- Паскуалина вообще простовата... Ее мать немного занималась костоправством, и для нее все, что не касается переломов, - сущие пустяки... Я и в самом деле вчера подвернула ногу, но, кроме того, у меня туберкулез... и жить осталось недолго. Поэтому я попрошу вас говорить покороче, синьор, и не подходить слишком близко... сами понимаете... болезнь заразная...
      Комиссар не испытывал ни малейшего желания приближаться к больной - он терпеть не мог микробов и уже искал подходящий предлог удрать из этого дома как можно скорее, не нарушая, впрочем, правил вежливости.
      - Я ни в коей мере не хочу утомлять вас, синьора... Позвольте мне удалиться... Возможно, в следующий раз вы почувствуете себя лучше?..
      - Нет, синьор комиссар, раз уж вы здесь, расскажите, что вас ко мне привело. В моем положении неразумно откладывать дела на потом... ибо наверняка я просто не смогу вас выслушать...
      Слезы уже начали пощипывать веки Ромео. Он корил себя за этот нелепый визит и в то же время стыдился собственной сентиментальности.
      - Вы знаете о смерти Нино Регацци, синьора?
      - Да... бедный мальчик... В его-то возрасте... Ужасно так быстро расстаться с жизнью...
      - Вы были с ним знакомы?
      - Каким же образом мы могли познакомиться? Я никогда не выезжаю из Пинероло... Пожалуй, уже лет двенадцать не бывала даже в Турине... с тех пор как умер мой бедный Альфонсо...
      - А вы слышали о существовании Регацци?
      - Краем уха...
      - А со своим дядей Серафино Дзагато вы поддерживали отношения?
      - Нет, я знала только, что где-то здесь, в Италии, живет брат моей матери. Лет в пятнадцать Серафино удрал из родительского дома и нанялся юнгой на корабль, капитан которого не особенно строго соблюдал правила. С тех пор никто из нас не имел о нем никаких известий. Сама я ни разу не видела дяди. Тем не менее несколько месяцев назад он написал мне и сообщил, что жив, хотя и стоит одной ногой в могиле, а кроме того, просил прощения, что не может оставить мне состояние, поскольку у него есть незаконнорожденный сын, Нино Регацци, и наследником по справедливости должен стать он. А чтобы я простила и не таила обиды на своего, в сущности, призрачного родственника, Серафино прислал великолепные брильянтовые серьги, те, что сейчас на мне. С ними меня и положат в гроб, когда настанет время встречи с дядей, которого я так и не повидала на этой земле...
      - И вас нисколько не уязвило известие, что наследство попадет в другие руки?
      Синьора Росси тихонько рассмеялась - так смеются очень старые и уставшие от жизни люди.
      - Это в моем-то состоянии, синьор комиссар?
      - А как вы распорядитесь дядиными миллионами теперь, когда они все же перешли к вам?
      - Обеспечу безбедную старость Паскуалине, а остальное распределю между благотворительными обществами.
      - Вы прочитали о смерти берсальера в газете?
      - Да... меня это страшно потрясло... особенно потому, что и дядя умер совсем недавно... Подумать только, бедняга даже post mortem* лишился радости исправить прежние ошибки... Господь порой бывает очень суров, синьор комиссар... Счастье еще, что Серафино скончался, не догадываясь, как ненадолго переживет его сын!
      ______________
      * Посмертно (лат.).
      Больная закашлялась, и Тарчинини с тревогой подумал, не подцепит ли он тут микробов. Не хватало еще привезти их в Верону и заразить малышей! Комиссар встал и начал прощаться.
      - Благодарю вас, синьора, за то, что вы меня приняли... Должно быть, это стоило вам немалых усилий. Но я, честное слово, не догадывался, что вы так измучены...
      Она вяло махнула рукой в знак того, что все это уже не важно.
      - До свидания, синьора, желаю вам сил и мужества...
      - Grazie tante*, синьор комиссар.
      ______________
      * Большое спасибо (итал.).
