- Вот дела! Можно подумать, ему предложили корону где-нибудь у дикарей!
      - Ну, по-моему, лучше быть королем у варваров, чем капралом у берсальеров, - с горечью отозвался Мантоли.
      - Что за бред!
      - Не бред, сержант, а плод размышлений. У дикарей я бы командовал, а здесь, если хотите знать мое мнение, все наоборот: мной командуют дикари!
      Скиенато соображал медленно, зато отличался большим упорством.
      - Мне бы хотелось, чтобы вы объяснили свою мысль поподробнее, капрал, вскинув брови, заметил он.
      К счастью для Мантоли в ту же секунду на пост прибежал Нино. Парень так и подпрыгивал на месте, не в силах скрыть буйную радость. Все немедленно окружили его и стали расспрашивать. Вместо ответа Регацци вытащил из кармана пачку банкнот. Сержант быстро прикинул, что там никак не меньше тридцати тысяч лир. Коченея от зависти, он стал мысленно подыскивать предлог лишить Нино Регацци сегодняшней увольнительной до полуночи. А красавец берсальер, не подозревая, какие козни против него затеваются, воскликнул:
      - Ну, ребята, завтра я всех угощаю! У меня куча денег!
      - Тогда почему бы нам не выпить сегодня? - спросил практичный Мантоли.
      - Потому что сегодня, мой дорогой Арнальдо, я должен увидеться с одной не в меру приставучей барышней и дать ей достаточно бабок, чтобы она наконец оставила меня в покое!
      * * *
      По вечерам комиссар Ромео Тарчинини особенно тяжко переживал одиночество. В этом большом городе у него не было друзей - только коллеги, которых нисколько не волновало, чем занимается веронец в нерабочие часы. Ромео провел в Турине уже десять дней, и от одной мысли, что командировка рассчитана на три недели, у него сжималось сердце. Богатое воображение рисовало картину вечного изгнания, и Тарчинини без труда представлял, будто никогда больше не увидит ни Верону, ни Джульетту, ни малышей. Этого вполне хватало, чтобы оплакивать горькую судьбу, и окружающие жалели так тяжко страдающего беднягу, даже не догадываясь, что Тарчинини с упоением проливает слезы над вымышленными несчастьями, в которые, если докопаться до самой сути, и сам даже не слишком верит.
      Но уж таковы веронцы. Тому, кто хочет, как встарь полагать, будто Ромео и Джульетта все еще среди нас и возрождаются в каждом новом поколении, волей-неволей приходится отметать логику и ставить на первое место сладкие грезы.
      Вспомнив о жене, Ромео по естественной ассоциации тут же подумал и о старшей дочери, тоже Джульетте, запертой гнусным американцем в Бостоне, Тарчинини и мысли не допускал, что его дочь может оставаться там добровольно и не без удовольствия. И комиссар клялся выложить зятю все, что о нем думает, когда тот вернется... и если это вообще произойдет.
      Всякий раз, когда Ромео чувствовал, что вот-вот погрузится в беспредельную меланхолию, он заказывал хороший ужин. Лекарство срабатывало безотказно.
      Поэтому Тарчинини, хоть и едва волоча ноги, но все же мужественно и целенаправленно двинулся в "Принсипи ди Пьемонте" - один из лучших туринских ресторанов. Там он дрожащим от сдерживаемых рыданий голосом заказал баньякаузо* с бутылкой кортезе. Немного подумав, он со стоном предупредил метрдотеля, что, пожалуй, после этого замечательного блюда отведает капельку трота боллита** - во всяком случае, это поможет ему управиться с вином. Потом комиссар с тяжким вздохом решил сделать над собой усилие и проглотить несколько каппони***, запивая их барбареско, затем добавить кусочек горгонцолы, ибо этот сыр удивительно вкусен с красным вином, и, наконец, завершить трапезу, "поклевав" миндального печенья. К последнему блюду он заказал полбутылки асти.
      ______________
      * Смесь растительного и сливочного масла, чеснока, анчоусов, трюфелей и сельдерея. - Примеч. авт.
