Шарль Эксбрайя
      Болонская кадриль
      Роман
      Перевод с французского Марии Мальковой.
      ГЛАВА I
      Неожиданно в коридоре вагона загрохотали тяжелые сапоги, и в сердце каждого пассажира эта чеканная поступь отозвалась смутным предощущением беды, отвратить которую может разве что немая молитва. Международный экспресс из Будапешта уже битый час стоял на пограничном вокзале Хегьесхольма. Придирчивые и не в меру подозрительные венгерские таможенники обыскивали чемоданы, залезали в каждый пакет и сверток. Что до пограничников, то они собрали паспорта и ушли.
      Сначала обитатели купе воспринимали все формальности с благодушной насмешкой, но мало-помалу иронические замечания произносились все реже, и каждый - с большим или меньшим основанием - начал опасаться, что его не выпустят отсюда на Запад. Даже высокий симпатичный брюнет, который с самого Будапешта ухаживал за молодой женщиной, сидевшей в углу у окна, смущенно умолк - его дерзкие и остроумные колкости больше не вызывали улыбок на губах его спутников.
      Звук шагов пограничника нарушил тревожную тишину. Теперь они узнают. Пассажиры напряженно прислушивались к стуку дверей первых купе и к гортанному голосу, выкрикивавшему фамилии. По мере того как солдат приближался к купе, стальной обруч все крепче сдавливал грудь, мешая дышать, и, когда пограничник наконец распахнул дверь, несколько человек чуть не вскрикнули. Бесстрастный и подтянутый венгр настолько могучего сложения, что дверной проем ему, казалось, был тесен, ледяным взглядом смотрел на пассажиров. Все они принадлежали к чуждому ему миру. Держа стопку паспортов в левой руке, пограничник медленно открыл первый.
      - Фрау Тэа Нейтер?
      Молодая женщина, за которой ухаживал красивый брюнет, протянула чуть дрожащую руку и получила обратно свой паспорт. Тихий вздох облегчения не ускользнул от ближайших соседей. Одного за другим пограничник назвал Альфонса Прюггера, инженера; Райнера Клинге, коммерсанта; Нэнни Майер, пожилую даму, явно злоупотребляющую косметикой; Вольфганга Хаммерера, профессора Венского университета. Последним получил паспорт темноволосый молодой человек.
      - Альфонсо Сантуччи, viaggiatore di commercio, - выкрикнул венгр.
      Пограничник отдал честь и вышел, но никто из пассажиров еще не осмеливался шевельнуться. И только когда поезд тронулся, все радостно перевели дух. И счастливее всех был Альфонсо Сантуччи, коммивояжер, поскольку он именовался вовсе не Альфонсо Сантуччи и не имел ни малейшего отношения к торговле.
      На самом деле Альфонсо Сантуччи звали Жак Субрэй. Родился он тридцать лет назад в Болонье, где его родители, эмигранты во втором поколении, сохранившие французское гражданство держали ювелирный магазин на виа д'эл Индепенденца. Вместе с ними в тысяча девятьсот тридцать девятом году Жак уехал во Францию и вернулся в родной город в сорок шестом. После смерти родителей молодой Субрэй остался в Болонье - все его прошлое было накрепко связано со столицей Эмилии-Романьи. Доверив вести дела унаследованной им фирмы директрисе, Жак окунулся в удовольствия "vita dolce" высших слоев болонского общества, куда благодаря семейной репутации его допустили весьма благосклонно. Старинные аристократические кварталы Болоньи полнились слухами о сумасбродствах молодого француза, но о самом экстравагантном его поступке никто не догадывался. Большой любитель рискованных приключений и самых разнообразных видов спорта, Жак скорее забавы ради, чем всерьез, поступил в разведывательную службу Итальянской республики. Довольно скоро тамошнее начальство решило, что Субрэй - прекрасный агент, когда не влюблен, но это, увы, случается с ним слишком часто. Необычная профессия уже не раз втягивала Жака в самые невероятные истории, но до сих пор он блестяще справлялся со своими обязанностями. Субрэй ни о чем не жалел и считал жизнь на редкость увлекательной штукой. Репутация легкомысленного бонвивана лучше, чем какая-нибудь выдуманная профессия, скрывала тайную деятельность Жака. Все считали его человеком состоятельным, но знали, что время от времени, чтобы поправить свое финансовое положение или покрыть долги, он соглашается съездить за границу для крупной фирмы макаронных изделий Пастори.
      Субрэй не был в Болонье три месяца. Поиски рынков сбыта для спагетти, лазаньи и тальятеллы* Пастори на сей раз привели его сначала в Югославию, затем в Венгрию и Чехословакию. На самом деле начальство отправило Жака в погоню за похитителями чертежей нового мотора на твердом топливе, который профессор Фальеро вместе со своим племянником Санто разрабатывал в мастерской на Кроче дель Бьяччио. Планы исчезли, несмотря на то что итальянское правительство, возлагавшее на труды сеньора Фальеро серьезные надежды, денно и нощно охраняло ученого. Все сотрудники профессора, вплоть до рядовых лаборантов, подвергались тщательнейшей проверке, и судьба открытия не вызывала особого беспокойства, потому что главные расчеты Фальеро проводил вдвоем с Санто, сыном его брата, погибшего на войне. Мать мальчика лишь ненадолго пережила мужа и умерла с горя, оставив сына на попечение дяди. Именно Санто сразу же сообщил об исчезновении бумаг, и благодаря этому секретные службы не упустили драгоценного времени. Однако перекрывать границы было уже поздно, и начальнику болонской контрразведки пришлось послать Жака Субрэя вдогонку за похитителями, которые, по сведениям, скрывались в Югославии. Эти последние уже считали себя в полной безопасности и решили немного передохнуть, а потому Жаку не составило особого труда догнать их в Мариборе. В результате охотники за чужим добром умерли насильственной смертью, а Субрэй, чтобы обмануть возможных преследователей, отважился на довольно необычный ход. Вместо того чтобы сразу скрыться в Австрии, он поехал в Белград, потом в Будапешт, оттуда в Прагу и снова вернулся в Будапешт, и все это время неутомимо трудился на благо фирмы Пастори. Таким образом, целых три месяца Жак разгуливал под носом у венгерской, чешской и русской контрразведок, перевозя знаменитые чертежи в подкладке кейса, искусно подшитой итальянским сапожником из Загреба. Субрэя поджидали в Австрии и Италии, но никому даже в голову не пришло, что у него хватит наглости болтаться на вражеской территории. Это-то его и спасло.
      ______________
      * Виды лапши. (Здесь и далее примеч. перев.)
      А теперь поезд уносил Жака в Вену. Дальше его путь лежал в Мюнхен, и оттуда наконец он направится в свою любимую Италию. Впервые за последние двенадцать недель Субрэй мог расслабиться.
      Однако молодой человек не чувствовал бы себя так спокойно, если бы знал, что приказ о его аресте пришел в Хегьесхольм меньше чем через десять минут после отхода поезда. Виной тому была измена Джиоконды Бертоло. Эта ревностная коммунистка, работая у Джорджо Луппо, непосредственного шефа Субрэя, узнала, чем на самом деле занимается мнимый представитель фирмы Пастори, и сразу же сообщила об этом в советское консульство. Но и русские не застрахованы от измены. Несмотря на членство в коммунистической партии, переводчик Амедео Форлини предпочитал рублям фунты стерлингов, а потому не преминул известить британское консульство о возвращении Субрэя вместе с чертежами Фальеро. Однако доллар гораздо лучше гарантирован от всяких катаклизмов, поэтому не стоит долго искать причины, почему Карло Домачи, работающий переводчиком у англичан, позвонил в американское консульство и рассказал, кто такой Жак Субрэй и какие ценные бумаги он везет в Болонью. К счастью, огонь патриотизма еще не угас в сердцах большинства итальянцев, и в частности в сердце Джизеллы Мора - одной из секретарш консула Соединенных Штатов, и она немедленно предупредила Джорджо Луппо. Таким образом, последний узнал об утечке информации в своем окружении. Круг замкнулся. И теперь четыре тайных службы принимали все возможные меры, чтобы или помочь Жаку Субрэю, или помешать ему доставить Джорджо Луппо чертежи мотора, изобретенного профессором Фальеро.
      А ничего не подозревающий Субрэй, мирно проспав всю ночь в Мюнхене, наутро отправился в Италию. Сидя в удобном купе, он чувствовал себя вполне счастливым. Помимо удовлетворения от удачно завершившейся героической эпопеи Жака грела мысль о скором свидании с Тоской. Он был не на шутку влюблен, собирался снова просить ее руки и верил, что на сей раз девушка не откажет.
      Тоска была единственной дочерью графа и графини Матуцци, чье огромное состояние, инвестированное в основном в Америке, избежало финансового хаоса военных и послевоенных лет. Граф Лудовико Матуцци, заинтересованный в промышленной реализации планов профессора Фальеро, финансировал работы ученого.
      Впрочем, одно неприятное воспоминание все же омрачало радость Субрэя: три месяца назад они с Тоской поссорились из-за дурацкого недоразумения. Хуже всего было то, что Жаку запрещалось во время миссии сообщать о себе кому-либо, кроме мнимых работодателей из фирмы Пастори, которые тут же передавали его донесения, составленные на торговом жаргоне, в соответствующий отдел разведки. Поэтому Субрэй не мог даже написать Тоске письма.
      Тоска Матуцци напоминала тех очаровательных, бойких и жизнерадостных итальянок, чей идеальный образ создало и распространило по всему миру кино. Ее считали одной из самых красивых девушек Болоньи, и воздыхатели толпами валили на каждый прием, который ее родители устраивали в прекрасном особняке пятнадцатого века на виа Сан-Витале. Графиня Доменика Матуцци, знаменитая красавица, блиставшая в сороковые годы, принимала гостей с изысканным изяществом прежних времен. Брат Доменики, Дино Ваччи, часто покидал свою виллу Ча Капуцци, где занимался живописью (ни единого образчика которой, правда, никто никогда не видел), и переселялся к младшей сестре. Дино без зазрения совести жил за ее счет, зятя, высокомерного Лудовико, не жаловал, но зато великолепно ладил с не менее чинным Эмилем Лаубом, австрийским дворецким особняка Матуцци, чье пристрастие к сигарам и виски графа вполне разделял.
      Тоска любила Жака, но совсем не одобряла его образа жизни, не понимая, чего ради Субрэю, при его-то богатстве, вздумалось разыгрывать из себя коммивояжера. Ей вовсе не улыбалось стать женой человека, который большую часть своего времени проводит неизвестно где и почти не бывает дома. Несмотря на огромное приданое и открывающиеся в связи с этим возможности, а быть может, пресытившись удовольствиями, которые дают деньги, Тоска мечтала о спокойной жизни, к несчастью, совсем не соответствовавшей склонностям Субрэя. В последний раз, когда они встретились в садах Регина Маргерита, синьорина Матуцци поставила Жака перед жестким выбором.
      - Да поймите же меня, Жак! Я не хочу ничего, кроме мирного существования рядом с любимым и любящим меня человеком. Клянусь святой Репаратой, это вполне естественно! Разве не так? Нам с вами крупно повезло мы можем не беспокоиться о будущем хотя бы с материальной точки зрения. Так почему бы не воспользоваться этим, а? Вы говорите, что любите меня...
      - Я запрещаю вам сомневаться в этом!
      - Я поверю в вашу любовь только в тот день, когда вы откажетесь ради меня от своей смехотворной работы!
      - И чем же я тогда займусь?
      - Мной и нашими детьми!
      - Но разве этого достаточно, Тоска миа?
      - У вас еще есть ювелирный магазин...
      - Зато ни малейшего призвания к коммерции.
      - Мой отец может взять вас в свое дело.
      - Я не хочу быть обязанным человеку, который меня презирает!
      - Это потому, что он считает вас лентяем! Впрочем, именно благодаря вашей репутации к вам испытывает живейшие симпатии дядя Дино, а мама уверяет, будто вы один из последних представителей общества, в котором она когда-то царила.
      Свидание длилось более двух часов, но ни одному из спорщиков не удалось убедить другого. Ближе к вечеру, когда от деревьев потянуло предательским холодком, Тоска окончательно рассердилась.
      - Довольно! Господь тому свидетель, что я люблю вас, Жак, и что я никогда не буду до конца счастлива, если выйду замуж за другого, но я требую, чтобы мне дали возможность жить так, как я хочу! Поэтому выбирайте: или вы станете моим мужем и отцом моих детей, отказавшись от своего дурацкого сумасбродства, или распрощайтесь со мной и по-прежнему ищите мелких удовольствий в кругу вульгарных людишек!
      Субрэй по воспитанию был истинным итальянцем и никак не мог допустить, чтобы с ним разговаривали в приказном тоне, даже если приказ исходил от любимой девушки.
      - Уж не думаете ли вы, что миллионы вашего родителя дают вам право так разговаривать со мной? Или, может, вы воображаете, будто меня можно купить?
      - Святая мадонна! Да как вы смеете?
      Тоска не договорила - ее душили слезы, и взволнованный Жак тут же заключил девушку в объятия.
      - Тоска миа, - нежно проговорил он, - ты ведь отлично знаешь, что я тебя люблю и никогда не полюблю другую...
      - Может быть, тебе это только кажется? Иначе ты не предпочел бы жизнь со мной своим идиотским капризам...
      - Клянусь тебе, mi alma*, я и не думаю класть на одни весы нашу любовь и...
      ______________
      * Душа моя (итал.).
      Но Тоска вдруг вырвалась.
      - Но вам придется это сделать! - сердито крикнула она. - Я буду ждать ответа ровно до двадцати трех часов! Позвоните и сообщите о своем решении. Если вы скажете, что завтра мы встречаемся на этом же месте, это будет означать, что вы согласны удовлетвориться ролью моего мужа. Если же вы не позвоните мне до этого времени, я сделаю вывод, что вы предпочли свободу...
      Но именно в тот вечер украли чертежи профессора Пьетро Фальеро, и Жак, только лишь оказавшись в Югославии, вспомнил, что забыл позвонить Тоске.
      Тяжкие испытания, выпавшие на долю Субрэя за последние три месяца, позволили ему осознать, что в конечном счете гораздо лучше смириться с перспективой безоблачного существования подле Тоски, чем то и дело рисковать жизнью при все более усложняющихся обстоятельствах. Рано или поздно его работа в разведке завершится, и тот конец карьеры, который предлагает синьорина Матуцци, ей-богу, самый желательный из всех возможных.
      Однако до этого было еще далеко. Опыт подсказывал Жаку, что, пока он не передал чертежи Фальеро своему непосредственному начальнику Джорджо Луппо или его представителю, миссия не окончена, а стало быть, он не имеет права мечтать о будущем. Тем более что противники могут в любой момент поставить на этом будущем крест.
      Француз часто думал о Джорджо Луппо, которого ни разу не видел. Жак слышал и знал только его голос, если это и в самом деле Луппо поднимал трубку, когда он набирал засекреченный и выученный наизусть номер телефона. Именно таким образом Субрэй поддерживал отношения со своим таинственным шефом или, что случалось гораздо чаще, поручение передавал посредник. Интересно, встретится ли с ним Джорджо Луппо теперь, когда ему придется либо принять отставку Жака, либо отказать ему?
      Более чем когда бы то ни было исполненный решимости принять все возможные меры, дабы сохранить жизнь отца будущих детей Тоски, Жак, выйдя из поезда на болонском вокзале, затесался в самую гущу пассажиров, спешивших к выходу. В тот же миг из-за расписания поездов вынырнул Роналд Хантер, агент британского M1-5, Майк Мортон из американского ЦРУ отошел от газетного киоска, а Наташа Андреева из советского ГРУ поспешно поставила на стол чашечку с кофе. Все трое бросились к выходу вслед за Жаком, и три пары глаз не отрываясь сверлили кейс, крепко зажатый в его руке. Знаменитое шестое чувство, присущее всем шпионам, предупредило Субрэя о грозящей опасности. Он быстро огляделся, но не заметил противников, хотя и чувствовал, что они где-то рядом. Еще не зная ни того, кто на него нападет, ни откуда последует удар, Жак с бьющимся сердцем ожидал развития событий. Однако он совершенно беспрепятственно добрался до контрольного пункта на выходе и предъявил служащему билет. Немного успокоившись, он прошел по коридору среди ожидающих и поднял руку, подзывая такси. Но тут откуда-то справа неожиданно выскочила молодая женщина и кинулась к нему. Инстинкт профессионала заставил Субрэя еще крепче сжать ручку кейса, но лучше бы он позаботился о том, чтобы закрыть лицо, поскольку незнакомка с ходу влепила ему такую звонкую пощечину, что сразу привлекла внимание всех болонцев обоего пола, наблюдавших эту волнующую сцену. А он-то мечтал попасть в родной город как можно незаметнее, - и вот нате вам пожалуйста! Ни Мортон, ни Хантер, ни Андреева не ожидали подобного скандала и остановились в полной растерянности. Они выглядели не менее удивленными, чем Жак, которого очаровательная воительница так громко осыпала проклятиями, что слушатели не упустили ни единого звука.
      - Во имя всех святых! Ты все-таки решил вернуться, чудовище? Уж не угрызения ли совести тебя сюда привели? Подумать только, я порчу себе кровь, истекаю слезами, а ты и минуты не нашел, чтобы меня предупредить! Ну, признавайся, ты ездил к женщине? Я гроблю на тебя свою молодость, и вот как ты со мной обращаешься?! И что только Господь Бог дал тебе вместо сердца, мерзавец ты этакий!
      По окружившей их толпе пробежал одобрительный шепот. Да, у этой девушки есть и класс, и темперамент, но никакой вульгарности! Итальянцы - величайшие мастера во всем, что касается криков, приступов отчаяния, проклятий и упреков и в то же время истинные ценители подобных эмоциональных всплесков, несравненные их знатоки. Зрители в первом ряду сочувственно кивали. Что до Субрэя, то он испытывал легкое головокружение и мучительно пытался отогнать дурной сон. Лихорадочно роясь в памяти, Жак вспоминал, видел ли он когда-нибудь эту женщину. О да, конечно, он очень многим клялся в вечной любви, но этой, невзирая на все свои старания, честное слово, припомнить никак не мог... А незнакомка тут же воспользовалась молчанием француза.
      - И даже то, что наша малютка, которую ты бросил, умирает с голоду, нисколько тебя не трогает, да? Слышал бы ты, как она зовет своего папу, наша маленькая Пия...
      Узнав, что он неведомо для себя стал еще и отцом, Субрэй на мгновение остолбенел. Толпа немедленно встала на сторону обиженной. Женщины выражали сочувствие брошенной матери причитаниями, а мужчины громко рассуждали о том, какие отъявленные негодяи встречаются порой в этой юдоли скорби. Какая-то девушка во всеуслышание заявила, что, случись такое с ней самой, она бы прикончила того, кто обманул ее доверие, и скорее дважды, чем один раз. Ее горячо поддержали. Тем временем незнакомка, вцепившись в Жака, продолжала кричать, но теперь в ее голосе слышались рыдания, а по щекам текли слезы.
      - Скажи, мой Джакомо... неужели ты меня больше не любишь? Ты навсегда оставил свою Ренату?
      На сей раз она явно переборщила, и Субрэй понял, что все это - часть хорошо продуманного плана. Впрочем, смысл происходящего от него пока ускользал. Вновь обретя хладнокровие и хорошее настроение, Жак решил сделать вид, будто поддерживает игру.
      - Прости меня, Рената... Это угрызения совести заставили меня вернуться к тебе... Каким безумием было тебя покинуть!.. Оставить тебя и нашу Пию... Я пришел просить прощения... Если ты меня оттолкнешь, я возьму такси, попрошу отвезти меня к Рено и брошусь в реку!
      Шепоток понимания снова пробежал по толпе. Да, вот что значит хорошо говорить! Несколько женщин заплакали - они уже ясно видели, как несчастный молодой человек тонет в волнах реки, а те, кто умирает от любви, на земле Данте и Петрарки немедленно возводятся в ранг святых.
      - Как красиво! - не удержался кто-то.
      - Да здравствует Италия! - воскликнул другой.
      Та, что приписала Субрэю несуществующее отцовство, колебалась, а Жак, радуясь первой победе, продолжал настаивать:
      - Ну, сокровище моей души, так ты хочешь, чтобы этот день стал для меня последним?
      Со свойственной им добродушной бесцеремонностью, вечно заставляющей их вмешиваться в чужие дела, болонцы плотным кольцом окружили пару, которая, как им казалось, переживает любовную драму, и принялись давать советы:
      - Ma gue*. Да обними же ее!
      ______________
      * Здесь и далее характерные итальянские восклицания даются без перевода, поскольку вставлены автором оригинала исключительно "для колорита".
      - Ты должна простить его, бедняжка...
      Идиллию нарушил карабинер.
      - Эй вы, двое, что это на вас нашло? - сурово осведомился он. - Вы что, не видите, что перегородили проход?
      Однако, узнав о разыгравшейся тут небольшой драме, карабинер забыл об уставе и тоже принял живейшее участие в дебатах.
      - Ессо! Парень любит вас, синьорина... Он раскаялся. Вы не можете лишить его ребенка, иначе всю жизнь будете мучиться угрызениями совести. Конечно, ваш милый поступил плохо, с этим никто не спорит...
      - Позвольте, синьор карабинер... - вмешался Субрэй, которого эта сцена теперь изрядно веселила.
      - А вы помалкивайте, иначе отвезу в участок, ясно?.. Так вот я говорил, что он поступил плохо, синьорина... Ма gue! Зато сейчас ему стыдно... Ну, так поцелуйте же его!
      Незнакомка, по всей видимости, совершенно утратила первоначальный запал, но решила смириться с неизбежным.
      - Только из уважения к вам, синьор карабинер...
      И она быстро чмокнула Жака в обе щеки, но молодой человек сжал ее в объятиях и, держа железной хваткой, впился в губы долгим поцелуем. Толпа в полном восторге зааплодировала. Субрэй чувствовал, что все тело незнакомки напряглось в отчаянном усилии вырваться. Да, уж чего-чего, а такого поворота событий милая крошка явно не ожидала! Отпустив ее, Жак пылко воскликнул:
      - Как ты могла подумать, будто я способен забыть и Пию, и тебя? Да ведь в вас - вся моя жизнь!
      Какой-то благообразный господин вышел из толпы зрителей и протянул Субрэю руку:
      - Позвольте мне сказать вам, синьор, вы на редкость порядочный молодой человек!
      - Я очень... очень счастлива... - пробормотала вконец растерявшаяся Рената.
      - Оно и видно, моя дорогая...
      "Дорогая" покраснела до ушей, но, очевидно решив испить чашу до дна, взяла Жака под руку.
      - Ты, наверное, устал, мой хороший? Если хочешь, мы можем зайти к Орландо и чего-нибудь выпить, а уж потом поедем домой...
      Так вот где расставлена ловушка... Субрэй хотел было сразу послать неловкую интриганку куда подальше, но, с одной стороны, он хорошо знал Орландо и считал его славным малым, не способным стакнуться с преступниками, а с другой - французу было ужасно любопытно, как далеко зайдет эта Рената. Поэтому он не стал возражать.
      - Что ж, пойдем к Орландо, amata mia*... Ты мне расскажешь, чем тут занималась без меня и на кого теперь работаешь.
      ______________
      * Моя любимая (итал.).
      Незнакомка косо взглянула на Жака, но промолчала. И они, нежно взявшись за руки, удалились под умиленными взглядами зрителей и карабинера, удовлетворенных тем, что эта трогательная любовная сцена закончилась так благополучно.
      Субрэй и прижавшаяся к нему Рената шли через пьяцца делле Медалье д'Оро, а за ними на почтительном расстоянии следовали Мортон, Хантер и Наташа. Субрэй мысленно обратился к Небу с горячей мольбой избавить его сейчас от столкновения с Тоской Матуцци.
      Орландо Ластери держал симпатичный старомодный кабачок на Вьяле Рьетрамеллара - внешнем бульваре, достаточно удаленном от центра, чтобы болонские влюбленные, не опасаясь нескромных глаз, приходили туда изливать свою многословную нежность. Рената сразу же повела молодого человека к дальнему столику, на три четверти скрытому винтовой лестницей. Орландо подошел взять заказ и, признав давнего клиента, дружески приветствовал Субрэя. Как только кабатчик принес все необходимое и оставил их наедине, Жак взял молодую женщину за руку и влюбленно заворковал:
      - Дорогая Рената... а была ли ты верна мне все это время?
      Но "дорогая Рената" быстро вырвала руку.
      - Prego, синьор, комедия окончена! К тому же меня зовут не Рената, а Мафальда.
      - Обидно... мне так нравилась Рената...
      - Почему? Говорят, у вашей милой куча денег.
      - Ого! Уже ревнуете?
      Но молодая женщина явно не собиралась поддерживать шутливый тон.
      - По-моему, я вам уже сказала, что комедия окончена. Разве не так?
      - Очень жаль. Она так хорошо начиналась... Не правда ли?
      - Вы злоупотребили положением!
      - Чего-чего, а нахальства у вас не отнимешь, любезнейшая Мафальда! Не вы ли сами бросились мне на шею? А наша маленькая Пия? Я уже начинал так любить ее...
      - Прошу вас, синьор Субрэй, не будем больше об этом. Ладно?
      - А о чем же тогда вы хотите поговорить, изменчивая Мафальда?
      - О чертежах Фальеро, которые у вас в кейсе.
      Жак тихонько рассмеялся.
      - По крайней мере на сей раз вы вполне откровенны...
      - Меня послал Джорджо Луппо.
      Не зная, как быть, Субрэй заколебался.
      - Вам не кажется, что леска толстовата? - насмешливо заметил он, решив оттянуть время и пораскинуть мозгами.
      - Так позвоните. Джорджо Луппо ждет вашего звонка.
      Жак с любопытством взглянул на Мафальду. Сейчас в ее суровом лице уже ничего не напоминало о влюбленной дурочке, устроившей ему скандал на вокзале. Друг или недруг, но эта женщина явно знает, чего хочет. Жак встал:
      - Я пошел звонить.
      Но Мафальда вдруг кинулась ему на грудь и, повиснув на шее, заставила снова сесть.
      - Нет, нет, Джакомо, ты не можешь так поступить! - стонала она, положив голову на плечо совершенно сбитого с толку Субрэя. - Ты не можешь бросить свою дочь и меня! Если ты это сделаешь, я покончу с собой!
      Полупридушенный молодой человек поднял голову, намереваясь глотнуть воздуха, и тут заметил двух мужчин, стоящих у входа. Они так нарочито старались не смотреть в его сторону, что Жак понял игру своей спутницы и ответил ей в тон:
      - Умоляю тебя, Рената, не устраивай истерик! Люди на тебя смотрят!
      - Я уверена, что, если бы ты только услышал голосок Пии, у тебя бы не хватило жестокости нас бросить! Позвони моей маме, девочка там. Она поговорит с тобой... Джакомо, молю тебя, позвони моей маме... Пожалуйста!
      Субрэй с наигранным раздражением пожал плечами:
      - Ну, если тебя это успокоит... Но предупреждаю: мое решение непоколебимо!
      - Пойдем!
      Мафальда взяла его за руку и потащила к туалетным комнатам, где стояла телефонная будка. Незнакомцы продолжали пить вино и не сдвинулись с места, но оба настороженно прислушивались.
      Жак вошел в будку и набрал секретный номер Луппо. Джорджо сразу снял трубку, заверил, что Мафальда выполняет его распоряжение, и велел подчиняться указаниям молодой женщины.
      - Но... как же быть с... тем, что я привез? Тоже передать ей?
      - Делайте то, что вам скажут. По-моему, ясно. Или нет?
      Немного задетый, Субрэй повернулся к своей спутнице:
      - Я в вашем распоряжении, синьора.
      - Давайте кейс! Живо!
      Жак выполнил приказ. Молодая женщина схватила кейс и передала вошедшему в это время Орландо. К величайшему удивлению Субрэя, тот, не говоря ни слова, схватил драгоценный чемоданчик и исчез на кухне. Но спросить, что это значит, Жак не успел.
      - Осторожно! - шепнула Мафальда. - Вот один из них! Говорите же с моей матерью!
      Жак быстро снял трубку.
      - Я прекрасно понимаю вас, синьора, - с чувством произнес он, - но ваша дочь слишком любит драматизировать. Что? Ну, разумеется, я не собираюсь отказываться от родной дочери!
      Мужчина прошел мимо, не глядя в их сторону, и скрылся в туалете. А Субрэй продолжал игру:
      - Я обещаю вам попробовать еще раз, но и вы должны сказать Ренате, что так вести себя нельзя! Эта бесконечная ревность меня убивает! Слышите? У-би-ва-ет! И если все будет продолжаться в том же духе, я просто рехнусь!.. Да... Конечно... Но, будь вы ее мужем, рассуждали бы совершенно иначе! Согласен, я ей не муж, но невелика разница, так ведь?.. Договорились, даю вам слово... Расцелуйте от меня Пию, скажите, что я скоро к ней приду и принесу куклу...
      Незнакомец вышел из туалета. Мафальда тут же вырвала у Субрэя трубку.
      - Это ты, мама? О, знаешь, я так счастлива! Джакомо остается с нами! Да... Что? Само собой, попытаюсь... До скорого, mama mia...
      Как только противник удалился, Орландо выскользнул из кухни и незаметно передал Жаку кейс. Француз недоуменно воззрился на совершенно невредимые швы.
      - Ессо... это другой, - шепнула Мафальда.
      Они вернулись в зал. Улыбающаяся молодая женщина нежно прижималась к своему мнимому возлюбленному. Но едва они успели сесть за столик, как двое мужчин, до сих пор ограничивавшиеся ролью наблюдателей, перешли к действиям. Они вдвоем приблизились к "влюбленным", и один из них нагнулся, опираясь на мраморную крышку стола.
      - Нам нужен ваш кейс, синьор Субрэй! У моего спутника в кармане револьвер, и при первом же вашем неосторожном движении он выстрелит. Мы не хотим лишнего шума. Так что давайте!
      Мафальда, изображая крайний испуг, хотела крикнуть, но более решительный из нападавших закрыл ей рот рукой.
      - Спокойно! Не стоит вынуждать нас к насилию...
      Поколебавшись ровно столько, сколько нужно было для убедительности, Субрэй сдался.
      - Ладно... ваша взяла... Но проиграть, почти достигнув цели...
      - Мы понимаем ваши чувства, и нам очень жаль вас, синьор...
      Они схватили кейс, но, обернувшись, увидели вооруженного обрезом Орландо. Кабатчик явно приготовился стрелять.
      - Эй! У моих клиентов еще никогда ничего не крали, и не вам начинать! Ну, отдайте синьору его кейс и проваливайте!
      Один из налетчиков хотел было сунуть руку в карман, но Орландо предупредил:
      - Осторожно, синьор! Хоть я и немолод, но реакция у меня что надо!
      Незнакомцы удалились, бормоча угрозы на непонятном языке. Субрэю показалось, что один из них был русский. Значит, советская разведка первой потеряла терпение...
      Жак поблагодарил Орландо, не скрывая, что очень удивился, узнав в нем коллегу, потом повернулся к Мафальде.
      - Синьора... Теперь, когда кейс у Орландо, он, я думаю, вполне справится сам. Надеюсь, вы позволите мне уехать домой и отдохнуть от пережитых волнений?
      - Пока не время, синьор Субрэй.
      - Почему же?
      - Чертежи Фальеро благодаря вам возвращены, и дело закрыто. Вы еще услышите поздравления, но позже и не от меня. А сейчас вас ждет другое задание.
      - Я отказываюсь. Не хочу больше уезжать из Болоньи.
      - А кто вам сказал, что надо куда-то ехать? Синьор Субрэй, небрежность и измена привели к тому, что ваше инкогнито раскрыто и о задании известно всем конкурирующим фирмам. По правде говоря, вы лишь чудом вернулись домой...
      - Гм... приятно слышать.
      - В свою очередь мы хотим узнать, кто первый украл чертежи Фальеро. Иными словами, надо найти советского агента, которого они использовали, и в этом мы рассчитываем на вас.
      - Вы очень добры. Но почему я?
      - Потому что, получив обратно кейс, вы ошиблись, приняв его за свой. Следовательно, другие и подавно не заметят подмены.
      - Какие другие?
      - Те, кто хочет получить чертежи Фальеро, прежде чем вы передадите их синьору Луппо, и, стало быть, любыми средствами попытаются помешать вам добраться до Палаццо дель Дженио Сивиле.
      - Ах вот как, любыми средствами?
      - Несомненно. Уж не боитесь ли вы, синьор Субрэй?
      - Представьте себе, да, синьорина.
      - Что ж, тем лучше!
      - Не понял.
      - Главное - чтобы вы не попали в Палаццо дель Дженио Сивиле. И у тех, кто будет за вами следить, непременно должно сложиться впечатление, будто вы насмерть перепуганы.
      - Похоже, мне не придется особенно усердствовать!
      - Отлично, тем более естественным будет ваше поведение. И потом, это займет всего несколько часов. Нашим противникам придется действовать очень быстро: они прекрасно понимают, что не смогут до бесконечности не пускать вас в Палаццо дель Дженио Сивиле. Так что сейчас можете ехать куда угодно... Например, домой...
      - А потом?
      - Подождете, пока появится первый противник, и сразу сообщите нам.
      - А если я буду не в состоянии этого сделать?
      - Ну, коль скоро чертежи у вас фальшивые, беда относительно невелика...
      - Для вас - согласен, но для меня-то как?
      - О, с этой точки зрения - разумеется. Но признайте все же, что это вторично!
      - Ни за что! Я хочу видеть Луппо, уж его-то я наверняка сумею уговорить!
      - Не сомневаюсь... Но как вам удастся убедить наших противников, что вы больше не имеете отношения к секретным службам?
      Жаку пришлось признать, что его загнали в угол, но он поклялся себе никогда больше не связываться с Луппо. И вообще, говоря по совести, лучше бы он сразу послушал Тоску!
      - Возможно, у входа вас уже ждут. Я сейчас уйду, горько рыдая и продолжая изображать несчастную дурочку, покинутую подлым соблазнителем. А вы еще немного посидите здесь.
      - О, я вовсе не тороплюсь!
      Мафальда протянула ему руку.
      - До свидания и... желаю вам удачи!
      - Благодарю.
      Минут через пятнадцать после того, как ушла Мафальда, Субрэй направился к двери. Оглядывая бульвар через прозрачное стекло, он не заметил ничего подозрительного. Жак обернулся и встретил полный сочувствия взгляд Орландо.
      - Вы в курсе?
      - Да.
      - Как вы думаете, есть у меня хоть один шанс?
      - Человек может узнать, насколько ему везет, только попытав счастья, синьор.
      - Орландо, если вы узнаете, что они меня...
      Старик поднял руку и сделал пальцами "рожки", отвращая дурную судьбу.
      - ...так вот, позвоните тогда Тоске Матуцци... дочери графа Матуцци, на виа Сан-Витале... и скажите, что я ее любил...
      - Положитесь на меня, синьор, я вложу в это всю душу, и она о вас пожалеет.
      - Спасибо.
      Субрэй сам себя не узнавал. С тех пор как он решил оставить службу и жениться на Тоске, все его силы и энергия как будто улетучились. Жак открыл дверь с воодушевлением приговоренного к смерти, идущего на казнь, вышел на тротуар, но и там он чувствовал себя так, словно прогуливался нагишом среди одетых людей. Субрэй привык держать воображение в узде, но сейчас оно отыгрывалось сразу за все. С опаской поглядывая на машины, прохожих и ожидая нападения из-за каждого угла, Жак медленно брел к пьяцца делле Медалье д'Оро. Но время шло, а на Субрэя никто и не думал набрасываться, и понемногу он стал чувствовать себя увереннее. Впрочем, спокойствие снова покинуло его, после того как, свернув на шоссе, пересекавшее виа Амендола Джованни, Жак чудом увернулся от мчавшейся на бешеной скорости машины. Водитель и не подумал затормозить, а, наоборот, еще поддал газу и исчез за поворотом на виа Милаццо. Прижавшись к стене дома, Субрэй перевел дух. Да, похоже, Мафальда нисколько не сгущала краски - за ним и в самом деле охотятся.
