— Нет, Блисс. Я прочитал рапорты и первые допросы по убийству Блума. Шотландец здесь ни при чем. По показаниям слуги Эдмунда, его не было с десяти вечера. Следствие в «Гавайской пальме», при всей его поверхностности, все же ясно показывает, что Мак-Намара не выходил из лавочки Дункана до двух ночи.
— Даже если это так, Блисс, прежде чем держать шотландца под замком, надо его алиби опровергнуть, а вы отлично знаете, что из этого ничего не выйдет. К тому же с чего бы этому парню убивать Блума?
— Несомненно. Только я что-то плохо представляю Мак-Намару в роли кредитора. Я знаю, кто убил Сэма, Блисс.
Инспектор выпучил глаза.
— Да. Это вы, Блисс.
Инспектор вскочил.
— Спокойно, Блисс, сядьте на место, прошу вас. Вам следовало бы лучше владеть собой.
Обескураженный полицейский снова опустился на стул.
— Вы убили Блума, Блисс, тем, что арестовали его и привезли в Ярд. Сообщники, зная трусость Сэма, побоялись, что он не выдержит очередного допроса и выдаст имя убийцы Полларда и мисс Банхилл. Вот почему его убили этой ночью. Быстро отпустите шотландца, Блисс, у меня предчувствие, что именно он выведет нас на добычу, за которой мы так долго охотимся.
— Потому что он влюблен в Патрицию Поттер.
Сколько бы Малькольм Мак-Намара ни гордился своей исключительной выносливостью, все же по возвращении в «Нью Фэшэнэбл» он имел довольно-таки неважный вид. Эдмунд встретил его без особых эмоций.
— Повезло вам… обычно стоит только попасть к ним в лапы — пиши пропало.
— Неужели вы думаете, их это может смутить? К тому же поставьте себя на их место. Вы все время толчетесь среди самого жуткого сброда.
— Черт возьми! Я здесь потому, что больше ни на что не годен. Мне ничего не нужно — только бы не подохнуть с голоду и не ночевать на набережной Темзы… поэтому все их мерзости мне безразличны… Но, поверьте, иногда даже я горько сожалею, что стал таким, как есть, ведь…
— О Господи! Да потому что, когда я вижу всех этих несчастных, которых медленно травят… иногда совсем детишек… у меня сердце переворачивается… Сэм был подонком… теперь он помер… я не стану его оплакивать, наоборот!
— Из-за наркоты.
— Хотите составить представление — сходите выпить стаканчик в «Экю Святого Георга» на Ромилли-стрит, увидите, какие у них лица! И еще. Вы, кажется, славный малый, потому мой вам совет: оставьте «Гавайскую пальму» и мисс Поттер. Эта компания не для вас!
— Я люблю мисс Поттер.
— Любовь — не лучше наркотиков!..
Эдмунд разбудил Малькольма около одиннадцати. Проспав два часа, шотландец встал если и не совсем свежим и бодрым, то, по крайней мере, достаточно отдохнувшим, чтобы выполнить все намеченное на день. А денек обещал быть довольно напряженным. Незадолго до полудня, при всем своем отвращении к лишним тратам, Малькольм вынужден был сесть в такси — он чувствовал, что сейчас просто не дотащится до Блумсбери пешком. Когда Мак-Намара приехал в сад, Патриция уже ждала его там.
— Я опять провел ночь в полиции, — извинился он.
— Да. И на сей раз — в самом Скотленд-Ярде!
Они молчали. Но каждый знал, о чем думает другой. Наконец Патриция чуть слышно проговорила:
— Питер Дэвит.
— Вы понимаете теперь, Патриция, что вам нельзя больше оставаться с этими людьми?
— Они убьют меня, как убили Сэма Блума.
— Бедный Малькольм! Вы так наивны, так безоружны перед ними. Они нанесут удар прежде, чем вы успеете опомниться…
— Я в этом не сомневаюсь.
— Во-первых, меня так просто не возьмешь, а во-вторых, Дункан обещал, что если я схожу в док за пакетом и принесу его им, то вас со мной отпустят.
— Послушайте, Малькольм, вы же не знаете, что они замышляют… Это чудовища! Как только вы принесете пакет в «Гавайскую пальму», вас убьют.
— В первую очередь — чтобы вы никому не смогли об этом рассказать, а кроме того, Джек никогда не согласится, чтобы я уехала с вами.
