Только для девчонок - Девочка-тайна

Елена Нестерина

Девочка-тайна

Глава 1

Мама + девочка

Они появились в городе на рассвете. Мама и девочка. Улицы были пусты, и дрожащий предрассветный туман ещё не поднялся, чтобы рассеяться в осеннем воздухе, когда их чёрная машина с помятой дверцей промчалась к центральной площади и остановилась у памятника молодому мятежному поэту.

Маме и девочке понадобилось всего несколько минут, чтобы свериться с картой-навигатором и выбрать нужное направление. Так что скоро машина покинула площадь и теперь двигалась в сторону окраин.

С моря подул ветер, в клочья разорвал туман, который заметался среди каменных стен и заборов. Хлынувший из тяжёлой тучи дождь принялся вбивать его в асфальт, и туман запузырился в широких лужах, только так и напоминая о себе.

Но чёрная машина продолжала свой бег. Сквозь стену дождя мама и девочка осматривали дома и коттеджи, которые были уже унылы и пусты – курортный сезон давно завершился.

Закончился и город. Дорога пошла вдоль моря, показался один пригородный посёлок, другой. Машина промчала их без остановки. И теперь путь её пролегал по тряской степной дороге. Туда, где за пеленой дождя угадывалось ещё какое-то жильё.

* * *

…По стеклу сбегали быстрые капли. Оля Соколова сидела за кухонным столом и, гоняя ложкой лимон в чашке чая, грустно смотрела в окно. Утро не радовало разнообразием. Так начинался уже не первый день – тоскливым дождём. А чего ещё ожидать осенью в маленьком городке? Всё предсказуемо, всё уныло и плоско – плоское море и плоская степь. Серое небо – тоже плоское, над ними. Ну, иногда даже не серое, а почти чёрное, с дождевыми и снеговыми тучами, которые часто сталкивались между собой и, чтобы удержаться в воздухе, сбрасывали на город балласт – такой же безрадостный и закономерный предзимний град. Ну что за осень?

Оля прижала дольку лимона к стенке чашки и вздохнула. Что делать осенью в таком тоскливом краю? В Москве осень красива и поэтична – берёзы роняют золотые листья, клёны роняют красные, ветер носит их по улицам, игриво бросает в руки прохожих… Где-нибудь в Калифорнии осень – это только даты на календаре, так что люди продолжают радоваться солнцу и лёгкой летней одежде. А в Лапландии, где уже давным-давно залегли искристые снега, жизнерадостные финские подданные в ярких вышитых шубах весело катаются на оленьих упряжках и снегоходах. Всё понятно, всё чётко – и только в маленьком городишке, откуда вместе с летом уходит радость, некуда деться от уныния.

– Оля, не опоздай в школу! Пора. Обязательно застегни куртку, не модничай. Зонт не забудь. И лимон съешь – витамин С, сама знаешь.

Это мама. Заботится об Олином здоровье – всё так же, как в прошлом году, как и все пятнадцать лет подряд, со времён появления Оли на свет. Конечно, Оля не забудет. Оля любит свою маму, так что зачем её огорчать?

С этой мыслью девочка выловила из чашки дольку лимона, аккуратно выкусила кисло-сладкую мякоть из полукруга кожуры. Ух! Прошибло до самых мозгов! Оля улыбнулась – старый проверенный мамин способ её взбодрить. Подействовал, конечно, снова подействовал. Девочка допила остатки чая, вымыла чашку – и в кухне появилась мама.

– Кстати, папа тебя подвезёт, – улыбаясь и целуя Олю, сказала она. – Только что подкатил к подъезду. Давай-ка бегом! И зонт всё равно возьми!

Вот это было приятно. Обычно папа выходил из дома тогда, когда Оля только поднималась с кровати. А тут…

Унылое дождливое утро перестало быть унылым. Девочка Оля умела радоваться. Вихрем слетела она по ступенькам, забралась в машину, чмокнула папу в щёку – и они поехали к школе. Вдоль улиц, которые обычным утром Оля прошла бы пешком – под дождём и по лужам. Красота!