      Ни один индеец на тропе войны не вел себя осторожнее, чем Жак, пробиравшийся на площадь VIII Агосто, где возвышается Палаццо дель Дженио Сивиле, скрывающий в своих недрах секретную службу, возглавляемую Джорджо Луппо. Теперь Субрэй отваживался переходить улицу лишь в толпе других пешеходов и старался держаться как можно ближе к соседям, полагая, что деликатный характер миссии помешает преследователям отправить на тот свет ни в чем не повинных людей.
      Таким образом Жак миновал виа Милаццо и направился к лестнице, ведущей к подвесным садам Монтаньола. С южной стороны другая широкая лестница спускается из садов на площадь, и, если он доберется туда, то первый этап пути будет преодолен. Но Субрэй понимал, что наибольшая опасность грозит ему как раз в аллеях Монтаньола. Прежде чем шагнуть на первую ступеньку, француз инстинктивно обернулся и оказался нос к носу с плюгавым рыжеволосым человечком, в котором сразу признал собрата по ремеслу. Желая показать, что никого и ничего не боится, Жак собрал все свои познания в русском языке:
      - Чево ви на мэнья сэрдитэс?
      Незнакомец вздрогнул и ошарашенно вытаращил глаза.
      - Goddam! I don't understand, what you say*, - буркнул он и, повернувшись спиной к Субрэю, пошел прочь.
      ______________
      * Черт возьми! Я не понимаю, что вы говорите! (англ.).
      Жак сначала очень удивился, что советский шпион решил изъясняться по-английски, но очень быстро сообразил, что изобретение профессора Фальеро может интересовать не только русских. А потому нечего особенно удивляться, что око Лондона мигает неподалеку от ока Москвы, да и вашингтонское наверняка где-то поблизости... А это уже почти толпа!.. Жак не сомневался, что опасность угрожает со всех сторон, и ему страстно захотелось со всех ног броситься бежать, оставив злополучный кейс на первой попавшейся скамейке. Но, по совести, он не мог завершить свою карьеру такой жалкой уверткой. До сих пор Жаку потрясающе везло. Теперь надо расплачиваться... за все разом! Субрэй глубоко вздохнул и спортивным шагом стал взбираться по бесконечно длинной лестнице, всякую минуту ожидая, что его приключения закончатся пулей в спину. Однако ничего подобного не произошло, и Жак, оказавшись наконец в садах Монтаньола, с облегчением перевел дух. Но не успел он как следует расслабиться, как послышался знакомый хлопок и, несмотря на полное отсутствие ветра, шляпа Жака, к огромному удовольствию глупых зевак, покатилась по земле. Субрэю не пришлось долго ломать голову, что бы это значило, - в него стреляли из револьвера с глушителем. По позвоночнику заструился отвратительный холодный пот, и Жак с бьющимся сердцем спрятался за стволом дерева. Люди продолжали спокойно прогуливаться по аллеям значит, никто ничего не заметил. Субрэй обратил внимание на какого-то старика, не внушавшего особого доверия, - в шпионском мире, как это всем известно, старики очень быстро превращаются в юных атлетов. Да и вон та женщина в платке может запросто оказаться мужчиной... Только девчушка, игравшая в классики, не вызвала у Жака беспокойства. Как любой мужчина в смертельной опасности призывает возлюбленную и негодует, что она не спешит ему на помощь, Субрэй вспомнил о нежнейшей Тоске и подумал, что если она и вправду так любит его, то должна почувствовать грозящую ему беду и примчаться. Но, увы, со времен Тристана и Изольды любовь успела стать гораздо прозаичнее.
      Жак превратился в сплошной комок нервов. Он шел, подпрыгивая, озираясь и судорожно вцепившись в ручку кейса. Переход через Монтаньола занял всего несколько минут, но Субрэю они показались часами, как в страшном сне, когда бежишь куда-то и не в силах сдвинуться с места. Он уже добрался до лестницы, спускавшейся на площадь VIII Агосто, как вдруг увидел внизу медленно едущее вдоль тротуара такси и угадал, что мужчина за спущенным стеклом целится в него. Жак плюхнулся на землю в ту же минуту, когда послышался предательский хлопок. Решив, что убийца не может знать, ранен он или нет, Субрэй замер и стал не без любопытства ждать неизбежной развязки. Старик, внушавший Жаку столь сильные подозрения, первым опустился рядом с ним на колени. Одной рукой он начал ощупывать грудь француза, а другой старался вырвать у него кейс. Почтенный предок так низко склонился над Субрэем, что тот вполне мог бы укусить его за нос, но ограничился лишь насмешливым замечанием:
      - Парик тэрьяэшь, товариш!
      Старик отшатнулся и, подскочив как ужаленный, исчез в толпе любопытных, уже собравшихся около Жака. Субрэй встал и, уверив всех, что это всего-навсего легкое недомогание, пошел к ближайшей скамейке. Зеваки, удовлетворив любопытство, в конце концов разошлись. Очень скоро Жак снова увидел своих преследователей, или, во всяком случае, тех, кого считал таковыми. У одного, по его мнению, был слишком вороватый вид, другой, наоборот, был излишне развязен, у третьего - слишком молодой взгляд на искусно "состаренном" лице и сгорбленная спина при юношески пружинистой походке. И вся эта компания готовилась к новому нападению. Продолжая играть роль человека, все еще не оправившегося от сильного потрясения, Жак с трудом встал и начал спускаться на площадь VIII Агосто. Краем глаза он заметил, что погоня приближается. Наконец, уже у самой площади, его окружили. Но перехватив инициативу, Жак толкнул мнимого кондуктора, оказавшегося ближе прочих врагов, и, воспользовавшись минутным замешательством - никто из преследователей явно не ожидал нападения, - сделал вид, будто направляется в сторону Палаццо делле Дженио Сивиле, но тут же вильнул вправо, подозвал такси и громко приказал шоферу ехать на вокзал. Радуясь, что оказался на высоте, Субрэй расслабился и закурил, потом оглянулся. Машина, едва не сбившая его полчаса назад, ехала сзади. Жак усмехнулся: итак, преследователи не отставали. Значит, все идет по плану.
      На вокзале Субрэй выскочил из такси с поспешностью господина, опаздывающего на поезд. Подождав, пока машина преследователей остановится около его такси, и убедившись, что из нее вышли двое мужчин, нападавших на него в Монтаньола, Жак схватил другое такси и велел отвезти его на виа Сан-Витале в особняк графа Матуцци.
      На крыльце дома графа Субрэю снова пришлось пережить несколько неприятных минут, моля Небо, чтобы дворецкий поскорее открыл дверь... К счастью, движение было довольно оживленным и машина преследователей немного отстала и затормозила у противоположного тротуара, когда Эмиль Лауб, исполненный, как обычно, величайшей торжественности, уже встретил гостя. Оказавшись в холле, Жак наконец-то почувствовал себя в полной безопасности.
      - Если бы вы только знали, Эмиль, как я рад вас видеть! - сказал он.
      Лауб принадлежал к уже вымирающей ныне породе дворецких, которые настолько отождествляют себя с хозяином, что начинают обращаться ко всем исключительно от первого лица во множественном числе. Он слегка поклонился.
      - Мы и сами чрезвычайно рады видеть месье после столь долгого отсутствия.
      В разговоре с Субрэем Эмиль считал делом чести изъясняться только на французском языке.
      - Боюсь, что я ужасно плохо воспитан, Эмиль, но уж тут ничего не поделаешь. Скажите, я вас не очень шокирую, если попрошу дать мне выпить чего-нибудь покрепче, прежде чем я увижусь с кем бы то ни было? Мне просто необходимо прийти в себя...
      Лауб полагал, что со стороны слуги выказать хоть малейшие признаки удивления было бы серьезным профессиональным проступком и демонстрацией дурного тона.
      - Пусть месье соблаговолит следовать за нами в малую гостиную, и мы немедленно принесем ему виски.
      В маленькой гостиной, поджидая Эмиля, Субрэй чувствовал, как к нему со всех сторон подступает прошлое. Именно сюда они с Тоской убегали от скуки родительских приемов, а дворецкий не без удовольствия оберегал их покой. Лауб обожал Тоску и питал особые симпатии к Субрэю, чья беззаботность напоминала ему о прежних хозяевах, которым он служил в те времена, когда люди еще не утратили вкус к жизни и умели наслаждаться ею, а не только зарабатывать деньги.
      - Можем ли мы позволить себе спросить месье, доволен ли он путешествием? - спросил Эмиль, ставя на столик поднос и наливая Жаку виски.
      - Вполне, Эмиль. Лазань пользуется огромным спросом.
      На глазах у невозмутимого Эмиля Субрэй один за другим выпил два бокала виски.
      - Месье мучила жажда... - только и заметил дворецкий.
      Жак знал Эмиля уже много лет, но так и не мог решить, то ли этот шестидесятилетний старик окончательно закоснел и все его умственные способности ограничены десятком стереотипных формул, то ли, напротив, под внешней торжественностью скрывается на редкость острый и ироничный ум. В глубине души Субрэй склонялся ко второму варианту, и порой ему даже казалось, что Лауб все знает о его истинной деятельности.
      - Месье очень повезло, что он может путешествовать... Это расширяет кругозор... а иногда и дает утешение...
      - Что вы, Эмиль, я вовсе не нуждаюсь в утешениях!
      - Кто может знать, месье, когда они понадобятся?
      Субрэй очень ценил сентенции дворецкого, и разговор с ним всегда был для него большим развлечением.
      - Уж не стали ли вы философом за время моего отсутствия, Эмиль?
      - Пожалуй, мы к этому склонялись всегда, месье. Мы немало повидали в жизни и, смеем надеяться, многое запомнили.
      - Как-нибудь на днях надо будет попросить вас дать мне несколько уроков, Эмиль... а пока, будьте любезны, доложите обо мне Тоске.
      - Нам очень грустно, месье, но мадемуазель Тоски нет дома.
      - Вот как? А вы не знаете, она скоро вернется?
      - Ее скорое возвращение нас бы очень удивило, месье... Во всяком случае, не раньше половины первого - часа.
      - Она присутствует на какой-нибудь церемонии?
      - Даже на двух, месье. Сначала - гражданский брак в мэрии, а через двадцать минут после этого, в одиннадцать тридцать, венчание в церкви Сан-Петронио.
      При этом известии воспоминание вновь погрузило Жака в светскую жизнь Болоньи, и он почувствовал себя удивительно счастливым. Впредь свадьбы, крестины и похороны станут самыми значительными происшествиями его мирного существования подле Тоски.
      - Должно быть, женятся очень важные персоны, раз Тоска встала в такую рань, а, Эмиль? - с улыбкой спросил Субрэй.
      - Это она, месье.
      - Она? Кто "она"?
      - Мадемуазель Тоска, месье. Налить вам еще немного виски?
      Жак был так ошеломлен, что смог лишь кивнуть. Все вокруг рушилось - и прошлое, и настоящее. Тоска... Его Тоска выходит замуж за другого! Но как это может быть? В полной растерянности Субрэй залпом выпил бокал виски.
      - Но в конце-то концов, Эмиль, ведь она любит меня! - возмущенно воскликнул он.
      - К несчастью, месье, опыт говорит нам, что мы далеко не всегда соединяемся священными узами с теми, кого любим.
      - Но она клялась мне...
      - О, клятвы, месье... - скептически заметил дворецкий, и в его голосе Жак почувствовал братскую симпатию.
      - Она уверяла, будто любит меня...
      - С разрешения месье, мы позволим себе утверждать, что мадемуазель Тоска говорила искреннее... но ведь месье ни разу не дал о себе знать?
      - Я не мог!
      - Разве там, где находился месье, не было почты?
      - Почты? Ах, да... Была, конечно... но мне запретили писать.
      - Вот уж мы никогда бы не подумали, что торговля макаронными изделиями требует подобных предосторожностей... Век живи - век учись.
      Субрэй не сомневался, что, несмотря на свой невозмутимый вид, Лауб издевается над ним. Он чуть не вспылил, но вдруг вспомнил, что перед отъездом Тоска предъявила ему ультиматум. Жак не позвонил ей, и девушка наверняка решила, что он ее бросил.
      И Жак возненавидел Джорджо Луппо.
      - Если это хоть немного утешит месье, мы можем сообщить ему, что мадемуазель Тоска пролила немало слез, прежде чем согласилась отдать руку синьору Санто Фальеро.
      - Санто? Она вышла за Санто?
      - Нет еще, но это случится всего через четверть часа...
      - Но, ради Бога, что она нашла в этой мокрой курице?
      - Разочарование часто толкает нас на самые необъяснимые поступки, месье. А кроме того, синьор Фальеро постоянно работает с господином графом и стал своим человеком в доме. Месье не может не знать, что синьор Фальеро замечательный инженер и его, как и дядю, ждет самое блестящее будущее.
      - Я уверен, что она его не любит, Эмиль!
      - Мы также убеждены в этом, месье, но теперь это уже не имеет особого значения...
      - Ну, это мы еще посмотрим! Сколько осталось до церемонии в мэрии?
      - Теперь уже всего тринадцать минут, месье.
      - Я еду туда!
      - Мы желаем месье удачи и рискнем заметить, что, на месте месье, мы бы уже были там.
      Не ответив, Субрэй бросился к двери, но Эмиль все же успел первым открыть дверь, как и положено хорошему слуге. Жак уже собирался переступить порог, как вдруг наткнулся на ногу Эмиля и упал. Автоматная очередь прошила дверную раму, не причинив вреда людям. Лауб захлопнул дверь и помог ошарашенному Субрэю подняться на ноги.
      - Должно быть, у месье есть конкуренты, которым не нравятся его спагетти... - пробормотал он. - Но месье может выйти отсюда через черный ход, и дорога до мэрии не займет более пяти минут.
      Жак как ошпаренный выскочил на виа Кальдареза с намерением мчаться к Тоске, но его снова задержал Лауб.
      - Месье забыл свой кейс!..
      Субрэю было глубоко наплевать и на кейс, и на ловушки, расставленные Джорджо Луппо для русского шпиона. У него пытаются отнять Тоску! И Жак уже подумал было попросить Лауба оставить пока кейс у себя, но решил, что не имеет права подвергать жизнь доброго Эмиля смертельному риску, и вернулся. Крепко сжимая в руке свой обременительный багаж, он со всех ног бросился к мэрии, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих и твердо надеясь, что успеет прибежать прежде, чем Тоска произнесет роковое "да", которое разлучит их навеки.
      ГЛАВА II
      Все жители Болоньи, считавшие себя друзьями графа Матуцци или льстившие себя такой надеждой, теплились в мэрии. Накануне все газеты пели дифирамбы этому браку, призванному соединить богатство с наукой. Консерваторы воспевали восприимчивость к духу нового времени тех, кого еще совсем недавно считали реакционерами, а либералы видели здесь залог будущего, основанного на взаимопонимании.
      Конференц-зал мэрии, открытый ради такого выдающегося события, был набит битком. В первом ряду возвышалась долговязая фигура графа Лудовико. И манерами, и костюмом седовласый гигант напоминал скорее американца. Рядом стояла его жена Доменика, все еще очень красивая и настолько элегантная дама, что сердца гостей прекрасного пола наполняла жгучая зависть. Брат Доменики Дино Ваччи, несмотря на то что ему уже перевалило за пятьдесят, оставался верен стилю завсегдатаев литературных кафе образца 1935 года. Но, поскольку Дино был родственником Матуцци, в этом находили особый шик.
      Стоявший по другую сторону прохода профессор Фальеро походил на медведя, с превеликим трудом наряженного в человеческую одежду. Он не умел носить смокинг и явно не знал, куда девать цилиндр. Его жена Лидия вызывала всеобщие симпатии своим восторженным видом. Даром что ее муж - ученый с мировым именем, все понимали, что этот день для Лидии - своего рода посвящение. Сегодня она твердо вступала в высшей свет болонского общества. Вся фигура синьоры Фальеро излучала радость, а потому никто не заметил, как она вульгарна.
      И, наконец, бок о бок у еще пустующего стола мэра стояли Тоска в белом платье и фате и Санто в роскошном, сшитом по фигуре смокинге. Они казались выше всякой критики. Хрупкая изящная Тоска, несмотря на то что была дочерью графа Лудовико Матуцци, волновалась не меньше, чем любая другая девушка в такой момент, и тем подкупала даже самых завистливых. Правда, наиболее проницательные гости все же заметили в ее глазах легкую печаль. Санто, скорее тощий, нежели стройный молодой человек с чуть рыжеватыми светлыми волосами, вполне отвечал расхожему представлению о служителе науки, и, пожалуй, никто бы особенно не удивился, узнав, что он провел первую брачную ночь у себя в лаборатории. Подруги Тоски тщетно ломали голову, что могло ее привлечь в мужчине с такой невыразительной внешностью (они достаточно хорошо знали дочь графа Матуцци и не считали ее способной увлечься интеллектуальным блеском кавалера). Однако предстоящий брак, казалось, опровергал такое мнение.
      Как только из боковой двери вышли мэр и его помощники, все встали. Глава городской администрации - иль Коммандоторе - Феличано Граттипола поклонился присутствующим (причем графу Лудовико - особенно низко) и предложил всем сесть. А дальше все пошло согласно обычному ритуалу.
      Тем временем Жак с трудом продирался сквозь толпу на подступах к мэрии. Но даже проникнув в здание, он не мог предъявить пригласительного билета, а потому столкнулся с многочисленными препятствиями. Ценой бешеных усилий и разных уловок он преодолел все барьеры, но потерял немало драгоценных минут. Когда Субрэй наконец проник в почетный зал, мэр как раз задавал сакраментальный вопрос:
      - Тоска Матуции, согласны ли вы взять в мужья присутствующего здесь Санто Фальеро?
      Недолго думая, Жак что было мочи завопил:
      - Нет!!!
      Это было так неожиданно, что присутствующие замерли и даже стражники, пораженные событием, выходящим за рамки понимания, не решились немедленно принять меры. Субрэй не преминул воспользоваться замешательством и ринулся по центральному проходу к столу оцепеневшего от изумления мэра. И только когда Жак оказался за спиной у будущих супругов, городской голова возопил дрожащим от ужаса и негодования голосом:
      - Ma Signore, это профанация!
      При виде Субрэя Тоска не могла сдержать волнения.
      - Жак! - вскрикнула она.
      А француз уже схватил девушку за руки и принялся умолять не бросать его. Казалось, он не видит и не слышит, что творится вокруг. Стряхнув оцепенение, Санто Фальеро бросился на Жака с явным намерением оттеснить его от Тоски.
      - По какому праву? Ma gue! Да за кого вы себя принимаете?
      Ничего так и не добившись, он накинулся на парализованных недоумением стражников:
      - Уберите его отсюда или я его убью!
      Но стражникам никак не удавалось пробраться сквозь охочую до скандала толпу, и жениху пришлось воззвать к гостям:
      - Ну? Никто не пытается меня удержать? Вы хотите, чтобы тут лежало его бездыханное тело?
      Меж тем Субрэй не желал отпускать девушку.
      - Ты не можешь так поступить со мной, о моя Тоска! Ты ведь знаешь, что я люблю тебя и ты меня любишь!
      - Вы меня любите? Да если бы вы меня любили, то позвонили бы три месяца назад, как я просила, а не пропали неизвестно где! Сколько времени о вас не было ни слуху ни духу!
      Возможно, им и удалось бы прояснить недоразумение поссорившее их, если бы не вмешались другие. На помощь Санто, подпрыгивающему на месте от возмущения, поспешила его тетка - появление Жака ставило под угрозу осуществление ее заветной мечты.
      - Вы невоспитанный человек, синьор Субрэй! - заявила Лидия и, призвав в свидетели всех присутствующих, добавила: - Эти северяне воображают, будто все еще живут во времена Барбароссы, и чувствуют себя завоевателями!
      Исторический намек произвел благоприятное впечатление, но никто не сдвинулся с места. В кои-то веки на подобной церемонии можно еще получить столько удовольствия! Лидия встряхнула мужа.
      - А ты что молчишь? Твоему племяннику не дают жениться на избраннице, а ты как воды в рот набрал?
      Профессор как будто пробудился от глубокого сна - должно быть, душой он блуждал в неведомых нам межзвездных пространствах - и недоуменно посмотрел на жену.
      - В чем дело, Лидия? И что мы здесь делаем?
      - Женим твоего племянника!
      - Вот как?.. Ну что ж, по-моему, это прекрасно... разве нет?
      Синьора Фальеро воздела руки, призывая в свидетели Небо, а в толпе послышались довольно бесцеремонные смешки. В один из моментов затишья многие расслышали, как Дино Ваччи сказал сестре:
      - Все получилось вовсе не так убийственно скучно, как я опасался...
      Толпа взвыла от восторга. Никто уже не думал, понравится это или нет графу Матуцци. А того, казалось, вот-вот хватит удар. Вне себя от бешенства граф набросился на шурина:
      - Молчал бы лучше, идиот!
      - Решительно, у тебя гораздо больше денег, чем воспитания, Лудовико, спокойно отозвался Дино.
      Матуцци в ярости подскочил к мэру:
      - А вы чего ждете? Почему не приказали выдворить этого субъекта вон? Неужто я должен учить вас, как исполнять свои обязанности?
      В зале вдруг наступила гробовая тишина. Замолчал даже Жак. Как-никак дон Феличано был очень заметной фигурой в Болонье. Человек тщеславный, он в какой-то мере рассчитывал, что это бракосочетание укрепит его положение и поможет продвинуться дальше на политическом поприще. По правде говоря, дон Феличано даже подготовил длинную речь, выучил ее наизусть и за последнюю неделю хорошенько отрепетировал в тиши своего кабинета. Однако подобная бесцеремонность графа, да еще на глазах у лучшего болонского общества, совершенно выбила мэра из колеи. Рванув большим пальцем душивший его воротник, дон Феличано завопил:
      - Ma gue! Для чего, по-вашему, я тут торчу, дон Лудовико? Может, это ваша мэрия, а не моя? Что ж, садитесь на мое место, раз уж вам так хочется распоряжаться! Вот вам значок, вот кодекс! Дерзайте! Коли вам вздумалось давать мне уроки - попробуйте сами. Хорошенький пример вы подаете избирателям, дон Лудовико! Всё, я возвращаюсь домой!
      Граф Матуцци не знал, куда деваться от смущения.
      - Простите меня, дон Феличано... - пробормотал он. - Этот скандал продолжается слишком долго, вот я и вспылил... Прошу вас принять мои глубочайшие извинения...
      - Что ж, в таком случае... Стража, вывести нарушителя! Церемония продолжается.
      И тут Майк Мортон, снова выследивший Субрэя, тихонько проскользнул в зал. В ту же секунду у других дверей показались Роналд Хантер и Наташа, за которой по пятам шли убийцы, упустившие Жака на виа Сан-Витале. Все они одновременно заметили кейс, который, прежде чем броситься к столу мэра, француз оставил на скамейке в глубине зала. Конкуренты поспешили завладеть добычей, но оказались у цели одновременно. Увидев друг друга, они остановились как вкопанные, руки скользнули в карманы. Атмосфера накалилась до предела. Теперь любой пустяк мог привести к перестрелке. Неожиданно на сцене появился Эмиль Лауб. Отстранив одного, попросив прощения у другого, извинившись перед третьим, он разомкнул смертоносное кольцо и с благодушной улыбкой спокойно забрал кейс.
      - Я уверен, что месье Субрэй его уже ищет, - проговорил образцовый слуга, раскланиваясь со стоящими вокруг него дамой и господами.
      Вся компания настолько ошалела от удивления, что никто даже не шевельнулся.
      Пока мэр застегивал воротничок и приводил себя в порядок, стражники схватили Субрэя и осторожно повели к выходу. Однако в конце центрального прохода Жак вдруг снова рванулся к главе администрации Болоньи.
      - Синьор подеста! - возопил он.
      Услышав это, столь почитаемое ими, обращение, стражники по привычке застыли по стойке "смирно" и, конечно, отпустили пленника.
      - Вы не можете поженить Тоску и Санто Фальеро! - продолжал кричать Жак.
      - Это почему же, синьор?
      - Потому что она моя жена перед Богом!
      Большая часть аудитории благоговейно затаила дыхание. Заговорив о Боге, в Италии непременно найдешь внимательных слушателей. Мэр отнюдь не был исключением из правила и, несмотря на явное недовольство Лудовико Матуцци и шумное негодование синьоры Фальеро, не стал затыкать Субрэю рот.
      - Очень смелое заявление, синьор! А вы можете предъявить какие-нибудь доказательства?
      - Она ждет от меня ребенка!
      Никакое уважение к городской магистратуре не смогло удержать публику от взрыва эмоций. Одни громко возмущались столь неслыханным бесстыдством, другие, радуясь скандалу, запятнавшему репутацию семейства, которому они всегда отчаянно завидовали, не скрывали торжества. Журналисты торопились поскорее сообщить сенсационное известие в редакции своих газет. Окончательно сбитый с толку мэр уставился на Тоску... Девушка, казалось, остолбенела, не в силах понять, то ли она ослышалась, то ли Жак и в самом деле опозорил ее перед всем собранием. Лидия Фальеро потеряла сознание и тяжело рухнула на мужа, а тот, изо всех сил пытаясь ее удержать, растерянно спрашивал соседей:
      - Что такое? В чем дело?
      Дино Ваччи, сотрясаясь от неудержимого хохота, согнулся пополам, а его сестра бросилась к дочери.
      - О, Тоска! Почему же ты ничего мне не сказала?
      - Да закончится это когда-нибудь или нет? - орал, не двигаясь с места, Лудовико Матуцци.
      - Столь серьезное препятствие к браку совершенно меняет дело, - сердито огрызнулся мэр.
      Все Фальеро, считая и пришедшую в себя Лидию, являли живую картину оскорбленного семейства.
      - Он врет, синьор! - вырвавшись из материнских объятий, крикнула мэру Тоска. - Врет, чтобы попытаться помешать мне выйти замуж! А делает он это потому, что любит меня и знает, что я тоже его люблю!
      - Тоска! - взвыл Санто Фальеро.
      - Ты с ума сошла? - зарычал Лудовико Матуцци, по-прежнему не двигаясь с места.
      - Девочка моя, по-моему, ты немножко запуталась... - не без ехидства заметил Дино Ваччи. - Либо ты ошибаешься в своих чувствах, либо в избраннике. А как по-твоему?
      Лидия Фальеро, будучи на грани истерики, повисла на руке у мужа.
      - Какой позор! - стонала она. - Мы обесчещены!
      Доменика Матуцци повернулась к мэру.
      - Вы не находите, что нынешние девушки - на редкость сложные создания, дон Феличано? - умиленно проворковала она.
      Мэр чувствовал, что его престиж падает с каждой минутой. Как утопающий последним отчаянным усилием пытается вырваться на поверхность затягивающего его круговорота, несчастный сановник закричал, перекрывая шум толпы:
      - Да, нахожу, синьора графиня, но это не повод, чтобы все Матуцци один за другим делали из меня козла отпущения! Синьорина Матуцци, приказываю вам уважать полномочия, которыми я облечен, и это место! Итак, согласны ли вы взять в мужья присутствующего здесь Санто Фальеро? Да или нет?
      - Я запрещаю тебе, Тоска! - рявкнул Жак.
      Вот этого-то ему говорить и не следовало. Девушка взвилась как ужаленная.
      - Вы не имеете права запрещать мне что бы то ни было! - воскликнула она и, снова повернувшись к мэру, добавила: - Да, я согласна! Да! Да! Да!
      - Хватит и одного "да". А вы, Санто Фальеро, согласны взять в жены присутствующую здесь Тоску Матуцци?
      - Да.
      - В таком случае объявляю вас законными супругами! А теперь, синьоры, позвольте мне...
      Но всем так хотелось обсудить потрясающую сцену, свидетелями которой они стали, что продолжать эту ни на что не похожую церемонию не стоило и пытаться. Те, кто стоял поодаль, уже расходились, а стоявшие и сидевшие в первых рядах мечтали только о том, как бы поскорее раззвонить сногсшибательную новость по всему городу. И каждый боялся, что его опередят.
      Субрэю вдруг показалось, что из него выкачали всю энергию.
      - Теперь вы можете меня отпустить, - сказал он держащим его стражам. Все кончено...
      В голосе молодого человека звучало такое безнадежное отчаяние, что охрана, ни на секунду не усомнившись в его искренности, отступила. Тем временем Тоска, так бесповоротно решившая свою судьбу, горько рыдала, не обращая внимания на неловкие утешения новоявленного мужа. Граф Матуцци, не глядя в сторону мэра, подошел к дочери.
      - Ты выставила нас на посмешище, Тоска! Нескоро я прощу тебе этот день! Ну, поехали в Сан-Петронио!
      Субрэй продолжал стоять в покинутом публикой зале. Эмиль Лауб подошел и почтительно протянул ему кейс.
      - Мы позволили себе подобрать то, что вы, несомненно, забыли.
      Француз пожал плечами:
      - Я нашел кейс, зато потерял Тоску...
      - Мы были свидетелями драмы, месье.
      - Вы меня осуждаете, Эмиль?
      - Нам, скорее, грустно, что месье не сумел найти достаточно убедительных слов.
      - Это было очень нелегко...
      - А нам-то казалось, месье привык преодолевать куда большие трудности...
      И снова Жаку показалось, что метрдотель над ним издевается.
      - Не понял... Что вы имеете в виду, Эмиль?
      - Только то, что убедить югославов, чехов и прочих венгров покупать капиталистическую лапшу должно быть весьма деликатной задачей... А теперь, покорнейше просим прощения, но неотложные дела призывают нас в особняк Матуцци...
      Эмиль ушел, и Жак тоже собрался последовать его примеру. На пороге он обернулся и окинул прощальным взглядом стол мэра. Несчастный подеста печально поник в кресле, один из помощников обмахивал его веером, другой почтительно похлопывал по рукам. Дон Феличано страдал от несварения - внутри застряла так и не произнесенная речь.
      Совершенно забыв о преследователях, охочих до секретных документов, якобы зашитых в крышку кейса, Субрэй, вне себя от горя, отправился в Сан-Петронио, надеясь в последний раз посмотреть на ту, что его предала. В церкви он смешался с толпой прихожан. Собор казался ему огромным кораблем, а Тоска, вознесенная над толпой чуть ли не к самым хорам, превратилась в недосягаемую, сверкающую звезду. Шло торжественное богослужение. Вокруг священников порхали стайки служек. Хор пел Баха. Две кардинальских мантии яркими пятнами выделялись среди церковной позолоты. Это была великолепная церемония, но Субрэй был не в состоянии оценить всю ее торжественность. У него не укладывалось в голове, что Тоска безвозвратно потеряна... Тоска... никогда еще она не казалась ему такой милой и дорогой! В полной растерянности молодой человек пытался сообразить, что теперь делать. Ремесло секретного агента больше ничуть не привлекало Жака - не оно ли отняло у него счастье? И впервые за последний час он вспомнил о кейсе. Француз по-прежнему машинально сжимал его в руке, почти не чувствуя веса. Ах, ну и черт с ним! Пускай забирают! Сейчас ему на это совершенно наплевать! Вот только лучше бы сначала его прикончили, избавив от груза бессмысленного существования. Зачем Жаку жизнь, если с ним больше не будет Тоски?
      Церемония закончилась. Жак наблюдал, как уходит клир, а новобрачные и их родители перебираются в большой зал принимать поздравления друзей. Вместе с толпой гостей графа Матуцци Субрэй тоже направился туда, движимый самыми благородными побуждениями. Он хотел попросить у Тоски прощения и пожелать ей счастья. Желающие поздравить молодых выстроились в длинную очередь, но когда наконец подошла очередь Жака, вокруг уже почти никого не осталось. При виде молодого человека Тоска сильно побледнела.
      - Жак... - пробормотала она.
      Санто разговаривал с тестем, повернувшись к ним спиной. Профессор Фальеро пытался в уме извлечь квадратный корень, нужный ему для проверки одной интересной мысли, осенившей его в самый сосредоточенный момент, перед причастием. Что до жены профессора, то она стрекотала с дамами болонского высшего света, упиваясь мыслью, что теперь может держаться с ними на равных.
      - Тоска... прости меня за... недавнюю сцену... но... я ужасно несчастен... Потерять тебя вот так... в тот самый момент, когда я возвращался к тебе... Теперь у меня ничего в жизни не осталось...
      Потрясенная девушка, сообразив, что совершила величайшую глупость, так безудержно зарыдала, что к ней обратились все взгляды. Доменика попыталась обнять дочь.
      - Дитя мое... успокойся...
      Узнав Субрэя, Санто подпрыгнул на месте от возмущения.
      - Опять он?! Да неужели мы от него никогда не избавимся?
      Граф Матуцци, еще не вполне остывший от гнева, душившего его в мэрии, стиснув зубы, двинулся на Субрэя с явным намерением вышвырнуть молодого человека вон. Константино Гарапацци, швейцар Сан-Петронио, в очередной раз обвел высокомерным взглядом пьяца Маджиоре. Он не возражал, чтобы любопытные, собравшиеся у церкви поглазеть на выход новобрачных, полюбовались заодно его роскошной ливреей и стройными ногами. Но сейчас Гарапацци почувствовал, что у него за спиной происходит что-то неладное. Повернувшись к новобрачным, он увидел, как Тоска упала в объятия Жака, а тот долгим поцелуем приник к ее губам. Вне себя от ужаса, синьора Фальеро опять собралась падать в обморок, а немного смущенная Доменика Матуцци пыталась объяснить странное поведение дочери гостям:
      - Они почти друзья детства...
      Однако слышавшиеся отовсюду сдавленные смешки лучше слов показали графине, что ей никто не поверил. Необычное зрелище так поразило швейцара, что он едва не уронил алебарду. Санто вырвал Тоску из объятий Жака, но француз ухватил счастливого соперника за плечи и, повернув к себе, стукнул в челюсть. В этот удар молодой человек вложил всю свою обиду, разочарование и боль. Фальеро-младший пошатнулся и, глядя остекленевшими глазами в пространство, тяжело грохнулся на пол.
      - Мадре миа! Он его убил!
      И синьора Фальеро, забыв о праздничном туалете, бросилась на колени возле неподвижного тела племянника, а Матуцци вместе с теми, кто всегда жаждал перед ним отличиться, накинулся на француза. Произошла короткая, но очень жестокая схватка. Дино Ваччи поостерегся в ней участвовать и лишь меланхолично заметил сестре, прижимавшей к груди Тоску:
      - Вовремя же твоя дочка заметила, какую сделала глупость...
      А Константино Гарапацци в ужасе бегал вокруг дерущихся, слезно умоляя:
      - Синьоры! Сжальтесь! Синьоры! Ну, хотя бы приличия ради...
      Еще немного - и, не в силах совладать с возмущением, он начал бы разгонять почтенных гостей алебардой. Но очень скоро Жак без чувств повалился на пол, а Санто тем временем поднялся. Тоску потащили к выходу. Беря под руку все еще не вполне очухавшегося супруга, девушка обернулась, посмотрела в глубину зала и тихонько всхлипнула:
      - Жак!..
      - Не забывай, дорогая, твоего мужа зовут Санто! - быстро шепнула ей на ухо мать.
      Спустившись по лестницам Сан-Петронио, свадебный кортеж расселся по ожидавшим его машинам. Жак все еще пребывал в довольно жалком состоянии духа, но все же достаточно пришел в себя, чтобы заметить, как молодая, скромно одетая женщина хватает его кейс. Француз не мог ей помешать, да и желания особого у него не возникало. Пошло все к чертям! Сидя на пятой точке, молодой человек спокойно наблюдал за похитительницей. Она уже добралась до выхода, как вдруг откуда-то выскользнул рыжий плюгавый человечек, с которым Жак уже сталкивался на Монтаньола. Набросившись на молодую женщину, он снова втащил ее в зал и попытался вырвать кейс. Сам не зная почему, Субрэй расхохотался. Вмешиваться в новую драку у него не было сил. Рыжий, видимо взбешенный неожиданно упорным сопротивлением, стукнул женщину по носу. Несчастная выпустила добычу и ухватилась за переносицу. Победитель нагнулся за кейсом, но перед ним внезапно вырос здоровенный детина.
      - Хэлло, Ронни! - вкрадчиво проговорил он. - Кажется, вы меня малость опередили?
      - С дороги, Майк, - сердито завопил рыжий, - или я...
      - ...или вы - что, старый добрый Ронни?