      Дребезжащий звонок оповестил Паскуалину, что ей пора проводить гостя. Ромео в последний раз поклонился хозяйке дома и уже собирался последовать за служанкой, как вдруг вспомнил замечание мэтра Серантони насчет бурной реакции наследницы на его телефонный звонок. Тут что-то явно не вязалось. И комиссар вернулся к вдове.
      - Прошу прощения, синьора, но мэтр Серантони сказал мне, что сегодня утром, когда он сообщил вам о наследстве, вы ответили резкостью, довольно удивительной, если учитывать обстоятельства...
      Синьора Росси снова издала жалкий, надтреснутый смешок.
      - У мэтра Серантони богатое воображение... Одна из его бабок была актрисой... Поэтому он не может отказать себе в удовольствии разыграть комедию и наговорить всяких нелепостей, лишь бы порисоваться и привлечь внимание собеседника. Правда, по его мнению, всегда недостаточно драматична. Я сказала только, что мэтр мог бы сам предупредить меня о смерти Нино Регацци, а не ждать, пока я узнаю об этом из газет, и добавила, что такая бестактность с его стороны меня поражает.
      * * *
      Медленно поднимаясь вдоль виа Савойя, Тарчинини смутно чувствовал, что от него ускользнула какая-то мелочь, но никак не мог сообразить, какая именно. Лишь одно казалось бесспорным: синьора Росси так слаба, что, вопреки утверждениям нотариуса, не могла грубо разговаривать по телефону. Но действительно ли нотариус так склонен к преувеличениям?.. Комиссару не терпелось проверить, насколько рассказ мэтра Серантони о ночных неприятностях соответствует истине. Если, к несчастью, выяснится, что он солгал, придется заново изучать и эту версию убийства берсальера. И неожиданно Тарчинини сообразил, что совсем не испытывает прежней уверенности в том, что солдата убил Анджело Дани.
      * * *
      Официанты кафе "Чеккарелло" с удовольствием отметили, что кассирша Стелла Дани (к которой все они относились с большой симпатией) больше не выглядит такой печальной, как несколько дней назад, когда она казалась постаревшей лет на десять. Вместе с улыбкой к ней вернулся молодой задор, и в кафе снова воцарилась легкая, непринужденная атмосфера. Стелла и впрямь чувствовала себя счастливой: теперь после рождения ребенка весь квартал Сан-Альфонсо де Лиджори уже не станет показывать на нее пальцем. По правде говоря, девушка еще с трудом верила в такую удачу, но верить так хотелось, что в конце концов она себя убедила. Воспользовавшись редким моментом просветления "бедной тети" Пии, Стелла поведала ей великую новость: полицейский инспектор влюбился в нее с первого взгляда и, несмотря на то что скоро родится ребенок, готов жениться на его матери. Тетушка на коленях возблагодарила милосердного Бога. Зато Анджело отнесся к известию скептически. Во-первых, он сомневался, что любовь может поразить человека в столь рекордный срок, во-вторых, не слишком жаловал полицейских, а в-третьих, предчувствовал ловушку, ибо не ожидал от подобных субъектов ровно ничего хорошего. Объяснение между братом и сестрой проходило довольно бурно - честно говоря, они чуть не поссорились. Исчерпав все разумные доводы (а в глубине души Анджело больше всего на свете хотел, чтобы его сестра вновь заняла достойное место в обществе), он воскликнул:
      - Но в конце-то концов, если парень любит тебя так, как уверяет его приятель, почему он не скажет об этом сам?
      - Потому что стесняется...
      - А... насчет берсальера... он в курсе?
      - Да.
      - И это его не смущает?
      - Он и сам был несчастлив...
      - Каким образом?
      - Из-за женщины... своей жены... Он любил ее, а она - нет.
      - И где же его жена теперь?
      - В чистилище или в аду!
      - Ma que! И в твои-то годы ты собираешься выйти за вдовца?
      - А кто я, по-твоему, теперь, если не вдова?
      Последний аргумент попал в цель, и Анджело долго молчал, не зная, что возразить. Но парень нежно любил сестру - как-никак он посвятил ей всю жизнь и больше всего думал о ее счастье.
