35

Джинна вернулась домой из университета в ещё большем смятении, чем то, которое она испытывала, отправляясь туда. Она провела большую часть дня, переводя весьма содержательные «Мысли» Паскаля на английский и думая о Томе МакКиллапе на странном, бессловесном языке любви. Даже всезнающий Паскаль, похоже, терялся, размышляя об этом чувстве. Ему пришлось позаимствовать суждения Корнеля.

«Согласно Корнелю причины, порождающие любовь, вполне реальны, а её последствия ужасны.»

Джинна не нуждалась в гениях 17-го века, чтобы понять это. Том не звонил ей с прошлой среды, когда он избавил её от ненавистной девственности, и она стремительно сходила из-за этого с ума. Пять дней молчания. Сегодняшний не считается. Еще нет, подумала она, бросив плащ на кресло и помчавшись на кухню, где миссис Кук с усердием полировала серебро.

– Для меня нет сообщений? Кто-нибудь звонил?

– Кто-то звонил, мисс, но не вам. Вашей мачехе.

– О. – Шесть дней молчания. – Где моя мачеха?

– Отправилась за покупками.

Джинна не знала, почему она задала этот вопрос. Алексис вечно ходила по магазинам. Это занятие составляло её главный интерес в жизни, она посвящала себя ему ревностно, страстно, пылко. Оно помогало заглушить скуку и разочарование.

Теперь, когда Джинна снова жила дома, она поняла, каким пустым, незаполненным, лишенным любви было существование Алексис. Прежде Джинна была слишком молода, чтобы понять ситуацию. Она решила никогда не становиться такой, как её мачеха.

Внизу зазвенел дверной звонок.

– Любопытно, кто это может быть, – сказала миссис Кук.

Это была Алексис. На этот раз она пришла с пустыми руками. Обычно они были заняты покупками, а губы женщины – плотно сжатыми от усталости. Сейчас она казалась ликующей, счастливой.

– Я оставила дома ключи. – Алексис засмеялась, её коралловые губы были одного цвета с брюками, видневшимися под длинной шубой из рыси. Право, какая оплошность.

– Я думала, что ты делаешь покупки, – сказала Джинна.

– Верно, дорогая. Я велела доставить все сюда.

– Что ты купила?

– Сейчас вспомню. – Глаза Алексис радостно заблестели. – Блузку, шарф и ремень в «Эрмесе». Желтую фарфоровую розу в «Алджернон Эспри». Я решила, что она – именно то, в чем нуждается наша кухня. В дополнение к розе я купила фарфоровую вербу с сережками.

– Господи, – пробормотала миссис Кук. – Это уже чересчур экстравагантно, мадам.

– Ерунда. В каждой лондонской кухне должны стоять фарфоровые роза и верба с сережками.

– Для чего? – сказала миссис Кук самой себе.

Джинна изучающе посмотрела на мачеху. Алексис не относилась к числу людей, которые забывают ключи, к тому же она держалась странно, словно была слегка захмелевшей.

– Ты выглядишь не так, как после хождения по магазинам, – сказала Джинна.

– Правда? – Алексис снова засмеялась. – Почему ты так решила?

– У тебя счастливый, умиротворенный вид. После магазинов твое лицо становится напряженным.

– Я не знала, что ты такая наблюдательная.

– К тому же я чувствую твои духи. – Ее мачеха по-прежнему пользовалась духами «Ле Флер», которые выпускала Тереза. – Обычно аромат уже исчезает к этому часу.

Алексис повернулась к миссис Кук.

– По-моему, эта девушка напрасно тратит свое время на изучение языков. Ей следовало бы отправиться в школу, где готовят сыщиков. Однако это не беда. Я уверена, что Скотланд-Ярд обойдется без её помощи. А теперь, если вы меня извините, я отправлюсь наверх принять ванну. – Она кивнула Джинне. – Боль в ногах. Верный признак долгого хождения по магазинам.

