Эльберг Анастасия
      Женщина не моих снов Городской почти сентиментальный без пяти минут эротический роман Знаешь ли ты, Что в себе таит Женская любовь?
      Григорий Лепс
      Я посвящаю этот роман любимому мужчине.
      Человеку, без которого эта книга никогда бы не родилась.
 

***

 
      Когда я вышел из здания аэропорта, то солнце уже поднялось – пришлось надеть солнечные очки.
      Я присел на одну из скамеек и закурил. Вещей у меня не было – только документы, бумажник и сигареты. Вероятно, именно поэтому я никак не мог осознать, что приехал в город, который в последний раз видел десять лет назад. Казалось, будто мне предстоит очередной визит в магазин.
      Город изменился – и это новое можно было наблюдать во всём. В лицах, в шуме машин. И от осознания этого становилось бесконечно тоскливо. Хотя вряд ли у меня на душе могло стать ещё хуже, чем сейчас.
      Я поднялся и медленно прошёлся по тротуару взад-вперёд. Следовало заказать такси и поехать домой. Точнее, туда, где когда-то был мой дом. Я молча разглядывал скучающего таксиста и думал о том, что, наверное, ещё ни разу в жизни не испытывал столь противоречивых эмоций.
      – Такси, сэр? – окликнул меня водитель.
      – Секунду, – услышал я за спиной.
      Лизу я узнал сразу – она ничуть не изменилась. Разве что одета была немного скромнее обычного – строгое чёрное платье и накинутый на плечи плащ.
      – Здравствуй, малыш. – Она подошла ко мне и оценивающе оглядела. – Ты ли это?
      Сними очки.
      Я опустил очки на кончик носа, после чего вернул их на прежнее место.
      – Извини, не могу. Солнце мешает.
      – Это и правда ты, Брийян. – Она называла меня так же, как и раньше, на французский манер. И то, почему она меня так называет, всегда оставалось для меня секретом. – Кто бы мог подумать? Какой джентльмен… В жизни бы тебя не узнала. Ну, едем, едем. – Лиза легко подтолкнула меня в спину. – Я ужасно голодна!
      Старое кафе тоже изменилось до неузнаваемости. Поменяли даже название – и теперь я окончательно осознал, что период моего детства остался в прошлом.
      Мы заняли столик у окна.
      – Помнишь это место? – спросила Лиза с улыбкой.
      – Помню. – Я достал из бумажника кредитную карточку и положил её на стол. – Вот, возьми. Заказывай всё, что хочешь – и ни в чём себе не отказывай, пожалуйста. Я буду только кофе. Нет аппетита.
      Лиза взяла кредитную карточку, оглядела её, после чего вернула на место и, подозвав официантку, заказала фруктовый салат.
      – Ну, что ты молчишь? Развлеки даму. Расскажи мне что-нибудь.
      – Я разочарую тебя. Мне нечего рассказывать.
      – Как же? Мы не виделись десять лет. Неужели ничего не изменилось? Расскажи мне, каково это – жить в Нью-Йорке. Иметь свой дом и платиновую кредитную карточку. И каково это – быть холостяком в двадцать семь лишь только потому, что когда-то ты спал с женщиной своего отца думаешь о ней каждый вечер? Расскажи, Брийян. Я хочу послушать. Если уж нас снова свела судьба – то почему бы тебе не высказать мне очередную порцию комплиментов?
      – А каково это – жить с человеком, которого ты не любишь? С тем, кто готов целовать тебе ноги только потому, что… тьфу! – Я отшвырнул пустой пакетик из-под сахара. – Каково это – спать с человеком только из-за его денег, а? Расскажи!
      Вот уж интересно послушать!
      Лиза почистила мундштук.
      – В тебе проснулась совесть? Не поздновато ли? Ты ни разу не написал домой, ни разу не позвонил.
      – А кто-то в этом доме помнил моё имя?
      – Знаешь, однажды он принёс домой пару твоих статей. У него в гостях были профессора из университета, его коллеги. Он показал им статьи и сказал: "Это написал мой сын". А один из профессоров ответил: "Я знаю его, он имеет отличный диплом Гарварда. Талантливый мальчик. Вот увидишь, Фред, он многого добъётся в этой жизни".
