26

Когда мы вернулись в «Энгадин», я едва владела собой.

Иэн находился в таком же состоянии, но по другой причине. Он завелся из-за моего предложения заняться любовью, в то время как я сердилась, была разъяренной, ненавидела Джинну за её флирт с Харри в «Чеза Веглия».

Меньше всего на свете я предвидела, что Джинне понравится мой брат и что она устроит такой спектакль, демонстрируя нам всем свое увлечение. Именно из-за этого я заставила Иэна уйти из ресторана: я не могла выносить поведение Джинны. То, что Харри притворялся игнорирующим её беззастенчивое внимание, не обмануло меня даже на секунду. Точно так же я не принимала всерьез нежное обращение брата с его подурневшей женой. Он умел убедительно играть, и поэтому я испытывала сейчас страх. Что, если Харри на самом деле нашел Джинну сексуально привлекательной, несмотря на его показное безразличие?

Я представила Харри, ласкающего в постели её упругое восемнадцатилетнее тело, и мне стало дурно от ревности. Вряд ли Джинна была девственницей, её умные карие глаза говорили об опыте. В таком возрасте она должна трепетно реагировать на ласки искушенного мужчины, а Харри, несомненно, обладал большим опытом общения с женщинами. Он принялся бы экспериментировать с Джинной, испробовал бы все, чтобы найти нужный подход, и довел бы её до экстаза. Я почти слышала стоны и крики падчерицы – похожие на те, которые мне скоро предстояло издавать самой.

Удивлены? Почему?

Сексуальные пристрастия Иэна иногда казались мне привлекательными. Правда, не всегда – для этого я должна находиться в определенном настроении, быть рассерженной на кого-то. Мысли о Харри и Джинне стремительно трансформировали мою злость в неистовое желание. Когда речь идет о любви, для меня важен объект. Только с Харри я способна быть нежной и, что важнее, более чувственной, чем с любым другим мужчиной.

С Иэном я становлюсь другой, превращаюсь в животное, почти лишенное всего человеческого. Опускаюсь ужасно низко. Иэн может обладать моим телом, но мое сердце принадлежит Харри. Даже сейчас, снимая лыжный костюм и аккуратно вешая его в шкаф, я готовилась к нашему странному, безличному сексу. Иэн тоже готовился… к тому, чтобы я помучила его отказом воспользоваться ремнями, хлыстами, наручниками из нашей сумки «Гуччи» – во всяком случае, пока он не удовлетворит меня полностью. Потом он будет умолять. Отлично. Я получаю удовольствие, видя, как он превращается в жалкую карикатуру на мужчину, это доставляет мне наслаждение, мне нравится смеяться над ним. Он так часто унижал меня в прошлом разными способами, что мои желания стали извращенными, я замечаю эту метаморфозу со страхом, радостью и сожалением. Я думаю, что в детстве могла быть скромной, доброй, идеалистичной девочкой, но мать вылечила меня от всего этого своей подлой жестокостью. И теперь я стала такой же жестокой, какой была она, хотя меньше всего хотела копировать её.

– Две украшенные блестками рождественские елки с хрустальными сосульками, – сказал Иэн, медленно раздеваясь. – Одна в гостиной, другая здесь. «Энгадин» позаботился обо всем, верно, дорогая?

– Их, должно быть, поставила горничная, пока мы были в «Чеза Веглия».

– Это трогательно, – добавил Иэн, снимая штаны. – Какая забота.

Проявлением заботы (за пятьсот долларов в сутки) был также второй камин, установленный в нашей чиппендейловской золотисто-мраморной спальне. Две рождественские елки, два камина, высокие конусообразные свечи по обеим сторонам огромной, манящей кровати. Я не сразу поняла, что камины были электрическими, пожаробезопасными, практичными. Да, «Энгадин» определенно думает обо всем.

– Швейцарцы – самые предупредительные люди на свете, – сказала я. И, вероятно, самые изобретательные. Благодаря своим комфортным отелям они создали богатую, процветающую страну.

Иэн пробормотал что-то о низких процентных ставках в Швейцарии и затем спросил:

– Ты получаешь удовольствие от Рождества, дорогая? Ты ведь знаешь, что мы приехали сюда за этим. Чтобы пожить в свое удовольствие.

