5

Анжелина Сервион испугалась, что скоро овдовеет, когда увидела, как побледнел ее муж. Положив телефонную трубку, он рванул ворот рубашки, словно ему не хватало воздуха. Пуговица отскочила. Комиссар беззвучно открывал и закрывал рот. Анжелина вспомнила, что его дедушка умер точно так же…

— Оноре!

Он махнул рукой. Кровь прилила к лицу, и он прохрипел:

— Мне остается только подать в отставку…

— Но…

— Именно в тот день, когда я решил немного отдохнуть!..

— Да скажи же, наконец, в чем дело!

— Только что убиты Эспри Аскрос и его жена…

— Убиты? Ты уверен, что их убили?

— Ну разве что он сам подсунул себе в машину бомбу, которая отправила их на небеса…

— А… а больше ты ничего не знаешь?

— А тебе этого мало? Сначала убили Мариуса Бандежена, потом Пелиссана, теперь убит Аскрос… Вендетта продолжается!

— Мне кажется, ты преувеличиваешь.

— В одном я уверен: из Марселя скоро поинтересуются, не считаю ли я свое пребывание в Ницце отпуском за счет правительства. Если я не прекращу эти убийства, мне можно укладывать чемоданы.

— Я уверена, что ты во всем разберешься, Оноре!

— О, если бы боги — покровители полицейских — услышали тебя! Позвони Кастелле и скажи ему, что я еду в Сен-Бартелеми. Пусть он тоже приезжает. Я не знаю, когда вернусь сегодня.

— Я привыкла, — вздохнула Анжелина, пожимая плечами.

Когда муж вышел, она позвонила инспектору.

— Кастелле? Это Анжелина. Муж отправился с Сен-Бартелеми. Он просил, чтобы вы тоже приехали туда и как можно скорее.

— Я уже еду. А как патрон?

— На него смотреть страшно. Он уже говорит об отставке…

— Да, веселенькое дельце…

— Кастелле… Вы догадываетесь, кто это сделал?

— Я не догадываюсь, мадам. Я знаю. Но я не стану говорить об этом вашему мужу. У него и так хлопот хватает.

— Но надо прекратить эти убийства, иначе его ждут крупные неприятности.

— Успокойтесь, мадам. Я думаю, убийств больше не будет. У меня есть кое-какие соображения на этот счет.

На бульваре Сирнос Сервион осматривал обломки взорвавшейся машины. Дежурный полицейский сообщил, что чудом не пострадал никто, кроме тех, кто находился в самой машине.

— Где трупы?

— Все, что от них осталось, отправили в морг.

— Их личности установлены?

— Да, многие видели, как супруги Аскрос — тут их знают почти все — садились в машину, а потом буквально через минуту произошел взрыв.

— Бомба?

— Не знаю. Все отправили в лабораторию, там выясняют.

— Можете еще что-нибудь сообщить?

— Ну я… хотя нет… Тут один старик говорит, что ему что-то известно о покушении, но по-моему у бедняги не все дома. Я направил его в комиссариат.

— Поехали.

Свидетель с первого же взгляда понравился Сервиону. Высокий худой старик по-военному представился:

— Жюль Фалькон, 81 год, унтер-офицер колониальных войск в отставке.

— Садитесь, друг мой. Говорят, что вы видели убийцу? — Не исключено.

— Я слушаю вас.

Старый вояка рассказал, что он любит сидеть у окна, это позволяет ему чувствовать себя не таким одиноким. Он настолько привык к виду за окном, что сразу же замечает все новое. И вот в течение шести дней на улице каждый день стали появляться две старые женщины. (Пульс Сервиона забился сильнее). Эти женщины всегда стояли как раз напротив дома, в котором жили Аскросы, они все время поглядывали на часы и что-то записывали на клочке бумаги.

— А сегодня вы их видели?

— Только одну, ту, что пониже.

— Вы можете описать этих женщин?

— Это довольно трудно… Они стояли слишком далеко, и я не рассмотрел их лиц… Впрочем, лица были закутаны платками.

— Черными?

— Да.

