Глава VI

Когда Мортлок вошел в знакомый домик в Уотфорде, Джойс протянула навстречу руки:

— Я все знаю, Крис. Спасибо!

Этот субботний вечер вознаградил Мортлока за все невзгоды, избавил от горечи и мелких угрызений совести. Крис с радостью отметил, что сегодня миссис Гендерсон больше никого не пригласила, они были вдвоем. Но уместно ли сразу заговорить о… Может, она нарочно все так подготовила, чтобы услышать от Криса признание? Скоро год, как умер Ларри, Джойс прекрасно знает и о чувствах, и о намерениях инспектора… только… арест Дэвиса — еще не наказание, а Мортлок поклялся себе не говорить на эту тему до осуждения бандита. И он решил подождать.

В тот чудесный вечер Мортлок рассказал Джойс о своих приключениях в Харрогите, о том, как ему было тоскливо без субботних поездок в Уотфорд. Джойс с улыбкой призналась, что тоже без него грустила. Полицейский растаял от счастья. Лишь усилием воли он заставил себя выполнить обещание и не выступать в роли официального жениха немедленно. У миссис Гендерсон хватило вкуса и здравого смысла не говорить банальностей вроде: «Там, где Ларри сейчас, он, конечно, благодарит вас за отмщение». Она ограничилась коротким замечанием: «Теперь, когда Дэвиса посадят на несколько лет, смерть Ларри гнетет меня меньше. Я знаю, его покарают не за это преступление, но постараюсь внушить себе, что хотя бы отчасти и за него тоже».

— Кто знает? Возможно, на суде я сумею разделаться с ним окончательно…

— Каким образом?

— Разумеется, у меня нет достаточных доказательств, но, по-моему, ваш рассказ произведет определенное впечатление на присяжных, и на процессе сложится неблагоприятная для Дэвиса атмосфера. С судейской точки зрения этого достаточно, чтобы увеличить срок.

Мортлок не понимал, что, произнося эти слова, изменяет делу, которому сам же хотел так жертвенно служить. В его порыве смешивались и давнее омерзение к преступникам, и стремление к нелицеприятному правосудию, и жажда мщения, и любовь. И Крис забыл, что полицейский обязан свидетельствовать без ненависти и без предубеждений.

Казалось, Джойс тоже утрачивает связь с реальностью. Смерть и насилие, внезапно проникшие в спокойную жизнь провинциальной учительницы, словно преобразили ее. Никому не известная обывательница Уотфорда превращалась в средневековую даму, вдохновенно преследующую подлого убийцу. Отрешившись от всего, что не имело отношения к общим стремлениям, оба готовились к процессу Мелвина Дэвиса. Так некогда доблестный рыцарь и та, чьи цвета он носил, страстно ждали турнира, где должен был победить Божий суд.

В день открытия процесса Мелвина Дэвиса, обвиняемого в двоеженстве, во Дворце Правосудия собралась далеко не изысканная публика. Пришел в основном мелкий люд из Сохо поглазеть на одного из своих главарей. Из-за столь сомнительных историй сливки общества не беспокоятся. Крис нашел удобное место для миссис Гендерсон, а сам отправился в комнату для свидетелей. По дороге Мортлок заметил в зале суперинтенданта Болтона и инспектора Хэддена, но это его не удивило.

Слушания начались точно в назначенный срок. Председателем суда был Бенджамин Морган, Кларенс Мей — прокурором, а Малькольм Мак-Намара представлял защиту.

В среде юристов хорошо знали Мак-Намару — это воплощенное сочетание ловкости и прекрасного знания законов. Коллеги искренне сожалели, что подобными достоинствами обладал человек абсолютно бессовестный. Для Малькольма годились все средства, лишь бы служили его подзащитному. По общему мнению, Мак-Намара не был джентльменом, и ни один приличный клуб не согласился бы принять его в свою среду. Но адвокат плевал на это. Он охотно жил в Сохо и там же открыл «лавочку», как шутливо называли его контору. Не раз Мак-Намара оказывался на грани изгнания из коллегии адвокатов и хорошо знал: сколько-нибудь заметной ошибки ему не простят. Этот пятидесятилетний здоровяк с запоминающейся внешностью, сильным голосом и сочной, образной речью производил сильное впечатление на присяжных. Никто не мог равняться с адвокатом в умении высмеять свидетелей противной стороны, и публика знала: раз в суде выступает Мак-Намара, скучно не будет.