На следующий день, после занятий по испанскому, Джинна позвонила в «Алджернон Эспри» на Брутон-стрит и представилась как миссис Иэн Николсон. Имитируя американский акцент, сказала, что хочет удостовериться в том, что заказанные ею фарфоровые роза и верба с сережками будут доставлены к званому обеду, который она запланировала на конец недели. Через несколько минут продавщица сказала, что согласно их записям миссис Николсон в последнее время ничего не заказывала.

Ее догадка подтвердилась.

Алексис завела любовника. У Алексис роман. Кто этот человек? Подозревает ли что-то отец? Ей, Джинне, следует присматривать за мачехой в дальнейшем. Девушка вздохнула и решила прогуляться по набережной. Темза была сегодня мутной, четыре больших корабля, пришвартованных к пристани, подчеркивали мрачность атмосферы. Отец сказал ей, что королевское судно «Хризантема» использовалось во время Второй мировой войны для обучения матросов торгового флота стрельбе по воздушным целям. Иэн явно рассчитывал, что этот исторический факт произведет впечатление на Джинну. Похоже, он забывал, что она родилась в 1956 году, и последняя война не пробуждала у неё столь ярких воспоминаний, как у людей его поколения, вечно толковавших о Дункерке, Монтгомери и отчаянных смельчаках из королевских ВВС.

Джинна знала, что «пропасть между поколениями» – затертый штамп, но он точно описывал раздражающую ситуацию. Могла ли она рассчитывать на то, что отец полюбит Тома и его музыку, если он по-прежнему напевал устаревшие мелодии? Правильно сказал Том в прошлую среду: «Битлз» изменили не только мир музыки, но и весь мир. Слава Богу, он уже никогда не будет прежним. Сегодня подростки – самостоятельные личности, а не придатки к своим родителям. Они обладают покупательной способностью, задают стиль, им посвящены газетные заголовки. Дети – это большой бизнес."

Даже её отец должен был понять это, но, к сожалению, он цеплялся на традиционные ценности английского истеблишмента, нисколько не изменившиеся за последние сто лет. Иэн по-прежнему жил в запылившемся прошлом, заботился о членстве в престижном клубе, хотел выдать дочь замуж за дипломата. Его ждет большой сюрприз!

Как и большинство девушек, она всегда гадала, кто станет её первым любовником, какие ощущения она испытает. Джинна слышала от подруг столько всяких историй, что не знала, чему верить. Это будет восхитительным или ужасным? Или чем-то ещё худшим: бессмысленным, тусклым? Одна соученица Джинны по Гстааду сказала, что она даже не отдала себе отчета в происшедшем, пока парень не перекатился на бок и не сказал: "Это было потрясающе, правда?"

Вспоминая вечер среды, Джинна удивлялась словам одноклассницы, хотя и не имела оснований сомневаться в её правдивости. Она лишь радовалась тому, что с ней все произошло иначе. Том оправдал все её лучшие ожидания. Оказался внимательным, но страстным, нежным и неистовым, старался не испугать её, проявлял выдержку и терпение, пока она не расслабилась. Потом он преодолел все барьеры и стал заниматься с ней любовью, точно необузданный дикарь.

К удивлению Джинны, она ответила ему тем же.

Она никогда не подозревала силу своего сексуального голода и плотский аппетит, который скрывала от всех (включая себя) на протяжении нескольких лет. Величайшим открытием, связанным с первым сексуальным опытом, стало для Джинны огромное наслаждение, которое она испытывала. Боль оказалась на втором плане. Однако она дополнила удовольствие и ощущение победы. В пятнах крови на простыне было нечто первобытное, потрясшее Джинну сильнее и приятнее, чем она ожидала.

Она заранее думала, что ей будет стыдно и неловко, однако происшедшее пробудило в ней чувство гордости. Не из-за её девственности, а потому что таинственный ритуал оказался совершенным, и она наконец стала женщиной. Она словно вырвалась за пределы огороженной территории, проникла в мир полноценных ощущений, которому отныне будет всегда принадлежать.