      - Но ты, Стелла... - задал он главный вопрос, - ты-то сможешь его полюбить?
      - Может быть, не сразу... но я настолько благодарна инспектору... что впоследствии...
      - Ладно... Поступай как знаешь, но предупреждаю: если этот тип немедленно не попросит у меня твоей руки, я сверну ему шею! Довольно того, что один мерзавец уже посмеялся над тобой!
      Стелла разрыдалась.
      - Я... я... я запрещаю тебе!.. Ты... ты меня ненавидишь!
      - Это я-то тебя ненавижу? Несчастная! Да ежели б я тебя ненавидел, думаешь, согласился бы стать шурином человека, который подозревает меня в убийстве?
      * * *
      Тарчинини, опустив голову, с озабоченным видом шел к гостинице "Турисмо", где его ждал шофер. Комиссар ненавидел неразрешимые загадки, а сейчас что-то явно ускользало от его понимания. Официанта, подбежавшего узнать, что ему угодно, полицейский попросил принести напиток покрепче, способный убить любые микробы. Мужчина за соседним столиком расхохотался и в ответ на сердитый взгляд Ромео отвесил легкий поклон.
      - Простите, синьор, я невольно слышал ваши слова, и они меня немало позабавили... Позвольте мне как врачу заметить, что, будь на свете жидкость, убивающая все микробы, мы поспешили бы добиться ее запрета, чтобы не потерять практику и не впасть в нищету! А потому, синьор, я бы посоветовал вам забыть о микробах и, если вы не против, охотно угостил бокалом хорошего вина в знак дружеского расположения. Согласны?
      Ромео всегда ценил вежливость.
      - Volentieri!*
      ______________
      * Охотно (итал.).
      Он перебрался за столик врача.
      - Комиссар уголовной полиции Ромео Тарчинини, - представился он. И, шутливо погрозив пальцем, добавил: - Решил прогуляться сюда на машине с шофером.
      Доктор вздохнул с притворным облегчением:
      - Синьор комиссар, вы меня успокоили... Доктор Феличе Рацаньони. А можно мне узнать, синьор комиссар, чем вызвано ваше особое отвращение к микробам, к которым - и вы без труда угадаете причину - я испытываю некоторую нежность?
      - Да просто я всегда боюсь привезти домой какую-нибудь болезнь и заразить малышей!
      Врач спросил Ромео о его семье, и комиссар воспользовался случаем поговорить о своей Джульетте и детях. Он так долго и со вкусом распространялся на эту тему, что не прошло и получаса, как мужчины, осушив полдюжины бутылок, уже знали решительно все о предках, потомках и родичах обоих. Тарчинини и Рацаньони теперь чувствовали себя чуть ли не друзьями детства. Однако время шло, и комиссар с сожалением подумал, что пора наконец попрощаться с милейшим эскулапом. Тот удержал его за руку.
      - Кстати, - заметил он, - вы так и не сказали мне, с чего вдруг испугались нашествия микробов. Между прочим, Пинероло славится как один из самых здоровых городов... увы!
      - Когда мы с вами встретились, я как раз шел от больной туберкулезом в последней стадии, точнее, почти на смертном одре!
      - Ну да? Здесь, в Пинероло?
      - На виа Савойя.
      - Дорогой мой комиссар, я лечу всех больных в городе. На виа Савойя у меня немало пациентов, но, клянусь вам, в настоящий момент я не знаю там ни одного больного туберкулезом и никто не выказывал ни малейших симптомов этого недуга!
      - И однако синьора Росси...
      - Синьора Росси? Синьора Валерия Росси?
      - Она самая.
      Рацаньони звонко расхохотался, а когда приступ безудержного веселья наконец миновал, врач дружески хлопнул Тарчинини по ляжке.
      - Можете не переживать за Валерию, синьор комиссар! Не позднее чем сегодня утром я встретил эту даму на улице, и, уверяю вас, она была весела, как жаворонок. Впрочем, это и понятно, поскольку нотариус только что сообщил ей о наследстве в бог знает сколько миллионов!