* * *

… – Мама, ну сколько можно – каждый день одно и то же, одно и то же! Не порть мне настроение с утра.

– Девочка моя, ну кто же о тебе позаботится, если не я? Послушай меня, послушай! С сыном Натальи Борисовны тебе нужно – просто обязательно нужно познакомиться. Они придут к нам в субботу чай пить. Поговорите, пообщаетесь. Может, найдутся общие интересы.

– Это бредовая идея, мама. Я уже знакомилась с сыном Софьи Олеговны – помнишь? И что? Дурак дураком, к тому же толстый и страшный.

– Красавцев, моя девочка, уже давно разобрали. А что дурак – так ты сама же у нас умная, вам на двоих хватит.

– Очень смешно, мама!

– Нам с тобой уже не до смеха…

– Это почему?

– Сама догадайся. И посмотри на свою сестру – она-то всё в жизни успела. В твои годы у неё уже…

– Мама!

– А ты только книжки мастер читать. И из дома тебя, кроме как на работу, просто не выпрешь! Так и просидишь всю жизнь квашнёй, так всё и упустишь!

– Мама!!

– Я правду говорю – подумай!

– Ну мама же!!!

– Мариночка!

– Ну хорошо…

– Что – «хорошо»? Пусть приходят?!

– Да… И на этом всё, мама. Я опаздываю.

– Конечно, конечно!

Таким разговором началось очередное утро. Туго зашнуровав модельные ботиночки, застегнув куртку и набросив ремень сумки на плечо, Марина вышла под дождь. Раскрыла зонт и зашагала, обходя лужи. Она знала, что, замерев у окна, мама смотрит ей вслед. И переживает – за то, как сложилась, вернее, не сложилась жизнь её девочки. И надеется – на её непременное счастье с сыном пресловутой Натальи Борисовны.

Но сейчас Марину, а точнее, Марину Сергеевну, учительницу, ждала работа – буйные, подмоченные осенним приморским дождём дети. Так что долой семейные проблемы, и – в бой!

* * *

Небольшой двухэтажный дом из почерневшего пиленого ракушечника, выщербленного ветрами и дождями, понравился им сразу. И маме, и девочке. Они обошли его вокруг, едва не соскользнув с раскисшей земли прямо в бушующие под высоким обрывом морские волны, постучали в толстые деревянные ворота, в маленькую дверцу, неожиданно обнаруженную ими в стене. Никого.

Мама и девочка не любили сдаваться. Они уселись в машину и поехали в обратном направлении. Вскоре показался курортный посёлок. Возле полутораэтажного коттеджа, над достройкой которого трудились неутомимые рабочие, машина остановилась, мама и девочка выбрались на улицу и спросили у них, где можно найти хозяев того самого дома на берегу. После долгого разговора под дождём кое-что прояснилось, и машина снова покатила вдоль посёлка. Лаяли собаки, выходили под дождь недовольные люди, а промокшие и усталые мама и девочка продолжали расспросы.

И нашлись – хозяева каменного дома нашлись! Пожилые супруги до самого лета не собирались сдавать свой уютный комфортабельный домик посреди курортного посёлка – и сейчас жили в нём сами. Но когда услышали, что у них просят снять тот старый рыбацкий дом на отшибе – и к тому же прямо сейчас, удивились и оживились. Не теряя времени, мама и девочка пригласили хозяев в машину – и помчали их к дому на берегу.

Внутри дома оказалось хорошо, только холодно. Пока хозяин суетился с углём для печи и включал электрические обогреватели, хозяйка провела будущих жильцов по комнатам. Их оказалось немного – весь первый этаж занимала просторная кухня, сейчас заваленная разномастной мебелью, а наверху были две комнаты, и обе с выходом на террасу.

