамате и Рири. Дорина так и шла последней вместе с Лизой и капитаном Мануилэ. Она словно бы нарочно старалась держаться подальше от Андроника и как можно реже встречаться с ним взглядом. А молодой человек вел себя как нельзя более непринужденно и со свойственной ему веселостью заговаривал то с одним, то с другим. Он не прибивался ни к какой из компаний, и, если бы не предусмотрительность Владимира и Рири, которые подозревали, ради чего супруги так далеко ушли от остальных, Андроник догнал бы их давным-давно.

— И барышня Замфиреску, — завершила с улыбкой знакомство доамна Соломон, польщенно посмотрев на Андроника: не каждый день доводится представлять друзьям авиатора, к тому же столь элегантного, спортивного и аристократичного.

— Да здесь у вас целое общество собралось! — воскликнул домнул Замфиреску, разглядывая приближающуюся молодежь.

И тут же подумал, как можно повеселиться в монастыре. В монастыре или на даче... И почему — вопрос исключительно для мужчин — монастырь мужской, а не женский?..

— Дорина, а кто это с тобой? — осведомилась барышня Замфиреску между поцелуями.

— Позволь мне тебе представить...

Капитан Мануилэ и Стамате с любезной корректностью склонили головы.

Доамна Замфиреску оглядела одного и другого оценивающим взглядом, — теперь-то ей все понятно, задумали пристроить Дорину, окрутить одного из молодчиков. Ну ясное дело — Стамате, он, сразу видать, лопоухий, таких легко одурачить...

— Мы возвращаемся из лесу, — промурлыкала барышня Замфиреску. — Ах, если б вы видели, что там за красота!

И она закатила глаза от восторга.

— А мы только идем в лес, — сердито сказала Лиза, раздосадованная тем, что семейство Замфиреску их опередило.

Ей казалось, что Замфиреску украли принадлежавшее им добро, что лес, на который любовались другие, не может оставаться таким же красивым. И тем больше раздражали ее восклицания и восхищения барышни Замфиреску. И она их прекратила.

— Прибавим шагу, друзья, — сказала она, обернувшись к Владимиру и остальной молодежи. — А то как бы нам не пришлось брести в потемках на ощупь, пока луна не покажется.

— Вам непременно надо идти по проселочной дороге, той, что посередине, — заторопилась с советами барышня Замфиреску. — А иначе вы заблудитесь...

— Конечно-конечно, — согласилась Лиза, обходя ее. — Однако монастырь виден и отсюда, заблудиться трудно...

Она пошла рядом с супругами Соломон и Стамате. Капитан, Дорина и Стере по-прежнему замыкали шествие. Остальные вместе с Андроником шли как придется, болтая между собой.

— Имейте в виду — я ужасная трусиха, — смеясь, призналась Рири. — Пожалуйста, не пугайте меня.

— Ничего вам не могу обещать, — притворяясь серьезным, отвечал Андроник. — В лесу все шутки жутковаты.

Дорина услышала его и мечтательно улыбнулась. Она шла опустив глаза и ни на кого не смотрела.

— Лес — самое подходящее место для твоего приятеля, — убеждал Стере капитана. — Вот пусть и споет ночью в лесу.

— Конечно-конечно, — рассеянно соглашался капитан Мануилэ. — Только боюсь, как истинный горожанин, он не слишком вдохновится лесом.

— А хотите, сыграем в казаков-разбойников, — вновь услышала Дорина голос Андроника. — И если не сделаете меня атаманом, искать меня будете всю ночь.

Рири опять рассмеялась; улыбка Дорины сделалась натянутой, почему-то ей казалась обидной крепнущая на глазах дружба Рири, Андроника и Владимира.

— Осторожнее, барышня!

Это сказал капитан, когда Дорина споткнулась о сухую ветку. Треск испугал Дорину меньше громкого голоса капитана Мануилэ. Она обернулась и встретилась с ним глазами. Глаза капитана светились в темноте по-кошачьи. Дорине сделалось не по себе.

— Оцарапались? — спросил он, подавая ей руку.

Теперь голос у него был низкий, теплый и движения плавные, ласкающие.

— Неужели чулок порвала, Дорина? — спросила, подходя, Рири.

Она торопилась узнать подробности происшествия. За ней следом, несколькими размашистыми шагами преодолев разделяющее их расстояние, появился и Андроник.

— Я пришел не затем, чтобы узнать, порвался ли ваш чулок, — сообщил он, смеясь. — Я хочу предложить вам одну игру... А вы будете нам помогать, капитан? — обратился он совсем уж по-приятельски к капитану Мануилэ.

— Охотно, если в игру принимаются старики, которым перевалило за тридцать, — отозвался капитан.

— Игра предлагается вот какая, — принялся объяснять Андроник. — Мы все по очереди один за другим отправляемся... Вот только нам нужны часы со светящимся циферблатом, — спохватился он.

— У Стамате великолепные часы, в любой темноте все видно, — сообщил капитан.

И посмотрел вперед, на дорогу, где шли, не торопясь, несколько человек и среди них его приятель. Но различил он его с большим трудом.

— Погодите, я сейчас, — пообещал Владимир и умчался.

Супруги Соломон и Стамате сидели на стволе упавшего дерева.

— Какая чудная ночь! — воскликнула Лиза.

Она делала вид, что устала, но на самом деле поджидала отставших, и больше других Андроника. Ее уже тяготила молчаливость ее теперешних спутников. Стамате говорил мало, тщательно выверяя каждое свое слово. «Можно подумать, что влюблен», — сказала про себя доамна Соломон. Бегом подбежал Владимир, и Стамате поднялся.

— Случилось что-нибудь? — спросил домнул Соломон.

— Ничего. Меня отрядил к вам капитан Мануилэ, — обратился Владимир к Стамате. — Он просит вас дать нам ненадолго ваши часы... Мы хотим сыграть в одну игру, — добавил он, отирая лоб.

— Пойдемте-ка и мы, — внезапно заторопилась Лиза, неизвестно отчего обеспокоившись.

И пошла быстрее, чем подобало бы, по аллее, едва различимой в серых сумерках. Сердце у нее билось громко-громко, и она чувствовала, как громко оно бьется, словно предстояло ей что-то чрезвычайно важное, словно ожидало ее что-то необыкновенно значительное там, где среди остальных стоял Андроник.

— Принес! — победно воскликнул Владимир, обращаясь ко всем разом.

Андроник взял часы и передал их Стере.

— Выжидаешь минуту, но только одну минуту, — продолжил он объяснение, — даешь сигнал бежать следующему. Кто вернется, не побывав у дерева, узнает, что его ждет!..

Рири рассмеялась.

— А мне страшно бежать одной к дереву, — пожаловалась она.

— Кому страшно, тот не играет и ждет здесь вместе с судьей, — сказал Андроник.

— Ну нет, тогда я побегу!

Супруги Соломон и Лиза ничего не поняли.

— Так что это за игра, голубчик? — спросила доамна Соломон.

— Теперь давайте мне в залог свои фанты, — снова заговорил Андроник, не отвечая на вопрос. — Сложим их в шляпу.

Он быстро оглядел присутствующих мужчин. В шляпе был один Стере, и еще капитан Мануилэ в кепи.

— Мы попросим господина капитана одолжить нам кепи, — вежливо попросил Андроник.

Капитан снял кепи и, улыбаясь, протянул его.

— Спасибо. Теперь кто пойдет со мной выбирать дерево? — спросил Андроник.

Дорина не отказалась бы пойти, но ее опередили Владимир и Рири.

— Да объясните же и нам, в чем состоит эта ваша игра! — раздраженно потребовала Лиза.

— Ты сейчас все поймешь, — ответила несмело Дорина, — знаешь, она похожа на бега, только в лесу... Не нужно бояться и не нужно спотыкаться и падать... бежишь ты, через минуту бежит другой...

Глаза ее следили за тремя удаляющимися фигурами тех, кто отправился выбирать дерево.

5

Начинал игру и первым бежал Владимир. Ему дали фант Дорины — платочек, перевязанный полосатым шнуром от марцишора. Он не бежал, а летел огромными прыжками, остерегаясь, однако, стволов и пней. Дерево он увидел издали. В дупле ствола лежал его залог и зажигалка Андроника. Владимир зажег зажигалку, положил платочек Дорины и пустился другой дорогой обратно бегом. Он слышал команду Стере:

— Следующий!..

«Только бы не погасла зажигалка до Дорины», — подумал Владимир. Он обернулся. Между деревьев уже мелькала белая блузка девушки.

— Владимир! — крикнула Дорина. — Не убегай далеко, мне страшно!

— Не хочу проигрывать фант! — извиняющимся тоном откликнулся Владимир.

Дорина искала дерево по зажженному огоньку. Вокруг себя она ничего не видела. А если подует ветер и огонек погаснет?.. Прижимая руки к груди, она побежала быстрее. Сколько секунд прошло? Дорина напряженно всматривалась в темноту впереди себя... «Не перепутала ли я дорогу?» И тут узнала дерево. По большому листу бумаги, который прикрепил Андроник как опознавательный знак. Подойдя ближе, Дорина увидела в глубине дупло и трепещущий огонек. С волнением взяла зажигалку в руки. Крепко сжала и не выпускала, даже не думая, почему вдруг взяла. Потом быстренько поменяла фанты. Теперь была очередь Стамате, а фантом у него — самописка. Ее так легко держать в руке, когда бежишь...

— Следующий, — услышала она далекий голос Стере. И, испугавшись, что не успеет, бросилась опрометью обратно.

Словно бы еще темнее стало. Если бежать другой дорогой, то и огонька не видно будет. И Дорина побежала той же тропинкой. Через несколько секунд она увидела перед собой тень, несущуюся словно бы испуганными прыжками. Услышала учащенное дыхание. Стамате бежал низко нагнув голову и крепко сжав кулаки. Как будто хотел установить рекорд.

— Ты ошиблась дорогой, — крикнул он Дорине, чудом не упавшей ему на грудь.

— Мне было так страшно, — пожаловалась Дорика, не убавляя шага.

«Неужели я проиграю, если вернусь той же дорогой?» Мысль о проигрыше ее взволновала. Могло случиться, что и Андроник, который побежит пятым...

— Ты вернулась той же тропинкой? — спросил Стере, когда она прибежала.

Он стоял с часами в руках, необыкновенно сосредоточенный, если не сказать важный; ему всерьез польстило, что его выбрали судьей. С другой стороны — кого еще? Только у него был такой мощный голос и такая дикция, что его можно было расслышать и возле дерева.

— Мне было так страшно там, — виновато сказала Дорина, прижимая руки к груди. — Казалось, вот-вот змея выползет...

Дамы вздрогнули.

— Здесь змеи не водятся, — уверенно сказал Андроник.

— Следующий, — внезапно скомандовал Стере, не отрывавший глаз от часов. — Лиза, беги!

И она побежала. С той секунды, как убежал Стамате и было объявлено, что следом ее очередь, она стояла вся напрягшись и пристально вглядывалась в темноту. Она следила за тенью Стамате, как та мелькала и терялась между деревьями. Она немного боялась ночи, которая поджидала ее в нескольких шагах, которая вмиг ее поглотит и она будет одна-одинешенька. В особенности ей стало не по себе, когда она услышала Доринины слова о змеях, по спине у нее так и побежал холодок. Но слова Андроника ее успокоили. В конце концов, все они просто играли. Две-три минуты одиночества в лесу. А потом за ней следом побежит Андроник...

Она быстро добежала до дерева с белым опознавательным знаком. Обменяла фанты. Потом нащупала зажигалку. Зажигалка не горела. Может, подул ветер, а может, Стамате, недотепа, не сумел ее зажечь... Она стояла перед деревом. Сердце у нее колотилось, но не оттого, что она бежала. Ей вдруг сделалось холодно. Так холодно, что у нее застучали зубы.

— Пятый! — услышала она голос мужа, словно еще сильнее охрипший. И все стояла, прислонившись к дереву, пытаясь совладать с дрожью. Какую глупость она делает, какую глупость...

Андроник тронулся с места, шагая широко и ритмично спортивным шагом атлета, целиком поглощенного игрой. Вслед ему смотрели все. Дорина и Рири тоже, и смотрели совсем не равнодушно, как растворяется в сумерках легкий и гибкий силуэт. Потом Дорина повернулась направо, ожидая увидеть Лизу. Подождала несколько мгновений и вновь вперила взгляд в темноту. Что же, Господи, ее так задержало?.. Рири нервно переступила с ноги на ногу. Теперь наступал ее черед. Когда Стере поднял руку, приготовляясь крикнуть: «Следующий!» — Рири рванулась с места.

— Лиза! — нетерпеливо крикнула Дорина. — Ты заблудилась?

— Что она там себе думает, эта девчонка? — спросил и Стере, не отрывая глаз от циферблата. — Прошло уже две минуты и пятнадцать секунд. Не могло с ней что-то случиться? Заблудиться она не могла?

— Лиза-а-а! — протяжно позвал Владимир. — Ты потерялась?..

Лиза слышала крик, но не торопилась отвечать, она хотела успокоиться. Она была раздражена, разочарована, чуть ли не плакала. Андроник ничуть не удивился и не обрадовался, обнаружив ее возле дерева. Он только вежливо спросил:

— Устали, сударыня?

Она повторяла про себя какие-то слова. Она ждала, что что-то случится, ждала что-то услышать. Андроник направился к дуплу, обменял фанты, зажег зажигалку, предварительно почистив фитиль, и, уходя, без всякого участия спросил:

— Вы так легко сдаетесь? У вас еще осталось секунд тридцать.

И ушел эластичным широким шагом, исчез за границей света. Лиза почувствовала детское унижение. Ей захотелось громко заплакать, крикнуть ему что-то обидное. Тень Андроника быстро затерялась между деревьями. А она так и не сдвинулась с места. Теперь было бы просто смешно бросаться и бежать за ним. Хотя не менее стыдно было бы встретиться здесь с Рири...

Увидев Рири, она шагнула в темноту, за дерево, и отправилась другой дорогой. Сердце у нее уже не колотилось. Пустота после дурацкого напряжения...

— Лиза-а-а, — снова услышала она голос Владимира.

— Она стояла там прислонившись к дереву, — объяснил Андроник, вернувшись. — Мне показалось, что она устала.

В миг, когда уходил капитан Мануилэ, Лиза появилась из-за деревьев.

— Что это с тобой, братец? — ласково спросил Стере.

— Я слишком быстро бежала, и у меня закружилась голова, — ответила Лиза.

Ей показалось, что Дорина взглянула на нее удивленно и не без подозрительности, и это взвинтило ее еще больше. До конца игры она стояла в стороне и недовольно курила, вздрогнуть ее заставил голос Андроника, вздрогнуть и заволноваться.

— Теперь начинается вторая половина игры, самая интересная. Судьи теперь не будет. Все разбегаются и прячутся. Единственный судья у нас — часы.

Лиза подошла ко всем остальным.

— Фанты есть у всех? — спросил Андроник.

— И я тоже убегаю? — спросил Стере. — Боюсь, для меня это будет затруднительно.

— Не нужно бежать далеко, — успокоил его Андроник. — Только чтобы спрятаться... — И опять обратился к остальным, словно читая лекцию: — Каждый не менее чем через четверть часа возвращается сюда и берет в качестве фанта все, что ему попадется под руку. Как залог, как слово чести... понимаете?..

— И что же, мы оставим здесь часы? — спросил капитан Мануилэ.

— Но, кроме нас, здесь же никого нет, — ответил Андроник.

— А зачем вообще нужны часы? — спросил домнул Соломон.

— Это и есть главная загадка игры, в которую мы играем, — засмеялся Андроник. — Власть, судия...

Никто не понял, что же все-таки будет и как все будет, поэтому и загорелись нетерпеливым желанием начать поскорее, завертев головами в разные стороны, словно бы выбирая себе тропинку в лесу и место, где можно спрятаться. А тем временем наступила уже настоящая ночь. Над озером небо еще слегка светлело; зато среди ветвей засветилось уже несколько звездочек. И всю округу одела глубокая тишина, такая глубокая, что никто ее даже не заметил, и она никого не испугала.

— Бежать нужно по одному, чтобы было как можно больше направлений, — прибавил Андроник. — Только не бегите все разом в монастырь, чтобы я тут один не куковал.

— А ты что, собираешься остаться? — спросил капитан Мануилэ.

— До последнего.

Стамате искал глазами приятеля, желая что-то спросить.

— Кто проиграл, бежит первым, — произнес Андроник.

Лиза вздрогнула. Улыбаясь, она вышла из ряда и, видя, что все ей машут, побежала.

— Не беги слишком быстро, голова закружится, — крикнул ей вслед Стере. Лиза ему не ответила.

6

Наконец остались двое: капитан Мануилэ и Андроник. Слышно было, как тяжело и осторожно ступал Стере. Время от времени раздавался девичий смех или вскрики. Издал боевой клич Владимир, засмеялись Рири и доамна Соломон, которые сговорились держаться поближе друг к другу.

— Ваш черед, домнул капитан, — напомнил с улыбкой Андроник.

— А что, если мы сыграем с ними шутку, спрячемся здесь и никуда убегать не будем? — предложил капитан.

— И испортим игру. Как раз тогда, когда начнется самое интересное.

— А что именно, вы не можете мне сказать? — попросил капитан.

Андроник рассмеялся и словно бы на мгновение оперся на плечо капитана. Как будто бы мимолетом ударил. Капитан вздрогнул.

— И я не знаю, что произойдет, — сказал Андроник. — Игра хороша лишь тогда, когда ее не знает никто.

— Вы это серьезно? — удивленно спросил капитан. — Но в таком случае для чего оставлять здесь часы?

— Ни в коем случае не для того, чтобы их украли, — мгновенно отозвался Андроник. — Согласитесь, громоздко и нелепо придумывать новую игру, вовлекать в нее добрый десяток человек и все только для того, чтобы кто-то получил возможность украсть часы со светящимся циферблатом!..

Капитан покраснел, но взгляда не отвел. И продолжал смотреть, не отрываясь, прямо в глаза Андронику. Молодого человека ничуть не смущали испытующие глаза капитана Мануилэ.

— А для чего же? — спросил еще раз капитан.

— Как будто трудно догадаться?! — воскликнул Андроник. — Ну просто для того, чтобы знать, сколько времени.

Он снова засмеялся и махнул Мануилэ рукой, давая понять, что давно пора прятаться.

— Я последний, — сказал Андроник.

Капитан недоверчиво покачал головой и широко зашагал, не разбирая дороги. Андроник ждал, следя за его тенью до тех пор, пока она не исчезла между деревьями. И снова рассмеялся.

— Теперь и я исчезну, — проговорил он сквозь зубы.

Подошел, взял часы и взглянул на светящийся циферблат: девять часов пять минут.

— Я позволю им поиграть до десяти часов, — пробормотал Андроник самому себе, — а потом послушные детки вкусно поужинают и улягутся в постельки...

Он положил часы обратно на пенек и торопливо зашагал в сторону озера. На опушке посмотрел сперва налево, потом направо, желая убедиться, что никто его не видит. Впрочем, он не сомневался — все побежали прятаться поглубже в лес. Здесь тоже слышались взрывы смеха, испуганные вскрики, треск веток под ногами. Он направился к копне свежескошенного сена и беззаботно вытянулся на нем, заложив руки за голову. Глазам его открылось необъятное небо со светящимися в потемках льдистыми звездами. Издалека приглушенно слышались звонкие голоса в лесу.

