- Да, нахожу, синьора графиня, но это не повод, чтобы все Матуцци один за другим делали из меня козла отпущения! Синьорина Матуцци, приказываю вам уважать полномочия, которыми я облечен, и это место! Итак, согласны ли вы взять в мужья присутствующего здесь Санто Фальеро? Да или нет?
      - Я запрещаю тебе, Тоска! - рявкнул Жак.
      Вот этого-то ему говорить и не следовало. Девушка взвилась как ужаленная.
      - Вы не имеете права запрещать мне что бы то ни было! - воскликнула она и, снова повернувшись к мэру, добавила: - Да, я согласна! Да! Да! Да!
      - Хватит и одного "да". А вы, Санто Фальеро, согласны взять в жены присутствующую здесь Тоску Матуцци?
      - Да.
      - В таком случае объявляю вас законными супругами! А теперь, синьоры, позвольте мне...
      Но всем так хотелось обсудить потрясающую сцену, свидетелями которой они стали, что продолжать эту ни на что не похожую церемонию не стоило и пытаться. Те, кто стоял поодаль, уже расходились, а стоявшие и сидевшие в первых рядах мечтали только о том, как бы поскорее раззвонить сногсшибательную новость по всему городу. И каждый боялся, что его опередят.
      Субрэю вдруг показалось, что из него выкачали всю энергию.
      - Теперь вы можете меня отпустить, - сказал он держащим его стражам. Все кончено...
      В голосе молодого человека звучало такое безнадежное отчаяние, что охрана, ни на секунду не усомнившись в его искренности, отступила. Тем временем Тоска, так бесповоротно решившая свою судьбу, горько рыдала, не обращая внимания на неловкие утешения новоявленного мужа. Граф Матуцци, не глядя в сторону мэра, подошел к дочери.
      - Ты выставила нас на посмешище, Тоска! Нескоро я прощу тебе этот день! Ну, поехали в Сан-Петронио!
      Субрэй продолжал стоять в покинутом публикой зале. Эмиль Лауб подошел и почтительно протянул ему кейс.
      - Мы позволили себе подобрать то, что вы, несомненно, забыли.
      Француз пожал плечами:
      - Я нашел кейс, зато потерял Тоску...
      - Мы были свидетелями драмы, месье.
      - Вы меня осуждаете, Эмиль?
      - Нам, скорее, грустно, что месье не сумел найти достаточно убедительных слов.
      - Это было очень нелегко...
      - А нам-то казалось, месье привык преодолевать куда большие трудности...
      И снова Жаку показалось, что метрдотель над ним издевается.
      - Не понял... Что вы имеете в виду, Эмиль?
      - Только то, что убедить югославов, чехов и прочих венгров покупать капиталистическую лапшу должно быть весьма деликатной задачей... А теперь, покорнейше просим прощения, но неотложные дела призывают нас в особняк Матуцци...
      Эмиль ушел, и Жак тоже собрался последовать его примеру. На пороге он обернулся и окинул прощальным взглядом стол мэра. Несчастный подеста печально поник в кресле, один из помощников обмахивал его веером, другой почтительно похлопывал по рукам. Дон Феличано страдал от несварения - внутри застряла так и не произнесенная речь.
      Совершенно забыв о преследователях, охочих до секретных документов, якобы зашитых в крышку кейса, Субрэй, вне себя от горя, отправился в Сан-Петронио, надеясь в последний раз посмотреть на ту, что его предала. В церкви он смешался с толпой прихожан. Собор казался ему огромным кораблем, а Тоска, вознесенная над толпой чуть ли не к самым хорам, превратилась в недосягаемую, сверкающую звезду. Шло торжественное богослужение. Вокруг священников порхали стайки служек. Хор пел Баха. Две кардинальских мантии яркими пятнами выделялись среди церковной позолоты. Это была великолепная церемония, но Субрэй был не в состоянии оценить всю ее торжественность. У него не укладывалось в голове, что Тоска безвозвратно потеряна... Тоска... никогда еще она не казалась ему такой милой и дорогой! В полной растерянности молодой человек пытался сообразить, что теперь делать. Ремесло секретного агента больше ничуть не привлекало Жака - не оно ли отняло у него счастье? И впервые за последний час он вспомнил о кейсе. Француз по-прежнему машинально сжимал его в руке, почти не чувствуя веса. Ах, ну и черт с ним! Пускай забирают! Сейчас ему на это совершенно наплевать! Вот только лучше бы сначала его прикончили, избавив от груза бессмысленного существования. Зачем Жаку жизнь, если с ним больше не будет Тоски?