– Обычно мы тут летом живём, а сдаём тот дом, в смысле коттедж, – сообщила хозяйка. – Комнаты то есть в нём сдаём. Там чистенько, аккуратно, все удобства, евроремонт. От него и до рынка близко, и до пляжа пять минут ходьбы. Может, вы всё-таки в коттедже комнаты снять хотите? Весь второй этаж можем сдать, возьмём недорого – не сезон ведь. Или…

– А что раньше было в этом доме? – спросила мама, отрицательно качая головой – и тем самым отвергая предложение жить вместе с хозяевами в новом уютном коттедже посреди посёлка.

А раньше здесь жили рыбаки. В длинных сараях, которые когда-то были выстроены вдоль дома, но теперь почти все оказались снесены за ненадобностью, хранились лодки, складировались сети. А на берегу моря они растягивались для просушки и починки. На первом этаже дома, в кухне, было что-то вроде конторы, где рыбаки, что приезжали и приходили на свой промысел из посёлков, отдыхали в ненастную погоду и отчитывались руководителям рыболовной артели. Когда артель прекратила существование, дом, построенный ещё до революции, остался за семьёй старшего артельщика. Со временем одно поколение семьи сменило другое, лодки гнили в сараях, вокруг дома появились огороды, куры забегали по двору. Но скоро и это хозяйство стало никому не нужно – следующее поколение хозяев рыбацкого дома выбрало другой способ выживания. Так в пригородном посёлке возник коттедж для курортников, возле которого подрастал небольшой, но уютный садик. Одинокий мрачный дом на отшибе стал служить временным пристанищем хозяевам в месяцы массового наплыва отдыхающих. И складом в межсезонье.

Но теперь ему вновь предстояло быть обитаемым.

– Плохо печь топится. А обогреватели электричества много съедают, – развёл руками хозяин, завершивший дела по налаживанию отопления. Печь дымила и коптила, но электрические калориферы работали хорошо, и скоро стало теплеть.

– Отлично, будем топить электричеством, – согласилась мама.

Девочка в переговорах не участвовала.

– Дорого, – вздохнула хозяйка.

Мама, которой и предстояло платить за дорогое тепло, улыбнулась и пожала плечами:

– Ну, значит, будем греться дорого.

Хозяева переглянулись и закивали.

– Так надолго вы к нам? – ещё раз уточнил хозяин.

– Как понравится, – ответила мама и предложила заплатить деньги за несколько месяцев вперёд.

Но всё ещё удивлённые странной сделкой хозяева рекомендовали не рисковать: приняли деньги только за один месяц.

– Если не понравится – съедете отсюда со спокойной душой и найдёте себе что-нибудь получше. Да и нам спокойнее будет, – так сказали они. – А приживётесь – тогда будем и дальше рассчитываться.

И новые жильцы согласились.

Глава 2

Готы в городе!

Гликерия. Её звали Гликерия – новенькую девочку, которая появилась на первом уроке в девятом «А» классе. Её привела директор школы, назвала имя-фамилию и оставила. А сама умчалась – у неё тоже был сейчас урок.

Марина Сергеевна, классная руководительница девятого «А» и одновременно учитель физики, торопилась начать новую сложную тему, а потому быстренько пожелала девочке Гликерии хорошо учиться, поскорее адаптироваться в коллективе и предложила сесть за пустовавшую сегодня парту – третью в среднем ряду. Новенькая послушалась и расположилась там.

Событие! Новенькая в классе – это же всегда событие! На Гликерию внимательно смотрели, пока она шла к предложенной парте, пока садилась и вытаскивала вещи из рюкзака. И когда Марина Сергеевна объясняла новую тему, тоже смотрели.

А потому многие были очень даже невнимательны.

– Что же вы меня не слушаете? – возмутилась учительница, устав наблюдать за тем, как взгляды её учеников скашиваются в сторону от доски. – Да что с вами такое, девятый «А»? Никак, что ли, не раскачаетесь после каникул?

Осенние каникулы закончились меньше недели назад, так что это вполне могло быть правдой.

«Да, никак мы не раскачаемся!» – охотно закивали ребята. И продолжили наблюдать.

