«ВОСЬМЁРКА» И ЕЁ ЛИДЕРЫ

Бирмингем. Англия. 1998 год. Саммит «восьмёрки».

Идёт обсуждение. Неожиданно Тони Блэр захлопывает папку и объявляет: «Так. Шестнадцать часов. На стадион я уже, конечно, не успеваю, но хоть по телевизору футбол посмотрю. А вы не в курсе? Сегодня же „Арсенал“ — „Ньюкасл“! Финал Кубка Англии».

Полное понимание аудитории. Премьер-министры Италии, Канады, Японии, президенты США, России и Франции, канцлер Германии — все дружно встают и, переговариваясь на ходу, идут к телевизору.

В тот день мы, кажется, так и не успели закончить наш разговор. Футбол оказался важнее.

До сих пор улыбаюсь, когда вспоминаю, как во время матча премьер Италии Романо Проди подтрунивал над Тони Блэром: «Смотри, Тони! Какой у этого игрока замечательный англосаксонский нос!» А дело в том, что сейчас в сильнейших клубах английской лиги тон задают итальянцы. Но Тони только отшучивался.

А за его спиной продолжал молчаливо сидеть шерпа — так называют на саммитах помощника руководителя страны. Обычно это специалист по экономическим вопросам. Он тоже, кстати, смотрел футбол.

Я специально начал рассказ о саммитах «восьмёрки» с этой картинки, чтобы читатель почувствовал дух нашего клуба. Ведь «восьмёрка» — это и есть клуб. Клуб неформального общения руководителей восьми самых сильных, промышленно развитых стран мира.

Парадокс, но именно этот клубный дух, раскованный дружеский стиль и есть тот «регламент», который старательно (если не сказать — жёстко) поддерживается лидерами всех стран. Лидеры меняются, а стиль остаётся. Ведь именно ради этого общения и создавалась «восьмёрка» в 1975 году, когда она была ещё «шестёркой».

… Несколько руководителей самых влиятельных стран мира собирались у камина на полдня и разговаривали по душам. И вскоре стало ясно ради чего. Эти клубные встречи понемногу, год за годом стали важнейшим инструментом мировой политики. Именно в силу своего свободного духа, своей раскованности они давали возможность лидерам обсудить привычные или новые проблемы в несколько иной плоскости — сблизить позиции вне рамок международного протокола.

Обычные международные визиты, на которых подписываются совместные или двусторонние документы, очень строгая вещь. График таких поездок согласовывается МИДом за полгода, примерно в те же сроки составляется программа поездки. Готовится масса документов — справок, текстов выступлений, проектов… Все расписано заранее, регламентировано.

Однако мир развивается слишком быстро, чтобы целиком зависеть от такого «долгоиграющего» механизма решения своих проблем.

В связи с этим когда-то и родился формат «восьмёрки»: плотный, компактный и… закрытый. Минимальная делегация. Абсолютно свободный разговор. Ничего с этих встреч не выносится на обсуждение широкой общественности. Следует только общее короткое коммюнике.

Теперь о том, как в этот клуб пригласили Россию. И почему пригласили.

О том, что «семёрка» должна стать «восьмёркой», говорил ещё М. С. Горбачёв в бытность президентом СССР. Но только в 90-е годы Россию стали приглашать на саммиты. Сначала как «специального» гостя. Финансово-экономические вопросы оставались для нас закрытыми. Я чувствовал, что формат «семь плюс один» многих здесь устраивает. Это давало возможность и приблизить к себе Россию, и в то же время дать ей почувствовать себя школьником на экзамене. Для нашей страны это было неприемлемо. Я считал, что раз Россию пригласили, то никакого двойного стандарта здесь быть не может. Или мы члены клуба, или нет.

В 1997 году в американском Денвере Россия впервые получила полноправный статус. Теперь наша делегация принимала участие почти во всех заседаниях.

Думаю, здесь сыграла роль наша жёсткая позиция по отношению к расширению НАТО на восток, высказанная мной за несколько месяцев до этого на российско-американской встрече в Хельсинки. На весь мир я заявил, что это — ошибка, которая приведёт к сползанию в новую конфронтацию Востока и Запада. И к сожалению, оказался прав.

Кстати, на двустороннем саммите в Хельсинки в марте 97-го, очень драматичном по внутреннему напряжению, была одна запоминающаяся подробность: Клинтон передвигался там в инвалидной коляске. Он незадолго до саммита поскользнулся на ступеньках и порвал сухожилие.

А для меня это была крайне важная поездка не только из-за дискуссии по НАТО.