      Церемония закончилась. Жак наблюдал, как уходит клир, а новобрачные и их родители перебираются в большой зал принимать поздравления друзей. Вместе с толпой гостей графа Матуцци Субрэй тоже направился туда, движимый самыми благородными побуждениями. Он хотел попросить у Тоски прощения и пожелать ей счастья. Желающие поздравить молодых выстроились в длинную очередь, но когда наконец подошла очередь Жака, вокруг уже почти никого не осталось. При виде молодого человека Тоска сильно побледнела.
      - Жак... - пробормотала она.
      Санто разговаривал с тестем, повернувшись к ним спиной. Профессор Фальеро пытался в уме извлечь квадратный корень, нужный ему для проверки одной интересной мысли, осенившей его в самый сосредоточенный момент, перед причастием. Что до жены профессора, то она стрекотала с дамами болонского высшего света, упиваясь мыслью, что теперь может держаться с ними на равных.
      - Тоска... прости меня за... недавнюю сцену... но... я ужасно несчастен... Потерять тебя вот так... в тот самый момент, когда я возвращался к тебе... Теперь у меня ничего в жизни не осталось...
      Потрясенная девушка, сообразив, что совершила величайшую глупость, так безудержно зарыдала, что к ней обратились все взгляды. Доменика попыталась обнять дочь.
      - Дитя мое... успокойся...
      Узнав Субрэя, Санто подпрыгнул на месте от возмущения.
      - Опять он?! Да неужели мы от него никогда не избавимся?
      Граф Матуцци, еще не вполне остывший от гнева, душившего его в мэрии, стиснув зубы, двинулся на Субрэя с явным намерением вышвырнуть молодого человека вон. Константино Гарапацци, швейцар Сан-Петронио, в очередной раз обвел высокомерным взглядом пьяца Маджиоре. Он не возражал, чтобы любопытные, собравшиеся у церкви поглазеть на выход новобрачных, полюбовались заодно его роскошной ливреей и стройными ногами. Но сейчас Гарапацци почувствовал, что у него за спиной происходит что-то неладное. Повернувшись к новобрачным, он увидел, как Тоска упала в объятия Жака, а тот долгим поцелуем приник к ее губам. Вне себя от ужаса, синьора Фальеро опять собралась падать в обморок, а немного смущенная Доменика Матуцци пыталась объяснить странное поведение дочери гостям:
      - Они почти друзья детства...
      Однако слышавшиеся отовсюду сдавленные смешки лучше слов показали графине, что ей никто не поверил. Необычное зрелище так поразило швейцара, что он едва не уронил алебарду. Санто вырвал Тоску из объятий Жака, но француз ухватил счастливого соперника за плечи и, повернув к себе, стукнул в челюсть. В этот удар молодой человек вложил всю свою обиду, разочарование и боль. Фальеро-младший пошатнулся и, глядя остекленевшими глазами в пространство, тяжело грохнулся на пол.
      - Мадре миа! Он его убил!
      И синьора Фальеро, забыв о праздничном туалете, бросилась на колени возле неподвижного тела племянника, а Матуцци вместе с теми, кто всегда жаждал перед ним отличиться, накинулся на француза. Произошла короткая, но очень жестокая схватка. Дино Ваччи поостерегся в ней участвовать и лишь меланхолично заметил сестре, прижимавшей к груди Тоску:
      - Вовремя же твоя дочка заметила, какую сделала глупость...
      А Константино Гарапацци в ужасе бегал вокруг дерущихся, слезно умоляя:
      - Синьоры! Сжальтесь! Синьоры! Ну, хотя бы приличия ради...