А новенькая Гликерия не делала ничего особенного. Она просто сидела за партой и просто смотрела – на доску, на развешанные по стенам наглядные пособия, портреты прославленных физиков и самопальные ученические газеты, которыми увлекались в девятом «А». Иногда девочка останавливала взгляд и на своих новых соучениках – но, как отметил про себя каждый наблюдатель, нечасто.

Выглядела Гликерия… Выглядела она так уж выглядела! Оля Соколова, которой новенькую было очень хорошо видно – она сидела на соседнем ряду как раз наискосок, не переставала удивляться. И с уверенностью могла сказать, что похожих личностей в их школе точно не было. Ну надо же! Новенькая была во всём чёрном: чёрная водолазка под чёрным сарафанчиком с капюшоном – довольно простеньким, трикотажным и весьма потёртым. Однако от этого он только выигрывал – казался униформой какого-то неведомого мистического ордена. Чёрные лосины и бархатные балетки на ногах. Да – ещё большой кулон, висящий на длинной серебристой цепочке. Не крест, не какой-нибудь там зловещий черепок или гробик, а что-то другое, что непременно хотелось разглядеть.

Ну а лицо… Оля видела новенькую в полупрофиль, хотя несколько раз, разглядывая стенды и портреты, Гликерия оборачивалась – и Оля успела, пусть и каждый раз мельком, рассмотреть его. Интересное такое лицо. Довольно бледное, без косметики. Высокий лоб, под тонкими бровями тёмно-серые глаза, расставленные, может быть, чуть шире, чем нужно для гармоничной красоты, маленький рот сердечком. На щёки то и дело падали две короткие пряди волос – очевидно, бывшая чёлка, которую Гликерия решила отращивать. Остальные волосы – очень прямые, тёмно-тёмно серые, тоже можно считать, что чёрные, собраны в два хвоста. Длинных, до пояса. Кажется, всё скромненько и не противоречит школьной эстетике и морали. И в то же время на эту девушку хотелось смотреть, смотреть и смотреть, пытаясь разгадать её тайну. Если она есть, конечно, эта тайна… Да и просто приятно было новенькую разглядывать.

От неё пахло духами, и духами какими-то таинственными, но одновременно знакомыми. На перемене Оля Соколова специально прошла мимо новенькой несколько раз – попыталась вспомнить, что за духи. Не вспомнила. Но выяснила, что Гликерия на полголовы ниже её. А значит, совсем невысокая – особенно по сравнению с рослыми девушками их класса. На физкультуре наверняка окажется третьей-четвёртой с конца шеренги – как раз перед известными малявками сёстрами Сидоровыми и кругляшкой Таней Огузовой. И довольно худенькая.

«Гот! Новенькая – гот!» – толкнув Олю в бок и кивнув на Гликерию, со знанием дела сообщил Димка Савиных, самый шустрый и бойкий парень в классе. Сообщил – и, многозначительно кивая и подмигивая, отправился разносить эту информацию остальным.

А новенькая, если и слышала Димку, то всё равно оставалась спокойна. Не подтверждала его сообщение, но и не опровергала. Вслед за остальными она перебралась в кабинет русского языка. С теми, кто подошёл к ней, с удовольствием познакомилась. Оля Соколова слышала это. Сама она познакомиться постеснялась. Хотя мысленно была уже в такой же интересной одежде, такой же независимой и невозмутимой, как Гликерия.

…Независимой, да. Это качество новенькой бросалось в глаза, пожалуй, даже посильнее готического имиджа. С первых же минут появления Гликерия вела себя спокойно и уверенно. Оля Соколова сразу это заметила. И ещё подумала о том, что у них в школе все привыкли оглядываться друг на друга, ожидая оценки – одобрения, осуждения или плохо скрываемой зависти. Будь то какой-то поступок или просто внешний вид. Все: и девчонки, и мальчишки, старались произвести впечатление, быть лучшими, прорваться в лидеры, стать звездой – в любой номинации. Это называлось здоровым духом соревнования, и все привыкли чувствовать на себе постоянные оценивающие взгляды, привыкли ждать комментариев в свой адрес. И признания. Обязательно. Любой ценой добиться позитивной победы – такой негласный девиз имела школьная жизнь.