— Вы видели корсиканок в национальном костюме?

— Да, они как раз так и выглядели. Я когда-то два года служил в гарнизоне в Бастии.

— Спасибо.

Сервион вышел из комиссариата уже не таким подавленным.

— Вам ничего не надо объяснять, Кастелле.

— Нет, патрон.

— Они совсем из ума выжили. Я их всех отправлю в психушку!

— Патрон, для этого нужны неоспоримые доказательства.

— Не морочьте мне голову, Кастелле! Вам еще рано учить меня!

— Извините.

— Вы думаете, я ничего не вижу?

— Простите, не понял…

— Вы, как и моя жена, на все готовы, лишь бы эти старые идиоты не попали в тюрьму! А то, что они убили уже четырех человек — на это вам наплевать!

— Но патрон…

— Что «но»?

— Я любил Антуана и Анну…

— А я, по-вашему, не любил? Но мы с вами служим закону! Только суд может решить, законна эта вендетта или нет!

— Патрон, а вас не будет мучить совесть, если суд признает виновными этих стариков, которые мстили за своих близких?

— Это не ваше дело! — в ярости крикнул комиссар. — И прекратите задавать идиотские вопросы!

Они молча дошли до кабинета Сервиона. Комиссар сразу же позвонил в лабораторию. Ему сообщили, что устройство бомбы крайне примитивно, скорее всего это кустарная работа. Но часовой механизм безупречен.

— Часовой механизм безупречен… — пробормотал комиссар. — Кастелле, я знаю, кто убийца.

— Кто?

— Шарль Поджио.

Гастон Консенгуд чувствовал, что если дела и дальше так пойдут, он скоро умрет от инфаркта или заработает себе язву желудка.

Он с наслаждением уплетал равиоли, когда диктор сообщил о печальной кончине Аскросов. Гастон чуть не подавился. Жозетта застыла с горячим блюдом в руках. Гастон глянул на жену, и в глазах его был страх.

— Эспри… — выдохнул он.

— И Мирей…

— А наша очередь когда?

Жозетта быстро взяла себя в руки. Она всегда была сильной женщиной, на которую можно положиться в трудную минуту.

— Надо опередить его.

— Что ты имеешь в виду?

— Нужно убрать Кастанье, пока он не поубивал нас всех одного за другим.

— А письмо, которое он написал в полицию?

— Письмо — это еще не доказательство. И потом, Полена надо взять в оборот так, чтобы он признался, где находится письмо. Можно пообещать сохранить ему жизнь. А когда получим эту бумажку, его можно будет убрать.

Жозетта, как всегда, была на высоте.

— Ладно, я вызову Фреда и Жозе, и мы решим, что делать.

— Нет, Гастон, я сама скажу им, что делать.

Консегуд всегда относился к жене с полным доверием, но есть вещи, которых мужчина стерпеть не может.

— Ты соображаешь, что ты говоришь, а?

— Это ты уже ничего не соображаешь.

— Научить тебя, как надо уважать мужа?

— Только попробуй тронуть меня, и тебя тут же прикончат! Ты уже давно вышел в тираж, Гастон, все.

Гнев Консегуда сразу остыл. Он знал, что у него уже нет былой силы, но не подозревал, что это известно всем.

Плюхнувшись в кресло, он простонал:

— Значит, ты тоже против меня!

Она подошла к нему и нежно погладила по плечу.

— Нет, конечно. Мы с тобой повязаны до конца. Позволь мне сделать то, что ты сам еже не в состоянии сделать.

Сервион и Кастелле вошли к Поджио. Шарль сидел за столом с лупой в глазу и чинил часы. Комиссар подошел к нему.

— Шарль, вы уже одной ногой в могиле стоите и теперь решили стать анархистом?

Часовщик спокойно вынул из глаза лупу и повернулся к полицейскому.

— Что вам от меня нужно?

— Я обвиняю вас в том, что вы сделали бомбу, с помощью которой были убиты Эспри и Мирей Аскросы.

— Что за глупости? С чего вы это взяли?

— Вы изготовили бомбу или нет?