      Еще немного - и, не в силах совладать с возмущением, он начал бы разгонять почтенных гостей алебардой. Но очень скоро Жак без чувств повалился на пол, а Санто тем временем поднялся. Тоску потащили к выходу. Беря под руку все еще не вполне очухавшегося супруга, девушка обернулась, посмотрела в глубину зала и тихонько всхлипнула:
      - Жак!..
      - Не забывай, дорогая, твоего мужа зовут Санто! - быстро шепнула ей на ухо мать.
      Спустившись по лестницам Сан-Петронио, свадебный кортеж расселся по ожидавшим его машинам. Жак все еще пребывал в довольно жалком состоянии духа, но все же достаточно пришел в себя, чтобы заметить, как молодая, скромно одетая женщина хватает его кейс. Француз не мог ей помешать, да и желания особого у него не возникало. Пошло все к чертям! Сидя на пятой точке, молодой человек спокойно наблюдал за похитительницей. Она уже добралась до выхода, как вдруг откуда-то выскользнул рыжий плюгавый человечек, с которым Жак уже сталкивался на Монтаньола. Набросившись на молодую женщину, он снова втащил ее в зал и попытался вырвать кейс. Сам не зная почему, Субрэй расхохотался. Вмешиваться в новую драку у него не было сил. Рыжий, видимо взбешенный неожиданно упорным сопротивлением, стукнул женщину по носу. Несчастная выпустила добычу и ухватилась за переносицу. Победитель нагнулся за кейсом, но перед ним внезапно вырос здоровенный детина.
      - Хэлло, Ронни! - вкрадчиво проговорил он. - Кажется, вы меня малость опередили?
      - С дороги, Майк, - сердито завопил рыжий, - или я...
      - ...или вы - что, старый добрый Ронни?
      Вместо ответа Роналд быстро сунул руку за пазуху, но не успел вытащить револьвер - гигант ударил его прямо в солнечное сплетение, и бедняга согнулся пополам. С довольной улыбкой здоровяк подхватил кейс и для верности еще раз стукнул противника - на сей раз по затылку. Ронни упал на колени, потом вытянулся во весь рост на полу. Женщина все еще пыталась остановить хлеставшую из носа кровь, а Субрэй с трудом поднялся на ноги, чувствуя, что колени его предательски подгибаются. Гигант одарил его ослепительной улыбкой.
      - Я полагаю, вы не очень жаждете еще раз плюхнуться на землю, my boy?
      В это время Константино Гарапацци поднялся по лестнице и недоуменно воззрился на странную картину. Впрочем, он тут же заметил, что стоящий к нему спиной огромный детина держит в руке кейс молодого человека, устроившего недавний переполох. Появление швейцара позабавило Субрэя и, охваченный азартом игры, он громко проговорил:
      - Вы украли мой кейс, синьор!
      - Весьма сожалею, можете мне поверить... но вы ведь не в состоянии его защитить, не так ли?
      - Зато я могу, верно? - раздался за его спиной незнакомый голос.
      И, прежде чем Майк Мортон из американского разведывательного управления успел обернуться на вызов незнакомца, что-то острое и твердое ткнуло его в спину. Решив не упрямиться, он отпустил кейс и поднял руки. Жак не преминул этим воспользоваться и, подхватив свою собственность, бросился удирать в глубь церкви.
      - Можете не торопиться, синьор! - крикнул ему вслед гордый своим подвигом швейцар. - Пусть только шевельнется - и я проткну его, как рябчика.
      Несмотря на досаду, Наташа Андреева и пришедший в чувство Роналд Хантер из Интеллидженс Сервис не могли удержаться от смеха - очень уж потешно выглядел здоровенный американец, укрощенный швейцаром Сан-Петронио. А смешнее всего - что последний, сам о том не догадываясь, свел к нулю усилия секретных агентов трех великих держав.
      Побитый, окровавленный и в помятом костюме Субрэй отправился искать утешения в модный бар на виа Сан-Марселино, хозяин которого, Паоло Чиафино, был его приятелем. Появление француза вызвало сильное оживление. Не успел Жак облокотиться на стойку, как к нему подбежал толстяк Паоло.
      - Можно подумать, вы угодили под автобус, а, синьор?
      - Хуже, Паоло... Мне нужно подкрепиться... Дай-ка бутылку коньяка!