      ** Слегка обжаренная форель. - Примеч. авт.
      *** Мясные шарики, обернутые капустными листьями. - Примеч. авт.
      Предвкушение вкусного ужина совершенно успокоило Тарчинини, и, позабыв о недавних огорчениях, он принялся разглядывать сидевших за соседними столиками женщин.
      * * *
      Разговор между Стеллой и Нино сразу же принял самый неприятный оборот. Девушка начала с упреков. Опоздание любовника она сочла намеренным оскорблением, поскольку на глазах у коллег по кафе "Чеккарелло", где работала кассиршей, пришлось слишком долго ждать. Тщетно Регацци пытался объяснить, что он на военной службе и не может располагать своим временем, как заблагорассудится. Стелла не желала ничего слушать и сердито попросила парня проводить ее домой. Они сели в автобус, доехали до остановки "Риволи" и прошли пешком всю виа Джибрарио до больницы Виктории. Оба упорно хранили молчание, и, лишь миновав больницу, девушка вдруг спросила:
      - Когда ты наконец придешь просить моей руки?
      Этого-то Нино с самого начала и опасался больше всего. Он начал смущенно бормотать какие-то довольно туманные объяснения, пытаясь хоть на время свалить с себя ответственность, но девушка не сдавалась.
      - Все это пустые слова, Нино, а сейчас не время для болтовни. У меня будет ребенок... твой ребенок, Нино... Ну, так покинешь ты нас обоих или возьмешь к себе?
      - Послушай, Стелла, сейчас это невозможно...
      - Но если невозможно, что меня тогда ждет?
      - Я дам тебе денег... сколько захочешь...
      - Нашему сыну понадобятся не деньги, а отец! Берегись, Нино! Когда Анджело узнает, что мы натворили, прежде чем выгнать меня из дому, он разделается с тобой!
      Хоть берсальер и пожал плечами, показывая, как мало его трогают подобные угрозы, на самом деле перспектива столкновения с братом Стеллы представлялась ему в высшей степени неприятной. И Регацци довольно трусливо воспользовался удобным предлогом.
      - Я не потерплю, чтобы ты так со мной разговаривала, Стелла! Коли тебе вздумалось угрожать, я уйду! До скорого!
      И, повернувшись на каблуках, берсальер быстрым шагом пошел прочь. Вслед неслись проклятия Стеллы, и Нино нарочно напустил на себя самый беззаботный вид, словно девушка костерила вовсе не его. Однако парень напрасно так торопился, ибо, когда он заметил дома Марино, настоятеля прихода Сан-Альфонсо де Лиджори, прятаться было уже поздно. Священник крестом раскинул руки, загораживая Нино дорогу.
      - Остановись на минутку, берсальер!
      - Добрый вечер, отец мой...
      - Не лицемерь, солдат! Тебе бы очень хотелось, чтобы я оказался за тысячу миль отсюда, но я слишком давно ждал случая поговорить с тобой, и тебе придется-таки послушать!
      Цепкие руки дома Марино, старого, но еще очень крепкого крестьянина, не привыкли упускать добычу. Священник заставил Регацци пойти рядом.
      - Хочу сразу предупредить, берсальер, что я не позволю тебе и дальше сеять смятение в моем приходе!
      - Но, отец мой...
      - Молчи! Ты хуже самого похотливого козла! Хочешь, я назову все имена твоих жертв?
      - Интересно, что вы можете об этом знать?
      - Не нахальничай, а то, хоть ты и солдат, получишь по физиономии! Или ты забыл, что сан повелевает мне выслушивать исповеди?.. Ну, так когда ты женишься на Стелле Дани?
      - Не знаю.
      - Постарайся решить этот вопрос поскорее, иначе наживешь очень крупные неприятности!..
      - Вы тоже угрожаете мне, отец?
      - То, чем я могу пригрозить, сын мой, принадлежит миру иному... Но в конце-то концов, почему ты преследуешь только моих прихожанок?
      - Потому что они - самые красивые девушки в Турине, отец мой.