— Он? Джек никогда никого не любил… он не способен любить кого бы то ни было… он любит только деньги.
— Дункан считает, что я ему принадлежу, и не потерпит посягательств на свою собственность.
— Простите, Патриция, но я не могу в это поверить… Дункан мне обещал… Я уверен — он сдержит слово… В Томинтуле все всегда держат слово…
Патриция готова была поколотить его. Понимая, что не в состоянии растолковать упрямцу, насколько Лондон отличается от Томинтула, девушка не выдержала и разрыдалась. Мак-Намара же был так удручен, что мог только повторять:
Пожилой джентльмен, уже некоторое время наблюдавший эту сцену, подошел к ним и обратился к Малькольму:
— Прошу прощения, что вмешиваюсь не в свое дело, сэр… но… лучше не заставлять их так плакать… потому что… когда они уходят из жизни… вас начинают мучить угрызения совести… Все эти слезы, на которые когда-то ты не обращал внимания, приобретают огромное значение… На вашем месте, сэр, я бы обнял ее и, если поблизости нет полисмена, крепко поцеловал бы, чтобы показать, как сильно вы ее любите, а все остальное — пустяки.
— Убежден, сэр! — И старый джентльмен удалился.
Так Малькольм и Пат обменялись первым поцелуем. Когда они отпустили друг друга, шотландец сказал:
Патриция подскочила.
— Да, что не захватил с собой волынку. Я бы сыграл вам «Танец с мечами».
Девушка не смогла удержаться от смеха.
— Будем считать, за вами долг. А теперь, Малькольм, мне надо бежать. Дункан и так, должно быть, ломает голову, куда я исчезла.
Мак-Намара проводил ее до такси. Уже садясь в машину, Патриция обернулась к шотландцу:
— Может, вы все-таки передумаете и откажетесь, Малькольм? Я так боюсь, что с вами случится беда!
Он улыбнулся.
Глава V
Инспектор Блисс вихрем ворвался в кабинет суперинтенданта Бойланда.
— Дело в шляпе, супер!
Бойланд, человек очень уравновешенный, ненавидел такого рода вторжения. Они не только беспокоили его, но и шокировали. Суперинтендант почти уже достиг пенсионного возраста и испытывал пристрастие к старым добрым традициям — корректному обращению, строгим костюмам и шляпам-котелкам. Бойланд едва терпел новые манеры, казавшиеся ему слишком фамильярными: обращение «супер» раздражало недостатком почтения, он клеймил современные нравы, усматривая в них тлетворное влияние американцев, которых не любил, продолжая считать мятежниками, взбунтовавшимися против Короны. Однако все это не мешало Бойланду быть прекрасным полицейским и в случае необходимости сотрудничать с коллегами из ФБР и ЦРУ.
— В чем дело, мистер Блисс?
— У меня есть доказательство, что шотландец ведет с нами нечестную игру!
— Вот это новость!
— Вы не хотели мне верить, супер, что этот тип связан с бандой Дункана, но я только что получил подтверждение этому.
Блисс не понял, почему суперинтендант улыбается, но это само по себе было настолько редким явлением, что инспектор на мгновение застыл в полной растерянности.
— Я вас слушаю, мистер Блисс, — произнес Бойланд.
— Около полудня я бродил возле «Нью Фэшэнэбл»…
— Вы что же, значит, никогда не спите, мистер Блисс?
— Редко, супер, особенно когда занят расследованием «мокрого» дела.
Суперинтенданта покоробил этот уголовный жаргон, к тому же, честно говоря, он не испытывал особой симпатии к инспектору Блиссу, хотя и ценил некоторые его качества.
— Ну и что же вы обнаружили?
— Как раз в это время шотландец выскочил из гостиницы, сел в такси и поехал. Мне посчастливилось поймать другую машину, и я отправился следом. Так, друг за другом, мы и приехали в Блумсбери, вернее, подъехали к Британскому музею.
— К Британскому музею?
— Еще точнее — в сад при музее. И там его ждали!
— Так… так… и кто же?
— Всего-навсего мисс Патриция Поттер собственной персоной!
Инспектор торжественно откинулся на спинку стула.
— Ну и что?
Блисс посмотрел на шефа с таким же недоумением, как нормальный человек — на умственно отсталого.
— Как так «ну и что»? Вы же в курсе, какую роль играет мисс Поттер в махинациях Дункана!