      Я усмехнулся и тоже достал сигареты.
      – Надо же. А профессор случаем не упомянул о том, что я плохо сдал разговорный арабский? Отец тогда сказал бы: "Ну, нечему удивляться. Этот ленивый сукин сын не может выучить даже простейший семитский язык"!
      Лиза опустила глаза и потушила недокуренную сигарету в пепельнице.
      – Давай не будем об этом, Брийян, хорошо? По крайней мере, сейчас.
      – А о чём же мы тогда будем говорить? Вспомним старые времена? Поговорим о том, как нам было хорошо вместе? Попробуем начать всё сначала? Да? Попробуем? – Я устало потёр глаза. – Чёрт, Лиза, зачем ты тут появилась? Какого дьявола ты приехала в аэропорт? Мне и так тяжело – и только тебя мне тут не хватает!
      Я толкнул стеклянную дверь кафе и вышел на улицу. Лиза неслышно подошла ко мне и коснулась моего плеча.
      – Мне тоже тяжело, – вполголоса проговорила она. – Не будь эгоистом. Не сегодня, по крайней мере.
      – Ты возьмёшь машину?
      – Смешно. – Лиза поправила причёску и достала из сумочки солнечные очки. – Ты думаешь, от машины что-то осталось?
      – Ах да… я совсем забыл.
      – Посмотри на меня, Брийян.
      Я посмотрел ей в глаза; Лиза, чуть сморщив нос, рассмеялась.
      – Где ты будешь ночевать, малыш?
      – В отеле.
      – Нет, смотри внимательно. – Она приподнялась на носки и положила ладони мне на щёки. – В каком отеле? Тебя, наверное, устроит только пятизвёздочный? И дорогая проститутка под боком. От моих услуг ты, конечно же, откажешься.Разве я могу тягаться с женщинами твоего круга – пятьдесят флаконов духов и сто вечерних платьев?
      Я взял её за запястья.
      – Слушай. И слушай меня внимательно. Я не хочу обсуждать эту тему. Сеейчас мы поедем на похороны. А потом ты поедешь туда, куда хочешь поехать ты, а я поеду туда, куда хочу поехать я.
      – Ты делаешь мне больно, Брийян.
      – Ты забудешь моё имя – и я останусь для тебя только дурацким воспоминанием из прошлого. Ясно?
      Лиза ловко высвободилась, отошла на пару шагов и снова рассмеялась.
      – Конечно. А ты продолжишь жить. Вернее, продолжишь бежать. От женщины своего отца? От себя? И лет в сорок, когда останешься совсем один со своими деньгами и своей карьерой, поймёшь, что так никуда и не прибежал.
      – А что ты можешь мне предложить? Исповедоваться? Может, тебя убить?
      Лиза повертела в руках очки и улыбнулась.
      – И чем же это тебе поможет, Брийян? Сделает тебя другим человеком с другой судьбой? Даст тебе шанс вернуться в прошлое и изменить ход вещей? Предположим. А что ты будешь делать дальше? От кого ты будешь бежать потом? Тебе уже не шестнадцать. Мы взрослые люди. Неужели ты не понимаешь, что так, как живёшь ты, жить нельзя?
      Я поднял руку, и проезжавшее такси притормозило у тротуара.
      – На кладбище, сэр, – сказал я, поудобнее устраиваясь на пассажирском сиденьи. – И сделайте музыку погромче. Я не хочу слышать того, что говорит эта женщина.
      Людей на похоронах было до неприятного много – и я с первых минут почувствовал себя очень неуютно. Разумеется, я знал почти всех, что меня расстраивало ещё больше. Пришедшие тут же начали с любопытством разглядывать сына покойного, который не показывался в родном городе десять лет, а теперь вдруг решил снизойти до визита.
      – Такие люди, как он, рано или поздно заканчивают свои дни именно так – в автокатастрофах, – сказал кто-то совсем рядом, и я даже поморщился от ощущения, что давно уже перестал испытывать к этому городу подобие нежных чувств, а люди, которые когда-то были хорошими друзьями или даже, можно сказать, семьёй, превратились в совершенно чужих людей. – Подумать только – до чего может довести человека алкоголь!