      - Я предпочел бы видеть их самыми добродетельными!.. Ты усложняешь мне работу, берсальер... и потом, не стоит забывать о малышке Стелле... Надеюсь, ты не собираешься бросить ее на произвол судьбы?
      - Конечно нет, отец мой.
      Голос Регацци звучал так неуверенно, что дом Марино воскликнул:
      - А ну, посмотри мне в глаза!
      Нино поглядел на священника.
      - Неужто ты посмеешь совершить такое преступление? Ведь она носит твоего сына или дочь, упрямая голова!
      - Я дам ей денег... Много денег...
      Дом Марино резко оттолкнул берсальера.
      - Проклятый! Да накажет тебя Бог! Да и обо мне ты еще услышишь, Нино Регацци!
      - Обо мне - тоже, отец мой...
      Они обернулись. Рядом стоял брат Стеллы, Анджело Дани. Вся его высокая, крепкая фигура свидетельствовала о спокойной, несокрушимой силе. Дани медленно подошел к берсальеру.
      - Ты обесчестил мою сестру, Регацци... - тихо проговорил он.
      Нино попытался отшутиться:
      - Не стоит преувеличивать, Анджело...
      Но Дани ухватил его за грудки и притянул к себе так, что их лица почти соприкасались.
      - Даю тебе время до воскресенья, берсальер. И, если в понедельник ты не обручишься со Стеллой, я тебя убью!
      Дом Марино поспешил их разнять.
      - Кто смеет в моем присутствии говорить, будто отнимет у ближнего жизнь? Уходи, Анджело... Я уверен, милосердный Господь наставит берсальера на путь истинный и он выполнит свой долг...
      - Мне бы очень этого хотелось, падре... Так будет лучше и для него, и для нас... До встречи, берсальер!
      * * *
      Комиссар Ромео Тарчинини, полузакрыв глаза, чтобы не отвлекаться от изысканного наслаждения, допивал последний бокал барбареско и с улыбкой думал, что порой жизнь удивительно хороша... Его Джульетта, несмотря на некоторую тучность, все еще очень привлекательна, но и пожить немножко на холостяцкий манер иногда тоже приятно... Что до младшей Джульетты, то Ромео сейчас не сомневался, что она приедет домой со дня на день - ведь не зверь же его зять и не захочет разбить девочке сердце, навеки оторвав от родных. Под благотворным влиянием кортезе и барбареско Ромео Тарчинини так разнежился, что сердце его, казалось, могло бы вместить весь мир. Когда метрдотель откупоривал бутылку пенистого асти, комиссар вдруг вспомнил о трех юных красавицах, явившихся к нему сегодня признаваться в намерении убить берсальера, и не какого-нибудь, а самого красивого из всех! Ромео тихонько рассмеялся, так что его внушительное, как у молодого будды, брюшко заходило ходуном. Тарчинини хотелось бы взглянуть на солдата, так смущавшего сердца прелестных обитательниц Пьемонта, но у них было мало шансов познакомиться.
      * * *
      Нино Регацци умел за себя постоять, но встреча с домом Марино, а потом и с Анджело Дани его смутила. Парень начинал понимать, что вляпался в скверную историю, но пока не видел способа выпутаться, если таковой вообще существует. В надежде разогнать неприятные мысли он зашел в бар на пьяцца делло Статуто и один за другим выпил три карпано, но не успел допить последний, как кто-то хлопнул его по плечу. От удивления берсальер поперхнулся и закашлялся. Наконец, отдышавшись, он обернулся и увидел невысокого, коренастого и очень смуглого парня. Тот сверлил Регацци настолько странным взглядом, что тот невольно смутился.
      - Чего вы от меня хотите? - не слишком уверенно спросил берсальер.
      - Это не вы, случаем, Нино Регацци?
      - Да... а что?
      - Имя Элена Пеццато вам что-нибудь говорит?
      Решительно, это какой-то день неприятных сюрпризов! Надо же, чтоб его угораздило притащиться в тот же бар, где пил жених Элены! Потрясающая невезуха! Нино попытался изобразить полное недоумение.
      - Элена? Какая еще Элена?
      - Пеццато.
      - Нет, не слыхал о такой...