А новенькой явно было всё равно. И она это своё «всё равно» не демонстрировала. А просто жила. Оля Соколова, точно притянутая магнитом, следила за ней. Вот Гликерия устроилась за партой на географии, вот разглядывает стенды в кабинете истории, вот села на подоконник в ожидании геометрии. Как у себя дома! Девчонка была спокойна и расслабленна, как будто тысячу лет училась в этой школе и ниоткуда не ожидала подвоха! А она – Оля, хоть и учится тут с первого класса, до сих пор с опаской и осторожностью поглядывает по сторонам. Раньше, в младших классах, надо было остерегаться драчливых мальчишек. Позже – неустанно следить за внешним видом, стараться не опозориться и всегда быть на высоте. Какая-нибудь модная фря так может откомментировать твой облик или любую из составляющих гардеробчика – что от позора захочется утопиться в море… Если в класс приходили новенькие – что, признаться, случалось за время Олиного обучения нечасто, они вообще долго привыкали, пристраивались и приспосабливались к местному обществу. А Гликерия тут же, в первый же день появления, почувствовала себя уютно – и явно чихать ей на мнение всех и каждого. Вот как это ей удаётся?

И опять же – тайна… Подумав об этом, Оля Соколова даже пригорюнилась.

У неё, у Оли, не было тайны. А у новенькой Гликерии всё, даже голос – негромкий, глуховатый и низкий, даже раскачивающийся на цепочке кулон, даже чёрный потрёпанный рюкзак с книгами и тетрадями, – всё казалось значительным и загадочным. Это завораживало и расстраивало одновременно. Вот поэтому Оля знакомиться не лезла и наблюдала со стороны.

Гликерия же продолжала невозмутимо общаться с новыми одноклассниками. Сравнила свои учебники с местными, записала, каких ей не хватает, выяснила, как зовут учителей – всё это наблюдала Оля во время уроков и на переменах. А после занятий – Оля вместе с остальными это видела – выбежала из школы, забралась в подкативший к обочине чёрный внедорожник и умчалась.

* * *

– Готы! У-лю-лю!

– Бу-у! Ву-у! Готы в городе! – не раз и не два раздавалось за спиной Гликерии, когда она проходила по школьным коридорам. Это веселились младшеклассники. Старшие просто оценивающе разглядывали её. Так, чтобы она непременно это заметила – разглядываем, да. И как ты на это отреагируешь? Гликерия реагировала как обычно – была спокойна и ровна.

– У вас новенькая – готка? – приставали к ребятам из девятого «А» ученики других классов.

– Ну и как она? Не зовёт ещё вас погулять по кладбищу?

– Или она у вас вампи-и-и-р-р-р-р?

Соученики Гликерии отшучивались и ничего конкретного не отвечали. Потому что сами ничего о ней не знали.

У классного руководителя Марины Сергеевны девочка вызвала сначала недоумение, а затем интерес. Новенькая не хамила, да и вообще не нарушала дисциплины. Физику – пусть на слабую троечку, но знала, уроков не прогуливала. Всё было в допустимых пределах. Но так что же, что? Ведь что-то если не отталкивало от неё Марину Сергеевну, то как-то настораживало. Да та же спокойная независимость и доброжелательная уверенность, с которой новая ученица держалась, – вот что. И, конечно же, внешний вид.