— Нет, конечно! Я вообще никогда не занимался такими глупостями.

Сервион повернулся к старухе.

— А что вы делали сегодня около 10 часов утра на проспекте Сирнос?

— Я даже не знаю, где это.

— Обманщики! — заорал Оноре.

Выйдя из себя, он схватил Шарля за плечи и начал трясти его.

— Ты признаешься? Скажи, ты признаешься?

Кастелле остановил его.

— Подумайте о его возрасте, комиссар.

Комиссар отпустил старика. Барберина обняла его и крикнула комиссару.

— Вам не стыдно? Он вам в дедушки годится!

— Ладно, ладно… Я прошу прощения, Шарль… Но почему вы лжете?! В малой Корсике никто, кроме вас, не способен сделать бомбу с часовым механизмом. И Барберина может врать сколько угодно, но я точно знаю, что в 10 часов она была на проспекте Сирнос. Как вам удалось засунуть бомбу в машину Аскроса?

Барберина нагнулась к мужу и тихо сказала:

— Тебе не кажется, что он сошел с ума?

Кастелле чуть не расхохотался. Комиссар заорал:

— Нет, я не сошел с ума! И в доказательство этого я забираю вас обоих!

— Куда вы нас забираете? — поинтересовался Шарль.

— К себе в кабинет. А оттуда вас отправят в тюрьму!

— В тюрьму? — переспросила Барберина, и слезы покатились по старческим щекам.

— Патрон… вы не можете! — воскликнул Кастелле.

— Заткнитесь, черт вас побери!

Ситуация накалилась до предела. Вдруг послышался голос:

— Что тут у вас за шум? На улице слышно.

Обрадовавшись, что появился серьезный противник, Оноре воскликнул:

— А! Вот, наконец-то и вы, Базилия! Это по вашей вине они идут в тюрьму!

— А что они сделали?

— Да так, ничего особенного… Они просто взорвали Эспри и Мирей Аскросов… теперь их по кусочкам не соберешь.

— Они были плохими людьми.

— Это не вашего ума дело!

— У меня свое мнение на этот счет!

— Хватит, Базилия! Из-за вашей дурости я рискую потерять работу!

— Вот видите! Разве можно доверять официальному правосудию, если они не ценят даже такого человека, как вы!

Кастелле пришел в восторг от того, как старуха ловко повернула разговор, и теперь с интересом ждал реакции своего шефа.

— Базилия, — сказал он уже спокойнее. — Ну подумайте сами… У меня нет прямых улик против вас… но у меня достаточно оснований, чтобы арестовать вас всех.

— Вы меня отправите в тюрьму?

— Сначала в психбольницу!

— А мои внуки?

— Я уверен, что наши друзья не оставят их.

— Вы нехорошо поступаете, — тихо произнесла она.

— Послушайте, Базилия, я даю вам 24 часа, чтобы привести все свои дела в порядок. Завтра в это же время я зайду за вами. Что касается вас, Шарль, если я сумею доказать вашу причастность к этой бомбе, можете прощаться с Барбериной.

Комиссар чувствовал себя совершенно разбитым и жаловался инспектору:

— Я так мечтал получить этот пост в Ницце! Но если бы я знал, сколько неприятностей ждет меня здесь… Ведь теперь все будут говорить, что я выгораживаю своих земляков! Хотя, собственно, так оно и есть… Видите ли, Кастелле, Базилия и ее друзья принадлежат совершенно иному миру. Хотя они давно уже покинули Корсику, а может быть, именно поэтому, они свято хранят нравы и обычаи своей земли. Они остались верны корсиканскому образу жизни, хотя на самой Корсике уже многое изменилось. Они мстят, потому что считают это своим долгом, потому что иначе это считалось бы для них предательством. Как можно судить по нашим законам этих людей из прошлого века? Но мой долг — прекратить эту вендетту. А как?

— Патрон, у меня есть идея… я еще не знаю, что из этого получится…

— Говорите, старина… простите, у меня портится характер…

— Нужно сделать так, чтобы бандиты Консегуда раскололись и признались в своем преступлении.