      Парень сунул берсальеру под нос фотографию.
      - Вы не знакомы с Эленой, а я почему-то нашел вашу карточку у нее в шкафу! Вам это не кажется странным? По-моему, так прелюбопытная история...
      - Нет, это вы слишком любопытны! Что за манера копаться в чужих вещах и...
      Рука собеседника с такой силой врезалась в лицо Нино, что берсальер чуть не рухнул на пол. На сей раз его тоже охватило бешенство. Регацци уже хотел броситься на противника, но хозяин и несколько завсегдатаев бара скрутили его и вытолкали за дверь, посоветовав немедленно испариться, пока не случилось непоправимое. Уходя, Нино слышал, как жених Элены кричал ему вслед:
      - Впредь веди себя осторожнее, берсальер! Считай, я тебя предупредил!
      * * *
      Поднимаясь из-за стола, Тарчинини не был пьян, но пребывал в том легком возбуждении, что всегда свойственно не страдающим несварением желудка людям после роскошного ужина. Метрдотель лишь самую малость помог ему восстановить равновесие, ибо мужу Джульетты вдруг показалось, что он совершенно свободен от земного притяжения. В вестибюле он игриво пощекотал подбородок гардеробщицы, но девушка нисколько не рассердилась - Тарчинини выглядел так забавно...
      Ромео долго вдыхал ночной воздух, и предательская прохлада вдруг снова напомнила о недавнем приступе тоски. Родная Верона - так далеко... И слегка помрачневший комиссар, изредка спотыкаясь, побрел на корсо* Витторио-Эммануэле II - к себе в гостиницу "Дженио".
      ______________
      * Проспект (итал.).
      * * *
      После недавних стычек Нино Регацци чувствовал себя настолько не в своей тарелке, что едва не вернулся в казарму. Но когда у тебя битком набит карман, негоже ложиться спать натощак, как какой-нибудь нищий! И берсальер решил устроить себе роскошное пиршество в одном из тех шикарных ресторанов, где ему наверняка не помешают ни Стелла, ни Анджело, ни священник, ни жених Элены. Их просто не пустят на порог. Эта мысль словно вдохнула в Регацци новые силы, и он бодро вошел в ресторан гостиницы "Венеция" на виа XX Сеттембре, чем немало изумил тамошний персонал, не привыкший обслуживать простых солдат. Метрдотель подумал, что Нино - сын крупного промышленника, банкира или коммерсанта, угодивший на военную службу. Регацци был так красив, что его почти инстинктивно причисляли к более высокому социальному слою, нежели тот, к которому он принадлежал на самом деле. Внешность так часто обманчива!
      * * *
      Перед сном Тарчинини долго писал жене, с юмором рассказывая, как три девушки пришли к нему посоветоваться, чем рискуют, если убьют берсальера.
      "Согласись, моя Джульетта, что эти пьемонтцы - удивительный народ! И как только в них уживаются страсть, обостренное чувство риска и неискоренимый инстинкт сначала взвешивать все "за" и "против", а уж потом действовать... Ах, уж ты-то никогда не поступила бы так, моя голубка, a? Ma que! В твоих жилах течет романтическая кровь, которую мы, веронцы, наследуем из поколения в поколение... Ложась спать так далеко от тебя, я чувствую, что ни за что не смогу согреться..."
      Ромео цинично добавил, что разлука с женой совершенно отбила у него аппетит, отлично зная, что столь материальное доказательство его грусти произведет на Джульетту большее впечатление, чем любые заверения и клятвы. Наконец, снова уверив жену, что она остается его единственной, вечной и неизменной любовью, что он ее целует, обнимает, ласкает, щекочет тысячью самых разнообразных образов, и прося передать самые нежные поцелуи детям, а передать привет бабушке в Бардолино, дяде в Вальданьо, кузену в Болонье и племянникам в Мантуе, комиссар запечатал письма. Он забрался в постель и, поскольку и впрямь отличался на редкость счастливым характером, едва натянув на голову одеяло, тотчас уснул.