Прокурор Кларенс Мей был прямой его противоположностью. Он казался живым олицетворением идеального образа британского адвоката — подтянутого и элегантного. В красноречии Мея чувствовалось что-то ледяное, сухое, почти математическое. Без малейших эмоций в голосе он выстраивал безупречный ряд аргументов и, возможно, несколько утомлял, но убеждал несомненно. Присяжные ощущали себя школьниками, но каждое слово доходило до сознания, и с ним невозможно было не согласиться. И, естественно, никто не жаждал иметь такого противника.

Судья Бенджамин Морган слыл человеком суровым. Под защитой стен Дворца правосудия он жил, казалось, в давно прошедшей эпохе. Все, и Мак-Намара в первую очередь, отлично понимали, что к двоеженству Бенджамин Морган не проявит ни малейшего снисхождения: в его глазах это преступление своей низостью превосходило все прочие. В общем, ловкачи из Сохо заключали пари, ставя на оправдательный приговор пятьдесят против одного, на приговор меньше десяти лет — два против одного и на приговор меньше двух лет — двадцать против одного.

Когда Дэвис прошел к скамье подсудимых, знавшие его отметили, что за несколько дней он сильно постарел. Под глазами набухли мешки, щеки обвисли — Мелвин как будто заранее сдался. Мак-Намара что-то шепнул клиенту, и тот попробовал взбодриться, но было ясно: это не надолго, и очень скоро Дэвис снова превратился в усталого старика.

Как того требовал протокол, сначала установили личность обвиняемого, потом зачитали обвинительное заключение. Сэр Бенджамин Морган спросил, признает ли подсудимый себя виновным. Мак-Намара громко ответил, что да, признает. Вслед за этим судья назвал первого свидетеля — инспектора Кристофера Мортлока. Проходя через зал, полицейский нашел глазами Джойс и улыбнулся. Она ответила такой же улыбкой, и Крис почувствовал такой прилив сил, что уже ничто не могло его поколебать, даже осуждающий вид суперинтенданта Болтона, не отрывавшего от него пристального взгляда. Уточнив свои имя и должность, Мортлок рассказал, как обнаружил подлинную миссис Дэвис. Сэр Бенджамин Морган по достоинству оценил сравнение с мисс Хэвишем, поскольку сожалел об упадке культуры у молодого поколения. Прокурор задал несколько незначительных вопросов и предоставил Мортлока в распоряжение защиты. Все присутствующие с нетерпением ждали, что предпримет Мак-Намара. Подорвать доверие к столь четко и сжато высказанным показаниям, суть которых ни обвиняемый, ни защита не сочли нужным опротестовать, было нелегко.

— Вы, инспектор, ездили в Харрогит по служебным делам?

— Нет.

— А нельзя ли узнать, что именно привело вас в этот город?

— Я там отдыхал.

— Позвольте заметить, у вас странные представления об отдыхе. Мне-то казалось, что на каникулах полицейские стараются забыть о работе, а не продолжают ее на, так сказать, добровольных началах.

— Ваша честь, — вмешался прокурор, — мнение моего уважаемого коллеги относительно манеры свидетеля проводить отпуск интересует лишь его самого. Вероятно, мой уважаемый коллега не понимает, как можно настолько увлекаться работой и не забывать о ней никогда. Но, позволю себе заметить, нас это не касается. И, с вашего позволения, сэр, добавлю: сколь бы это ни казалось удивительным моему уважаемому коллеге (у Кларенса Мея, к большому удовольствию публики, была на редкость оскорбительная манера произносить слово «уважаемый»), некоторые люди любят свою профессию не только из-за денег, которые она им приносит.