— То-то и оно, что нет, мистер Блисс, я об этом понятия не имею.
— В любом случае свидание шотландца с подружкой хозяина «Гавайской пальмы» — явная улика, что все они заодно и мисс Поттер просто-напросто пришла передать этому типу указания главаря.
— В Британском музее?
— А почему бы и нет? Никому бы и в голову не пришло искать их там!
— Кроме вас.
Полицейский кивнул.
— Да, кроме меня, — сказал он с таким видом, что было ясно, как крупно не повезло Малькольму и Патриции: они встретили на пути настоящего стража закона.
— Скажите, мистер Блисс… вы никогда не были влюблены?
— Все времени не хватало, супер!
— Очень жаль…
— Что?
— Это избавило бы вас от утомительных и совершенно ненужных действий. Тогда бы вы знали, что влюбленные имеют обыкновение назначать свидания в самых невероятных местах. А этот шотландец, по его же собственному признанию, так любит мисс Поттер, что хочет увезти ее с собой на родину. Только этому мешает Дункан… и вот, желая ускользнуть от его бдительного ока, влюбленные решили встретиться там, куда Дункан ни за что не явится.
— Это только предположение!
— А не заметили ли вы, мистер Блисс, в их поведении чего-нибудь такого, что подтвердило бы мои слова?
— То есть… ну… короче говоря, они целовались. Но это же ничего не доказывает!
— О, совсем наоборот, мистер Блисс… И позвольте дать вам совет: ни на шаг не упускайте из виду шотландца, потому что именно с этого момента ему грозит смертельная опасность! Я, по крайней мере, в этом не сомневаюсь.
— Ему грозит опасность?
— Да, мистер Блисс, и будет крайне прискорбно как для него, так и для вас, если случится несчастье. Вы меня поняли?
— Прекрасно, супер.
— Тогда все в порядке. Но, главное, оставьте его в покое и не предпринимайте никаких мер, не посоветовавшись предварительно со мной. У меня есть предчувствие, мистер Блисс, что этот овцевод, с его наивностью, попав в мир дунканов и дэвитов, обязательно вызовет там изрядное замешательство, а мы не преминем этим воспользоваться.
Уходя от Бойланда, Блисс размышлял, что надо бы отправлять людей в отставку раньше, чем они выживают из ума — ведь когда суперинтендант полиции впадает в маразм, это не может не сказаться на работе всего отдела.
Слушая Мак-Намару, Дункан мысленно благодарил Господа Бога за то, что он создал дураков ради вящего процветания всех прочих. Шотландец описывал свою будущую свадьбу с Патрицией, когда они приедут в Томинтул, перечисляя имена всех, кого пригласят. Джек испытывал к Малькольму что-то вроде насмешливого презрения и в то же время не мог удержаться от странной жалости к наивному горцу и его иллюзиям. Но Дункан знал и исповедовал только один закон — право сильнейшего, и он быстро прервал разглагольствования Мак-Намары.
— Мистер Мак-Намара, вам скоро идти. Вы хорошо помните инструкцию?
— Не дергайтесь зря, старина, у меня самая замечательная память во всем Томинтуле!
— Тем лучше… И самое главное, ни под каким видом не уклоняйтесь от намеченного маршрута, иначе… Короче, когда дело касается наркотиков, мы становимся крайне недоверчивы и склонны ко всякого рода ложным интерпретациям. Будет очень печально, если мои люди, которым поручено наблюдать за вами, вообразят, будто вы собираетесь прикарманить товар…
— А что бы я с ним делал?
Дункан вздохнул. Слышать от человека, что он не знает, куда девать целое состояние, которое тащит под мышкой, было почти нестерпимо. В комнату неслышно проскользнул Питер Дэвит.
— Вы, как обычно, слушали под дверью? — недобро усмехнулся Джек.
— Как же иначе я мог бы быть всегда в курсе дел?
Мужчины в упор взглянули друг на друга, и легкий смешок странно противоречил их горящим ненавистью взглядам. Дункан думал, что настало время расстаться с Дэвитом (на языке хозяина «Гавайской пальмы» это слово имело ужасающе конкретный смысл), а Питер, в свою очередь, представлял себе, какая рожа будет у его патрона, когда тот узнает, что героин увели у него прямо из-под носа. Не говоря уж о том, что Дункану придется объясняться с «большим боссом» Сохо и объяснение это очень даже может закончиться погружением на дно Темзы, и такая перспектива более чем радовала Дэвита.