      Вместо ответа Роналд быстро сунул руку за пазуху, но не успел вытащить револьвер - гигант ударил его прямо в солнечное сплетение, и бедняга согнулся пополам. С довольной улыбкой здоровяк подхватил кейс и для верности еще раз стукнул противника - на сей раз по затылку. Ронни упал на колени, потом вытянулся во весь рост на полу. Женщина все еще пыталась остановить хлеставшую из носа кровь, а Субрэй с трудом поднялся на ноги, чувствуя, что колени его предательски подгибаются. Гигант одарил его ослепительной улыбкой.
      - Я полагаю, вы не очень жаждете еще раз плюхнуться на землю, my boy?
      В это время Константино Гарапацци поднялся по лестнице и недоуменно воззрился на странную картину. Впрочем, он тут же заметил, что стоящий к нему спиной огромный детина держит в руке кейс молодого человека, устроившего недавний переполох. Появление швейцара позабавило Субрэя и, охваченный азартом игры, он громко проговорил:
      - Вы украли мой кейс, синьор!
      - Весьма сожалею, можете мне поверить... но вы ведь не в состоянии его защитить, не так ли?
      - Зато я могу, верно? - раздался за его спиной незнакомый голос.
      И, прежде чем Майк Мортон из американского разведывательного управления успел обернуться на вызов незнакомца, что-то острое и твердое ткнуло его в спину. Решив не упрямиться, он отпустил кейс и поднял руки. Жак не преминул этим воспользоваться и, подхватив свою собственность, бросился удирать в глубь церкви.
      - Можете не торопиться, синьор! - крикнул ему вслед гордый своим подвигом швейцар. - Пусть только шевельнется - и я проткну его, как рябчика.
      Несмотря на досаду, Наташа Андреева и пришедший в чувство Роналд Хантер из Интеллидженс Сервис не могли удержаться от смеха - очень уж потешно выглядел здоровенный американец, укрощенный швейцаром Сан-Петронио. А смешнее всего - что последний, сам о том не догадываясь, свел к нулю усилия секретных агентов трех великих держав.
      Побитый, окровавленный и в помятом костюме Субрэй отправился искать утешения в модный бар на виа Сан-Марселино, хозяин которого, Паоло Чиафино, был его приятелем. Появление француза вызвало сильное оживление. Не успел Жак облокотиться на стойку, как к нему подбежал толстяк Паоло.
      - Можно подумать, вы угодили под автобус, а, синьор?
      - Хуже, Паоло... Мне нужно подкрепиться... Дай-ка бутылку коньяка!
      - Бутылку? А не многовато ли?
      - Нет!..
      Бармен поставил на стойку коньяк, Субрэй налил себе полный бокал и выпил залпом. Паоло с грустью наблюдал за этой картиной.
      - Подумайте о своей матери, синьор...
      - Вот именно, Паоло! Моя мать умерла, а я очень скоро отправлюсь следом. Меня прикончили два часа назад, и если я пью, то для того, чтобы не чувствовать себя покойником.
      Жак опорожнил второй бокал. Бармен с состраданием покачал головой.
      - Послушай, Паоло, - обиженно заметил француз, - если бы ты побывал на свадьбе девушки, которую любишь и собирался сделать матерью своих детей, разве тебе не понадобилась бы бутылка коньяка?
      - В таком случае, синьор Субрэй, я спустился бы к себе в погреб и не вышел бы, пока не забыл неверную!
      - Беда в том, что мне-то никогда не забыть Тоску... Вот я и должен забыться, потому что не могу ее забыть!
      Паоло со вздохом обернулся к знакомым посетителям.
      - Мы, мужчины, слишком чувствительны... и они этим пользуются!
      Не прошло и часа, как совершенно пьяный Жак рассказал обо всех своих невзгодах полудюжине клиентов Паоло. В зависимости от количества выпитого, одни сочувствовали, другие внутренне посмеивались над незадачливым влюбленным. Неожиданно сквозь пары туманившего мозг алкоголя Субрэй увидел входящего в кабачок тщедушного рыжего человечка, оставленного им в столь плачевном состоянии в церкви Сан-Петронио. Голова отказывалась работать, и Жак поддался первому побуждению. Услышав веселый хохот, пьянчужки изумленно уставились на француза. Он поманил соседей придвинуться к нему поближе и шепнул:
      - П-пог-глядите н-на эт-того р-рыж-жего... в-вон т-там...
      Паоло склонился над стойкой:
      - Ну и что?
      - Т-так в-вот, штарина, эт-то... шпи-пи-пи-он!
      Вся компания дружно фыркнула, но Субрэй упрямо стоял на своем:
      - Г-гов-ворю в-вам... шпи-пи-он... Я... его з-знаю... С-сегодня с-с ут-тра з-за м-мной... с-следит... н-ну?
      Здоровенный мясник Арнальдо Фузато недоверчиво покачал головой:
      - Ma gue! С чего бы это вдруг он решил следить за вами, синьор?
      Субрэй с пьяной серьезностью поднял вверх указующий перст.
      - Ш-штобы с-стянуть... м-мой кейс!
      - А портфельчик-то совсем легкий! Вряд ли там такое уж ценное сокровище! - усмехнулся посыльный из бакалейной лавки Уго Сарасено.
      Все смеялись, то хлопая себя по бедрам, то - друг друга по спине. А Энрико Тенкони, работавший в табачном киоске, сказал, что пришла его очередь заказать всем выпивку. Но Жак не сдавался.
      - Т-там н-не... с-сок-кровище... а д-докум-менты... п-причем... с-секретные!
      - Ну да! И откуда же они у вас?
      - А от-туда... ш-што я тоже...
      - Вы тоже пьяны, синьор!
      - С-согласен... я пьян... и д-даже ч-чертовски пьян... н-но эт-то н-не м-меш-шает м-мне б-быть... шпи-пионом!
      На сей раз Пало Чьяфино сам решил всех угостить - давненько в его кабачке так не веселились! Чтобы поддержать шутку, Арнальдо Фузато потребовал подробностей:
      - И как, по-вашему, кто он такой, этот рыжий таракашка и откуда взялся?
      - Эт-то... около Л-лондона... Лондона или Ва-Ва-Ваш... ингтона! Н-но и англи-ли-личане... и аме-ме-риканцы... па-пальцем в н-небо!
      Корчась от безудержного хохота, приятели устроили такой тарарам, что Роналд Хантер, рыжий агент британского М1-5, поднял глаза над газетой, которую якобы читал (что, впрочем, не мешало ему пристально следить за вожделенным кейсом). Легкий шумок в голове расположил Арнальдо Фузато и Уго Сарасено к щедрости. Они направились к столу английского шпиона и предложили выпить вместе. Роналд Хантер не понял, что происходит, но отказаться не посмел.
      - Что вы будете пить, синьор? - подмигнув друзьям, осведомился Паоло.
      - Кампари с содовой.
      Ему подали бокал. Все чокнулись с самым дружелюбным видом, и англичанин поднес кампари к губам.
      - Я пью за ваше здоровье, синьор, - торжественно заявил Паоло. - И позвольте вам сказать, что я еще ни разу в жизни не видел такого симпатягу шпиона!
      От удивления Роналд поперхнулся, содовая ударила в нос, бедняга закашлялся и расчихался, из глаз потекли слезы. И все, не мешкая, принялись хлопать его по спине, только Субрэй с пьяной хитрецой спросил:
      - Н-ну... к-коллега... в-вы все еще жа-жадтете п-получ-чить м-мой... к-кейс? А?
      Англичанин наконец справился с приступом кашля.
      - Должно быть, это шутка, синьор, - с достоинством проговорил он, - но я не улавливаю ее смысла.
      - Ma gue! - возмутился Уго Сарасено. - А я-то думал, шпионы как раз всегда все улавливают!
      Энрико Тенкони поддержал приятеля.
      - Может, око Лондона малость подслеповато?
      - Но я вовсе не... - попытался было отнекиваться англичанин, однако Арнальдо Фузато дружески хлопнул его по плечу.
      - Не волнуйтесь, синьор, мы в курсе!
      Субрэй ухватил Роналда за лацканы пиджака.
      - В-вы... мне нрав-витесь... ста-ти-рина... н-но я в-все рав-вно н-не м-могу да-да-дать в-вам... к-кейс с до-досье... Фа... Фальеро? П-правда же?
      Англичанин в полной растерянности наблюдал, как рушатся все правила осторожности и маскировки, столь терпеливо внушавшиеся ему в М1-5. Мало того, что его инкогнито раскрыто, но эти болонцы не только не возмущаются этим, а как будто даже рады! Ни самому Хантеру, ни его начальству никогда даже в голову не приходило, что однажды он может оказаться в подобной ситуации! Приехав в Италию, Роналд ждал любых неприятностей, начиная от высылки из страны и кончая пожизненным заключением. В случае, если о его миссии станет известно, Хантер готовился претерпеть даже пытки, но ни один инструктор ни разу не намекнул, что он столкнется с бандой отвратительных пьяниц и те начнут во все горло орать о тайном поручении Роналда Хантера, подданного Ее Всемилостивейшего Величества и уроженца Кокермаута, что в графстве Камберленд!
      Верзила мясник по-братски обхватил его за плечи.
      - Моя жена Джельсомина ни за что не поверит, что я познакомился со шпионом! Может, зайдете к нам пожевать сегодня вечером, синьор? Джузеппе, мой старшенький, будет вне себя от радости! Он не пропускает ни одного шпионского фильма.
      Хантера терзали страх и отчаяние, он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, но Уго Сарасено вовремя поддержал беднягу за талию.
      - Ma gue! - возопил он. - Вы что, не видите? Синьору плохо! Неужто никто не пожалеет бедного маленького шпиона?
      Зычный голос бакалейщика разносился по улице, и Роналд подумал, что, если сегодня ночью его не выволокут из постели агенты итальянской контрразведки, это будет почти чудом везения. И Хантер решил срочно переехать в другую гостиницу, послав кого-нибудь за багажом. Закрыв глаза, он живо представил себе дом в Кокермауте и ожидающих его жену Дэйзи и детей. Из Дэйзи выйдет такая хорошенькая вдова... К глазам подступили слезы, но тут Роналд обнаружил, что на него никто больше не обращает внимания. Мучители, повернувшись спиной к англичанину, слушали, как Паоло что-то рассказывает вполголоса, Субрэй дремал, опустив голову на стойку, а брошенный им кейс лежал в пределах досягаемости Хантера. Не решаясь верить своему счастью, Роналд вознес горячую молитву святому Георгию, который, как известно, с незапамятных времен оберегает граждан Великобритании, потом нагнулся и осторожно протянул руку к кейсу, но... тут же получил такой шлепок по заду, что, потеряв равновесие, рухнул на Субрэя. Тот на мгновение вышел из пьяного оцепенения и, обхватив англичанина, забормотал:
      - А в-ведь ты... з-знала... ш-ш-што я люб-блю... т-тебя одну...
      Покраснев от стыда, Хантер под громкий хохот и радостные вопли итальянцев вырвался из объятий Субрэя. Он понимал, что угодил в ловушку, и без всякой надежды на спасение стал ждать полицию. Влип так влип. Но верзила мясник тихонько подвел его к стойке и, сунув под нос толстый, как сарделька, палец, стал добродушно отчитывать:
      - Кто ж это попадается с поличным, а? Неужто так руки чешутся взглянуть, чем набит чемоданчик нашего друга?
      Роналд уже просто не знал, на каком он свете. Он чувствовал себя пробкой, плавающей в бурных волнах, и не испытывал ни малейшего желания сопротивляться обстоятельствам.
      - Мы не хотим, чтобы вы ушли от нас с обидой, синьор, - все так же благодушно продолжал Арнальдо Фузато. - И ради вашего удовольствия покажем, что там, внутри...
      Профессионалы терпеть не могут, когда любители лезут в их епархию, и Хантер хотел было воспротивиться, но не рискнул. Какого черта? И, вытаращив глаза, с пересохшим от волнения горлом англичанин стал смотреть, как мясник открывает кейс и роется в бумагах, из-за которых полдюжины секретных служб уже потратили кучу золота и пролили немало крови...
      - Ага... Контракты на поставку лазани, тальятелли, спагетти... И чем они вас так привлекли? А ну-ка, признайтесь, что вы с приятелем просто задумали нас разыграть! Так ведь? Ничего не скажешь: оба - первостатейные актеры! Да вот только тот, кто сумеет провести болонца, еще не родился на свет! Ладно, давайте опрокинем по последней... Плачу я... Как-никак, мы вам обязаны: повеселили на славу!
      Прежде чем ему позволили уйти, Роналду пришлось проглотить еще один кампари, и все равно Уго Сарасено счел своим долгом проводить англичанина до двери. Выпуская его на улицу, бакалейщик во всю силу легких завопил:
      - Дорогу любимому шпиону Ее Всемилостивейшего Величества королевы английской Елизаветы Второй!
      Онемев от ужаса, Хантер стоял в дверном проеме, не в силах ступить и шагу на подгибающихся ногах, и отчетливо представлял себе самочувствие несчастных, которых в средние века выставляли на поругание толпы. К ним подошел полицейский. Супруг Дэйзи решил, что наслаждается последними мгновениями свободы, но блюститель порядка через голову англичанина набросился на Уго Сарасено.
      - Может, сам угомонишься немного, а, Уго? Иначе как бы мне не пришлось учить тебя хорошим манерам! Ясно?
      Полицейский козырнул Роналду.
      - Простите, его, синьор. Все это от глупости, а вообще парень-то он безобидный.
      Едва веря такому счастью, агент М1-5, даже не поблагодарив своего спасителя, поспешил удрать как можно быстрее, но так, чтобы не возбуждать подозрений.
      Субрэй пришел в себя около пяти часов вечера, в своей квартире на виа Васцелли. Он никак не мог понять ни каким образом попал домой, ни почему у изголовья постели сидит Паоло Чиафино. Бармен наклонился над ним.
      - Ну, вам полегчало?
      - Что со мной стряслось, Паоло? И какого черта я валяюсь в кровати?
      - Отсыпаетесь от фантастического перепоя, синьор! Когда я вез вас сюда на такси, вы были не лучше покойника... - Немного подумав, Паоло мечтательно заявил: - Не то чтоб я хотел вам польстить, синьор, но это одна из самых потрясающих пьянок в моей жизни, а уж Мадонна знает, чего я только ни повидал! Клянусь, вы прямо чемпион в своем роде! А потому, зная ваш адрес, я счел своим долгом отвезти вас сюда и поглядеть, как дело пойдет дальше... Уже добрых три часа вы проспали...
      - Три часа?
      И Паоло рассказал изумленному Жаку о сцене, разыгранной им вместе с забавным рыжим человечком, который так замечательно исполнял свою роль. От заключительных комплиментов бармена Субрэй стал бледно-зеленого цвета.
      - До чего ж мы смеялись, когда вы нас убеждали, будто вы шпион и таскаете в кейсе сверхсекретные документы, за которыми якобы охотится тот рыжий! Стоит вам выпить, синьор, и вы становитесь непревзойденным шутником!
      - А этот рыжий... он все-таки забрал кейс? - придушенным голосом спросил француз.
      - Еще чего! Между нами говоря, не знаю, вправду ли этот парень один из ваших друзей, но, по-моему, ему не Бог весть как понравилась шутка... Но, как бы то ни было, никто и не собирался отдавать ему кейс. Мы вовсе не хотели, чтобы вы лишились своих контрактов...
      - Контрактов?..
      - Для смеху Арнальдо заглянул в ваш чемоданчик, уж чего скрывать! Но потом все положил на место - я сам следил за этим!
      - А где мой кейс?
      - Под тумбочкой.
      Убедившись, что бумаги на месте, Субрэй облегченно вздохнул. Прежде чем расстаться с приятелем, Паоло приготовил крепчайший кофе, влил в Жака пол-литра этого освежающего напитка, помог добраться до ванны и принять холодный душ. Когда Паоло наконец ушел, облаченный в халат Жак развалился в кресле и, закурив, стал медленно возвращаться к действительности.
      Будучи все еще в некотором отупении, он включил радио и почти тотчас же наткнулся на городскую хронику. Репортер с воодушевлением рассказывал о венчании в церкви Сан-Петринио, соединившем священными узами Тоску Матуцци, дочь графа Матуцци, одного из благодетелей Болоньи, и Санто Фальеро, молодого ученого, племянника знаменитейшего профессора Фальеро, благодаря которому Италии завидует весь мир. Журналист ни словом не упомянул о двойном скандале, разразившемся в мэрии и в церкви, зато сообщил, что, прежде чем отправиться в свадебное путешествие, молодые сегодня будут принимать друзей в особняке Матуцци начиная с двадцати часов.
      Опьянение притупило отчаяние Жака, но теперь ему снова стало невыносимо больно. Молодой человек задумался о Тоске. Убедившись, что девушка его любит, - разве не крикнула она об этом мэру? - Субрэй не мог смириться с потерей. И как она решилась соединить жизнь с другим? Досье Фальеро снова отступило на задний план. Какое ему дело до ловли чужих шпионов для Джорджо Луппо, если у него отнимают Тоску? Как и утром, к Жаку пришло воинственное настроение, и он поклялся, что Фальеро и Матуцци с ним еще не покончили. Для начала Субрэй задумал явиться на прием графа Матуцци, хотя его никто туда не приглашал. Уж как-нибудь Эмиль Лауб поможет ему проникнуть в крепость на виа Сан-Витале!
      В четверть десятого Субрэй, облаченный в смокинг, но по-прежнему сжимая в руке драгоценный кейс, смешался с группой опоздавших с твердым намерением войти в особняк Матуцци. Эмиль, возвещавший о прибытии каждого нового гостя с порога гостиной, сделал Жаку знак идти в маленький салон и сам не замедлил присоединиться к нему.
      - Мы полагаем, месье не удивится, узнав, что мы получили категорическое приказание преградить вам вход в этот дом, если у месье хватит наглости мы, конечно, повторяем собственные слова господина графа - явиться сюда? Поэтому мы надеемся, месье соблаговолит уйти, не доставляя нам лишних неприятностей...
      - И это вы, Эмиль, гоните меня вон?
      - С тем чтобы месье вернулся, как только мы повернемся спиной... дабы не обмануть доверия господина графа... Добавим, что в комнате мадемуазель Тоски... простите, мадам Фальеро устроена дамская раздевалка, и если, как мы догадываемся, месье надеется в последний раз увидеть мадемуазель Тоску пардон, мадам Фальеро, - то лучшего места не найти...
      - Эмиль, вы потрясающий тип!
      - Мы тоже имеем слабость так думать, месье.
      - Вот только Тоска не захочет со мной увидеться... она не посмеет!
      - Мы могли бы шепнуть мадемуазель Тоске... которую никак не привыкнем называть мадам Фальеро... что видели месье и знаем о его твердой решимости наложить на себя руки и присовокупить собственное бездыханное тело к числу свадебных даров. Может, это и диковато, но девушки Болоньи весьма романтичны... Так почему бы этим не воспользоваться?
      Те, кого обычно принято именовать блестящим собранием, толпились в большой гостиной графского особняка. Лудовико Матуцци встречал гостей с любезностью дипломата, но на губах его играла усталая улыбка человека, привыкшего выслушивать одни банальности. Супруга графа, как всегда величественная и прекрасная, никак не могла отойти от легкой меланхолии, которая, впрочем, ей весьма шла. Синьор Фальеро забился в уголок и, по-видимому, смертельно скучал, зато Лидия сияла, наслаждаясь величайшим триумфом своего существования. Санто, гораздо чаще привыкший обращаться с пробирками, чувствовал себя среди элегантных туалетов и светской болтовни довольно неуютно. Тем не менее большинство гостей испытывали к нему симпатию. Везению, конечно, завидовали, но беззлобно. Что до Тоски, то, несмотря на все старания, ей никак не удавалось казаться счастливой. Девушка не могла забыть отчаяния Жака и уже перестала размышлять над тем, не совершила ли она глупости, - увы, теперь в этом не осталось и тени сомнения! К счастью, вечно юный Дино Ваччи был рядом и несколько разряжал накаленную атмосферу вечера. Время от времени сестра с улыбкой поглядывала на него. При всех недостатках Дино Доменика была ему благодарна: что бы там ни было, брат продолжал хранить чудесные традиции прежнего мира.
      Тоска пила шампанское и слушала поздравления ближайших подруг. Случайно подняв голову, она вдруг встретилась глазами с дворецким - тот, по-видимому, нарочно хотел привлечь внимание молодой хозяйки. Девушка немного удивилась и, извинившись перед гостями, вышла вслед за Эмилем в холл.
      - Что-нибудь не так, Эмиль?
      Лауб, великолепно разыгрывая сильное потрясение, пробормотал:
      - Ах, синьора... мы вне себя от страха...
      - От страха? Вы?.. Но это невозможно, Эмиль! И что же вас так напугало?
      - Месье Субрэй, синьора...
      Тоска покраснела.
      - Вы хотите сказать, он здесь?
      - Месье Субрэй воспользовался тем, что мы провожали гостей в большую гостиную, и проскользнул в холл... Мы не рискнули выдворить его из дома, опасаясь нового скандала...
      - Вы правильно поступили, Эмиль, но я не хочу его видеть. Где он?
      - В вашей комнате, синьора.
      - В моей комнате? Какое нахальство! И что он там делает?
      - Месье Субрэй крикнул нам, что собирается покончить с собой, синьора!
      - Что?!!
      Тоска подбежала к лестнице и, приподняв длинное платье со шлейфом, чтобы не мешало, стала торопливо подниматься наверх. Эмиль не отставал. Они вместе примчались к комнате Тоски, и дворецкий распахнул дверь. При виде тела Субрэя, раскачивающегося на огромном крюке возле тяжелой бархатной шторы, молодая женщина чуть не закричала на весь дом. А Эмиль бросился к Жаку.
      - О святая Мадонна! Несчастный повесился...
      Метрдотель не счел нужным добавить, что это он сам "повесил" Жака и что молодой человек без всякого вреда для здоровья мог оставаться в таком положении хоть до ночи. Но как раз поэтому Эмиль должен был сам снять "тело" с крюка.
      Жак, вытянувшись на постели с закрытыми глазами, превосходно играл свою роль. А Эмиль похоронным тоном заметил, что сходит в гостиную и поглядит, нельзя ли потихоньку вызвать врача.
      - Насколько мы помним, в числе приглашенных есть доктор Камуссо, синьора...
      Как только Лауб закрыл за собой дверь, Тоска склонилась над мнимым самоубийцей.
      - Жак!.. Мой Жак!.. Зачем ты это сделал?
      Тот промолчал, хотя ему страстно хотелось обнять девушку.
      - Если ты любил меня до такой степени, то почему не позвонил три месяца назад? - рыдая, причитала Тоска. - Зачем ты исчез и не давал о себе знать столько времени? Я думала, ты меня разлюбил и сбежал... О, горе мне! Когда Санто попросил моей руки, я сказала "да", потому что так хотел отец... а мне было все равно, будет он или кто другой... раз не ты! - И, нагнувшись к самому уху молодого человека, она шепнула: - Но я никогда никого не любила и не полюблю, кроме тебя, Жак... кроме тебя!
      Не в силах больше сдерживаться, Субрэй вдруг приподнялся и заключил девушку в объятия. Тоска даже икнула от страха. События, несомненно, приняли бы катастрофический оборот для чести Санто Фальеро, если бы в этот момент не вошла Доменика Матуцци.
      - Тебе не кажется, что это все же рановато, Тоска? - спокойно осведомилась она.
      Внезапно отрезвев, девушка вырвалась из рук возлюбленного и бросилась к матери.
      - Чего-чего, а решимости у вас не отнимешь, Жак! - заметила та Субрэю. - Заметьте, я вас вовсе не упрекаю, скорее наоборот. Но если об этом проведает мой муж, случится что-то ужасное!
      Однако Тоска, вдруг сообразив, что самоубийство было чистой воды надувательством и ее провели, раскричалась:
      - Он опять мне наврал, мама! Сделал вид, будто повесился из-за любви! Вот ведь чудовище!
      - Не стоит преувеличивать, девочка. Он тебя и в самом деле любит. Но вам надо было объясниться немного раньше, не так ли, мой милый Жак?
      - Кому бы могло взбрести в голову, что Тоска изменит мне и выйдет замуж за этого сморчка Санто!
      - Это вы мне изменили! И сморчок он или нет, а Санто - мой муж, и он сумеет обеспечить мне спокойную жизнь, о которой я мечтала!
      - Посмотрим-посмотрим! Вы со мной еще не покончили, Тоска Мутацци!
      - Синьора Фальеро, будьте любезны!
      - Для меня вы навсегда останетесь Тоской Матуцци!
      Молодая женщина вышла, хлопнув дверью. Доменика закурила, а Жак стал приводить в порядок несколько помятый смокинг.
      - Ну и кашу вы заварили, малыш... Вероятно, вы не очень удивитесь, если я скажу, что предпочла бы иметь зятем вас, а не Санто с его уравнениями... Не считая того, что мысль о его тетке приводит меня в содрогание... Но что сделано, то сделано...
      - О, развязать можно любой узел!
      - Если вы рассчитываете, что Тоска пойдет на развод, то глубоко заблуждаетесь.
      - Тогда я убью Санто!
      - Это, разумеется, выход, но я бы вам не советовала им воспользоваться. Оставьте кейс в гардеробе и пойдемте в гостиную. Вы войдете со мной под руку, и Лудовико не посмеет ничего сказать.
      При виде Субрэя граф Матуцци даже покраснел от гнева, и все с любопытством застыли в ожидании взрыва. Доменика подошла к мужу.
      - Лудовико... Я думаю, в такой прекрасный день не должно быть места обидам. Жак пришел принести нам искренние извинения за то, что случилось утром... Надеюсь, вы его простите?
      Граф нехотя протянул Субрэю руку. Среди гостей пронесся вздох разочарования. Тоска постаралась уйти подальше от Жака, зато Санто, напротив, искал примирения.
      - Я отношу ваши сегодняшние безумства на счет растерянности, Субрэй. Давайте забудем об этом. И предлагаю вам свою дружбу.
      - Я ее принимаю, но с одним условием: докажите свое дружеское расположение немедленно.
      - Хорошо. А что я должен сделать?
      - Покончить с собой!
      - Что?!
      - Так или иначе, но вы должны исчезнуть раз и навсегда, чтобы мы с Тоской могли исправить глупость, случившуюся из-за вашего дурацкого вмешательства. И вот что, мой бедный друг: зарубите себе на носу, что она никогда вас не полюбит! Я хорошо знаю Тоску, она, уж простите, Санто Фальеро, любит меня!
      - Правда?
      - Правда!
      Молодые люди угрожающе мерили друг друга взглядами, как вдруг Доменика Матуцци, проходя мимо, взяла их обоих под руки.
      - Я очень счастлива, что вы так хорошо поладили, - шепнула она, - и не сомневаюсь, что Тоска тоже обрадуется...
      Не ответив, Санто ускользнул от дружеской опеки тещи и, решительно направившись к жене, отозвал ее в сторону.
      - Что на него нашло? - удивилась Доменика.
      - Невыносимый характер!
      - Жак, будьте откровенны! Что вы ему наговорили?
      - Я? Да ничего... вернее, почти ничего... Просто попросил покончить с собой, чтобы я мог как можно скорее жениться на вдове... Заметьте, это был лишь совет... просьба... Я его вовсе не принуждал. К несчастью, у меня нет такой возможности...
      - Жак, когда вы станете серьезным?
      - Я и так достаточно серьезен, чтобы чувствовать себя несчастным!
      В это время Санто подошел к ним вместе с Тоской. Опасаясь скандала, Доменика увела их в маленькую гостиную.
      - В чем дело, Санто? - спросила она зятя.
      - А то, что я хочу расставить все точки над "i". Вот этот тип преследует нас с Тоской с самого утра под тем предлогом, что, видите ли, любит мою жену и она якобы тоже его любит. Я хочу, чтобы Тоска ответила ему сама! Может, тогда он наконец поймет и отстанет от нас?
      - Опасное дело вы затеяли, Санто, - ввернула Доменика, - и крайне неприятное для всех нас...
      - Тем хуже! С этим пора покончить. Ну, Тоска...
      Тоска заговорила прерывающимся голосом, не поднимая глаз:
      - Будьте благоразумны, Жак... Теперь Санто мой супруг и нас ничто не может разлучить... Я ждала вас достаточно долго... но вы предпочли скакать по горам, по долам! Что ж, продолжайте в том же духе, Жак, а нам с Санто дайте возможность жить тихо и спокойно!
      И, повернувшись на каблуках, Тоска убежала. Все были смущены и молчали. Наконец Санто решил закрепить победу:
      - Ну, теперь вам все ясно, Субрэй? На вашем месте я бы ушел.
      Санто тоже покинул маленькую гостиную, и Жак с Доменикой остались вдвоем.
      - Вам очень больно, Жак?
      - А вы в этом сомневаетесь?
      - Тоска дурочка... Сто раз я ей повторяла, чтобы не торопилась выходить за Санто, но ее так злило ваше молчание... И что вы собираетесь делать теперь?
      - Умереть!
      Доменика улыбнулась. Этот француз и в самом деле стал истинным итальянцем!
      ГЛАВА III
      Было уже около полуночи, но с новобрачными и их родней еще оставалось человек двадцать самых близких друзей, и в том числе Субрэй, невзирая на все советы отказавшийся покинуть дом. Он сидел в кресле у двери совершенно один и неотрывно следил глазами за Тоской. А девушка, постоянно чувствуя на себе этот взгляд, все больше и больше нервничала. Вошли двое слуг с подносами, на которых поблескивали бокалы с шампанским, - наиболее стойким гостям предлагалось выпить напоследок за счастье и благополучие новобрачных. Как только слуги ушли, Жак встал и, подходя то к одному, то к другому гостю, начал забрасывать их странными вопросами.
      - Простите... - шептал он. - Вы ничего такого не чувствуете?
      И всякий раз удивленный гость требовал объяснений:
      - Извините, синьор, я не понимаю смысл вашего вопроса...
      - Ни жжения в желудке? Ни тошноты? Ни головокружения?
      - Вы с ума сошли?
      Субрэй с растерянным видом вздыхал.
      - Лучше бы я и в самом деле лишился рассудка!
      Гости пожимали плечами, полагая, что это глупая шутка, но все же поведение Жака удивляло, и мало-помалу в души ближайших друзей семейства Матуцци закралась легкая тревога. Узнав о маневрах Субрэя, граф заподозрил неладное и, остановив молодого человека посреди гостиной, громко потребовал объяснить причину грубого фарса. Опасаясь худшего, хотя и не вполне понимая, что бы это могло быть, Тоска под руку с Санто подошла поближе к отцу, а следом за ними - и Доменика. Клевавший носом Дино Ваччи протер глаза, не сомневаясь, что благодаря изобретательности француза этот скучный вечер закончится-таки фейерверком. Меж тем граф, хоть и побагровел от бешенства, все же заставил себя говорить спокойно:
      - Субрэй! Вы вторглись в мой дом без разрешения, а теперь позволяете себе... Как расценить бестактные вопросы, которые вы осмелились задавать моим гостям?
      - Я задавал их для очистки совести...
      - И что это значит?
      - Меня мучают угрызения...
      - Какого рода?
      Все окружили хозяина дома и его противника. Последний обратился ко всей аудитории:
      - Дамы и господа! Я хочу, чтобы вы знали: я люблю Тоску Матуцци и она меня любит, а за Санто Фальеро вышла по ошибке!..
      Подобное отсутствие такта возмутило женщин. Мужчины, тоже несколько шокированные, все же заулыбались. В упрямстве француза чувствовалось нечто глубоко трогательное. Только Лидия Фальеро попыталась было протестовать, но граф остановил ее:
      - Прошу вас, дорогой друг, дайте этому господину закончить свой номер, а потом я вышвырну его вон!
      - Однако сделанного не воротишь, - все с тем же несчастным видом упорствовал Субрэй. - В отместку я решил умереть - пусть, думал я, Тоска перешагнет через мой труп, отправляясь в свадебное путешествие...
      Тоска зарыдала, а граф, не обращая внимания на ее слезы, стал уверять Субрэя, что ему пришла в голову замечательная мысль и он, Лудовико, очень жалеет, что у молодого человека не хватило пороха ее осуществить.
      - Да в том-то и дело, - жалобно возразил Жак. - Я как раз предпринял первые шаги...
      Все мгновенно насторожились.
      - Несколько минут назад я вылил содержимое флакончика с ядом в бокал шампанского, но, прежде чем выпить, на минутку отлучился, а по возвращении обнаружил, что поднос с бокалами исчез. Ну и как же я мог отличить после этого свой бокал от тех, что слуги предложили вашим гостям?
      Смешки и шушуканье сразу умолкли, и комнату окутала гнетущая тишина.
      - Вы хотите сказать, что кто-то из присутствующих выпил отравленное вами шампанское? - с трудом открывая пересохший рот, выразил всеобщее беспокойство граф.
      - Вот именно. Я очень об этом сожалею... Однако, если бокал достался Санто Фальеро...
      Не успел Жак договорить, как Лудовико вцепился ему в горло. Доменике пришлось призвать на помощь слуг, и лишь тогда мужчин растащили. Однако две дамы уже упали в обморок - каждая из них не сомневалась, что именно она выпила отраву. Обе жаловались на нестерпимое жжение в желудке. Мужчина лет сорока, побледнев как смерть, рухнул в кресло, умоляя вызвать врача, ибо уже пробил его последний час... Но на него никто не обратил внимания - страх смерти мгновенно обратил в ничто все светские манеры и приличия. Каждый спешил вызвать своего врача, и у телефона началась чуть ли не свалка. Теперь уже семь человек клялись, что чувствуют характерные признаки отравления. Доменика Матуцци в панике металась среди гостей, то успокаивая одного, то утешая другого. Граф Лудовико боролся с охватившей его жаждой убийства. Лидия Фальеро вопила, что надо вызвать полицию. А ее внезапно разбуженный супруг спрашивал, что случилось и не тонет ли корабль.
      - Ma gue! При чем тут корабль, Пьетро? Мы же у Матуцци!
      - Тогда, значит, пожар?
      - Нет... Кого-то отравили!
      - Кого?
      - Неизвестно!
      - А-а-а...
      И профессор Фальеро, еще раз убедившись, что никогда не сумеет понять людского поведения, опять погрузился в сон. Санто лез из кожи вон, помогая теще и тестю в безуспешных попытках восстановить спокойствие. А Тоска ошарашенно созерцала то, во что вдруг превратилась ее свадьба. Жаку, на которого больше никто не обращал внимания, удалось подойти к девушке.
      - Ну как, дорогая? Хорошенькое начало тихого и спокойного существования, не правда ли?
      - Жак!.. Да как вы решились на такое? Убить какого-то несчастного только для того, чтобы отомстить мне! Неужто вы и впрямь чудовище?
      Услышав ее слова, проходивший мимо Дино Ваччи расхохотался. Тоска немедленно набросилась на него.
      - А вас, дядюшка, это забавляет?
      - Девочка моя... только не говори, будто ты хоть на секунду поверила болтовне своего милого...
      Взглянув на Субрэя, Тоска поняла, что, как и другие, попалась на удочку. Яростный вопль новобрачной заставил умолкнуть все стоны и жалобы, и даже те, кто уже явственно ощущал дыхание смерти, удивленно выпрямились. А Жак решил, что ему самое время незаметно уйти. В холле его ждал Эмиль.
      - Мы наблюдали за этой сценой, месье. Высочайший класс! Вряд ли у наших гостей когда-либо изгладится воспоминание об этом вечере... Однако мы бы посоветовали месье посидеть в укрытии, пока не прекратятся поиски, ибо, судя по звукам из гостиной, месье ждут очень крупные неприятности, если господину графу и его друзьям удастся его найти...
      Прежде чем забраться в чулан, радушно предложенный дворецким, Субрэй забрал из раздевалки кейс. Он с легким стыдом признался себе, что совершенно забыл о миссии, которую поручил ему Джорджо Луппо. Но, подумав, что преследователи, должно быть, до сих пор поджидают его в окрестностях Палаццо дель Дженио Сивиле, Жак немного утешился - теперь им недолго ждать! На рассвете он позвонит шефу и скажет, что скоро выйдет из дома, но, вероятно, будет убит, прежде чем достигнет цели, а впрочем, это не имеет особого значения, поскольку жизнь без Тоски... Едва молодой человек успел запереться в чулане, как дверь гостиной распахнулась и в холл вылетели оповещенные Тоской Лудовико Матуцци и его гости. На все расспросы Эмиль ответил, что злой шутник сбежал, не дожидаясь возмездия. Гости, стыдясь своего недавнего поведения, очень холодно попрощались с Матуцци, причем кое-кто даже забыл поклониться хозяину дома.