Я подумала о Харри.

– Я чувствую себя превосходно.

Мы уже оба полностью разделись. Я была одного роста с Иэном, но Харри был выше меня. Что он делает в эту минуту? Пробирается в комнату маленькой Джинны? Я усомнилась в том, что он решится на такой рискованный и глупый поступок. Небо за окном было пурпурным, вдали светились огоньки вилл, внизу темнело замерзшее озеро, готовясь засверкать в лунном свете.

– Почему бы тебе не зажечь свечи? – сказала я Иэну, который тотчас исполнил мое желание.

Комната приобрела соблазнительный розовый оттенок. Я легла на ароматные простыни и улыбнулась человеку, который был моим мужем. Он на мгновение смутился. Или разыграл смущение.

– Ты не хочешь —?

– Нет, – ответила я.

Он уже начал обретать эрекцию, представив, как я хлещу его плетками, цепями или кожаными ремнями, с которыми мы всегда путешествовали.

– Но я думал

– Возможно, позже, – сказала я, медленно раздвигая мои длинные ноги.

Иэн смотрел на меня, стоя у изножия кровати. Мой муж знал, что если он не исполнит мое желание, я не сделаю то, чего хочет он, и это доведет его до безумия. У него не было выбора, потому что он никогда не мог принудить меня к чему-то в вопросах секса – в отличие от финансовых. Мне приходилось проявлять строгость с Иэном ради сохранения моих финансовых привилегий. Если бы я слишком часто делала то, чего ему хотелось, он бы потерял ко мне уважение и закрыл бы мой счет в одном из наиболее роскошных лондонских магазинов.

– Чего ты ждешь? – сказала я. – Забирайся в кровать.

– Хорошо.

Он лег возле меня, блестя влажными голубыми глазами. Обдал меня запахом виски, попытавшись поцеловать мои губы. Я не позволила ему. Поцелуи – нечто слишком интимное. Я укусила его губу в качестве предостережения, которое он тотчас понял.

– Ты возбуждена? – спросил он.

– Еще нет. – Это было ложью, садомазохизм всегда заводил меня. – С чего мне быть возбужденной? Что ты для этого сделал?

– Ничего. Но ты знаешь, что я хочу возбудить тебя. Мне нравится, когда ты заводишься, дорогая.

Лежа справа от меня, он обнял меня левой рукой, схватил мою левую руку и отвел её назад, чтобы я не могла пошевелить ею. Его пальцы были очень сильными. Он знал, что мне нравится чувствовать себя пленницей. Потом он начал похлопывать по моему паху другой рукой, сначала слабо, шлеп-шлеп-шлеп, потом чуть сильнее, ШЛЕП-ШЛЕП-ШЛЕП, и наконец он уже не шлепал, а бил меня, но я не ощущала боли, мне было приятно, мое влагалище увлажнялось.

– Еще, – сказала я.

Испытывая наслаждение, я ненавидела Иэна. Но ненависть доставляет особое удовольствие, я знала, что меня ждет серия оргазмов, после которой я буду ненавидеть мужа ещё сильнее. Я всегда берегла мою любовь для Харри. Могла быть нежной только с Харри, но не с Иэном, приравнивавшим нежность к слабости.

– Достаточно, – сказала я, имея в виду шлепки.

– Ты уверена, что больше не хочешь?

– Абсолютно.

– Хорошо.

Он проник в меня пальцем, целуя мой левый сосок. Я позволяла Иэну заниматься этим как можно дольше, потому что чем дольше ему приходилось ждать вознаграждения, тем большее удовольствие оно ему доставляло, и сукин сын оказывался в моей полной власти, чего я и добивалась.

– Тебе приятно? – спросил он.

Я была совершенно мокрой.

– Это потрясающе. Не останавливайся.

– Хорошо. Ты знаешь, что я не остановлюсь.

Но через несколько минут он замер.

– Перевернись на животик.

Англичане на всю жизнь остаются школьниками. Вечно используют такие слова, как «животик», «задница», «пороть», «обжиматься».