— Вы, конечно, не будете спускать глаз с нашего друга, Питер?
— Разумеется.
— Но вы сумеете устроить так, чтобы ваша… дружеская забота не напоминала слежку?
— Я не новичок, Джек.
— Тогда, джентльмены, мне остается лишь пожелать вам удачи!
— Ну, сегодня мы ничем не рискуем. Это же просто проба!
— Она будет иметь смысл только в том случае, если вы, Питер, будете расценивать ее как настоящую операцию.
Когда Мак-Намара поднялся, Дункан заметил рядом с его креслом чемодан необъятных размеров. Малькольм взял его за ручку.
— Это еще что такое?
— Моя волынка.
— Но вы, надеюсь, не намерены тащить этот инструмент в Дроу-док?
— Это мой талисман. Без него я теряю половину способностей.
Как и было условлено, Мак-Намара вышел из «Гавайской пальмы» с видом туриста, болтающегося по Лондону без определенной цели, и пошел далее размеренным шагом. Он пересек Ромилли-стрит и Комптон-стрит, не обращая внимания на уличное движение. Это, естественно, вызвало яростную брань таксистов, а Малькольм, не желая оставаться в долгу, отвечал в том же духе. Все это происходило на глазах удивленного и перепуганного Дэвита, который следовал за шотландцем на расстоянии сотни шагов. «Решительно, у этого олуха довольно странные представления о способах не привлекать к себе внимания», — думал он. На углу Шафтсберри-авеню крыло какой-то машины зацепило юбочку шотландца, и тот счел своим долгом проучить наглеца шофера. Вынужденный вмешаться полицейский объявил, что Малькольм неправ, но Мак-Намара ответил, что у них в Томинтуле никто не гоняет с такой сумасшедшей скоростью. Полисмен оказался человеком миролюбивого склада.
— Где находится это место, о котором вы говорите, сэр?
— В Шотландии, в графстве Банф.
— Так, понимаю. И значит, в Граминтуле…
— В Томинтуле!
— Простите, сэр. Так в Томинтуле вас не научили, что желательно пересекать улицу по пешеходным дорожкам?
— Нет.
— Вы меня удивляете, сэр.
— Дело в том, старина, что в Томинтуле вообще нет проезжей части, а стало быть — ни машин, ни пешеходных дорожек. И все-таки Томинтул — очень неплохое место. Вам стоит туда съездить.
— При случае не упущу возможности, сэр.
Глядя вслед удаляющемуся шотландцу, полисмен приподнял каску и почесал голову, что служило у него признаком растерянности.
Добравшись до Черринг-Кросс, Малькольм спустился в метро, не преминув заметить контролеру, что цена кажется ему просто скандальной, сел на «Метрополитен энд дистрикт лайнз», сделал пересадку в Уайтчепеле и наконец добрался до Блумсбери, где его ожидало такси. Машина доставила его на перекресток Саундерс-Несс и Гленгарнок-авеню и остановилась как раз напротив Дроу-дока. Дальше шотландец пошел пешком. Он сразу же заметил «Звезду Индии» и матроса, со скучающим видом облокотившегося на борт. Малькольм увидел, как матрос, едва взглянув на него, быстро спустился по мостику и стал ждать. Вскоре моряк подошел к Мак-Намаре.
— Простите, сэр, но вы, конечно, шотландец?
— Точно!
— Тогда, может быть, вы знаете мою кузину Элспет из Стирлинга?
— Нет, но очень об этом жалею, потому что слышал, какая она красотка.
— О'кей, пошли опрокинем по маленькой.
И они бок о бок направились в «Разочарованного пирата», где, заказав две порции виски, матрос вышел в туалет. Оттуда он вернулся с объемистым пакетом и вручил его Малькольму.
— Мое дело сделано. Теперь очередь за вами, приятель.
Они вышли и стали прощаться. Уходя, матрос сказал:
— Завтра в это же время.