      В особняке еще долго гремели адресованные Жаку угрозы и проклятия графа. Лудовико Матуцци жаждал отомстить обидчику. Но мало-помалу снова воцарилась тишина. Тоска переоделась и, распрощавшись с родителями и Фальеро-старшими, под руку с Санто вышла из дома. Жак уже успел выскользнуть на улицу и, прячась в тени, наблюдал за отъездом своей возлюбленной. Увидев, что новобрачные садятся в его собственную машину, француз едва опять не вмешался в события. Как только они уехали, молодой человек подбежал к Эмилю, все еще стоявшему на тротуаре.
      - Вы позволили им взять мою машину, Эмиль?
      - Месье нас извинит, но он введен в заблуждение. Его машина стоит чуть поодаль. А синьор и синьора Фальеро уехали в автомобиле, который господин граф подарил им на свадьбу. Он очень похож на машину месье.
      В это время мимо них проехал мотоциклист.
      - Этот тип уже больше часа вертится вокруг дома, месье... Кого он поджидал и зачем бросился вдогонку нашим молодоженам? Разве что...
      - Да?
      - Разве что он тоже ошибся, перепутав автомобиль Фальеро с машиной месье?
      - А как, по-вашему, зачем я ему мог понадобиться?
      - Возможно, это какой-нибудь клиент месье, недовольный качеством макарон?
      - Эмиль... вы что, смеетесь надо мной?
      - О месье... мы бы никогда не позволили себе ничего подобного! Может быть, месье будет рад узнать, что синьор и синьора Фальеро проведут эту ночь на вилле Ча Капуцци, которую предоставил в их распоряжение синьор Ваччи?
      - А с чего вы взяли, будто меня это касается?
      - Просто мы подумали, месье, как было бы печально, случись с мадемуазель Тоской беда... по ошибке...
      Сначала они ехали молча. Санто старательно вел машину, а Тоске, все еще переживавшей события дня, разговаривать не хотелось. Выехав из центра Болоньи, Фальеро расслабился и закурил, не забыв предложить сигарету жене, но та отказалась.
      - Если этот бандит Субрэй поклялся испортить нам свадьбу, то он вполне преуспел, - буркнул молодой человек.
      - Жак вовсе не бандит! Он немного экзальтированный, но не более того...
      - Вы меня удивляете, Тоска!
      - Да поймите же, Санто, он несчастен!
      - Ma gue! Это не оправдание! Если каждый начнет изводить чужих невест под тем предлогом, что он ее любит, а она его - нет...
      - Довольно бестактно, Санто...
      Молодой человек прикусил язык и взял Тоску за руку.
      - Простите меня, дорогая... Все эти происшествия совершенно вывели меня из равновесия...
      - Вы заметили, что за нами все время следует какой-то мотоциклист?
      - Что вы сказали?
      - С тех пор как мы выехали с виа Сан-Витале, примерно в сотне метров позади нас все время едет мотоциклист.
      - Знаете, Тоска, дорога принадлежит всем и каждый имеет право возвращаться домой, когда ему заблагорассудится...
      Девушка промолчала, а Санто, вовсе не испытывавший той уверенности, что хотел показать, стал следить за дорогой в зеркальце. На прямых пустынных виа Сарагоцца и виа Поретанна он прибавил газу и, казалось, оторвался от преследователя, но уже на выезде из Казалеччио тот снова катил в сотне метров позади. Санто искоса поглядел на свою спутницу - Тоска улыбалась. Тут до него наконец дошло.
      - У Субрэя есть мотоцикл? - сухо осведомился он.
      - Возможно...
      - Я уверен, что это он нас преследует!
      - Не исключено... - с трудом удерживаясь от смеха, ответила Тоска. - Он достаточно безумен для этого...
      Молодой муж не выдержал:
      - И вас это смешит? Что ж, клянусь, ваш Субрэй недолго будет действовать мне на нервы!
      Маленькая деревушка Торичелла спала, и даже рев машины Фальеро никого не разбудил - в окошках не вспыхнуло ни огонька. Дорога шла в гору. Наконец они добрались до Мольо и свернули на дорогу, ведущую к Ча Капуцци. Мотоциклист по-прежнему следовал за ними.
      - Ну, теперь вы убедились? - сердито бросил Санто.
      - Это вы отказывались верить, что нас преследуют!
      Неожиданно ночную тишину разорвал резкий хлопок. Фальеро выругался.
      - Не хватало только, чтобы машина сломалась!
      - А вы уверены, что это машина?
      - Что же еще?
      Послышался еще один хлопок, потом другой, и по заднему стеклу вкруговую расползлись трещины. На сей раз не оставалось никаких сомнений.
      - Ma gue! - не веря своим глазам, воскликнул Санто. - Да ведь он стреляет! Этот дурак нас убьет!
      Потрясенная Тоска не знала, что ответить. Ее муж резко затормозил и выскочил из машины, прихватив с собой разводной ключ.
      - Раз ему так надо поговорить - пожалуйста! Пригнитесь, Тоска.
      Мотоциклист приближался. Санто загородил дорогу, но тот, не останавливаясь, выстрелил в упор. И промахнулся, ибо в тот самый миг ангел-хранитель Санто Фальеро подбросил камень под самое колесо мотоцикла, и Майку Мортону пришлось резко вильнуть в сторону. Это и спасло жизнь мужу Тоски. Мортон исчез в ночи, а Санто, вцепившись в машину, чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Ни разу еще он не видел смерть так близко! Жена пыталась утешить несчастного, но он, ничего не видя и не слыша, глухо бормотал:
      - Убийца... это убийца... убийца...
      Тоска протерла ему виски одеколоном.
      - А вы знаете, это был вовсе не Жак!
      - Вы уверены?
      - Этот парень гораздо выше и толще!
      Санто схватился за голову:
      - Dio mio! Раз даже совсем незнакомые люди пытаются меня прикончить, вы очень скоро овдовеете, Тоска!
      - Не стоит так нервничать, Санто...
      - Мне бы очень хотелось сохранить спокойствие... но меня же пытались убить! По-моему, есть из-за чего волноваться, разве не так?
      Они снова сели в машину и до конца пути не обменялись ни словом. Тоска думала, что спокойное существование, которого она так страстно желала, начинается очень неудачно.
      Пожалуй, трудно найти лучшее место для медового месяца, чем вилла Дино Ваччи. Она стоит на отшибе, окруженная густыми и высокими деревьями, а в шуме ветвей ухо итальянца всегда умеет улавливать тончайшее дыхание гармонии. Да, в этом гнездышке влюбленные могли наслаждаться счастьем вдали от нескромных глаз. На первом этаже - гараж и мастерская, где дядя Дино любил иногда повозиться. Весь второй этаж опоясывал деревянный балкон, выходивший прямо в сад - довольно запущенный и заросший. Журчание воды, падающей в бронзовую вазу, звонко отдавалось в тишине ночи. Здесь было так хорошо, что Санто наконец пришел в себя.
      - Тоска... забудем обо всех недавних неприятностях и подумаем лишь о нашем счастье...
      В ответе жены молодой человек не почувствовал особого воодушевления, но настаивать не стал, а, выпустив Тоску, поехал в гараж. Молодая женщина поднялась на балкон и, созерцая ночной пейзаж, призналась себе, что все было бы во сто крат прекраснее, окажись рядом Жак. Но скоро к ней присоединился Санто, которому не терпелось обнять жену и вместе с ней войти в дом. Они проследовали в гостиную. Дверь слева вела на кухню, справа - в ванную, а в глубине дома были еще две комнаты. Санто включил свет и восхищенно присвистнул.
      - А он умеет жить, ваш дядя Дино!
      Тоска растроганно подумала о "паршивой овце" семейства. Дино и в самом деле не походил ни на кого другого и благодаря щедрости сестры жил по своему вкусу. Здесь все дышало негой и ленью, и, опустившись в большое кресло, молодая женщина вдруг подумала, какую сильную волю надо иметь, чтобы покинуть этот райский уголок и запереться в кабинете или лаборатории. Разумеется, Санто этого не понять... Для него главное - работа, и Тоска не сомневалась, что уже завтра его потянет к любимым исследованиям.
      - А вы знаете, что уже очень поздно, моя дорогая?.. По-моему, нам лучше всего лечь...
      Но Тоска явно не спешила.
      - Здесь так хорошо...
      - Не спорю, но...
      Санто смешался и умолк. Однако молодая женщина была ему благодарна за молчание, пусть даже вынужденное.
      - Тоска... может, я и не такой пылкий влюбленный, о каком вы мечтали, но я вас очень люблю... очень...
      Неловкость мужа тронула Тоску.
      - Я не умею говорить... да и никогда не был силен ни в речах, ни в... романтизме. Когда живешь среди цифр и формул, привыкаешь выражаться так же сухо, как учебник... Я отлично понимаю, что сейчас это не совсем то, что нужно... Но могу вам твердо обещать, Тоска, я буду хорошим мужем...
      Молодая женщина смущенно взяла его за руки. Сейчас она не сомневалась, что сделала правильный выбор. Фантазии Жака уместны лишь весной, а ведь есть еще лето, осень и зима... особенно зима, и она приходит очень быстро, гораздо быстрее, чем обычно думают. Разве женщина может надеяться удержать Субрэя возле домашнего очага? А вот Санто прочно усядется там рядом с ней в тапочках, покуривая трубку... Не блеск, конечно, но зато крепок и надежен, а будущим детям лучше иметь папу, на которого всегда можно положиться.
      - Мы будем счастливы, Санто, - сказала Тоска.
      Чувство трепетного сожаления превратилось в легкую дымку, но молодая женщина надеялась, что со временем оно окончательно растает. Тоска встала.
      - Пойду приведу себя в порядок... подождите минутку.
      - Я думаю, дядя Дино позаботился оставить в холодильнике бутылку шампанского... Может, выпьем по бокалу... на сон грядущий?
      - Договорились...
      Тоска вошла в спальню. Дядя Дино повсюду расставил букеты цветов. На столике она с удивлением заметила прислоненный к вазе из Урбино конверт. Внутри лежало письмо от дяди Дино.
      "Моя дорогая племянница, когда ты прочитаешь это письмо (видишь, я начинаю совсем как в романах!), ты будешь уже не той маленькой девочкой, которую я пытался развлекать целых двадцать лет. От всего сердца желаю тебе счастья. Не сердись, но, честно говоря, я не очень в это верю. Опыт подсказывает, что невозможно радоваться, живя с одним, а думая о другом. Надеюсь, ты сумеешь меня переубедить. В то время как ты распечатаешь конверт, я буду лежать у себя в комнате и ломать голову, под каким благовидным предлогом завтра с утра выманить у твоей мамы немного денег. Помолись за старика-дядю, чтобы Небо послало мне озарение. Обнимаю тебя и только тебя, потому как мой новый племянник мне решительно не нравится. Очень скучный тип. Он напоминает мне отличников, которых мне вечно ставили в пример, пытаясь отравить мою ленивую юность. К счастью, я этого не допустил!
      Дино".
      Милый дядя Дино! Такой добрый и совершенно лишенный морали! Разумеется, Санто - совсем не тот человек, которым он мог бы восхищаться... Уж он-то предпочел бы Жака... И Тоска сердито разорвала письмо старого холостяка. Надо же чтобы в тот самый миг, когда ей удалось больше не думать о французе, о нем снова напомнили! И, несмотря на все цветы и нежную заботу, Тоска рассердилась на дядю, тем более что в глубине души отлично понимала, что он прав.
      Облачившись в воздушные одежды, купленные матерью, и накинув халат (подарок дяди Дино - но тоже, конечно, оплаченный Доменикой), Тоска вдруг сообразила, что Санто слишком долго не несет обещанное шампанское. Право же, молодого супруга трудно обвинить в торопливости! Разве что его робость... деликатность... Возможно, смутное ощущение, что он занял чужое место, немного парализует Санто... При мысли, что молодой человек сидит в гостиной и тщетно ждет призыва, на губах Тоски мелькнула жалостная улыбка. Что ж, пора с этим покончить и навсегда выкинуть Жака из головы. Она вытерла слезы, слегка припудрила покрасневшее лицо и, заставив себя улыбнуться, решительно вышла в гостиную. Никого! Немного поколебавшись, молодая женщина подумала, что ее муж на кухне и никак не может открыть бутылку шампанского. Она толкнула дверь и остолбенела, не в силах даже крикнуть. Санто сидел, крепко привязанный к стулу, растрепанный и с подбитым глазом. Судя по всему, молодой человек временно утратил какой бы то ни было интерес к реальности. Наконец, вновь обретя дар речи, Тоска вскрикнула: "Санто!" - и бросилась было к мужу с похвальным намерением избавить его от пут. И в тот же миг ей на плечо опустилась чья-то рука. Синьора Фальеро обернулась и увидела высокого плотного мужчину - очевидно, того самого мотоциклиста, который чуть не убил ее мужа. Он еще имел наглость улыбнуться Тоске, прежде чем она без сознания повалилась на пол.
      Придя в себя, молодая женщина не сразу сообразила, что происходит. Тоска, как и ее муж, сидела на кухне, привязанная к стулу, а этот ужасный тип смотрел на нее с улыбкой, что, впрочем, не мешало ему крепко сжимать в руке револьвер.
      - Ну, синьора, вы наконец снова с нами?
      Тоска пожала плечами, не удостоив его ответом. Здоровяк захохотал и подошел к Тоске. Лицо его вдруг показалось ей зловещим.
      - Мне уже пришлось малость встряхнуть вашего супруга... И я взгрею его еще раз, если вы немедленно не скажете, где он!
      - Кто?
      - Субрэй!
      - Субрэй?
      Здоровяк угрожающе выпрямился.
      - Прикидываться бесполезно. Я думал, вы умнее. Ну, раз вам по душе эта игра... как говорится, на вкус и цвет... верно?
      Он повернулся к Санто:
      - Может, вы решились говорить, синьор Фальеро?
      Вид бедняги Санто с подбитым глазом внушал жалость.
      - Но откуда же мне знать, где Субрэй? - с отчаянием в голосе простонал он.
      - Жаль...
      И незнакомец изо всех сил начал бить Санто по лицу. Голова несчастного моталась под ударами, а по щекам безостановочно текли слезы.
      - Бандит! Трус! Убийца! - кричала возмущенная Тоска.
      Гигант повернулся к ней:
      - А ну, крошка, спокойно! Не то вконец рассержусь! Если хотите, чтобы я оставил в покое вашего мужа, быстро признавайтесь, где Субрэй!
      - Но, клянусь вам, мы не знаем! Это наше свадебное путешествие... По-вашему, мы могли прихватить его с собой?
      Незнакомец покачал головой, словно отец, удивленный упрямством своего чада.
      - Ну, пеняйте на себя... Я еще немножко поработаю с синьором, а коли он не перестанет артачиться, придется всерьез потолковать с вами, синьора... Надеюсь, муж вас любит и постарается избавить от крайне неприятных минут и скажет мне, наконец, где этот проклятый тип. Понятно?
      - Нет! - взревел Санто.
      Мучитель пожал плечами:
      - Как хотите...
      Он уже занес руку, намереваясь ударить Фальеро, как вдруг повелительный голос приковал его к месту:
      - Руки вверх, Майк! И если бы вы посмели тронуть ее, я бы уже выстрелил!
      При виде Жака, появившегося в дверном проеме, сердце Тоски учащенно забилось. Субрэй тоже держал в руке револьвер. Но молодая женщина не пыталась понять, что значит все это безумие, она была просто счастлива. Тот, кого француз назвал Майком, немного поколебался, но, как старый служака, умеющий вовремя признать поражение, выполнил приказ и медленно обернулся. Жак забрал у него револьвер, быстро обыскал и, убедившись, что противник обезврежен, позволил опустить руки.
      - Итак, Мортон, решили поохотиться?
      Тоска нервно рассмеялась.
      - О Жак! Это сумасшедший, да?
      - Сумасшедший? Вы слышали, Мортон?
      Тот пробормотал что-то невразумительное, а молодая женщина продолжала расспрашивать:
      - Должно быть, сбежал из какой-нибудь клиники?
      - Дорогая Тоска, позвольте представить вам Майка Мортона, агента разведки Соединенных Штатов Америки.
      - Разведки?..
      - А с какой стати этот здоровенный болван набросился на нас? - сердито буркнул Санто.
      - Ну, дорогой мой... Вот что, Майк, освободите-ка синьору от веревок...
      Гигант склонился над пленницей, но, вместо того чтобы развязать узлы, подхватил ее вместе со стулом и швырнул в Жака. Маневр застал француза врасплох - он упал, однако не выпустил из рук револьвера и выстрелил. Лежащие у него на груди Тоска и стул помешали прицелиться, и невредимый Мортон удрал. Вскоре треск мотоцикла убедил всех, что американец больше не жаждет общения. Субрэй с трудом выпрямился, развязал веревки и высвободил Тоску. Молодая женщина плакала, и Жак в утешение нежно обнял ее и поцеловал.
      - Субрэй! - завопил Санто.
      - О, простите, я совершенно забыл, что она ваша жена.
      - Развяжите меня!
      - Сначала попросите повежливее, приятель.
      - Развяжите!
      - И не подумаю.
      Взяв Тоску на руки, Жак отнес ее в спальню, уложил на кровать и закрыл дверь, чтобы не слышать доносившиеся из кухни крики Санто.
      - Жак, помогите мне подняться... это неприлично - так лежать, когда вы тут...
      Субрэй взял ее за руки и так резко потянул к себе, что молодая женщина упала ему на грудь. Он сжал ее в объятиях.
      - Тоска, дорогая моя...
      - Нет-нет! - отбивалась она. - Вы забыли, что я замужем?
      - Это ошибка...
      - Неважно... Я синьора Фальеро. Оставьте меня!
      - Тоска, я вас люблю сегодня, как любил вчера и как буду любить завтра... Я не отдам вас Санто!
      - Слишком поздно, Жак...
      - Я никогда не откажусь от вас, Тоска, особенно теперь, когда уверен в вашей любви!
      Субрэй снова прижал молодую женщину к себе. И опять она вырвалась.
      - Вы с ума сошли! В день моей свадьбы! О Боже мой!..
      - Что случилось?
      - Мой муж! Я забыла о муже! Что он может подумать!
      - Нетрудно догадаться...
      - Быстро идите и освободите его! Это... это просто гнусно с моей стороны... Мне... мне стыдно!
      - Но я вовсе не хочу освобождать Санто! Иначе он начнет отравлять нам существование...
      - Ладно, я пойду сама!
      - Это не помешает ему раздумывать над тем, что помешало вам прийти раньше!
      - Жак... прошу вас, помогите мне.
      - Чтобы я помог вам соединиться со своим соперником? Честное слово, это уж слишком!
      - Это не ваш соперник, а мой муж!
      Сидя на стуле, к которому он был привязан, Санто исходил бессильной яростью. Как смеет Тоска так себя вести? Они ушли уже добрых десять минут назад, а его оставили связанным в нарушение всех законов морали и справедливости. Санто рисовал в своем воображении самые страшные планы отмщения... Чувство собственного достоинства мешало ему позвать на помощь, но он в конце концов уже решился плюнуть на гордость, как вдруг снова явился Субрэй.
      - Простите, старина, мы заставили вас ждать... Но нам надо было так много сказать друг другу...
      - Сволочь!
      - Ну-ну, Санто... Разве такие речи подходят молодожену?
      - Я убью вас, Субрэй!
      - Вас повесят, и Тоска станет вдовой! Пожалуй, при таком раскладе я способен воскреснуть вам назло!
      Продолжая так болтать, Субрэй разрезал веревки, которыми был связан Фальеро. Едва освободившись, тот изо всех сил ударил француза по лицу. Последний, никак не ожидая подобного нападения, кубарем покатился в угол, сбив по дороге стоявшее на холодильнике радио. Не давая времени опомниться, Санто налетел на Жака и стал молотить того куда ни попадя. Шум привлек Тоску. Заглянув на кухню, она закричала от ужаса. Этот вопль и погубил ее мужа. Пока он оборачивался поглядеть, что происходит, Жак выпрямился и, как только снова увидел повернутое к нему лицо Фальеро, нанес ему короткий прямой удар в челюсть. Санто сшиб корзину с овощами и приземлился среди морковки и капусты. Но за внешней вялостью скрывался лихой боец. Санто снова ринулся в бой, и очень скоро стало казаться, что в кухне дяди Дино похозяйничал тайфун. Впрочем, оба противника, не обращая внимания на такие мелочи, продолжали вдохновенно колотить друг друга. Субрэй умел драться и испытывал своего рода садистское удовольствие, разделывая под орех физиономию соперника. Один глаз Санто еще до того подбил Майк, и вторым он почти ничего не видел, поскольку из рассеченной брови хлестала кровь. Губы у него распухли, нос раздулся и кровоточил, и, несмотря на всю свою стойкость, Фальеро оборонялся из последних сил. В сущности, он держался на ногах лишь сверхъестественным усилием воли. У Субрэя тоже текла кровь по поврежденной скуле, и ему пришлось выплюнуть один зуб. Тоска, остолбенев от страха, молча вопрошала себя, неужели мужчины и вправду прикончат друг друга. Она попыталась было вмешаться, но в пылу сражения противники плохо соображали, и Тоска получила предназначавшийся Жаку удар под дых, села на пол и долго ловила ртом воздух. Теперь она замерла в легком оцепенении, почти ничего не соображая, и лишь повторяла про себя, что бывают, конечно, всякие брачные ночи, но уж эта наверняка самая из ряда вон выходящая...
      Наконец, получив короткий удар левой, Фальеро упал и больше не смог подняться. Жак умылся и вытер слегка распухший нос.
      - А крепкий парень этот муж, - признал он.
      - Я никогда не прощу вам... - без всякого выражения заметила Тоска.
      - Вы что ж, хотели, чтобы я позволил себя избить?
      - И зачем вы сюда пришли!
      - У вас короткая память, дорогая моя. По-моему, когда я появился, у вас обоих был довольно-таки бледный вид.
      - И все из-за вас! Опять-таки из-за вас! Этот американец набросился на нас только по вашей вине!
      - Я же вас предупреждал, что, пока я жив, можете поставить крест на спокойном существовании!
      Тоска горестно воздела руки к небу.
      - Но в конце-то концов, почему я не имею права на покой, как все люди? Все мамины подруги вспоминают о дне свадьбы как о чем-то прекрасном, и я надеялась на такое же счастье. Но мое бракосочетание в мэрии заканчивается скандалом, венчание в церкви - дракой, брачная ночь начинается эпизодом из детективного романа, а под конец, вместо того чтобы заниматься мною, мой муж дерется, как какой-нибудь бандит, и я превращаюсь в сиделку! И вы находите, что это нормально, справедливо?
      - Не более разумно и справедливо, чем бросать мужчину, которого любишь, и выходить замуж за другого!
      - А кто вам сказал, будто я вас люблю?
      - Да вы, моя дорогая, и никто иной!
      - Уходите, Жак! Умоляю вас, уходите или я сойду с ума!
      - А кто позаботится о нем?
      - Я!
      - А если после того, когда я уйду, вернется американец?
      - Но не можете же вы оставаться с нами всю ночь?
      - Почему бы нет?
      - Это... это безумие... совершеннейшее безумие...
      Субрэй указал на все еще лежащего без чувств Фальеро:
      - К тому же, уверяю вас, при его нынешнем состоянии уже не важно, тут я или нет.
      Они отнесли Санто в спальню и уложили на кровать.
      - Интересно, так я и буду все время нянчиться то с одним, то с другим из вас? - пробормотал Жак.
      - Нянчиться! И у вас хватает нахальства...
      В ближайшие четверть часа они по очереди меняли компрессы на лице Санто и по мере возможности старались остановить кровотечение. Как только раненый начал подавать признаки жизни, Тоска взяла Жака за руку.
      - Вам лучше исчезнуть, прежде чем он откроет глаза...
      - Подумайте хорошенько, Тоска. Не могу же я вас оставить одну с человеком, который, в случае чего, не сумеет вас защитить?
      - Мне все равно. Уезжайте!
      - Ладно... воля ваша.
      Уступчивость молодого человека принесла Тоске облегчение, но в то же время немного задела. Жак поцеловал ей руку.
      - Спокойной ночи, дорогая. Желаю вам приятных снов.
      Дать бы ему пощечину!
      Карабинер Силио Морано, дежуривший в ту ночь в полицейском участке Мольо, мирно дремал. Услышав телефонный звонок, он вздрогнул и снял трубку.
      - Полицейский участок Мольо, - сонно проговорил он. - Вас слушают... Погодите... погодите... где вы сейчас?..
      Слушая собеседника, Силио Морано все шире открывал глаза.
      - Дочь графа Матуцци... на вилле синьора Ваччи... Что? Вооруженный налет?.. Но... но кто же вы?.. Что?!! Один из налетчиков, мучимый раскаянием?.. Да вы что, издеваетесь надо мной?!!
      Карабинер сердито швырнул трубку. Попадись ему только этот глупый шутник - уж он устроил бы ему веселую жизнь! Морано хотел еще немного вздремнуть, но так и не смог. А вдруг тот тип сказал правду? Силио слыхал о графе Матуцци, а Дино Ваччи - вообще свой человек в Мольо. Может, надо позвонить шефу, сержанту Коррадо? Как бы не прослыть дураком... но с другой стороны...
      Тем временем Жак, не сомневаясь, что его звонок всполошит местные власти, спрятался в саду и незаметно наблюдал за виллой. Молодой человек совсем не был уверен, что охотники за его кейсом не явятся сюда еще раз.
      Санто очень медленно приходил в себя, но, едва к нему снова вернулась способность что-либо соображать, в здоровом глазу сверкнул дикий огонь. Молодой человек попытался сесть.
      - Где он?
      Тоска положила ему руку на лоб и заставила снова лечь.
      - Уехал... Вам больше не о чем волноваться.
      - Я подам на него в суд - пусть посидит в тюрьме! И как вы только могли увлечься подобным субъектом?
      - Не будем об этом, Санто, прошу вас!
      - Однако вы не можете не признать, что по милости этого типа у нас престранная брачная ночь?
      - Да, конечно... Но в какой-то мере это и моя вина, и я прошу у вас прощения...
      - Нет-нет! Мне самому следовало потребовать его ареста еще в мэрии!
      - Он потерял голову...
      - Ах вот как? Теперь вы его защищаете?
      Вне себя от возмущения, Санто снова распрямился, и на сей раз ему никто не помешал сесть.
      - Жак любит меня и страдает... Поставьте себя на его место!
      - Может, для того, чтобы он мог занять мое?
      - О Санто!
      - Простите меня, дорогая... но я в таком бешенстве, что ничего не соображаю... Дайте мне, пожалуйста, зеркало, которое стоит вон там, на комоде.
      Тоска молча выполнила просьбу.
      - Ma gue! - простонал Санто, увидев свое отражение. - Во что он меня превратил, этот убийца! Я отвратителен! Мерзок!
      - Да нет... нет... - без особой уверенности в голосе постаралась успокоить его Тоска.
      Фальеро схватился за голову.
      - Ну как я смогу говорить вам о любви с такой-то физиономией? Мне же самому на себя тошно смотреть...
      - Не имеет значения... Вы мне завтра все скажете... И вообще у нас вся жизнь впереди, так что еще успеем поговорить о любви.
      - Вы чудесная девушка, Тоска! А что, если нам все-таки выпить ту бутылку шампанского?
      Мучимый сомнениями, карабинер Силио Морано никак не мог решить, как ему поступить. В конце концов, поскольку карабинеры - как-никак элитная часть полиции, да и сам Морано не был лишен природного великодушия, он счел, что лучше прослыть дураком, чем оставить без помощи людей, которые, возможно, в ней нуждаются, особенно если эти люди находятся в родстве с графом Матуцци. И Морано стал звонить шефу.
      Сержант Карло Коррадо мирно спал рядом со своей супругой Антониной, как и положено человеку, чья совесть не обременена никакими волнениями. Антонине снилась родная Тоскана. Она видела себя юной пастушкой, и за ней ухаживали пастухи, одетые в форму карабинеров. Все они играли на свирелях военный марш. И вдруг один из пастушков прижал свирель к самому ее уху и стал играть так назойливо, что Антонина рассердилась и... открыла глаза. Она лежала в супружеской постели, а рядом надрывался телефон. Матрона сняла трубку.
      - Pronto?
      - Это вы, синьора Коррадо? Говорит Морано, ваш покорный слуга... Тысячу извинений, что тревожу вас в такое время, ma gue! Мне очень нужно поговорить с сержантом.
      - Это срочно?
      - Более того, дело серьезное.
      - Милостивый Иисусе! Это хоть не опасно?
      - У нас такая работа, синьора, что разве можно знать заранее, где и когда нарвешься...
      Тон карабинера испугал Антонину даже больше, чем слова.
      - Потерпите минутку, - дрожащим голосом проговорила она, - его надо будить с осторожностью, а то как бы опять не разыгралась мигрень...
      - Буду ждать с превеликим почтением, синьора, и еще раз - тысяча извинений!
      Антонина включила свет и с такой же любовью, как в день свадьбы, посмотрела на своего красавца-сержанта. Карло спал на спине, и жена могла вволю любоваться его профилем. Антонина с умилением заметила, что при каждом выходе кончики его усов шевелятся, и ей, неизвестно почему, захотелось плакать. Ласково и осторожно она погладила по щеке мужа. Наконец, почувствовав более настойчивое прикосновение, Карло приоткрыл сначала один глаз и потом уставился на супругу.
      - Карло, любовь моя... - прошептала она.
      Сержант повернулся к ней лицом:
      - Что это на тебя нашло в такой час, Антонина?
      - Тебя зовет к телефону Морано...
      - Морано? Дай-ка мне трубку!
      Антонина молча выполнила приказ, но из-за слишком короткого провода сержант мог разговаривать по телефону, только лежа поперек жены.
      - Ну, Морано, что это еще за странный бзик? - рявкнул он начальственным тоном. - Нарушить сон старшего по званию! И вам не страшно, а? Что там еще стряслось?
      Карабинер сообщил о полученном предупреждении, но о собственных опасениях умолчал. Для начала сержант осведомился, уж не вздумал ли Морано подшутить над начальством, и предупредил о целой серии взысканий, ожидающих его, если он и в самом деле захотел позабавиться. Несчастный призвал святых покровителей родной деревушки Гаруньяно подтвердить искренность и чистоту его намерений.
      - В таком случае вы просто дурак, Морано, а дурак не имеет права носить форму карабинера! - отрезал сержант.
      Силио чуть не заплакал.
      - Ma gue, сержант... - жалобно пробормотал он. - Я хотел только добра... все-таки дочь графа Матуцци... меня это поразило...
      - Что? Граф Матуцци? А он-то тут при чем?
      Морано с ужасом понял, что совершенно забыл сообщить шефу о временных обитателях виллы, и залопотал с такой скоростью, что сержант вообразил, будто в Ча Капуцци разыгрывается политическая драма и Лудовико Матуцци только что зверски убит шурином.
      - Ни слова больше, Морано! Наступило время не говорить, а действовать! Пусть Гринда немедленно заменит вас на посту, а сами не мешкая приезжайте за мной на джипе. Исполняйте!
      Сержант повесил трубку и погрузился в размышления, даже не отдавая себе отчета, что все еще лежит поперек Антонины.
      - Антонина... Случилось нечто ужасное! Убитые - из самого высшего света! Тут нужны и такт, и решимость! А значит, дело как раз для меня!
      Не получив привычного одобрения супруги, Карло удивленно поглядел в ее сторону - лицо Антонины посинело. Сообразив наконец, что он ее чуть не задушил, Карло вскочил, спрыгнул с постели с той юношеской живостью, которая всегда так восхищала дарованную ему Господом спутницу жизни, и бросился приводить ее в чувство.
      - Антонина!.. Светоч моих очей!.. Горе мне, я чуть не погубил тебя!
      Синьора Коррадо окинула супруга нежным, хотя все еще довольно затуманенным взглядом.
      - Ты и вправду тяжеловат, мой Карло!
      - Но почему ты ничего не сказала?
      Антонина молитвенно сложила руки.
      - Ах, ты такой красавчик, когда отдаешь распоряжения!
      У Санто так болели разбитые губы, что он лишь с большим трудом выпил бокал шампанского. Он попробовал было улыбнуться своей молодой жене, но получилась ужасающая гримаса.
      - Тоска миа, вы не думаете, что нам пора отдохнуть?
      - Мне немного страшно, Санто... После всего, что случилось, с тех пор как мы приехали... А вдруг возле виллы прячутся еще какие-нибудь типы?
      - Зачем?
      - Не знаю... Но, по-моему, мы уже достаточно натерпелись, чтобы не пытаться найти логическое объяснение...
      Фальеро уже вполне пришел в себя.
      - Подождите меня здесь, Тоска, - сказал он, вставая. - Я хочу убедиться, что в саду никого нет.
      - Вы оставляете меня одну?
      - Мало ли что, в этой комнате вам будет гораздо безопаснее.
      - И вы собираетесь голыми руками справиться с вооруженным бандитом?
      - Да что вы, у меня тоже есть револьвер!
      Фальеро извлек из чемодана "беретту".
      - Нам с дядей дали разрешение носить оружие, и после кражи документов я с ним не расстаюсь. Эх, был бы у меня при себе револьвер час назад... Я скоро вернусь, дорогая...
      У Тоски не было сил спорить. Вот уж она не думала, что ее замужество может вызвать подобные осложнения! Ладно бы еще Жак, а то насилие, револьверы, выстрелы, раны, угрозы! Нет, так продолжаться не может! Это просто чудовищно! Завтра же Тоска вернется в родительский дом и поселится с мужем там. Под защитой сурового Лудовико и нежной Доменики ей будет гораздо спокойнее.
      Санто осторожно крался по саду, прислушиваясь к каждому шороху и не спуская пальца с курка. Жак, сидевший за газоном, видел, как его счастливый соперник вышел из дома, и стал с удивлением раздумывать, что тот замышляет. Любопытство заставило его высунуться из укрытия. Санто заметил какую-то тень и тут же выстрелил. Пуля просвистела у самого лица ошарашенного Жака, а вторая ударила в бронзовую вазу, и та отозвалась долгим обиженным звоном.
      - Это я, Фальеро! - крикнул француз.
      В ответ Санто еще дважды спустил курок, и Жак остался в живых лишь благодаря хорошей реакции - он вовремя успел броситься на землю. Похоже, этот кретин всерьез задумал его прикончить! Субрэй в свою очередь тоже выстрелил. Правда, он хотел лишь утихомирить Фальеро и пальнул далеко в сторону.
      Тоска зажала зубами носовой платок, с ужасом прислушиваясь к грохоту выстрелов.
      По приказу Коррадо карабинер остановил джип.
      - Вы слышали, Морано?
      - Да, сержант...
      - Как, по-вашему, что там такое?
      - Выстрелы, сержант!
      - Я тоже так думаю. Смертоубийство продолжается! Вам выпал случай покрыть себя славой, Морано!
      - Мне, сержант?
      - Да, вам, карабинер! Было бы несправедливо лишить вас такой блестящей возможности отличиться! И можете не благодарить меня - это вполне заслуженный вами знак доверия.
      Карабинер Силио Морано испытывал сейчас к своему шефу что угодно, только не благодарность. И еще никогда родная деревушка Гаруньяно не казалась ему столь далекой.
      Жаку все же удалось ускользнуть от взбесившегося Санто, хотя тот, вероятно для очистки совести, выпустил последнюю пулю в том направлении, где исчез француз.
      Морано остановил джип метрах в двадцати от въезда на виллу.
      - Ну, сержант, что мы будем делать, а?
      - С ружьем наизготовку вы проникнете в сад и медленно пойдете к дому. А я вас прикрою.
      - Вы... вы не думаете, сержант, что лучше б нам идти рядом...
      - А если с вами что-нибудь случится, Морано, кто сообщит, что вы пали жертвой долга?
      Тоска так изнервничалась, что при виде Санто едва не закричала.
      - Что означает вся эта стрельба?
      - Там кто-то бродил... и мы стреляли друг в друга... не знаю, удалось ли мне попасть в цель.
      - Надеюсь, это по крайней мере не Жак?
      - Безусловно нет... И позвольте заметить вам, Тоска, что ваша забота об этом типе меня удивляет. Между прочим, в меня тоже стреляли!