      Полагая, что произошло какое-то недоразумение, Ромео потребовал подробностей, но очень скоро убедился, что смертельно бледная, умирающая особа, с которой он только что разговаривал, и жизнерадостная синьора, делившаяся нежданной удачей с доктором Рацаньони, - одно и то же лицо. Комиссар совершенно растерялся.
      - Но чего ради она разыгрывала передо мной комедию?
      - Валерия - очень эксцентричная женщина! Она всегда обожала устраивать представления!
      Слова врача не особенно убедили комиссара, и он вышел из кафе в глубокой задумчивости. Только опасение выставить себя в глазах Валерии Росси полным идиотом помешало ему вернуться на виа Савойя. Ромео не желал признавать, что его, веронца, сумела провести какая-то пьемонтка. Когда он уже сел в машину, доктор Рацаньони просунул голову в открытое окно.
      - Кстати, хотите получить бесспорное доказательство, что наша Валерия чувствует себя преотлично? Она выходит замуж, дорогой мой! И это - в пятьдесят семь лет! Впрочем, приданое заставит жениха позабыть обо всем остальном, а?
      - И за кого же она выходит?
      - Валерия отказалась назвать мне счастливого избранника!
      - Как только вы узнаете фамилию этого человека, доктор, пожалуйста, позвоните мне в управление уголовной полиции Турина. Могу я рассчитывать на вашу помощь?
      Полицейский говорил так серьезно, что врач слегка оробел и у него пропало всякое желание смеяться.
      - Положитесь на меня, - с самым важным видом уверил он.
      * * *
      Алессандро Дзамполю вовсе не нравилось поручение, возложенное на него Тарчинини. Не обладая самоуверенностью комиссара, он с тревогой спрашивал себя, под каким предлогом явится к Дани и уж тем более проведет в их доме какое-то время. Ближайшее будущее не сулило инспектору ничего хорошего, ибо, зная себя, он понимал, что не потерпит ни малейшей дерзости от Анджело, с которым Тарчинини неизвестно почему так смехотворно цацкается. И чем больше Дзамполь размышлял о брате Стеллы, тем сильнее его охватывало раздражение. Поэтому, добравшись до виа Леванна, где жил тот, кого он намеревался хорошенько встряхнуть, Алессандро сумел подавить природную робость и довольно энергично постучал в дверь Дани.
      Полицейскому открыла "бедная тетя" Пия. К счастью для инспектора, старуха переживала один из редких для нее моментов просветления и сразу его узнала. Последний тут же перешел в наступление, боясь успокоиться и растерять скопившуюся по дороге злобу.
      - Я пришел, чтобы...
      "Бедная тетя", издав дребезжащий смешок, перебила гостя:
      - Знаю, знаю, малыш...
      Уже много-много лет никто не называл Алессандро малышом, поэтому обращение старухи его несколько смутило и растрогало.
      - Вы одна дома, синьора?
      - Да... - лукаво заметила Пия. - А вы об этом очень жалеете, правда? Но не стоит переживать - она сейчас вернется!
      - Кто?
      - Стелла.
      - А, ну ладно...
      - "Ладно"? И это все, что вы можете сказать?
      Она снова засмеялась и, взяв полицейского за руку, усадила в свое собственное кресло.
      - Вам незачем притворяться, - шепнула она, - я уже в курсе.
      - Вообще-то, синьора, я предпочел бы...
      - И совершенно правильно! Я - на вашей стороне!..
      - А?
      "Бедная тетя" нагнулась к инспектору.
      - Мне выйти замуж не удалось, - заговорщическим тоном проговорила она, - но ведь это не повод мешать чужому счастью, верно?
      - Несомненно, - согласился Дзамполь.
      Впрочем, он готов был принять любое утверждение старухи, ибо уже проникся явственным ощущением, что ровно ничего не понимает. Инспектор уже хотел потребовать объяснений, но в квартиру с той стремительностью, что свойственна юным созданиям, всегда готовым забыть обо всех огорчениях, чуть небо слегка прояснится, вбежала Стелла. Уже с порога она крикнула:
      - Здравствуй, zia!