Чувствовалось, что прокурор нанес ощутимый удар Мак-Намаре, а тот парировал не слишком удачно:

— Я никогда не сомневался, что почтеннейший прокурор бросится защищать все добродетели, в том числе и мнимые… Впрочем, последние к тому же намного легче присвоить.

Ответ звучал откровенно жалко, и презрительная улыбка Кларенса Мея отметила еще одно очко в пользу обвинения. Сэр Бенджамин Морган призвал как защиту, так и обвинение прекратить перепалку, не имеющую непосредственного отношения к процессу.

— Не соблаговолит ли защита объяснить суду слишком пристальный интерес к тому, каким образом свидетель предпочитает проводить свой отпуск, интерес, который, по-моему, отнюдь не оправдан задачами данного судебного разбирательства?

— Ваша честь, может, свидетель скажет нам, ездил ли он в Харрогит просто отдохнуть или с твердым намерением найти что-либо компрометирующее моего клиента?

— Я не совсем понимаю вас, мэтр. Намерения свидетеля и факты, вменяемые в вину подсудимому, — не одно и… Ну да ладно… Вы слышали, вопрос, инспектор?

— Я поехал в Харрогит с твердым намерением найти улики против Дэвиса.

Мак-Намару заявление Мортлока заметно обрадовало:

— И при этом никаких указаний или приказа от начальства вы не получали?

— Нет, не получал.

— Тогда не объясните ли вы суду причины столь откровенной ненависти к моему клиенту?

Кларенс Мей счел необходимым прийти на помощь Мортлоку:

— Ваша честь, если я правильно понимаю моего уважаемого коллегу, он удивлен, что полицейский может испытывать чисто профессиональную неприязнь к тому, кого преследует. Помилуй Бог, но мы все на нее надеемся, и в любом случае предпочитаем, чтобы это было именно так, нежели наоборот и полицейские установили самые дружеские отношения с преступным миром!

Сэр Бенджамин Морган согласился:

— Это очевидно, и я все менее понимаю цель, которую преследует защита.

Мак-Намара занервничал:

— Она очень проста, ваша честь. Собираясь в Харрогит, инспектор ничего не знал о тех фактах, которые сегодня вменяются в вину моему подзащитному. Тем не менее он их разыскивал, стремясь передать мистера Дэвиса в руки правосудия. Хотелось бы услышать объяснение этой враждебности — не той, очень общей и естественной, о которой говорил прокурор, а чисто личной. По-моему, она плохо вяжется с объективностью и беспристрастием, которых требует от полицейского расследование.

Судья тоже начал проявлять признаки нетерпения:

— Инспектор, вы не обязаны отвечать на этот вопрос. Ваши чувства к Дэвису не касаются никого, кроме вас. Но если вы согласны ответить, ответьте, чтобы покончить с этим и без того затянувшимся эпизодом.

Крис подумал, что Мак-Намара, сам о том не подозревая, предоставил ему случай настроить присяжных на самый суровый лад. Усмехнувшись, он заметил:

— Я хотел бы подчеркнуть, ваша честь, что только после настойчивой просьбы защиты излагаю причины, побудившие меня искать доказательств виновности Дэвиса.

— Суд уполномочивает вас на это, инспектор.

Внутренне посмеиваясь, Мортлок рассказал историю Гендерсонов, а также о своих подозрениях, что Дэвис, скорее всего, и есть тот, кто раздавил женщину с ребенком и организовал убийство Ларри Гендерсона. Это заявление вызвало такой ажиотаж, что сэру Бенджамину пришлось долго стучать молоточком, восстанавливая порядок. Когда наконец наступила тишина, раздался звонкий голос Кларенса Мея:

— Ваша честь, мне кажется, защитник упустил прекрасную возможность промолчать.

— Это клевета! — закричал Мак-Намара. — Мы возбудим дело против инспектора Мортлока!