— Только бы не поддаться их страхам, — шепнул еле слышно Андроник и улыбнулся.

Убежавшая первой Лиза внезапно остановилась как вкопанная, испуганно глядя в темноту впереди себя. Ей показалось, что она видит там чью-то тень, притаившуюся в засаде неподалеку и внимательно в нее всматривающуюся. Ей даже показалось, что она различает дыхание, тяжелое, сиплое дыхание зверя. Ей сделалось страшно до жути, и она замерла, застыла на месте, не решаясь больше глядеть вперед. Тень шевельнулась тихонько, осторожно, опасаясь зашуметь.

Лиза, может быть, так и стояла бы с расширенными от ужаса глазами, не осмеливаясь дышать, если бы не услышала подле себя неожиданно громкий голос, идущий справа:

— Кто это там?

И узнала Стамате, который продвигался вперед вытянув руки, и тоже явно не без опаски.

— Тш-ш, только не шумите, — прошептала ему Лиза. — Не кажется вам, что там впереди кто-то есть?

Стамате пристально вгляделся:

— Ничего не вижу...

Может, так сипло дышал ветер? Стамате был теперь совсем близко от Лизы и даже словно бы чувствовал ее близость, вот здесь, справа от себя. И никогда, казалось, еще не был так смущен.

— Никого нет, — прибавил он, чтобы успокоить ее.

Но на деле тень как будто внезапно замерла: ни движения, ни шороха. Ветер, тихий-тихий, трогал где-то наверху ветки.

— Что остальные? — внезапно спросила Лиза с любопытством. — Вы кого-нибудь видели?

— Барышню Рири, — ответил Стамате, подходя к Лизе еще ближе, — она была одна...

— И вы ее оставили?.. — недовольно спросила Лиза.

— Она меня не интересовала, — отважился сказать Стамате, беря Лизу за руку.

Лиза не отняла руки. Ее забавляла и, пожалуй, льстила внезапная страсть, которую она сумела зажечь в молчаливом инженере. Она чувствовала, что может без опаски играть им. Он так робок, так благовоспитан.

— Интересно, чем сейчас занят Андроник? — спросила она внезапно, словно бы для того, чтобы прервать неловкость молчания. — Мне он кажется весьма подозрительным субъектом, — прибавила она быстро. — Вы хоть что-то поняли в этой игре?

— Ничего, — галантно поторопился с ответом Стамате. — Но мне она так еще больше нравится... Не играй мы, мне бы никогда не остаться с вами вот так, наедине...

Она чувствовала, как колотится у него сердце. Он держал ее руку, почти прижимал ее к груди. Лиза засмеялась.

— А вы уверены, что мы с вами здесь одни?! — спросила она, глядя ему в глаза.

Стамате вздрогнул. Но тут же решился. Обнял ее и стал целовать. Лиза без труда высвободилась из его объятий.

— Нет-нет, только не это, — сказала она, убегая.

— Но вы же проиграли. Мы играем в фанты...

Лиза бежала по лесу. Она уже не боялась, чувствуя, зная, что следом за ней бежит Стамате.

От ощущения свободы возрастала радость побега.

— Я могу споткнуться и упасть, и виной всему будете вы, — пожаловалась она, чувствуя за спиной дыхание мужчины.

Стамате поймал ее в объятия, на этот раз он ее не выпустит. Но Лиза и не вырывалась.

— Разве мы не играем в фанты? — прошептал Стамате.

Он хотел поцеловать ее. Лиза отстранилась, смеясь. Но, отстраняясь, она ждала продолжения дерзких попыток.

— А если нас кто-нибудь увидит? — шепнула она таинственно.

— Подойдет близко-близко и совсем бесшумно, — прошептал он в ответ почти в самое ухо, касаясь губами волос.

В Лизе просыпалось волнение, она чувствовала, как бьется у него сердце, позволяла обнимать себя.

— Кто здесь? — услышали они голос Владимира.

И замерли, не ответив. Лизе очень хотелось рассмеяться, но она сдержалась, уткнувшись лицом в грудь Стамате.

— Ш-ш-ш... — почти в самое ухо шептал Стамате. — Мы сыграем с ним шутку.

— Кто, кто здесь? — опять и опять с беспокойством спрашивал Владимир.

Ему чудились приглушенные голоса, смех, шорох, завороженный его слух различал волнующую любовную тайну, возбуждающую, чувственную. По всему его телу растекалась неведомая теплота и томление, похожее на дурманящий хмель. Рядом, возможно всего в нескольких шагах, за вот этими высокими задумчивыми деревьями происходит что-то неведомое, немыслимое. Но кто там может быть?.. Владимир шагнул вперед. Но заметил в другой стороне тень, которая махала ему обеими руками. И он направился к ней, осторожно, боясь наступить на ломкий сухой сучок.

— Ты кого-нибудь еще видел? — спросила доамна Соломон, беря его под руку.

По горячечному теплу ее ладони Владимир понял: с женой дядюшки Соломона что-то стряслось. Она дрожала, глаза ее лихорадочно блестели, голос звучал еще более хрипло, чем обычно.

— Ты представить себе не можешь, как мне было страшно, пока я тебя не встретила, — пожаловалась она, приникая к нему всем телом. — Я была одна, я заблудилась...

Мало-помалу дрожь завладела и Владимиром.

— Как же ты могла заблудиться? — спросил он для того, чтобы что-то сказать, а не для того, чтобы получить ответ.

Молчание несказанно пугало его, молчание, в котором слышался лишь торопливый стук сердца да горячечное дыхание тетушки.

— Мне казалось, что кто-то идет за мной по пятам, — сказала доамна Соломон. — Тебе не страшно?

— Нисколько, — спокойно ответил Владимир. — Только я ничего не понял в нашей игре. И даже представить себе не могу, сколько прошло минут с тех пор, как углубился в лес.

Он повернулся к доамне Соломон, встретил се блестящие глаза и покраснел.

— А не пойти ли нам посмотреть, который теперь час? — спросил он наудачу, только бы скрыть волнение.

— Мне боязно, — прошептала доамна Соломон. — Лучше пойдем куда глаза глядят и захватим кого-нибудь в разгар любовного преступления, сыграем с кем-нибудь шутку...

Тгтущка псе крепче сжимала его руку.

— Лиза! — послышался голос Стере. Доамна Соломон рассмеялась.

— Каждый ищет свою жену, — сказала она с важностью. — Может, в этом и состоит игра.

Лиза, услышав шаги, попыталась высвободиться из объятий Стамате.

— Пусти меня, — шепнула она.

Доамна Соломон внезапно остановилась, словно бы ощутив колдовство тех же чар, которые взбудоражили и Владимира.

— Здесь кто-то есть, — сказала она тихонько. — Сейчас мы узнаем...

И они стали потихоньку подкрадываться к дереву. Лиза опередила их, выйдя им навстречу.

— Не иначе как фавн поселился в этом лесу! — воскликнула она, стараясь казаться безмятежно спокойной.

— И будем надеяться, что только один, — подхватила доамна Соломон.

Она было вновь собралась опереться на руку Владимира, но он застыл неподвижно, вперив глаза в темноту, из которой появилась Лиза. Кто же там был? И что там могло произойти, в густой кромешной тьме, под ее черным кровом?.. Он стыдился своих мыслей и злился на свое тело, скованное робостью. Ему хотелось бежать отсюда. Лес теперь сделался словно бы живым человеческим существом, теплым, телесным. И словно бы наплывал со всех сторон туманящий хмель женской наготы, и словно бы под каждым деревом учащенно дышали обнявшиеся пары.

— А у тебя что стряслось, Владимир? — спрашивала тем временем Лиза. — Это ты только что кричал, да? — задала она с улыбкой новый вопрос.

— Будто сама не знаешь? — ответил он, чувствуя себя униженным и мрачнея. — Можно подумать, что до сегодняшнего дня ты не слышала, как я кричу...

Доамна Соломон рассмеялась и пододвинулась поближе к Лизе.

— Оставь мальчика в покое, не смей мне его огорчать, — сказала она покровительственно.

Владимир сам себе был мерзок. Надо заговорить о чем-то другом, куда-нибудь спрятаться, скрыться.

— Интересно, а где все остальные? — спросил он и, высвободившись из настойчивых рук доамны Соломон, сложил ладони у рта и громко гикнул.

Оглушительно-раскатистое «Эй» разом освободило его, самолюбивая его рана затянулась, как только ему показалось, будто весь лес встрепенулся и отозвался на его крик.

— Вла-а-ад! — радостно отозвался девичий голос. — Где ты там прячешься?

— Давайте устроим ей сюрприз! — предложила Лиза.

— От нашего сюрприза ей станет страшно, а нам смешно, — согласился Владимир.

В прогалине появилась боязливо ступающая тень.

— Никаких сюрпризов! — закричала Рири. — Я вижу, где вы.

Но шла она все-таки с большой опаской... Из-за каждого дерева кто-то мог неожиданно выскочить, прыгнуть, схватить, напугать...

— Сейчас я вас посмешу, — прибавила она, подходя. — Только не надо устраивать мне сюрпризов...

Она остановилась и переждала несколько мгновений, превозмогая дрожь.

Из темноты ей навстречу шел Владимир.

— А где ты была? — задал он вопрос, отвлекая ее и успокаивая.

— Пошла посмотреть, который час, и заблудилась. А кто там еще? — быстро спросила Рири, вглядываясь в темноту.

— Лиза и Аглая, — прежним успокаивающим тоном ответил Владимир. — Ты кого-нибудь еще видела?

Рири рассмеялась:

— Я пошла посмотреть время, а там, знаешь, Стере и Жорж развалились на травке...

Из-за деревьев появилась заинтересованная Лиза.

— Кто-нибудь видел Андроника? — спросила она.

— Нет, я не видела... Может, он нам еще что-нибудь готовит... А у меня тоже сюрприз, — прибавила Рири уже куда громче. — Дорина и капитан гуляют ну точь-в-точь влюбленная парочка...

Заинтересовавшись, подошла поближе и доамна Соломон.

— Ты их видела? Точно капитан? Или Андроник? — спросила Лиза.

Рири покачала головой. Нет, нет, конечно, капитан Мануилэ шел с Дориной рядышком, и они потихоньку между собой переговаривались, а Дорина все вверх смотрела, словно из лесной чащи хотела выбраться на простор и на свободе полюбоваться небесным сводом.

— Они вдвоем шли? — опять спросила Лиза. — Андроника не было неподалеку?

Рири вновь покачала головой: никого, ни души не было. И сама удивилась, до чего горячо отрицает присутствие Андроника, как будто защищает его от незаслуженного обвинения, и вспыхнула.

— Интересно, о чем могут говорить влюбленные? — улыбнулся и словно бы удивился Владимир. — Надо будет сказать Жоржу, он обрадуется...

Капитан Мануилэ столкнулся с Дориной случайно, он не искал ее. В путь он отправился последним, постоял, подумал и пошел прямиком по просеке. Шел углубившись в собственные мысли, чувствуя все отчетливей и отчетливей отвращение к себе: какое гадкое, постыдное малодушие, с чего ему, человеку зрелому, взрослому, слушаться какого-то мальчишку?!. Наваждение, да и только!.. Многое казалось ему странным в этом Андронике. Странным и неприятным. Но неприятнее всего было то, что его шумное, беспокойное вторжение, его нелепые детские затеи (мальчик, без сомнения, привык делить все свое время между спортом и женщинами) нарушили некий лад, не дав возможности насладиться ночным таинственным лесом. Огромный дремотный лес больше не занимал Мануилэ. Как не занимал его и просторный городской парк, где кричат увлеченные игрой подростки и дети... Затеянная Андроником беготня лишила лес всякой таинственности, и сень листвы, так казалось теперь капитану, могла прятать теперь только целующуюся парочку или храпящего сновидца.

Он уже подумывал, не повернуть ли ему назад, как вдруг совсем рядом с собой заметил Дорину. Он узнал ее расшитую блузку и белые неспокойные руки.

— Это вы, господин капитан? — окликнула его девушка.

— По нечаянности, я, — ответствовал капитан. — А вы кого ждете?

Дорина словно бы и впрямь затаилась в засаде. С пенька, который она себе облюбовала, можно было, оставаясь невидимой, наблюдать за множеством разбегающихся между деревьями тропок. Но на вопрос капитана Дорина ответила однозначно и даже с негодованием. Мануилэ все понял, и кровь бросилась ему в лицо. Андроник всерьез раздражал его. И раздражал все больше. Уязвленное самолюбие заставляло презирать и глупую девчонку, которая вообразила, будто легче легкого вскружить голову первому встречному.

— Я не понял, в чем все-таки смысл игры, — говорил между тем Мануилэ, наблюдая замешательство Дорины. — Мне думается, Андроник вознамерился что-то стянуть и исчезнуть... Но замечательно то, что все без исключения служат его прихотям, — поторопился он добавить, заметив, что Дорина приготовилась возражать.

— Не думаю, чтобы домнул Андроник был всего-навсего заурядным мошенником, — сказала Дорина, овладев собой.

Капитан рассмеялся и, шагнув, оказался близко-близко от девушки. Ему вдруг почудилось, что перед ним — нет, не невеста, не благонравная барышня, которая требует безоглядного почитания, а одна из тех веселых девиц, которые роем мелькали в его холостой жизни. Он взял ее за руку и легонько потянул к себе.

— Забудь о нем, голубка, он не достоин того, чтобы его защищала такая славная барышня...

Дорина застыла в изумлении от столь внезапной перемены. Кто он такой и что себе позволяет, да еще так фамильярно?

Но звать на помощь она не стала. В общем, капитан не сказал никакой грубости, и жест его был вовсе не так уж дерзок, только слишком уж неожидан...

— Пойдемте лучше пройдемся, — предложил капитан Мануилэ.

Дорина колебалась, но капитан тихонько тянул ее за собой.

— Вы ведете себя несколько странно, — отважилась сказать ему Дорина.

— Вообразите, будто отыгрываете фант, барышня, — засмеялся Мануилэ. — Разве сердится кто-нибудь на фанты? Да и кавалер сплошь и рядом попадается не тот, который по нраву...

Прямота его вынудила Дорину к извинению:

— Ничего подобного я не говорила. Но должна признаться, ваш голос напугал меня.

— Может быть, виной тому эхо... Но подумайте, может ли что-то случиться с нами в этом лесу? — помолчав, спросил капитан, оглядывая все, что только мог оглядеть.

Дорина подняла глаза к небу. И впрямь, оно было так спокойно, так незыблемо-надежно...

— Мы как будто в Цишмиджиу, — добавил Мануилэ.

— Нет, скорее в Синае, в парке возле монастыря, — уточнила с улыбкой Дорина.

— И это обидно, ведь правда? Особенно если предвкушал в лесу жутковатую встречу со сказкой, чертями и вурдалаками.

— Не продолжайте, прошу вас! Мне сразу становится страшно! — воскликнула Дорина, загораживаясь руками.

— Не бойтесь. Я тоже на что-нибудь да гожусь. Но что бы мы ни говорили, нам было бы куда лучше без этого взбалмошного юнца.

Дорина насупилась. Мануилэ раздражал ее настойчивым повторением одного и того же. «Кто знает, что про меня думает этот мужлан?..» Дорина и впрямь понадеялась в какую-то минуту, что идет Андроник. Забавно было бы повстречаться с ним наедине. И возможно, кто знает... Она и теперь оборачивалась. Ей казалось, что кто-то идет за ними, но никого позади не было. Все остальные были далеко-далеко.

— А что, вы думаете, делают остальные? — осведомилась Дорина, только бы переменить тему.

— Как и мы с вами, беседуют о любви, — с нарочитой грубостью ответствовал капитан.

Дорина тревожно вздрогнула. А что, если он сейчас предложит ей руку и сердце? Было бы только смешно... Но все же вполне возможно, что в один прекрасный день именно этот человек... Ах, если бы он был дурачком вроде Стере, которого просто-напросто можно было бы презирать...

— Мне хотелось бы порассуждать с вами как раз насчет этой материи, — вновь заговорил капитан. — И совершенно серьезно... А чем заняты остальные, я, честное слово, не знаю, но вас я бы хотел спросить по-дружески, разумеется, если вы мне позволите...

— Ну разумеется, — поспешила уверить его успокоенная Дорина.

— Я хотел бы узнать ваше мнение вот по какому вопросу: штука, которую именуют любовью, что она, по-вашему, — случайность, внезапный пожар или итог долгих лет дружеского расположения и взаимопонимания?.. Ваше, именно ваше собственное мнение мне чрезвычайно интересно.

— Видите ли, я пока еще не имела дела ни с каким видом собственности, — пошутила Дорина. — Но конечно, какое-то мнение есть и у меня... Конечно, я думала о любви, и скорее как о чем-то идеальном, поскольку еще ничего не знаю о ней...

Она говорила много, охотно, с жаром. И вдруг поняла, что сама не знает, что говорит, говорит будто в беспамятстве, думая совсем о другом, тревожно завороженная мерцанием неспокойных глаз... И она замолчала и стала глядеть вверх, на небо, ища покоя.

«Она думает о другом», — уязвленно понял Мануилэ. И он с такой остротой ощутил присутствие того, другого, что душная волна ревности перехватила ему дыхание и заставила покраснеть.

— Я понимаю, понимаю, — сказал он, овладевая собой.

— Разве не так? Но это так трудно высказать, — извинилась Дорина.

Они по-прежнему шли рядом. «О нем, она думает только о нем», — чувствовал капитан.

— Интересно, а который теперь час? — вдруг спросила Дорина, словно вспомнила о необыкновенно важном деле. — Не пора ли нам возвращаться?

7

Шел десятый час, и терпению семейства Замфиреску приходил конец. Все втроем они сидели во дворе на лавочке и смотрели на келарскую.

— И не сомневайтесь, все так и есть, как я вам сказала, — говорила доамна Замфиреску. — Они спят и видят, как бы сбыть Дорину с рук...

Барышня Замфиреску, сочтя унизительным оборот, который приняла их беседа, поднялась со скамейки и отправилась к озеру.

— Пойду посмотрю, не возвращаются ли, — сказала она.

— И я думаю, что не ошибаюсь, предполагая, кто уладит дело, — продолжала госпожа Замфиреску. — Слаживалось все тишком, еще в Бухаресте, так чтобы мы ни о чем и знать не знали... Можно подумать, что боялись, будто мы у них женишка украдем...

Она засмеялась, хотя было ей не до смеха, она нервничала. Хоть бы Лиза побыстрей возвращалась, у Лизы она что-нибудь бы выведала...

— Ты, наверно, тоже проголодалась? — спросил домнул Замфиреску. — Может, не будем больше ждать и поужинаем?

Наконец-то доамна Замфиреску могла дать выход своему раздражению:

— Да мы обедать кончили в четыре часа! И уж ты-то, слава Богу, накушался!..

Домнул Замфиреску мигом повернулся к своей супруге, готовясь дать ей резкий отпор. Но тут к ним, размахивая руками, подбежала барышня.

— Идут! — крикнула она весело. — У озера уже голоса слышны... Какая приятная у них компания!..

Теперь она уже жалела, что не пошла с ними в лес. Может, они играли в какие-нибудь игры или хором пели. Раз так долго не возвращались...

— Хорошо, что идут, — оживился домнул Замфиреску. — Будем надеяться, что не все разом усядутся за карты...