– Я буду пороть тебя, – произнес Иэн голосом маленького мальчика (услышали бы сейчас этого могущественного банкира его деловые партнеры). Сколько ударов ты хочешь получить? Десять?

– Это слишком много. – Мой голос был ледяным, как темневшее внизу озеро. – Достаточно пяти.

Шлепки приятно обжигали ягодицы. Не будь у меня очень выносливой индейской кожи, Иэн причинил бы мне вред. Я никогда не позволяла Иэну делать это – во всяком случае, в физическом смысле. Это было моей привилегией, которой я пользовалась позже.

– Тебе нравится? Тебе нравится? – повторял он, обрушивая свою тонкую руку на мой зад.

– Да, однако достаточно. Теперь я хочу кончить.

Я легла на спину и позволила ему снова заняться моим клитором. Его левая рука нежно ласкала мой левый сосок. Я парила в воздухе, не ощущая собственного веса, и вдруг почувствовала во рту знакомый привкус, всегда возвещавший о приближении оргазмов.

– О, не останавливайся, не останавливайся…

Возможно, я кричала, возможно, шептала, честное слово, не знаю, потому что, кончая, я не отдаю себе отчета в том, что делаю и говорю. Волны оргазма накатились на меня безжалостной чередой, казалось, им не будет конца. Я укусила Иэна в плечо и снова закричала, прося его не останавливаться. Мне казалось, что я трепещу и корчусь целую вечность, но, вероятно, до того момента, когда я смогла открыть глаза и сфокусировать их на Иэне, прошло всего несколько секунд. Его эрекция была уже полной, воздух в комнате казался горячим, липким и влажным.

– Прикоснись ко мне, – сказал он. – Сожми мою мошонку. – Он был слишком хорошо воспитан, чтобы произнести слово «яйца». – Сожми её посильней.

– Не хочу. Я боюсь, что ты тотчас кончишь.

– Не кончу. Обещаю тебе.

Смеясь над ним, я встала с кровати и прошла в ванную, чтобы смыть влагу. Она вызывала у меня ощущение дискомфорта. К тому же мне следовало вновь обрести контроль над ситуацией, чтобы пройти через оставшуюся часть нашего обычного сексуального ритуала.

– Пожалуй, я воспользуюсь коричневым ремнем, – сказала я, вернувшись в спальню и подойдя к шкафу с запертой сумкой. – Знаешь, тем, тонким.

Его голос прозвучал еле слышно.

– Как скажешь, дорогая.

Однако я была так разъярена заигрываниями Джинны с Харри, что тотчас передумала. Задница Иэна была толстой, удары цепями не вызовут кровотечения, если я буду бить несильно. Возможность кровотечения беспокоила меня только потому, что я боялась зайти слишком далеко. Вдруг я не сумею быстро его остановить? Мы не могли отправиться обедать с кровью на безупречных брюках моего мужа.

– Что ты делаешь? – спросил он, услышав звон цепей, которые я достала из сумки, предварительно отперев её.

– Я передумала. Ляг на живот.

Я вернулась с цепями и коричневым ремнем к кровати. Иэн, выполнивший мое распоряжение, лежал на животе. Он имел забавную привычку слегка приподнимать ягодицы, как бы в счастливом предвкушении.

– Закрой глаза, – сказала я. – И жди! Ты понял?

Еще бы он не понял! Иэн закрыл глаза и вздрогнул, не зная, когда обрушится первый удар, в какое место он попадет и насколько будет сильным. Неведение вносило свой вклад в его возбуждение. Он не видел меня. Я сидела с прямой спиной в позе индийских йогов, скрестив ноги, держа в одной руке цепи, а в другой – коричневый ремень. Я была сейчас сосредоточенной и властной.

– Ты готов? – спросила я.

– Да, дорогая.

Восхитительные льняные простыни «Энгадина» частично заглушили его голос.

– Хорошо, – сказала я.