— И вы знаете, как заставить их добровольно отдаться в руки палача?

— Может быть…

— Как?

— Напугать их.

За чашкой утреннего кофе с молоком Юбер открыл газету, и чашка выпала у него из рук. Он облил брюки и даже не почувствовал ожога.

— Что с тобой, Юбер? — в страхе воскликнула его жена.

Он молча показал ей статью на первой странице.

— Вот это да! — воскликнула жена. — Эта задавака Мирей… Ну и смерть!

— Завтра то же самое может случиться с нами.

— С нами?

— Ты что, до сих пор не поняла, что кто-то мстит за корсиканцев, которых Фред убил на перевале Вильфранш?

— Ну и что?

— А то, что они уже убили Бандежена, Пелиссана, Аскросов… Они прикончат всех!

— Ну а мы-то здесь при чем?

— Мы их сообщники!

— Ты, но не я!

— Не надейся, милочка! Ты тоже по уши сидишь в этом!

— Дерьмо!

— Да… Но ты была очень довольна, когда получила 50 штук от Фреда за алиби.

— Но я не думала, что это так опасно!

— Честно говоря, я тоже… да и они сами не подозревали, что так может обернуться… Мы думали, что все сойдет гладко…

— Вы идиоты! Но я не желаю, чтобы меня разорвало на кусочки, как Мирей!

— У тебя есть предложение?

— Этот сыщик, что заходил сюда…

— Кастелле?

— Да… Он кажется неплохим парнем…

— Кто его знает? Сыщик есть сыщик…

— Ты должен его прощупать.

— Прощупать?

— Узнать, что тебе будет, если ты признаешься, что соврал.

Юбер не сразу понял, что она имеет в виду, а когда до него дошло, он вскочил.

— И ты смеешь предлагать это мне?! Ты что, с ума сошла?

— А что тут такого?

— Ничего! Ты предлагаешь выдать людей, которые доверились мне и хорошо заплатили за мое молчание! Ты предлагаешь мне сесть в тюрьму на несколько лет? Очень интересно! А ты чем будешь заниматься в это время, а?

— Я буду содержать дом.

— Да, а потом, собрав денежки, продашь все, и ищи ветра в поле! Не выйдет, милочка! Мы либо выкрутимся вместе, либо вместе загнемся!

— Как хочешь!

— И смотри мне, без глупостей, курочка! Попробуй только скажи что-нибудь легавым, и тебе будет то же, что и бедняге Полену…

Он замер на полуслове, потом стукнул кулаком по столу и закричал:

— Черт побери! Черт побери! Это же был не он! Жозе ни за что убил его!

— Ты хочешь сказать, что Полен умер…

— Умер! Хуже, чем умер! Жозе свел с ним счеты!

— Но почему?

— Потому что он думал, будто это Полен убивает своих!

— Но… Юбер… хоть в этом-то ты не замешан?

— Так… немножко…

— Немножко?

Хозяину «Веселого Матроса» пришлось рассказать жене о том, как Бероль убил Полена, о том, что несчастный Кастанье покоится на дне моря.

— Ну и вляпался же ты!

— Ничего себе утешение!

— И что ты собираешься делать?

— Не знаю… Напиться…

Не слушая возражений жены, Юбер заперся в подвале — единственном месте, где он чувствовал себя в безопасности.

У Консегуда все сидели мрачные. На лицах Кабриса и Гастона читался страх. Жозе был скорее зол, чем напуган.

— Бедный Эспри! Они с Мирей не заслужили такого! — вздохнула Жозетта.

Когда хозяйка дома наполнила рюмки, Гастон сказал:

— Ну что ж, ребята, нам придется рискнуть. Нельзя допустить, чтобы этот подонок Кастанье прикончил нас всех. Даже если он и написал письмо в полицию, мы сумеем выкрутиться, я уверен. Как только Полен окажется в морге, мы вздохнем спокойно. Кто за это возьмется? Ты, Фред?

— Боюсь, что я теперь под колпаком…

— Это ты втянул нас в эту идиотскую историю с корсиканцами… Нам слишком дорого приходится платить за амбиции Анаис! Ну что ж, значит ты, Жозе?