Какой романтической дурочкой она была, подумала Джинна, сворачивая к входу в Королевский колледж. За всю неделю Том не сказал ей ни слова. Ее внимательный любовник! Он даже не потрудился позвонить и сказать ей «Привет». Кого она обманывает? Она хотела услышать от Тома не просто «Привет». Хотела, чтобы он попросил её о новой встрече. Хотела, чтобы он желал её так же сильно, как она – его.

Джинне пришло в голову, что хотя происшедшее имело для неё огромное значение, для Тома оно могло быть заурядным эпизодом. Все знают, что рок-музыканты трахаются с множеством девчонок, их вечно преследуют цепкие фанатки. Джинна слышала немало историй о пресловутой распущенности музыкальной богемы, но не знала, насколько им можно верить.

К тому же, даже если они были правдивыми в целом, всегда есть место исключениям из правил. Она предпочла бы объяснить молчание Тома не его полным безразличием, а чем-то другим. Чем именно? – спрашивала себя Джинна. Она не могла придумать другую причину его оскорбительного, непростительного поведения.

Поднимаясь на лифте на последний этаж, где проходили занятия по французскому языку, Джинна размышляла, позвонить ей Тому или подождать. Оба решения имели недостатки. В одном случае ей грозила унизительная перспектива оказаться отвергнутой. В другом – новые горькие, бессонные ночи. Джинна впервые столкнулась с бессонницей и не знала, как с ней бороться. Сейчас она испытывала усталость. Возможно, ей следует попросить у Алексис снотворное, но тогда ей придется отвечать на вопросы взрослых. Отец встревожится и, вероятно, отправит её к семейному доктору, который тоже будет задавать вопросы. Нет. Это исключено.

Разумнее всего было пойти на риск и позвонить Тому. Какой может быть его худшая реакция? – подумала она, выйдя из лифта и направляясь к кабинке с телефоном.

– Я не желаю тебя больше видеть.

Он действительно произнес это! Услышав те самые слова, которых она боялась больше всего, Джинна задрожала.

– Не понимаю, – сказала она. – Почему? Что я сделала?

– Сущий пустяк. Ты только сказала твоей мачехе, что я тебя изнасиловал.

Джинна услышала прозвучавший где-то поодаль возглас женщины: "Не-е-т!" Этот голос показался ей знакомым.

– Что я сделала? – сказала девушка.

– Ты сказала, что я тебя изнасиловал! Что заставило тебя произнести такую абсурдную, бредовую выдумку? Ты сошла с ума?

– Но я этого не говорила. Это какая-то ужасная ошибка.

– Ну конечно.

"Битлз" пели "Я хочу держать тебя за руку" на немецком языке. Том ставил эту вещь из своей коллекции в прошлую среду, когда они занимались любовью. Он быстро нашел, кому ещё включить её.

– Том, выслушай меня. Я даже не упоминала о тебе при Алексис. Ни о тебе, ни о нас, ни о происшедшем в среду. Я не говорила об этом ни единому человеку. Не говорила, что ты изнасиловал меня. Ты должен поверить мне. Пожалуйста, Том.

– Если ты никому об этом не говорила, каким образом Алексис узнала, что ты была у меня в среду вечером?

– Не знаю. Понятия не имею.

– Возможно, твоя мачеха в свободное время читает по чайным листьям. Возможно, она все узнала таким образом.

– Я уверена, что есть разумное объяснение, Том. Оно должно существовать.

– Когда ты найдешь его, сделай мне одолжение. Оставь его при себе. Я не хочу тебя больше видеть.

– Том!

Он положил трубку. Потрясенная Джинна не могла унять дрожь. Она подумала о том, не броситься ли ей в реку, не шагнуть ли под едущий автобус, не купить ли револьвер и вышибить себе мозги. Но у неё не было мужества для самоубийства, этот поступок был слишком необратимым. К тому же если бы она покончила с собой, то никогда бы не узнала, как Алексис стало известно, что Том занимался с ней любовью в прошлую среду, и почему Алексис предъявила ему такое мерзкое, возмутительное обвинение. Есть только один выход. Предъявить самой Алексис обвинение во лжи. Джинна выбежала из колледжа и поймала на Стренде такси.

– Маунт-стрит, Саут Одли, – сказала она как-то странно посмотревшему на неё водителю.