      * * *
      В половине первого, проверив списки уходивших в увольнение, сержант Фаусто Скиенато убедился, что только Нино Регацци еще не вернулся в казарму. Злорадно предвкушая будущее наказание ослушника, он поделился новостью с капралом Мантоли, но тот стал защищать приятеля:
      - У парня были так набиты карманы, сержант, что немудрено, если он это дело отпраздновал! Наверняка наш Нино сейчас в стельку пьян!
      - Ну, пусть не волнуется, уж я заставлю его протрезветь!
      - Слушайте, сержант, будьте великодушны, а? Ведь не каждый же день берсальеру удается покутить на полную катушку!
      - А я, по-вашему, кучу? А у меня есть деньги? Или за мной бегают девчонки? Нет, капрал, нет! И поэтому не вижу причин помогать негоднику Регацци нарушать устав!
      - Но...
      - Молчите, Мантоли, или я заставлю вас в воскресенье дежурить вместе с вашим дружком Регацци! И не пытайтесь втихаря провести его в казарму - это вам дорого обойдется!
      * * *
      В два часа ночи весь приход дома Марино крепко спал. Ложась в постель, священник еще раз попросил Господа смягчить сердце Нино Регацци и внушить ему чувство ответственности. Тоска, Валерия и Иза мирно почивали. Первой из них снился жизнерадостный полицейский комиссар, которому она, видать, пришлась по душе. Жаль, что он так стар... Валерия отдыхала от дневных трудов, но, не отличаясь буйным воображением, никаких снов не видела. Иза и во сне мечтала, что в конце концов Нино вернется к ней одной. Элена долго не могла заснуть, поскольку заметила исчезновение из шкафа фотокарточки берсальера. Девушка почти не сомневалась, что похититель - ее жених Лючано. Поди узнай, что он теперь натворит! Только бы не разорвал помолвку... А Стелла так долго плакала, что подушка насквозь промокла. Лучше бы эта ночь никогда не кончалась... Будущее слишком пугало девушку.
      Анджело вернулся поздно и в очень скверном настроении. Сначала он хотел заглянуть к сестре, но, поскольку в глубине души очень ее любил, решил не доставлять новых огорчений.
      А Лючано, стараясь забыть об измене Элены, изрядно накачался вином...
      И весь этот маленький мирок с его радостями и печалями, надеждами и сожалениями, любовью и ненавистью более или менее спокойно отдыхал под защитой Сан-Альфонсо де Лиджори, покровителя прихода.
      * * *
      Около трех часов ночи полицейские Диего Джезиотто и Энцо Джиральди, обходя квартал корсо Париджи, заметили в нише у двери одного из домов темную массу. Они подошли поближе и, включив электрический фонарик, обнаружили, что какой-то берсальер, похоже, спит прямо на тротуаре. Диего Джезиотто вздохнул.
      - Здорово перебрал приятель... Ну, что будем с ним делать?
      - Отволочем в казарму.
      Диего нагнулся и попробовал поднять солдата.
      - Алле - хоп! Вставай! Ты не в постели у своей милашки! Ох, свинюха, он даже не думает мне помогать!
      Полицейский отпустил берсальера, и тот тяжело осел на землю. В ту же секунду луч фонаря упал на руки Джезиотто, и оба приятеля одновременно увидели кровь.
      - Господи Боже! Да он не пьян, а мертв!
      - Видать, нам сегодня не удастся даже подремать, старина, - сказал практичный Джиральди. - Ну, надо сообщить в контору... Оставайся тут... Парень, само собой, никуда не сбежит, но порядок есть порядок...
      - Идет.
      Собираясь уходить, Джиральди осветил лицо покойника.
      - А красивый был берсальер, правда?
      Полицейский, естественно, не знал, что это не просто красивый, а самый красивый из берсальеров...
      Глава 2
      Вооружившись маникюрными ножницами, Ромео Тарчинини перед зеркалом в ванной приступил в деликатнейшей ежеутренней операции - подравниванию кончиков усов и выстриганию каждого непокорного волоска. Только поработав ножницами, он мог со спокойной душой нанести на усы тончайший слой косметики, превращая таким образом это волосяное украшение в своего рода произведение искусства. Резкий телефонный звонок едва не привел к катастрофе, ибо от неожиданности комиссар чуть-чуть не отхватил половину уса. Бледный от волнения, Ромео немного постоял, опираясь на раковину и переводя дух. Наконец он подошел к телефону.