Разобиженная доамна Замфиреску поднялась со скамейки и подошла к дочери.

— Не стоит говорить, что мы их ждали и не ужинали, — зашептала она. — Пусть не думают, что мы тут без них с тоски умирали... Посмотрим, пригласят ли нас вообще...

Голоса раздавались совершенно отчетливо, но никого не было видно; наверно, шли очень медленно. То и дело слышался смех. Доамна Замфиреску тоже заготовила улыбку. Опять усевшись на скамейку, она оживленно заговорила, стараясь расшевелить свою маленькую компанию. «Пусть не думают, что мы тут без них скучали и ждали их как манны небесной...»

— ...А когда взойдет луна, Хорике? — нежно спросила она домнула Замфиреску.

— К полуночи, — ответил супруг, глядя на небо.

— ...Уж кто-кто, а я не грешил, — послышался голос Стере, — мы с Жоржем сидели тихо на месте, а не гоняли, как вы все, по лесу...

— Ну и что? Скажете, плохо было? — смеясь, спросил Андроник.

Смеялся он так, что сердиться на него было невозможно. Искренне и заразительно смеялась сама горделивая, мужественная юность. Барышня Замфиреску уже радостно улыбалась, хотя компания только-только приближалась к воротам.

— Грешнее всех я, — прибавил Андроник. — Я так и не осуществил задуманного...

— А может быть, вы нам скажете, что вы такое задумали, — попросила Лиза.

— Нет, не могу, — извиняющимся тоном ответил Андроник, — потому что еще не отказался от задуманного... Вся беда в том, что я немного заплутался и не успел. А то, глядишь, вы и теперь бегали бы по лесу...

— Но я же умру от любопытства! — воскликнула Лиза.

— Не стоит, сударыня, — заверил ее Андроник. — Игра продолжается и без нашего ведома...

Семейства встретились, и доамна Соломон принялась рассказывать Замфиреску лесные приключения.

— Потрясающе! — восклицала она. — Какая тишина! Какой воздух!..

— А я, что я говорила вам! — вставила в разговор свое слово барышня Замфиреску.

Говорили все разом, наперебой. Оттаял даже Стамате и время от времени позволял себе пошутить: поцелуй Лизы прибавил ему уверенности в себе.

— Как только выйдет луна, мы тут же отправляемся в лес, так и знайте, — заявил он.

— Только не я, — отказался Стере. — Молодежь — дело другое.

Доамна Замфиреску радостно захохотала. На кого, на кого, а на Стере можно положиться, и еще, наверное, можно рассчитывать на Соломона.

Поужинают и сядут играть где-нибудь в отдельной комнатке у отца келаря.

— Кто у нас занимается ужином? — спросил домнул Соломон. — Корзины из автомобиля принесли?

Рири, Лиза, доамна Соломон собирались идти накрывать на стол.

Барышня Замфиреску в первую секунду тоже открыла было рот, чтобы предложить свои услуги, но тут увидела, что Дорина по-прежнему сидит на скамейке. Значит, и ей можно остаться. Здесь столько молодых людей — болтовня, смех, шутки, — здесь лучше...

— Кто со мной в погреб за вином? — вновь спросил домнул Соломон.

Почти все мужчины захотели осмотреть монастырские подвалы. Особенно нетерпеливо хотели осмотреть их Андроник и Владимир.

— Только имейте в виду, что вино придется нести в ведрах, — посетовал домнул Соломон, польщенный вниманием, которым встречалось каждое его предложение.

— В ведрах и корчагах, — уточнил домнул Замфиреску. — И позаботьтесь, чтобы продали вам темно-рубинового, потрясающее вино... Хорош и мускат, но слишком скоро ударяет в голову.

— Больно крепок, — вмешалась доамна Замфиреску. — Хорике, а мы какое вино привезли?

— Да тоже вроде неплохое.

— Нет-нет, мешать не будем, — отказался Стере. — И не забудьте попросить брынзы. Брынза здесь — пальчики оближешь!

Веселой гурьбой собрались на поиски отца ключаря. Заслышав шум во дворе, черными тенями из келий выскользнули монахи, но отца ключаря среди них не было: домнул Соломон, будучи знакомым с ним лично, удостоверил это. Отец ключарь — высокий, сухопарый, костистый, с редкой бородкой, «будто траченной молью, и вдобавок гундосит». И домнул Соломон заговорил в нос, подражая отцу ключарю.

Стамате и капитан Мануилэ рассмеялись.

— А Андроник куда подевался? — спросил вдруг домнул Соломон, обнаружив, что молодой человек исчез.

— Пошел, видно, приятелей отыскивать, — сказал Владимир.

— Неужто ты поверил его россказням о приятелях? — ироническим шепотом осведомился капитан.

— Ш-ш-ш! Он же может услышать, — прервал его Стамате. — Нехорошо сплетничать за спиной...

— Именно, именно, — поддержал домнул Соломон. — Мне кажется, он хороший мальчик из хорошей семьи, жаль только, что слишком взбалмошный и неспокойный, — прибавил он, желая всем потрафить.

Наконец отыскали ключаря и попросили налить двадцать литров темно-рубинового. Монах взял две объемистые корчаги, ведро и повел их, показывая дорогу.

— Как-то управитесь?.. — пробурчал он, не глядя на гостей.

Перед дверью, окованной железными полосами, монах остановился, нашарил ключ и аккуратно, не торопясь, отомкнул замок. Потом зажег свечку, переложил ведро в левую руку, взял свечку правой, отдав перед тем корчаги Владимиру.

— Не оступитесь, ступеньки у нас поистерлись, — предупредил он.

Шли в темноте осторожно и не без странного волнения. Подвалы были глубокие, и чем глубже, тем обширнее. Владимир воодушевился, его восхищало все: холод и сырость, таинственность старинных сводов, игра теней от мигающей свечки.

— Кто знает, что здесь происходило, — проговорил он зачарованно.

— И я об этом подумал, — отозвался капитан. — Будто давит здесь на тебя что-то... А стоят всего-навсего бочки с монастырским вином.

Стамате с удивлением оглядывал стены подвала.

— Дай нам, пожалуйста, и брынзы тоже, — говорил домнул Соломон.

Монах выпустил вино из бочки, и оно с шипением хлынуло в корчагу, распространяя густое терпкое благоухание. Владимир как завороженный глядел на рубиновый водоворот в глиняном горшке. Ударив в ведро, вино брызнуло в разные стороны.

— Из здешних вин самое лучшее, — сообщил Андроник.

Вздрогнув от неожиданности, все обернулись.

— Откуда ты взялся, голубчик, мы и шороха не слышали? — весело спросил домнул Соломон.

Андроник махнул рукой на проход между бочками.

— Вот отсюда, — объяснил он спокойно. — Во дворе я вас потерял и отправился прямо в подвал. Не первый раз сюда спускаюсь, — прибавил он с улыбкой. — Сколько ведер вина здешнего выпил...

Монах поднял глаза, вглядываясь в лицо говорившего. Неверный свет свечи выхватывал из темноты бледные, с глубокими тенями лица.

— Узнали, отче? — спросил Андроник, приглаживая рукой волосы.

— Много гостей принимает монастырь, — ответил монах, опуская глаза, — трудно припомнить.

— Но уж меня-то вы знаете, — медленно выговорил Андроник, словно бы говорил для одного только монаха. И быстро обернулся к остальным, обводя руками своды: — Эти стены я знаю, словно жил в них с первого дня... Иной раз мне даже чудится, будто я сон смотрю, так много всякого вспоминается. Кто мне это рассказал, кто помог увидеть?.. Я словно бы родился с этим монастырем...

Домнул Соломон рассмеялся. Он держал в руках одну из корчаг и с удовольствием ее взвешивал.

— Говоришь как по писаному, — сказал он Андронику. — Как в той сказке, где людям привиделось, словно они уже жили когда-то, словно успели уже прожить другую жизнь...

— Нет, — с подкупающей простотой ответил Андроник, — мне не кажется, что я уже жил когда-то и успел прожить другую жизнь. Мне кажется, что я так и жил здесь все время, с того самого дня, как построили монастырь...

— Тому уже больше сотни лет будет, — сказал монах без особого удивления.

— И много больше, твое преподобие, — с улыбкой добавил Андроник.

Владимир не без робости взглянул на призрачное в неверном свете лицо Андроника. Может, подвальный сырой холод, может, хмельной запах пролитого вина, а может, шевелящиеся на стенах тени поуняли его восторженность. Ему подумалось, что Андроник над ними издевается, рассказывает сказки, морочит всем головы. Лицо Андроника показалось ему сумрачным, но как-то по-особенному блестели у него глаза, когда он смотрел то на одного, то на другого, словно готов был тут же рассмеяться. «Неужели никто не замечает, что Андроник над нами издевается или просто-напросто рассказывает свои сны, хлебнув неведомо где винца?»

— После честной расплаты, бояре, отправляемся восвояси, — провозгласил домнул Соломон, отсчитывая банкноты.

И капитан Мануилэ, как другие, тоже словно бы онемел, затерявшись в потемках. Очнулся он, услышав Андроника, который опять заговорил, обводя рукою стены.

— Думаю, теперь никто и знать не знает, — говорил Андроник, — что на этом самом месте умерла дочь Моруцци, настоящая его дочь, хоть и незаконная, а не та, которую он удочерил при втором своем браке...

Монах поднял удивленные глаза и мелко торопливо перекрестился. Андроник притворился, что ничего не заметил, и продолжал, пристально глядя на Мануилэ:

— Я и сам не смог бы сказать, откуда знаю об этом, но так все оно и было. В этих самых стенах умерла бедняжка Аргира, красавица, на меду замешенная, как говорили о ней в насмешку...

— А отчего она умерла? — спросил Владимир вполголоса.

— Привезли ее сюда силком, старик отец ничего не знал... Говорили, что не знал ничего и настоятель... В те времена женщин в мужские монастыри не допускали. Привезли ночью, и вскоре она скончалась, а отчего и как, неизвестно. От нее хотели избавиться, потому что в тот год ожидалась вторая женитьба старика и у него должна была быть другая дочка... На третью ночь умерла Аргира... Вот здесь, на этом самом месте... — Андроник оглянулся и обвел руками круг. — Вы хоть иногда молитесь за нее, отче? — неожиданно резко спросил он монаха.

Ключарь отрицательно покачал головой. Он в первый раз слышал эту историю, и она показалась ему языческой, неправдоподобной. Боярская дочь, умершая в подвалах монастыря, — нет, в такое он не верил.

— Пойдемте, а то что-то зябко, — сказал домнул Соломон.

Тронулись. Зябко было всем и от подвального холода, и от жутковатой истории, нежданно-негаданно рассказанной Андроником.

— С чего ты вдруг решил стращать нас этой девицей? — спросил Андроника домнул Соломон, как только они поднялись наверх.

Андроник рассмеялся.

— Я так шучу иногда, если придет в голову озадачить милых, приятных людей, — сказал он каким-то не своим голосом. — А ведь правда чрезвычайно грустная история.

Ночь показалась теплой после подвального холода. И виден был немалый кусок неба между кельями и деревьями. Двор, казалось, был слегка подсвечен где-то неподалеку спрятанным светом.

— Красота какая! — воскликнул домнул Соломон, глядя вверх и изумляясь обилию звезд. Он стоял посреди двора, прижимая к себе корчагу с вином. Андроник, воспользовавшись его неподвижностью, подошел и шепнул ему так, чтобы не слышали остальные:

— Очень прошу, не рассказывайте дамам мою историю... У них испортится настроение...

Домнул Соломон хитро подмигнул ему. Но, приглядевшись к Андронику, потерял всякое желание шутить. Глаза Андроника отливали металлическим блеском, мрачные, угрожающие.

— Черт, да и только! — воскликнул с усилием домнул Соломон. И действительно почувствовал себя бессильным и слабым перед этим неоперившимся юнцом. Вспомнил, сколько все они натворили глупостей. А что, если Андроник один из тех проходимцев, которые напускают на добрых людей сонную одурь, подсыпав в вино порошочек, а потом их грабят?..

Домнул Соломон тронулся было с места, томясь неопределенным сомнением.

— Выпить не хочешь? — спросил он, опять останавливаясь. — А то попей из корчаги.

Андроник в свой черед хитро подмигнул и, взяв из рук домнула Соломона корчагу, бережно поднес ее к губам. Он пил с наслаждением, жадностью, пил залпом, не отрываясь, как будто во сне. Домнул Соломон глазам своим не верил. Но питье Андроника, такое понятное, мужское, его успокаивало. Он легонько тронул Андроника за плечо:

— Будет, голубчик, оставь хоть капельку и всем остальным...

— Всем непременно! — ответил Андроник с тайной иронией и поднял голову от корчаги.

И они прибавили шагу, торопясь догнать всех остальных.

8

Ужин подходил к концу. Близилась полночь. Молодежи уже не терпелось подняться из-за стола и отправиться в комнату по соседству — поговорить, затеять какую-нибудь игру, может, даже потанцевать. Доамна Соломон обронила мельком, что позаботилась и прихватила с собой патефон Владимира. Можно носовым платком заткнуть усилитель, и снаружи ничего не будет слышно. «Впрочем, — добавила она, — в такой поздний час все монахи давно спят».

На первый взгляд убранство стола было крайне скудно: маленькие тарелки, бумажные салфетки, разной величины стаканы. Но благодаря стараниям доамны Соломон и доамны Замфиреску тарелки украсились холодным жарким, колбасами, сардинами, сыром, брынзой, фруктами. Дамы отвели именно эту комнату под столовую не без умысла, предназначив для игр и танцев другие, куда более просторные и чистые. Они не сомневались, что буфет с холодными закусками, как назвала их стол доамна Замфиреску, надолго никого не задержит, и поэтому решили не занимать тарелками и стаканами другие комнаты. В одной из них дамы намеревались позже устроить себе спальню и сложили в ней свои дорожные мешочки, тальмы, свертки. Постели они поставят все рядом и расположатся, таким образом, с наибольшим удобством. Доамна Соломон объявила, что и она остается, хотя с самого начала жаловалась на обилие комаров.

Владимир, подавая пример остальным, поднялся из-за стола первым. Он немало выпил за ужином и чувствовал теперь кипение отваги и избыток воодушевления. И доамна Соломон, и барышня Замфиреску, между которыми он сидел, обе за ним ухаживали и каждая хотела шепнуть на ушко секрет, почти прижимаясь грудью к его плечу. Словом, ужин послужил ко всеобщему раскрепощению. Монастырское вино хорошенько всех разогрело, всех, даже не слишком склонное к чувствительности семейство Замфиреску.

— Пойдемте посмотрим, не показалась ли луна, — сказал Владимир, поднимаясь со скамьи и предлагая руку барышне Замфиреску.

— А что, если пойти на озеро? — предложил кто-то.

Заскрипели отодвигаемые от стола скамейки, послышались слова благодарности заботливым хозяйкам, ответы тонули во взрывах смеха и шуме голосов. Все расположились в средней, самой большой комнате. Домнул Соломон, загибая пальцы, считал желающих выпить кофейку, как вдруг заметил взгляд бледного как смерть Андроника, направленный на входную дверь. С тех пор как все поднялись из-за стола, Андроник не проронил ни слова. Он, казалось, чем-то чрезвычайно озабочен, взвинчен и что-то беспрестанно ищет, то и дело оглядываясь по сторонам.

— Неважно себя чувствуешь? — осведомился домнул Соломон.

Обеспокоенные Лиза и Рири тотчас же подошли к Андронику.

Вопрос домнула Соломона показался им необыкновенно удачным предлогом, позволяющим оказать внимание удивительно обаятельному молодому человеку, который так блистательно импровизировал за ужином.

— А не выпить ли вам чашечку кофе? — спросила Лиза, счастливая, что может опять его взять под свою опеку.

За столом он сидел рядом с нею. И она даже начала на что-то смутно надеяться, хотя

Андроник не позволил себе ни малейшего неподобающе фамильярного жеста.

— Нет-нет, я прекрасно себя чувствую, — холодно улыбнулся Андроник. — Я взволнован совершенно по другой причине. Но если назвать ее, вы поднимете меня на смех...

— Клянусь вам!.. — горячо произнесла Лиза.

Андроник вежливо прервал ее, подняв руку.

— Не будем преувеличивать, пустяки, — сказал он. — Речь идет о сущей безделице... Но эта безделица может сильно огорчить кое-кого из присутствующих...

— Что случилось? — заинтересовалась доамна Замфиреску, подходя вместе с доамной Соломон и Владимиром.

— Пока еще ничего, — ответил Андроник. — Но случится, и очень скоро... Можно несколько секунд помолчать? — спросил он.

Стере в столовой громко разглагольствовал перед домнулом Замфиреску и капитаном Мануилэ. У дверей шумела другая компания: Стамате и прочая молодежь.

— Что? Что такое? — обеспокоился чей-то голос.

Мало-помалу все сгрудились тесным кружком вокруг Андроника. Стало тихо.

— Будет лучше сказать вам все как есть, — громким шепотом произнес Андроник. — Тут совсем рядом змей...

Женщины все как одна вскрикнули.

— Стоит ли пугать милых дам подобными шутками? — не без раздражения спросил капитан Мануилэ.

— Я совсем не хотел их пугать, — ответил Андроник. — Но змей действительно есть, и он действительно совсем рядом...

Женщины снова испуганно заохали, кто-то нервно и коротко рассмеялся. Андроник продолжал, словно бы ничего не замечая:

— Он приползет к нам после нашей прогулки, а может, и еще позже, когда мы все уже ляжем спать...

— Господи спаси!.. — воскликнула, крестясь, доамна Замфиреску.

Андроник, нахмурившись, смотрел в пол.

— Вот я вас и спрашиваю, — продолжил он, помолчав, — не лучше ли было бы принять его прямо сейчас?

Все молчали, словно бы онемев от нежданного предложения. Что это — очередная шутка? Или эксцентричный юноша затевает с ними новую игру?

— Что вы имеете в виду, говоря «принять»? — спросил после долгого молчания капитан, пытаясь улыбнуться.

— Займусь этим я сам, — проговорил Андроник. — Но действовать нужно быстро...

Всем сделалось жутковато и вместе с тем необыкновенно интересно.

— Перво-наперво должно быть тихо-претихо, — распорядился Андроник. — И пусть все построятся вдоль стен... Вот так...

Он подошел к домнулу Соломону и легонько подтолкнул его к двери, словно направляя к предназначенному тому месту, у самой стены. Домнул Соломон, нимало не сопротивляясь, направился туда, куда ему указали. Едва почувствовав на своем плече руку Андроника, он ощутил что-то вроде толчка, и горячая волна крови дотронулась до его сердца. Добравшись до места, он застыл без сил, не умея даже улыбнуться, напряженно сосредоточенный на ожидании.

— Прижмитесь как можно теснее к стенам, — раздалась новая твердая и громкая команда Андроника. — Как можно теснее к стенам. Не двигайтесь. Случиться может все, — подчеркнул он, переводя взгляд с одного на другого. — Ничего серьезного ни с кем из вас не произойдет... Но если вы будете вздрагивать и вскрикивать, вы спутаете мне все карты и мне придется туго...

Недоуменно глядя встревоженно блестящими глазами, гости рассаживались вдоль стен, как можно теснее прижимаясь к ним. По-прежнему скептически улыбался один капитан Мануилэ.

— Не иначе, нас готовят к сеансу фокусника, — произнес он довольно громко.