Я сидела неподвижно, улыбаясь самой себе, стараясь думать только о Иэне, но не о Харри. Я отлично помнила всю стандартную процедуру, однако чтобы она не стала смертельно скучной (в конце концов мы были женаты пятнадцать лет), старалась как можно сильнее варьировать её. Темп и длительность – вот что менялось. Секунда? Пять секунд? Пять минут? Медленно? Сильно? Еще сильнее? Или лишь намек на наказание? Он не знал, когда я ударю, с какой силой. Однажды, когда я находилась в особенно хорошем настроении, я заставила его ждать (молча) целых тридцать минут, сохраняя полную неподвижность. В тот раз он кончил при первом ударе. Но сегодня мы не могли потратить тридцать минут, если хотели принять ванну, одеться, пообедать и встретиться с Харри и Сарой в клубе «Принц-регент».

– Попроси, – сказала я.

Он заколебался – лишь на одно мгновение.

– Ударь меня.

– И это все?

– Ударь меня, пожалуйста.

– Что еще?

– Пожалуйста, дорогая. Пожалуйста, не мучай меня так.

– Почему бы и нет? Ты заслуживаешь этого, верно?

– Да, да. Я заслуживаю избиения. Я приму наказание молча, только не заставляй меня ждать слишком долго.

Я положила под него подушку, чтобы ягодицы поднялись ещё выше.

– Пожалуйста, пожалуйста, – почти заскулил он.

Сначала прозвучал щелчок коричневого ремня. Этот звук рассек звездную тишину Сент-Морица. Затем восхитительно громко зазвенели золотые цепи Картье, опустившиеся на одну из ягодиц Иэна. Он подождал в почтительном молчании (зная, что если он откроет рот, я остановлюсь, и ему придется подрочить самому, чтобы кончить на покрытую блестками елку, пока я буду безучастно дочитывать книгу Агаты Кристи), и я опустила цепи на другую ягодицу. Потом я начала действовать очень быстро, пуская в ход то ремень, то цепи и думая о французском определении этого странного наслаждения: le vice anglais.[53] Внезапно я остановилась и спросила Иэна, как он себя чувствует.

– Лучше. Теперь, когда ты наказываешь меня за плохое поведение, гораздо лучше.

– Перевернись.

Он сделал это, и я увидела, что он пытается справиться с тяжелым дыханием. Я коснулась его члена, который был уже очень твердым и слегка влажным.

– Негодный мальчишка.

– Я ничего не могу поделать. Когда я возбужден, капля спермы выходит наружу. Я близок к оргазму.

– Еще рано.

– Как скажешь.

Я несильно ударила по его пенису ремнем, держа в другой руке цепи, к которым был прикован взгляд Иэна.

– Восхитительно, – сказал он. – Сделай ещё раз.

– Нет. Ты получил достаточно для одного вечера.

На его лице появилась тревога.

– Нет! Ты не можешь сейчас остановиться!

Я сделала вид, будто передумала.

– Господи, ты действительно вел себя плохо, верно?

– Очень, очень плохо, – согласился он. – Пожалуйста, накажи меня как следует. Пожалуйста, дорогая.

– Я не хочу, чтобы ты так кончил. Не хочу этого. Ты должен кончить в меня. Ясно?

– Да, да. Я кончу в тебя, обещаю, но, пожалуйста, ударь меня ещё раз.

Мой смех был искренним. То есть искренне жестоким.

– Только один раз, Иэн? Ты ведь так сказал?

– Да, да, да, да.

Конечно, он лгал. После ещё одного раза он попросит продолжения, но не получит его. Я хотела получить длинную рысью шубу стоимостью около 13 000 фунтов стерлингов, которую недавно видела в рекламе «Харпер энд Куин». Я могла добиться своего только одним способом: сделать так, чтобы Иэн не добился своего. Во всяком случае, таким способом, каким он хотел. Половой акт ничего для него не значил, но мне он нравился, и после всех моих целенаправленных усилий я чувствовала, что заслужила награду.

– Очень хорошо, – сказала я наконец. – Я сделаю это ещё один раз. Сильно.

– Спасибо.

Фьюить!!!

– О, Господи! – произнес он, корчась от наслаждения. – Сделай ещё раз, умоляю тебя.

В ответ на его мольбу я бросила кожаный ремень и цепи на пушистый персидский ковер и сказала:

– А теперь, сукин сын, поднимайся и трахни меня!