      - Pronto? В чем дело?
      - Сейчас с вами будут говорить, синьор.
      - Надеюсь! Не хватало только, чтобы вы меня чуть не искалечили просто ради удовольствия послушать мой голос!
      - Pronto! Синьор комиссар?
      - Тарчинини слушает.
      - Это Дзамполь.
      - Ma que! Что это вам взбрело в голову, инспектор, звонить мне ни свет ни заря?
      - Так сейчас, по-вашему, рано? Между прочим, уже половина десятого!.. Вы помните берсальера, которого три девушки мечтали отправить в мир иной?
      - Да... и что дальше?
      - И вы еще говорили, что не прочь на него взглянуть?
      - Верно.
      - Ну так вот: он вас ждет вместе со мной!
      - Не может быть! И где же?
      - В морге...
      Тарчинини на мгновение застыл как громом пораженный.
      - Я еду! - наконец почти беззвучно выдавил он.
      Комиссар медленно опустил трубку. Раз свидание назначили в морге значит, собираются показать труп, а поскольку Дзамполь разговаривал по телефону, очевидно, роль пациента, ожидающего в холодильнике, выпала на долю берсальера... Решительно, у этих пьемонтцев более чем своеобразное чувство юмора!..
      Сердце Тарчинини вдруг захлестнула волна горечи, хотя сам он пока не мог понять почему. Совсем помрачнев, он закончил одеваться. Итак, для красивого юноши, так волновавшего девичьи сердца, все кончено?.. Дзамполь ни слова не сказал, как погиб берсальер. Но, если бы речь шла о самоубийстве или несчастном случае, инспектор не стал бы тревожить комиссара. Следовательно, солдата убили. Но Тарчинини никак не мог поверить, что кто-то из девчушек, приходивших к нему накануне, мог совершить преступление. Все его существо возмущалось против самой мысли об этом. Конечно, все они немного взбалмошны, но никак не способны на убийство. Комиссар так расстроился, что забыл позавтракать и, поймав такси, помчался на зловещее свидание с Алессандро Дзамполем и самым красивым из берсальеров.
      По лицу инспектора было видно, что он наслаждается своего рода реваншем. Тарчинини он встретил на редкость лицемерной улыбкой.
      - Ну, синьор комиссар... Еще одна любовная история закончилась преступлением, подтвердив тем самым ваши теории?
      - Не стоит делать выводы заранее, Дзамполь!.. Где он?
      - Пойдемте.
      Ведя комиссара по коридорам, где стоял такой холод, что Ромео невольно бросало в дрожь, инспектор объяснял положение:
      - Я распорядился, чтобы об этом убийстве не сообщали по крайней мере до полудня... Газеты напечатают о нем только в вечерних выпусках. За это время мы должны многое успеть.
      - Благодарю за инициативу, Алессандро! Прекрасно!
      Инспектор горделиво выпрямился:
      - Надеюсь, вы понимаете, синьор комиссар, что эти милые крошки оказались не так наивны, как вы полагали, и не обратили никакого внимания на ваши предупреждения? Кто знает, возможно, именно убийца вас так нежно расцеловала, а?
      - Так вы уже нашли виновного? Быстро же в Турине ведут расследование, как я погляжу!
      - Раз уж мы, пьемонтцы, лишены воображения, так и не любим ничего усложнять. Мы только размышляем и стараемся как можно скорее решать простые проблемы.
      Тарчинини остановился как вкопанный.
      - Сколько лет вы работаете в уголовной полиции, Дзамполь?
      - Примерно лет десять, а что?
      - И за десять лет вы так и не поняли, что ни одну проблему, связанную с человеческими отношениями, нельзя назвать простой? И что как раз самые легкие на вид задачи на поверку оказываются наиболее сложными?
      - Допустим, но на сей раз - совершенно иной случай.