      – И женщины, которые напоминают ведьм, – ответил другой голос, услышав который, Лиза насмешливо фыркнула.
      Отца похоронили рядом с мамой. Место рядом с её могилой осталось свободным, и в этом было что-то по-трагически смешное – именно такое, какими обычно бывают шутки судьбы. Я подумал о том, что мне очень хочется увидеть его лицо – но это, разумеется, было невозможно. Наш сосед, старый дядя Том, с которым я успел перекинуться парой слов, сказал мне со вздохом, что за последние два года отец очень постарел, и его волосы стали совсем седыми. А он гордился тем, что в его годы седина добралась только лишь до висков.
      – Он стал похож на привидение, – поделился со мной дядя Том (который, к слову сказать, тоже изменился до неузнаваемости, и из полного сил мужчины стал слабым и немощным). – Я вообще перестал его узнавать. А глаза! Я помню, что даже если он грустил, то в его глазах постоянно светились огоньки… А потом они стали похожи на глаза мёртвого человека. Ну, знаешь. Когда человек живёт, а у него внутри всё давно уже умерло… Думаю, он так и не смог смириться с тем, что твоя мать умерла, малыш. Он слишком сильно её любил. Если человек любит кого-то очень сильно, то ему очень сложно смириться и отпустить… даже после смерти.
      – Ну вот, теперь они, наверное, вместе, – ответил я.
      – Да, – кивнул дядя Том, и на его лице появилось подобие улыбки – правда, немного натянутой и чересчур печальной. – Теперь они действительно вместе. И счастливы. Оба.
      На кладбище было много новых могил – и имена на памятниках были мне знакомы. Мой учитель истории. Отец Бена. И ещё несколько людей, при мысли о смерти которых у меня невольно сжималось сердце. Человеческий век короток, и все мы когда-нибудь умрём – но нет ничего страшнее, чем видеть эти памятники.
      Я открыл зонт, спасаясь от накрапывающего дождя, и Лиза взяла меня под руку, тоже пытаясь спрятаться от противной мороси.
      Священник наконец-то закончил со всеми речами, и присутствующие начали понемногу расходиться. Я сделал шаг к могиле и замер, глядя в неопределённом направлении.
      – Все мы смертны, сын мой, – сказал мне священник. – Господь забирает…
      – О да, знаю, знаю, – перебил я – это прозвучало немного невежливо, но мой тон меня ничуть не заботил. – Господь забирает хороших людей к себе. Вы уже говорили это, святой отец. На похоронах мамы. Так?
      Священник вгляделся в моё лицо и нахмурился. Вероятно, ему-таки удалось вспомнить, кто я такой, а, может быть, и нет – во всяком случае, он понимающе кивнул.
      – Я говорю это лишь только потому, что это правда, сын мой. Иногда нам надо слышать слова утешения.
      – А почему вы, собственно, решили, что меня следует утешить, святой отец? – поинтересовался я. – В утешителях я нуждаюсь меньше всего. И я ненавижу, когда меня кто-то утешает.
      – Господь утешит всех нас, сын мой. Ведь всё в Его руках.
      – А кто вам сказал, что я верю в Бога?
      На этот раз священник замолчал, смущённо кашлянув, и не нашёлся, что ответить.
      – Если бы Бог существовал, святой отец, – продолжил я, – Он бы подумал не только о хороших людях, но и об их близких. Попробовал бы прикинуть, каково это – в шестнадцать потерять мать, а в двадцать шесть остаться без отца. Вы понимаете, о чём я?
      – Мне кажется, тебе следует исповедоваться, сын мой, – сказал мне священник невероятно доброжелательным тоном – от этой доброжелательности у меня даже заныли зубы. – Вероятно, ты ушёл от Господа слишком далеко – но всегда, всегда есть путь для возвращения.
      – Вероятно, святой отец, – в тон ему ответил я, – у вас найдётся неделька-другая для того, чтобы составить список – да нет, наверное, даже книгу – моих грехов.
      Только у меня, увы, времени нет. И я не имею ни малейшего желания тут оставаться.
      – Я повернулся к Лизе. – Ну? Что ты стоишь? Пойдём. Я замёрз. И мне надоело тут торчать.