— Это уже сделано.

Все удивленно посмотрели на него.

— Ты хочешь сказать… — нерешительно произнесла Жозетта.

— Да, я убил Кастанье.

— Не посоветовавшись с нами?! — закричал Консегуд. — Ты же знал, что он написал письмо!

— Это неправда.

— Откуда ты знаешь?

— Он сам мне сказал. А потом я убил его.

— Где труп?

— В море. Юбер помог мне выбросить его в море.

Жозетта налила Беролю вина.

— Выпейте. Вы это заслужили.

Все с облегчением вздохнули. Напряжение спало. Смерть Кастанье освободила их от страха.

— Ну вот мы и выбрались из ловушки, ребята! — воскликнул Консегуд. — Теперь, когда Кастанье поплатился, можно спать спокойно. Спасибо, Жозе.

— Нет!

— Нет?

Гастон уже поднес было рюмку к губам, но не успев пригубить вино, поставил ее на стол.

— Что ты хочешь сказать?

— Мы не выбрались из ловушки.

— Почему?

— Потому что Кастанье был уже мертв, когда Эспри и Мирей взлетели на воздух!

Все молча переглянулись. Жозетта первой пришла в себя.

— Но тогда значит…

Жозе тяжело вздохнул.

— Значит Полен не был виновен в смерти наших друзей, и я убил его ни за что!

— Но в таком случае…

— Да, мы ни на шаг не продвинулись вперед, и по-прежнему наши шкуры висят на волоске.

— У меня идея, — сказал Фред.

Все были не очень высокого мнения об уме Фреда, и его идеи обычно не многого стоили, но они были так напуганы, что готовы были выслушать кого угодно, лишь бы добраться до неизвестного врага.

— Мы слушаем, Кабрис.

— Бандежен умер после посещения «малой Корсики». Сторож Замкового парка видел двух женщин, одетых как корсиканки… Сегодня утром я ходил в Сен-Бартелеми, чтобы узнать что-нибудь. В одном кафе я услышал, как какой-то старик рассказывал, что последние несколько дней там крутились две старухи, одетые в черное. Они подолгу стояли на тротуаре перед домом, где жили Аскросы.

— И что из этого следует?

— Что мы ищем совсем не там.

— Ты что считаешь, что эти старухи… — подскочил Консегуд.

— Это именно они!

— Ну знаешь… Жозетта!

— Кто знает, может быть, Фред и прав.

— Но там же самым молодым больше 70!

— Ну и что? Не забывай, что они — корсиканцы, и для них вендетта священна!

— А Сервион — их земляк, — добавил Фред. — И поэтому он не арестовывает их.

— Если допустить, что ты прав, Фред, значит эти старые суки знали все с самого начала. Значит Базилия была на перевале Вильфранш, когда вы выкинули этот номер!

— Возможно…

— А у тебя нет никаких соображений, как заткнуть этих старых сук и заставить их оставить нас в покое?

— Ну… я…

— Что тут думать! — вмешался Жозе. — Тут не 36 решений, а одно-единственное! Я схожу и поговорю с этими старухами! Клянусь вам, они оставят нас в покое!

— Это тебе придется оставить их в покое! Сервион со сворой только и ждет нас там!

На самом деле комиссар теперь больше боялся Базилии, чем Консегуда. Он знал трусость Консегуда и непреклонность Базилии. Он отдал приказ усилить круглосуточное дежурство в «малой Корсике». Патрульные очень удивились, увидев, как их коллега Кастелле посадил в свою машину пять старых женщин, одетых во все черное, с традиционными черными платками на головах. Полицейские решили, что он везет их к комиссару Сервиону.

Идея принадлежала Кастелле, и ему удалось уговорить Базилию принять его план.

В Гольф-Жуан полицейский завел женщин в бистро, заказал им кофе, а сам отправился в ресторанчик «Веселый Матрос».

Когда инспектор вошел в зал, супруга Юбера подбежала к нему.