Ох, этот внешний вид…

Никаких готов и прочих нарядных неформалов в школе до этого не было. Руководство тщательно следило за внешним видом и моральным обликом паствы, старательно держа всех – от малышей до выпускников, в нескончаемом позитиве общешкольной жизни. Тематические вечера и просто дискотеки, самодеятельные концерты, конкурсы и турниры, КВНы и спортивные матчи – чего только не проводилось в школе, чтобы отвлечь учеников от негативного влияния улицы и неконтролируемого ухода в себя. Сами ребята – в школе существовал орган ученического самоуправления «Комитет добра и порядка», – учителя, и Марина Сергеевна, конечно, в том числе, пристально следили за тем, чтобы дети были понятны, просты и проницаемы. Вот потому и она, и остальные педагоги с первых же дней присматривались к новенькой из девятого «А» – но та умело балансировала на грани дозволенного, так что придраться, сделать замечание или велеть ей что-либо подкорректировать было невозможно. Так что и Марина Сергеевна, затаив смутную тревогу, старалась вести себя с Гликерией как и со всеми остальными учениками. Но на самом деле ей так хотелось подойти к девчонке и спросить… О чём спросить? Да хоть о чём-нибудь. В день поступления новенькой Марина Сергеевна узнала от директора, что последним местом, где обучалась девочка, была московская школа. Вот так да! Училась в Москве – и вдруг переехала! Почему, зачем? Все туда, а она оттуда. Так что спросить, спросить бы… Вот ведь какая загадочная девчонка. Тайна у неё какая-то была, вот хоть ты тресни! В такие моменты Марина Сергеевна себя останавливала. Что ещё за тайны? Ни у кого из ребят тайны нет, а у новенькой есть. Это плохо – тайны отвлекают от уроков. А все проблемы из Москвы – не живётся там спокойно, всё стараются в столице существовать поизощрённее, вот и расплодились разные готы-обормоты, эмо-проблемы, трэш – проевшие вам плешь… Такие мысли немного мирили Марину Сергеевну с действительностью – особенно в преддверии мучительных знакомств, которые устраивала для неё, одинокой неприкаянной девушки, озабоченная её будущим мама. Для чего и таскала Марину по гостям или приглашала к ним домой своих подруг и знакомых с великовозрастными сынками. И это было ужасно…

* * *

Имидж Гликерии по-прежнему интриговал. Хотя никакого готического грима на ней не было, украшений – кладбищенских или со склада металлоизделий – тоже. Одни и те же неброская цепочка с кулончиком, серебряная мелочь неценных колец на пальцах, иногда атласная ленточка на шее. Всё. Но эта девочка бросалась в глаза, как будто от неё шло излучение – и притягивало взгляды. В основном новенькая появлялась на уроках в том же боевом наряде, что был на ней в первый день. Пару раз её видели в узких брюках и чёрном свитере. Хотя и в красной водолазке тоже видели. И в толстой серой кофте из овечьей шерсти тоже. То есть чёрному цвету она иногда изменяла. В раздевалке, собираясь домой, она переобувалась – меняла балетки на шнурованные ботинки – высокие, до колена, изящные, в которых даже как-то жалко месить осеннюю грязь. Или на резиновые сапоги – тоже, конечно, чёрные и антрацитово блестящие. Надевала плотный плащ с большим капюшоном – и исчезала под завесой дождя.

Она спокойно и дружелюбно говорила всем «привет», когда утром входила в класс. Говорила «пока», когда перед отходом домой покидала раздевалку. Некоторых, например, того же Димку Савиных, спрашивала о чём-то – кажется, о том, какая в городе обычно зима и что делают зимой на физкультуре. На переменах или читала учебники, или переписывалась с кем-то в коммуникаторе, или, прикрыв глаза, слушала музыку, заткнув уши наушниками. Но чаще всего просто стояла у окна и смотрела вдаль – в тех кабинетах и коридорах, окна которых выходили на неровный ряд сараев, чахлый школьный сад и пустую бесприютную степь за ним. Лил дождь, били в стекло градины, задувало льдистой крупой – а Гликерия смотрела сквозь разгул непогоды. И иногда улыбалась. А чему, почему – непонятно.

Глава 3

Типаж «молодая ведьмочка»

И однажды приехала в школу на скутере. Оставив его на старом хозяйственном складе, ключами от которого владел завхоз, Гликерия отправилась на уроки. Отсидев их все – так же спокойно и с доброжелательной невозмутимостью, она отыскала завхоза, зашла на склад, вывезла оттуда на улицу свой мотороллер.