      И тут же заметила Дзамполя. Девушка застыла на месте и покраснела.
      - Простите, синьор, я не предполагала... - пробормотала она.
      Радуясь возможности ускользнуть от Пии, Алессандро встал, поклонился девушке и начал объяснять, что привело его в дом.
      - Синьорина... я пришел сюда, чтобы...
      - Знаю, синьор, и благодарю вас за это.
      То, что Стелла догадывалась о причинах его появления здесь, полицейского нисколько не удивило, но вот с чего бы ей за это благодарить, ускользало от его понимания. Впрочем, Алессандро счел это еще одним доказательством, что от женщин можно ожидать любых каверз. Судя по всему, Стеллу радовало несчастье брата, и такое поведение окончательно укрепило женоненавистнические настроения инспектора.
      "Бедная тетя" удалилась на кухню, а Алессандро Дзамполь, по приглашению девушки, снова занял ее кресло. Пия уже слишком давно пребывала в здравом уме, и это не могло продолжаться долго. Устроившись в удобном кресле, Алессандро наблюдал, как Стелла хлопочет по хозяйству, и нехотя признавал, что, вопреки всем его предубеждениям, смотреть на девушку доставляло ему удовольствие. Все они такие! Сверху мед, а внутри - яд! Неожиданно из кухни выскочила Пия и, остановившись на пороге, возопила:
      - Я думала, вы оба уже умерли! Не слышно ни слова, ни звука - ничего! Потом старуха накинулась на гостя: - Ну? Она уже здесь, ваша Стелла! Только что вы спрашивали о ней, и если не хотели поговорить, то к чему все это, хотела б я знать!
      Внезапное нападение так ошарашило инспектора, что он не нашелся с ответом. И, что хуже всего, от возмущения странным молчанием предполагаемого воздыхателя племянницы Пия вновь вернулась к дорогим ее сердцу химерам. Она приблизилась к Алессандро и, уперев руки в боки, учительским тоном принялась отчитывать его, как нерадивого ученика:
      - И по какому праву ты уселся на мое место, шалопай? Что ж это такое? Стоит мне на минутку выйти - и ты начинаешь озорничать? Погоди, пока я не увижусь с твоим отцом, - он услышит много интересного! Да он спустит с тебя шкуру, мой мальчик! Уж я позабочусь, чтобы ты как минимум две недели не смог садиться без стона! Тогда ты наверняка запомнишь этот урок! Ну! Su!* Убирайся, паршивец, или я всерьез рассержусь!
      ______________
      * Живо (итал.).
      И, поскольку опешивший Дзамполь не двигался с места, пытаясь уловить смысл обвинений старухи, "бедная тетя" подскочила к нему, вцепилась тощими пальцами в ухо и так вывернула, что полицейский взвизгнул от боли и мигом вскочил. Но едва инспектор оказался в вертикальном положении, бывшая учительница дважды с размаху стукнула его линейкой по ягодицам.
      - Будешь знать, как себя вести, malcalzone!*
      ______________
      * Шалопай (итал.).
      Совершенно ошалевший и парализованный удивлением полицейский, не в силах разобраться, как вести себя в столь нелепом положении, чувствовал, что в нем закипает безумный, убийственный гнев. Чего только с Дзамполем не случалось за время работы в полиции, но еще ни разу в жизни его не драли за уши и не лупили линейкой пониже спины, да еще в присутствии девушки, казалось, пораженной не меньше его самого. Инспектор уже хотел взорваться и излить все свое негодование, но внезапно старая Пия зычным голосом, какого никто, несомненно, не ожидал услышать от столь тщедушной особы, затянула псалом в честь Пресвятой Девы. Пела она очень чисто, с таким жаром, что ни Алессандро, ни Стелла, глядя на нее во все глаза, не смели шевельнуться. Наконец бывшая учительница, словно вдруг заметив их присутствие, сурово приказала:
      - На колени!