Совсем недавно я перенёс операцию на сердце. Все ожидали увидеть ослабевшего Ельцина и пышущего здоровьем Клинтона. И вдруг президент США оказался в коляске. Помню, я прокатил его несколько метров. Кадры эти обошли весь мир. Многие вспоминали Ялтинскую конференцию 1945 года и великого президента США Рузвельта, который тоже передвигался на коляске.

Клинтону, по-моему, было немного неудобно, что я решил его слегка прокатить, но он улыбался. Картинка получилась символичная: не здоровая Америка везёт в коляске больную Россию, а наоборот. Россия помогает Америке.

Билл Клинтон — знаковая фигура в истории США. Именно при нем экономика Америки достигла впечатляющего результата: непрерывного подъёма на протяжении всех последних лет. США стали державой-лидером. Клинтон привёл страну в новую компьютерную эру — с огромным интеллектуальным потенциалом, в качестве безусловного технологического лидера.

Казалось бы, у себя в стране Билл должен был стать национальным героем, ведь он практически выполнил все те задачи, которые до него не удавалось выполнить никому; он буквально воплотил в жизнь политическое завещание всех американских президентов второй половины XX века — добиться экономического расцвета, но при этом дать социальные гарантии неимущим слоям общества. Клинтон выполнил все это! О чем ещё можно мечтать? К чему стремиться?

…Но вот парадокс — американцев больше интересуют не все эти безусловные завоевания, а его история с Моникой Левински.

К концу второго президентского срока рейтинг Билла Клинтона упал — ниже некуда.

Впервые в XX веке президент США подвергся процедуре импичмента. К счастью, отстранение от должности не состоялось. Но допросы президента, его показания стали достоянием общественности.

…Такова цена власти.

Каждый твой шаг, каждое слово общество рассматривает сквозь гигантскую лупу. Не дай Бог ошибиться! Сделать какой-то неточный или неправильный поступок. Человеку на этом посту не могут простить ничего. Никаких ошибок, никаких скандалов.

Между тем общество выбирает на главную роль в государственной иерархии не машину, а живого человека, с живыми реакциями и способностью к самостоятельным действиям. Но вряд ли кто-то из избирателей отдаёт себе отчёт в том, что обратная сторона этой внутренней независимости и самостоятельности — ошибки. Обычные человеческие ошибки.

С другой стороны, скандал вокруг Клинтона ещё раз подчеркнул простую вещь: соблюдение морально-этических норм является первейшей заповедью политика. Простым людям невыносима сама мысль о том, что тот, кто управляет ими, может находиться под властью каких-то случайных факторов.

Человек, идущий на президентские выборы, всегда должен помнить об этом. Вот и получается: не совершать ошибок живой человек не может, но и допускать их тоже как бы не имеет права!

Биллу Клинтону хотелось, чтобы американцы не узнали о скандале с Моникой Левински. Позднее он убедился в том, что сделать это невозможно. Американская мораль (а вместе с ней и правосудие) не простила ему именно колебаний и сомнений.

Сравнивать американский и российский импичмент практически невозможно. Это две совершенно разные истории.

Но то, что они совпали по времени, я рассматриваю как некий знак судьбы. Как некое предупреждение обществу: агрессивное морализаторство, которое разыгрывается как политическая карта, может послужить очень мощным разрушительным фактором.

Именно разрушительным, а не созидательным.

Наш левый парламент вменял в вину российскому президенту прежде всего развал Советского Союза. Но за дымовой завесой идеологии было то же самое сведение счётов, что и в случае с Клинтоном. Мне, как и Биллу, политический истеблишмент, вернее, левая его часть, не смог простить жёсткости, решительности, в конце концов, простить упорного движения к намеченной цели. Клинтон настолько затмил своих политических конкурентов, что им не оставалось ничего, кроме как играть на другом политическом поле — поле разоблачений и провокаций. То же самое я могу сказать и о нашем российском импичменте.

Проиграв и первые, и вторые выборы, коммунисты начали искать любые способы уничтожить президента, любые возможности сместить его с поста. В ход пошло все: распад СССР был объявлен заговором, ошибки первой чеченской кампании — преступлением, трудности в экономике — «геноцидом русского народа». Каждый мой шаг, каждое слово, все проблемы со здоровьем, начиная с операции на сердце и кончая бронхитом, становились поводом для крупного политического скандала, для обструкции в Думе.

…И тем не менее, я думаю, история все поставит на свои места. Всем воздаст по заслугам.