      Такси нам удалось поймать минут через пятнадцать – и, удобно устроившись на сиденьи тёплой машины, я подумал о том, что некоторое подобие Бога всё же существует – по крайней мере, для продрогших пассажиров.
      Лиза села рядом со мной. Она куталась в плащ и, видимо, тоже порядком замёрзла.
      – Ну, – заговорил я, – полагаю, меня дома ждёт горячий ужин и тёплая постель?
      Она насмешливо фыркнула, не удостоив меня взглядом.
      – Нет, Брийян, другого мужчины пока я не нашла – так что постель никто не согрел, а ужин никто не приготовил.
      – Правда? Как досадно… держу пари, ты сейчас будешь убеждать меня в том, что ты всё это время была ему верна.
      – Убеждать? Зачем же? Я знаю, тебе было бы приятно это услышать… но я не доставлю тебе такого удовольствия.
      Я повернулся к ней. Лиза взглянула на меня, после чего опустила глаза и улыбнулась.
      – Да, внешне ты изменился очень сильно. Но глаза у тебя остались прежними. Вот почему я попросила тебя тогда снять очки. Хотела посмотреть тебе в глаза.
      Впрочем, ничего нового я там не ожидала увидеть… с тех пор, как тётя Лиза соблазнила невинного мальчика, в них написано только одно: "Хочу, хочу, хочу".
      Только вот хочешь ты слишком многого, чтобы действительно решить, что именно.
      Хотя… с твоими деньгами можно купить всё, что угодно. Любовь, секс. Да всё, что только пожелаешь. Только вот счастья на деньги не купить. Да, малыш? Как обидно. Зелёные бумажки не такие всесильные, как нам кажется.
      – Не волнуйся. Я куплю всё, что мне нужно.
      – Обманывать себя ты так и не научился – а ещё пытаешься обманывать меня. У тебя плохо получается, Брийян. – Она снова посмотрела на меня, но взгляда на этот раз не отвела. – Наверное, мне должно быть стыдно перед тобой. Но… почему-то сейчас я чувствую совсем другое…
      – Правда? И что же?
      – То же самое, что сейчас чувствуешь ты – просто тебе мешает этот чёртов водитель.
      Я взглянул на таксиста – он никак не отреагировал на реплику Лизы, увлечённо следя за дорогой.
      – Что же, – ответил я после паузы. – Вероятно, ты права. Не могу утверждать с полной уверенностью.
      Она сняла плащ, рассеянно потрепала рукой влажные волосы – и я почувствовал непреодолимое желание прикоснуться к ней. Такое же сильное, как и раньше. А, может быть, даже сильнее – прошедшее испытание временем, пронесённое мной через весь миллион женщин, которые у меня были. Сейчас мне не было страшно признаться себе, что эти десять лет я действительно жил самообманом и искал в любой другой именно её. И это чувство, которому я так и не смог найти названия, такое гадкое и одновременно слишком приятное, чтобы взять и забыть его, наконец-то дождалось момента свободы.
      – Знаешь, я думал о тебе. Много, – сказал я вполголоса – и почувствовал себя шестнадцатилетним мальчишкой, который никак не может подобрать подходящих слов.
      – Конечно, знаю. Я тоже думала о тебе, малыш.
      – Я думал о том, как я тебя ненавижу за то, что ты испортила мне жизнь.
      – Но ведь недавно ты говорил о том, что можешь купить себе…
      – Чёрт, Лиза, зачем ты говоришь столько лишних слов?
      У меня на коленях она оказалась мгновенно – я даже не успел сообразить, что к чему.
      – Всё будет так, как ты пожелаешь. Без лишних слов? Разумеется. Зачем нам слова?
      Мы с тобой знаем друг друга слишком хорошо, чтобы тратить время на такие глупости…
      – Не прикасайся ко мне, пожалуйста, – сказал я ей.
      Она положила ладонь мне на лоб и, чуть откинув голову, снова улыбнулась.
      – Неужели за все эти годы ты так и не заставил себя забыть всё это? Это я во всём виновата, да, я знаю. Но ведь я должна попытаться это исправить, ведь так?