      - Ох, я уже совсем запуталась! Но одно я знаю точно - это что не останусь здесь больше ни на минуту!
      - И куда же вы хотите ехать?
      - К папе!
      Карабинер, стараясь как можно осторожнее переставлять ноги, продвигался по саду. В горле у него пересохло, живот сводило судорогой, а колени подкашивались. Приняв вазон за притаившегося врага, Морано чуть не выстрелил. А позади на почтительном расстоянии за ним следовал сержант с револьвером в руке. Он наблюдал за своим подчиненным не сводя с него глаз.
      Тоска и ее муж закрыли чемоданы, выключили свет и, распахнув дверь, дружно отпрянули: на пороге стоял карабинер и целился в них из ружья!
      - Не двигайтесь - или я стреляю! - крикнул он.
      ГЛАВА IV
      Тоска и ее муж недоуменно смотрели на неизвестно откуда взявшегося карабинера. Добродушная румяная физиономия Силио выражала полное ликование.
      - Вы можете идти сюда, сержант, я их поймал! - слегка повернув голову, крикнул Морано.
      Недоверчиво поглядывая по сторонам, сержант Коррадо вошел в комнату, но при виде Тоски распрямил грудь колесом и лихо разгладил усы.
      - Ну, попались в ловушку, а? - осведомился он. - Думали потихоньку смыться, да? Но вы не учли Коррадо!
      Карабинер Морано слишком гордился совершенным подвигом, чтобы сразу вернуться к своей обычной робости, поэтому он осмелился напомнить о своем существовании:
      - И меня, сержант!
      Карло испепелил подчиненного высокомерным взглядом.
      - Вы только рука, а голова - я. Никогда не забывайте об этом, Морано. И все, что вы делаете, сначала я продумал, вот так! Ясно?
      - Ясно, сержант...
      И Морано понял, что еще не пришел тот день, когда он сможет похвалиться медалью перед друзьями из Гаруньяно. Но Коррадо уже не обращал на него внимания, а снова повернулся к пленникам.
      - Где жертвы?
      - Жертвы?! - взорвался Фальеро. - Да мы и есть жертвы!
      - Только не говорите этого мне, синьор! - фыркнул сержант. - Все преступные уловки я знаю наизусть! Вы убили, спрятали трупы и собирались улизнуть. Но тут появился я и с беспримерной отвагой, с полным презрением к опасности, на которое способны лишь карабинеры, эти аристократы полиции, преградил вам дорогу! Жаль, что тут не оказалось хотя бы одного-двух журналистов, а? Ma gue! Безвестность не подобает верному долгу солдату!
      Бледный от злости Санто перебил тираду сержанта:
      - Может, хватит?
      Сержант вздрогнул. Потрясенный Силио - подумать только, какой-то штатский смеет так разговаривать с его шефом! - уронил ружье. Прогремел выстрел, и пуля засела в спинке кровати. Все переглянулись, осознав грозившую им опасность.
      - Карабинер... - только и смог пробормотать Карло.
      Пристыженный Морано подобрал ружье.
      - Извините, сержант...
      - А если бы вы меня убили, дурак? У кого бы вы просили прощения? У моего трупа?
      Увидев на тумбочке телефон, Коррадо подбежал и быстро набрал номер.
      - Алло! Антонина!.. Это твой Карло... Что здесь творится!.. Я лишь чудом избежал смерти! Но небо не пожелало лишить тебя супруга, мой ангел! Я просто хотел тебя успокоить... Иди, ты можешь спать, бедняжка, а я должен выполнить свой долг! Что? Ты не спала? Что ж, жена солдата должна стойко выносить постоянную тревогу! Да-да, обещаю... Я буду достоин тебя! И, если того пожелает Господь, мы скоро увидимся! А?
      Разъяренный Санто схватил Коррадо за руку:
      - Да сколько же можно?!
      - Спокойно! Покушение на сержанта карабинеров при исполнении служебных обязанностей обойдется вам очень дорого! Где трупы?
      - Какие трупы?
      - Несчастных, которых вы злодейски убили! Например, графа Матуцци...
      - Как? Мой отец убит? - вскрикнула Тоска.
      Коррадо посмотрел на нее:
      - Ваш отец? А кто вы такая, синьора?
      - Тоска Фальеро, дочь графа Матуцци.
      - Так... А это?
      - Санто Фальеро, мой муж.
      - Ах вот как... тогда, значит, ошибка вышла... А ежели человек согрешит по неведению, это ведь всегда можно уладить, правда? Но где же синьор Ваччи?
      - В Болонье, он оставил нам свою виллу на несколько дней.
      - Ага...
      Сержант повернулся к Силио.
      - Боюсь, нам придется объясниться, Морано, - тихо проговорил он, но за внешней мягкостью скрывалась воистину необъятная злость.
      - Вы что-то сказали, синьора? - спросил он Тоску.
      - Мы поженились только утром, сержант, и это наша брачная ночь.
      - Правда?
      В разговор вмешался Фальеро:
      - Вам известно, что такое брачная ночь, сержант?
      - А как же, синьор, у каждого свои воспоминания! Ах, синьора, это лучшие минуты в жизни женщины! Куколка превращается в бабочку... Такая ночь никогда не забудется, синьора, никогда! Знаете, моя Антонина часто мне говорит: "Ты помнишь, Карло?" Карло - это я... Так вот...
      - Плевать нам на это!
      - Синьор Фальеро не любит поэзию, насколько я понимаю? Мне жаль вас, синьора, потому как жизнь без нее ничего не стоит... Но позвольте мне еще раз нижайше принести вам мои поздравления. Мы с карабинером уходим и оставляем вас наслаждаться минутами этого упоительного, единственного в мире блаженства!
      И, безукоризненно вытянувшись по стойке "смирно", сержант отдал честь, потом, как на учениях, повернулся на каблуках и с высоко поднятой головой двинулся вправо.
      - А мне что делать, сержант? - спросил Морано.
      - Иди за мной, дурень!
      Как только карабинеры ушли, Тоска без сил опустилась на кровать.
      - Никогда в жизни не слышала столько пальбы, и надо же, чтобы все это обрушилось на меня сразу после свадьбы!
      Санто попытался обнять жену, но она с неожиданной яростью стала вырываться.
      - Оставьте меня! Вы ничуть не лучше остальных! Вы клялись, что если я и не питаю к вам пылкой страсти, то хотя бы смогу жить тихо и спокойно, а сами устроили настоящее сражение!
      Надеясь успокоить жену, Санто снова попытался заключить ее в объятия, но Тоска продолжала отбиваться:
      - Отстаньте! Говорю вам: не трогайте меня!
      - Может, вы и в самом деле оставите молодую даму в покое, синьор, а?
      На пороге комнаты опять стоял улыбающийся сержант, а за его спиной в темноте поблескивало дуло ружья карабинера. Мгновение Тоска молча созерцала эту картину, потом свернулась в клубочек и зарыдала. На сей раз у нее началась настоящая истерика. Санто бросился было на помощь, но сержант его опередил:
      - Позвольте мне! Я-то к таким вещам привык, синьор, а вы еще новичок!
      Он уселся на кровать рядом с молодой женщиной и начал тихонько поглаживать ее волосы, руки, спину.
      - Ну-ну-ну, моя голубка... моя горлица... Дышите глубже... Закройте глазки, мой ангелочек...
      Вытаращив глаза, Санто наблюдал эту картину. Он уже открыл рот, собираясь крикнуть, но сдержался и тяжело осел на стул, так и не издав ни звука.
      - Нет, этого просто не может быть! Тут явно что-то не так... Я женюсь, и по этой причине, с молчаливого согласия родителей, при всем честном народе начинается незнамо что... Какой-то выродок оскорбляет меня прямо в мэрии... потом меня избивают в церкви... Я убегаю в горы, чтобы нам с женой никто не мешал... и тут парень, которого я ни разу в жизни не видел, задает мне трепку и привязывает к стулу... Потом появляется мой побежденный соперник и расквашивает мне физиономию... Выстрелы хлопают, как ракеты во время фейерверка... И в довершение всего, когда у меня появляется надежда, что мы с женой избавились от банды сумасшедших, приходит сержант карабинеров и принимается ласкать мою жену прямо у меня на глазах! Нет, что ни говорите, а здесь точно должна быть какая-то чертовщина...
      - Я не ласкаю вашу жену, синьор, я ее лечу! - сурово возразил сержант. - Поглядите, она уже немного успокоилась... Все-таки рука Карло Коррадо - это вещь, и, между нами говоря, найдется немало женщин, только и мечтающих ее присвоить! Но у меня есть Антонина! И я ей верен! Всегда верен жене и родине - таков сержант Коррадо!
      Фальеро наконец взял себя в руки.
      - Что ж, сержанту Коррадо следовало бы убраться отсюда, да поживее!
      - Минуточку!
      - Что?
      - Я сказал: минуточку, синьор! Потому как есть ведь еще эта история с выстрелами... Может, потолкуем немного о них, а? Если хотите знать мое мнение, эта стрельба ужасно подозрительна!
      - Еще бы нет!
      - А, вы признаете? Вы ведь сказали, что приехали сюда в свадебное путешествие?
      - И это правда.
      - То-то и оно, что нужны доказательства, синьор! Я слышал, что иногда брачную ночь стараются украсить звуками мандолины, гитары, аккордеона, флейты или арфы, а особо воинственные в крайнем случае пускают в ход рожки и трубы, но чтоб палили из револьверов - никогда! Может, где-нибудь в Африке, у дикарей, такое и случается, но не у нас! И потом... ваше лицо...
      - Оно вам не нравится?
      - Оно отвратительно, синьор, просто отвратительно... Лицо вампира, не удосужившегося умыться после трапезы!
      - Я не позволю вам разговаривать со мной в таком тоне!
      - Простите, синьор, это не я, а ваша мать.
      - Моя мать?
      - Да, Италия, которую я воплощаю благодаря этой униформе. А кроме того, я слышал, как эта молодая дама кричала, чтобы вы оставили ее в покое. По-моему, вы тут чинили насилие...
      - Да это же моя жена!
      - Даже если вам удастся это доказать, синьор, имейте в виду, воспитанный мужчина не должен навязываться... Морано!
      - Да, сержант?
      - Понаблюдайте-ка за этой парой - не скажу преступной, а возможно даже и не подозрительной, но странной! Вот самое подходящее слово: странной! А я тем временем загляну в комнаты - кто знает, может быть (слышите, Морано, я подчеркиваю эти слова: может быть), обнаружу там corpus delicti*.
      ______________
      * Состав преступления (лат.).
      - Чего-чего, сержант?
      - Слишком сложно для вас, Морано! И не настаивайте, это было бы проявлением весьма дурного вкуса... Синьора, синьор, мы скоро увидимся, э!
      Сержант отвесил поклон по всем правилам итальянской вежливости и вышел в гостиную, где и провел некоторое время, пересаживаясь с кресла на кресло и мечтая, как было бы здорово подарить Антонине такие же. Потом он заглянул во вторую комнату, но и там не нашел ничего подозрительного. Зато на пороге кухни Коррадо замер как громом пораженный. Быстро возвратясь в спальню, сержант не стал скрывать обуревающие его чувства.
      - Я только что побывал на кухне... Потрясающе! Это напомнило мне землетрясение, которое я, увы, однажды наблюдал в Калабрии... Так что за страшная сцена происходила у вас на кухне?
      - Я уже битых полчаса пытаюсь вам это объяснить! - буркнул Санто.
      - Что ж, синьор, я вас слушаю.
      Фальеро рассказал обо всем, что случилось на вилле, с тех пор как туда приехали они с Тоской. Когда он умолк, сержант задумчиво погладил усы.
      - Надеюсь, вы бы не посмели разыгрывать сержанта карабинеров, синьор?
      - Что за странный вопрос!
      - Да просто в вашу историю довольно трудно поверить...
      - Согласен с вами и признаю, что, не будь у меня такого доказательства, как разбитое лицо, я бы и сам, наверное, подумал, что мне все это померещилось... Бывают же кошмарные сны...
      - И вы никогда прежде не видели того здоровяка, что ехал за вами на мотоцикле, стрелял в вас, а потом еще и пытал?
      - Никогда!
      - А вы, синьора?
      - Никогда!
      - А что понадобилось тут этому Субрэю?
      Пришлось объяснять сержанту и кто такой Жак, и причины его безумного поведения в этот день. По мере того как Тоска рассказывала, Коррадо проявлял все более явственные признаки воодушевления и наконец не выдержал:
      - Синьора, как же вы могли привести его в такое отчаяние? Несчастный любит вас до сумасшествия! Ах, синьора, при всем моем почтении к вам, позвольте заметить, вы поступили очень дурно!
      Коррадо поднял указующий перст.
      - И Там вас могут осудить за такую жестокость!
      Фальеро не понравился этот лирический порыв.
      - Прошу вас выбирать слова, сержант! Не забывайте, что вы разговариваете с моей женой, синьорой Фальеро!
      - Знаю, синьор, знаю! Но я поставил себя на место бедняги, у которого украли любимую девушку! Если бы у меня отняли мою Антонину, я бы с горя спалил весь полуостров! И я бы прикончил похитителя, соблазнителя, самозванца!
      - Эй, послушайте, вы...
      - Конечно, если бы я не был карабинером... А теперь, может быть, вы покажете мне свои документы, а?
      Санто передал сержанту свидетельство о браке и удостоверение личности. Коррадо внимательно изучил документы.
      - Ну, теперь убедились?
      - О да! Синьора Фальеро, имею честь еще раз почтительнейше поздравить вас... Я понимаю всепоглощающую страсть того француза. Стоит только поглядеть на вас - и сразу чувствуешь волнение, вы смущаете души, синьора, и...
      Фальеро вернул его на землю.
      - Успокойтесь, сержант, и помогите нам выбраться отсюда!
      - И куда же вы хотите ехать, синьор?
      - Мы возвращаемся в Болонью.
      - Невозможно! Я не имею права покидать свой участок, а по дороге на вас снова могут совершить нападение. Вы проведете ночь в этой прелестной комнатке. А мы с карабинером будем охранять ваш сон и вашу любовь...
      - Но...
      - Это приказ, синьор Фальеро! Приказ, продиктованный мне чувством ответственности! Подумайте, что синьор француз оплакивает потерю любимой и, быть может, неподалеку... А доведенный до отчаяния влюбленный способен на все, синьор! Спокойной ночи, синьора! Спокойной ночи, синьор, и не беспокойтесь ни о чем: Коррадо на посту. Пойдемте, Морано! И не забудьте, мой мальчик, самое главное - такт и скромность!
      Супруги Фальеро наконец остались вдвоем.
      - Мы оба случайно не сошли с ума? - прошептала Тоска.
      - Нет, дорогая...
      - Тогда, значит, этот карабинер существует на самом деле?
      - Увы!
      - Может, позвонить папе?
      - Он вам не поверит, а кроме того, я стану посмешищем, хотя, должно быть, в ваших глазах я и так достаточно смешон...
      - Да нет же, Санто, нет... Мы оба жертвы какой-то чудовищной, неправдоподобной игры... Попробуем уснуть, но, предупреждаю вас, нас окружают такие опасности, что раздеваться я не стану.
      Тоска скинула туфли, и муж последовал ее примеру. Но едва она сняла блузку, намереваясь накинуть халат, как снова вошел сержант. Девушка вскрикнула и скорее накрылась одеялом. Коррадо в очередной раз раскланялся и отдал честь.
      - Мое почтение красоте и целомудрию, синьора!
      Фальеро стоял в носках, и потому его гнев не производил должного впечатления.
      - Убирайтесь к черту! - заорал он.
      - Здесь дама, выбирайте выражения, синьор, э? Я только хочу позвонить своей Антонине и успокоить ее. Не сомневаюсь, что синьора меня поймет... женская солидарность, э?
      Сержант направился к телефону, а Санто поглядел на жену, закутавшуюся до самых глаз, и бессильно развел руками.
      - Алло! Антонина? Это твой Карло... Все так же невредим, сердце мое, и по-прежнему тебя люблю. Я и вправду попал в трудное, если не сказать деликатное, положение... Ты ведь меня знаешь, услада моих дней... и знаешь мою скромность... Так что, раз я говорю, что держался великолепно, можешь мне поверить... Где я? В комнате молодой пары... у них сегодня как раз брачная ночь. Видела б ты невесту, Нина! Она почти так же хороша, как ты в день нашей свадьбы!.. Что? О, Нина, как ты можешь задавать подобные вопросы?!
      Сержант осторожно накрыл трубку рукой и вне себя от восторга сообщил Тоске:
      - Она ревнует!
      И счастливый Коррадо вернулся к разговору с женой:
      - Перестань, Антонина, а то ты меня расстроишь, а ты ведь знаешь, в какое состояние я прихожу, когда ты меня расстраиваешь, э? Так что прекрати!.. Ну да, я ухожу, а она остается с мужем... Нет, не думаю, чтобы он тебе понравился... далеко не так красив, как твой Карло... и потом, без этакой военной выправки, которая тебе по душе... Спокойной ночи, моя куколка... целую тебя в шейку, под кудряшками... Ха-ха-ха!
      Сержант повесил трубку.
      - Надеюсь, я не допустил никакой бестактности? - наивно спросил он.
      Они лежали рядом под одеялом и пытались уснуть, но сон не шел. Санто немного знобило, и все избитое тело мучительно ныло. Услышав, что жена тихонько плачет, он неловко взял ее за руку.
      - Не надо плакать, Тоска...
      - Не могу... как подумаю обо всех своих надеждах... А ведь я хотела совсем немного! Любая самая ничтожная работница в Болонье имеет право на то, в чем мне почему-то отказано, - спокойную жизнь... За что? Я уверена, что с основания мира ни у одной женщины не было такой брачной ночи, как у меня!
      - Во всем виноват Субрэй!
      - Как вы думаете, Санто, тот тип, что так выискивал Жака, добрался до него и убил?
      - Надеюсь!
      - О!
      - Послушайте, Тоска, Субрэй мне никогда особенно не нравился, но с сегодняшнего дня я его просто ненавижу! Я никогда не забуду, что он с нами сделал, и не понимаю, как вы можете даже теперь думать о нем без омерзения...
      - Может быть, оттого, что я слишком долго думала о нем с нежностью... и вам это известно, Санто...
      - Да... но вот чего я совершенно не понимаю, так почему ни на одной двери нет замка!
      - Дядя Дино страдает клаустрофобией. Замки внушают ему ужас. И потом, живя один, Дино боится, что, когда ему вдруг станет плохо, никто не сумеет вовремя войти и помочь.
      - Ну вот, а мы из-за дядюшкиных маний не можем даже запереть дверь! Хотя бы предупредил...
      - Кто мог предполагать, что нас тут ждет? Санто, вы думаете, карабинеры нас стерегут?
      - А что им еще делать?
      - Спать...
      - Ну нет, только не карабинеры! А вот вам надо попытаться хоть немного отдохнуть...
      - Спокойной ночи, Санто.
      - Спокойной ночи, Тоска.
      Полная благих намерений молодая женщина закрыла глаза и погрузилась в легкую дрему, но какой-то чуть слышный скрип вскоре вырвал ее из сонного оцепенения, так и не дав по-настоящему уснуть. Приоткрыв глаза, Тоска увидела, что дверь в ванную тихонько отворилась и в комнату скользнула какая-то тень. Она сразу вспомнила, что в ванной большое окно и выходит оно на балкон, окружающий виллу. Молодая женщина в ужасе разбудила Санто. Тот вздрогнул.
      - А? Что такое?
      - Санто... в комнате мужчина!
      - Мужчина? Вам приснилось!
      Однако он повернулся и зажег ночник. В ногах у их постели действительно стоял мужчина.
      - Вы?
      - Собственной персоной. И после всех пуль, которыми вы меня недавно угостили, большая удача, что сюда явился не мой призрак!
      - Что вам еще надо?
      - От вас - ничего. И от этой несчастной, хоть она и начала уже расплачиваться за измену, - тоже.
      Тоска как ужаленная соскочила с постели, и Субрэй с удовольствием отметил про себя, что она не раздета.
      - Это вы мне изменили!
      - И вам не стыдно? Я своими глазами видел вас в постели с другим!
      - Но он же мой муж!
      - А-а-а, признаете? Это вы задумали венчаться, а не я! И с кем же вы сочетались браком? Насколько я понимаю, не со мной?
      - Нет, конечно!
      - Ну, так кто изменил?
      Тоска схватила себя за волосы и жалобно застонала.
      - Святая Мадонна! Я схожу с ума! - забормотала она. - Меня отправят в сумасшедший дом! Я уже не знаю, за кого вышла замуж! Я уже не знаю, кто я такая! На помощь! На помощь!
      - Это только начало расплаты! - безжалостно заметил Жак.
      Санто тоже встал.
      - Сейчас здесь случится что-то страшное, Субрэй!
      - Оно уже произошло, когда эта несчастная сказала "да" в мэрии сегодня утром!
      - И на что вы рассчитывали, забравшись сюда посреди ночи?
      - Найти свой кейс!
      Жак без лишних церемоний отодвинул Фальеро и, сунув под матрас руку, вытащил чемоданчик.
      - Я положил его туда, когда шел спасать вас от американской гориллы, вообразившей, будто вы самая подходящая боксерская груша. Потом мне пришлось подождать, пока карабинеры уснут... А теперь остается только пожелать вам спокойной ночи!
      - Погодите!..
      Жак уже направился к двери, но, услышав оклик Санто, остановился.
      - Погодите, Субрэй... Вы, значит, считаете себя вправе пытаться довести нас с Тоской до сумасшествия? И вы, очевидно, воображаете, будто мы готовы изображать козлов отпущения, пока вам не наскучит ваша игра? Что ж, вы ошиблись, мерзавец вы этакий! Говорите, это в вас я недавно палил в саду? Единственное, о чем жалею, так это о том, что промахнулся! Но подобное упущение всегда можно исправить, синьор Субрэй!
      Продолжая говорить, Фальеро взял со столика револьвер и прицелился в Жака. Тот не верил собственным глазам.
      - Но вы не застрелите меня так хладнокровно?..
      - Вы ворвались ко мне ночью... ударили меня... И кто посмеет поставить мне в вину самозащиту?
      - Тоска не позволит...
      - Ей придется молчать - командую тут я! Мы в Италии, синьор француз, а не в вашей стране, и здесь женщины слушаются мужа!
      Субрэй отлично понимал, что при такой взвинченности противника и в самом деле рискует отправиться на тот свет. Дверь далеко... Позвать карабинеров? Они прибегут слишком поздно. И Жак приготовился закончить жизнь так по-дурацки, как вдруг Тоска, чье молчание должно было бы удивить обоих мужчин, если бы они могли обращать внимание на что-то, кроме собственной ярости, как рысь налетела на мужа. Тот потерял равновесие, и пистолет выстрелил в пол. Жак одним прыжком добрался до ванной и исчез. Одновременно дверь из гостиной распахнулась и голос сержанта скомандовал:
      - Стрелять из положения лежа! Быстро на живот, Морано!
      Карабинер выполнил приказ.
      - А теперь палите во все, что шевелится! Огонь!.. Ну, в чем дело? Вы стреляете или нет, Морано, э?
      - Никто не шевелится, сержант!
      - Мертвые есть?
      - По-моему, нет, сержант...
      Карло Коррадо осторожно заглянул в спальню и, окинув ее взглядом, вновь напустил на себя важность.
      - Кто стрелял?
      - Я.
      - Вы, синьор Фальеро? В кого же это?
      - Во француза.
      - А, в воздыхателя синьоры? Вот упорный малый, э! Не желает так просто отступать, совсем как я! Мне стоило бы с ним познакомиться...
      - В чем же дело? Бегите следом!
      - Сначала скажите, почему вы пытались его убить, синьор!
      - Потому что мне не нравится, когда ко мне в спальню забираются ночью и нарушают мой сон... я, разумеется, не имею в виду карабинеров...
      - А вы сами не приглашали француза войти?..
      - Я уже имел честь сообщить вам, что лишь вчера женился на синьоре и, каким бы странным вам это ни показалось, в настоящий момент у нас брачная ночь! Не знаю, как в ваших краях, сержант, но у нас в Болонье предпочитают проводить это время вдвоем.
      - С тем же успехом мы могли бы устроиться в комнате ожидания на вокзале, - решительно поддержала мужа Тоска. - Вряд ли там больше народа и уж наверняка безопаснее...
      Карло Коррадо отдал честь и поклонился.
      - Синьора, разве вы не думаете, что, пока я рядом, вам нечего опасаться? - проворковал он.
      Тоска пожала плечами и повернулась к нему спиной.
      - Неужели я имел несчастье рассердить вас, синьора? Это был бы первый случай, когда дама не оценила Карло Коррадо.
      Санто слишком долго сдерживался, чтобы не выложить наконец все, что накипело у него на сердце.
      - Жалкий паяц! Вот кто вы такой, сержант! Смешной клоун, неспособный даже толком выполнить собственные обязанности!
      - Синьор, я определенно начинаю все больше сочувствовать вашему сопернику-французу!
      - И, несомненно, именно из этих соображений позволили ему удрать?
      - Тысячу извинений, синьор! Но это вы в него стреляли... это вы промахнулись, и, следовательно, упустили француза тоже вы!.. К тому же мне лично этот человек ничего плохого не сделал! Зачем бы я стал его арестовывать?
      - А мое лицо? Посмотрите, что этот негодяй с ним сделал!
      - Видать, вы здорово вывели парня из себя, синьор... Честно говоря, не будь на мне формы, я бы тоже с удовольствием расквасил вам физиономию... Но это уже сделано... Впрочем, прошу синьору простить мне грубые слова... И я поищу вашего противника, раз уж вы не способны справиться с ним самостоятельно. Если бы тут не было синьоры... а, ладно!.. Ну и как выглядит этот бешеный?
      - Ничем не примечательный тип...
      - Прошу прощения, синьор, я обращаюсь к вашей супруге... Сдается мне, она гораздо лучше разглядела молодого человека... Итак, я слушаю вас, синьора!
      - Высокий... брюнет... красивый...
      - Очень?
      - Что?
      - Видите ли, синьора, в Италии красивых мужчин хватает... Так вот, я и хотел бы уточнить, о какой красоте идет речь - просто ли он хорош собой, но это обычное, ничем не примечательное соответствие классическим канонам, или же это истинная красота, вроде статуй Донателло и Микеланджело? Красота плюс изящество, природная грация... Или же он поразительно красив? Понимаете, синьора, я имею в виду нечто ослепительное, отчего у вас спирает дыхание и вы превращаетесь в рабыню с первой встречи?
      - Нет, все же не до такой степени...
      - Значит, вам больше повезло, чем моей Антонине... Бедная невинная овечка!.. Я тогда отправился в паломничество в Сан-Джиминьяно, и Антонина вместе с другими тосканскими девушками тоже шла туда... И как только наши две группы смешались... ах, синьора!.. Это было потрясающе, незабываемо!.. Едва мы встретились глазами, она пошатнулась, упала на колени и все было кончено!
      - Кончено?
      - Она так никогда и не сумела подняться. И вот уже одиннадцать лет стоит передо мной на коленях! Но Антонина так счастлива, как я желал бы и вам, синьора! Карабинер!
      - Сержант?
      - Мы поищем как следует, только чтобы доставить удовольствие этому синьору, хотя он, по-видимому, считает, будто корпус карабинеров был создан с единственной целью служить развлечением представителям имущих классов, страдающим бессонницей! Ну, пошли искать воображаемого француза, который якобы бродит в...
      Первый выстрел оборвал сержанта на полуслове. После второго он с беспокойством оглядел присутствующих, а услышав третий, чуть не побежал прятаться, но вопль Санто Фальеро: "Ну, теперь поверили?" - напомнил карабинеру о долге. Он бросился к телефону.
      - Антонина! Это Карло! Я просто хотел сказать тебе, что иду на смертный бой!.. Стреляют из каждого угла! Будь сильной, любовь моя, сильной, как твой Карло! А если я не вернусь, обещай навсегда остаться верной моей памяти! Спасибо!
      Он торжественно опустил трубку, вытащил револьвер и снял предохранитель.
      - Avantis carabinieri!*
      ______________
      * Вперед, карабинеры (итал.).
      И сержант пружинящей походкой вышел из дома вместе с Морано.
      Снаружи немедленно послышалась бешеная пальба: Коррадо и его подчиненный, видимо, твердо решили не жалеть патронов.
      - В кого это они так стреляют? - спросила мужа Тоска.
      Они палили во что ни попадя, и Роналд Хантер из британского М1-5, удивленный неожиданным подкреплением, явившимся на помощь Субрэю, которого он, казалось, наконец настиг, вообразил, будто вернулся во времена Дюнкерского отступления. Уткнувшись носом в куст молочая, Роналд решил переждать угрозу. Англичанин ненавидел свою работу, но выполнял каждое задание с величайшей тщательностью, не сомневаясь, что таким образом приближает счастливый день, когда он наконец сможет навсегда вернуться в Кокермаут, к Дэйзи и детям. Поэтому же Роналд всегда считал первейшим долгом сохранить супруга этой милой женщине, так хорошо умеющей готовить шоколадные кексы. Вспомнив о прежних чаепитиях, рыжий шпион улыбнулся молочаю, словно воинственные фантазии карабинеров вдруг утратили всякое значение. Унесенный волной давно испарившихся кулинарных запахов, муж Дэйзи затерялся в мечтах о домашнем уюте, и эхо выстрелов в итальянской провинции нисколько не нарушало их мирного течения.
      Хоть и будучи оптимистом по натуре, Роналд Хантер после неудачи в баре Паоло Чиафино и пережитого там кошмара едва не отказался от миссии. Он полагал, что раскрыт, и только для очистки совести отправился вечером бродить возле Палаццо дель Дженио Сивиле. При виде советской команды Хантер немного приободрился: эти тоже потерпели поражение... Однако отсутствие Майка Мортона его немного беспокоило... Около полуночи англичанину сообщили, что Субрэй - на приеме у графа Матуцци, но когда он добрался до виа Сан-Витале, новобрачные уже уезжали, а следом за ними - Мортон... Некоторое время Роналд потратил на расспросы, а потом не без труда добрался до Ча Капуцци. Как только он проник в сад, из дома выбежал мужчина с кейсом в руке. Ни секунды не колеблясь, Хантер выстрелил, но и противник явно не желал сдаваться без боя. А потом в их перестрелку внесли свою лепту карабинеры, тоже выскочившие из дома. В результате муж Дэйзи окончательно перестал понимать, что происходит. Заметив, что тот тип с кейсом снова вернулся на виллу, Роналд решил последовать за ним, если, конечно, не падет жертвой двух здоровенных итальянцев, по-прежнему паливших из ружей куда попало.
      - На войне стреляют так же?
      - Знаете, Тоска, к концу последней мне было всего четырнадцать лет, но, думаю, сражения на передовой похожи на то, что мы сейчас слышим.
      Забравшись в постель, они прислушивались к перестрелке, не понимая, что все это значит. Тоска смирилась с неизбежным и больше не плакала. Абсурд есть абсурд, и оставалось лишь ждать продолжения.
      - Как, по-вашему, это надолго, Санто?
      - Откуда же мне знать?
      - Кто бы мог подумать, что коротенькое "да" в мэрии способно послужить сигналом к такой череде событий? Похоже, какие-то темные силы поклялись не давать нам ни минуты роздыха!
      - Может, и так, Тоска, но, клянусь, теперь с этим покончено!
      Фальеро положил пистолет и обнял жену.
      - Положитесь на меня, никто нам больше не помешает - я этого не позволю!
      То ли потому, что искренний пыл Санто растрогал девушку, то ли от усталости она не стала его отталкивать.
      - Руки вверх или я стреляю! - рявкнул кто-то.
      Молодые люди отпрянули друг от друга и, поглядев в сторону ванной, увидели тщедушного рыжего человечка с револьвером в руке. Санто очень некрасиво выругался, а Тоска, будто на грани безумия, разразилась хохотом.
      - Входите же, прошу вас! - с трудом проговорила она сквозь смех.
      Хантер несколько растерялся - такой странный прием кого хочешь собьет с толку, зато Фальеро набросился на жену:
      - Что с вами, Тоска? Зачем вы пригласили этого типа?
      - А какой смысл бороться с судьбой? Вероятно, нам на роду написано то и дело принимать гостей в брачную ночь!
      - Вольно вам так легко к этому относиться, а вот я не желаю...
      Санто попытался схватить револьвер, но голос англичанина приковал его к месту.
      - Лучше не надо, синьор... я хорошо стреляю.
      - Но в конце-то концов, что вам угодно? И откуда вы взялись?
      - Откуда я - вас не касается, а хочу я, чтобы вы сказали мне, где он прячется!
      - Кто?
      Тоска схватила мужа за руку и повернулась к Хантеру.
      - Минутку, синьор, позвольте мне угадать, о ком речь. Возможно, по удивительному, по невероятному совпадению вы имели в виду Жака Субрэя?
      - Да.
      Молодая женщина торжествующе крикнула мужу:
      - Я делаю успехи, Санто! Вот увидите, скоро я начну хоть что-нибудь понимать в том, что тут происходит!
      - Ну, я-то уже давно понял, что, пока Субрэй не окажется на шесть футов под землей, я не буду знать ни минуты покоя! Слушайте, рыжий, вы ищете Субрэя, так?
      - Да.
      - Тогда найдите его, старина! А если вам понадобится помощь, чтобы отправить его на тот свет, когда поймаете, не стесняйтесь - зовите меня!
      Роналд Хантер не доверял бурным страстям.
      - Вы его не любите?
      - Мягко говоря - да.
      - Так почему вы не пытаетесь изловить его сами?
      Фальеро указал на Тоску.
      - Потому что я не желаю оставлять жену одну. Этот парень вполне способен ее украсть!
      - Ясно...
      По правде говоря, англичанин ничего не понимал, но шпиону не положено признаваться в таких вещах.
      - А где, по-вашему, он может прятаться?
      - В саду за газоном неподалеку от задней стены виллы. Там растут кипарисы.
      Рыжий человечек повернулся и хотел было снова выйти в ванную, а оттуда - на балкон, но вопрос Тоски остановил его:
      - Синьор... вы ненавидите Субрэя?
      - Я? Что за странная мысль!
      - Но мне показалось, будто вы хотите его убить...
      - Только если меня вынудят к тому обстоятельства... Коллега все-таки... А мы стараемся без особой нужды не доставлять друг другу лишних неприятностей...
      И он ушел, оставив молодую женщину в полном недоумении.
      - Санто... мне говорили, что после свадьбы и всего с ней связанного я стану по-новому смотреть на мир... Но мне скорее кажется, что я помимо своей воли попала в сюрреалистический фильм, где логика уже не имеет значения, а социальные установления - пустяк. Санто, вы когда-нибудь слышали, чтобы женщину наутро после свадьбы забирали в психиатрическую клинику?
      - Не знаю, дорогая... Что за странный вопрос!
      - Просто я чувствую, что именно это меня и ждет!
      - Вы с ума сошли?
      - Вот видите!
      - Да я вовсе не то имел в виду, Тоска!
      - Что ж, напрасно! Потому что я сумасшедшая! Слышите? Сумасшедшая!
      - Умоляю вас, дорогая, придите в себя!
      - А вас, Санто Фальеро, я ненавижу! Вы злой человек! У меня на глазах вы осмелились сказать тому рыжему незнакомцу, чтобы он убил Жака, если сможет!
      - Да какие ж вам еще нужны доказательства, чтобы открыть глаза? Неужели вы не понимаете, что этот проклятый мерзавец - причина всех наших бед?
      Не удостоив его ответом, молодая женщина схватила со столика пистолет.
      - Если рыжий убьет Жака, я застрелю вас!
      - Но ведь я ваш супруг перед лицом Бога и людей, Тоска!
      - Сейчас не самый подходящий момент мне об этом напоминать!
      - Этак вы заставите меня поверить, будто сожалеете о нашем союзе!
      - И еще как! Если супружество и в самом деле таково, я бы и злейшему врагу не пожелала выходить замуж!
      - Послушайте, Тоска миа, вы достаточно разумная девушка и должны понять, что все наши несчастья не имеют ничего общего с браком... я имею в виду сами священные узы... Это месть Субрэя, осложнившаяся чем-то таким, чего я и сам толком не понимаю...
      - Но согласитесь все же, что ни тот колосс, который вас бил, ни этот рыжий тип, ни карабинеры не были необходимым дополнением к нашей брачной ночи...
      - Бесспорно.