— Без фокусов не обошлось, — ответил ему, ничуть не сердясь, Андроник. — Но будет лучше, если у нас хватит времени...

— Господи, но откуда, в конце концов, этот змей?! — взорвался капитан. — Если известно, где он, то почему бы не отправиться туда и его не убить, покончив с ним одним махом?!

— Он уже здесь? — испуганно спросила Лиза.

— Где он сейчас, я не знаю, — насупившись, ответил Андроник. — И если вы хотите... — Он засунул руки в карманы и по очереди оглядел всех. — Я не могу насильно навязывать благо, — сказал он и улыбнулся.

— А для чего нам нужно сидеть вдоль стен и не двигаться? — спросил Стамате, желая показать всем, что нисколько не напуган.

— Чтобы змей не испугался, — объяснил Андроник. — Я позову его, и он тихонечко приползет...

— Позовешь его сюда, к нам в дом? — воскликнула доамна Соломон.

— Может, ты и заклинания знаешь? — насмешливо осведомился капитан. — Или просто будешь водить нас за нос, как водил в лесу?

Но женщины все до одной непременно хотели посмотреть, что станет делать Андроник. Пусть фокус, пусть шутка, зато будет что-то необыкновенное, интересное, да уже и сейчас необыкновенно интересно...

— А долго нам так сидеть и не шевелиться? — спросил Стере.

И словно бы разрушил чары первого приказа Андроника. Все зашевелились, заговорили, правда не отваживаясь пока отодвинуться от стены. Время от времени все поглядывали себе под ноги, как будто опасались нежданно-негаданно увидеть перед собой на полу змею.

Андроник нервничал, снова засунул руки в карманы. И опять попытался добиться полного послушания.

— Сейчас нет времени рассказывать, как я буду его вызывать и откуда этому научился... Все расскажу потом. Но я же говорил, что вы поднимете меня на смех, — добавил он раздраженно.

— Разве мы смеемся? — едва ли не со смехом запротестовала Лиза.

Она посмотрела в угол, где сидел домнул Соломон, и странная тревога закралась ей в душу. Ей показалось, что домнул Соломон не слышит ни единого звука из того, что творится вокруг него. Он сидел, сидел неподвижно в той самой позе, как велел сидеть Андроник. Лиза постаралась поймать взгляд доамны Соломон. Та не тревожилась. «Может, я все придумываю?» — подумала Лиза, успокаиваясь.

Андроник взглянул на часы.

— Если вы не утихомиритесь через минуту, — проговорил он, — мне придется извиниться перед вами, что я напрасно вас обеспокоил, и отправиться восвояси... Вот все, что мне хотелось вам сообщить...

Тон Андроника всех несколько обескуражил. Уж слишком серьезно он это высказал... На секунду все застыли в недоумении: то ли успокоить его, пообещав вслух тишину, то ли ничего уж не говорить вовсе, молча обменявшись друг с другом знаками.

— Вот и хорошо, — прошептал Андроник. — Прошу, так вот и посидите...

Он снова нахмурился и, казалось, побледнел. Сделал шаг, приостановился, потом решительно направился в глубину комнаты и задул лампу. Фитиль другой лампы он привернул.

— Слишком светло, — прошептал он. — Только бы не напугать...

Вернулся к входной двери и широко ее распахнул. Проделывал он все это ни на кого не глядя; казалось, в комнате он один и готовится к встрече с кем-то... Остальные сидели затаив дыхание и потом шумно вздыхали, с трудом переводя его.

— Еще раз прошу вас, не шевелитесь. Все может случиться... Для вашего же блага...

Он говорил как будто для находившихся где-то неведомо где, не поднимая ни на кого глаз. Большими шагами ходил он по комнате и словно бы был недоволен тем, как расставлены в комнате стулья. На ходу он взял один стул и отнес в столовую. Вернулся, остановился почти на середине комнаты, потер себе лоб, по-прежнему не поднимая глаз, и вдруг решился: встал на одно колено и застыл, сложив обе руки на другом.

«Сейчас главный фарс и начнется», — подумал капитан, раздраженный дурацкими приготовлениями Андроника.

И все-таки вслух произнести это он не решился. Он оглядел своих сотоварищей. Стамате завороженно ждал, готовый поверить всему, что только перед ним ни разыграют. Девушки казались довольно сильно встревоженными и столь же заинтересованными. Доамна Замфиреску была в ужасе, домнул Соломон сидел как каменный. «Сколько же будет длиться эта комедия? — задался вопросом капитан. — Что ж, может, фарс и удастся, и тогда мы посмеемся от всего сердца».

Тут он обратил внимание, что Андроник к тому же еще что-то шепчет, по-прежнему оставаясь в странной, избранной им для себя позе. Капитан попытался понять, что же он такое говорит. Звуки были чрезвычайно странные. И слова словно бы не румынские. Слова со множеством гласных, долгих, тянущихся. И все-таки что-то Андроник выговаривал, и то и дело слышалось слово «змей». Колдовство, да и только... А вернее, только нелепый балаган... Мысли капитана Мануилэ как бы затуманились, когда он, повернув голову, увидел всех остальных, молчаливо дремлющих с бледными восковыми лицами.

9

Прошло несколько минут, но капитану Мануилэ казалось, что прошло их великое множество. Он изо всех сил боролся с дремотой, а на него все наваливалась и наваливалась неслыханная усталость, и веки, тяжелея, смыкались. Вдруг ему показалось, будто в комнате что-то переменилось. Полутьма словно бы разорвалась на два полотнища, и между ними легла на пол серебряная дорожка. Наверное, скрывавшаяся за облаками луна наконец заглянула в комнату, и ничего в этом не было удивительного.

«...Словно серебро ручья», — сонно вспомнила Лиза. Слова припомнились ей, когда она увидела ту же, что и капитан, серебряную ленту света, медленно стекающую на пол. Ее мысли, ее тоска были, оказывается, давними, детскими, еще с бульвара Паке, но сейчас она будто рассталась с ними. «Что же я делала столько времени? Когда успела стать взрослой, так ничего и не заметив? И мне никто ничего не сказал?..»

Андроник больше не шептал. Ждал и он. Лунный свет медленно подбирался к его ногам. Неужели и впрямь начинается колдовство?.. Дорина, не отводя глаз, смотрела на Андроника, словно забыв, что происходит все наяву. Что бы ни произошло сейчас, она бы не удивилась. Как во сне, любая встреча, любая нелепица показались бы ей естественными, обыкновенными. Она была вне досягаемости, ничего дурного не могло приключиться с ней, как во сне...

И вот естественно, обыкновенно в комнате появился змей, он прополз у них между ног, и никто не испугался. Только сердце упало и в груди стало пусто-пусто.

Большой серый змей полз медленно, и похоже было, что кольца у него одеревенели и разгибались с трудом. Полз он тяжело, но легко поднимал плоскую голову и так же легко опускал ее, как будто шел по следу.

Подполз к лунному озеру и приостановился, охмелев. А потом, раскачиваясь, подполз к Андронику. Казалось, серебряный свет околдовал и его: он двигался теперь с ленивым изяществом, и при каждом новом изгибе мерцала его темная чешуя. Дорине почудилось, будто змей направляется прямо к ней, и внезапное чувство ужаса разбило сонные чары. Она словно проснулась, а перед ней было что-то жуткое, на что невозможно было даже взглянуть, даже поднять глаза, — очнулась перед грозной, немыслимой опасностью. Приближающийся змей, он будто пил ее дыхание, с шумом гнал по жилам кровь, ослабляя плоть ужасом и трепетом неведомой еще любовной болезни. Странно смешивались в устрашающем танце ледяной мерцающей рептилии учащенное дыхание страсти и смерти.

— Иди, скорее иди! — услышала Дорина из дальнего далека голос Андроника.

Кого он зовет так властно? Вспыхнувшая кровь алым жаром окрасила щеки девушки, словно до нее донеслось самое сокровенное и самое запретное из слов. Ужас и отвращение обуревали ее с той же силой, с какой боролись в ее крови целомудрие и немыслимые желания.

— Где ты так задержался? — слышала она приглушенный голос Андроника.

Змей все ближе подползал к Андронику и, казалось, боролся с собственной робостью, не отваживаясь положить голову на раскрытую ладонь, которую протягивал ему юноша. И замер в испуге, в ожидании, но голова его беспрестанно подергивалась, словно пыталась выпутаться из сети чар.

— Иди, иди сюда, — повелительно звал его Андроник.

Лиза закрыла глаза, прижалась к стене, в любую секунду она могла потерять сознание от слабости и бессилия. Она видела, как змей положил голову на ладонь Андронику, и словно бы сама ощутила холод омерзительного прикосновения, как будто и в ее плоть глубоко проникла стрела противоестественной чужеродной плоти.

— Еще ближе! — воскликнул Андроник.

Дорина, хмелея все отчаянней, бледная, смотрела не отрывая глаз; никакие силы человеческие не могли уже вырвать ее из того невидимого круга, который сблизил ее с Андроником. Змей осторожно заструился по кисти, по руке и боязливо коснулся головой горла Андроника. Юноша схватил его правой рукой, сжал в кулаке и сказал, глядя ему в глаза:

— Отчего ты так робеешь? — и улыбнулся.

Мануилэ мало-помалу опоминался; он видел змея в руках Андроника, но происходящее так походило на сон, от которого он старался избавиться, что он даже не удивился. Широко раскрыв глаза, он оглядывал комнату. Бледные лица, которые он видел перед собой, его не встревожили. Но вот точно такой, как до этого, такой же точно и в этом хмельно болезненном сне, где им снится прогулка по озеру, и «LeMystиredeJйsus»[5], которую он прочитал так поздно, — с поднятой правой рукой — Владимир. И вдруг лодка переворачивается, точь-в-точь как говорил Андроник на берегу, и бесшумно идет ко дну, словно сделана из синица...

— Уморил подружку и остался теперь один-одинешенек? — говорил Андроник, словно услышав тихий ответ змея.

Лиза открыла глаза, и ей опять стало так же жутко, как и вначале. Голова змея подергивалась возле лица Андроника, и эти трепетные подергивания казались Лизе исполненными высочайшего всеобъемлющего смысла. Неслыханное колдовство истекало от голоса Андроника и змеиного танца.

— Хочешь и здесь кого-нибудь ужалить? — спрашивал Андроник у своего приятеля. — Отомстить хочешь?.. Но ты же видишь, что тут люди все добропорядочные, и к тому же столько красивых барышень, — прибавил он, улыбаясь и все так же глядя змею в глаза.

Дорина снова порозовела, и сердце у нее забилось громко-громко. Мысли помчались уже без всякой робости, — и мысли, и желания. О ней говорил Андроник, ну конечно о ней: «красивые банышни». Ее выбрал Андроник...

— Ты пришел на свадьбу? — с удивлением спросил Андроник. — Ты почувствовал, что здесь будет свадьба?!

Капитан Мануилэ внезапно покраснел: пусть даже все это снится, но есть вещи, о которых нельзя говорить во всеуслышание и во сне. Он слегка повернулся к Дорине и взглянул на нее исподтишка. Девушка сидела неподвижно, мертвенно-бледная, губы у нее подрагивали. В этот самый миг она пускалась в путь. Лодка ждала их на том самом месте, ждала их двоих, чтобы нести по глади вод. Рядом с Андроником, который обнимал ее, она чувствовала одно — ликующую радость. Сейчас они оттолкнутся от берега и окажутся в этой лодке рядом, может, даже тесно прижмутся друг к другу, как в гнезде. «Следующий», — услышала она голос Стере и приготовилась тронуться с места. Но невидимая тяжесть не пустила ее, удержала возле Андроника. «Ну же! Беги!» — вновь услышала она голос Стере, звучащий почти как команда. «Проиграешь свой фант», — сказал кто-то насмешливо по соседству. И Дорина поняла, что это значит, и опустила глаза. Значит, свадьба, она даже знала, что будет... Почему же она не может оттолкнуться от берега, почему не может сдвинуться с места, почему не бежит?.. «Беги! Беги!» — услышала она множество голосов за спиной. Неужели Андроник не хочет, чтобы она решилась? Ему не нравится ее фант?..

— А кто жених, кто невеста? — вновь заговорил Андроник насмешливо. — Какую барышню выбрал бы ты, проклятый, у которого больше нет подружки?!

«Ну конечно, — догадалась Лиза, — Андроник издевается над змеем». А когда он говорил о красивых барышнях, которых здесь так много и из которых нужно выбрать одну, он думал о ней. Выбрать нужно одну, и одну выбирает сейчас Андроник. Для этого он и усадил их всех в кружок. Он хочет рассмотреть их получше, всех околдовать, но выберет только одну. Он и есть жених. «Он выбрал меня, одну меня», — догадалась Лиза в восторге от чудесного мужественного танца змея.

— Не стесняйся, скажи, кто тебе здесь больше всех нравится? — насмешливо шептал Андроник.

Барышня Замфиреску вздрогнула. А что, если выберут ее? Змей подползет к ней, и она почувствовала, как он ползет по ее груди — дерзкий, скользкий и страшный. Нет, нет, не может этого быть, с чего, собственно, ее, почему именно ее?..

— Ну ладно! — воскликнул со смехом Андроник. — Ты же проклятый!.. А теперь отправляйся, тебя заждалась покойница...

Перепуганная доамна Замфиреску так и думала: нечистый этот змей тоже чья-то грешная душа, явившаяся кто знает из какой могилы. И супруга у него из мертвых. Как и у многих других. У других людей, которые давным-давно умерли и которых закопали в землю. И они иногда приходят оттуда, и иногда в обличье змея, — приходят в дома к живым и пьют оставленное для них молоко и вино, смешанное с медом... Страх доамны Замфиреску был сродни страху почтения. Если бы она только смогла перекреститься, она бы помолилась за грешные души. Никто не знает, кому нет покоя на том свете и кто послал нечистого этого змея в такую даль к ним в дом... Только бы не утащил еще кого. Только бы не принес в дом смерти, потому что и на такое они... способны...

— У тебя дальний путь, — шептал Андроник, — ты доплывешь до острова на середине озера и останешься там, спрячешься. Никто и знать не будет, что ты выползал на мой зов. Ты не тронешь ни единого человека. И с тобой ничего не случится, живи с миром... А теперь в путь, отправляйся!

Змей застыл на миг в лунном свете, изящно раскачиваясь и словно бы ища что-то невидимое. Андроник медленно поднял руку и указал ею в сторону двери. И, как будто испугавшись его угрозы, змей, раскачиваясь, пополз, то поднимая, то опуская голову. Владимир теперь хорошо разглядел его, только теперь — потому что только теперь кончился его безумный бег по лесу, — он бежал, и кто-то невидимый гнался за ним по пятам. А когда началась эта погоня, он не знал. Фосфоресцирующий циферблат становился вес больше и больше и уже ослепил его зеленоватым подобием лунного света, а в середине свернулся змей. Как же он не заметил, что в часах Стамате, с которыми он бежал по лесу, притаился змей? Стрелка часов незаметно выросла, и испуганный Владимир заметил, что в зеленоватом свете шевелятся и оживают, поблескивая, змеиные кольца. Немедленно бросить, избавиться от часов! Да разве он до сих пор их держит? Они же где-то там, сзади. «Следующий!» — услышал он голос Стере. Какая радость, что он может убежать ночью в лес, к добрым большим деревьям, которые его спрячут! Как добр Стере, что позвал его именно в эту минуту, и он убежит от нечистого дыхания за спиной, спасется от завораживающего света зеленоватого циферблата... И вдруг из зеленоватого пятна света на полу прямо перед ним вытянулся змей... Но он его уже не боялся. Змей был на полу у его ног, а не позади, огромный, невидимый...

— Быстрее, быстрее! — командовал змею Андроник, тоже делая шаг к двери.

Аргира, красавица, на меду замешенная, превращенная в змея, его послушалась. Значит, сказку Стамате о Стамате рассказывал Андроник! Просто удивительно, как он сразу не догадался. Он догадался, только узнав голос Андроника, увидев его рядом с собой, когда тот шел к двери. А до этого ему казалось, что рассказывает все монах. Нет, конечно, ему почудилось, старика ключаря здесь нет и в помине. И сидят они, разумеется, не в погребе. И все остальные тут, перед ним...

Андроник секунду незряче глядел в темноту за распахнутой дверью. Потом вернулся на середину комнаты, поднес руку ко лбу и принялся что-то шептать. Теперь капитан Мануилэ слышал слова его отчетливо, словно именно ему нашептывал их на ухо Андроник. Опять та же ворожба, разумеется, и опять так же часто повторялось слово «змей», которое Андроник произносил то так, то этак, то свистя, а то растягивая конец. Мануилэ улыбнулся: «Весь этот рассказ — невероятное детство среди цыган, — казалось, не был выдумкой Андроника, или все-таки он опять морочил нам головы? И как удалось этому цыганенку притащить сюда, в комнату, настоящего змея?» Капитан Мануилэ видел его собственными глазами. Огромный серый змей, который танцевал при лунном свете и поднимался по руке Андроника... Неужели таким чудесам научили Андроника цыгане? И кто знает, скольким еще темным умениям?

Вот усыпит ворожбой весь дом, стянет что захочет и сделается невидимкой...

Мануилэ оглядел остальных: хоть бы теперь сообразили, что Андроник на все способен, замутит головы какой-нибудь травкой и украдет, к примеру, часы Стамате. Но никаких таких опасений не прочитал капитан на бледных осунувшихся лицах. Все сидели по-прежнему тесно прижавшись к стенам, и лица у всех были как восковые. И опять стало не по себе капитану, и веки как будто набухли тяжестью. А что, если заорать... Или хотя бы пошевелить пальцами! Но он не смог даже застонать. Точь-в-точь как в тот жуткий нежданный миг: он был еще совсем маленьким и вошел в комнату к маме, а было это летом в деревне, и увидел ее неподвижно лежащей на полу, со странным незрячим взглядом. Он не понял тогда, что случилось. Потом уже она сама рассказывала, что приходила цыганка с раковиной погадать, уселась на пол, достала из торбы руку мертвеца, обвела ею круг, а больше уже она ничего и не помнила... Теперь Мануилэ понимал отчетливо все, что происходило. Он понимал, что Андроник заколдовал всех, а потом преподнес свою невероятную историю об украденном боярском дитяти, выросшем среди цыган.

Первым очнулся от помрачения Стере. Он видел, что Андроник отвернулся к окну, знал, что змей давно уполз, и отважился встать и пройти несколько шагов по комнате в сторону двери, сперва с робостью и опаской, а потом решительно и быстро. На дворе встретил его ночной ветер, свежий и чистый, и разбудил окончательно. Стере устало вздохнул, потер себе лоб, пытаясь понять, что же все-таки с ним произошло. В голове мелькали отрывки воспоминаний. Чувствовал он себя усталым, болели ноги, ломило суставы. Он уселся на краешек скамьи и глубоко вздохнул.

10

— Господа! — послышался голос Андроника. — Продолжим же наш праздник! Змей, нечистое порождение земных недр, воплощение на земле дьявола, изгнан из нашего общества!..

Но никто не откликнулся на шутку Андроника. Опоминались все с трудом, боязливо отстранялись от стен, искали один другого взглядом. Андроник подошел к домнулу Соломону и положил ему на плечо руку. Тот, очнувшись, вздрогнул.

— Домнул Соломон, все кончилось! — воскликнул Андроник. — Я прогнал его! Он ушел...