      От ее хрупкой фигуры исходила такая сила, что и Дзамполь, хоть и считал все происходящее самым настоящим кошмаром, и Стелла, отуманенная мечтами, в которых полицейский занимал теперь первое место, молча повиновались. Появись в эту минуту Анджело, вероятно, он подумал бы, что грезит наяву, - уж очень своеобразное зрелище являли собой полицейский и Стелла, преклонившие колена перед "бедной тетей" и хором распевающие псалом по мановению ее линейки. К счастью для репутации помощника Ромео, в квартиру никто не вошел, и, как только поющие издали последнюю ноту, Пия с улыбкой объявила:
      - А теперь вы можете немножко поиграть...
      И она с достоинством ретировалась на кухню, в свою излюбленное убежище. После этого ненадолго наступила тишина. Стелла первой обрела хладнокровие и краем глаза наблюдала за полицейским. Зато Алессандро медленно стряхивал своего рода опьянение, в которое погрузила его фантастическая череда событий, неуместность и нелепость коих напрочь парализовала его мозг. Сообразив, что по-прежнему стоит на коленях, он покраснел от стыда, вскочил и, не имея возможности накинуться на "бедную тетю", поскольку та уже ушла, решил отомстить за унижение молодой женщине, но та смотрела на него с такой доверчивой и кроткой улыбкой, что все упреки застряли в горле. Сестра Анджело первой нарушила молчание:
      - Простите нас, синьор... Вы же знаете, какое несчастье случилось с моей бедной тетей... Вы очень добры... спасибо, что исполнили ее каприз... Впрочем, я и так знала, что вы человек милосердный... и заранее хотела выразить вам всю свою признательность...
      Инспектор с тревогой подумал, уж не сошел ли он с ума, но, так или иначе, у кого-то здесь явно не все дома. Стелла взяла Алессандро за руку и почти силком усадила на стул.
      - Вы не согласитесь выпить немного карпано, синьор? - нежно спросила она.
      Полицейский кивнул, решив смириться с неизбежным. Впервые в жизни ему довелось вести расследование таким образом! В домах подозреваемых в убийстве его встречали по-разному: криками, оскорблениями, угрозами, мольбами, но еще ни разу не принимали с улыбкой, а уж тем более не предлагали аперитив, уверяя в вечной признательности! Может, над ним издеваются? Видя, что гость молчит, Стелла взяла инициативу на себя:
      - Синьор... вы, кажется, хотели мне что-то сказать?
      - Скорее вашему брату! - сухо ответил Дзамполь.
      - Да, верно, прошу прощения... Анджело заменил мне отца, и вполне естественно, что сначала вы решили обратиться к нему... но хочу сразу вас успокоить: я согласна, и вряд ли мне хватит всей оставшейся жизни, чтобы хоть попытаться оплатить долг перед вами.
      Алессандро уже успел отхлебнуть из рюмки и, услышав слова девушки, чуть не подавился. У него потекло из носу, в горле запершило, и несчастный инспектор долго хрипел, чихал, кашлял, пока наконец не отдышался, но и тогда все его тело сотрясала дрожь, а в глазах стояли слезы. Стелла с материнской заботой хлопала его по спине и вытирала лицо своим платочком. "Все это, несомненно, очень мило, - думал полицейский, - но все же несколько нарушает привычные отношения между преступниками, их родней или сообщниками и теми, кто обязан их преследовать!" Окончательно придя в себя, Дзамполь решил, что эта юная особа, должно быть, настроена не на ту волну, нежели он сам.
      - Послушайте, синьорина... с тех пор как я переступил порог вашего дома, со мной творится что-то непонятное...
      - Может, от волнения?
      - Меня бы это крайне удивило! Я ведь, знаете ли, не новичок!
      - Ваша история мне известна... Она очень печальна, но, поверьте, со временем все забывается... Наша память недолговечна, как говорит Анджело...
      - Анджело?! Потолкуем-ка немного о нем! Ваш брат, случаем, не забыл, что пырнул ножом Нино Регацци? А?
      - Давайте больше не вспоминать о Нино... Поклянитесь мне, что мы никогда не будем говорить о нем!