      Я не прощу себе, если ты будешь продолжать мучиться всю жизнь… А нет ли у тебя температуры? Наверное, ты простудился… чёртов дождь. Теперь ты уедешь от меня больным. Так не пойдёт. Тебя обязательно надо вылечить.
      – Думаю, от этого меня уже ничто не вылечит, – ответил я. – Дело в том, что десять лет назад я выпил какой-то медленный яд, который никак не даёт мне умереть.
      Лиза покачала головой.
      – Мне стыдно, Брийян, ты просто не представляешь, как мне стыдно. Что я могу сделать для того, чтобы искупить свою вину? Я часто о тебе вспоминала и думала о том, что такой шанс мне обязательно представится…
      Я коснулся её щеки – и все ощущения из прошлого, пусть и не забытые, но покрытые какой-то невидимой и непроницаемой дымкой, вновь окружили меня. И всё стало просто и понятно – все мысли и выводы рассеялись, превратились в прах. Та стена, которую я смог воздвигнуть за все эти годы, на поверку оказалась не прочнее карточного домика. И я снова говорил себе, что так не должно было быть, что мне не следовало её видеть. И я ненавидел себя за то, что иногда не могу сказать себе "нет". А Лиза была именно той, кому "нет" я не мог сказать никогда.
      – Давай не будем увлекаться, малыш, – сказала она, легко меня отталкивая. – В конце-то концов, мы тут не одни.
      – Ты можешь убедить себя в том, что нас тут только двое – это не так сложно.
      – Нет, нет. Господи, ты стал вести себя ещё хуже чем раньше. Брийян, отпусти!
      Больше всего меня поражала и смешила реакция водителя – он делал вид, будто ничего не замечает.
      – До дома ехать ещё целых двадцать минут, – сказал я. – Это уйма времени. Не находишь?
      – Да, разумеется. – Она снова оттолкнула меня и возмущённо покачала головой. – Но я слишком стара для того, чтобы заниматься любовью на заднем сидень такси.
      – Наверное, ты уже забыла, как это.
      Она посмотрела на меня.
      – О чём ты?
      – Думаю, папочка в последний год с трудом мог сказать что-то, кроме "выпить". А сделать – тем более.
      – Мы поднимаем плохую тему, Брийян. Я не хочу об этом говорить.
      – Значит, я прав? Очень хорошо. Вообще-то, я предлагал тебе совсем другое.
      На этот раз Лиза предприняла гораздо более уверенную попытку освободиться – и, усевшись у другого окна, на почтительном расстоянии от меня, закурила.
      – Да, ты прав, – ответила она, отвернувшись. – Но это не должно тебя волновать.
      Уже.
      – Понимаю. Я бы сказал, что это меня вообще никогда не волновало.
      – Ты опять обманываешь меня?
      – Ничего. Дома мы разберёмся, кто кого обманывает.
      – Ты так сильно этого ждёшь? – Она потрепала меня по волосам. – Не волнуйся, малыш. Я тебя не разочарую.
      Наверное, страсть – самый древний из всех человеческих рефлексов. Хотя бы потому, что даже самое разумное существо не может подчинить его своей воле. И в такие моменты мы видим только один путь – удовлетворить своё желание. И тогда представляется возможность вспомнить о том, что и мы являемся животными. И мало чем от них отличаемся.
      Я не любил её. Я не был уверен, можно ли было полюбить её вообще – таких женщин любить опасно, такая любовь сжигает человека до тла, не оставляя ему ровным счётом ничего духовного. Это можно было увидеть на примере отца – до встречи с Лизой он крутил женщинами так, как хотел. Рок избавил меня от такой участи – но мне всё же довелось притронуться к этому. И этого прикосновения хватило с лихвой.
      Я рвал на ней одежду и задавал себе один и тот же вопрос – кто и, самое главное, за какие грехи наказал меня этой женщиной? Даже когда от собственного желания мне было трудно дышать, я ненавидел себя за то, что не смог сделать над собой усилие и оставить дверь в прошлое закрытой. Я проклинал тот день, когда она появилась в моей жизни. И мне хотелось плакать от отчаяния.