— О, месье Кастелле, я так хотела поговорить с вами…

— О чем это ты хотела поговорить с ним, а?! — заорал Юбер, появляясь на пороге.

— Так… ни о чем…

— Ни о чем, да? Полицейская крыса!

— Да вы пьяны, как сапожник, Юбер!

— Да, я пьян! А вы хотели бы, чтобы я наглотался соленой воды, как бедняга Кастанье?

Юбер разрыдался.

— Он не заслужил этого!

— Он не заслужил чего?

— Не ваше дело! Видишь, курочка, он задает вопросы… Ты случайно не о Полене хотела поговорить с ним, а?

— Ты с ума сошел!

— Заткнись, стерва! Если ты еще раз раскроешь пасть, я тебе ее заткну навсегда!

— Значит, убит некий Кастанье, — небрежно бросил полицейский.

— Кто вам сказал это? — с округлившимися от страха глазами спросил Юбер.

— Ты, идиот! — в отчаянии закричала его жена.

— Сожалею, но придется арестовать вас по обвинению в убийстве, — сказал полицейский, решив ковать железо, пока горячо.

— Меня?

— Черт! Да вы же сами сознались!

— Это ложь!

Юбер почти протрезвел от страха.

— А почему же вы оплакиваете его?

— Потому… потому что… он болен.

— Выпил много соленой воды?

— Да… соленой воды…

— А где этот несчастный Полен Кастанье?

— Я… я не знаю… откуда мне знать?

— Послушайте, Юбер, вы мне чем-то симпатичны.

— Правда?

— И мне будет очень жаль, если вас постигнет участь Пелиссана, Бандежена, Аскросов и, как мне кажется, Кастанье…

— Но я ничего не…

— Я вам уже говорил, Юбер… В глазах тех, кто убил ваших друзей, вы так же виновны, как и они. Ведь только благодаря вам им удалось избежать тюрьмы…

— Вы… вы…

— Я вам не враг, Юбер. И чтобы доказать это, я открою вам один секрет… Я знаю, вернее, мы знаем, кто убил ваших приятелей.

— Не может быть!

— Даю вам честное слово.

— Почему же вы не арестуете его?

— У нас нет никаких улик. Эти чертовки очень ловкие.

— Чертовки?

— Да. Старые корсиканки, одетые во все черное. Они в таком возрасте, что терять им уже нечего. Они живут только одной мыслью — отомстить за Пьетрапьяна.

— Старые женщины?

— Бандежен умер, когда возвращался от них… Двух женщин в черном видели в Замковом саду, где умер Пелиссан… Еще двоих видели возле дома Аскросов… Мы называем их «черными ведьмами». Желаю вам никогда не встречаться с ними, иначе…

Юбер облизал пересохшие губы.

— Это вы выдумали!

— Думайте как хотите. Мое дело вас предупредить. Но я уверен, что сами вы ничего не сможете сделать для своего спасения. Доверьтесь нам.

— Я не понимаю.

— Что ж, тем хуже для вас.

Кастелле поднялся.

— До свидания, Юбер. Или скорее, прощайте.

— Я бы предпочел «прощайте».

— На вашем месте я бы так не говорил.

Полицейский вышел. Хозяин «Веселого Матроса» никак не мог прийти в себя и решил немного выпить.

Час спустя Юбер вышел из своей комнаты. Теперь он был в полной форме. Зайдя на кухню, где жена возилась у плиты, он спросил:

— Много народу, куколка?

— Обычные клиенты и еще пять женщин. Они заказали уху с пирожками и устроились под навесом. Пойди посмотри, как они там.

— Ладно.

С профессиональной улыбкой на губах Юбер направился в сад, но улыбка медленно сползла с его лица, когда он увидел с порога женщин в черном, трещавших, как сороки. Сначала он подумал, что это монахини, но монахини не устраивают банкетов. Неужели это те, о которых говорил Кастелле?

Он схватился за сердце и неуверенной походкой подошел к столу. Старухи повернули к нему морщинистые лица. Он пробормотал.

— Я… я хотел спросить… не нужно ли вам чего-нибудь?