      Дзамполь посмотрел на нее круглыми глазами.
      - Вы хотите, чтобы...
      - Это лишь причинило бы боль нам обоим, и совершенно напрасно... Нино не заслуживал моей любви... Я просто ошиблась... Ради себя я ничего не прошу, но ведь малыш, который скоро появится на свет, ни в чем не повинен и не должен отвечать за мои ошибки, правда?
      - Бесспорно нет!
      И, прежде чем Алессандро успел сообразить, что сейчас произойдет, Стелла бросилась ему на шею и крепко обняла - так утопающий, надеясь удержаться на поверхности, хватается за соломинку. Открыв дверь, Анджело буквально подскочил при виде этой сцены. Парень настолько обалдел, что, не сообразив, кто кого держит в объятиях, как водится, принял воображаемое за действительное. А поскольку обычно инициативу проявляют мужчины, Дани решил, будто полицейский, не в силах совладать со страстью, осыпает Стеллу жгучими поцелуями. Первым его побуждением было броситься на Дзамполя, но с гораздо менее нежными намерениями, чем его сестра, однако потом молодой человек вспомнил, что Стелла говорила насчет возможного союза с инспектором и что это зависит от согласия самого Анджело. Поэтому парень лишь довольно громко и отчетливо проговорил:
      - Если я вам мешаю... может, зайти в другой раз?
      Услышав голос брата, Стелла испуганно вскрикнула и отпустила покрасневшего, как маков цвет, Алессандро. Последний вскочил со стула.
      - Я... я должен вам... все объяснить... - заикаясь от волнения, пробормотал он.
      Анджело благодушно пожал плечами:
      - Да нет же, нет, я и так все отлично понял... Вы хотели заставить меня сказать "да", верно?
      - Сказать "да"?
      Полицейский никак не мог взять в толк, почему то, что он обнял девушку или позволил ей себя обнять, должно вынудить Анджело признаться в убийстве берсальера... Правда, с тех пор как он вошел в этот дом, Дзамполь испытывал явственное ощущение, что попал в мир, управляемый совершенно иными законами, нежели те, к которым он привык.
      - Значит, вы признаете себя виновным в убийстве берсальера Нино Регацци?
      И тут же полицейский сообразил, что совершил промах. Поглядев на него сначала с недоумением, а потом и с любопытством, Дани спросил:
      - Вы с ума сошли?
      А Стелла, тихонько потянув инспектора за рукав, шепнула:
      - Да ну же, синьор, речь вовсе не о том!
      - О чем же тогда?
      Анджело Дани угрожающе нахмурился.
      - Вы что, явились поиздеваться на нами? Тогда глядите в оба! Посмейте только продолжать в том же духе - и я не отдам вам руки своей сестры!
      - Вы мне не...
      Десять лет назад, катаясь на мотоцикле, Дзамполь попал в аварию. Не будь каски, дело кончилось бы похоронами - он неминуемо разбил бы голову о дерево. После этого столкновения в памяти Алессандро осталось жуткое ощущение шока, парализовавшего все его умственные способности, и он хорошо помнил, как сидел на обочине дороги, озирая окрестности, не в силах понять что бы то ни было. Мозг лишь регистрировал происходящее, но отказывался его анализировать. Точно такое же ощущение он испытывал, глядя сейчас на Дани. Замечание Анджело вызвало у бедняги такой же шок, как и резкое столкновение с деревом. Алессандро лишь отчетливо видел, что по щекам Стеллы текут слезы, и слышал ее жалобное бормотание:
      - Вы больше не хотите жениться на мне? Тогда почему вы говорили о любви?.. И что теперь станется с малышом?..
      Анджело огромной лапищей ухватил Дзамполя за грудки.
      - Вы пришли сюда просить у меня руки сестры, да или нет?
      - Я?! Что за дурацкая мысль!
      - Святая Мадонна! Ma que! Да я своими глазами видел, как вы целовали ее в губы и так сжимали в объятиях, что едва не задушили!
      - Это не я! Она сама бросилась мне на шею!
      - Теперь вы еще и оскорбляете мою сестру?