      Но люди привыкли усмирять безысходность побегом от внешнего мира. Привыкли лгать себе и дышать моментом. И я, к сожалению, тоже человек.
      Она отдалась мне на полу – подняться в спальню означало потерять ещё тридцать драгоценных секунд – заключив в объятия не только моё тело, но и волю, и разум.
      И всё остальное. Хотя "отдалась", конечно, было не совсем верным словом. Скорее, это я ей отдался. Полностью и по собственному желанию. Если бы она сейчас приказала мне умереть – то я бы не сопротивлялся. В какой-то момент всё, что окружало нас, перестало существовать, просто-напросто испарилось – и осталась только она одна. Точно так, как и было раньше. Тогда, когда мы дорожили каждой секундой, боялись дышать, чтобы не спугнуть стрелки часов, чтобы не потревожить ночь, прислушивались к любым шорохам в спальне отца – и всё же были только вдвоём, так близко, что для этой близости ещё не придумали слов. И я снова чувствовал, что тону в водовороте противоречивых чувств – и осознавал, что не испытываю никакого желания выбраться на волю.
      Пару минут Лиза молчала. Она курила, полулёжа на ковре, и жмурилась подобно кошке на солнце.
      – Ну, скажи уже что-то, Брийян, – проговорила она. – Я боюсь, что у тебя случился сердечный приступ. Ты хорошо себя чувствуешь?
      – Нет. Знаешь, почему? Да потому, что меня от всего этого тошнит.
      Она почистила мундштук и достала очередную сигарету.
      – Я и подумать не могла, что всё так серьёзно. Тебе надо убрать эту страсть подальше в душу. И никогда её оттуда не доставать.
      – Может, ты расскажешь мне, как это сделать?
      – Найди себе милую, спокойную девушку. Такую, которая будет готовить тебе ужин, убирать дом… и всё станет на свои места, вот увидишь.
      Я наконец-то поднялся и, приблизившись к ней, присел на ковёр.
      – Ничего не получится. Нет-нет. Я уже пробовал. Становится только хуже. – Я заговорил тише. – Может, у вас есть другое лекарство, доктор?
      Лиза неопределённо хмыкнула и выпустила колечко дыма.
      – Пока ты не поймёшь, чего хочешь, малыш, ничего не изменится. Ты всю жизнь мечешься от одной женщины к другой – но сам не понимаешь, зачем это делаешь.
      – А я-то думал, что ты мне объяснишь.
      – О нет, я этого не знаю. Может, причина гораздо глубже? А мы, глупые, ищем на поверхности?
      Я наклонился к ней – и она, повернувшись ко мне, улыбнулась той самой улыбкой, которую я не раз видел на кухне за спиной отца.
      – Если ты не знаешь этого, то кто же должен знать? – спросил я. – И что мы будем делать дальше? Ты продолжишь искать причину, а я продолжу метаться, как и делал раньше. И нам обоим будет от этого комфортно. Потому что меня устраивает меня моя жизнь.
      Лиза с наслаждением потянулась.
      – Я обожаю тебя, малыш. Что же, пожалуй, так и будет. Сделаем по-твоему. По-видимому, другого выхода у тебя нет. – Она повернулась ко мне в профиль, а потом прилегла рядом. – Но надолго тебя не хватит. Поверь мне, Брийян, я знаю, о чём говорю.
      Твоя страсть сожжёт тебя. Через год, через два, через десять лет – но это обязательно случится. Лекарство – в спокойствии. Но ты идёшь совсем другим путём.
      И даже не задумываешься о том, куда он может тебя привести.
      – Отойди от меня, – сказал я, приподнимаясь.
      – Не злись, малыш. Я могу обидеться.
      – Я сказал, отойди от меня! И никогда больше ко мне не приближайся!
      Лиза тряхнула головой, поправила растрепавшиеся волосы и пошла по направлению к кухне. А я отправился в ванную, где включил холодную воду (в такое время года она была просто ледяной) и опустил лицо в ладони. Мне было жарко – и я поймал себя на мысли, что этого ощущения я не испытывал уже довольно давно. Мне было жарко… или же холодно. Нет, наверное, всё же жарко. Но где-то глубоко-глубоко внутри жило ощущение, что холодная вода мне не поможет, что мне, напротив, нужен огонь. И этот огонь я мог получить только от одной женщины на всей Земле.