Они ничего не ответили и молча смотрели на него. Юбер растерянно переминался с ноги на ногу, не зная, что сказать. Он уже собирался уходить, когда одна из старух (он не знал, что это Базилия Пьетрапьяна) спросила:

— Так это вы тут хозяин?

— Да…

— Друг Фреда Кабриса?

— Ну… я…

— У вас прелестная жена.

— Моя… моя жена?

— Она будет прелестной вдовой.

— Но я… я не хочу…

— Мы догадываемся. Но нужно платить. Правда, подруги?

Старухи молча закивали головами. Юбер попытался взять себя в руки.

— Послушайте… вы меня разыгрываете?

— Не волнуйтесь так. Впрочем, скоро вы совсем успокоитесь.

И они расхохотались, как школьницы. Юбер с ужасом смотрел на них.

— Если я правильно понял, вы мне угрожаете?

— Мы? Никогда в жизни! Мы не угрожаем, мы просто сообщаем вам, что вы умрете.

— Откуда вы это знаете?

— Мы решили убить вас. Мы только еще не решили, каким способом это сделать.

— А вы не сошли с ума?

Та, что говорила от имени всех, встала.

— Меня зовут Базилия Пьетрапьяна. Я вдова, мать и свекровь тех, кого ваши друзья убили на перевале Вильфранш. С вашей помощью!

— Но… меня там не было!

— Вы поклялись, что они не уходили отсюда, а я видела, как они убивали моих близких!

Теперь он понял, что это те самые «черные ведьмы», и что дни его сочтены. Он решил припугнуть их.

— А если я вызову полицию?

— И что вы им расскажете?

— Что вы хотели убить меня.

— Такая старуха, как я? Вы только рассмешите жандармов.

— Убирайтесь вон!

— Принесите счет!

— Не нужны мне ваши деньги! Убирайтесь!

Старухи со смехом ушли, а Юбер не мог двинуться с места. Ему грозит близкая смерть. Так сказал Кастелле. Так сказали эти ведьмы. Он с трудом доплелся до кухни. Жена накинулась на него.

— Где тебя носит? Они уже закончили? Нести второе?

— Нет.

— Бабульки, видимо, не спешат!

— Они ушли.

— Ушли?

— Я их выставил вон.

— Этих старых женщин?

— Да, этих старых ведьм!

— Послушай, Юбер, когда ты доживешь до их годов…

— Их годов! У меня не так много шансов дожить до их годов!

— Что ты выдумываешь?

— Эти милые симпатичные старушки — убийцы!

— Ты с ума сошел!

— Это они отравили Бандежена, они разбили череп Пелиссану, они взорвали Эспри и Мирей Аскросов! Милые, славные бабулечки!

Жена Юбера машинально выключила печь. Она ничего не могла понять. Все это было настолько неправдоподобно… но позеленевшее лицо мужа убеждало, что он говорит правду.

— Послушай, тут что-то не так. Почему эти ненормальные…

— Они нормальные! Они хорошо знают, что им нужно, и знают, как этого добиться! Полиция ничего не может поделать с ними, так как у них нет никаких улик.

— Но почему они…

— Их старшая — мать, свекровь и жена убитых на перевале Вильфранш.

— Но ты же в этом деле не замешан!

— Они думают иначе. И хотят прикончить меня.

— Но ты же не позволишь этого?

— Каким образом? У тебя есть что предложить?

— Да, но ты же не хочешь.

— Я не хочу в тюрьму!

— Если ты предпочитаешь кладбище — твое дело! — разозлилась жена и вышла из комнаты, а Юбер плюхнулся на стул и разрыдался.

— За что это мне? Ведь я никогда никому не причинял зла!

Самое интересное, что он действительно в это верил.

В тот же вечер Жозе Бероль напился в стельку. Он хотел забыть об убийстве Полена Кастанье. Жозе был грубым безжалостным человеком и вместе с тем сентиментальным. Он рыдал, читая любовные истории с трагическим концом. Он жалел бездомных собак. Он ненавидел жестоких родителей, мечтая, как будет медленно резать их на кусочки, чтобы они страдали как можно дольше.