Чтобы вернуться в Сохо, Малькольм снова сел в ожидавшее его такси, потом спустился в метро и вышел на Черринг-Кросс. По-прежнему следовавший за ним Дэвит уже решил, что дела идут наилучшим образом, и стал прикидывать, как бы ему завтра уничтожить жителя Томинтула и отобрать драгоценный пакет. Но тут его размышления были нарушены самым неожиданным образом: на углу Шафтеберри-авеню Малькольм вытащил волынку и заиграл «Берега Аргайла». Это тут же вызвало в толпе взрыв самых разнообразных чувств. Одни, застыв, смотрели вслед шотландцу, другие двинулись за ним по пятам. Совершенно сбитый с толку Питер спрашивал себя, уж не рехнулся ли часом Мак-Намара. Наконец произошло то, чего и следовало ожидать. Перед Малькольмом, скрестив руки, вырос полисмен, тот самый, с которым он уже имел дело в начале прогулки.
— Пожалуйста, прекратите!
— Вы не любите «Берега Аргайла», старина?
— Поверите ли вы мне, сэр, если я скажу, что ровно ничего не имею против Шотландии и шотландцев…
— Поздравляю, у вас хороший вкус, старина!
— …и что я был бы счастлив поехать в Прагинтул?
— Томинтул.
— Простите, сэр, в Томинтул.
— Вас встретят как почетного гостя, старина!
— Так вот, это доставит мне огромное удовольствие там, но не на улицах Лондона, где я должен регулировать движение!
— Да?
— И я буду бесконечно признателен, сэр, если вы скажете, долго ли еще собираетесь издеваться надо мной!
— Я?! Да вы мне очень нравитесь, старина!
— И вы тоже, сэр, очень мне нравитесь, поэтому прошу вас пойти со мной в участок, там мы сможем познакомиться поближе. Но, по правде говоря, не поручусь, что сержант Бредли любит игру на волынке…
— Услышав, как я играю, он ее полюбит, старина!
Попросив коллегу заменить его, полисмен направился в ближайший полицейский пост вместе с шотландцем, который возглавлял процессию, продолжая играть «Эль-Аламейн». Что касается Дэвита, то он тщетно пытался понять, уж не попал ли он случайно в какой-то совершенно безумный мир. Считая излишним следовать за любопытствующими в полицию, где его могли бы узнать, Питер поспешил в «Гавайскую пальму».
Без всякого нетерпения ожидая возвращения Мак-Намары, Дункан пытался растолковать Патриции Поттер свою точку зрения.
— Вы просто разочаровываете меня. Патриция! Неужели вы действительно вообразили, что я могу отпустить вас с этим идиотом? Я слишком дорожу вами, милая!
— И к тому же я чересчур много знаю о ваших делишках…
Джек бесстрастно кивнул.
— Вы и впрямь знаете слишком много, чтобы я позволил вам состариться в компании кого-то другого.
— То есть пока я вам не надоем…
— Вы совершенно правы. Видите, как прекрасно мы понимаем друг друга? Разве это не лучшее доказательство, что мы созданы для этого союза?
— Вы негодяй!
— Забавно, что вы так и не избавились от старомодных выражений!
— Значит, моя жизнь, мое счастье — все это не имеет значения? И я должна от всего отказаться в двадцать три года?!
— Только не пытайтесь заставить меня поверить, будто внезапно открыли в себе призвание пасти овец!
— Нет, это нормальное желание вести честную жизнь с хорошим парнем.
— Противно слушать, до какой степени вы лишены честолюбия! Неужели вы могли всерьез увлечься этим громилой в юбке?
— И что с того?
— А то, что вы даете мне лишний повод поскорее от него избавиться.
Патриция в ужасе вскочила.
— Но вы же не…
— Сидите спокойно, дорогая!
Она бессильно упала в кресло.
— Скажите, Джек, вы ведь не убьете его?
— Убью.
— Но почему? За что?
— Потому что он тоже слишком много знает о том, что вы называете моими «делишками». Я даже расскажу вам, как я это сделаю. Судите же, как я вам доверяю! Завтра Дэвит устроит так, чтобы он вошел в эту комнату первым, и…
Дункан вытащил из ящика стола пистолет с глушителем.
— Эта игрушка рассчитана только на один выстрел, но я хороший стрелок, и одной пули хватит. Самым сложным будет убрать этот огромный труп.
— Вы чудовище!
— Я просто практичен, дорогая. Кроме того, уверен, что вы забудете о своем негодовании, как только я преподнесу вам норковое манто… Поразительно, до чего быстро мех этого зверька успокаивает самую мстительную память! Разумеется, если вам взбредет в голову попытаться воспрепятствовать моим планам, придется принять против вас крайние меры, и мне будет жаль…
Патриция хотела было возразить, но Дункан жестом заставил ее молчать. И тут на лестнице послышались шаги. Вскоре вошел совершенно запыхавшийся Дэвит. Дункан и Патриция удивленно наблюдали, как он переводит дыхание, не в силах сказать ни слова.