      Я отвернулся от зеркала, отражение в котором меня совсем не обрадовало, и сжал голову руками.
      – Выпей-ка. А в холодной воде не возись – простынешь.
      Бесшумно появившаяся Лиза принесла мне рюмку коньяка, угадав мои мысли – и после выпитого у меня на душе стало немного легче.
      – Я хотел увидеть тебя для того, чтобы понять, что с прошлым покончено, – сказал я, не глядя на неё.
      – И оказалось, что всё совсем не так, как тебе кажется. – И Лиза покачала головой, изобразив на лице вселенскую скорбь. – Как же я могла так низко пасть?
      Спать с сыном собственного мужчины…
      – Если ты ещё раз повторишь это, я убью тебя.
      Она взяла меня за руку и, сделав шаг, подошла почти вплотную.
      – Правда? Ну так убей меня. За чем же дело стало? Так ты избавишь себя от ненужных мыслей… или не избавишь. Но попытаться следует – а вдруг поможет.
      – Чёрт, Лиза. Я тебя ненавижу.
      – Нет, ты должен сказать совсем другое. – Она приподнялась на носки и заглянула мне в глаза. – Скажи: "Я хочу тебя". Ну? У тебя это так хорошо получается… – Она обняла меня – и я снова почувствовал, что не властен над собой и готов сделать всё, что она попросит. – Мне так тебя не хватало, малыш.
      – Я тебе не верю. Ты лжёшь, и я не верю ни единому твоему слову. Что бы ты ни говорила, я…
      Она прикоснулась ладонью к моим губам, заставляя меня замолчать – и мне опять захотелось потерять голову от безысходности. А мысли о ненависти уже давно перемешались с мыслями о том, что я умру без её прикосновения. Теперь я думал лишь о том, что до утра осталось пять бесконечных часов.
 

***

 
      Первым делом по возвращении домой я решил принять ванну. Огромные чемоданы можно было не разбирать, так как у меня их не было – и я облегчённо вздохнул, переступив порог родной ванной. Нервы у меня расшатались совсем – в этом виноват был и самолёт, который задержался на целых полчаса, и пробка, в которую я попал по дороге из аэропорта. И, разумеется, гадкая встреча с прошлым, которая перевернула всё в моей голове.
      Сообщений на автоответчике не оказалось – полковник поняла, что до завтрашнего утра беспокоить меня не следует. Я сонно прикрыл глаза, но всё же сделал над собой усилие и открыл их – тонуть в собственной ванной было очень изощрённым способом самоубийства (хотя совсем не оригинальным), но прощаться с жизнью я пока что не планировал.
      К реальности меня вернул затрещавший телефон.
      – Алло, – сказал я ничего не выражающим голосом – именно так совершенно расслабившийся человек отвечает на телефон.
      – Ты не звонишь мне сообщить, что всё хорошо, малыш? – отозвалась в трубке Лиза.
      Прежде всего я подумал о том, что её голос мне хотелось слышать меньше всего. А потом осознал и тот факт, что моего номера у неё быть не должно.
      – Ты не хочешь мне сообщить, откуда у тебя мой домашний номер?
      – Его было не так сложно достать, – ответила она. – Главное – захотеть и немного постараться. Ну, так всё хорошо? Как прошёл полёт?
      – Как по маслу, – проговорил я, снова закрывая глаза.
      – Я тебя разбудила? Ах нет, ты, наверное, принимаешь ванну… вот видишь, как хорошо я тебя знаю. Не утони.
      – Постараюсь не доставить тебе такого удовольствия. Ты хочешь услышать что-то ещё? Я устал и хочу отдохнуть.
      – Тебе лучше знать, чего я хочу. Или же ты просто беспокоишься о том, что я трачу слишком много денег на телефонные разговоры? А, малыш?
      – Мне нет никакого дела до твоего кармана. Как, впрочем, и до твоей жизни. И до тебя тоже, – сказал я, подумав, что прежнее умиротворение пропало. Вероятно, надолго.