      - Бутылку? А не многовато ли?
      - Нет!..
      Бармен поставил на стойку коньяк, Субрэй налил себе полный бокал и выпил залпом. Паоло с грустью наблюдал за этой картиной.
      - Подумайте о своей матери, синьор...
      - Вот именно, Паоло! Моя мать умерла, а я очень скоро отправлюсь следом. Меня прикончили два часа назад, и если я пью, то для того, чтобы не чувствовать себя покойником.
      Жак опорожнил второй бокал. Бармен с состраданием покачал головой.
      - Послушай, Паоло, - обиженно заметил француз, - если бы ты побывал на свадьбе девушки, которую любишь и собирался сделать матерью своих детей, разве тебе не понадобилась бы бутылка коньяка?
      - В таком случае, синьор Субрэй, я спустился бы к себе в погреб и не вышел бы, пока не забыл неверную!
      - Беда в том, что мне-то никогда не забыть Тоску... Вот я и должен забыться, потому что не могу ее забыть!
      Паоло со вздохом обернулся к знакомым посетителям.
      - Мы, мужчины, слишком чувствительны... и они этим пользуются!
      Не прошло и часа, как совершенно пьяный Жак рассказал обо всех своих невзгодах полудюжине клиентов Паоло. В зависимости от количества выпитого, одни сочувствовали, другие внутренне посмеивались над незадачливым влюбленным. Неожиданно сквозь пары туманившего мозг алкоголя Субрэй увидел входящего в кабачок тщедушного рыжего человечка, оставленного им в столь плачевном состоянии в церкви Сан-Петронио. Голова отказывалась работать, и Жак поддался первому побуждению. Услышав веселый хохот, пьянчужки изумленно уставились на француза. Он поманил соседей придвинуться к нему поближе и шепнул:
      - П-пог-глядите н-на эт-того р-рыж-жего... в-вон т-там...
      Паоло склонился над стойкой:
      - Ну и что?
      - Т-так в-вот, штарина, эт-то... шпи-пи-пи-он!
      Вся компания дружно фыркнула, но Субрэй упрямо стоял на своем:
      - Г-гов-ворю в-вам... шпи-пи-он... Я... его з-знаю... С-сегодня с-с ут-тра з-за м-мной... с-следит... н-ну?
      Здоровенный мясник Арнальдо Фузато недоверчиво покачал головой:
      - Ma gue! С чего бы это вдруг он решил следить за вами, синьор?
      Субрэй с пьяной серьезностью поднял вверх указующий перст.
      - Ш-штобы с-стянуть... м-мой кейс!
      - А портфельчик-то совсем легкий! Вряд ли там такое уж ценное сокровище! - усмехнулся посыльный из бакалейной лавки Уго Сарасено.
      Все смеялись, то хлопая себя по бедрам, то - друг друга по спине. А Энрико Тенкони, работавший в табачном киоске, сказал, что пришла его очередь заказать всем выпивку. Но Жак не сдавался.
      - Т-там н-не... с-сок-кровище... а д-докум-менты... п-причем... с-секретные!
      - Ну да! И откуда же они у вас?
      - А от-туда... ш-што я тоже...
      - Вы тоже пьяны, синьор!
      - С-согласен... я пьян... и д-даже ч-чертовски пьян... н-но эт-то н-не м-меш-шает м-мне б-быть... шпи-пионом!
      На сей раз Пало Чьяфино сам решил всех угостить - давненько в его кабачке так не веселились! Чтобы поддержать шутку, Арнальдо Фузато потребовал подробностей:
      - И как, по-вашему, кто он такой, этот рыжий таракашка и откуда взялся?
      - Эт-то... около Л-лондона... Лондона или Ва-Ва-Ваш... ингтона! Н-но и англи-ли-личане... и аме-ме-риканцы... па-пальцем в н-небо!
      Корчась от безудержного хохота, приятели устроили такой тарарам, что Роналд Хантер, рыжий агент британского М1-5, поднял глаза над газетой, которую якобы читал (что, впрочем, не мешало ему пристально следить за вожделенным кейсом). Легкий шумок в голове расположил Арнальдо Фузато и Уго Сарасено к щедрости. Они направились к столу английского шпиона и предложили выпить вместе. Роналд Хантер не понял, что происходит, но отказаться не посмел.