— Где шотландец? — спросил Дункан.
— В полиции!
— Черт возьми, все-таки замели?
— Нет.
— Так почему же его взяли?
— За то, что играл на волынке посреди Шафтсберри-авеню!
— Вы что, смеетесь надо мной?
Питер обрисовал невероятную сцену, разыгравшуюся у него на глазах. Когда он закончил рассказ, Дункан, не обращаясь прямо ни к кому из присутствующих, задумчиво проговорил:
— Что бы это могло значить?
— Да это просто какой-то чокнутый! Так я и знал, что этот придурок навлечет на нас неприятности!
— Помолчите, Питер, и подумайте хорошенько, прежде чем говорить. Если бы он нес героин, можно было бы подумать, что он нарочно привлек к себе внимание полиции. Ведь за это полагается огромная премия!
— Вот именно.
— Но в пакете же не было героина, и шотландец это знал!
— Так зачем же…
— Другое предположение: он нарочно попадает в полицию, чтобы на нас донести… но опять-таки не вижу, что он на этом выгадает сегодня, тогда как завтра…
— Так что же мы будем делать, патрон?
— Подождем.
— Но вдруг…
— Это мы узнаем, когда появится полиция.
— Нечего сказать — в самое время!
— Нет, Дэвит, время на этом остановится, и мы закончим наши земные приключения здесь — и вы, и я, потому что, представьте себе, у меня нет ни малейшего желания снова вкусить тюремных наслаждений.
— У вас — нет, но у меня…
Дункан вытащил пистолет и спокойно навел дуло на своего приспешника.
— Моя судьба будет вашей, Питер, независимо от того, нравится вам это или нет.
И, повернувшись с улыбкой к Патриции, Дункан добавил:
— Не рассчитывайте, что я оставлю вас одну, дорогая. Пожалуй, вы и в мире ином мне пригодитесь.
Телефонный звонок взорвал царившее в кабинете напряжение. Джек взял трубку левой рукой.
— Да? Прекрасно!.. Он один? Тогда пусть поднимется.
Повесив трубку, Дункан объявил:
— Мистер Мак-Намара, краса и гордость Томинтула, прибыл… в одиночестве…
Все замолчали, но чувства были настолько напряжены, что в наступившей тишине каждый ощущал приближение шотландца задолго до того, как на лестнице послышались его шаги. Наконец тяжелая поступь Малькольма, чуть приглушенная толстым ковром, стала слышна отчетливо. Дункан, Дэвит и Патриция застыли, устремив глаза на дверь. Дверь распахнулась, и на пороге показался Малькольм Мак-Намара.
— Что случилось? — спросил он, увидев бледные, напряженные лица. При этом у него был такой огорошенный вид, что все трое облегченно вздохнули.
— Вы один? — поинтересовался Дункан.
— Один? Что за вопрос? А кого бы вы хотели, чтобы я с собой прихватил? Вот, держите ваш бесценный пакет. Могли бы предупредить, что там конфеты. По вашей милости я выглядел в полиции круглым идиотом! Фараоны катались со смеху, они, видите ли, не думали, что шотландцы питаются леденцами, как лондонские ребятишки! Я даже чуть не рассердился, потому что, понимаете ли, должен же быть этому какой-то предел!
Из всех присутствующих, кажется, только Дэвит не поверил в искренность шотландца.
— Какого черта вам понадобилось дуть в эту чертову трубку посреди проспекта? Вы не нашли бы ничего лучшего, если бы очень хотели попасть в полицию!
— Но я и в самом деле хотел туда попасть, старина!
Питер выругался и хотел было излить все накопившееся негодование на голову Малькольма, но Дункан велел ему замолчать.
— На сегодня мы вас слышали достаточно, Дэвит!.. Мистер Мак-Намара, мисс Поттер и я будем счастливы выслушать ваши объяснения.
Шотландец опустился в кресло и в первую очередь обратился к Патриции:
— Еще двадцать четыре часа, детка, — и мы мчимся в Томинтул!
К великому удивлению Мак-Намары, Патриция разрыдалась. Он встал, подошел к ней, ласково положил руку ей на плечо и спросил:
— Вы чем-то расстроены, детка?