— Уважаемый адвокат, очевидно, забыл, что именно он настоятельно просил свидетеля изложить свое мнение о подсудимом.

Судья Морган, добившись спокойствия, первым делом заявил, что, если публика еще раз позволит себе столь неприличное поведение, он прикажет очистить зал заседаний.

— Прокурор прав, — продолжал он, — свидетель выступил не по своей инициативе, а лишь по требованию защиты. Следовательно, в намерении повредить подсудимому его никак не упрекнешь. Не инспектор упомянул о фактах, прямого отношения к процессу не имеющих, а вы сами, господин защитник. Однако сказанное столь важно, что я считаю своим долгом уделить некоторое время истории с дорожным происшествием и убийством. Необходимо прервать заседание и пригласить на следующее слушание миссис Гендерсон.

— Она здесь, в зале, ваша честь, — ответил Кларенс Мей.

— Ваша честь, вы же видите, это заранее подстроено! — воскликнул Мак-Намара.

— В таком случае вы, безусловно, соучастник, — отчеканил прокурор. — Никто не мог рассчитывать, что вы заставите свидетеля выступить против вашего подзащитного!

Сэр Бенджамин вновь стукнул молотком:

— Прекратите перепалку, она не интересует присяжных! Суд считает необходимым выслушать миссис Гендерсон. Я прошу ее подойти сюда. Присягу можно не приносить, и я предупреждаю присяжных, что ее сообщение обсуждаться не будет, поскольку не об этом деле нам предстоит вынести решение. Прошу вас, миссис Гендерсон!

Несмотря на глубокий траур, Джойс казалась почти прекрасной, настолько всех покоряла красота ее глаз. С четкостью учительницы, привыкшей объяснять сложные понятия, она рассказала о нервозности своего мужа после возвращения из Харрогита, о его угрызениях совести, страхах и о том, как он узнал на фотографии в газете человека, сбившего женщину с ребенком и угрожавшего ему. Миссис Гендерсон призналась, что, не сумев уговорить мужа, сама обратилась в Скотленд-Ярд. Рассказала она и о письмах с угрозами, об убийстве мужа и, наконец, о покушении на нее. В зале стояла полная тишина. Когда вдова умолкла, сэр Бенджамин Морган спросил:

— Что касается возможной виновности Мелвина Дэвиса, то вы основываетесь лишь на словах своего мужа и на том, что тот опознал его на фотографии в газете?

— Да, и еще на свидетельстве Бенни Джилмона.

— Кто это?

— Ребенок. Он видел, как погиб мой муж.

Тишина в зале, и так гробовая, словно еще больше сгустилась. Ее нарушил Мак-Намара.

— И совершенно случайно юный Джилмон тоже находится в зале? — воскликнул адвокат.

— Нет, господин защитник…

Мак-Намара сел, ворча себе под нос.

Совершенно сбитый с толку, сэр Бенджамин явно не знал, что делать в подобной ситуации. Наконец он все же принял решение.

— Новые факты, несомненно, существенны, но не нам их обсуждать. Если все сказанное верно, я не сомневаюсь, что полиция Ее Величества ведет расследование и… Вы просите слово, мистер Болтон?

Суперинтендант встал:

— Если позволите, ваша честь… По поводу расследования, о котором вы сейчас упомянули…

— Защита не возражает?

Мак-Намара только пожал плечами.

— В таком случае суд готов вас выслушать, мистер Болтон.

Суперинтендант бросил взгляд в сторону Мортлока.

— Вы правы, ваша честь, — спокойно начал он, — по делу об убийстве Ларри Гендерсона ведется расследование. Я возглавляю группу. Свидетельства миссис Гендерсон и юного Бенни Джилмона приняты во внимание, однако до сих пор никаких серьезных доказательств участия и вины Мелвина Дэвиса мы не получили. Расследование еще не закончено.

— Значит, вы не разделяете уверенности инспектора Мортлока?

— Конечно, нет.

Мак-Намара впервые вздохнул с облегчением.

— Ну, наконец!