Домнул Соломон, казалось, не слышал. Молодой человек грозно посмотрел ему в глаза и сказал шепотом:

— Проснись! Ничего не было!..

В тот же миг раздался протяжный, болезненный женский стон, и доамна Соломон истерически разрыдалась. Всем сделалось не по себе.

Боязливо заглянул в комнату с порога Стере. Доамна Соломон билась в истерике и, казалось, вот-вот лишится сознания. Андроник подошел к ней и сжал запястье.

— Сударыня! Сударыня! — позвал он властно, стараясь перекричать истерические всхлипы женщины. — Мы шутили, опомнитесь!..

Доамна Соломон на секунду испуганно смолкла и снова затряслась от судорожных рыданий.

— Можно было ожидать и этого, — сказал Андроник, словно бы говоря с одним из сидящих рядом мужчин.

Но все еще как будто дремали, занятые собственными видениями, и непонятно откуда несущийся плач лишь слегка удивлял. Андроник подошел вплотную к доамне Соломон и положил ей на лоб правую руку.

— Довольно, — сказал он, — все прошло, не так ли?

Женщина, подчиняясь ему, прерывисто вздохнула. Кризис миновал, но, стыдясь собственной слабости, доамна Соломон встала и пошатываясь ушла в соседнюю комнату.

— Что случилось? — недоуменно осведомился с порога Стере. — Кто так плакал?

— Аглая, — прошептал домнул Соломон обреченно и словно прося за нее прощения. — У нее никудышные нерпы... Не выдержали, — прибавил он, как будто бы объясняя самому себе.

Опамятовался и капитан Мануилэ, подошел к Стамате и попросил у него часы, желая собственными глазами увидеть на фосфоресцирующем циферблате, сколько теперь времени.

Стамате долго и пристально смотрел на минутную стрелку.

— Двенадцать часов одиннадцать минут, — наконец сказал он.

Андроник рассмеялся.

— Насчет времени можете непосредственно обращаться ко мне, — сказал он, подходя к капитану. — Все длилось не более трех минут, а может, и меньше...

— Дольше, гораздо дольше, — задумчиво произнес капитан, стараясь связать воедино обрывки воспоминаний и отыскать кончик.

— Вам показалось, — настаивал Андроник. — Так всегда бывает. Время в подобных случаях течет медленнее.

Говорил он громко, отчетливо, и руки сунул в карманы, делая вид, что вообще ничего не произошло. Он старался совладать с той сковывающей болезненной робостью, которая, казалось, завладела всеми. Казалось, никто и шевельнуться не в силах, предварительно не оглядевшись по сторонам, как будто опасались затаившегося невидимки, готового напасть каждую секунду. Окружающее пространство стало иным, оно утратило однородность, уплотнилось в одних местах и угрожающе разъехалось в других.

— Что же это такое было? — услышал Андроник голос Владимира.

— Колдовство, дражайший мой друг, — улыбаясь, ответствовал ему Андроник.

Он постарался не упустить возможности и объясниться, сославшись на многообразие жизни.

— Кто, как не ты, занимается литературой, историей, — прибавил Андроник, — и, наверное, ты лучше разбираешься во всяких странностях. Я умею только их делать... и то изредка и в шутку...

Андроник говорил, а сам обводил глазами комнату, стараясь разбудить любопытство остальных и заинтересовать их.

— Чего только не символизируют змеи в религиях разных народов, — продолжал он, возвышая голос. — Вспомни, что змей...

— Спаси нас Господи! Господи спаси! — торопливо крестясь, жалобно запричитала доамна Замфиреску.

Слово «змей» всколыхнуло в ней весь недавно пережитый ужас. Андроник замолчал и отошел от Владимира.

— Теперь я понял, что произошло, — сказал Андроник, ища на столе коробок со спичками. — Всему виной потушенная лампа и избыток лунного света...

Лунный свет мешал открыть глаза и Дорине. Казалось, только в нем надеялась она отыскать разгадку, казалось, только из его серебряных вод могло прийти понимание, что же все-таки произошло. Цепочка событий обрывалась слишком часто.

Чего она только не перечувствовала, каких не пережила видений, но связать их воедино, понять их смысл не могла. Но что бы ни происходило на берегах лунных вод, сотворено было льдистым лунным светом. И свадьба, и жених с невестой, и лодка, столько времени качающаяся возле берега и уплывшая с такой неохотой...

— Вот теперь куда лучше! — воскликнул Андроник, зажигая одну лампу и выкручивая фитиль другой.

Лунный свет растворился, осев невесомым туманным налетом на стеклах. Комната снова выглядела обыденно и уныло, заключенная навсегда в своих четырех стенах. В тишине слышался доносящийся снаружи треск цикад, наверное далеких-далеких.

— Дамы и господа! — попытался еще раз развеселить компанию Андроник. — Теперь все точно так, как было. И не придумать ли нам какую-нибудь игру в ожидании кофе?..

Домнул Соломон с испугом вспомнил, что не так давно спрашивал, кто будет пить кофе. Сколько с тех пор прошло времени? «Я ставил кофе на огонь, и, может, его уже подали, может, выпили?! И все же Андроник ждет, что сейчас опять будет кофе?..» Домнул Соломон в недоумении потер лоб, ему начало казаться, что ему примерещились и собственные мысли, и окружающие лица, и только его растерянность объединила их вместе. Однако комната была той же, что и раньше. И сидели в ней те же самые люди. А вот Аглая, она в соседней, ей стало плохо. Надо пойти ее проведать.

Домнул Соломон решительно направился в соседнюю комнату. Жена его лежала на кровати, лицо у нее было страдающее, бессмысленное.

— Как, ты думаешь, следует поступить? — спросила она хрипло, заметив, что он стоит возле кровати.

Домнул Соломон пожал плечами. Не то чтобы вопрос поставил его в тупик, но ответить на него он не мог и ограничился пожатием плеч.

— Я подумала о Дорине и о ней спросила, — прибавила доамна Соломон так же враждебно и хрипло.

— Да-да, конечно, а я было почти позабыл, — сказал домну л Соломон. — Знаешь, теперь все стало совсем по-другому...

— Почему?

— Не знаю, единственное, что могу сказать, — не знаю. А ты знаешь?

Доамна Соломон повернула голову. Она трудно дышала, и каждое движение, казалось, давалось ей с большим трудом, грозя чуть ли не обмороком.

— А с тобой что? — спросила она.

— Ничего, все хорошо. Думаю, хорошо бы выпить кофейку...

Несколько секунд он внимательно смотрел на жену, а потом застыл вперившись в пустоту. Если бы он мог понять, что же произошло после того, как он поднял руку вверх и спросил: «Кто хочет кофе?» Или было это после обеда, когда он вышел на порог веранды и точно так же поднял руку?..

— Оказывается, — услышал он снова голос Андроника из соседней комнаты, — у вас готовится свадьба, а вы мне ничего не сказали! Теперь я понимаю, почему вы все такие веселые...

— Видишь, — сказала доамна Соломон со вздохом, — так оно и есть. Даже он догадался!..

— Однако капитан так ни слова и не сказал, — сумрачно отпарировал домнул Соломон.

А было на самом деле только то, что капитан Мануилэ был неприятно поражен дерзостью Андроника и, покраснев, уставился в раздражении взглядом в пол. Заговорил Андроник явно не ко времени. Капитана удивило и угнетающее молчание всех остальных, он не понимал его. «Что с ними стряслось, на лице у всех такая растерянность? И никто не говорит о самом интересном из того, что было, о змее, который выполз как из-под земли посередине комнаты?..»

— Откуда ты знаешь, что ожидается свадьба? — заинтересовалась доамна Замфиреску.

«Сейчас все и прояснится», — поняла вдруг она. Но Андроник поглядел на нее с улыбкой и пожал плечами. Говорить он собирался вовсе не с ней...

— Кто будет счастливой невестой? — спросил он снова, стараясь говорить с улыбкой и придать своим словам вид шутки.

Капитан Мануилэ быстро взглянул на Дорину и увидел, что она порозовела, потупив взгляд. И это немало поспособствовало его решимости.

— Вы нескромны, господин Андроник! — воскликнул он, смягчая любезностью тона нелюбезность слов.

— Стало быть, прошу меня извинить, господин капитан, — мгновенно откликнулся Андроник. — Но я не собирался выдавать тайну, я хотел только сказать, что все случившееся — добрый знак... Эта ночь в монастыре и знак, который нам неожиданно был явлен...

Он рассмеялся, и даже громко, но смех его ничуть не развеселил сидящих в комнате. Все по-прежнему жались по стенкам, растерянно поглядывая друг на друга в надежде встретить понимание и сочувствие. Казалось, каждый боится оступиться в пустоту, потерять сознание. Один Стере, стоящий на пороге, под дуновением свежего воздуха, наверное, жил наяву. И ему и впрямь пошел на пользу смех Андроника. Видно, паренек-то заморочил всем головы и теперь в лицо смеется...

— Кто бы ни была счастливая невеста, я хочу выпить за ее здоровье, — сказал Андроник.

И на самом деле отправился в соседнюю комнату и вернулся со стаканом, полным ало-рубинового вина.

Все с любопытством следили за ним, словно у них на глазах происходило что-то необыкновенное.

Молодой человек залпом выпил вино до дна.

— Жду, что и другие последуют моему примеру, — прибавил он.

Но никто не отважился пить. Барышня Замфиреску изумленно смотрела на Андроника.

Она ничего не поняла из того, что произошло. Ею овладевал сон, тяжелый сон усталости и болезненного бессилия.

— Кто хочет погулять и подышать немного свежим воздухом? — снова спросил Андроник.

Кое-кто повернулся к двери, но ночь внушила им робость. Только Владимир и Стамате сделали шаг к двери. Надо, надо. Там, снаружи, свежий воздух. «Мы не пойдем в лес, мы даже не спустимся во двор, постоим на крыльце, подышим свежим воздухом...»

— Свежий воздух, — сказал капитан Мануилэ. — Чудесная мысль. А чем намерены заняться дамы?

Он взглянул на Дорину. Глаза их встретились, и девушка порозовела. Теперь знают все. Знает и капитан, какие сказки ей снились, страшные сказки...

— Спать очень хочется, — с трудом вымолвила Дорина.

Капитан Мануилэ вздрогнул. Как изменился Доринин голос, нет, не стоит оставлять ее в таком состоянии.

— И все-таки я бы вам не советовал немедленно ложиться в постель, милая барышня, — сказал он нежно. — Как бы не приснились дурные сны!..

Андроник остановил его, взяв за руку.

— Не говорите ничего, что могло бы напугать ее, — прошептал он. — Оставим дам лучше на несколько минут одних... Все само собой образуется...

Владимир, Стамате и Рири вышли во двор. Луна добралась почти до середины неба. Ночь была мирной, тихой и ничуть не таинственной.

— Я и теперь хорошенько не понимаю, что все-таки с нами было, — сказал Владимир. — Был змей или его не было?

— Змея я видел собственными глазами, — ответил капитан Мануилэ. — Большой водяной змей... Интересно только, откуда его взял Андроник?. .

Андроник несколько надулся и ответил, пожимая плечами:

— Я его ниоткуда не брал. Позвал, чтобы отогнать подальше, опасаясь для нас для всех какой-нибудь несчастной случайности... И он меня послушался, теперь, думаю, плывет по озеру, торопясь добраться до острова, во-он того...

Он махнул рукой, показывая через стену на озеро.

— Где плывет? — спросила Дорина.

Только теперь все заметили, что и Дорина вышла на порог, стоит с ними и слушает Андроника. Рири подошла к ней, но ничего не сказала. Андроник спокойно посмотрел на Дорину и, снова махнув рукой, повторил:

— По озеру к острову, барышня. Там ему некого жалить...

Дорина безучастно его выслушала. Сообщение Андроника, что змей никого не ужалит, оставило ее равнодушной.

— Тебе не холодно? — спросил Стере.

— Здесь мне лучше, — ответила девушка. — Я испугалась плохого...

— Вам показалось, — успокоил ее Андроник. — Ничего не бойтесь... Все это должно было произойти, обязательно...

— Правда, правда, — отозвалась Дорина, как во сне.

— Что должно было произойти обязательно? — беспокойно спросил Мануилэ.

— Сказка со змеем, — ответил Андроник. — Все так и вышло. Я сразу почувствовал, что он хочет прийти к нам... Но не хотел портить настроение за ужином... А когда сказал, то получилось, что несколько поторопился... — Он засмеялся и поглядел на каждого в отдельности. — ...Но дело шло к полуночи, — прибавил он неуверенно, словно бы опасаясь, что признание его сочтут неискренним. — А после полуночи я не имею над ним никакой власти...

Он внезапно умолк и нахмурился. Молчали и остальные, растерянно переглядываясь.

— Должно быть, трудно выучиться этому ремеслу, — сказал наконец Мануилэ.

— Какому ремеслу? — недоуменно переспросил Стере.

— Колдовству со змеем, — разъяснил Мануилэ. — Ясно, что дело это нелегкое...

Андроник заколебался: он неохотно говорил о своих тайнах.

— Я и не помню, когда ему выучился, — сказал он, избегая прямого ответа, — давным-давно. Я много всякого умею и знаю, а кто и когда научил — понятия не имею. Лучшее доказательство — история Аргиры, которую я вам рассказывал, в монастыре о ней никто и понятия не имеет...

Ни Стере, ни Дорина не слышали истории Аргиры, но и не любопытствовали ее узнать. Им было достаточно того, что сказал Андроник, сейчас ничто уже не казалось им любопытным, таинственным, загадочным, ничто не влекло разгадать, понять.

— А я и представить себе не могу, чтобы вы... так близко... — сказала Рири, и сказала она это для себя неожиданно, от полноты впечатления, но слово «змей» произнести не решилась.

— Я обо всем расскажу вам завтра, — улыбнулся Андроник. — Я не могу говорить об этом в темноте.

Дорина вздрогнула. Рири, и не поглядев на нее, сразу же взяла ее за руку.

— Не могу, потому что боюсь вам повредить, — продолжал Андроник. — Я уже понял, до чего вы впечатлительны...

Он повернулся к Дорине и со значением посмотрел ей в глаза. Девушка побледнела.

— Понять совсем не трудно, — прошептал Андроник. — Особенно когда готовишься к такому значительному событию.

Наконец-то показался на пороге и домнул Соломон. Наконец-то и он, кажется, опамятовался.

— Кто хочет ложиться спать, — сказал он, — пусть позаботится о постелях. Кто хочет кофе, пусть поднимет руку!

чувствовали такую усталость, что хотели только спать.

— Кажется, я все-таки испортил вам праздник, — произнес Андроник, глядя в глаза капитану.

11

Час спустя все уже улеглись. Уговоры Андроника выйти всем из дома и погулять по парку не имели успеха.

Никому не хотелось говорить. Кофе тоже пили через силу: что-то вроде тяжелого похмелья сковывало и одурманивало всех. Ни у кого не хватило сил устроить и постели как следует. Однако кровати сдвинули и подняли шторы на окнах. Для мужчин в соседней комнате положили тюфяки прямо на пол, и многие так и легли, не раздеваясь. Даже Андроник отказался от мысли отыскать себе пижаму. Он сдвинул две скамьи и заявил, что выспится на них куда лучше, чем на полу.

— Что-то ко мне сон не идет, — сказал он, видя, как остальные приготовляются спать и прикручивают лампу, — может, кто-то пойдет со мной прогуляться?

Компанию ему составил лишь капитан Мануилэ. Хоть и он тоже устал, не мог сосредоточиться, чувствовал, что воля его подавлена, но, побежденный Андроником, он не мог оставить его одного. Они вышли во двор.

— Вам я могу сказать, — начал Андроник. — Мне очень неприятно, что я испортил всем праздник... И не будь этого проклятого, мы бы покатались теперь на лодке по озеру...

— Ну уж не по озеру, — отозвался Мануилэ. — Время совсем неподходящее. После него какая-то зябкость осталась, чувствуете?

— Зябкости не чувствую, — ответил Андроник, поднимая голову и глядя на небо. — А чувствую подмывающее желание совершить что-нибудь из ряда вон... Влезть на дерево, прыгать с ветки на ветку, купаться в заколдованном озере...

С удивлением и даже с некоторой завистью слушал его капитан Мануилэ. Разумеется, он из тех, проклятых, если не колдун в полном смысле этого слова. Иначе откуда в нем такая сумасшедшая сила, жизнеспособность, фантазия?

— После полуночи, — продолжал Андроник, — сам не знаю, что со мной творится... То мне чудится, что я птица, то барсук, то обезьяна... Смешно, не правда ли? — спросил он, обращаясь к своему сотоварищу.

— Нисколько, — серьезно отвечал капитан.

— А наутро я ничего не помню и не знаю, где провел ночь.

— Вот теперь и впрямь есть чему посмеяться, — с тою же серьезностью сказал капитан.

Андроник грустно улыбнулся:

— Вы ошибаетесь, если имеете в виду женщин и, как принято это называть, любовь. Ночное колдовство для меня в другом... Поглядите-ка, — он протянул руку к небу, — вот лес, который куда могущественнее любви. И значимей...

Он умолк, словно испугавшись, и несколько мгновений стоял неподвижно, уставившись в пустоту.

— ...Значимей, потому, что не ведаем, откуда оно, где начало и где конец... Любовь, женщина, они перед тобой, на твоей постели, и ты видишь, как зарождается любовь и как она умирает... А все это?..

Он обвел руками ночное небо и большие уснувшие деревья и словно бы сам почувствовал испуг и трепет. Мануилэ явственно ощущал волнение Андроника. Все вокруг и в самом деле казалось иным, чем всегда...

— И если бы мы согласились с радостью слушаться их власти, — вновь заговорил Андроник. — Но нет... Постоянные перемены, помрачения, а иной раз и безумие... Я говорил об этом...

— Я понял, — устало проговорил Мануилэ. — Это похоже на отраву...

— Нет, не на отраву, — живо прервал его Андроник. — Это у нас в крови, но не родители виной тому, что в нас такая кровь. Однако я вижу, что вы меня не слушаете, — прибавил он с мягкой улыбкой.

Капитан глядел перед собой дремотно и бессмысленно. Каждое слово молодого человека, казалось, добавляло ему усталости, наводя все гуще и гуще дрему.

— Да, — признался он, — и прошу меня извинить. Едва держусь на ногах. У меня был тяжелый день... И вдобавок столько странностей...

Андроник пожал ему руку и с улыбкой смотрел, как тот поднимается по ступенькам. Капитан был похож на пьяного, спотыкался на каждой ступеньке. Мануилэ, войдя в комнату, даже не искал себе места, одетый, он повалился на первое попавшееся. Все вокруг спали тяжелым сном.

Оставшись в одиночестве, Андроник задумчиво прошелся вдоль келий. Нигде ни шороха, ни дуновения. Неестественный покой, казалось, охватил и лес. Андроник не спеша побрел вдоль аллеи, что вела от ворот к монастырю. Огромные деревья высились справа и слева, но вдруг попадался и кустик акации или шиповника, случайно выросший здесь. В призрачном свете луны все спало глубоким сном. Андроник услышал громкое щебетание в одном из кустов и резко остановился.

— Ты еще не спишь? Ну-ка иди сюда!

Он протянул руку и подождал. Быстрый шорох, качание веток, и маленькая пичужка робко уселась у него на ладони. Андроник осторожно поднес ее к своему лицу. Птичка встрепенулась, но не улетела.