      - Что вы будете пить, синьор? - подмигнув друзьям, осведомился Паоло.
      - Кампари с содовой.
      Ему подали бокал. Все чокнулись с самым дружелюбным видом, и англичанин поднес кампари к губам.
      - Я пью за ваше здоровье, синьор, - торжественно заявил Паоло. - И позвольте вам сказать, что я еще ни разу в жизни не видел такого симпатягу шпиона!
      От удивления Роналд поперхнулся, содовая ударила в нос, бедняга закашлялся и расчихался, из глаз потекли слезы. И все, не мешкая, принялись хлопать его по спине, только Субрэй с пьяной хитрецой спросил:
      - Н-ну... к-коллега... в-вы все еще жа-жадтете п-получ-чить м-мой... к-кейс? А?
      Англичанин наконец справился с приступом кашля.
      - Должно быть, это шутка, синьор, - с достоинством проговорил он, - но я не улавливаю ее смысла.
      - Ma gue! - возмутился Уго Сарасено. - А я-то думал, шпионы как раз всегда все улавливают!
      Энрико Тенкони поддержал приятеля.
      - Может, око Лондона малость подслеповато?
      - Но я вовсе не... - попытался было отнекиваться англичанин, однако Арнальдо Фузато дружески хлопнул его по плечу.
      - Не волнуйтесь, синьор, мы в курсе!
      Субрэй ухватил Роналда за лацканы пиджака.
      - В-вы... мне нрав-витесь... ста-ти-рина... н-но я в-все рав-вно н-не м-могу да-да-дать в-вам... к-кейс с до-досье... Фа... Фальеро? П-правда же?
      Англичанин в полной растерянности наблюдал, как рушатся все правила осторожности и маскировки, столь терпеливо внушавшиеся ему в М1-5. Мало того, что его инкогнито раскрыто, но эти болонцы не только не возмущаются этим, а как будто даже рады! Ни самому Хантеру, ни его начальству никогда даже в голову не приходило, что однажды он может оказаться в подобной ситуации! Приехав в Италию, Роналд ждал любых неприятностей, начиная от высылки из страны и кончая пожизненным заключением. В случае, если о его миссии станет известно, Хантер готовился претерпеть даже пытки, но ни один инструктор ни разу не намекнул, что он столкнется с бандой отвратительных пьяниц и те начнут во все горло орать о тайном поручении Роналда Хантера, подданного Ее Всемилостивейшего Величества и уроженца Кокермаута, что в графстве Камберленд!
      Верзила мясник по-братски обхватил его за плечи.
      - Моя жена Джельсомина ни за что не поверит, что я познакомился со шпионом! Может, зайдете к нам пожевать сегодня вечером, синьор? Джузеппе, мой старшенький, будет вне себя от радости! Он не пропускает ни одного шпионского фильма.
      Хантера терзали страх и отчаяние, он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, но Уго Сарасено вовремя поддержал беднягу за талию.
      - Ma gue! - возопил он. - Вы что, не видите? Синьору плохо! Неужто никто не пожалеет бедного маленького шпиона?
      Зычный голос бакалейщика разносился по улице, и Роналд подумал, что, если сегодня ночью его не выволокут из постели агенты итальянской контрразведки, это будет почти чудом везения. И Хантер решил срочно переехать в другую гостиницу, послав кого-нибудь за багажом. Закрыв глаза, он живо представил себе дом в Кокермауте и ожидающих его жену Дэйзи и детей. Из Дэйзи выйдет такая хорошенькая вдова... К глазам подступили слезы, но тут Роналд обнаружил, что на него никто больше не обращает внимания. Мучители, повернувшись спиной к англичанину, слушали, как Паоло что-то рассказывает вполголоса, Субрэй дремал, опустив голову на стойку, а брошенный им кейс лежал в пределах досягаемости Хантера. Не решаясь верить своему счастью, Роналд вознес горячую молитву святому Георгию, который, как известно, с незапамятных времен оберегает граждан Великобритании, потом нагнулся и осторожно протянул руку к кейсу, но... тут же получил такой шлепок по заду, что, потеряв равновесие, рухнул на Субрэя. Тот на мгновение вышел из пьяного оцепенения и, обхватив англичанина, забормотал:
      - А в-ведь ты... з-знала... ш-ш-што я люб-блю... т-тебя одну...