У него не было выбора. Он сделал то, что ему велели, быстро и мощно кончил, подрожал несколько мгновений и сказал, что я восхитительная, просто потрясающая женщина, обладать которой – огромное наслаждение…

Где-то вдали ударили в церковный колокол. Половина девятого. Пора принять ванну и с респектабельным видом войти в величественный, освещенный хрустальными люстрами ресторан отеля «Энгадин». Думая о том, какое платье мне надеть – шифоновое с бисером от Сент-Лорана или креповое c высоким лифом от Богана, я услышала голос Иэна:

– Если ты не захочешь воспользоваться хлыстом и цепями, ты хотя бы привяжешь меня позже к кровати? Я обещаю, что не издам ни единого звука

Я ответила Мистеру «Дурдом» молчанием. Но чтобы показать, что я не была совершенно бессердечной, позволила ему облизать пальцы на моих ногах, что он сделал с большим мастерством. Через несколько минут я оттолкнула его ногой.

Я решила надеть платье от Сент-Лорана.

27

Харри не любил смотреть на обнаженную плоть Сары. От этого зрелища по его коже ползли мурашки. К вечеру она надела желтое шелковое платье без рукавов, позволявшее видеть её тонкие, дряхлеющие руки. Обычно она носила одежду с длинными рукавами. Вкатив её кресло в темный зал клуба «Принц-регент», он спросил себя, почему до сих пор остается мужем этого живого призрака. Его утешало лишь то, что он будет им ещё недолго.

– Добрый вечер, сэр. – К Харри подошел метрдотель. – Для вас заказан столик?

– Да, мы встречаемся с мистером и миссис Николсон. Они заказали столик на их фамилию.

Метрдотелю пришлось воспользоваться маленьким фонариком, чтобы пробежать взглядом по списку. Ансамбль играл оглушающе громко, пары отплясывали на переполненной площадке с неистовой энергией. Стены и потолок клуба были покрыты дымчато-зеркальными пластинами, единственными источниками света являлись стоявшие на столиках маленькие, пахнущие хвоей свечки. Харри с удивлением отметил, что многие находившиеся здесь представители элиты тем не менее были в солнцезащитных очках.

Все это напоминало показ экстравагантных мод, происходивший под звуки рок-музыки. Здесь демонстрировались почти все мыслимые вечерние туалеты, от платьев из парчи в восточном стиле до дизайнерских джинсов с бриллиантами и серебристых гаремных костюмов. Харри никогда в жизни не видел в одной комнате столько красивых женщин – даже в те времена, когда они с Сарой жили в Беверли Хиллс и постоянно посещали голливудские приемы.

– Пожалуйста, следуйте за мной, – сказал метрдотель с легким поклоном. – Ваши друзья ещё не прибыли, но я вижу, что есть заказ на пятерых. Надеюсь, мадам здесь будет удобно.

За большим круглым столом могли легко уместиться восемь человек, но возле него стояли лишь четыре удобно размещенных кресла. Николсон, несомненно, объяснил метрдотелю, что кресло Сары потребует дополнительного пространства. Стол находился в стороне от площадки для танцев, что также понравилось Харри. Люди будут проходить мимо Сары нечасто.

– Чудесное место, – сказала Сара метрдотелю, ответившему ещё одним быстрым прусским кивком. – Пожалуйста, попросите официанта принести нам бутылку «Хейг и Хейг», воду «перье» и лед.

Метрдотель повернулся к Харри за подтверждением. Харри кивнул, хотя в душе его кипела ярость. Когда Сара не разыгрывала из себя покорную влюбленную женщину, она любила отдавать приказы. Любила показывать посторонним, что она распоряжается семейными финансами.

– Полагаю, мисс Николсон проведет с нами этот вечер, поскольку заказан стол на пятерых, – сказала она Харри после ухода метрдотеля. Надеюсь, ей удастся держать себя в руках лучше, чем днем. Кокетливая маленькая стерва.

Харри ответил жене небрежным тоном. Он не был настроен спорить.

– Она ещё ребенок. Ты знаешь, какими бывают девчонки в этом возрасте. Они кокетничают со всеми мужчинами подряд. Для них это безобидная забава.