      - Тогда почему они здесь?
      Фальеро развел руками в знак полной неспособности дать нужный ответ. При этом он выглядел так забавно, что Тоска не удержалась от смеха.
      - Вы похожи на пингвина, Санто...
      Однако, увидев глубокое отчаяние в глазах мужа, она великодушно добавила:
      - ...но пингвины мне очень нравятся...
      И, мысленно послав последнее "прощай" Жаку, молодая женщина подошла и прижалась к груди Фальеро, и тот крепко обнял ее. Тут же в комнату вошел Карло Коррадо.
      - Прошу прощения, синьора, синьор... Я пришел с отчетом... - заявил он, отдавая честь.
      Санто хотел возмутиться, но у него уже не оставалось на это сил. На сей раз пришла очередь Тоски его успокаивать.
      - Иначе и быть не могло, друг мой... Стоит нам только подойти друг к другу, как двери немедленно открываются...
      - Я полагаю, что могу совершенно уверить синьору в том, что с этой минуты ей больше ничего не грозит, - продолжал бесстрашный сержант. - Тот тип, по всей видимости, бежал за пределы имения... А утром мы проверим, чьи там следы. Вы позволите?
      Уже в который раз за эту ночь Коррадо снял трубку.
      - Алло! А, ты тут, моя Антонина? Бодрствуешь у телефона? Отлично! Я горжусь тобой, моя мужественная голубка! Ты, конечно, выполняешь свой долг, но делаешь это с блеском, уж можешь поверить своему сержанту!.. Да, здесь все потихоньку успокаивается. У нас была отчаянная перестрелка, но, благодарение Богу, сейчас уже тихо. Мы с карабинером Морано вернемся на рассвете. Я очень надеюсь согреться в твоих объятиях, моя Антонина! О да, я хотел бы повстречать как можно больше врагов, душа моя, и победить их ради твоих прекрасных глаз!
      Прижимая трубку к щеке, Карло Коррадо слегка повернулся. Он хотел улыбнуться Тоске, но улыбка умерла, едва успев родиться, - на пороге ванной стоял невысокий, разбойничьего вида мужчина и целился из револьвера в него, сержанта! Карло вздохнул, но у него перехватило дыхание, и этот сдавленный звук произвел на Антонину впечатление отчаянного крика о помощи.
      - Что случилось, Карло мио? - испуганно вскрикнула она.
      - Попал в ловушку, - пробормотал побелевший от страха сержант. - Смерть глядит мне в глаза, Нина... Прощай, любимая...
      Тоска и Санто, сидя на постели, созерцали картину, которая больше их не удивляла. Зато в трубке, болтавшейся на проводе, они услышали какой-то грохот - где-то далеко от них, у себя дома, Антонина упала в обморок. Сержант выпрямился и, положив трубку на место, поглядел на рыжего агрессора.
      - Ну, синьор?
      Задавая вопрос, Коррадо искоса поглядывал в сторону гостиной и с облегчением заметил тихонько приоткрывшуюся дверь. Он глубоко вздохнул, от всей души призывая карабинера немного поторопиться.
      - Где человек, в которого вы только что стреляли?
      - Понятия не имею, синьор... Вероятно, сбежал?
      - Будь это так, мы бы услышали шум мотора!
      Сержант с упреком посмотрел на Санто и Тоску.
      - А вы говорили, высокий брюнет...
      - Это не тот, сержант!
      - Так что же, все жители Эмилии решили здесь встретиться этой ночью?
      - Я и вправду начинаю так думать... - с горечью признался Санто.
      Тоска рассмеялась, и звонкие ноты, выскользнув в окно, коснулись ветвей деревьев, вторя журчанию воды в фонтане. Роналду Хантеру итальянская веселось внушала ужас - он никогда не знал, то ли эти люди смеются от души, то ли морочат ему голову.
      - Довольно! - бросил он.
      Все умолкли, разглядывая его, как диковинного зверя.
      - Положение очень серьезное, а вы, кажется, не отдаете себе в этом отчета? В деле замешаны государственные интересы, настолько значительные, что по сравнению с ними жизнь мужчины, женщины и даже сержанта карабинеров ничего не значит!
      Карло попытался возразить:
      - Позвольте, синьор...
      - Нет! Я должен найти Субрэя или его труп... и поскорее!
      - Осторожно, синьор! Положите оружие на кровать, а то как бы вам самому не стать покойником!
      Англичанин вздрогнул, но, проследив направление взгляда сержанта, увидел карабинера с ружьем наизготовку. Как хороший отец семейства Хантер бросил револьвер на кровать, которая этой ночью должна была стать брачным ложем. Карло воспрянул духом. Положение изменилось в его пользу.
      - Ну, синьор, что вы скажете о таком повороте событий, а? - проговорил он, насмешливо расправив усы. - Придется вас обыскать, уж извините! Морано, не спускайте пальца с курка и при первом же подозрительном движении... Понятно?
      - Да, сержант!
      Силио Морано так сильно сосредоточился на своем противнике, что не слышал, как у него за спиной открылась дверь. Внезапно он почувствовал, что падает, и, не успев сообразить, как это произошло, приземлился на чету Фальеро. Санто, получив головой в живот, сразу утратил интерес к происходящему, а Тоска, задыхаясь под тяжестью солдата, меланхолично заметила:
      - Вы полагаете, такое поведение достойно карабинера?
      Сержант, не видевший полета своего подчиненного, узрел лишь финальную сцену - то есть кувыркание на постели.
      - Морано! - возмущенно завопил он.
      Роналд Хантер воспользовался удобным случаем и отшвырнул Карло Коррадо, и тот немедленно составил компанию Силио и синьору Фальеро. Все вместе они сплелись в некий причудливый гордиев узел, а вконец рассерженная Тоска лупила по физиономии каждого, кто попадался ей под руку. Англичанин бросился было к двери в гостиную, но, встретив кулак Майка Мортона, отлетел к постели и шлепнулся на сержанта, который как раз только что встал на ноги. Тот опять попал в черту досягаемости Тоски и сразу же заработал пощечину. Карло выругался, грозя Морано всеми возможными карами, и потребовал, чтобы тот поскорее вызволил его из столь щекотливого положения, если не хочет неприятностей. Что до Санто, то он, выведенный из строя нечаяным ударом Силио, безжизненно болтался в общей свалке, пока не скатился с кровати. Это привело его в чувство. Молодой человек открыл глаза, тупо посмотрел в потолок и, не теряя времени на обдумывание происходящего, приподнялся. Не обопрись Санто о стену, наверняка он снова упал бы, потрясенный представшей пред его изумленным взором картиной: Тоска, его законная жена, сражалась сразу с тремя мужчинами... и к тому же на постели! У супружеского терпения тоже есть пределы. Вне себя от бешенства, Фальеро схватил прекрасную урбинскую вазу дядюшки Ваччи и изо всех сил опустил ее на первую подвернувшуюся голову. Это оказалась голова сержанта. Прекрасный Карло без чувств повалился на пол. Карабинера за шиворот стянули с неправедно занятого супружеского ложа. Бедняга Силио, окончательно рассвирепев, напал на англичанина - тот так еще и не очухался после удара Мортона - и катапультировал его в другой угол комнаты, а потом кинулся на помощь шефу. Однако ему пришлось пройти мимо Санто, и тот, пустив в ход на сей раз канделябр, отправил его в нокаут. Майка весь этот спектакль, по-видимому, очень забавлял, но теперь он вспомнил о работе.
      - Спокойно! - приказал американец. - Синьор Фальеро, где Субрэй?
      Но Тоска вмешалась прежде, чем ее муж успел открыть рот.
      - Верно, его тут нет! Вы пренебрегли всеми своими обязанностями, Санто! Единственный, кого здесь не хватает, это Жак! Право же, нехорошо лишать его участия в таком ралли, тем более что финиш - в нашей спальне! Что до вас, горилла, положите-ка лучше пистолет в карман, а то как бы с вами не случилось несчастья!
      Молодая женщина надела туфли, и Майк Мортон, забавляясь ее нахальством, слишком увлекся созерцанием очаровательного раскрасневшегося личика и не заметил, что девушка идет к нему с револьвером Роналда в руке. Подойдя к американцу, Тоска от души стукнула его ногой в бедро. Мортон взвыл и ухватился обеими руками за ногу, а молодая женщина что было мочи шарахнула его по затылку рукоятью револьвера, и Майк Мортон из американского разведывательного управления без слов повалился на пол.
      Тоска издала громкий воинственный клич и победно посмотрела на слегка ошалевшего мужа.
      - Брачная ночь продолжается! - воодушевленно заметила она.
      Увидев, что жена дошла до крайней степени экзальтации, Санто испугался и посоветовал ей взять себя в руки.
      - Осторожнее, Тоска, такое возбуждение ненормально...
      Молодая женщина широким жестом обвела комнату:
      - Ага, а вот это все, по-вашему, нормально? Сегодня ночью у меня в спальне четверо мужчин, не считая мужа, а я, очевидно, должна думать, что так и надо? В моей постели устраивают побоище, меня тоже бьют... и я раздаю оплеухи... А теперь вам хотелось бы поговорить со мной при лунном свете о звездах? Никогда! С этим покончено! Брачную ночь я собираюсь провести на ринге! Слышите? На ринге!
      Участники сражения стали понемногу приходить в себя, и Санто, взяв жену за руку, повел ее в гостиную.
      - Пусть сами разбираются... Пойдемте выпьем чего-нибудь горяченького...
      Они вошли в кухню и одновременно вскрикнули: наведя здесь относительный порядок, Жак Субрэй спокойно закусывал. При виде супружеской четы он гостеприимно встал.
      - Входите... Только закройте за собой дверь, а то все эти люди слишком шумят! Хотите чего-нибудь выпить?
      - Су... брэй... - прокашлял Санто, с трудом произнося звуки от душившей его ярости.
      - Я вижу, вы не стали красноречивее, приятель. А вы, Тоска? Как вам брачная ночь? Незабываема?
      - Я думаю, это и впрямь самое подходящее слово, но предупреждаю: если вы еще хоть раз заговорите на эту тему, у меня начнется истерика, и вам самому придется поживее затолкать меня в смирительную рубашку...
      - Субрэй... я вас... - пригрозил было Санто, как только почувствовал, что снова может нормально дышать, но жена заставила его умолкнуть.
      - Довольно, Санто! Лучше помогите-ка Жаку приготовить завтрак.
      Майк Мортон первым пришел в себя. Убедившись, что в комнате нет и следа вожделенного кейса, он из профессиональной солидарности не захотел оставлять Хантера на милость карабинеров и несколькими могучими затрещинами привел его в чувство. Оба шпиона малость передохнули, а потом стали решать, стоит ли оставаться на вилле. Англичанин пожал плечами:
      - Если хотите знать мое мнение, Майк, Субрэй уже наверняка у Джорджо Луппо вместе с досье. Мы проиграли, старина...
      - Не уверен... Раз он приехал сюда - у него были на то причины, и ничто не доказывает, что они же не помешали ему убраться отсюда.
      - И что же?
      - Мы спрячемся снаружи и понаблюдаем за всеми выходящими на улицу дверьми.
      Эмиль Лауб за рулем своего маленького "фиата" отважно карабкался по дороге на Ча Капуцци. По приказу графини ему надлежало заботиться об удобствах молодоженов. При виде множества машин у виллы Дино Ваччи дворецкий немного удивился. Подъезжая к дому, он заметил, как оттуда тихонько выскользнули двое мужчин. Эмилю это очень не понравилось, он заспешил и чуть не упал, наступив на пустую гильзу. На сей раз Лауб по-настоящему встревожился и побежал к вилле. В гостиной не было ничего подозрительного. Эмиль прислушался: из спальни доносилось мирное посапывание. Тогда он на цыпочках пошел в кухню и резко распахнул дверь. Послышался хор удивленных голосов:
      - Эмиль!
      Только профессиональная закалка позволила дворецкому не выдать, как его поразило столь раннее бдение на кухне, где, судя по всему, сводили счеты враждующие банды гангстеров. Лауб лишь поклонился:
      - Позволим себе осведомиться у синьоры и синьора Фальеро, хорошо ли они провели ночь...
      ГЛАВА V
      Вопрос показался таким нелепым, что никто не смог удержаться от смеха. Эмиль, о котором никто никогда точно не знал, что у него на уме, невозмутимо взирал на молодых людей. Тоска встала из-за стола.
      - Теперь, когда вы здесь, Эмиль, я чувствую, что все встанет на свои места, - заявила она, прижимаясь к старику.
      - Во всяком случае, мы можем уверить синьору, что сделаем все от нас зависящее.
      - Ах, Эмиль, это просто невероятно... чего я только не натерпелась, с тех пор как мы уехали с виа Сан-Витале!
      - Не будь на кухне столь странного беспорядка, мы бы, наверное, сочли, что синьора преувеличивает... Не угодно ли синьорам пройти в гостиную, пока мы приготовим настоящий завтрак?
      - Только не он! - возмутился Фальеро, ткнув пальцем в сторону Жака. Этот тип уже достаточно отравил нам жизнь! Так что у меня нет никаких оснований еще и кормить его, помимо всего прочего!
      - Это не соответствует традициям Матуцци, синьор, - презрительно бросил Эмиль. - Для Матуцци любой гость священен...
      - Ну и что с того? Я же не Матуцци! И если этот субъект не уберется отсюда сию же секунду, вышвырните его вон, Эмиль!
      - Как это ни печально, мы не можем подчиниться приказу синьора Фальеро... Мы покинем дом вместе с месье Субрэем. В нашем возрасте нам было бы невозможно научиться вести себя, как в бистро для черни. Но, может быть, синьор Фальеро не понимает нашей точки зрения?
      - Идите вы оба к черту!
      Жак дружески взял дворецкого под руку:
      - Пойдемте, Эмиль, и останемся светскими людьми.
      - Если вы уйдете, то и я с вами! - пригрозила Тоска.
      Субрэй заявил, что это вполне отвечает его собственным желаниям, но Санто тут же подскочил к двери и загородил ее собой, раскинув руки крестом.
      - Так вы продолжаете? Да неужели эта проклятая ночь никогда не кончится?
      - О, Фальеро, как вы можете так говорить о своей брачной ночи? - с наигранным удивлением осведомился Жак.
      - Пусть это будет последним, что я сделаю в жизни, но я вас прикончу, Субрэй!
      Эмиль преградил Фальеро дорогу:
      - Мы были бы премного обязаны синьору, если бы он соизволил взять себя в руки...
      Тоска решила, что ей пора вмешаться.
      - Перестаньте нести чепуху, Санто! Дайте мне руку и пойдемте в гостиную... А вы, Жак, побудьте пока тут с Эмилем - пусть мой муж немного передохнет и образумится, а потом присоединяйтесь к нам.
      Как только дверь закрылась, Эмиль высказал свое мнение:
      - Мадемуазель Тоска поистине безукоризненна.
      - Это ужасно, Эмиль, но чем дальше, тем больше я ее люблю!
      - Мы понимаем месье. А можем мы поинтересоваться, не было ли у месье крупных неприятностей этой ночью?
      - Да, я чуть не влип... но, кажется, Фальеро нахлебался куда больше! А ведь он не имеет никакого отношения к делу!
      - К какому делу, месье?
      - Ни к какому... это я просто так...
      - Месье несомненно известно, что в непосредственной близости от имения стоит довольно много машин?
      - Ну и что?
      - Эти машины, разумеется, не могли появиться здесь самостоятельно... Поэтому месье следовало бы проявить крайнюю осторожность на случай...
      - Да?
      - ...если бы этим людям вздумалось объяснить месье, что они не в восторге от макаронных изделий Пастори, чьим глашатаем является месье... Кажется, мы уже видели этих людей в мэрии, и, по всей видимости, они проявляют повышенный интерес к кейсу, с которым месье не расстается никогда или почти никогда. В наше время любопытство и дурные манеры распространились беспредельно!
      - Слушайте, Эмиль, давайте прекратим эту игру. Вы ведь в курсе дела, не так ли?
      - Слуга никогда не позволит себе быть в курсе чего бы то ни было, месье, если только заинтересованные лица не сочли полезным ему довериться, но это в большинстве случаев и неуместно, и... опасно. Пусть месье соблаговолит нас простить, но мы, кажется, слышим телефонный звонок.
      Оставив Жака в некотором замешательстве, Эмиль вышел из кухни, пересек гостиную, где, сраженные усталостью, Тоска и Санто дремали в креслах, и открыл дверь в спальню. Царивший там беспорядок шокировал дворецкого, но он подошел к телефону и снял трубку.
      - Pronto?.. Простите? Муж? Мы опасаемся, что плохо поняли смысл вашего вопроса, синьора... Ваш муж должен быть здесь? Вместе с карабинером? Но для чего? Ах, они пришли арестовать убийц? Синьора, мы думаем, здесь какая-то ошибка... или же синьора стала жертвой шутки весьма сомнительного вкуса... Мы можем уверить вас, что здесь нет... О! Подождите! Не вешайте трубку, пожалуйста...
      Дворецкий направился к кровати, из-за спинки которой торчал сапог. Нагнувшись, он обнаружил там сержанта карабинеров. Эмиль извлек беднягу из щели и с удивлением узрел совершенно синий лоб, как будто сержант с размаху приложился головой об стену. Лауб усадил карабинера на постель и начал похлопывать по щекам, пока Коррадо не приоткрыл наконец один глаз.
      - У вас есть жена по имени Антонина, синьор сержант? - спросил Эмиль.
      Карло испустил столь невероятно глубокий вздох, что произвел впечатление даже на невозмутимого дворецкого.
      - Антонина... солнце моей жизни? Где она?
      - Дома, вероятно.
      - Тогда почему вы говорите мне о ней? По какому правы вы позволили себе упоминать имя этой святой? Где вы ее видели?
      - Мы не видели синьоры, мы ее только слышали.
      - Где?
      - Там... Синьора ждет на том конце провода и требует своего мужа, сержанта карабинеров.
      - Это я!
      - Так мы и подумали.
      - Помогите мне добраться до нее, до бедняжки...
      Эмиль поддерживал сержанта, пока тот брел к телефону.
      - Алло?.. Нина?.. Не кричи так, ты меня терзаешь... Ранен? Нет, не думаю... хотя голова... Ах, Боже мой, я, кажется, вернулся с того света... Западня, слышишь, Антонина, западня! Вот куда я попал! Меня избили! Кто? Откуда я знаю! Сходи к Пьеранджели и купи эскалоп потолще - я положу его на лоб, чтобы оттянуть кровь. Иначе, я чувствую, у меня будет удар, воспаление мозга... безумие и смерть! Нет, не плачь, моя Антонина, хотя из тебя получилась бы очень милая вдовушка... вот только я уже не смогу тебе об этом сказать, моя голубка... А раз меня не будет, то что мне с этого за радость?
      Чувствуя, что разговор становится все нежнее, Эмиль тактично удалился.
      - Что со мной произошло?.. Не знаю... Клянусь тебе, сейчас я просто не способен ни о чем думать - я так страдаю... И как же мне не терпится попасть к тебе под крылышко! Ты мое спасение, моя гавань, Антонина миа... Да, уеду отсюда, как только разыщу Морано. Ты же понимаешь, что военачальник не может вернуться без своих полков! Отдаю измученное сердце в твои верные руки! Чао!
      Сержант задумчиво опустил трубку. Он еще не вполне пришел в себя, но все же пытался сообразить, что произошло. Коррадо смутно припоминал, что явился какой-то рыжий разбойник и грозил ему револьвером, потом карабинер изменил ситуацию в свою пользу, но с этого момента цепь событий прерывалась - он не мог вызвать в памяти ничего, кроме разрозненных и непонятных видений. Будто бы он, Карло, бултыхается на кровати вместе с Морано, молодой женщиной и - это уж ни в какие ворота не лезло - с тем рыжим типом! Кроме того, у сержанта было неясное ощущение, будто он получил сильнейший удар по голове. Коррадо инстинктивно поднял глаза к потолку - не отвалилась ли какая-либо его часть. Но, поскольку потолок оказался явно ни при чем, сержант так и не смог понять, что его оглушило. Опустив глаза долу, Карло заметил, что из-под опрокинутого дивана торчит рука. Он выхватил револьвер и решительно двинулся к человеку, притаившемуся в засаде. Однако, отодвинув диван, сержант нашел там лишь своего карабинера. Тот, видимо, спал. Мощнейшим пинком под зад Коррадо вернул ему одновременно и чувство реальности и представление о дисциплине.
      - Ma gue! Морано! Вы хоть знаете, где находитесь?
      Совершенно ошалевший карабинер явно ничего не понимал.
      - Значит, пока я сражаюсь, пока я сдерживаю натиск бешеной своры, вы, Морано, спокойно дрыхнете, э?
      - Я разве сплю, сержант?
      - А если нет, то для чего вы торчали за диваном, а?
      - Не знаю, сержант.
      - А ружье? Где ваше ружье?
      Морано посмотрел на обе ладони, словно желая убедиться, что там нет карабина, и с отчаянием поглядел на Коррадо.
      - Не знаю, сержант...
      - А вы догадываетесь, что это значит?
      - Нет, сержант!
      - Вас всего-навсего ждет трибунал, Морано! Военный трибунал!
      Подобная перспектива так напугала парня, что он разрыдался. В конце концов растроганный Карло похлопал его по плечу и стал утешать.
      - Ну-ну... Силио... Возьмите себя в руки... Я же не сказал, что отправлю вас под трибунал, а только то, что за такие вещи судят! Надо найти ваше ружье... Иначе как же я смогу объяснить его исчезновение в очередном рапорте?
      Карабинер немедленно опустился на четвереньки и принялся искать ружье на полу в каждом углу. Поиски увенчались успехом, и, обнаружив карабин под кроватью, Морано старательно вытянулся перед шефом по стойке смирно. Сержант с умилением улыбнулся:
      - Вот и отлично, Морано... Забудем об этом. Но в следующий раз отнеситесь к своему долгу посерьезнее! Э?
      Пока Эмиль приводил кухню в мало-мальски пристойный вид, Санто и Субрэй сидели в гостиной, бросая друг на друга полные ненависти взгляды. Кричать они не осмеливались из опасения разбудить Тоску. Сержант и его карабинер нарушили эту семейную сцену, и вся видимость покоя мгновенно улетучилась.
      - А, вот вы где! - заметил Каррадо, недружелюбно поглядев на Санто.
      Тоска вздрогнула и проснулась.
      - Опять карабинеры? - простонала она. - Кошмар продолжается...
      Карло повернулся к ней:
      - Прошу прощения, синьора! Но всему есть предел, и даже у лучшего в мире карабинера может лопнуть терпение! Кто-то меня ударил по голове! Кто?
      - Откуда же мне знать?
      - Где тот рыжий тип, который угрожал вам револьвером?
      Фальеро хмыкнул.
      - Вы что ж думаете, он стал вас дожидаться?
      - С одной стороны, я его понимаю... иначе его ждало нечто совершенно ужасное! А это еще кто?
      - Француз.
      - Француз, влюбленный в синьору?
      Жак встал:
      - Я вижу, сержант, вы уже в курсе наших дел?
      - Да, синьор, и позвольте сказать вам, что у вас прекрасный вкус.
      - Благодарю, сержант... всегда приятно встретить человека с душой и сердцем!
      Карло Коррадо взволнованно схватил Субрэя за руки.
      - Не отчаивайтесь, синьор! Кто знает, что нам судило Небо? Возможно, в один прекрасный день синьора овдовеет...
      - Ну, давайте же, не стесняйтесь! - завопил Фальеро. - Прикончите меня, раз на то пошло...
      Коррадо смерил его ледяным взглядом:
      - Кажется, вас никто не просил вмешиваться в нашу беседу, синьор!
      Вне себя от бешенства Санто схватил первую попавшуюся вазу и швырнул об пол. Стекло разлетелось вдребезги. Звон пробудил память сержанта, и тот налетел на Фальеро:
      - Теперь я вспомнил! Это вы!
      - Я? Что я?
      - Вы меня оглушили вазой!
      - А вам это не приснилось?
      Коррадо заколебался.
      - Ваше счастье, синьор, что я не могу присягнуть! - с негодованием крикнул он.
      - Мое счастье? Porca miseria! Это я-то счастливчик? Ну, это уж слишком!
      Сержант с нескрываемым презрением повернулся к нему спиной.
      - Я думаю, синьора, подобное поведение вашего супруга не может не внушать вам глубоких сожалений, - сказал он Тоске.
      - Чувства моей жены вас не касаются, сержант! Ма gue! Нет такого закона, что я должен выносить наглость какого-то карабинера! Убирайтесь к чертям! Слышите? Вон отсюда!
      Карло с достоинством поклонился Тоске.
      - Приношу вам мои глубочайшие соболезнования, синьора... А вы, синьор, не теряйте надежды... В конце концов глаза у нее откроются, - обратился он к Жаку. - А кстати, синьор Фальеро, что за человек только что заходил в спальню?
      - Эмиль, дворецкий графа Матуцци.
      - И зачем он сюда приехал?
      - Работать.
      - Превосходно. Насколько я понимаю, бандиты исчезли, разлученная на время пара соединяется, дворецкий приводит дом в порядок, а карабинеры, которых грубо лишили сна и заставили рисковать жизнью, могут идти на все четыре стороны? Да что я говорю - "идти"... их вышвыривают за дверь, святая Мадонна!
      - Совершенно верно, сержант. И, честно говоря, чем раньше карабинеры отправятся восвояси, тем лучше!
      - Отлично... Вы слышали, Морано? Мальчик мой, вам пора знать, что никакая броня не защищает нас от неблагодарности тех, кому мы бросаемся на помощь, блюдя честь своей формы! Пойдемте, Морано... Достоинство - прежде всего! Помните, Морано: достоинство!
      - Да, сержант!
      - А я вас от души благодарю, сержант, - обратилась к Коррадо Тоска. Возможно, без вашего вмешательства мы с мужем сейчас были бы мертвы!
      - Из-за вас я был бы очень этим огорчен, синьора... - Он указал на француза и чуть заметно подмигнул. - И из-за него, впрочем, тоже!
      Коррадо гордо выпрямился.
      - Синьор Фальеро, хочу вас предупредить, что вас могут грабить, пытать, выпустить кишки и убить хоть тысячу раз подряд - я и пальцем не шевельну! Один раз еще можно поиздеваться над сержантом Карло Коррадо, но дважды - не выйдет! Так что имейте это в виду.
      Когда блюстители закона удалились, Санто вдруг пришло в голову, что за последние несколько часов он перенес гораздо больше унижений, чем нормальный человек в силах вытерпеть за всю жизнь. И он решил излить обиду на жену.
      - Я не понимаю вас, Тоска! Вы встаете на защиту каждого, кто меня оскорбляет!
      - Вовсе нет, Санто! Будь вы сейчас в состоянии рассуждать здраво, вы бы поняли, что я лишь пытаюсь все уладить и успокоить тех, кого вы несправедливо обижаете!
      - Жака Субрэя, например?
      - Это особый случай...
      Жак поклонился:
      - Спасибо, милая Тоска!
      Санто тут же вскипел:
      - Я запрещаю вам называть мою жену "милой"!
      - Коли на то пошло, может, вы еще запретите мне ее любить?
      - Ma gue! Разумеется, запрещаю!
      - Тысячу извинений, но это невозможно!
      - Вы слышите, Тоска?
      - Естественно... я же не глухая!
      - И это вас не возмущает?
      - Не могу же я заставить человека меня разлюбить!
      - Зато могли бы велеть ему помалкивать на эту тему! Чего вы добиваетесь, Субрэй?
      - Право, не знаю... Глядя на нее, я больше ни о чем не могу думать... Мы так давно любим друг друга, Фальеро...
      - Так-так... продолжайте, не стесняйтесь! Если хотите, я выйду!
      - Я и не смел попросить вас о такой любезности!
      - Довольно, Субрэй!.. А вам, Тоска, должен признаться, что ваше поведение меня глубоко ранит! Вы ведете себя, как... Синьор Субрэй, может, вам уйти, пока я не попросил Эмиля выставить вас вон?
      - Невозможно!
      - Вы отказываетесь уходить?
      - Не то чтоб я не хотел... но не могу.
      - А почему, скажите на милость?
      - Видно, у вас очень короткая память, Фальеро! Вы что же, забыли о событиях нынешней ночи?
      - Санта Репарата! Еще бы я забыл! Ничего я не забыл, Субрэй, а главное - что этой дьявольской ночью я обязан вам!
      - Уж не воображаете ли вы часом, будто те два типа отказались от надежды до меня добраться?
      - Я полагаю, они ушли?
      - Вряд ли эти молодцы далеко отсюда... Они меня ждут. Так что заставить меня уйти, Фальеро, - это послать на верную смерть.
      Санто, по-видимому, подобный исход нисколько не расстроил бы. Даже наоборот.
      - Не хватало только, чтобы вы стали убийцей, Санто! - возмутилась Тоска.
      - Об этом и речи быть не может... вы же знаете, Тоска... Но скажите, Субрэй, а вы уверены, что не преувеличиваете малость... просто чтобы пустить пыль в глаза Тоске, а? Ну зачем тем ребятам понадобилось вас убивать?
      - Чтобы забрать мой кейс.
      - Кейс? Вы что, смеетесь надо мной?
      - Клянусь, мне совсем не до веселья.
      - Но в конце-то концов, что за сокровища в вашем кейсе?
      - Планы мотора, который вы делаете со своим дядюшкой.
      - Что?!!
      - Вы прекрасно слышали, Фальеро.
      - Вы утверждаете, будто документы, украденные три месяца назад, у вас?
      - Вот именно.
      - Но в таком случае, Субрэй, это вы... вы...
      - Украл их? И вы всерьез в это верите?
      - По-моему, после того как вы...
      - А вы, Тоска?
      - Конечно, нет, Жак! Не знаю, как попали эти бумаги к вам, но в любом случае я убеждена, что вы не совершили дурного поступка!
      - Спасибо, Тоска.
      Полное взаимопонимание между его женой и французом невыносимо раздражало Фальеро. Он усмотрел в этом желание лишний раз поиздеваться над ним, тем более что, к величайшей своей досаде, видел, насколько Тоска любезнее с Субрэем по сравнению с ним.
      - Все это очень красиво, но, когда вы закончите обмениваться комплиментами, может, синьор Субрэй снизойдет до объяснений, каким образом похищенные в лаборатории моего дяди документы попали к нему?
      - Просто я ездил за ними...
      - Куда же это? В Россию?
      - Нет, в Марибор, если вас интересуют детали.
      - И... и что сталось с ворами?
      - А что обычно бывает со шпионами, не сумевшими выполнить задание?
      - Да ладно! Все это - пустая болтовня! Вы-то тут при чем?
      - Я сотрудник итальянской разведки.
      Такое признание, сделанное совершенно спокойным тоном, глубоко потрясло обоих собеседников. Санто пришел в себя первым.
      - Значит, вы шпион?
      - Если угодно... И не будь я твердо намерен уйти в отставку, вы бы никогда об этом не узнали.
      - Угрызения совести? Отвращение?
      - Да нет, просто устал... а еще до сегодняшнего утра у меня оставалась надежда...
      Тоска покраснела и опустила голову. Но Фальеро продолжал настаивать:
      - Значит, те люди, которые напали на нас сегодня ночью...
      - Мои коллеги из Англии и Америки.
      - Наши союзники!
      - В разведке не бывает ни союзников, ни друзей!
      - А почему вы держите бумаги при себе?
      - Потому что со вчерашнего дня пытаюсь добраться до человека, которому должен их передать. Но пока тщетно.
      - И что же вам мешает?
      - Слишком много желающих получить планы караулят на дороге.
      - В любом случае Тоска наконец-то знает, что вы за тип на самом деле! Шпион... Да есть ли на свете что-нибудь хуже?
      - Может, и так... но они нужны, хотя бы для того, чтобы исправлять ляпсусы неосторожных ученых! Ради того, чтобы ваше семейное изобретение не угодило в лапы Советов, мне пришлось три месяца жить в обнимку со смертью! Да еще прислушиваться к каждому шагу на лестнице - вдруг это полиция идет меня арестовывать? А в каждом случайном прохожем или попутчике, будь то на улице, в кафе или в поезде, видеть наемного убийцу, жаждущего за хорошие деньги отправить меня к праотцам... Три месяца подобного режима - это долго, синьор Фальеро, очень долго...
      Тоска внимательно слушала. Теперь она отчетливо сознавала, что для нее теперь существует только Жак. И вот она разлучена с ним навеки, из-за того что усомнилась в его любви.
      - Именно поэтому вы и молчали целых три месяца?
      - Конечно... Меня отправили по следу похитителей как раз в тот вечер, когда я должен был вам позвонить, Тоска. Я не успел вас предупредить, а сейчас...
      Она опустила голову:
      - Простите меня!
      К счастью, появление Эмиля разрядило атмосферу.
      - Что угодно синьоре, чай или кофе?
      - Чай, пожалуйста.
      - А что будут пить синьоры?
      Санто и Жак выбрали кофе. Дворецкий сообщил, что, если не считать следов от пуль, дом не очень пострадал.
      - Мы не знаем, стоит ли звонить синьору Ваччи и рассказывать о случившемся...
      Фальеро пожал плечами:
      - Чего ради? Рано или поздно он все равно об этом узнает, и чем позже тем лучше... Эмиль...
      - Да, синьор?
      - Вам известно, чем на самом деле занимается Жак Субрэй?
      - Мы знаем, что синьор Субрэй время от времени путешествует по поручению торговой фирмы Пастори.
      - А если бы вам сказали, что это неправда?
      - Мы бы ответили, что нас это ни в коей мере не касается. Простите, синьор, но мы вынуждены вернуться на кухню, тосты уже на огне.
      Тоска так рассердилась, что не могла не сделать мужу выговор.
      - Намотайте на ус, Санто! Метрдотель дает вам уроки такта! Зачем вам понадобилось выкладывать ему чужие секреты? В конце концов, я могу подумать, что у вас низкая душа!
      - В первую очередь я несчастен, вот и все! Как бы я хотел оказаться на месте Субрэя!
      - Почему же?
      - Потому что тогда я вышел бы из дома и покончил с существованием, которое становится слишком тягостным!
      Спрятавшись за кустом можжевельника, Майк Мортон и Роналд Хантер видели, как сержант и его подчиненный покинули виллу.
      - По-вашему, они вернутся, Майк?
      - Поживем - увидим... Может, они решили, что мы удрали, а может, отправились за подкреплением...
      - Тогда нам придется туго...
      Американец покачал головой:
      - В нашем ремесле самое главное - никогда не терять надежды, мой мальчик, иначе живо испечешься. Давайте-ка малость передохнем. Дорогу отсюда видно, так что, коли Субрэю вздумается подойти к машине, его ждет сюрприз. Как видите, Ронни, я был прав - француз где-то поблизости... С карабинерами он не вышел, а машина так и стоит на обочине. Трудно вообразить, что он мог отправиться в Болонью пешком, а? По-моему, там, в доме, царит полное благодушие! Все трое отлично ладят. Напрасно я не встряхнул хорошенько эту парочку... они бы точно раскололись... А впрочем, голубки ровно ничего не потеряли из-за отсрочки! Ладно, пусть пока приходят в себя, а если через полчаса не случится ничего новенького, рванем туда. О'кей?
      - О'кей... Вы женаты, Майк?
      - Да вы что? При моей-то работенке? У меня есть подружка в Сиу-Сити, в штате Айова - я там родился. Лет через пять-шесть мы поженимся, если, конечно, я выйду в отставку не очень дохлым... Буду ловить рыбку в старушке Миссури, и настанут распрекрасные времена... Правда, за пять-шесть лет может много чего случиться... Иногда я думаю, Ронни, что лучше бы пошел в полицию Сиу-Сити... Тогда я, само собой, не смог бы болтаться по всему свету, зато Мэрион, возможно, нарожала бы мне чудных ребят...
      - А зачем вы пошли в разведку?
      - Кажется, меня провели за нос, старина... Книжек начитался! Я воображал, будто шпионы, хоть и дерутся, но в перерывах "снимают" самых сногсшибательных куколок, готовых на что угодно из уважения к нашей профессии. А долларов будто бы - хоть лопатой греби! Видали осла? Насчет драк не спорю - чего-чего, а этого добра хватает. Я уже заработал одну пулю в бедро, другую в плечо и получил ножом в спину, так никогда и не выяснив, кому сказать спасибо... Я болел тифом, корью и чуть не сдох от желтой лихорадки. А вот девицы, по крайней мере те, что мне попадались, не привлекли бы и мальчишку... Что же до бешеных бабок - каждую коробку спичек приходится записывать в статью расходов... Так что облапошили меня, старина, другого слова не подберешь. А у вас как, получше?