      Покраснев от стыда, Хантер под громкий хохот и радостные вопли итальянцев вырвался из объятий Субрэя. Он понимал, что угодил в ловушку, и без всякой надежды на спасение стал ждать полицию. Влип так влип. Но верзила мясник тихонько подвел его к стойке и, сунув под нос толстый, как сарделька, палец, стал добродушно отчитывать:
      - Кто ж это попадается с поличным, а? Неужто так руки чешутся взглянуть, чем набит чемоданчик нашего друга?
      Роналд уже просто не знал, на каком он свете. Он чувствовал себя пробкой, плавающей в бурных волнах, и не испытывал ни малейшего желания сопротивляться обстоятельствам.
      - Мы не хотим, чтобы вы ушли от нас с обидой, синьор, - все так же благодушно продолжал Арнальдо Фузато. - И ради вашего удовольствия покажем, что там, внутри...
      Профессионалы терпеть не могут, когда любители лезут в их епархию, и Хантер хотел было воспротивиться, но не рискнул. Какого черта? И, вытаращив глаза, с пересохшим от волнения горлом англичанин стал смотреть, как мясник открывает кейс и роется в бумагах, из-за которых полдюжины секретных служб уже потратили кучу золота и пролили немало крови...
      - Ага... Контракты на поставку лазани, тальятелли, спагетти... И чем они вас так привлекли? А ну-ка, признайтесь, что вы с приятелем просто задумали нас разыграть! Так ведь? Ничего не скажешь: оба - первостатейные актеры! Да вот только тот, кто сумеет провести болонца, еще не родился на свет! Ладно, давайте опрокинем по последней... Плачу я... Как-никак, мы вам обязаны: повеселили на славу!
      Прежде чем ему позволили уйти, Роналду пришлось проглотить еще один кампари, и все равно Уго Сарасено счел своим долгом проводить англичанина до двери. Выпуская его на улицу, бакалейщик во всю силу легких завопил:
      - Дорогу любимому шпиону Ее Всемилостивейшего Величества королевы английской Елизаветы Второй!
      Онемев от ужаса, Хантер стоял в дверном проеме, не в силах ступить и шагу на подгибающихся ногах, и отчетливо представлял себе самочувствие несчастных, которых в средние века выставляли на поругание толпы. К ним подошел полицейский. Супруг Дэйзи решил, что наслаждается последними мгновениями свободы, но блюститель порядка через голову англичанина набросился на Уго Сарасено.
      - Может, сам угомонишься немного, а, Уго? Иначе как бы мне не пришлось учить тебя хорошим манерам! Ясно?
      Полицейский козырнул Роналду.
      - Простите, его, синьор. Все это от глупости, а вообще парень-то он безобидный.
      Едва веря такому счастью, агент М1-5, даже не поблагодарив своего спасителя, поспешил удрать как можно быстрее, но так, чтобы не возбуждать подозрений.
      Субрэй пришел в себя около пяти часов вечера, в своей квартире на виа Васцелли. Он никак не мог понять ни каким образом попал домой, ни почему у изголовья постели сидит Паоло Чиафино. Бармен наклонился над ним.
      - Ну, вам полегчало?
      - Что со мной стряслось, Паоло? И какого черта я валяюсь в кровати?
      - Отсыпаетесь от фантастического перепоя, синьор! Когда я вез вас сюда на такси, вы были не лучше покойника... - Немного подумав, Паоло мечтательно заявил: - Не то чтоб я хотел вам польстить, синьор, но это одна из самых потрясающих пьянок в моей жизни, а уж Мадонна знает, чего я только ни повидал! Клянусь, вы прямо чемпион в своем роде! А потому, зная ваш адрес, я счел своим долгом отвезти вас сюда и поглядеть, как дело пойдет дальше... Уже добрых три часа вы проспали...