И тут её окружила толпа. Конечно, у некоторых ребят тоже были скутеры, и они тоже приезжали на них в школу. Но такого пристального внимания не привлекал до этого никто. Девушка в чёрном, ведущая в поводу чёрный блестящий скутер…

Оля Соколова, которая вместе с Таней Огузовой вышла из дверей школы, тоже увидела эту картину и поспешила присоединиться к толпе зрителей.

А Гликерия тем временем подкатила свой транспорт к воротам и только собралась сесть в седло, как к ней шагнул Костя Комков – самый популярный в школе парень выпускного возраста.

– О-о, какой скутерок! – с интонацией ухаря-купца произнёс он и протянул руку к рулю. – Дай-ка покататься.

Гликерия отвернула руль вбок, так что рука Костика цапнула только воздух.

– Не дам, – сказала Гликерия.

– Да не бойся. Кружок-другой проедусь, проверю твою машину. О! Сделаю этому скутеру тест-драйв! – оборачиваясь к своим приятелям, в числе которых топтался и Димка Савиных, теперь уже как добрый барин протянул Костик.

– Нет. Не дам, – отрицательно качая головой, повторила Гликерия.

Оля Соколова, которая невольно ощутила себя в группе поддержки новенькой, оглянулась на Таню и замерла – спорить с Костиком было себе дороже. Избалованный любовью девчонок разного школьного возраста и покровительством учителей, которые считали его обаяшкой и заводилой, – то есть очень нужным человеком в плане влияния на народные массы, он привык к популярности и сопутствующим ей благам. Только вот Гликерия, кажется, об этом не догадывалась. А любимец публики был капризен и злопамятен.

– Почему? – удивился Костик, вторично услышав «нет».

– Потому что я тебя не знаю, – сказала Гликерия, пожав плечами.

– Меня – не знаешь? – удивился Костик.

– Нет.

– Ну и что. А я хочу покататься. Дай. Жалко, что ли?

Костик смотрел на новенькую весело и нагло. А на него смотрела куча зрителей. И зрители эти, кстати, всё прибывали. Костя, большой любитель выступать на сцене, и в жизни с удовольствием устраивал забавные шоу. А интерес зрителей добавлял ему уверенности и куража.

– Жалко, – спокойно и твёрдо ответила Гликерия.

– Почему???

– Не понимаешь?

– Не-а.

– Ты не сделал мне ничего хорошего – чтобы и я тебе захотела что-то хорошее сделать, – глядя на Костика из-под капюшона, сказала Гликерия. – Ну, конечно, если бы у тебя были какие-то проблемы, я бы тебе помогла – довезла бы там куда надо на своём скутере или дала его тебе, чтобы съездить к больной бабушке, срочно привезти ей лекарства. А так… Нет.

Костик разозлился. Он не терпел отказов. Он не привык к ним. Он, как помнила Оля Соколова, в прошлом году на глазах у всех высмеял и хлопнул по ушам её одноклассника Сашку Макушева – за то, что тот не стал выполнять какое-то мелкое поручение Костика из разряда «подай-принеси». Сашка до сих пор был не отомщён. Оля дружила с ним – и ужасно злилась на Комкова. Правда, тоже ничего с ним сделать не могла. Ни тогда, ни сейчас.

А Костик тем временем гневно покраснел.

– Я смотрю, ты не в меру деловая, – фыркнул он, презрительно оглядывая Гликерию с головы до ног. – В общем, трындеть ты можешь долго, мне просто слушать некогда. А покататься охота. Так что осади от аппарата. Накатаюсь – верну. Но за то, что ты была со мной дерзкой, верну не скоро.

Одобрительно захихикали приспешники. Новая волна уверенности хлынула к Костику. Он ухмыльнулся.

– Ты понимаешь, что покушаешься на личное имущество? – откатывая скутер назад, спросила Гликерия. – Понимаешь, что мне придётся его защищать? А это создаст тебе проблемы, я предупреждаю.

– Ой-ой! А тебя что, в детстве не учили делиться? – съехидничал Костик, вплотную подошёл к скутеру, схватился рукой за руль. Ещё одно движение – и он оттолкнёт мощным корпусом девчонку от её машины.

– Ох, зря ты так… – негромко проговорила Гликерия.