      - Куда там! С нашими-то жмотами...
      - А вы тоже полезли в этот дурдом из-за девок?
      - Не совсем... По правде говоря, мы с Дэйзи - моей женой - дружили с детства, вместе ходили в школу в Кокермауте, это в графстве Кемберленд. Я крепкий малый, но всегда был маленького роста, а женщины, во всяком случае у нас в Англии, не очень-то обращают внимание на коротышек...
      - А вы еще и рыжий!
      - Ну да, рыжий, и что с того?
      - Разве в Англии любят рыжих?
      - Пока вроде бы да...
      - Вот как? А у нас - нет. Короче, ваша Дэйзи не ставит вам в счет огненные волосы?
      - Она сама рыжая!
      Майк дружески хлопнул коллегу по спине:
      - Ох уж этот Ронни! Выходит, Дэйзи не нравился только ваш рост?
      - Не то чтобы не нравился, а просто я видел, как она переживает... Другие совершали спортивные подвиги, а я мог рассчитывать только на всякие хитрости. Потом началась война... Я надеялся наконец отыграться, но и тут ни разу не пришлось пострелять. Меня засадили за бухгалтерские расчеты... Троих моих друзей убили, двое вернулись раненые и увешанные медалями. И вот как-то раз, когда я занимался в физкультурном зале дзюдо, ко мне подошел один тип... Короче, я связался с разведкой, чтобы ошеломить Дэйзи. Мы поженились, и у нас двое детей - Алан и Монтгомери...
      - И оба рыжие?
      - Иначе это было бы просто подозрительно, Майк! Разумеется, о моей работе в секретных службах знает весь Кокермаут, во всяком случае, я думаю, Дэйзи об этом позаботилась, потому что каждый раз, когда в любой точке мира случается мощный взрыв, исчезает самолет, сходит с рельсов поезд или происходит особо впечатляющее покушение, сограждане со всех ног бросаются к моей супруге спрашивать, не замешан ли в этом деле я. Дэйзи, которая, конечно, ничего не знает, отказывается отвечать, но при этом напускает на себя такой таинственный вид и так многозначительно подмигивает, что, с точки зрения жителей Кокермаута, на моих руках больше крови, чем у Гитлера и Сталина, вместе взятых!
      - Значит, вы самая выдающаяся личность в Кокермауте?
      - Да... Но, по правде говоря, лучше бы я остался бухгалтером. По крайней мере я бы видел Дэйзи и детей, а по субботам метал бы стрелки в баре "Оловянная кружка"...
      - Не расстраивайтесь, старина! Всему приходит конец. А пока, раз карабинеров не видно, займемся нашим синьором Субрэем.
      - Вы совершенно уверены, Майк, что этот сержант не притащит с собой подкрепления и не начнет прочесывать дом и сад?
      - Сержант? Готов спорить, он сейчас лежит в постели с ледяным компрессом на лбу!
      Карло Коррадо не лежал, но предположения американца были недалеки от истины. Отдав необходимые распоряжения Гринде - второму из своих карабинеров, и отпустив Морано немного отдохнуть, Карло отправился домой. Антонина встретила его душераздирающими криками и причитаниями. Она сняла с мужа ботинки и мундир, удобно устроила в кресле и потребовала, чтобы он молчал, пока не выпьет крепкого кофе. Но, не давая Карло открыть рта, сама матрона и не думала отказываться от подобного удовольствия.
      - Святой Януарий свидетель, Карло мио, я пережила ужасные часы... Я думала, ты погиб!.. И уже видела тебя распростертым на погребальном ложе, в парадной форме и с четками в скрещенных руках.
      - Ну, это уж слишком, Антонина...
      - А кем бы я была без тебя, мой Карло?
      - Вдовой!
      - Что ты говоришь?
      - Если меня не станет, ты будешь вдовой!
      - Никогда! Я не желаю быть вдовой!
      - Знаешь, голубка, я ведь тоже не особенно рвусь на тот свет...
      - Вот что, Карло, немедленно дожить! Я приготовлю тебе настой огуречника с граппой... ты пропотеешь, и все неприятности как рукой снимет!
      - Ma gue! Я же не болен, просто устал!
      - Что ж, сделай так, будто ты заболел!
      - А мой долг, Антонина?
      - Твой долг - сохранить мне мужа, потому что такого, как ты, я больше никогда не найду!
      - Если хочешь знать, Антонина, я тоже так думаю.
      - Так ты позволишь мне поберечь моего дорогого супруга?
      И, преодолевая слабеющее сопротивление Коррадо, жена заставила его облачиться в великолепную пижаму цвета палого листа, отделанную пурпурным шнуром, и уложила в постель. А потом сержанту пришлось выпить обжигающий настой с такой щедрой порцией граппы, что очень скоро, парясь под одеялом, бедняга почувствовал себя островом в океане. Антонина облегченно перевела дух - хотя бы на сей раз вдовство ей не грозит!
      Тоска, Санто и Жак заканчивали завтракать. За едой они почти не разговаривали - все трое слишком устали, чтобы продолжать ссориться. Признания Субрэя так огорчили синьору Фальеро, что ей хотелось умереть. Мысль о том, что ее собственное нетерпение и недоверчивость лишили их обоих счастья, казалась невыносимой. В свою очередь Санто понимал, что жена и Субрэй смотрят на него как на третьего лишнего, и, конечно, не мог не испытывать глубокой горечи. Невозмутимый Эмиль, словно не замечая этого кипения страстей, неусыпно следил за соблюдением всех ритуалов, приличествующих завтраку. Наконец Тоска объявила, что собирается принять ванну и нарочно предупреждает всех, чтобы ей не мешали, поскольку в ванной, как и в других помещениях, замка на двери нет. Оставшись вдвоем, Жак и Санто с нескрываемым отвращением уставились друг на друга.
      - Весьма сожалею, что там, в Мариборе, над вами не взяли верх, заметил Санто. - Это избавило бы нас от вашего присутствия!
      - Но тогда вам пришлось бы распрощаться с планами мотора!
      - И что с того? Тоска мне дороже всех моторов на свете!
      Субрэй встал:
      - Пойду-ка я лучше пройдусь... Уж очень велико искушение надавать вам как следует!
      Как только Жак ушел, Фальеро позвал Эмиля и заказал обед. Покончив с этим вопросом и отпустив метрдотеля на кухню, он закурил, но забыл бросить спичку и, конечно, обжегся, поскольку в комнату ввалился тот самый ужасный гигант, который так жестоко избил его накануне. Санто хотел крикнуть, но не смог издать ни звука. Впрочем, пистолет Майка не располагал к громким проявлениям недовольства. И Санто лишь взмолился, сам не зная кому:
      - Нет, этого не может быть... меня, наверное, мучают кошмары... Неужели опять вы? И все начнется сначала?..
      Американец расплылся в добродушной улыбке:
      - На этом я вовсе не настаиваю... разве что вы сами меня вынудите... Ну? Где он прячется?
      - Кто?
      - У меня складывается впечатление, что это вы хотите начать все сначала, синьор!
      - Вам по-прежнему нужен Субрэй?
      - Вот именно.
      - Минуту назад он был здесь, так что вряд ли успел уйти далеко.
      - Советую вам не двигаться и сидеть спокойно, пока я не закончу поиски.
      Не сводя глаз с Фальеро, Майк подошел к двери в спальню, быстро окинул ее взглядом и, не обнаружив ничего интересного, перешел к ванной. Едва он приоткрыл дверь, как послышался дикий вопль Тоски, застигнутой в костюме Евы. Майк неторопливо закрыл дверь и повернулся к Санто:
      - А у нас принято запирать дверь, когда собираешься ополоснуться!
      На пороге кухни гигант столкнулся с Эмилем.
      - Что вам угодно, синьор? - с присущим ему спокойствием осведомился метрдотель.
      - Синьор Субрэй, per favore!*
      ______________
      * Пожалуйста (итал.).
      - Разве он не завтракает?
      - Нет.
      - Тогда не знаю.
      Во время этого короткого разговора Роналд Хантер, решив взяться за своего противника с другой стороны, в свою очередь появился в гостиной.
      - Вы один? - спросил он вконец обалдевшего Фальеро.
      - Странный вопрос... Вы тоже ищете Субрэя?
      - Да.
      - В доме его нет, во всяком случае, я так думаю...
      - С вашего позволения, я проверю. Главное - не двигайтесь с места!
      Фальеро мрачно уверил англичанина, что, если тому вздумается даже поджечь виллу, он не встанет с кресла. Хантер тоже заглянул в спальню, потом в ванную и услышал отчаянный вопль Тоски. Как и положено истинному британцу, Роналд покраснел до ушей и быстро захлопнул дверь:
      - Sorry, Mrs*...
      ______________
      * Извините, миссис (англ.).
      Он вернулся в гостиную в тот момент, когда Мортон вышел из кухни.
      - Ну, Ронни?
      - Пусто, Майк!
      - Да не испарился же он, в самом деле?!
      Не подозревая о том, что его ждет, Жак вошел в гостиную. Увидев вытаращенные глаза Фальеро, он быстро сообразил, что к чему, и хотел было вернуться назад, но опоздал - дорогу в сад преградил американец. Жак оттолкнул плечом Хантера и бросился в спальню, рассчитывая выскочить в сад через ванную, но, распахнув дверь и услышав крик Тоски, застыл на месте и угодил в лапы преследователей. Мортон схватил Жака, а Хантер прикрыл дверь в ванную:
      - Excuse me, Mrs***...
      ______________
      * Извините, миссис (англ.).
      Но Тоска без чувств сползла по стенке и не слышала извинений. В гостиной, куда Мортон уже привел Субрэя, Роналд, не отличавшийся ненужной жестокостью, сразу же сообщил, что синьоре, по всей видимости, нехорошо. Проходивший мимо Эмиль бросился на помощь и, забыв постучать, влетел в ванную. Тоска как раз поднималась. Кричать у нее уже не было сил. Дворецкий так смутился, что, забыв все правила, забормотал на родном языке:
      - Verzeihen Sie mich, gnadige Frau*...
      ______________
      * Простите, сударыня (нем.).
      А в гостиной события разворачивались с нарастающей быстротой. Мортон и Хантер, загнав Субрэя в угол, уговаривали отдать кейс, не вынуждая прибегнуть к более убедительным аргументам. Донельзя возбужденный этой сценой Фальеро громко протестовал:
      - Вы не знаете французов, синьоры! Этот ни за что не изменит своему долгу! Он предпочтет, чтобы вы прикончили его на месте! Синьор Субрэй человек отважный! Вам придется как минимум очень долго его колотить!
      Жак поглядел на Санто:
      - Вам бы очень хотелось, чтобы эти джентльмены окончательно вывели меня из строя, да? Но я не испытываю ни малейшего желания стать калекой ради того, чтобы доставить удовольствие какому-то садисту! Вот мой кейс, синьоры. Я изо всех сил старался сохранить его, но бумаги дядюшки Фальеро, по-моему, не заслуживают, чтобы я положил за них собственную жизнь.
      Санто презрительно фыркнул:
      - Вы трус, Субрэй! Я это всегда подозревал...
      - А вы, надо думать, покажете мне, как умирают, спасая изобретение любимого дяди?
      - Мое дело изобретать, а не драться! Для таких вещей существуют наемники... Убийцы на жалованье вроде вас!
      Появление Тоски, затягивающей поясок халата, окончательно взбесило Фальеро.
      - Тоска! Вы совсем лишились рассудка? Являться в неглиже на глазах у этих похотливых субъектов!
      - Какая разница?
      - То есть как это?
      - За последние несколько минут все они, включая Эмиля, видели меня совершенно голой, так что, честное слово, мне сейчас не гоже строить из себя воплощение стыдливости!
      - Тоска... вы меня разочаровываете...
      - А вы, Санто? Неужели вы и вправду думаете, что оказались на высоте? Почему вы не предупредили меня, что наша брачная ночь уподобится туристической экскурсии, а основной достопримечательностью буду я сама? Очевидно, синьоры немного опоздали? О, да я же их узнаю! Это великие оригиналы! Они не знали, что римские Олимпийские игры уже окончены, и во что бы то ни стало хотели показать свои достижения в борьбе! Чем могу вам служить, синьоры?
      Мортон, который был очарован такой любезностью и, возможно, недостаточно умен, чтобы оценить иронию, неловко поклонился:
      - Ничем, синьора... Теперь, когда синьор Субрэй продемонстрировал добрую волю, нам больше незачем вас беспокоить... Ваш кейс, Субрэй, please?
      Жак протянул ему кейс. Немного поколебавшись, Майк разразился громким хохотом.
      - Думаете, я такой простак, Субрэй? Бросьте-ка его лучше к моим ногам и поднимите руки вверх! Ну, старина?
      Чемоданчик шлепнулся рядом с американцем. Тот подождал, пока Жак поднимет руки, потом вытащил револьвер и опустился на корточки, не сводя глаз с француза. Он уже схватил кейс и собирался встать, как вдруг услышал тихий голос Хантера:
      - Мне было бы очень жаль заканчивать карьеру убийством такого славного малого, как вы, Майк... Положите оружие на пол...
      Мортон повернул голову и воззрился на британского коллегу:
      - Ronnie, you!.. Dobled-cross!*
      ______________
      * Ронни, вы? Предатель! (англ.)
      - Бросьте, Майк, разве на моем месте вы не поступили бы точно так же?
      - Конечно... Ну и дурака я свалял! О'кей, готов платить за ошибку!
      Он выпрямился.
      - А что теперь, Ронни?
      - Ногой подтолкните револьвер ко мне...
      Майк повиновался.
      - Превосходно. А теперь сделайте то же самое с кейсом.
      Американец и тут не стал спорить.
      - Вы и вправду надеетесь унести его с собой, Ронни?
      Ироническая улыбка Мортона немного тревожила англичанина. Он чувствовал, что произошло или вот-вот произойдет нечто, не слишком для него приятное. Роналд быстро нагнулся и сунул револьвер американца в карман.
      - Ну вот, а теперь я удалюсь вместе с трофеем.
      - Не думаю, Ронни.
      - Почему?
      - Гляньте, что у вас за спиной!
      Англичанин хмыкнул.
      - Старый трюк, Майк, вот уж не ожидал от вас...
      Не отводя взгляда от тех, кто стоял перед ним, и не заботясь более о странном выражении их лиц, Хантер стал медленно наклоняться, но так и замер в полусогнутом положении, услышав резкий окрик. Выглядел он так комично, что Тоска не могла удержаться от смеха.
      - Не очень-то дергайтесь, товарищ Хантер... А то я могу вспомнить, как жестоко вы обошлись со мной в церкви Сан-Петронио...
      Англичанин понял, что Наташа Андреева решила взять реванш, и безропотно покорился. Похоже, Дэйзи придется одной воспитывать Алана и Монтгомери...
      - Выпрямитесь, Хантер! И идите ко мне пятясь, но не вздумайте оборачиваться, иначе я выстрелю!
      Подняв руки, Роналд начал нетвердым шагом пятиться к двери.
      - Стоп!
      Англичанин замер, и Наташа быстро забрала у него оба револьвера - и его собственный, и Мортона. Майк рассмеялся:
      - Какая невезуха, Ронни!
      Наташа велела американцу умолкнуть.
      - Вы, агенты капитализма, делаете все только ради денег... вы мне отвратительны! Не будь вас так много, я бы всех перестреляла, гнусные враги народа! Вы, англичанин, возвращайтесь к кейсу и подтолкните его ко мне ногой... точно так, как вы велели своему американскому дружку...
      Хантер добросовестно исполнил требование.
      - Хорошо. Встаньте рядом с остальными.
      Наташа подняла чемоданчик - предмет вожделений стольких разведок. Мортон и Хантер имели бледный вид. Фальеро, похоже, все это забавляло, а Тоска, уже ничему не удивляясь, безразлично наблюдала за развитием действия. Что до Субрэя, единственного, кто знал истинную цену бумагам, захваченным русской, то ему никак не удавалось изобразить отчаяние. Его огорчало лишь то, что подделка попала прямиком к Наташе. Джорджо Луппо ждет разочарование! Молодая женщина отступала к двери, держа всех под прицелом. Зато противники Наташи с растущим интересом наблюдали, как из кухни выскользнул Эмиль и неожиданно оказался у нее за спиной. Мортон и Хантер надеялись, что дворецкий бросит поднос, который он держал в руках, и внезапно обрушится на победительницу. Не мог же он не слышать, что здесь творится! Наташа буквально подскочила на месте, когда почтительный голос шепнул ей в самое ухо:
      - Не угодно ли синьоре чашечку чаю?
      Забыв о тех, кого она только что держала на мушке, молодая женщина резко обернулась и наставила дуло револьвера в живот Эмилю.
      - А ну убирайтесь к себе на кухню!
      - Но, синьора...
      - Прочь, лакей капитализма! Раб!
      - К услугам синьоры...
      Присутствующие разочарованно вздохнули, особенно Тоска и Жак - они оба так хорошо знали старого слугу! А тот, чтобы вернуться на кухню, разворачиваясь, сделал неловкое движение, и все содержимое подноса - чай, молоко, кофе, масло и джемы - полетело на юбку Наташи.
      - Дурак! - на русском языке завопила разгневанная женщина.
      Она инстинктивно опустила голову, дабы оценить масштабы катастрофы, и тут же получила от Эмиля такой меткий удар в челюсть, что, сама того не замечая, плавно перешла от возмущения к глубокому сну. Майк и Роналд как на пружинах подскочили к чемоданчику. Оба вцепились в него одновременно, и Майк уже поднял огромный кулак, собираясь избавиться от англичанина, но замер, услышав спокойный голос дворецкого.
      - Синьоры, должно быть, ошиблись...
      Хантер и Мортон, не двигаясь, смотрели на Эмиля, стоящего с Наташиным револьвером в руке.
      - Если память нам не изменяет, - продолжал меж тем Лауб, - этот кейс собственность синьора Субрэя, не так ли? Мы убеждены, что синьоры ни за что на свете не захотят присвоить то, что им не принадлежит, а потому сочтут своим долгом вернуть вещь синьору Субрэю...
      Мортон первым признал новое поражение.
      - О'кей... ловко разыграно... Придется все начинать сначала, Ронни...
      Майк швырнул Жаку чемоданчик и, обхватив английского коллегу за плечи, направился к двери. Эмиль с извинениями вручил им аккуратно разряженные револьверы.
      - Нам было бы весьма прискорбно, если бы произошел несчастный случай... поэтому мы сочли разумным принять некоторые меры предосторожности...
      На пороге американец повернулся к дворецкому.
      - Любопытный вы тип, старина... Пожалуй, как-нибудь на днях нам придется потолковать...
      - Почтем за честь, синьор...
      Как только двое мужчин ушли, Тоска захлопала в ладони:
      - Эмиль, вы необыкновенный человек!
      - Синьора очень добра к нам. А что делать с молодой особой, которую нам пришлось столь грубо ударить, хотя подобное обращение ни в коей мере не свойственно нашему характеру?
      - Свяжите ее хорошенько, Эмиль, - ответил Жак, - а я позвоню в Мольо и попрошу карабинеров за ней приехать. Пускай забирают.
      - Вы разрешите воспользоваться спальней, синьоры? Нам было бы жаль причинять этой синьорине лишние страдания...
      Фальеро знаком показал, что его эта история ни с какой стороны не касается и он предоставляет заботу принимать решение другим. Тоска не преминула этим воспользоваться.
      - Ну конечно, Эмиль!
      Молодая женщина проводила дворецкого в спальню и со жгучим любопытством наблюдала, как тот связывает Наташе руки и ноги и подкладывает ей под затылок подушку. Заботливые, почти ласковые движения старика растрогали синьору Фальеро.
      - Вы были женаты, Эмиль?
      - Нет, синьора.
      - Жаль...
      - Кого?
      ГЛАВА VI
      Карабинер Ренато Гринда, узнав от коллеги о приключениях в Ча Капуцци, внутренне возликовал, что ему не пришлось принимать участие в экспедиции. Сейчас он удобно устроился в караульной и читал еженедельник кино, с особым удовольствием смакуя последние новости о Лолобриджиде, к которой всегда питал слабость. В мечтах карабинер видел себя живущим в Калифорнии и женатым на кинозвезде, очень похожей на его кумира, причем актриса готова была отделаться от фотографов, журналистов и менеджеров, чтобы приготовить кашу детишкам. Даже в самых фантастических грезах Гринда всегда оставался мелким буржуа, страждущим семейной жизни. Услышав телефонный звонок, Ренато не сразу вернулся от грез к действительности и пробормотал "Pronto?" довольно томным голосом. На том конце провода Субрэй остолбенел от удивления. Однако от слов невидимого собеседника карабинер волей-неволей вернулся в реальный мир. Теперь ему было не до золотых снов! Ренато Гринда с ужасом осознал, что жуткая ночная история продолжается и ему придется-таки в ней участвовать! Сначала Гринда попробовал отнекиваться в наивной надежде хотя бы отдалить несчастье.
      - No, signjre, no! Ma gue! No e possibile*. Сержант едва успел вернуться домой!.. И вы хотите, чтобы я его беспокоил? О, синьор, вы же не можете требовать от меня такого?.. Что я вам сделал, синьор... Scusi?** Что?!! Вы спрашиваете, не пьян ли я?
      ______________
      * Нет, синьор, нет! Что вы? Нет, это невозможно! (итал.).
      ** Извините (итал.).
      От несправедливых обвинений карабинер Гринда всегда мигом терял хладнокровие, поэтому, услышав предположение француза, он не выдержал:
      - Вам крупно повезло, что я далеко, иначе я бы вам живо показал, кто пьян! Что ж, отлично, я предупрежу сержанта, и мы вместе приедем в Ча Капуцци! И, если мы увидимся, вам придется отвечать за свои слова, синьор!
      Вне себя от праведного гнева Гринда швырнул трубку и тотчас же схватил ее снова. Однако пока он набирал номер сержанта, воинственный пыл улетучивался с такой быстротой, что когда в квартире Карло Коррадо зазвонил телефон, Ренато едва не нажал на рычаг. Но в трубке сразу же послышался голос Антонины, и парень не успел окончательно поддаться малодушию, совершенно недостойному карабинера. Гринда объяснил жене шефа, как обстоит дело и по какой нелепой случайности их с сержантом ждет на Ча Капуцци пленник. Сперва синьора Коррадо ни за что не хотела будить мужа, отдыхавшего после ночи кошмаров, но представив, как ее красавец-сержант ведет в оковах виновника их ночных переживаний, матрона поддалась мстительному порыву и отбросила осторожность. Она уверила Гринду, что сержант будет готов через полчаса, и попросила заехать за ним на джипе.
      Внезапно разбуженный Карло сначала решил, что над ним зло подшутили. Со стороны Антонины это было бы неслыханно! Наконец, убедившись, что ему и в самом деле звонили, и услышав, какое обещание дала от его имени жена, Коррадо стал божиться, что все жаждут его погибели! А потому он твердо решил на некоторое время отрешиться от мира, столь безжалостного к сержанту карабинеров, и натянул на голову одеяло. Так смертельно раненный Цезарь закрыл лицо полой тоги.
      Сбитая с толку капитуляцией супруга Антонина разразилась трогательным монологом. Сначала она напомнила Карло о своей любви, потом коварно перешла к глубинным причинам этого чувства, особенно подчеркивая, как она всегда гордилась тем, что стала спутницей жизни человека, о котором другие могут лишь мечтать. А дальше, не останавливаясь, перескочила на чисто земные проблемы и долго распространялась о долге и чести. Наконец в полном изнеможении матрона умолкла. Несколько удивляясь молчанию супруга, Антонина дрожащей рукой убрала с любимого лица одеяло - сержант рыдал. Синьора Коррадо не могла взирать на подобное зрелище безучастно и, обливаясь слезами, бросилась на грудь сержанту.
      Исчерпав до конца излияния разделенной печали, Карло сел.
      - Антонина, как ты красиво говоришь!
      - Это потому, что от сердца, Карло.
      - Тогда в следующий раз постарайся пустить в ход мозги!
      Матрона удивленно воззрилась на мужа:
      - Что ты имеешь в виду?
      - Только то, что оценил твою речь, но она меня не убедила. Я остаюсь в постели!
      - Карло, ты этого не сделаешь!
      - Ma gue! Ты вздумала мне приказывать?
      - А почему бы и нет? Твоя честь принадлежит не только тебе! Я ношу твое имя, Карло Коррадо!
      Сержант скрестил на груди руки.
      - Ты хочешь оскорбить меня, Антонина? - осведомился он с горечью.
      Синьора Коррадо промолчала. Сержант посмотрел на жену. Она не опустила глаз. И Карло вдруг понял, что перед ним стоит совершенно не знакомая ему Антонина. Привычный семейный мирок, основанный на таких простых и необходимых для жизни правилах, как, например, полная власть над женой, рушился. Коррадо встал. В его отчаянии чувствовалось нечто возвышенное.
      - Я одеваюсь... и еду в Ча Капуцци, где собрались одни головорезы... Я больше не хочу жить!
      Антонина испустила вопль, в котором слышалась тоска львицы, лишившейся своего господина и малышей. Но, как ни мрачен был этот стон, он приятно щекотал самолюбие сержанта. Он сообразил, что нащупал правильный способ вернуть утраченную или по крайней мере пошатнувшуюся власть. Сейчас, всем своим видом выражая презрение к заботам этого бренного мира, он был великолепен.
      - Замолчи, Антонина! - приказал Коррадо.
      - Не могу!
      - Ma gue! Разве не ты сама посылаешь меня на смерть?
      - Нет!
      - Послушай, Антонина, ты меня оскорбила. А поэтому теперь можешь сколько угодно ползать у моих ног, умоляя не соваться в разбойничий вертеп на Ча Капуцци, я все-таки поеду! - Немного подождав, он с болью в голосе добавил: - Впрочем, ты и не думаешь просить...
      Появление Силио Морано нарушило эту возвышенную сцену. Но и в пижаме сержант внушал карабинеру глубокое почтение.
      - Почему на Ча Капуцци сопровождаете меня вы, а не Гринда?
      - Гринда хотел приехать, сержант, но я счел своим долгом не покидать вас...
      Карло смерил жену ироническим взглядом и снова повернулся к Силио:
      - Морано, я вас не забуду... Люди думают, будто всегда могут рассчитывать на самых близких, на тех, с кем связаны узами родства или брака, но... запомните, Морано, даже если это мой последний совет вам, запомните: посторонние бывают гораздо преданнее своих! Я благодарю вас, Морано! Спасибо, друг! Дайте руку...
      Сержант подошел к Силио. Тот все еще стоял, вытянувшись по стойке "смирно", поэтому Карло сам взял его руку и горячо пожал. Антонина глотала слезы, но пунцовые от стыда щеки горели. В порыве чувств сержант, отпустив руку Морано, обнял его за плечи и с решимостью, достойной античного героя, повел к двери.
      - Andiamo, fratello mio!*
      ______________
      * Пойдем, брат мой! (итал.)
      Но Антонина со свойственной ей практичностью спустила их на землю.
      - Что ж, ты так и пойдешь в пижаме? - всхлипывая, спросила она.
      Ворота не были заперты, но сержант все-таки позвонил, решив строго придерживаться устава, раз уж его сюда вызвали по всем правилам. К карабинерам вышел Эмиль.
      - Отведите нас к своим хозяевам! - высокомерно бросил Коррадо.
      Эмиль поклонился и повел их в гостиную, где ожидали Тоска, Жак и Санто. Сержант вытянулся в военном приветствии и коснулся кепи затянутой в перчатку рукой, а хозяева встали навстречу.
      - Мы прибыли сюда по просьбе синьора Субрэя, с тем чтобы арестовать личность, напавшую на вас и угрожавшую огнестрельным оружием, но обезвреженную вами... Е vero?*
      ______________
      * Верно?
      Такая торжественность немало позабавила Тоску.
      - Да, все правильно, - улыбнулась она, - только следовало бы уточнить, что речь идет о женщине.
      - О женщине?
      - Она из Советов, - пояснил Субрэй. - Наташа Андреева, горничная.
      - Так вы ее знаете?
      - Конечно!
      - Ладно... Что ж, синьор, соблаговолите отвести меня к задержанной... Где вы ее оставили?
      - В постели.
      - Что?!
      - Предварительно хорошенько связав! Вы идете?
      Но в комнате никого не оказалось, и только веревки свидетельствовали о недавнем пребывании здесь Наташи. Сержант подкрутил усы.
      - Не так уж крепко вы ее связали, э?
      Жак молча разглядывал веревку. Нет, ее не развязали и не стянули, а разрезали!
      Карло Коррадо набрал в легкие побольше воздуха - слишком много накипело у него на сердце, с тех пор как Антонина его разбудила.
      - Синьор француз, надеюсь, вы поверите, что я не испытываю никакой особой враждебности к вашим соотечественникам и какие бы странные дела ни творились по ту стороны Альп, мне это безразлично? Откровенно говоря, меня это не касается. Нейтралитет, синьор, я соблюдаю строгий нейтралитет. Зато я не потерплю и не позволю, чтобы некий француз пересек границу наших двух стран с единственной целью опозорить сержанта Карло Коррадо!
      - Уверяю вас, сержант, вы заблуждаетесь!
      - Scusi, синьор!.. Я спокойно жил в Мольо, не строя никаких честолюбивых планов и радуясь, что у меня есть жена, которая чтит меня, как самого Господа Бога, вновь пришедшего на землю. Я гордился уважением начальства и доверием подчиненных и полагал, будто с честью ношу форму. Ma gue! Но вот на моем ясном, незамутненном горизонте появляетесь вы, и жизнь мгновенно становится адом кромешным!
      - По-моему, вы слегка преувеличиваете, сержант...
      - Синьор! Меня вытаскивают из постели и заставляют тащиться в Капуцци посреди ночи! Там я оказываюсь в окружении каких-то сумасшедших и призраков. В меня стреляют, разбивают голову, а на рассвете выпроваживают, чуть ли не обвиняя, будто я полез не в свое дело. Но едва я возвращаюсь домой в надежде на заслуженный отдых, как снова вынужден вставать с постели, ссориться с Антониной... И ради чего? Чтобы, приехав, обнаружить вместо пленника пустое место! По-вашему, это серьезно, синьор?
      - Серьезно? И даже очень, сержант! Вы даже не представляете, до какой степени...
      - Grazie!* Не хватало только, чтобы вы обозвали меня дураком! Но теперь и это сделано! Grazie tanto**, синьор!
      ______________
      * Спасибо (итал.).
      ** Большое спасибо (итал.).
      - Да нет же, сержант, я не это имел в виду! Женщина, привязанная к кровати, никак не могла освободиться сама. Правда, Эмиль?
      - Совершенно исключено, месье.
      - Стало быть, ее кто-то освободил! А значит, люди, которые были здесь ночью, все еще неподалеку.
      - Тот рыжий человечек, что грозил мне револьвером, а потом отшвырнул на кровать? Ну, уж его-то я поймаю! У нас с ним свои счеты!
      Охваченный воинственным пылом сержант, позабыв о нанесенных обидах, потащил Морано в сад, где, быть может, скрывался Роналд Хантер.
      Тоска и Санто видели, как карабинеры бросились в сад, и не преминули удивиться отсутствию Наташи. Узнав от Жака о побеге пленницы, Фальеро стал уговаривать Тоску прогуляться. Он мечтал хотя бы на часок-другой избавиться от невыносимой атмосферы виллы, от навязчивого присутствия Субрэя и от периодических, но всегда неожиданных набегов представителей Великобритании, Соединенных Штатов и Советского Союза. Все это изрядно отравляло существование молодожену, жаждущему побыть наедине с супругой.
      Тоска согласилась, но сначала заставила Жака пообещать, что без нее он не станет лезть на рожон. Молодой человек поспешил успокоить ее:
      - Не волнуйтесь, Тоска. Я воспользуюсь вашим отсутствием и немного отдохну. Мне это совсем не повредит. Впрочем, ради пущего спокойствия я спрячу знаменитый кейс в стиральной машине. Где-где, а там наши друзья не станут искать, даже если они снова явятся!
      Тоска решилась уйти вместе с мужем, лишь получив от Эмиля заверения, что он позаботится о Жаке как о родном сыне. Фальеро это не доставило никакого удовольствия.
      Мортон и Хантер, выскользнув из дома после того, как Наташа попала в руки противников, вернулись на прежний наблюдательный пост, покинутый ими час назад ради новой неудачной экспедиции. Однако оба отличались упрямством и не желали так легко отказываться от добычи. Они видели, как Наташа прыгнула с балкона и убежала, но, не заметив у нее в руках кейса, продолжали спокойно сидеть под кустом. Потом появились карабинеры.
      - Опять они! - проворчал Роналд.
      - Ну, эти нам не опасны! - успокоил его Майк.
      - Все равно помешают...
      - Нет... если только я не захочу...
      Поглядев, как его спутник сжимает здоровенные кулачищи, Хантер невольно содрогнулся. То, что карабинеры вдруг опять выскочили из дома и, словно ищейки, начали прочесывать сад, привело обоих агентов в полное недоумение.
      - Как, по-вашему, Майк, что это они затеяли? - спросил англичанин.
      - Нас ищут...
      - И, думаете, не найдут?
      - Я бы не советовал, если у них есть семьи...
      Потом из дома, взявшись за руки, вышли Тоска и Санто. Хантер, явно чувствующий себя все менее уверенно, мрачно заметил:
      - Что, они тоже - по наши души?
      - Кто? Эта парочка? Ну, эти заняты друг другом, так что им не до нас... Похоже, нам нарочно облегчают работу...
      - Что вы имеете в виду, Майк?
      - То, что Субрэй остался один...
      - Не считая дворецкого!
      - С ним мы тоже разберемся... Этот тип меня чертовски интересует... Ну, пошли, что ли, Ронни?
      - Я пойду за вами!
      Они встали, но почти тут же Роналд выругался и спустился на колено, завязывая шнурок. Мортон, не раздумывая, треснул его по затылку, и англичанин без единого вздоха повалился носом в булыжник.
      - Sorry, Ронни... но ведь и вы недавно подставили мне подножку, а? Так что я не хочу давать вам еще один повод... Тут может быть только один победитель, и с вашего позволения им стану я.
      Майк подтащил Хантера к небольшому деревцу и тщательно привязал к стволу, но, будучи по натуре добрым малым, не стал забирать у него револьвер. Он вовсе не хотел унижать коллегу.
      Эмиль хлопотал на кухне. Поскольку другой прислуги в доме не было, ему приходилось всю работу выполнять самому. Сейчас он готовил оссо буко из продуктов, привезенных с виа Сан-Витале. Это его коронное блюдо! Он как раз успел тщательно обвалять в муке кусочки телятины и с любовью уложить в большую медную кастрюлю, хорошенько смазанную маслом, когда за спиной неожиданно послышался насмешливый голос:
      - Наверняка получится очень вкусно, а, старина?
      Метрдотель неторопливо оглянулся. Судя по всему, появление Мортона его нисколько не взволновало.
      - Мы так и думали, что это вы, - бесстрастно заметил он.
      - Почему?
      - Только американцы так дурно воспитаны, чтобы назвать дворецкого "стариной". Прошу прощения, но, если вы намерены и впредь продолжать всякие нелепые фокусы, нам лучше выключить плиту - иначе мясо может подгореть.
      - Продолжайте в том же духе, и вам самому жарко станет!
      Эмиль поклонился:
      - Мы видим, в Вашингтоне любят плоские каламбуры?
      - Довольно! Вы перебарщиваете, старина! Я, конечно, парень не злой, но всему есть предел... Садитесь!
      - На колени к синьору?
      - Ну-ну, валяйте дальше! Делайте из меня дурака! Только не жалуйтесь, коли схлопочете по носу!
      - А что же нам делать в таком случае?
      - Я, кажется, уже велел вам сесть!
      Заметив, что Мортон нервно сжимает револьвер, Эмиль решил больше не испытывать его терпения.
      - А теперь?
      - Заткнитесь, пока я вас буду привязывать. Чего-чего, а тряпок тут хватает!
      - Странные у вас в Америке развлечения...