      – Правда? Вчера мне так не показалось…
      Тут моё терпение лопнуло. Я довольно грубо выругался и отключил телефон. И решил, что с меня хватит. И что давно пора перестать кидаться в крайности и себя за это ненавидеть.
      Я закурил и бросил пустую пачку в мусорную корзину, ещё раз доказав себе, что баскетболиста из меня не получится никогда. Пожалуй, пришло время возвращаться в реальную жизнь и перестать жить воспоминаниями о прошлом. И мыслями и том, что у меня никак не получается его забыть. Без прошлого нет будущего, и это правда.
      Так почему бы не примириться с этой мыслью и не отправиться в путь с новыми силами?
      Подумав про новые силы, я решил, что неплохо было бы немного поспать. Часа три.
      А то и больше – у меня, как у истинной "совы", не было никаких проблем с дневным сном. А вот спать ночью я умел плохо. Да чего греха таить – не любил.
      Но тут телефон снова ожил. Меня передёрнуло от мысли, что Лиза решила сказать мне что-то ещё – и я уже подумал не отвечать, но номер был мне знаком.
      – Домашний занят. На сотовый не отвечаешь, – заговорила мадам – говорить "здравствуй" никогда не входило в её привычки. – До Пентагона дозвониться гораздо легче, чем до тебя. Мои соболезнования.
      – Всё хорошо, – ответил я. – Доброе утро и тебе. Похоже, завтра начнётся третья мировая война – ты вспомнила номера моих телефонов…
      – Я оторву тебе уши, – отозвалась мадам всё тем же деловито-злобным тоном. – С кем ты так долго разговаривал?
      – Долго? Ну, вовсе нет, – сказал я, посмотрев на бутылку коньяка и подумав о том, что расстояние вытянутой руки для уставшего человека становится практически непреодолимым. – На самом деле, всего пару минут. Так, ничего особенного.
      – И поэтому у тебя такой голос?
      – Я не имею никакого желания это обсуждать, Надин. Просто я встретил одного человека, который мне не совсем приятен…
      – Ах да, женщина твоего отца. Мне следовало догадаться… наверное, я до сих пор не проснулась. И что же? Только не говори, что ты наделал глупостей, Брайан.
      Хотя можешь не говорить. Я всё прекрасно знаю. И чем же ты занимался на похоронах отца, негодник? Впрочем, в наши дни секс на кладбище считается пикантной штукой…
      – У тебя довольно-таки своеобразное чувство юмора, – заметил я, потушив сигарету.
      – Это не смешно.
      Мадам насмешливо фыркнула – и в трубке послышался щелчок зажигалки.
      – Сегодня в восемь будет бал, – переменила она тему с присущей ей ловкостью. – Но я жду тебя в семь. Ты знаешь. При галстуке и без щетины. Иначе ты мигом вылетишь за дверь.
      – Дрожу от страха. А чем мы будем заниматься целый час? Поговорим по душам?
      – Не волнуйся, я знаю, как тебя развлечь.
      – Надеюсь, что пикантную штуку наших дней это напоминает лишь отдалённо.
      – Придержи язык, гадёныш, или я тебя выпорю, – пригрозила мадам. – И брось уже свои тщетные попытки залезть мне под юбку.
      – Плётка уже готова? – осведомился я. – Не под юбкой ли ты её прячешь?
      Мадам рассмеялась.
      – А настроение у тебя явно игривое. Ты понял меня насчёт вечера? При галстуке и без щетины.
      – Так точно, мэм.
      – Тогда до встречи, гадёныш. Целую. Чао.
      Если бы у меня спросили, кого из знакомых мне женщин я хочу взять в жёны, то я назвал бы имя мадам. Мы с ней были родственными душами в полном смысле этого слова – одинокие, с трезвым взглядом на жизнь. Мадам коллекционировала своих бывших мужей и не носила маленьких сумочек (это непрактично, говорила она, а практичность неотделима от жизни настоящей женщины). Я коллекционировал своих бывших женщин и считал, что любовь и секс пересекаются редко. И в удовольствиях мы себе отказывать не привыкли. Жизнь дана нам для того, чтобы наслаждаться и грешить. А каяться мы будем после смерти – и, чтобы там, в другом мире нам не было скучно, следует накопить материал.