— Что это с тобой? — притворился удивленным Андроник. — Я еще понимаю, стоял бы день...

Другой рукой он осторожно погладил птичку по головке. Птичка встрепенулась и весело принялась охорашиваться.

— Советую тебе немедленно лечь спать, а то как бы и ты не влюбилась!..

Он вытянул руку, и птичка без всякой опаски послушно взлетела, даже не чирикнув. Юноша постоял еще, внимательно разглядывая листву, словно желая убедиться, что его и впрямь послушались.

Затем оглянулся, не зная, куда бы ему направиться, и пошел по аллее, но вскоре передумал, решив навестить озеро. Проходя мимо келий, он еще раз прислушался, не проснулся ли кто-нибудь. Та же мертвая тишина заколдованной крепости. Но стоило ему выйти из монастырских стен, направляясь к озеру, как он утонул в море звуков. Цикады, кузнечики, лягушки, ночные птицы, которые просыпаются при луне и пронзительно вскрикивают, — нет, здесь не возникало сомнений, что жизнь кипит всегда и не скудеет, несмотря на сон.

«Успокойся! Не плачь больше! Ничего не было!» — шептал ей Андроник почти в самое ухо. Доамна Соломон заплакала еще горше, ощутив тепло его мускулистого стройного тела, услышав его слова, произнесенные с такой неподдельной страстью. «Прошу тебя!» — умолял Андроник, и его губы коснулись ее уха. Никогда не испытывала доамна Соломон ничего подобного. Она словно бы вмиг растаяла от одного, но огненного прикосновения. Хотела отстраниться, но руки Андроника обняли ее так крепко. «Думаю, в этом лесу прячется не один сатир», — страстно шептал он. Доамна Соломон рассмеялась. «Кто тебе позволил читать мои мысли? — спросила она, желая защитить себя и поставить его на место. — Пойдем посмотрим, чем заняты остальные!» — прибавила она торопливо. «Они спят, — шептал Андроник, — не беспокойся. И потом, разве ты не видишь, что зажигалка погасла, это знак, залог, фант...» Доамна Соломон пыталась высвободиться из его объятий, но тепло его тела пьянило ее, околдовывало. «Только бы не зажег кто-нибудь огня, только бы нас не увидели», — вздохнула она...

Лиза снова слышала голос Стере: «Следующий!» — на этот раз вдалеке, глухо, настойчиво, так что она скорее догадалась, чем расслышала это слово. «Теперь его очередь, — подумала она, стараясь успокоиться. И все-таки дрожала. — А что, если первым приползет змей?» Но боялась она напрасно. Андроник бесшумно скользил между деревьями. «Ты меня ждешь?» — спросил он, улыбнувшись. «Да. И хочу сказать тебе, что это я погасила зажигалку...» И, показывая, Лиза протянула руку к дуплу, но Андроник и не взглянул туда. Ничуть не робея, он подошел к ней и обнял. Лиза вздрогнула, но мужское тело было таким сильным, таким влекущим, что она замерла. «Отдай мне фант!» — прошептал Андроник. Лиза попыталась высвободиться из его объятий, — ведь было бы еще слаще, если бы он гонялся за ней по лесу и наконец яростно схватил крепкими горячими руками. Но не смогла. Андроник не отпускал и шептал ей на ухо. «Ты его видела?» — спрашивал он. Лиза чувствовала, как лицо ей заливает краска, но ей приятны были эти его дерзкие, бесстыдные слова. «Ты его не боишься?» — спрашивал Андроник. Лиза стыдливо покачала головой и хотела спрятать лицо на плече юноши, но он закрыл ей рот поцелуем и не отпускал, для и для свой огненный поцелуй и не давая вздохнуть. И от разымающей сладкой истомы, доходящей до смертной жути, Лиза стала терять сознание и, теряя его и повернув испуганно голову, увидела в сжатом кулаке Андроника змею...

Пошарив рукой наугад в потемках, Владимир обнаружил рядом с собой Лизу. И растерялся, не решаясь спросить, как она попала к нему в постель. «Да это вовсе не твоя постель!» — воскликнула Лиза, отвечая на его безмолвный вопрос. И действительно, с молчаливым удивлением Владимир обнаружил, что он проснулся вовсе не у себя в комнате, а в какой-то длинной, незнакомой, заставленной цветами в горшках. «А кто зажег свечу?» — спросил он вдруг. «Никакой свечи нет, тебе почудилось, — ответила Лиза. — Луна светит». И улыбнулась. И стала пристально и призывно глядеть ему в глаза. «Это грех, — сказал Владимир. — Что скажет Стере?» Лиза придвинулась к нему близко-близко и прошептала: «А что ты делал в лесу? Искал змея, да?» Владимир испуганно вздрогнул. И увидел с испугом, как изменилось Лизино лицо: отвратительная уродина злорадно смеялась огромным лягушачьим ртом. Он заслонился от нее руками. Дышать стало тяжело, била дрожь. И все полз и полз липкий нелепый страх, смешанный с отвращением... «А ты не бойся, — снова услышал он женский голос, — пойдем лучше посмотрим, как там остальные»... Раскрыв глаза, Владимир с удивлением обнаружил перед собой Аглаю. «Они убили его, — сообщила она с улыбкой. — Все разом набросились и убили!» Она говорила о змее, он понял и вздохнул с облегчением. «Не бог весть что такое он и был, — продолжала доамна Соломон. — Вот все, что от него осталось». И она показала часы. Циферблат их был теперь усыпан блестящими бусинами. «Только бы не опоздать, — подумал Владимир. — Наступает мой черед». Они ждали вдвоем, когда раздастся сигнал. Доамна Соломон придвигалась к нему все ближе, обняла за талию, прижалась грудью. Владимир чувствовал, как обнимает его сладкий хмель, нежит благоуханное тепло, и вздрогнул. «Нет, этого нельзя, нет, нет», — повторял он и услышал крик Стере: «Следующий» — и вырвался из объятий женщины, и яростно кинулся в ночь, ставшую доброй и ласковой душой леса.

12

Только успела Дорина заснуть, как кто-то тронул ее за плечо и сказал:

— Вставай! Уже утро!

Дорина изумилась:

— Как? Уже?.. А остальные? Они так и останутся тут, в монастыре?

— Да это же было давным-давно и к тому же во сне снилось... Неужели ты о них еще помнишь?

Дорина улыбнулась: и правда. Все же во сне снилось: и тягостный праздник у четы Соломон, и игра в лесу, и змей...

— Только никогда не произноси этого слова вслух, — сказала ей та, что ее разбудила, словно прочитав ее мысли. — Ты ведь не будешь его говорить, потому что не хочешь, чтобы...

— Конечно не буду, я запомню, что не надо... Но если все-таки...

Женщина, которая ее разбудила и теперь сидела возле нее, огорченно нахмурилась:

— Вот уже девять лет никто его не видел... Искали по всему свету, но так и не встретили...

— Кого? — вздрогнула Дорина.

— Твоего жениха. Может, он и про свадьбу забыл, а свадьба сегодня...

— Так скоро? — робко спросила Дорина. — Но ведь даже не рассвело еще...

— Он человек, только покуда нет солнца... А как оно покажется, он спрячется и никто его не увидит...

Дорина осмотрелась вокруг. Какая просторная, какая роскошная комната, сводчатый потолок, золотые стены. Подумать только: она проспала тут всю ночь и даже не подозревала о такой красоте...

— Вставай, вставай быстрее, — торопила ее женщина. — Тебя уже ждут с подвенечным платьем...

— Но я должна сначала поговорить с мамой, — воспротивилась Дорина.

Женщина снисходительно улыбнулась. Взяла Дорину за руку и кивнула в глубь комнаты, и там словно бы открылась еще одна комната, и еще, и не было им конца, как в зеркале.

— Ну разве есть у тебя время возвращаться? Это же было так давно... Никто и не помнит уже, когда это было...

Дорина взглянула на анфиладу комнат, которая, кажется, терялась где-то в другом измерении, но не огорчилась. Она постаралась припомнить что-то из своей былой жизни. И поняла, что и впрямь прошло очень много времени, и вернуть ничего невозможно, и никто не в силах сделать так, как было.

— Надень кольцо, — напомнила ей женщина. — И не снимай до тех пор, пока не будешь стоять напротив него.

— Напротив Андроника? — робким шепотом осмелилась спросить Дорина, вздрогнув от волнения.

— Вы его называете Андроником...

Женщина посмотрела Дорине в глаза и грустно улыбнулась.

— Ты знаешь его?

— Я его видела, и тоже, как ты, ночью, — ответила женщина. — Он был тогда красивым мужчиной...

— И как ты его называла? — снова спросила Дорина.

— Тебе его так называть не следует...

Дорине стало не по себе от странного взгляда женщины, которую она видела первый раз в жизни.

— Идем! Нас ждут...

Ее взяли за руку и почти силком повели к дверям. Но возле порога Дорина, дрожа, остановилась. Ей показалось, что за порогом — вода. Вода глубокая, черная, ледяная, которую неискушенный взгляд легко принял бы за ковер.

— Мне страшно, — прошептала она.

— Не бойся, не утонешь, — успокоила ее женщина. — Со мной не утонешь...

Женщина опять взяла ее за руку, Дорина закрыла глаза, но нога ее не погрузилась в воду. Она скользнула будто по стеклу. Зато ступнями она чувствовала, какая эта вода холодная. Дыхание у Дорины перехватило, и оно застряло где-то в глубине груди.

— Вдохни поглубже, — приказала женщина. — И ни о чем не беспокойся, потом привыкнешь жить и под водой...

— А сейчас мы где? — испуганно спросила Дорина.

— У него во дворце...

— А как же могут попадать сюда солнечные лучи? — продолжала спрашивать Дорина, озабоченно оглядываясь по сторонам.

— Да потому что весь-весь дворец стеклянный... Взгляни...

Женщина указала рукою вверх. Вверху было небо. Далеко-далеко, стеклянное, серебряное. И робкий, рассеянный свет сочился, может быть, с того света. А яркий свет сиял и сверкал где-то впереди.

— Нас ждут... И будут сердиться, если мы задержимся...

Женщина крепко держала Дорину за руку, ускорила шаг. Дорина завороженно смотрела на сияние, разгорающееся впереди. Она слышала гул множества голосов и странные нежные звуки скрипок, словно кто-то едва-едва касался струн. Перед ними белели ступени, похожие на мраморные. Встав на первую, Дорина остановилась в нерешительности.

— Поднимайся! Поднимайся! — властно приказала ей спутница.

Как же было тяжело подниматься. Словно бы неведомая сила противилась ей на каждом шагу, и под тяжестью ее Дорина изнемогала.

— Поднимайся! Поднимайся! — послышались голоса сверху.

Дорина вновь почувствовала, что ее тянут за руку. Она крепко зажмурила глаза, чтобы не плакать, и сделала еще один шаг. Немыслимая тяжесть усилий доводила до головокружения.

— Почему же так тяжело? — прошептала она.

— И ему было не лете. Забыла, сколько времени он не мог сдвинуть с места лодку? Вы ведь долго сидели на берегу, а лодка все никак не отчаливала...

— Да, да, не отчаливала, — вспомнила Дорина.

Вспомнила она и пламенные глаза Андроника. И его руку, горячую, сильную, которая ее тогда поддерживала, давно, во сне...

— Поднимайся, поднимайся, — вновь услышала она голоса сверху.

— А это кто? — спросила Дорина.

— Остальные. Их много. И все они поднялись сюда... Тебе ведь очень тяжело, правда?

Глядя на мучения Дорины, она невесело улыбнулась.

— Много их еще? — спросила Дорина.

— Если любишь, то нет.

Девушка зажмурилась, закусила губу и напрягла последние силы. Одна ступенька, еще одна...

— А он не может помочь мне?

— На этой лестнице — нет, это не его лестница...

Голосов сверху больше не было слышно, не было слышно и скрипок. Куда же делись все эти люди, которые так ждали ее и так внимательно за ней следили? — спросила себя Дорина.

— Никуда не делись, — ответила женщина. — Они тебя ждут. Взгляни!..

И Дорина очутилась вдруг посреди огромного зала, залитого ярким светом, сверкающего зеркалами. Где она? Неужели в сказке? Вокруг нарядные женщины в старинных платьях, мужчины в шитых золотом мундирах, с длинными палашами и в шлемах.

— Ни с кем не говори! — быстро шепнула ей спутница.

Ослепленная великолепием, Дорина робко шла по великолепной зале, которой, казалось, не будет конца. На нее смотрели холодно, отчужденно и все-таки словно бы старались задержать. Круг вокруг нее сжимался все теснее. И каждый манил ее рукой и показывал что-то удивительное: невиданную золотую птицу, бокал с драгоценными камнями, хрустальную туфельку. У Дорины закружилась голова, и она закрыла глаза руками.

— Только не отвечай, что бы тебе ни говорили, — услышала она опять шепот проводницы.

И Дорину еще более властно потащили за руку.

— Взгляни на Аргиру, красавицу, — кричал Дорине юноша, преградив ей дорогу и указывая на спрятанный в углу трон.

Дорина невольно повернулась. Вдалеке в потоке света сидела бледная девушка с черными косами и широко открытыми глазами.

— Она тоже была невестой, — прибавил юноша, улыбаясь. — Она тоже пришла оттуда, откуда и ты. Посмотри на нее!

Дорина вздрогнула. Девушка казалась мертвой: ома сидела словно каменная, с белым лицом, неподвижными и немигающими глазами.

— Три дня он знался с ней! — снопа закричал юноша, по-прежнему преграждая ей дорогу. — Теперь она мертвая, давно уже мертвая. Погляди на псе хорошенько!..

Даже не скажи ни слова неизвестный юноша, Дорима смотрела бы и смотрела на девушку, застывшую на троне. Холодная задумчивая печаль, застывшая на ее неподвижном лице, казалась ей все таинственней.

— Идем же, — прошептала ее спутница и вновь взяла ее за руку.

— Кто это? — спросила Дорина. — Она тоже была невестой и потом умерла?

Женщина замялась и ничего не ответила. Она старалась, чтобы Дорина шла к ней поближе, и торопилась вывести ее из этой толпы, которая смотрела на них с той же отчужденностью.

— Вглядись в нее хорошенько, и ты поймешь, кто она, — вновь заговорил юноша. — Она тоже одета в подвенечное платье, разве ты не видишь?

Дорина вдруг остановилась и вздрогнула. Девушка на троне показалась ей знакомой: широко раскрытые глаза, сжатый рот...

— Разве ты не видишь, что это ты?! — торжествующе вскричал юноша.

Скрипки смолкли, словно повинуясь мановению невидимой руки. Мертвая тишина сковала зал. Дорина застыла с широко открытыми глазами, застонала и упала как подкошенная.

Мало-помалу она поняла, где находится. Комнату заливал колдовской лунный свет. Она услышала громкий храп, прерываемый вздохами. И еще другие, не такие понятные звуки: что-то вроде протяжных всхлипов и невнятного стрекотания невидимых кузнечиков. Девушка провела ладонью по лицу, пытаясь понять, что же произошло с ней. Различила тяжелое дыхание по соседству. Легонько повернула голову и взглянула: неловко запрокинув голову, спала Лиза. В другом конце, положив кулачок под щеку, уютно спала Рири. В комнате было на удивление светло, освещены были и самые укромные уголки, но луна не глядела в окно. В окне призрачно голубел маленький кусочек неба.

— Мне приснился сон, — прошептала вслух Дорина, чтобы успокоиться.

Но ей все-таки было страшно — одной бодрствующей среди стольких спящих. Шум, который она слышала, казался ей таинственным, колдовским, непонятным. Потом она догадалась, что слышит, как квакают вдалеке лягушки. Она на секунду задумалась. Да, она в монастыре. Ей приснился сон. Все, что происходило, привиделось ей во сне...

Но тут она вспомнила об Андронике, и у нее снова перехватило дыхание. Что же, и он был только наваждением? И змей тоже?..

Она сидела с открытыми глазами, стараясь припомнить все, что было. Но ничего не могла представить себе отчетливо. Прохладный лунный свет смотрел на нее глазами Андроника. И она словно бы чувствовала его близость и особенно остро — запах свежести, исходящий от сильного юного тела, и еще убийственную нежность взгляда и могучих рук... А змей?.. Дорина покраснела и крепко, до боли, зажмурила глаза. Несказанное омерзение, страх и болезненный соблазн вновь ожили в ее растревоженной памяти. То одно, то другое воскрешала перед ней намять, мысли вспыхивали расплывчатые, неотчетливые, не умеющие зацепиться одна за другую. И были все они болезненными, томительными и все равно непонятными. Но змеиные чары не рассеялись, змеиные и Андроника. Успокаивал ее только сам Андроник, когда она вспоминала его и видела прекрасным, полным жизни и невероятно мужественным.

Дорина довольно долго выбиралась из сновидений и воспоминаний. Храп из соседней комнаты доносился по временам с пугающей отчетливостью. В комнате по-прежнему было светло и лунно. В раскрытое окно тянуло свежестью, но холодно не было. Спящие женщины тяжело дышали. Все они спали с приоткрытым ртом, свернувшись, прижав к себе руки. Дорина смотрела, как поднимается и опускается у них грудь, напрягаются мускулы, маслянисто поблескивают лица. Никогда еще ей не приходилось видеть столько смертельно усталых спящих женщин. Никогда еще не был так ясновидящ ее рассудок, и никогда еще не был он так болезненно уязвим, готовый под воздействием страха подчиниться любому наваждению. Дорина сидела с открытыми глазами, потом закрыла их и неожиданно заснула, как будто мягко соскользнула в бездонное озеро.

13

Андроник довольно долго шел лесом, не слишком спеша повернуть назад к озеру. Добравшись до опушки, где несколько часов назад все так увлеченно играли, он замедлил шаг и запел. Поначалу голос звучал робко, печально, но мало-помалу окреп, сделался громче, любовный зов тоже сперва нежен, а потом страстен. Пел он без слов, но иногда в его песне мелькало вдруг девичье имя. Лес, казалось, дремотно слушал его, порой трепетно вздрагивал и снова успокаивался. Но сверху то и дело слышался испуганный шелест, листья, дрожа, прижимались один к другому, и, казалось, тревожила их невидимо беспокойная торопливая рука. Песня Андроника уносилась вдаль, обтекая стволы, отталкиваясь от листьев.

— О-о-о — и-и-и, ана-а-а-а!..

Лунный свет пробирался между веток, стелился по траве, будил цветы, и они открывались ему навстречу влажно и робко. Андроник, опасаясь их потревожить, внимательно осматривался, прежде чем сделать шаг. Песня его смолкла, ее впитала земля, и в лесу раздавалось только невнятное бормотание. Похоже было, будто листья тянутся вслед за Андроником, растревоженные его присутствием и теплым глубоким голосом. Просыпались птицы в гнездах, глухо встряхивали крыльями, коротко испуганно вскрикивали. Андроник останавливался и, с улыбкой глядя вверх, манил их рукой:

— Не угомонились еще, красавицы?

Щебетание вскоре смолкало, растворившись в смутном шепоте листвы. Пустилось в полет несколько больших ночных бабочек, ветер подхватил их, будто на гребень волны, собираясь опрокинуть, но они осторожно уселись на шершавый ствол и сложили крылышки. Андроник проследил за ними, глаза его поблескивали в темноте двумя угольками. Улыбаясь неведомой радости, он шел дальше и мурлыкал что-то потихоньку себе под нос.