      Одним толчком Анджело швырнул инспектора на пол и, усевшись ему на грудь, принялся душить, невзирая на отчаянные мольбы Стеллы. Скорее всего, полицейскому спасло жизнь опять-таки лишь неожиданное вторжение "бедной тети". Не обращая внимания на разыгрывающуюся у нее на глазах драму, больная жизнерадостно предложила:
      - А теперь, раз вы вели себя паиньками, давайте поиграем в салочки.
      Предоставив Пию ее грезам, а Стеллу - печали, инспектор, с трудом сдерживая натиск противника, принялся угрожать ему всевозможными карами. Для начала он обещал засадить Анджело в тюрьму за нападение и ущерб, причиненный полицейскому при исполнении служебных обязанностей. Брат несчастной девушки презрительно хмыкнул:
      - И вы сумеете объяснить комиссару, почему ваши служебные обязанности потребовали обнимать и целовать мою сестру, да?
      - Это ложь!
      - Тогда уж скажите сразу, что у меня паршиво со зрением!
      - Она сама повисла у меня на шее!
      - Так, по-вашему, моя сестра - распутница?
      - Я этого вовсе не хотел сказать...
      - И все же сказали, а?
      Дзамполь пережил за этот вечер так много, что совсем вышел из себя.
      - Ну, хватит! Я пришел сюда не для того, чтобы разыгрывать перед вами шута горохового, а заставить вас признаться в убийстве, Анджело Дани!
      Стелла уцепилась за Алессандро.
      - Но, синьор, вы же уверяли, что полюбите моего малыша, как если бы он был вашим собственным!
      - Я?
      Анджело оттолкнул сестру.
      - Я согласен с вами, синьор, - крикнул он. - Довольно ломать комедию! Однажды доверие Стеллы уже обманули, и, клянусь, этого больше не повторится!
      - Вы совершенно правы!
      - Очень рад, что вы разделяете мое мнение, а теперь, синьор, скажите четко и ясно: хотите вы жениться на моей сестре и признать ее ребенка своим или нет?
      - Ma que! Но почему вы решили выбрать именно меня?
      - Да потому что вы любите Стеллу!
      - Неправда!
      Молодая женщина, поняв, что все ее радужные мечты улетучились, горестно запричитала. "Бедная тетя", мирно дремавшая в кресле, вздрогнула и, хлопнув в ладоши, снова уснула.
      - Но, если вы не любите мою сестру, зачем вы ей об этом говорили? С какой бесчестной целью? А?
      Вне себя от возмущения, Дзамполь призвал в свидетели Стеллу.
      - Разве я когда-нибудь говорил вам о любви?
      - Не мне, а комиссару, поручив ему сделать признание от вашего имени.
      Алессандро, почувствовав, что его сейчас хватит удар, большим пальцем рванул пуговицу на вороте рубашки, а девушка продолжала объяснять:
      - Он поклялся, что вы влюбились в меня с первого взгляда... что вам страшно не повезло в супружестве... и вы хотели бы начать новую жизнь вместе со мной... а малыша полюбите как родного... Так разве я могла усомниться? И потом, мне настолько хотелось верить...
      Тарчинини!.. Этот гнусный Тарчинини! Вечно он сует нос в то, что его не касается! Дзамполя охватила такая бешеная жажда убийства, что все его мускулы напряглись, как для прыжка... Тут уж не до почтения к иерархии! Он, Дзамполь, сейчас же разыщет комиссара и с глазу на глаз выложит шефу все, что думает о нем, а заодно и о его методах работы! А потом он все расскажет начальнику полиции! Посмотрим, на чью сторону встанет Бенито Дзоппи!
      Ни с кем не прощаясь и оттолкнув в сторону загораживавшего дверь Анджело, инспектор ринулся на улицу, вопя во все горло:
      - Ах, комиссар Тарчинини, да?
      Глава 6
      Под впечатлением недавней поездки Ромео Тарчинини совсем забыл об угрызениях совести, мучивших его после того, как он сыграл скверную шутку с Алессандро Дзамполем.