      - С чего вы взяли?
      И, не слушая ответа, комиссар пошел дальше. Скоро они добрались до холодильника, где под белой простыней покоилось тело Нино Регацци. Служитель поклонился Тарчинини, но тот его даже не заметил, и Дзамполь отпустил обиженного стража мертвых:
      - Оставьте нас, Казаротти...
      Служитель вышел. А Тарчинини поднял простыню и долго вглядывался в безукоризненно четкий профиль.
      - Да, парень и впрямь был красавцем... - задумчиво пробормотал он.
      - Короче, от избытка красоты и помер?
      - Возможно... А где рана?
      Инспектор обнажил грудь покойника и показал узкую щель точно на уровне сердца.
      - Удар нанесен с поразительной точностью!
      - Каким оружием?
      - Чем-то вроде кинжала, я полагаю.
      - Вы его нашли?
      - Нет, во всяком случае, не тот, которым воспользовался убийца.
      - Что вы имеете в виду?
      - Рядом с трупом валялся новенький нож без единого отпечатка пальцев... но лезвие совершенно не соответствует ране.
      - Занятно, а?
      - И даже очень...
      Тарчинини внимательно осмотрел рану. Крови вокруг почти не было.
      - Внутреннее кровоизлияние... Ни разу не видел кинжала с таким тонким лезвием...
      - Вероятно, чисто женское оружие!
      Комиссар пожал плечами:
      - Раз уж вы так любите размышлять, так делайте выводы на основании того, что видите, а не исходя из заранее придуманных схем, Дзамполь!
      И, на глазах у сначала удивленного, потом слегка растерянного и, наконец, совершенно обалдевшего инспектора Ромео склонился над покойником, дружески потрепал его по щеке и зашептал:
      - Ну что, теперь уже все кончено, прекрасный берсальер? Наверняка ты малость зарвался, а? Лучше девушек нет ничего на свете, но никто не обрушивает на наши головы больших неприятностей... Тебе бы следовало вести себя поосторожнее... Ты же не первый, с кем такое случается. Само собой, ты скажешь, от этого не легче... Но теперь, когда ты снова принадлежишь к числу разумных людей - мертвых, лишенных всяких фантазий, - ты должен помочь нам отыскать того или ту, кто тебя прикончил, верно? Ты не оставил нам никакого знака, ни единой зацепки, короче, ничего такого, что могло бы навести нас на след, а? Но ты же все-таки не хочешь, чтобы твой убийца вышел сухим из воды, правда? В карманах не нашли ничего интересного, Дзамполь?
      Инспектор не без труда стряхнул оцепенение.
      - Н-нет, - пробормотал он.
      В оправдание Алессандро Дзамполя надо сказать, что он никогда не слыхал о привычке Тарчинини дружески беседовать с покойниками, а без предупреждения зрелище выглядело совершенно фантастическим, особенно для логичного и трезво мыслящего пьемонтца. Ромео осторожно накрыл простыней лицо мертвого берсальера.
      - Поехали в управление, - сказал он.
      * * *
      "Жертвы" Нино Регацци уже покинули родной квартал Сан-Альфонсо и разошлись по рабочим местам. Тоска возилась с непокорной шевелюрой клиентки, Валерия отрезала первые за день кусочки мортаделлы*, Иза печатала утреннюю почту, Элена взвешивала фунт поленты**, а Стелла выбивала чек за два кофе. Лючано, жених Элены, шел чинить водопровод, не зная куда деваться от головной боли. Анджело, брат Стеллы, орудовал рубанком за своим верстаком. Но кто из них (если Дзамполь не ошибся) уже знал, что самый красивый из берсальеров переселился в мир иной?
      ______________
      * Вареная колбаса. - Примеч. перев.
      ** Кукурузная каша. - Примеч. перев.
      В полицейском управлении Тарчинини внимательно изучал заключение медицинского эксперта, а инспектор не сводил с него критического взгляда. Отложив бумаги, он немного посидел в задумчивости, потом повернулся к Дзамполю:
      - Вы уже ознакомились с наблюдениями и выводами врача, Алессандро?
      - Разумеется!