Это прозвучало весьма зловеще. Или так только показалось Оле, которая, как и остальные зрители, когда уже всё закончилось, не раз вспоминала случившееся.

В толпе с интересом переглянулись и снова захихикали.

– Ой, боюсь-боюсь, – улыбнулся Костик.

И тут произошло то, что впоследствии долго и подробно обсуждалось. Гликерия вдруг резко подняла левую руку с растопыренными пальцами, сделала несколько круговых движений, сжала кулак, как будто выхватила что-то из воздуха – и кинула это «что-то» в лицо Кости. Секунда – и тот взвыл, упав на асфальт и скорчившись под ногами Гликерии.

В толпе зрителей ахнули, взвизгнули. Несколько самых смелых и преданных девчонок бросились к Косте.

– Костя, Костя, как ты? – запричитали они, склонившись над ним.

– Как чувствуешь себя?

– Ты жив???

– Поднимайся, – сказала Гликерия, протягивая Костику ту же самую, сразившую его руку.

Но парень, снова вскрикнув и неистово отталкиваясь от асфальта пятками, отполз от неё подальше. Он лежал – такой несчастный, такой пострадавший. Глядя на него, Оля Соколова забыла про месть – и уже пробиралась к старшим девчонкам, чтобы спросить, чем помочь – не сбегать ли за медсестрой. Или, может, «Скорую помощь» вызвать…

– Да вставай, всё с тобой нормально, – Гликерия вместе с мотороллером приблизилась к поверженному герою. – Давай, не позорься. И тебя, наверно, в детстве не учили, что никогда не надо проявлять агрессию. На силу всегда есть сила сильнее.

Больше она ничего не сказала. Села на скутер. Затрещал его моторчик. Толпа стремительно расступилась.

Гликерия уехала.

Вот тут-то все разом и заговорили. Костю Комкова подняли с асфальта. Кто-то схватил его за запястье, проверяя пульс, кто-то положил ладонь на лоб, проверяя – не поднялась ли температура, кто-то отряхивал от уличной грязи, испортившей одежду красавца.

Сбросив оцепенение – и руки добрых помощников, Костик бодро оглянулся по сторонам и заявил:

– Я в порядке.

– А что с тобой было? – чуть ли не хором поинтересовались окружившие его ребята.

– Я не помню, – голосом человека, который перенёс амнезию, ответил Костик.

И на разные голоса ему принялись рассказывать, как монстр-новенькая поводила в воздухе рукой и как будто бы кинула в Костика невидимый шар. Который и поверг его наземь.

– А ты следил за её движениями, не отрываясь!

– Да, да, как загипнотизированный!

Оля не принимала участия в рассказе. Как будто спало с неё наваждение – Костю ей было уже не жалко. Потому что она… Потому что она ему не верила – вот что! Ей даже стало стыдно – человек только что упал, пострадал, да ещё на глазах у всех. А она… Странное с ней что-то происходило. Добрая Таня Огузова уже квохтала возле несчастного. А Оля так и осталась на месте.

– Ах да! – Константин тем временем картинно вскинул голову. – Чё такое вообще произошло-то? Вообще бред. Я почувствовал, как будто меня током ударило, что ли… Бах – и всё. Как шок. Да. И темнота. Очухался уже на земле. Локтем вот ударился, больно…

– А сейчас-то как? – поинтересовались сочувствующие.

– Сейчас нормально, как ничего и не было… – пожал плечами Костик.

– А она ведь говорила, что лучше её не трогать, – подала голос одна из старших девчонок. На лице её был мистический ужас, да и голос дрожал, как у ведущей передачи о сверхъестественных силах.

– Да, говорила… – согласились с ней.

– Ой…

По толпе снова прошёл рокот. Теперь уже тревожный. Ведь речь зашла о мистике. Оля Соколова тоже поддалась общему настроению и зябко поёжилась.

– Я думал, она просто готичка… – протянул Димка Савиных. – А она вон что творит. Рукой поводила – и, считай, труп на земле. А ведь не скажешь, что ведьма…