И мой импичмент, и импичмент Клинтона в какой-то мере стали поворотным моментом для общественного развития и у нас в стране, и в США.

Казалось бы, совершенно разные страны, совершенно разная политическая культура, общественная мораль, разная история. Но общие закономерности проявляют себя даже в столь непохожих ситуациях.

На пороге нового века, нового тысячелетия современное общество становится максимально открытым и прозрачным благодаря гласности, свободе слова, массовым коммуникациям. Глава государства просто обязан, если хочет сохранить свой пост и вести эффективную политику, ответить на любой вызов. Должен прямо и честно ответить на любой вопрос. Даже если общественное мнение пытается вмешаться в его личную жизнь. Президент обязан проявить мужество и достоинство даже в этих болезненных столкновениях. И мне кажется, Билл в конечном итоге именно это и сделал.

… Но я сейчас хочу сказать о другом.

Я помню наши первые встречи с Клинтоном. Меня совершенно поразил этот молодой, вечно улыбающийся человек — мощный, энергичный, красивый. Клинтон был для меня олицетворением нового поколения в политике. Будущего без войн, без конфронтации, без угрюмой борьбы систем и идеологий.

Я понимал, что и для Клинтона важен личный, человеческий контакт со мной: именно с моими политическими шагами, на его взгляд, связано падение коммунизма, главной угрозы Америке в XX веке. Билл был готов идти навстречу; ни один американский президент до этого (и как говорит Билл, вряд ли случится такое и в будущем) не приезжал столько раз в Москву, не проводил столь интенсивные переговоры с руководством нашей страны, не способствовал оказанию нам такой масштабной помощи — и экономической, и политической.

Порой нам с Биллом казалось, что в наших встречах закладывается какой-то новый миропорядок, новое будущее для всей планеты.

Нет, это не были иллюзии. Но жизнь оказалась куда сложнее.

Выяснилось, что далеко не все демократические институты сразу прививаются в России. Что адаптация общества к демократическим ценностям идёт трудней и болезненней, чем казалось когда-то, в начале 90-х.

Стало понятно, что отнюдь не все сложные конфликтные ситуации, возникающие в мире, Россия и Америка воспринимают одинаково. Что у нас вполне могут быть разные интересы, и подходить к этому нужно трезво. Что помощь международных финансовых институтов сама по себе не способна создать у нас в стране условия для экономического подъёма.

…После иллюзий начала 90-х каждое такое открытие повергало российское общество почти в шок.

Потом прошла эйфория и у американцев в отношении России — постепенно с помощью целенаправленной информационной политики в глазах рядового обывателя нас превратили в страну бандитов и коррупционеров. Здесь объединили усилия и те, кто в США был недоволен «пророссийской» политикой Белого дома, и те, кто в России разыгрывал свою карту против Кремля.

Завоевания российско-американского диалога были в некотором смысле утеряны.

Но, на мой взгляд, откат этот — временный и не идёт ни в какое сравнение с тем, какой гигантский шаг вперёд был сделан в эпоху контактов «Билла и Бориса». Это был шаг воистину исторический. Были созданы такие механизмы российско-американского взаимодействия, которые никакие скандалы, никакие интриги, никакая конъюнктура не способны разрушить.

Америка и Россия перестали быть потенциальными врагами. Они превратились в потенциальных друзей.

Ну а дальше — дальше все зависит от будущих президентов. И от простых людей. От россиян и американцев.

…В конце 96-го года наша разведка прислала на моё имя донесение-шифрограмму, посвящённое триумфальному успеху на выборах Билла Клинтона — его только что переизбрали президентом на второй срок. В шифрограмме был прогноз: каким образом республиканцы будут решать возникшие у них крупные политические проблемы. Поскольку известно, говорилось в шифрограмме, что Клинтон проявляет особое расположение к красивым девушкам, в ближайшее время противники Клинтона планируют внедрить в его окружение юную провокаторшу, которая должна затем затеять крупный скандал, способный подорвать репутацию президента.

Помнится, я покачал головой: вот это нравы! Но в данном случае счёл этот прогноз слишком экзотическим. Мне казалось, что, если что-то подобное и возникнет, Билл, с его чувством реальности и обладая таким аппаратом помощников, сумеет вовремя разгадать коварный замысел.

Во время нашей последней встречи я хотел было подарить Биллу текст этой шифрограммы — на память. Но потом решил не травмировать человека — он и так слишком много пережил во время этой истории.