      - Три часа?
      И Паоло рассказал изумленному Жаку о сцене, разыгранной им вместе с забавным рыжим человечком, который так замечательно исполнял свою роль. От заключительных комплиментов бармена Субрэй стал бледно-зеленого цвета.
      - До чего ж мы смеялись, когда вы нас убеждали, будто вы шпион и таскаете в кейсе сверхсекретные документы, за которыми якобы охотится тот рыжий! Стоит вам выпить, синьор, и вы становитесь непревзойденным шутником!
      - А этот рыжий... он все-таки забрал кейс? - придушенным голосом спросил француз.
      - Еще чего! Между нами говоря, не знаю, вправду ли этот парень один из ваших друзей, но, по-моему, ему не Бог весть как понравилась шутка... Но, как бы то ни было, никто и не собирался отдавать ему кейс. Мы вовсе не хотели, чтобы вы лишились своих контрактов...
      - Контрактов?..
      - Для смеху Арнальдо заглянул в ваш чемоданчик, уж чего скрывать! Но потом все положил на место - я сам следил за этим!
      - А где мой кейс?
      - Под тумбочкой.
      Убедившись, что бумаги на месте, Субрэй облегченно вздохнул. Прежде чем расстаться с приятелем, Паоло приготовил крепчайший кофе, влил в Жака пол-литра этого освежающего напитка, помог добраться до ванны и принять холодный душ. Когда Паоло наконец ушел, облаченный в халат Жак развалился в кресле и, закурив, стал медленно возвращаться к действительности.
      Будучи все еще в некотором отупении, он включил радио и почти тотчас же наткнулся на городскую хронику. Репортер с воодушевлением рассказывал о венчании в церкви Сан-Петринио, соединившем священными узами Тоску Матуцци, дочь графа Матуцци, одного из благодетелей Болоньи, и Санто Фальеро, молодого ученого, племянника знаменитейшего профессора Фальеро, благодаря которому Италии завидует весь мир. Журналист ни словом не упомянул о двойном скандале, разразившемся в мэрии и в церкви, зато сообщил, что, прежде чем отправиться в свадебное путешествие, молодые сегодня будут принимать друзей в особняке Матуцци начиная с двадцати часов.
      Опьянение притупило отчаяние Жака, но теперь ему снова стало невыносимо больно. Молодой человек задумался о Тоске. Убедившись, что девушка его любит, - разве не крикнула она об этом мэру? - Субрэй не мог смириться с потерей. И как она решилась соединить жизнь с другим? Досье Фальеро снова отступило на задний план. Какое ему дело до ловли чужих шпионов для Джорджо Луппо, если у него отнимают Тоску? Как и утром, к Жаку пришло воинственное настроение, и он поклялся, что Фальеро и Матуцци с ним еще не покончили. Для начала Субрэй задумал явиться на прием графа Матуцци, хотя его никто туда не приглашал. Уж как-нибудь Эмиль Лауб поможет ему проникнуть в крепость на виа Сан-Витале!
      В четверть десятого Субрэй, облаченный в смокинг, но по-прежнему сжимая в руке драгоценный кейс, смешался с группой опоздавших с твердым намерением войти в особняк Матуцци. Эмиль, возвещавший о прибытии каждого нового гостя с порога гостиной, сделал Жаку знак идти в маленький салон и сам не замедлил присоединиться к нему.
      - Мы полагаем, месье не удивится, узнав, что мы получили категорическое приказание преградить вам вход в этот дом, если у месье хватит наглости мы, конечно, повторяем собственные слова господина графа - явиться сюда? Поэтому мы надеемся, месье соблаговолит уйти, не доставляя нам лишних неприятностей...
      - И это вы, Эмиль, гоните меня вон?
      - С тем чтобы месье вернулся, как только мы повернемся спиной... дабы не обмануть доверия господина графа... Добавим, что в комнате мадемуазель Тоски... простите, мадам Фальеро устроена дамская раздевалка, и если, как мы догадываемся, месье надеется в последний раз увидеть мадемуазель Тоску пардон, мадам Фальеро, - то лучшего места не найти...
      - Эмиль, вы потрясающий тип!