Болтон поспешил добавить:

— Я много лет знаю инспектора Мортлока и уверен в его искренности. Однако в нашей работе искренней убежденности не достаточно.

Защитник поблагодарил Болтона и попросил включить его слова в протокол. Судья подвел итог:

— Мы будем ждать результатов расследования. А пока я просил бы присяжных забыть все, что здесь говорилось об убийстве Гендерсона. Вы хотели что-то добавить, инспектор Мортлок? Нет? Суд благодарит вас.

Крис отправился на место. Несмотря на вмешательство Болтона, его выступление наверняка повлияло на присяжных. Сэр Бенджамин объявил о возобновлении слушанья дела, от существа которого, подчеркнул он, по вине защиты отошли слишком далеко. После этого судья вызвал Барбару Коукбэн.

Ее распухшее от слез лицо выглядело особенно вульгарным в сравнении с личиком миссис Гендерсон. И брезгливая гримаса судьи не оставляла сомнений, что как раз таких женщин он на дух не выносит. Допрашивал Барбару сэр Бенджамин очень сухо.

— Вы знали, что Мелвин Дэвис женат?

— Да, ваша честь.

— И, несмотря на это, согласились участвовать в постыдной комедии, в этой профанации самых чтимых, самых священных обязательств, на которых зиждется наше общество?

— Это не было комедией, ваша честь.

— А чем же, по-вашему?

— Мы с Мелвином любим друг друга! Но закон не позволял ему освободиться от сумасшедшей, от женщины безнадежно больной психически.

— Значит ли это, что свидетельница — врач? — вкрадчиво спросил прокурор. — Мисс Коукбэн хорошо разбирается в психиатрии?

Барбара вытаращила глаза:

— Конечно, нет!

Кларенс Мей не удостоил ее еще одним вопросом и обратился к судье:

— Что же в таком случае позволяет свидетельнице столь уверенно говорить о полной неизлечимости миссис Дэвис?

Мак-Намара как бы про себя, но все же достаточно громко хмыкнул:

— Хитро, ничего не скажешь!

— Не знаю, хитро ли это, как считает мой почтенный коллега, но вопрос напрашивается сам собой.

— Так что же, по-вашему, нужно иметь диплом, чтобы правильно реагировать на элементарные вещи? Если на кого-то набросились на улице и пострадавший обратился в полицию, неужели там должны требовать у него диплом юриста? Мисс Коукбэн лишь повторила мнение лечащего врача, известного и почитаемого психиатра доктора Кэмпбела.

Желая прекратить спор, судья заметил, что обсуждать состояние здоровья миссис Дэвис — не дело суда.

— Итак, мисс Коукбэн, из ваших слов я понял, что вы вполне сознательно заключили незаконный брак, обманывая служащих мэрии и тем самым Британскую корону, а заодно и церковь.

— Мелвин и я, мы хотели жить по-честному!

Кларенс Мей встал, исполненный достоинства.

— Некоторые слова, мисс Коукбэн, должны бы обжигать вам рот! Зная ваше прошлое, можно либо удивляться, либо смеяться, слыша от вас рассуждения о честности и порядочности. Чем вы только не занимались, в том числе делами самыми недостойными!

— Пощадите, молю вас!

— Что же до вашего сообщника, то Дэвис столько лет провел в тюрьме, что строить иллюзии о его раскаянии и внезапной любви к добродетели просто забавно.

— Мерзавец!

Эта реплика Мелвина Дэвиса снова вызвала шум в зале, но судья решительно стукнул молотком.

— Дэвис, немедленно возьмите свои слова обратно!

Но прокурор примирительно махнул рукой.

— Не тревожьтесь, ваша честь. Цена оскорбления зависит от того, кто его произносит. Высказывания Мелвина Дэвиса в мой адрес мне совершенно безразличны, а то и льстят!

— Отдаю должное вашему долготерпению, мэтр Мей! Инцидент исчерпан. Предупреждаю вас, Дэвис, еще одна подобная выходка — и вас будут судить заочно.