… Америка. Май 97-го. Удушающая, почти сорокаградусная жара. Кавалькада чёрных лимузинов. Денверцы не избалованы подобными зрелищами. На шоссе пробки, и люди выходят из машин на дорогу. Они залезают на крыши своих автомобилей и оттуда глазеют на нас. Похоже, что наши «ЗИЛы» вызывают у них полный восторг. Они визжат и машут руками — это же их 50-е годы! Мода на огромные мощные автомобили, практически танки на колёсах.

Фоном этой встречи был огромный ажиотаж в прессе. «Семёрка» превратилась в «восьмёрку»! Россия принята в элитный клуб государств! Что происходит?!

У нас в стране, в наших газетах раздавались другие, скептические, голоса: зачем нам «восьмёрка», что мы будем с ней обсуждать, у нас же совсем другие проблемы! Писали и о том, что вступление России в клуб никого не должно вводить в заблуждение: это всего лишь большой аванс.

Да, конечно, аванс. Экономика остальных семи стран — на подъёме. Наша только выбирается из кризиса. Вот и в Денвере нас не пригласили на совещание министров финансов по корректировке курсов валют — обсуждать нам тут нечего, рубль, к сожалению, по-прежнему слаб. Сидеть и слушать, как американцы с японцами обсуждают, поднимать ли иену по отношению к доллару, нам пока бессмысленно. Но…

Но я читал эти статьи и думал: когда же мы, русские, начнём к самим себе относиться нормально? Ведь абсолютно очевидно: в «восьмёрку» просто так, из-за политической конъюнктуры не принимают. Россия — одна из наиболее влиятельных стран мира. У неё уникальное сочетание природных запасов, высоких технологий, огромного внутреннего рынка, высококвалифицированных людских ресурсов, динамичного общества. Вот почему мы здесь, в «восьмёрке». При чем же тут разговоры о «бедных родственниках»?

Нет, восьмым лишним в клубе я себя никогда не воспринимал. Напротив, все больше чувствовал: нас уважают по-настоящему.

Технически работа «восьмёрки» происходит следующим образом. Стол переговоров. За ним сидят первые лица, руководители государств. Шерпа сидит у каждого за спиной. У него в распоряжении прямой телефон, который связывает его со штабом. В штабе специалисты из министерств финансов, иностранных дел, обороны, разведки. Моим шерпой на встречах «восьмёрки» последние годы был Александр Лившиц.

Начинается дискуссия. Обычно она идёт по кругу. У каждого лидера — своя тема. А дальше — обсуждение. Передо мной лежат заготовки по «моей» теме. Но ситуация может поменяться мгновенно. Шерпа обязан реагировать в течение секунд: получить из штаба информацию, быстро передать её мне, предложить различные варианты решения возникшей проблемы.

Иногда Лившицу приходилось очень несладко. На саммите в Кёльне, например, был драматический эпизод. Шерпа Гельмута Коля принёс информацию, что именно в тот момент, пока шёл саммит, Пакистан взорвал ядерное устройство. Лившиц немедленно связался с начальником Генштаба Квашниным. В течение минуты получил информацию: наша разведка подтвердила, что взрыв был. А у Клинтона оказалась более точная информация: взрыва пока не было. Состоялась лишь имитация, демонстрация взрыва, чтобы запугать соседей. Настоящий взрыв произошёл на несколько дней позже.

Александр Лившиц, мой экономический советник, сугубо гражданский человек, таким образом, оказался заложником неточной информации. Ему тогда крепко досталось от меня, хотя на самом-то деле ему пришлось отдуваться за наши силовые ведомства.

Вопросы, обсуждаемые на саммите «восьмёрки», я бы разделил на три группы.

Первая группа. Экономические и финансовые. Здесь наши стратегические цели ясны: добиться снятия с России всех ограничений, окончательного признания её государством с рыночной экономикой, вступления во Всемирную торговую организацию, Парижский клуб.

Ведь складывается парадоксальная ситуация. С одной стороны, нам выделяют кредиты, поддерживают нашу финансовую стабильность. С другой стороны, возводят протекционистские барьеры на пути нашего экспорта. Мы давно могли бы зарабатывать на мировом рынке немалые деньги, есть у нас такие статьи экспорта — высококачественная сталь, другие металлы, уран, некоторые технологии, наконец, наш экспорт на огромный рынок вооружений. Стоит нам заключить большой контракт, например, в космической отрасли с третьей страной, и тут же начинается тихое, незаметное, а порой и открытое давление американцев на правительство этой страны. Стоило нам проникнуть на рынок оружия Латинской Америки, начать продавать вертолёты и самолёты, — американские посольства стали проводить брифинги, организовывать кампанию в местной прессе.