      - Мы тоже имеем слабость так думать, месье.
      - Вот только Тоска не захочет со мной увидеться... она не посмеет!
      - Мы могли бы шепнуть мадемуазель Тоске... которую никак не привыкнем называть мадам Фальеро... что видели месье и знаем о его твердой решимости наложить на себя руки и присовокупить собственное бездыханное тело к числу свадебных даров. Может, это и диковато, но девушки Болоньи весьма романтичны... Так почему бы этим не воспользоваться?
      Те, кого обычно принято именовать блестящим собранием, толпились в большой гостиной графского особняка. Лудовико Матуцци встречал гостей с любезностью дипломата, но на губах его играла усталая улыбка человека, привыкшего выслушивать одни банальности. Супруга графа, как всегда величественная и прекрасная, никак не могла отойти от легкой меланхолии, которая, впрочем, ей весьма шла. Синьор Фальеро забился в уголок и, по-видимому, смертельно скучал, зато Лидия сияла, наслаждаясь величайшим триумфом своего существования. Санто, гораздо чаще привыкший обращаться с пробирками, чувствовал себя среди элегантных туалетов и светской болтовни довольно неуютно. Тем не менее большинство гостей испытывали к нему симпатию. Везению, конечно, завидовали, но беззлобно. Что до Тоски, то, несмотря на все старания, ей никак не удавалось казаться счастливой. Девушка не могла забыть отчаяния Жака и уже перестала размышлять над тем, не совершила ли она глупости, - увы, теперь в этом не осталось и тени сомнения! К счастью, вечно юный Дино Ваччи был рядом и несколько разряжал накаленную атмосферу вечера. Время от времени сестра с улыбкой поглядывала на него. При всех недостатках Дино Доменика была ему благодарна: что бы там ни было, брат продолжал хранить чудесные традиции прежнего мира.
      Тоска пила шампанское и слушала поздравления ближайших подруг. Случайно подняв голову, она вдруг встретилась глазами с дворецким - тот, по-видимому, нарочно хотел привлечь внимание молодой хозяйки. Девушка немного удивилась и, извинившись перед гостями, вышла вслед за Эмилем в холл.
      - Что-нибудь не так, Эмиль?
      Лауб, великолепно разыгрывая сильное потрясение, пробормотал:
      - Ах, синьора... мы вне себя от страха...
      - От страха? Вы?.. Но это невозможно, Эмиль! И что же вас так напугало?
      - Месье Субрэй, синьора...
      Тоска покраснела.
      - Вы хотите сказать, он здесь?
      - Месье Субрэй воспользовался тем, что мы провожали гостей в большую гостиную, и проскользнул в холл... Мы не рискнули выдворить его из дома, опасаясь нового скандала...
      - Вы правильно поступили, Эмиль, но я не хочу его видеть. Где он?
      - В вашей комнате, синьора.
      - В моей комнате? Какое нахальство! И что он там делает?
      - Месье Субрэй крикнул нам, что собирается покончить с собой, синьора!
      - Что?!!
      Тоска подбежала к лестнице и, приподняв длинное платье со шлейфом, чтобы не мешало, стала торопливо подниматься наверх. Эмиль не отставал. Они вместе примчались к комнате Тоски, и дворецкий распахнул дверь. При виде тела Субрэя, раскачивающегося на огромном крюке возле тяжелой бархатной шторы, молодая женщина чуть не закричала на весь дом. А Эмиль бросился к Жаку.
      - О святая Мадонна! Несчастный повесился...
      Метрдотель не счел нужным добавить, что это он сам "повесил" Жака и что молодой человек без всякого вреда для здоровья мог оставаться в таком положении хоть до ночи. Но как раз поэтому Эмиль должен был сам снять "тело" с крюка.
      Жак, вытянувшись на постели с закрытыми глазами, превосходно играл свою роль. А Эмиль похоронным тоном заметил, что сходит в гостиную и поглядит, нельзя ли потихоньку вызвать врача.
      - Насколько мы помним, в числе приглашенных есть доктор Камуссо, синьора...
      Как только Лауб закрыл за собой дверь, Тоска склонилась над мнимым самоубийцей.