      - И ничто вас особенно не поразило?
      - По правде говоря... нет. Эксперт утверждает, что Регацци погиб незадолго до полуночи, но это и так ясно, раз его отпустили до двенадцати, а тело нашли совсем рядом с казармой.
      - А какое жалованье получают берсальеры? Хотя бы приблизительно?..
      - Берсальеры?.. У них не жалованье, а денежное содержание. Ну, скажем, двадцать - двадцать пять лир в день...
      - А Регацци, насколько я помню, не купался в золоте?
      - Наверняка нет.
      - Тогда каким образом вы объясните, что в желудке нашли мясо бекаса, телятину и шампанское? По всей видимости, парень роскошно поужинал перед смертью, меж тем в карманах не нашли ни гроша.
      - Может, на него напали грабители?
      Тарчинини рассмеялся:
      - А вас бы это ужасно огорчило, верно? Потому что тогда и думать нечего о преследовании тех девчушек... Но не беспокойтесь: очень возможно, он сам все истратил... или же кто-то хотел внушить нам, будто парня зарезал вор... Вот только убийца забыл снять с запястья Регацци золотые часы. Так что, похоже, для него важнее всего было прикончить нашего берсальера и побыстрее удрать с места преступления. Ладно, для начала отправьте людей по шикарным ресторанам с фотографией Регацци. Надо полагать, вчера вечером далеко не во всех туринских кабаках подавали бекаса?
      - Хорошо, синьор комиссар... Но что это нам даст?
      - Наш берсальер мог заказать такой ужин только в двух случаях: либо имея кучу денег, либо получив от кого-то приглашение в ресторан. Если он ужинал один, придется выяснять, откуда у парня взялись деньги. А коли Регацци пировал в компании, я бы с удовольствием повидал его спутника.
      Как только Дзамполь отдал соответствующие распоряжения, Тарчинини встал.
      - Алессандро, я хочу прогуляться в Сан-Альфонсо де Лиджори, где наш берсальер так смущал женские сердца.
      - Но вы же никого там не знаете, синьор комиссар!
      - У нас в Вероне, инспектор, когда хотят узнать, что делается в квартале, обращаются к священнику... С вашего позволения, именно это я и собираюсь сделать.
      - Я пойду с вами?
      - Нет, Алессандро. Сходите-ка лучше на работу к нашим трем барышням, попытайтесь вытянуть из них как можно больше и угадать, не имеет ли хоть одна какое-либо отношение к смерти Нино Регацци.
      - Договорились, синьор комиссар!
      В голосе инспектора звучало такое неприкрытое злорадство, что Тарчинини замер.
      - Дзамполь...
      - Да, синьор комиссар?..
      - Вы терпеть не можете этих девушек, не так ли?
      - Да, синьор комиссар!
      - А почему?
      - Потому что они женского пола.
      - Согласитесь все же, что это не их вина, а?
      - Зато они виновны в том, что у них безмозглые головы, черствые сердца и безграничное себялюбие, что думают только о себе, не заботясь о тех, кто живет вокруг них и для них...
      Тарчинини вдруг охватила жалость. Он подошел к помощнику и ласково похлопал по плечу.
      - Похоже, вам здорово досталось?
      - Да, синьор комиссар.
      - Насколько я понял, вы вдовец?
      - Да, синьор комиссар.
      - И смерть...
      Дзамполь резко перебил его, ибо в эту минуту вся боль, терзавшая беднягу инспектора денно и нощно, внезапно прорвалась наружу.
      - Смерть ничего не искупает!
      Алессандро, упав на стул, заговорил как во сне:
      - Познакомься вы с моей Симоной, сами невольно полюбили бы ее... Когда мы познакомились, ей было только-только восемнадцать, а мне - двадцать пять... Маленькая, хрупкая девушка с огромными наивными глазами... Короче, как раз такая, какую мы все мечтаем встретить в один прекрасный день... Целый год мы только гуляли по вечерам - ее родители, владельцы бакалейной лавки, долго не хотели отдавать мне дочку, считая, что ни один мужчина не заслуживает такого сокровища.