Через мгновение она поняла причину. По её щекам текли слезы. Она знала, что Алексис не любит её, но не предполагала, что ненависть мачехи к ней была так сильна, что заставила женщину разрушить самые важные для падчерицы отношения.

36

К моему изумлению, Том оказался прекрасным партнером.

Я так давно не спала ни с кем, кроме Иэна, которого терпеть не могла, и Харри, которого безумно любила, что почти забыла, какую чистую, ничем не замутненную радость способен давать секс. Любовные упражнения Иэна отталкивали меня своей извращенностью, а с Харри все было слишком серьезным. Любовь с Томом оказалась совсем другой, раскованной и непринужденной, несмотря на его вчерашнее грозное обещание изнасиловать меня.

Мы провели время так здорово, что он предложил мне прийти сегодня, и я согласилась. Я испытывала чувство вины из-за того, что получила удовольствие, которое не должна была получить. Это было чисто деловым соглашением. Вероятно, это обстоятельство лишь усиливало получаемое мною наслаждение. Когда человек чудесно проводит время, чувство вины не заставит себя ждать.

Однако я совсем не ожидала телефонного звонка Джинны, происшедшего несколько минут тому назад, когда я одевалась. Я знала, что девушка рано или поздно позвонит Тому, чтобы выяснить, почему он до сих пор игнорирует её, но полагала, что гордость не позволит Джинне сделать это так скоро. Мне следовало вспомнить, как трудно влюбленному человеку хранить гордость, ждать, сдерживать нетерпение.

В спальне Тома царил блаженный хаос, радовавший меня после безупречного порядка, в котором содержалась наша квартира на Маунт-стрит.

Едкий запах «травки» перенес меня в годы беспечной молодости, когда я ещё не была знакома с Иэном и имела любовников, говоривших на самых разных языках. Я никогда не сожалела о той жизни и часто скучала по ней. Тогда я не признавала никаких обязательств, не знала, где и с кем окажусь в следующую минуту. Во время сегодняшнего свидания с Томом я спросила его, курили ли они с Джинной на прошлой неделе "травку".

– Нет, роль совратителя мне не по душе, – признался он. – С меня хватило и того, что она оказалась девственницей.

– Это, должно быть, стало большим сюрпризом.

– Сюрпризом? Я испытал неприятное потрясение. Кому, черт возьми, нужны девственницы?

– Почему ты решил с ней переспать? – спросила я, разыгрывая неведение. – Она тебе, конечно, показалась привлекательной?

Он не мог признаться, что сделал это по просьбе Харри. Том считал, что мы с Харри познакомились совсем недавно, в Сент-Морице, во время рождественских каникул. Представляю, как вытянулась бы его физиономия, узнай он, что я – сестра Харри, которой к тому же известно об их сексуальных отношениях. Может быть, занимаясь любовью с Томом, я ловила дополнительный кайф от сознания, что он тоже спал с Харри.

Сначала я боялась, что эта осведомленность породит во мне отвращение, оттолкнет меня от Тома, но на самом деле результат оказался прямо противоположным. В этой трехсторонней связи было что-то странно волнующее. Точнее, четырехсторонней, если включить сюда Джинну. Хотя я соблазнила Тома вовсе не для того, чтобы насолить Джинне, я все же не могла игнорировать мое чувство соперничества с падчерицей.

– Я переспал с Джинной, потому что она меня завела, – солгал Том, чтобы хоть как-то ответить на мой вопрос. – Но это не доставило мне большого удовольствия.

"In deinen Armen bin ich gluklish"[59] – пропели «Битлз». В этот момент зазвонил телефон, и Том устало поднял трубку. Поняв, что это была Джинна, я пожалела о том, что сказала Тому о вымышленном изнасиловании. Отправляясь к нему вчера, я не собиралась говорить это. Моя ложь родилась спонтанно из-за отчаянного желания разозлить и завести Тома, заставить его взять сексуальную инициативу в свои руки. Что ж, он это сделал. Доказательством этого служили оставшиеся на моих плечах темно-синие следы от его пальцев.