Перед узловатым, от старости согбенным деревом он остановился и внимательно оглядел его сверху донизу, словно бы изучая ствол и ветви. Потом разделся, оставил одежду на траве и принялся взбираться на дерево, очень быстро и очень ловко. Добравшись до самой развилки, Андроник устроился поудобнее, раздвинул листья руками и оглядел лес сверху. Но он не был еще на самом верху и всего увидеть не мог. Теперь он карабкался по самым высоким веткам. Хрупкие ветки вздрагивали под его тяжестью, но не ломались. Казалось, он лишь перебирает руками, не повисая всей тяжестью своего тела на ветках, и словно бы бродит между листьями, сделавшись легким, как птица. Когда он поднял голову, небо распахнулось над ним. Неподвижное светлое небо, освещенное луной.

— Вот я и не один, — произнес Андроник и протяжно радостно вскрикнул.

Голос его улетел далеко-далеко поверх деревьев, и слышно было, как вдали он слабеет, напоминая эхо. Но ему никто не ответил. Только взлетела большая птица, широко распластала крылья и медленно полетела между деревьями.

— Ау-у-у! — крикнул опять Андроник.

В ответ — то же удивленное молчание леса. И наверху — то же светлое и мертвое небо. Андроник стал спускаться. Легко, словно бы забавляясь, находил он вниз дорогу, перебираясь с ветки на ветку. Вот он уже и внизу, отер листком лицо, оделся и отправился обратно другой дорогой. Минуя освещенную луной поляну, он отыскал глазами куст и направился к нему. Растянулся на траве, приложил к земле ухо и прислушался.

— Никого, — сказал он с улыбкой, — куда все подевались этой ночью?

Поднялся, ласково погладил ладонью траву, словно попросив прощения за невольную неприятность.

— Пойду-ка на озеро и искупаюсь, — решил Андроник.

Он прибавил шагу. На опушке живее чувствовался ветерок. Кланялись колосья вдоль тропинки. Андроник шел, насвистывая, к озеру. На берегу он остановился и прислушался. Вдалеке сухо шуршал камыш. Ни сонного всхлипа, ни кваканья лягушек, ни стрекотания кузнечиков, — озеро молчало, и молчание его пронизывало холодком. Ни одна птица не ворохнулась испуганно в камыше. Андроник попытался разглядеть что-то. Но ничего не увидел, — вода и вода. Приятной свежестью повеял ветер. Юноша сделал несколько шагов, словно выбирая место поудобнее, и принялся торопливо раздеваться.

Дорина довольно долго не решалась сделать шаг вперед. Он ведь знает, что она здесь, и все-таки не разыскал ее, не позвал... Теперь она совершенно отчетливо видела Андроника: он стоял обнаженный, в одной только расшитой шелком повязке вокруг бедер. Он совсем не готов, он же должен быть одет, и одет по-дорожному. Или он не выбирал ее в невесты?.. Но в толпе незнакомых девушек, которых он оглядывал так внимательно, фант он протянул ей, ей протянул — золотое яблоко. Оно и было знаком, он выбрал ее в невесты...

— Дорина! — удивленно воскликнул Андроник, заметив ее. — Как красиво ты нарядилась!

— Я ждала тебя, — прошептала девушка. — Мы же уходим...

И, чтобы не видеть его обнаженных плеч, опустила глаза.

— Чего ты боишься? — спросил он. — По-другому не бывает, в чем мать родила. Так завещано...

— А я?

— И ты... Только потом, — прибавил он, улыбаясь и беря ее за руку.

И она почувствовала, словно к ней прикоснулся огонь, как чувствовала всякий раз, когда до нее дотрагивался Андроник, пронизывающую дрожь и странное, неведомое наслаждение.

— Ты умеешь плавать? — тихо спросил Андроник. — Если лодка опрокинется, ты сможешь доплыть?

Дорина испуганно ухватилась за его руку.

— Если ты меня оставишь, я утону! — воскликнула она.

— Не надо бояться. Что бы ни произошло, не бойся, — ободрил ее Андроник. — Не эта лодка переправляет мертвых. Если бы ты знала, сколько водных пространств пришлось мне преодолеть, пока я плыл туда и потом обратно... Смотри.

Он протянул руку, указывая вдаль. И Дорина увидела водную гладь до горизонта, светящуюся, неподвижную.

— Это так далеко? — спросила покорно. Андроник засмеялся и придвинулся к ней.

— Все близко, когда любишь, — прошептал он. — Сейчас тебе надо будет сесть на дно лодки и не бояться. Мы минуем девять морей, девять земель. И потом сыграем свадьбу...

— Так не скоро? — огорчилась Дорина. — Кто знает, что с нами случится за это время, — произнесла она задумчиво.

— А куда нам спешить? — нежно спросил Андроник. — Дни у нас здесь текут быстрее минут. Если уж ты попала сюда, то назад пути нет. Здесь ведь красивее, правда?

— С тобою всюду красиво, — ответила девушка.

И смолкла, залюбовавшись им. Как же он красив, строен, крепок. Он казался не человеком, а божеством, младшим сыном змея из сказки.

— А почему ты покинул дворец? — спросила она. — Зачем опять пришел сюда, на берег?

— Тебе там было плохо, ты испугалась... Чего? Эти люди давным-давно умерли, разве ты не видела, что они не могут причинить тебе никакого вреда?..

— Среди них была и я сама тоже, — прошептала со страхом девушка. — Это я сидела на троне, невидимая остальным.

— Да, конечно, — безмятежно согласился Андроник, — и это тоже неизбежность.

Дорине опять стало страшно, и она прижалась к нему. Ей хотелось, чтобы ее приласкали, успокоили.

— Не бойся ничего, — сказал он, — я с тобой. И мы больше не разлучимся...

Теперь он смотрел на воду. Там их ждала лодка, ждала давным-давно. Дорине все казалось знакомым и даже казалось, что и к путешествию она готова давным-давно.

— А где будет свадьба? — спросила она еще раз. На всякий случай.

— На противоположном берегу...

Он взял ее на руки и бережно понес к воде.

— По-другому нельзя, — успокоил ее Андроник.

Шагнул в лодку, и лодка накренилась. Он мягко усадил Дорину. Лодка покачивалась ласково-ласково, и у девушки закружилась голова, и она подперла ее руками. Андроник сидел рядом с ней. Прежде чем взяться за весла, он показал:

— Там посередине остров. На нем я живу...

Вдруг неведомо почему Дорина вспомнила змея и вздрогнула. Она видела вновь, как, чешуйчатый и гибкий, танцует он в лунном свете... Змей в потемках мог ее ужалить...

— На этом острове живет змей! — воскликнула она в ужасе. — Ты же прогнал его туда, ты сам его прогнал!

И увидела, как Андроник поднялся в лодке, очень бледный и гневный-гневный. Глаза у него сверкали, сверкали и словно бы слепили ее.

— Для чего ты сказала это, моя любимая? — печально спросил он.

Но слова его больно вонзались в уши, словно выползали из змеиной пасти.

— Почему не послушалась повеления? — спросил он.

Теперь и Дорина вспомнила: «Только никогда не произноси этого слова вслух!» Она забыла. Теперь поздно. Забыла... С ужасом смотрела она на Андроника, своего повелителя, и ждала проклятия. Глаза она закрыла ладонями.

— Девять лет будешь меня искать и только тогда найдешь, — услышала она голос Андроника.

И когда хотела взглянуть на него и молить над ней смилостивиться, увидела пустую лодку. Андроник исчез. Только водная гладь расстилалась перед ней до горизонта. Она сидела молча, без сил, не зная, что будет делать. И тут вдруг услышала шелест листвы на берегу и повернула голову. Никого. Ветер, пробегая, оживил высокие ветви деревьев...

Она проснулась, еще слыша печальный шелест. Половина комнаты была в темноте. Свет луны лежал возле самых окон. Дорина поняла, что порыв ветра всколыхнул занавеску. Встала и подошла к окну. Вдалеке слева блестело озеро. Дорина улыбнулась, вернулась к постели, не понимая, где она все-таки находится. С удивлением оглядела женщин, которые спали рядом с ней. Медленно, но уверенно, как и положено во сне, прошла между кроватями и прямо перед собой увидела дверь, хоть ее и не искала. За стеной услышала странный шум, который напугал ее. Там кто-то, захлебываясь, хрипло дышал, похоже было, что кого-то мучили. Но ни решимость, ни мужество ее не покинули, и, прикрыв глаза, она пересекла большую комнату и подошла к двери, ведущей на улицу. Дверь была наполовину приоткрыта. Дорина вышла во двор. Босые ее ноги не ощутили холода, обнаженные плечи не чувствовали, как резок ветер. Уверенно и решительно направилась она к озеру.

Спустилась с пригорка, дошла до берега и там увидела лодку, которая ждала ее. Точь-в-точь такую, какую только что оставила во сне.

Она ступила в холодный вязкий ил, но и его не почувствовала. Торопливо, сосредоточенно отвязала лодку от колышка, села в нее и оттолкнулась. Отыскала глазами остров и решительно и мягко налегла на весла, и была при этом похожа на того, у кого осталась только одна надежда...

14

Лиза проснулась, дрожа от холода. Окно было широко распахнуто, и угадывалось приближение рассвета по посвежевшему ветру и иному запаху воздуха. Луна побледнела и не светила уже так ярко. Но и темнота не была уже так густа и вдалеке будто клубилась туманом.

Лиза проснулась с тяжелой, больной головой, словно после буйного празднества. Она с трудом поняла, где находится и почему заснула наполовину одетой, чуть ли не вповалку со всеми остальными. Она довольно долго пролежала не шевелясь, даже не позаботившись получше укрыться и по-прежнему чувствуя холод. Ей показалось, что в миг, когда она проснулась, где-то неподалеку ударили в било. Как неприятно было проснуться в чужой неудобной комнате, усталой, нерадостной и грешной уже на всю жизнь. Все утратило смысл, краски, ничто не обещало радости. Короткое хрипловатое щебетание послышалось, кажется, из левого окна. Может, надо встать закрыть его?.. Но как это тяжело и до чего бессмысленно...

Теперь она постаралась укрыться получше и натянула на себя одеяло. Поняла, что слева от нее пусто. Рири во сне положила туда голову и выставила колени... Лиза повернула голову, ища с изумлением других. И увидела, и не одну, и не раз потерла себе глаза, словно так их можно было заставить видеть лучше. Внезапно ей пришел на память Серджиу Андроник и беготня в лесу. Но дальше провал, какое-то беспокойство и ощущение какой-то унизительной неловкости. Да, была игра... Фарс... И что еще?.. Капитан Мануилэ... Дорина... змей. Она вновь посмотрела на Рири, которая спала сладко-пресладко, и вздрогнула. Дорина!..

Теперь у нее возникло отчетливое ощущение, что она видела, как минуту назад Дорина вышла из комнаты. Без сомнения, она направлялась к Андронику, в соседнюю комнату. Мысль эта взволновала Лизу; оскорбленная добродетель, страх, ревность, любопытство. Она забыла, что Андроник спит не один. Лиза приподнялась на локте и еще раз оглядела множество спящих тел вокруг и поняла, что не ошиблась, вспомнила Стере, других... Разумеется, и они спят все вместе. Тогда, возможно, Дорина... Теперь она уже помнила отчетливо, хотя и не назвала бы времени, что Дорина, проснувшись, пока все остальные спали глубоким сном, тихонько выскользнула из комнаты, отправившись на свидание с кем-то на улице, возможно с Андроником...

Лиза застыла, прислушиваясь, не слышно ли шороха, шепота? Но тяжело и сонно дышали женщины, и раскаты храпа доносились из соседней комнаты. Внезапно встревожившись, Лиза решилась. Осторожно, стараясь не задеть свернувшуюся калачиком Рири, она подобралась к изножью кровати и выглянула в окно. Высунулась как можно дальше. Почувствовала горький запах недавно повядших листьев, свежей древесины. Небо было голубым и к краю бледнело. Слева, покрытое туманом, виднелось озеро. Лиза еще послушала и вернулась в комнату, направилась к двери. Дверь была приоткрыта. Кто угодно мог войти... Стон. Она вздрогнула. Но тут же поняла, что испугалась напрасно, доамна Замфиреску вздохнула во сне. Спала она прикрывшись пальто. Лиза взглянула на нее мельком и с неприязнью. Из соседней комнаты доносился теперь громче и раскатистей храп мужчин. Может, там спит и Андроник?

Она вернулась к кровати, взволнованная, нерешительная. «И в золоте кудрей блеснуло...» Глупая строчка застряла в памяти, вертелась и не пускала следующую: «А детство золотое?..» Лицо капитана, лицо Стамате. Поцелуи в лесу. Стыдно, тошно от всех, от всего, что было. «А детство золотое?..» Без всякого толка и порядка замелькали в памяти сцены и разговоры за обедом во Фьербинць, в саду. Стере, снявший пиджак, идет к вишне его повесить... Домнул Соломон спрашивает, подняв руку: «Кто еще хочет кофе?» И совсем уж без всякой связи голосом Андроника: «Если вы не утихомиритесь через минуту...» И еще его слова: «Я взволнован совершенно по другой причине. Но если назвать ее, вы поднимете меня на смех»... Она готова была схватить его за руку, она сказала: «Клянусь»... Воспоминания обретали стройность. Как равнодушно принял он ее горячность. Теперь ей стыдно, Андроник ее злит, мучительно раздражает, раздражает всем: поступками и своей такой мужественной красотой. Дорины все еще нет. Разумеется, она ушла с ним. Лиза все поняла: милая парочка, после того как все уснули, встретилась во дворе и отправилась в лес. В лес, ночью. Он лег с Дориной. Ярость захлестнула ее, ярость и неистовое желание скандала. Ее уже била дрожь. Тяжело дыша, она подошла к доамне Соломон и принялась ее будить. Та не просыпалась, жалобно стонала во сне. Лиза вернулась к Рири и мигом разбудила ее, сдернув одеяло. Потом вновь стала будить доамну Соломон.

— Вставайте, вставайте, что-то случилось с Дориной! — шептала она.

Доамна Соломон нехотя приоткрыла глаза и терла их, стараясь проснуться.

— Не знаю, куда-то делась Дорина, — сообщила Лиза чуть громче, приближая к ней лицо.

Рири ничего не поняла из того, что услышала. Ей хотелось спать, голова была тяжелой, сухая боль теснилась где-то в самой сердцевине мозга. Она стиснула виски руками и попыталась понять, где же она. Возле себя она увидела барышню Замфиреску. И вдруг испугалась, нелепым глупым страхом, что эта девушка слышит все, что говорится, и только притворяется, будто спит.

— Потише, чтобы никто не услышал, — прошептала Рири Лизе.

— Лучше одевайся, а то как бы чего не случилось, — сказала Лиза, ища туфли.

— Но все-таки в чем дело, милая? — удивилась доамна Соломон.

Проснулась и доамна Замфиреску. Поднявшись, она пыталась привести в порядок прическу, убирая лезшие в глаза волосы.

— Что случилось? — спросила она с удивлением.

— Кажется, что-то нехорошее с Дориной, — раздраженно сказала Лиза и вышла из комнаты. — Пойду посмотрю, что там с ней...

Рири одевалась молча, глубоко дыша, чтобы проснуться. Она не сомневалась — ей предстоит вмешаться в необычайные и опасные события. Жизнь Дорины зависела от ее мужества и решительности, и ей становилось жаль бедняжку Дорину, и она чувствовала к ней бесконечную любовь и нежность.

— Идемте же! — позвала Лиза доамну Соломон. — Может, она во дворе?..

Доамна Замфиреску все с тем же изумленным выражением лица сидела на кровати. Испуганным взглядом она искала свою дочь. Увидев ее на другом конце комнаты крепко спящей, она успокоилась.

В комнате стало холодно. Рассвело. Доамна Замфиреску вдруг вспомнила о вчерашнем змее. Но без всякого страха. Потихоньку перекрестилась и приготовилась с любопытством слушать.

В комнату мужчин осмелилась заглянуть только Лиза. С осторожностью приоткрыв дверь, она просунула туда голову. От тяжелого спертого воздуха, смешанного с винным перегаром, прикрыла глаза и позвала Стере, один раз, другой, кто и где спит, она различить не могла. Комната выходила во двор, и в ней было совсем темно.

Сначала ей отозвался только храп с тюфяков. Затем хриплый голос Стамате спросил:

— Кто здесь?

— Разбудите, пожалуйста, Стере, — прошептала Лиза с порога. — У меня к нему небольшая просьба...

Стамате с трудом сообразил, чего от него хотят. С секунду он думал, кто же такой Стере. Имя ничего ему не говорило. О себе он думал, что он где-то совсем в другом месте, среди других людей и даже в другом времени. Нечаянно он разбудил приятеля. Капитан шумно зевнул, не подозревая, что Лиза смотрит на него с порога.

— Разбудите, пожалуйста, Стере, — попросила чуть громче Лиза.

Мануилэ, услышав женский голос, мгновенно вскочил, ему сделалось неловко. Проснулся и домнул Соломон.

— Что-нибудь случилось, сударыня? — спросил капитан.

— Мне кажется, с Дориной что-то нехорошее, — прошептала Лиза, исчезая. — Постарайтесь, пожалуйста, разбудить Стере...

Потом она вспомнила, что не спросила об Андронике. Может, он и сейчас в комнате, если со всеми лег спать... И все-таки ей было неловко открывать еще раз дверь и спрашивать о нем. Тем более что так она могла посеять подозрение...

— Что стряслось? — спрашивал домнул Соломон, выходя полуодетый в среднюю комнату.

— Не знаю, куда-то исчезла Дорина... Домнул Соломон на секунду замер, не в силах понять того, что услышал.

— Пойдем поищем ее, может, ей стало дурно и она сидит во дворе, — прошептала Рири.

Дверь раскрылась, на пороге стоял капитан. Он наспех постарался привести себя в порядок и причесаться, но все-таки был лохмат.

— Но страннее всего то, что и домнула Андроника нет в комнате...

Он многозначительно посмотрел на домнула Соломона. Рири подошла к входной двери. Увидела, что она открыта, и первая вышла на крыльцо. Здесь был совсем другой воздух. И звезды еще не исчезли с неба, но тишина была уже исполнена особого смысла; она казалась затишьем перед схваткой, высшим мигом ожидания; еще секунда — и этот мир исчезнет и настанет совсем иной, новый, какого не могло быть ночью.

— Мы даже не знаем, который теперь час, — озадаченно бормотал домнул Соломон, выходя во двор.

— Двадцать пять минут четвертого, — сообщил Стамате, посмотрев на свои часы со светящимся циферблатом.

Доамна Соломон и Лиза мигом обежали взглядом монастырский двор.

— Здесь ее нет, — уверенно сказала Лиза.

— Может, она пошла в сад? — предположила Рири.

Капитан Мануилэ методично обследовал закоулок за закоулком, не сходя с места. Казалось, он изучает, в каком из укромных уголков могла бы спрятаться Дорина. И ему вдруг почудилось, что они играют все в ту же, затеянную в лесу, игру, и почему-то почувствовал себя униженным. Отвернувшись от двора, он стал глядеть на озеро.

— Ее надо искать там, — сказал он очень серьезно и даже махнул рукой.

Рири вздрогнула. Нет, быть того не может, нет, нет, нет...

— Господи спаси! — вздохнул домнул Соломон.