Больше всего его угнетало то, что он сам, по собственной инициативе решил убить Полена. Он не мог найти себе оправдания, ведь он ни за что убил своего товарища!

Он пил целый день и весь вечер. Около одиннадцати он оказался в баре на улице Дефли, и тут в его затуманенном мозгу родилась мысль: Полен и все остальные умерли по вине этих старух из «малой Корсики»! Ладно! Он им сейчас покажет, как убивать его друзей! Он им такое устроит, что они еще долго будут помнить! Пусть пеняют на себя!

Когда он, покачиваясь, вышел из бара, хозяин неодобрительно пробормотал:

— Этот скоро свалится…

Он даже не предполагал, насколько его слова окажутся пророческими.

Когда Бероль вышел на улицу, ему показалось, что он стоит на берегу моря, и ветер сбивает его с ног, хотя никакого ветра и в помине не было. Натыкаясь на стены уснувших домов, он добрел до старого города, который в этот поздний час казался вымершим. Его неуверенные шаги гулко отдавались в ночной тишине, и двое полицейских, дежуривших на соседней улице, услышали их.

Прислушавшись, один полицейский сказал:

— Если не ошибаюсь, этот набрался до чертиков.

— Если он не будет дебоширить, мы его не тронем, — снисходительно произнес второй.

— Ладно…

Они пошли было за пьяным, но в лабиринте узеньких улочек потеряли его из виду.

— Не может быть! Не испарился же он! — воскликнул полицейский, оглядываясь по сторонам.

— Я думаю, он просто вошел в свой дом.

И они спокойно продолжили свой обход.

Честно говоря, Жозе был так пьян, что уже забыл, куда и зачем он шел. Он был слишком поглощен тем, чтобы сохранить равновесие и не упасть. Потом, узнав улочки старого города, он все вспомнил. Он пришел сюда, чтобы покарать тех, из-за кого он убил Полена Кастанье. Он немного протрезвел, и походка его стала легче. Это-то и ввело в заблуждение полицейских, которые подумали, что он вошел в дом.

Бероль осторожно проскользнул в «малую Корсику». Подойдя к окну Базилии, он вытащил револьвер и заорал:

— Эй ты, старая сова! А ну-ка высуни сюда свой нос, чтобы я мог сказать все, что я о тебе думаю! Я тебе покажу, как убивать моих друзей, гнида корсиканская! Ну, ты покажешься или мне надо к тебе подняться, мразь ты эдакая!

Полицейские были уже далеко и ничего не слышали. Все обитатели «малой Корсики» проснулись и, приоткрыв ставни, выглядывали на улицу. Базилия тоже смотрела на Бероля, бесновавшегося на улице.

— Ну что, проклятая корсиканская сука, ты покажешься или нет? Или ты хочешь, чтобы я прикончил тебя так же, как и твоего легавого сыночка?

Старики вздрагивали, слушая эту яростную брань. Не испугался только Амедей Прато. Мало того, что его разбудили среди ночи, так он еще должен выслушивать, как оскорбляют корсиканцев! А когда Жозе стал похваляться, что убил Антуана, Прато схватил ружье, доставшееся ему по наследству от прадеда, который в свою очередь получил его от итальянского жандарма, а тот — у калабрийского бандита, убитого им.

К великому ужасу Альмы это ружье всегда было заряжено кусочками свинца, железа и всякой дрянью, которая при выстреле разлеталась в разные стороны. Это ружье, висевшее в спальне, связывало Прато с прошлым, о котором они всегда вспоминали с тоской. Это ружье свидетельствовало о том, что связь с их древней страной еще сохраняется.

Не обращая внимания на мольбу жены, Амедей схватил ружье и выскочил на улицу. Бероль стоял спиной к нему.

Прижимаясь к изъеденной непогодой и временами стене, Амедей прокрался в небольшой проходной двор, который выходил на улицу Солейа.

Базилии надоело слушать ругательства Бероля, и она выплеснула ему на голову содержимое ночного горшка. Разъяренный Жозе открыл стрельбу. На выстрелы прибежали полицейские.