Эта сцена страшно действовала Дункану на нервы, и он с нетерпением ждал, когда же пролетят эти сутки и можно будет наконец отвести душу, раз и навсегда уничтожив эту сентиментальную гориллу. Да и Патриция свое получит! Тем временем Питер, от внимания которого ничего не ускользало, чувствовал себя на вершине блаженства.
Спокойный голос Малькольма, как покровом, окутывал Патрицию, и она вдруг почувствовала себя в безопасности. Девушка уже готова была все ему рассказать, но встретилась глазами с Дунканом и прочла в его взгляде готовность немедленно убить обоих, поэтому лишь устало пробормотала:
— Нет, уверяю вас… ничего не случилось… это нервно…
— Когда вы будете в Томинтуле…
Тут Дункан потерял свое обычное хладнокровие и грохнул кулаком по столу.
— Черт бы побрал все на свете! — заорал он. — Сейчас не время нашептывать нежности мисс Поттер, Мак-Намара. Я задал вам вопрос и прошу на него ответить, да побыстрее!
Шотландец медленно подошел к столу Дункана и, внимательно посмотрев Джеку в лицо, спросил:
— Вы что, старина, тоже страдаете нервами, а?
Дункан побледнел, что означало ту запредельную степень бешенства, когда он переставал отвечать за свои поступки, и Патриция испугалась, что, окончательно потеряв самообладание, бандит выстрелит в ничего не подозревающего Малькольма. К счастью, в ту долю секунды, которая отделяла вопрос шотландца от движения, необходимого Дункану, чтобы выхватить пистолет, Мак-Намара снова благодушно заговорил:
— Сказать по правде, старина, я малость волновался… Мне кажется, эти лондонские фараоны как будто слишком мной интересуются… Ну я и сказал себе, что завтра, когда понесу настоящий пакет, могу попасть впросак… вот и решил перенести это дело на сегодня.
— Зачем?
— Я подумал, что самое опасное место — на подступах к Сохо, и не ошибся, верно?
— Согласен.
— Идея была такая: мой вид и так привлекает внимание фараонов, а уж если я на улице заиграю на волынке — меня точно загребут. Там меня примут за последнего олуха, а я буду вести себя так, чтобы они открыли пакет. Все так и вышло. Как же они потешались надо мной, старина! Зато теперь никому в голову не придет меня заподозрить, наоборот — меня жалеют и очень дружелюбно ко мне настроены. Значит, завтра, когда я буду проходить мимо, полицейские подумают: «Глядите-ка, опять этот дурень шотландец!» — и если я не стану играть на волынке, то спокойненько пронесу у них под носом сверток. Я даже не удивлюсь, если мне скажут что-нибудь приятное!
— Я думаю, Питер, — обратился Дункан к Дэвиту, — вам стоят поучиться у нашего друга стратегии и тактике.
И, снова повернувшись к шотландцу, хозяин «Гавайской пальмы» заметил:
— А знаете, Мак-Намара, вы удивительно предприимчивы!
Малькольм самодовольно усмехнулся:
— В Томинтуле, если что не так, за советом всегда приходят ко мне. То есть — ясное дело — те, у кого хватает на это мозгов!
Вернувшись в «Нью Фэшэнэбл», где, несмотря на смерть Блума, все шло своим чередом, Мак-Намара увидел Эдмунда. Тот, видимо, был так сильно чем-то расстроен, что пытался утопить огорчение, беззастенчиво поглощая виски покойного хозяина гостиницы. Шотландцу без труда удалось вызвать его на задушевный разговор, тем более что старик — то ли под действием винных паров, то ли от сильных переживаний — и сам был склонен к излияниям.
— Жизнь — пресволочная штука, даже черт знает какая сволочная штука, сэр, если хотите знать мое мнение. — Вот только что приходил паренек… совсем еще зеленый… и, похоже, когда-то был вполне порядочным… Господи, как противно! С ним была жуткая истерика, хуже — припадок.
— Что это на него нашло?
— Он узнал, что Сэм помер.
— Родственник?
— Нет, клиент.
Шотландец недоверчиво взглянул на собеседника.
— Ну это вы загнули, старина! Неужели вы будете уверять меня, что постояльцы так любили Блума…
— Да нет же! Для Сэма гостиница была только вывеской, а на самом деле он торговал наркотиками. Понимаете? И этот сегодняшний паренек — наркаш.