Лиза не стала ждать, кто еще надумает идти, и первой отправилась к озеру. Рири и Стамате пошли за ней следом.

Выйдя с монастырского двора, Лиза пустилась бежать бегом. Упустишь мгновение — и проиграешь. Дорина опередит тебя и спрячется...

— Я даже не знаю, ложился Андроник спать или нет, — услышала она позади себя голос капитана Мануилэ.

Лиза сбежала с пригорка, и вот она уже на берегу озера. Она тут же заметила, что нет лодки. Подошла, осмотрела колышек, к которому лодка была привязана.

— Безумие! Настоящее безумие! — воскликнула Лиза. — Кататься на лодке!

Ну конечно, эта парочка отправилась ночью гулять. Они гуляли всю ночь; и он шептал ей всякие нежности: «А детство золотое?..» Бледная как смерть Лиза побежала берегом, пытаясь разглядеть лодку.

— Смотрите! — закричала Рири с пригорка.

Все повернулись и стали смотреть туда, куда указывала девушка. Теперь все отчетливо видели лодку и в ней полуодетую Дорину, одну-одинешеньку, которая потихонечку устало гребла.

— Одна! — в изумлении воскликнула Лиза.

Она видела Дорину совершенно явственно, но не хотела верить собственным глазам. Несколько секунд она не хотела даже соглашаться с тем, о чем уже догадалась: Дорина сошла с ума!.. Господи! Возможно ли? Нет, она не решалась додумать все до конца. Лиза вновь взбежала на пригорок, где остальные застыли в изумленном недоумении, неволько следя глазами за легкими черточками, которые оставляли на воде лопасти весел.

— Она с ума сошла! — закричала Лиза.

— Она плывет к острову, — спокойно сказал Стамате.

Домнул Соломон старался что-то придумать. Но пока растерянно оглядывался по сторонам.

— Нам нужна еще лодка, — шептал он, кусая губы. — Должна же быть у них еще где-нибудь лодка...

Он вспомнил: Хараламбие, лодка настоятеля, на которой его и отыскали, и почувствовал у себя на лбу холодный пот.

— Дорина! Дорина! — закричал он как безумный.

Стамате приложил обе руки ко рту и тоже крикнул:

— До-ри-на-а-а!

И тут же вспомнил, как Владимир кричал в лесу: «Лиза-а-а!» — и ему показалось, что в ту игру играли давным-давно и совсем другие люди. Потянуло холодом, он поежился. На озере, верно, их крики не были слышны, потому Дорина и не оглянулась.

— Посмотрите туда! — позвала вдруг Лиза.

На другом конце озера купался мужчина, плыл ритмично и неторопливо взмахивая крепкими руками.

— Андроник! — воскликнул Мануилэ.

И все застыли в молчании, не прибавив больше ни единого слова. Андроник тоже плыл к острову и, наверное, даже не подозревал о Дорине.

15

Доплыв до берега, Андроник отряхнулся и потихоньку побрел в глубь острова. На иле, на песке видны были его следы, но на траве их не было. Андроник шел медленно, он никуда не спешил; останавливался, смотрел, запрокинув голову, на верхушки деревьев, словно спрашивал у шепчущей листвы, скоро ли рассветет. С водяной глади тянуло свежим ветерком, но обнаженный юноша его, казалось, не чувствовал. Его околдовали тишина и пронизанный ожиданием чуда воздух. Андроник углубился в лес, там в тенистой влажности вольготно росли раскидистые кусты с сочными крупными листьями, пахло мхом и гнилой корой. Ветки, будто отяжелев от капель росы, клонились к земле. Андроник не замечал скатывающихся капель — прохладной ласки листвы. Он углублялся в гущу леса, словно искал сокровище и надеялся найти его, внимательно оглядывая кусты и деревья. Заметив пригорок с хилой акацией и несколькими дикими рожками, он убыстрил шаг. Взбежав наверх, недоуменно оглядел озеро. Постоял секунду неподвижно, глубоко и редко дыша, как дышат во сне, и спустился другим склоном к воде.

Тщательно и не спеша отыскивал он место на траве, где мог бы с удобством улечься. В конце концов облюбовал устье ложбинки. Трава тут росла высокой, мягкой, а под ней чуть сочилась вода, словно иссякающий источник, который, не ровен час, того и гляди, исчезнет. Андроник осторожно попробовал ногой, не слишком ли мокро, и блаженно растянулся на траве, подложив руки под голову. Он лежал, не чувствуя ни холода, ни желания спать, и, отдыхая, смотрел на небо.

Дорина опомнилась, когда лодка, приглушенно всхлипнув, ткнулась в ил и замерла. Она была одна посреди водной глади, вдалеке от надежного берега, в предрассветных потемках. Но дрожала она больше от прохладного ветерка и неуюта, чем от страха. На душе у нее было на удивление спокойно после того, как она так явственно и окончательно проснулась. За это время она словно бы приготовилась к великим переменам и в ней проснулась неведомая сила, суля переход в иные миры. Дорина выпрыгнула из лодки и принялась оглядывать остров. Андроник должен был быть где-то здесь. Он не обманывал, его слова претворялись в явь, и сам он должен был быть где-то здесь, неподалеку, и ждать ее.

Дорина решила пуститься в обход острова. Босые изнеженные ноги не ощутили ни колкости травы, ни сырости. Глаза Дорины давно приспособились к предрассветным потемкам. И как только она сделала шаг в глубину острова, так перестала ощущать и дуновение ветра. Чувствовала она только необычайную пьянящую радость, но не пыталась понять, откуда она. Незаметно переселившись из сна в явь этого поросшего травой и неведомыми деревьями острова, она словно бы и в самом деле обрела новый путь, путь Божий, по которому будет идти все дальше и дальше. Все мнимости исчезли... Тело, остранившееся, незнакомое, наслаждалось влажностью травы на исходе ночи. Ни смуты, ни страха, ни робости, — всеобъемлющее болезненное счастье, исторгнутое из глубин естества; ее разбудили, и у нее оказалась другая душа, о которой она никогда не подозревала, и другое тело, более счастливое, более божественное.

Она шла, и с каждым шагом крепла сила, бьющая из глубинных тайников ее существа, и благодаря ей расцветала ее плоть, кровь, ширилось дыхание, гибче становились движения и ум. Все могло быть теперь. Удивительные золотые птицы могли вспорхнуть с дремлющих ветвей и окликнуть ее по имени. Стволы деревьев в любой миг могли вздохнуть, превратившись в великана или змея. Под землей бродили белобородые гномы, звери беседовали между собой. Ничто не могло ее больше напугать, никакая встреча, никакое чудо... Чудом казались ей эти серые сумерки, которые собирались с каждой минутой светлеть, отдавая тьму земле и водной глади; все было так, словно до сих пор не разгаданная тайна разрешилась, изменив разом весь мир, в котором все теперь казалось изумительным.

Возле самого ее лица вспорхнула птица и полетела к озеру. Дорина проводила ее взглядом, и вдруг у нее перехватило дыхание. Птица медленно летела над Андроником; глазам девушки он открылся весь — лежал, растянувшись на траве, и смотрел в небо. Она чуть ли не бегом побежала к нему. Она была во власти чар волшебных, нежных всесильных.

— Я пришла, — прошептала Дорина, подходя.

Андроник повернул голову и смотрел на нее, улыбаясь и не двигаясь.

— Я ждал тебя с полуночи, — сказал он. — Искал тебя в лесу, звал...

Дорина радостно засмеялась. Секунду она смотрела ему в глаза, потом взгляд ее без боязни и робости заскользил по его телу. «Как прекрасен любимый мой...»

— Что же ты делала? — спросил Андроник, приподнимая голову.

— Думала, что смотрю сон, — прошептала Дорина, усаживаясь рядом с ним.

— Все вы такие, — медленно произнес Андроник. — Не спешите понять...

Дорина прилегла рядом с Андроником и, полулежа, постаралась пригладить волосы.

— Стало быть, это остров, — сказала она, счастливо оглядываясь вокруг.

— И на нем самая замечательная пара? Да? — спросил Андроник.

Девушка кивнула, прикрыв глаза. И улыбка несказанного изумления осветила ее лицо.

— Ты такая красивая, — прибавил Андроник, заглядывая ей глубоко-глубоко в глаза, словно стараясь разглядеть ту неведомую жизнь, что таилась в ней. — А зачем тебе эти тряпки?

— Сейчас сниму, — прошептала она, улыбаясь.

Встала и, передернув плечами, выскользнула из рубашки. Теперь и она была голой, но смущение не затенило ей взор, и всплеск крови не окрасил щеки. Она оглядела себя и не спеша направилась к воде. Ноги у нее были в песке и иле. Медленно, словно бы пробуя дно, девушка входила в воду. Когда вода закрыла ей живот, она приостановилась и обернулась к Андронику — Андронику, который, лежа на берегу, смотрел на нее и улыбался.

— Мне боязно заходить глубже, — крикнула она, поднимая руку.

Андроник вскочил на ноги и тоже вошел в воду. Он шел уверенно, напористо, шумно вздымая брызги. Несколько шагов, и он уже возле Дорины.

— Ты не умеешь плавать? — спросил он. Девушка по-детски огорченно кивнула.

— Ничего, я тебя научу, — успокоил ее Андроник. — Только не бойся... Держись за меня...

Он взял ее за руку и медленно повел вглубь за собой. Когда вода дошла ей до груди, Андроник поплыл; Дорина продолжала держаться за его плечо. Засмеявшись, она опустила лицо в воду. Вода хлынула ей в рот, нос, уши, и это неведомое ощущение развеселило ее и ошеломило.

— Напугалась? — спросил Андроник.

Дорина не слышала. Она чувствовала, что плывет, поддерживаемая сильной рукой, этой силе она доверилась всем своим существом и мягко скользила по водной глади, теплой, бескрайней. Она удивилась, когда опустила ногу и не нащупала дна. И удивление сменило опьяняющее ликование свободы.

— Что ты чувствуешь? — спросил Андроник, не слишком настаивая на ответе.

Теперь он все так же мягко и нежно вел ее к берегу. Оба, смеясь, вышли из воды. Дорина смотрела ему в глаза и ласково к нему приблизилась.

— Все было так просто, — прошептала она.

— Я научу тебя лазить по деревьям, — пообещал Андроник. — Но сначала нужно спрашивать у деревьев согласия. Среди них есть старые и больные, и им может быть больно... И тогда они могут тебя сбросить...

— А как ты узнаешь, что дерево болеет? — спросила Дорина.

— Слышно, как оно жалуется или плачет... Бедняги... Тяжелее всего со старыми и больными...

Они уселись на пригорок над ложбинкой. Андроник положил ей голову на колени, и девушка неволько принялась гладить его волосы.

— И с цветами всегда непросто... Они всегда влюблены. И если бы ты слышала, как они плачут...

Он рассмеялся. Поднял глаза к лицу Дорины и внимательно посмотрел на нее:

— Как тебя зовут?

— Дорина.

Андроник задумался. Словно старался припомнить, где он слышал это имя.

— А тебя как зовут? — шепотом спросила Дорина, отводя ему волосы со лба.

Андроник грустно улыбнулся, глаза его глядели в никуда, и Дорина терпеливо ждала, когда он к ней вернется.

— Тебя зовут Серджиу, да? — попросила она подтверждения.

— Если ты хочешь, пусть Серджиу, — с улыбкой ответил Андроник и поглядел на нее с удивлением.

— Серджиу — красивое имя, — сказала Дорина. — Если бы я была мальчиком, мне бы нравилось, что меня зовут Серджиу... Как тебя, — добавила она.

— Не говори так, — прервал ее Андроник, беря за руку и поглаживая. — Ты не мальчик, ты девушка.

— Плохо быть девушкой, — сказала Дорина. Андроник весело рассмеялся. Крепко сжал ей руку и погладил по голове.

— А если бы ты была жалкой искоркой? — спросил он, чтобы ее огорчить.

Он внезапно смолк, но искал глазами ее глаза, словно хотел поговорить с тем, что таилось в глубине.

— Ты не знаешь, что это значит — быть человеком, — прибавил он задумчиво. — Это так хорошо...

Он раскинул руки, как крылья, и запрокинул голову.

— ...И никогда не умирать, — сказал он, глядя на небо. — И быть, словно та звезда, прекрасным и бессмертным...

Он показал рукой на утреннюю Венеру. Дорина вздрогнула.

— Чего ты боишься? — спросил ее удивленно Андроник.

— Смерти, — прошептала Дорина.

— Но и там люди, — улыбнулся Андроник. — Всюду люди...

— Ты ведь знаешь все-все, правда? — спокойно спросила Дорина. — И как ты говоришь, так оно и есть...

Андроник не ответил... Он смотрел на Венеру. Мало-помалу светало. Все другие звезды исчезли, и небо посветлело.

— Где ты живешь? — спросила Дорина, чтобы вернуть его.

— Здесь, — показал Андроник на лес на берегу озера. — А ты где?

Дорина задумалась. Она старалась хорошенько припомнить, чтобы не перепутать и не сказать о том, что было во сне.

— В Бухаресте, — ответила она совершенно правильно.

— И что ты там делаешь?

Андроник улыбался, спрашивая ее об этом. Лицо его почти светилось, и ему едва удавалось сдержать смех.

— Живу, — в замешательстве ответила девушка.

Но Андроник уже смеялся, охваченный безумием веселья. Он подхватил Дорину на руки, словно поднял с земли ветку, так легка была для него ее тяжесть.

Со смехом поднимал он девушку все выше, словно хотел показать ей все небо, лес и свет, который лился теперь со всех сторон. Дорина прильнула к его груди, Андроник подбросил ее, поймал и понес в глубину острова. Он бежал, бежал как сумасшедший, перепрыгивал через болотца, через ямы, под ногами у него ломались сухие ветки, его хлестали высокие травы, задевали кусты, колючие, цветущие, благоуханные.

Счастливая, околдованная, напуганная, Дорина закрыла глаза. Она чувствовала порой на коже ожог царапины, но никакая боль не могла сравниться с новым, опьяняющим дыханием, одухотворившим ее жизнь. Она слышала, как торопится кровь Андроника и как бьется его мощное гулкое сердце. Тепло его тела было непривычно ей и пьянило, как вино. Иногда она чувствовала своей обнаженной кожей лишь объятия крыл ветра. Она позабыла обо всем, и не стоило даже открывать глаза и узнавать, где же она... Когда Дорина все-таки очнулась, она лежала на песке по другую сторону острова. Она узнала лодку, на которой приплыла, та стояла уткнувшись носом в песок. Раскрасневшийся Андроник смотрел на нее яркими блестящими глазами. Ярко блестели и капли пота у него на груди. Грудь торопливо вздымалась и опускалась. Волосы слиплись на влажном лбу.

— Начинается день, — сказал он, как только Дорина открыла глаза.

— Я так устала, — прошептала Дорина. — Откуда у тебя столько сил?

— Пойдем посмотрим, как просыпается солнце, — позвал он, позабыв ответить.

Он помог ей встать и взял за руку. Девушка медленно шла рядом с ним, наслаждалась влажностью земли под босыми ногами. Волосы ее растрепались от сумасшедшего бега, укрывали пеленой плечи, спину. На руке алела кровавая царапина.

— Давай поднимемся на пригорок, — сказал Андроник.

И он подхватил ее на руки, хотя была это всего-навсего маленькая земляная горка, выбрал самое удобное место и бережно опустил.

— Мне так хочется спать, любимый, — прошептала Дорина, глядя умоляющими глазами.

— Сперва посмотрим, как встает солнце. Он сел рядом с ней и с улыбкой погладил по голове.

— Ты прекрасна, когда хочешь спать, — сказал он.

— Это ты сделал меня прекрасной, — просто сказала Дорина. — Когда ты выбирал меня, я не была красивой.

— Ты была уродиной, — засмеялся Андроник.

И замолчал, задумавшись и устремив глаза на восток. Небо на востоке было кровавым, но теперь от ожидания побледнело.

— Ты и на солнце был? — спросила Дорина сонно.

— Нет, туда слишком трудно добраться, — не поворачиваясь, отозвался Андроник.

Дорина счастливо закрыла глаза. Она положила руку под голову, а другой обняла Андроника за пояс.

— Не спи, — прошептал он. — Это большой грех...

— Долго еще? — устало спросила Дорина.

— Для того, кто любит, ничего не бывает долгим, — ответил Андроник.

Дорина решительно прикусила губу и открыла глаза. Ей показалось, что вокруг все переменилось. Деревья стояли розовые, трава сверкала, озеро было похоже на золотое зеркало.

— Теперь... — жарко прошептал Андроник.

Будто тысяча птиц защебетала разом. У Дорины закружилась голова. Откуда это неслыханное волшебство звуков: пронзительный писк в воздухе, ласковое и непонятное бормотание из трав и кустов? Все проснулось в одночасье или тайно и глухо бодрствовало и до этого?

— Смотри!..

Андроник поднялся, встав на колени, и в счастливом изумлении замер. Кровавое око солнца раскрылось около них, над ширью водной глади. Дорина смотрела растерянно, словно первый раз в жизни видела, как восходит над землей солнце. И ее осветило вдруг голубиное, бесхитростное понимание всего, оно жило в ней давным-давно, но она его не искала. Ей показалось, что она очнулась для иной жизни, и счастье ее было столь велико, что глаза у нее затуманились и их прикрыли отяжелевшие сонные веки.

Когда Андроник отвел глаза от солнца, он увидел, что она спит возле него и лицо ее светится детской улыбкой. Он положил руку ей на голову и, ласково поглаживая, попробовал разбудить. Дорина едва приоткрыла глаза.

— Не буди меня, мой любимый, — прошептала она.

Ей показалось, что лицо Андроника изменилось, оно стало грустным, нерадостным.

Но у нее недостало сил удивиться, и она опять заснула счастливым сном, крепко обняв его за пояс.

— И мне спать хочется, — прошептал он, склоняясь над ней. — До заката солнца мы не увидимся... А на закате, кто знает...

Он смотрел, как она спит возле него, — чудесный живой голыш, невообразимо прекрасный и трогательный в доверчивой своей искренности. И, словно бы желая помочь чуду и колдовству, Андроник подул в лицо девушки, широко улыбнулся и вытянулся рядом с ней, уткнувшись лицом ей в грудь.

Солнце катилось белое, раскаленное. Гудели пчелы, и пестрые бабочки тяжело и неловко перепархивали с места на место. Изредка над водой слышалось «ку-ку», долетавшее из лесу.

Лодка причалила к берегу, домнул Соломон с Владимиром и Мануилэ поспешно выбрались из нее, сразу же увязнув в иле.

— Дорина-а-а! — громко принялся кричать Владимир.

Но долго искать не пришлось. Пройдя несколько шагов по берегу, они застыли, не решаясь поглядеть друг на друга, чтобы не обнаружить своих чувств, ошеломленные созерцанием юной парой, которая спала голышом, прильнув друг к другу. Владимир залился краской и прикусил губу. Мануилэ отступил назад. Только домнул Соломон нашел в себе мужество все-таки двинуться вперед, хоть и ему было не по себе.

Когда домнул Соломон склонился над Дориной, он увидел, что девушка крепко спит, нежно обняв мускулистого прекрасного Андроника.

1937 год

1

Перевод Ю. Кожевникова.

2

Господин (рум.).

3

Госпожа (рум.).

4

Роман румынского писателя Ливиу Ребряну.

5

«Тайна Иисуса» (фр.).