      Майк привязал дворецкого к стулу, заткнул ему рот и, умиротворенный, пошел искать Субрэя. Это не заняло много времени - француз мирно спал на кровати. Мортон быстро обшарил комнату, надеясь добраться до кейса без посторонней помощи. Однако поиски успеха не принесли, и американцу все-таки пришлось разбудить Жака.
      - Ну и упрямый вы тип, как я погляжу! - не удержался Субрэй.
      - Да. Отдадите вы мне кейс добровольно?
      - Нет.
      Мортон сокрушенно вздохнул.
      - Вам нравятся такого рода упражнения?
      - Но вас, кажется, никто не заставляет...
      - Не болтайте глупостей, Субрэй. Вы отлично понимаете, что я не уйду из этого дома без чертежей профессора Фальеро, даже если мне для этого придется вас убить!
      - Моя смерть не поможет вам найти чемоданчик.
      - Смерть, может, и нет, а вот то, что ей предшествует...
      - А-а-а, понимаю... вы собираетесь меня пытать?
      - С огромным сожалением... Вас оглушить или вы обещаете не сопротивляться, пока я вас буду связывать?
      - Предпочитаю получать по башке как можно реже... Так что вяжите на здоровье.
      Американец связал Субрэя, пуская в ход все, что попадалось под руку, в том числе и галстук Жака. Француз выглядел совершенно спокойным, зато Мортон чувствовал себя явно не в своей тарелке.
      - А теперь слушайте внимательно, Субрэй: мне нужны документы, и я готов получить их любой ценой. Короче, лучше б вы сразу признались, куда их спрятали. Ну, куда вы девали этот проклятый кейс?
      - Значит, вы советуете мне предать своих?
      - Нет, лишь признать, что на сей раз вы проиграли.
      - А я в этом совсем не уверен, Мортон!
      - Что ж, как хотите, Субрэй. Клянусь вам, я далеко не садист, но раз надо применить суровые меры, я их применю!
      - Валяйте, приятель!
      Американец замялся.
      - Субрэй... не вынуждайте меня вас пытать... Прошу как о дружеской услуге. Я всегда терпеть не мог такие вещи...
      - Но, по-моему, вас ничто не заставляет...
      - Увы, досье Фальеро!
      - В таком случае, боюсь, вам придется-таки меня пытать...
      - Не очень-то это благородно с вашей стороны, Субрэй, но раз вы настаиваете...
      Майк вытащил из кармана складной нож.
      - Пожалуй, я выколю вам глаза, Субрэй... Это будет ужасно!
      - Тем хуже! Но честь превыше всего!
      - И вы готовы окриветь?
      - Что ж я могу поделать...
      Мортон открыл лезвие и склонился над французом.
      - Только не кричите слишком громко - у меня слабые нервы!
      На висках у Жака выступили капельки пота. Неужели американец пойдет до конца? Лезвие ножа приблизилось к левому глазу. Субрэй с трудом проглотил слюну. Но не успело острие коснуться глазного яблока, как Майк выпрямился.
      - Нет, не могу! - забормотал он прерывающимся голосом. - И никогда не мог!.. Это сильнее меня!
      Субрэю показалось, будто он возвращается к действительности откуда-то издалека. И ему вдруг стало бесконечно жаль своего победителя.
      - Встряхнитесь, Мортон... Все это - неприятные стороны нашего ремесла...
      - Признаюсь вам честно, Субрэй... Я воображал, что разрезать кого-нибудь на кусочки - очень просто... Во всех детективах, какие я только читал, герои шутки ради могут поджарить родную маму. Я считал себя таким же крутым парнем - и вот пожалуйста!.. С суперменами-то вышло то же, что и с девками, - ни разу не видал ничего похожего на книжки! Потому я и говорю, что меня бессовестно надули!
      - Надеюсь, вы хоть не собираетесь плакать?
      - Ну, это уж слишком... вам смешно, да? Десять лет я болтаюсь по всему свету, собираю все шишки, вместо того чтобы раздавать их самому...
      - С чего бы это?
      - Да просто у меня мягкое сердце... Драться - пожалуйста, но только на кулаках! Это по правилам, слышите, Субрэй, по правилам, и все честно! И никто меня не понимает! Все как один пользуются запрещенными приемами! А тем временем, очень может быть, Мэрион нашла себе другого!
      - Мэрион?
      - Это моя девочка, Субрэй... Она осталась дома, в Сиу-Сити, и поклялась меня ждать... По-вашему, я могу ей доверять?
      - Ну, знаете, женщины...
      - Да, конечно...
      Забыв о досье Фальеро, оба агента погрузились в свои собственные переживания. Тоска... Мэрион... Обоих глодала одна и та же печаль... и оба чувствовали себя обманутыми, не понимая, ни кем, ни ради чего.
      - Так вы думаете, у них не всегда хватает мужества терпеливо ждать? робко спросил Майк.
      - Я получил очень веское подтверждение как раз вчера... Я приехал черт знает откуда вместе с досье, которое вас так интересует... Миссия окончилась удачно, и я был доволен собой, а еще больше тем, что смогу наконец бросить эту дьявольскую работу и жениться на своей Тоске...
      - И что же?
      - Я приехал как раз вовремя, чтоб полюбоваться, как она выходит замуж за другого!
      - Вот оно как... Может, и меня с Мэрион ждет то же самое?
      - Не исключено...
      - Эх, не очень-то вы стараетесь меня ободрить!
      - Просто мне больше не хочется врать...
      Мортон вдруг разрыдался, и Субрэй начал его успокаивать:
      - Не падайте духом, Майк. Это наша общая судьба. Наша работа не дает жить по-человечески... Такие уж мы неудачники, Мортон.
      - Верно... неудачники! Вы мой брат, Субрэй... И я вовсе не собирался портить вам зрение...
      - Так я и думал.
      - Вы и в самом деле не хотите отдать мне это окаянное досье?
      Добравшись до конца сада и не встретив ни единой живой души, сержант решил изменить тактику.
      - Вы пойдете направо, Морано, а я - налево. Доберетесь до лесочка, прочешете его и, описав дугу, вернетесь сюда. Ясно?
      - Ясно, сержант!
      - Тогда исполняйте! Я сделаю то же самое, но с другой стороны. Вперед, Морано! Я смотрю вам вслед...
      Как только карабинер исчез из виду, Коррадо свернул влево. Судьбе было угодно, чтобы он наткнулся на дерево, возле которого сидел привязанный Хантер, утешаясь мечтами о карах, ожидающих Мортона, когда они встретятся. Сержант далеко не сразу сообразил, что за ворох тряпья прикрутили к дереву. Подойдя поближе и увидев человека, он тихонько выругался. Зато когда выяснилось, что это бандит, имевший наглость угрожать ему, Карло Коррадо, револьвером, сержант испустил радостный вопль.
      - Простите за бестактность, синьор, но могу я осведомиться, что вы тут делаете?
      Хантер сейчас не мог воспринимать даже самые невинные шутки.
      - Если я вам скажу, что тренируюсь перед олимпийским марафоном, вы мне не поверите, правда?
      - Нет, синьор, не поверю... Не обижайтесь, но мы, болонцы, вообще народ довольно недоверчивый... Может, вы и сочтете мое предположение смехотворным, синьор, но, мне кажется, вы привязаны к дереву. Я не ошибаюсь?
      - Кажется, это вполне очевидно, нет?
      - А можно узнать, каким образом вы оказались в подобной ситуации?
      - От скуки... Делать было нечего, и я сам себя связал... а потом стал ждать, пока вы меня освободите... Ведь именно так вы и поступите, не правда ли?
      - Непременно, синьор, я вас отвяжу и возьму с собой в Мольо.
      - Зачем?
      - Чтобы посадить в уютненькую, свежевыкрашенную известкой камеру. Надеюсь, цвет вам понравится.
      - Вы хотите посадить меня за решетку только за то, что отвяжете от дерева? Странно. Никогда не пойму итальянцев!
      - Нет, синьор, я вас арестую за то, что ночью у вас хватило нахальства угрожать револьвером сержанту карабинеров! И больше - ни слова. Устав запрещает разговаривать с задержанными!
      Карло Коррадо, мысленно возблагодарив Небо за такой чудесный реванш, разрезал веревки Хантера.
      - А теперь, синьор, протяните мне руки, чтобы я смог застегнуть на них эти красивые браслеты!
      - С удовольствием, сержант!
      Роналд резко выбросил руки вперед, и улыбка застыла на губах Коррадо в правой руке англичанина поблескивал пистолет, и его дуло смотрело явно в живот сержанту. Карло поглядел на оружие, потом - на англичанина и снова перевел взгляд на револьвер.
      - Ma gue, синьор! - возмутился он. - Неужели вы собираетесь меня прикончить?
      - Если понадобится - да!
      - Синьор, я женат...
      - Ну и что?
      - Так не поступают! Нельзя же вот так, за здорово живешь, убить мужа Антонины? И потом я совсем не хочу умирать, э?
      - Я тоже, сержант, не горю желанием отнять у вас жизнь, если только вы меня к этому не вынудите.
      - Уверяю вас, синьор, и не подумаю!
      - В таком случае, будьте любезны, подойдите поближе к дереву, чтобы я мог вас привязать.
      - Привязать меня? Но это же бесчестье, синьор!
      - Вы предпочитаете умереть?
      - По зрелом размышлении - нет, синьор.
      Майк так хорошо связал Субрэя, что теперь никак не мог развязать узлы. Устав от бесплодных усилий, он снова вытащил нож.
      - Лучше разрезать, так будет гораздо проще...
      - Гораздо проще, Мортон, было бы утопить "Мэйфлауэр"*, тогда мы не получили бы американцев на свою голову!
      ______________
      * Корабль, на котором в Америку прибыли первые эмигранты. (Примеч. авт.)
      Мортон обернулся и, увидев Роналда, захохотал.
      - У вас есть чувство юмора, Ронни!
      - Я запрещаю вам называть меня Ронни после того, что вы со мной сделали!.. И поднимите руки или, клянусь, я с удовольствием всажу в вас пулю-другую!
      Мортон повиновался.
      - Вы, кажется, и впрямь сердитесь, Ронни?
      - Так оно и есть! И не смейте больше называть меня Ронни! Где чемоданчик Субрэя?
      - Спросите у него сами!
      - Как только приму некоторые меры предосторожности против вас, Майк.
      Американец в свою очередь мигом оказался крепко привязанным к стулу, после чего Хантер повернулся к французу:
      - А теперь, Субрэй, чем скорее мы с этим покончим, тем лучше для всех. Где досье Фальеро?
      - Поищите!
      - Нет времени. Куда вы его спрятали?
      - Это мой секрет.
      - Хотите помучиться, Субрэй?
      - Не особенно.
      - Тем не менее именно это вас ожидает, если вы немедленно не скажете, где бумаги.
      - Я ничего не сказал Мортону, так почему бы не поступить точно так же и с вами?
      - Потому что Мортон не умеет раскалывать, а я - да!
      - Интересно было бы взглянуть...
      - Пожалуйста!
      Хантер закурил, высвободил правую ногу Субрэя и, сняв носок, поднес горящую сигарету к его пальцам.
      - Вы все еще не хотите говорить?
      - Нет.
      - Что ж...
      Роналд уже собирался прижечь ногу Жака, как вдруг Мортон негодующе крикнул:
      - Ронни!
      - Отвяжитесь, Майк!
      - Ронни... Вы думаете, Дэйзи обрадовалась бы, узнав, что ее муж стал палачом?
      - Запрещаю вам упоминать о моей жене!
      - По-вашему, Алан и Монтгомери гордились бы своим папой, узнай они, что тот разыгрывает из себя заплечных дел мастера, как какой-нибудь китаец? Я уверен, если бы после этого вы попытались обнять своих мальчиков, они бы сбежали, вопя от ужаса!
      Роналд раздраженно отшвырнул ногу Субрэя и подскочил к американцу:
      - Слушайте, Майк, агент я секретной службы или нет?
      - Вне всякого сомнения, Ронни.
      - Тогда не мешайте мне работать! И не смейте называть меня Ронни!
      - Это не ваша работа, Ронни... Я знаю, вам будет очень стыдно, что вы пошли на такую мерзость... Вы джентльмен, Ронни...
      - Вы думаете? Но, во имя Иова, скажите мне, каким образом я заставлю Субрэя выложить, куда он сунул треклятое досье?
      - Понятия не имею, старина...
      - Майк, с вашей стороны очень гадко было говорить мне о Дэйзи и мальчиках...
      - Я хотел только избавить вас от угрызений совести, Ронни...
      - Между прочим, в наказание за провал они ушлют меня в Чехословакию или в Болгарию... Тогда уж я точно не скоро увижу Дэйзи!
      - Сочувствую вам, Ронни... Но, знаете, меня самого запросто могут отправить куда-нибудь в Джакарту или в Бангкок... тоже не сахар...
      - И зачем мы только выбрали такую работу, Майк?
      - Повторяю, старина, нас облапошили!
      Привязанный к дереву сержант жестоко страдал. Теперь он жалел о том, что рыжий разбойник его не убил... И страдал еще больше оттого, что англичанина уже не было поблизости и он никак не мог выполнить лицемерные пожелания Коррадо. Никогда больше Карло не осмелится предстать перед Антониной! Она перестанет уважать его, не сможет ни восхищаться им, ни обожать... Кто станет с почтением относиться к человеку, которого, словно бабочку в коллекции, пришпилили к дереву? Коррадо питал особую любовь к святому Януарию - он унаследовал такое пристрастие от бабушки, уроженки Неаполя, - и теперь обратился к этому святому с горячей мольбой поспешить на помощь северянину, забыв о предпочтении, которое он всегда оказывает жителям Юга. Однако святой Януарий, видать, оказался закоренелым регионалистом, ибо не пожелал услышать мольбы болонца. И сержант с горечью подумал, что даже там, наверху, сидят упрямцы...
      Шагая бок о бок, Тоска и ее муж пытались восстановить душевное равновесие. Санто начинал всерьез раздумывать, умно ли он поступил, столь поспешно взяв в жены синьорину Матуцци, а Тоска больше не сомневалась, что всегда будет проклинать нетерпение, лишившее ее единственного человека, которого она любила, любит сейчас и не разлюбит до конца своих дней. В Италии развода не существует. Впрочем, если бы закон и позволял Тоске расторгнуть брак, она бы этого не сделала. Груз собственных ошибок следует нести до конца. Главное - больше не видеть Жака.
      - Санто... вам непременно нужно оставаться в Болонье?
      - Что за вопрос, Тоска? Вы ведь знаете, я работаю вместе с дядей...
      - А что вам дороже: работа или счастье?
      - Разве это несовместимо?
      - В Болонье - да.
      - Из-за Субрэя?
      - Да.
      Некоторое время оба молчали. Наконец Фальеро решился:
      - Я рад, что вы со мной так откровенны, Тоска... Я женился на вас не ради денег, а по любви. На деньги мне плевать. Я отлично могу без них обойтись и готов, если вы не против, завтра же оставить Болонью. Честно признаться, я уже давно хотел уехать отсюда.
      - А ваш дядя?
      - Он может обойтись без меня, как и я - без него.
      - Тогда нам надо уезжать поскорее.
      - Положитесь на меня!
      Так разговаривая, они подошли к дереву, у которого мыкался несчастный сержант, и боясь, и надеясь одновременно, что его обнаружат. Тоска первой увидела Коррадо. Молодая женщина остановилась и указала на него мужу:
      - О, смотрите, Санто!
      Фальеро подошел к сержанту:
      - Ну и ну! В вашем-то возрасте...
      Покраснев от стыда за то, что женщина застала его в столь плачевном положении, Карло все же пытался сохранить достоинство.
      - Прошу вас, синьор... По-моему, это совсем не смешно...
      Неожиданное примирение с Тоской вернуло Санто отличное расположение духа.
      - Я вовсе не шучу, сержант. Просто я не знаю, имею ли право вмешиваться в вашу игру...
      - Издеваетесь, да? А ну отвяжите меня, или я вас арестую за отказ содействовать человеку в опасности!
      Субрэю осточертело слушать нытье коллег.
      - Развяжите меня - тогда я вам, может, и расскажу всю правду о досье Фальеро.
      Хантер впился в него глазами:
      - В самом деле?
      - Даю вам слово...
      Немного поколебавшись, англичанин разрезал путы Жака, но тот, указывая на привязанного к стулу Мортона, заявил:
      - Можете отпустить и его - все равно у вас нет ни единого шанса получить...
      В это время со стороны кухни послышались сдавленные стоны и приглушенное бормотание. Француз сурово посмотрел на Роналда.
      - Надеюсь, вы ничего не сделали с Эмилем?
      - Я?
      - Тогда... это вы, Майк?
      Американец смущенно опустил голову, как нашкодивший мальчишка.
      - Я его только малость связал...
      - Пойдем посмотрим, что с Эмилем!
      Субрэй бросился вон из комнаты. Хантер собирался последовать за ним, но услышал жалобный вопль Мортона:
      - Неужто вы оставите меня в таком виде, Ронни?
      Англичанин быстро освободил коллегу, и они оба присоединились к Субрэю. Жак развязывал тряпки, а Эмиль объяснял, что произошло:
      - Она вошла сюда, как домой, видимо даже не боясь наделать шуму и как будто ожидая увидеть нас в таком положении. Потом улыбнулась нам, право же, очень мило, и прямиком пошла к тайнику, вытащила кейс, еще раз одарив нас улыбкой, и была такова.
      - Кто? - в один голос спросили трое мужчин.
      - Как - кто? Наташа Андреева... если нам удалось правильно запомнить имя молодой особы, которую совсем недавно пришлось так грубо ударить...
      Однако они уже не слушали, а, отталкивая друг друга локтями, торопились к машинам в надежде догнать советскую шпионку. Но на пороге гостиной неожиданно вырос сержант Коррадо с револьвером в руке, а следом за ним шла чета Фальеро.
      - Стойте, синьоры! Вы не пройдете!
      Мужчины попытались оттолкнуть Карло, но он выстрелил в воздух в знак того, что совсем не шутит. Преследователи Наташи отступили.
      - Именем закона я вас арестую!
      - Всех троих?
      - Всех троих!
      Санто повернулся к Тоске:
      - Кажется, мы сможем остаться дома, моя дорогая...
      Субрэй попытался вступить в переговоры:
      - Сержант, вы обязаны нас пропустить! Речь идет о государственной тайне!
      - А вы, надо думать, наш Святой Отец*, путешествующий инкогнито? Все вы уже и так вволю поиздевались надо мной, синьоры, и пора положить этому конец! Руки вверх, или вас ждут крупные неприятности!
      ______________
      * Папа римский.
      Не видя иного выхода, все подчинились. Через плечо сержанта Жак обратился к Тоске:
      - Тоска... уверяю вас, дело очень серьезное... Русской удалось стащить мой кейс... Не поймать ее - значит изменить стране, превратиться в сообщника! А этот дурак ничего не понимает!
      Коррадо подскочил от возмущения:
      - Это меня вы обозвали дураком, синьор?
      - Что же я могу сделать, Жак? - с беспокойством спросила Тоска.
      - Не вмешивайтесь, дорогая... - проговорил ее муж. - Все эти грязные истории нас не касаются!
      - Вы что, рехнулись, Фальеро? - крикнул Субрэй. - Уж вы-то знаете, что поставлено на карту!
      - Я не верю вам! Вы просто пытаетесь произвести впечатление на Тоску!
      Со стороны сада появился Эмиль. Судя по всему, он уже оправился от пережитых волнений. Дворецкий настолько спокойно взирал на представшую его глазам странную картину, что можно было не сомневаться: он все слышал из кухни. Тоска хотела заговорить со слугой, но тот знаком попросил ее молчать. Проскользнув за спину сержанта, Эмиль неожиданно издал такой вопль, что вздрогнул не только Коррадо, вообразивший, будто на него налетел бешеный бык, но и все остальные остолбенели от удивления. Кому бы пришло в голову, что респектабельный Эмиль Лауб способен на такую штуку? Карло, вне себя от ярости, повернулся к дворецкому.
      - Что это на вас нашло? Вы просто...
      Но никто так и не узнал, что именно сержант думает об Эмиле, поскольку Субрэй, Хантер и Мортон плечом к плечу, как нападающие в меле во время матча по рэгби, налетели на Коррадо. Сержанту показалось, будто его сшиб грузовик. Ноги Карло отделились от земли и, пролетев сквозь закрытое окно гостиной, он в вихре осколков приземлился в саду. Оставив сержанта без чувств, его победители ринулись к машинам в тщетной надежде догнать Наташу.
      Когда трое мужчин выбегали из сада на дорогу, Майк Мортон рукоятью револьвера стукнул Субрэя по голове. Француз упал, а Хантер быстро вытащил пистолет.
      - Без глупостей, Майк!
      - Он бы помешал нам, Ронни...
      - Согласен, но и вы тоже мне мешаете, Майк!
      - Послушайте, Ронни, вы ведь не хотите...
      - Бросьте пушку!
      - Но...
      - Бросьте, и подальше!
      - О'кей.
      Американец швырнул револьвер на противоположную обочину дороги. Хантер вытащил нож.
      - Опять вы за свое, Ронни? - проворчал Мортон.
      Англичанин молча проткнул две задние шины автомобиля Майка.
      - Это нечестно, Ронни, - застонал тот.
      - А мы с вами вообще далеко не чемпионы по честности!
      И, не тратя больше времени на препирательства, Роналд добросовестно вывел из строя машины всех обитателей виллы, но джип карабинеров не тронул.
      - На таком драндулете вы далеко не уедете... So long, old chap!*
      ______________
      * До скорого, старина (англ.).
      После этого Хантер сел в машину и, предоставив Мортона его судьбе, выжал газ.
      Санто, Тоска и Эмиль поспешили на помощь сержанту, подняли его, отнесли в гостиную и уложили на диван. Пока Фальеро внушал жене, что Субрэй ведет себя как настоящий убийца, молодая женщина растирала Коррадо виски, а Эмиль поил его с ложечки кофе с коньяком. Мало-помалу туман, окутавший мозг сержанта, начал рассеиваться. Он открыл глаза и, явно никого не узнавая, уставился на окружающих.
      - Со мной что-нибудь случилось? - чуть слышно прошептал сержант.
      Ответить никто не отважился.
      - Я умру?
      Все начали дружно отрицать подобное предположение, и Карло немного успокоился.
      - Почему тут нет Антонины?
      - Она ничего не знает.
      - А я думал, в больнице всегда...
      - Но вы не в больнице, синьор сержант!
      Коррадо привстал и огляделся:
      - Тогда где же я?
      Однако прежде, чем кто-либо успел открыть рот, взгляд карабинера упал на вдребезги разбитое окно, и он тотчас же все вспомнил. Карло вскочил с дивана.
      - Где они прячутся?! - завопил он. - Пусть никто не выходит! Всех арестую!
      - Но они давно уехали, сержант!
      - Прекрасно! Вы засвидетельствуете, что им удалось сбежать только через мой труп! Один против троих! Разве я мог устоять? Ах, если бы Морано был тут... А кстати, где Морано?
      - Мы его не видели.
      - Значит, он убит, пал жертвой долга! А я-то удивлялся, почему Силио не спешит мне на помощь... На него это не похоже... Эти бандиты прикончили моего карабинера!
      - Вы уверены, сержант? - вмешалась Тоска.
      - Синьора, вы видели, как обошлись со мной, невзирая на форму и ранг... Представляете, какая расправа ждала простого карабинера? Нет, как ни тяжело, а против очевидности не пойдешь... Солдат Силио Морано с честью пал на поле брани...
      Речь сержанта произвела впечатление на слушателей, хотя и не вполне развеяла их скептический настрой. Однако вряд ли кто-нибудь из присутствующих стал бы утверждать, будто Мортон или Хантер не решились убить карабинера, если тот встал им поперек дороги. Сержант смахнул слезу.
      - Такой милый мальчик... - с чувством проговорил он. - Родом из Гаруньяно... испытанная отвага... неисчерпаемая преданность... Он вполне мог не ехать со мной сюда нынче утром - я собирался взять другого солдата, Гринду, но Силио сам захотел сопровождать меня... Я и сейчас слышу, как он мягко, без всякой бравады, проговорил: "Я счел своим долгом не покидать вас..." Сколько величия в этой простоте! Я поеду в Гаруньяно и скажу всем: "Силио Сорано был не только выдающимся карабинером, не только безупречным другом... Это был человек высокой души!"
      - Браво, сержант!
      Польщенный Коррадо поклонился, но тут же сообразил, что восклицание послышалось откуда-то сзади. Он медленно обернулся и удивленно вскрикнул:
      - Морано! Живой! Благодарение Мадонне!
      И в порыве великодушия добряк Карло раскрыл своему карабинеру объятия, а Морано под слегка изумленными взглядами Тоски, Санто и Эмиля бросился шефу на грудь. Внезапно, несмотря на то что воодушевление карабинеров предполагало долгие объятия, сержант схватил Морано за плечи и с гневным воплем отшвырнул прочь.
      - Но раз вы не умерли, тогда где вас носило, Морано, пока меня тут убивали?
      - Я выполнял ваш приказ, сержант! Я пошел в лесок, прочесал его и вернулся на прежнее место. Не увидев вас, я решил подождать, но мне пришло в голову, что ждать с тем же успехом можно и лежа. Тогда я прикорнул в тени кипариса и...
      - И вы заснули?
      - Кажется... да, сержант!
      - Ну, на сей раз, Силио Морано, уж не знаю, как мне удастся спасти вас от трибунала...
      - М-меня, с-сержант?
      - Именно вас, Морано! Заметьте, что высшая мера вам, пожалуй, не грозит... но долгого, очень долгого заключения точно не избежать. Лет двадцать - двадцать пять по меньшей мере!..
      - Двадцать пять лет!
      - Черт возьми! Уснуть перед лицом врага!
      - Ma gue, сержант!.. Но я же не видел врага...
      - Зато я видел! И сражался! Пока вы спали, меня били и калечили! Двадцать пять лет как минимум Морано!
      - А как же Джиоконда, сержант?
      - Какая Джиоконда?
      - Моя невеста... она ждет меня в Гаруньяно...
      - Посоветуйте ей выйти за другого, если не хочет остаться старой девой!
      На довольно долгое время воцарилась полная тишина. Карабинер, по-видимому, размышлял. Наконец он поднял голову.
      - Ессо... Я умру.
      Сначала никто не понял, о чем это он, но Морано решил объяснить свое решение:
      - Мне двадцать пять лет... плюс двадцать пять тюрьмы, получается пятьдесят... У Джиоконды уже вырастут дети, но не от меня... А потому лучше я убью себя сейчас же!
      Коррадо слегка испугался и попробовал отговорить Силио от столь мрачных планов:
      - Осторожно, Морано! Самоубийство на службе - это дезертирство! Как бы это не стоило вам еще дороже!
      - А что мне за дело до того, сержант, коли я все равно буду мертвый!
      Корабинер зарядил ружье и очень вежливо спросил Санто:
      - Куда мне пройти, чтобы причинить вам как можно меньше беспокойства?
      Все стали умолять его отказаться от черных помыслов, но Силио упрямо покачал головой:
      - Зачем мне жить без Джиоконды?
      - Довольно, Морано! Я приказываю вам не кончать жизнь самоубийством! В конце концов, подумайте о старухе-матери...
      - Мне очень жаль маму, но без Джиоконды... жизнь меня больше не интересует...
      - А я, Морано? Я, ваш сержант? Что обо мне подумают, узнав, что мои карабинеры кончают с собой? Вы хотите испортить мне карьеру, Морано? А об Антонине вы не вспомнили? Она так хорошо к вам относилась, Силио... Как раз сегодня утром говорила: "Если бы у нас был сын, Карло, мне бы хотелось, чтобы он вырос таким же славным парнем, как Морано..."
      - Правда, сержант?
      - Ее собственные слова, Морано.
      - Я очень уважаю синьору Коррадо, сержант!
      - И вы хотите причинить ей такое огорчение?
      - А вы думаете, если меня отправят в тюрьму на двадцать пять лет, синьора Коррадо не расстроится?
      - Во всяком случае, не так сильно.
      - Нет, сержант, я не отступлю от своего решения. Пожалуйста, извинитесь за меня перед синьорой Коррадо...
      - Послушайте, сержант, - вмешалась Тоска, - если молодой человек умрет, то из-за вас!
      - Scusi! Только из-за устава!
      - А кто вам велит его применять?
      - Форма и нашивки!
      - А не могли бы вы о них забыть... ради Джиоконды?
      - Синьора, вы не имеете права...
      - А когда они с Джиокондой поженятся, вас пригласят на свадьбу, и всем своим счастьем молодожены будут обязаны вам. Разве это не лучше, чем устав, сержант?
      - Не спорю, синьора, но...
      - Прошу вас, как о личной услуге, сержант... Мужчина с такими чудесными глазами не может отказать женщине...
      Карло смущенно хихикнул, победоносно подкрутил усы и вздохнул.
      - Ах, синьора, видно, мне на роду написано всегда быть игрушкой в руках хорошеньких женщин! Ладно, Морано... я ничего не видел и не слышал... Вы только что пришли, сделав больший круг, чем предполагалось, а потому ни в чем не виновны... Возвращаю вам свое уважение, а заодно и Джиоконду.
      - Спасибо, сержант!
      - А теперь, солдат Морано, бегите заводить машину. Мы едем в Мольо сообщать обо всем начальству. Но сначала, синьора, я попрошу у вас разрешения позвонить своей Антонине. Должен же я ее успокоить?
      Закрывая за собой дверь спальни, куда она проводила Коррадо, Тоска услышала начало его разговора с женой.
      - Антонина, пятнадцать лет службы в карабинерах научили меня точности... я всегда выражаюсь четко и ясно... А потому скажу только одно: я был просто велик!
      ГЛАВА VII
      Габриэле Валеккья не сомневался, что Господь Бог создал его исключительно в утешение несчастным или одиноким женщинам, а вовсе не для других, куда менее приятных занятий. Статный, красивый парень почти не встречал отказа и даже получал кое-какой доход от нескольких не слишком целомудренных почитательниц. Правда, порой и ему случалось поухаживать за синьорой или синьориной совершенно бескорыстно, из чистой любви к искусству. Поэтому, когда на углу виа Сан-Стефано и виа Гверацци из машины выскочила прелестная брюнетка, сердце Габриэле учащенно забилось и он побежал следом. Незнакомка шла, крепко сжимая в руке чемоданчик, и парень, сочтя ее деловой женщиной, обрадовался возможности совместить приятное с полезным.
      Девушка решительным шагом шла по виа Гверацци, но Валеккья догнал ее без особого труда. Тактику знакомства он давно и многократно проверил, а потому не сомневался в успехе. Однако на все любезности молодого человека незнакомка ответила лишь удивленным взглядом. Габриэле воспользовался случаем и одарил ее самой ослепительной улыбкой - уж она-то покоряла и самую стойкую добродетель. Таким образом парень надеялся сэкономить время, но, против ожидания, Наташа - а это была она - сухо попросила оставить ее в покое. Габриэле снова улыбнулся - он прекрасно знал, как часто женщины сопротивляются только для того, чтобы подхлестнуть ухажера. А потому, не обращая внимания на возражения синьорины, Валеккья продолжал болтать, суля безграничное блаженство той, что имела счастье ему понравиться. Решив, что красноречие принесло желаемые плоды, парень подошел поближе. То, что синьорина зачем-то открыла кейс и сунула туда руку, его нимало не смутило. Габриэле слегка прижался к девушке, но она как будто ничего не заметила, и, окончательно осмелев, Валеккья обхватил красавицу за талию. И тут же в бок ему ткнулось что-то твердое, а суровый голос приказал:
      - Не кричите, синьор... и не шевелитесь - иначе я выстрелю!
      Теперь Габриэле сообразил, что в ребра ему упирается дуло револьвера. Совершенно ошарашенный, не понимая, что произошло, он лишь чувствовал, что задыхается, а рубашка вмиг промокла от противного, липкого пота.
      - Ma gue? Ma gue? Ma gue? - глупо повторял парень, вытаращив глаза.
      - Бегите, синьор, да побыстрее!.. А то горе вам!
      - Вы... вы не станете стрелять, синьорина, э?
      - Нет, если вы сейчас же уберетесь отсюда!
      Валеккья так резко сорвался с места, что прохожие недоуменно оборачивались, не понимая, что стряслось с парнем и почему он мчится, обгоняя автобус. Зато водитель при виде столь выдающегося спортивного достижения завопил от восторга.
      Добравшись домой, Габриэле лег в постель. И долго еще некоторая желтизна кожи отравляла его юное существование, мешая толком зарабатывать на жизнь.
      Все еще дрожа от праведного гнева, вызванного нахальством этого порождения капиталистического мира, Наташа толкнула дверь лавки сапожника Карела Чекана. Карел - чех, якобы сбежавший в Италию от режима Гомулки, на самом деле был членом компартии и служил посредником между советским консульством и агентами, направляемыми третьим отделом ГРУ. Все жители виа Гверацци с симпатией относились к старику, и даже коммунисты не держали на него зла за недовольное брюзжание, если речь заходила о товарище Хрущеве. Нельзя ведь обижаться на человека, который все потерял! Клиенты обычно приходили к Чекану по вечерам, после работы - а в этот час в мастерской наступало затишье, - и старик мирно тачал обувь, насвистывая молдаванскую песню - весь квартал уже выучил ее наизусть. При виде Наташи Карел осторожно вытащил изо рта гвозди и ткнул ручкой молотка в сторону кейса:
      - Так тебе это удалось, Наташа?
      - Да, товарищ.
      - Хорошо, душенька... Я горжусь тобой!.. Ты хорошо послужила делу марксизма-ленинизма... Подожди здесь, а я позвоню, сама знаешь куда, и спрошу, как быть дальше... Я думаю, тебя ждет повышение...
      Оставшись одна, девушка гордо выпрямилась. Она была очень довольна. Возможно, ей позволят провести отпуск (месяц, а то и два) в Советском Союзе? А может, даже вызовут в Кремль и поздравят? Наташа так погрузилась в честолюбивые мечты, что не заметила возвращения Карела Чекана. Ворчливый голос грубо оторвал ее от пьянящих грез:
      - Наташа Андреева, ты изменница!
      - Что?!
      - Одно из двух: или ты дура, или предательница, перешедшая на службу к капиталистам!
      - Я?
      Потрясенная Наташа не могла найти слов.
      - Я только что звонил Иосифу Байскому. И знаешь, что он мне рассказал?
      - Нет.
      - Одна из служащих Джорджо Луппо работает на нас. Так вот, она позвонила и предупредила Байского, что в кейсе Субрэя - подложное досье и подбросили его нарочно, как приманку, чтобы итальянская полиция могла добраться сначала до меня, а потом и до него. И только из-за твоей непроходимой глупости их план, возможно, удался! Теперь ты понимаешь, Наташа Андреева, что ты натворила?
      Оторопевшая девушка тяжело опустилась на стул.
      - Нет...
      - И что может помешать нашим шефам счесть, что ты, поддавшись извращенному влиянию реакционеров, вкусила из сосцов капитализма?
      Наташа с воплем вскочила.
      - Это ложь!
      - Ну, я-то почти уверен в твоей невиновности... а вот другие, Наташа Андреева, там, в Москве...
      Она разрыдалась.
      - Как бы тебе не пришлось просидеть в Сибири лет двадцать за саботаж, душенька...
      - Но вы ведь не бросите меня на произвол судьбы, Карел Чекан? взмолилась Наташа.
      - Не бросите, не бросите... А как, по-твоему, я дожил до старости? Только избавляясь от неумелых дураков!
      - Тогда мне остается умереть!
      - Сначала ты должна попытаться исправить ошибку.
      - Каким образом?
      - Избавившись от этого кейса... Но не бросай его где попало - это было бы слишком легко... Надо подсунуть чемоданчик кому-то из тех, кто и так на подозрении у полиции. Ясно?
      - Да... но...
      - Для настоящего коммуниста никаких "но" не существует - все это буржуазные уловки! А избавившись от кейса, ты, разумеется, вернешься в Ча Капуцци.
      - Зачем?
      - Ты забыла, что должна забрать у Субрэя досье, похищенное у наших агентов?
      - А если Субрэя больше нет на вилле?
      - Он там... мне только что об этом сообщили.
      Наташа опять вышла на виа Гверацци, но теперь она брела как сомнамбула, не видя и не слыша ничего вокруг. После такого шока голова отказывалась соображать. Наташа с самого начала никак не могла понять, почему дело Фальеро поручили именно ей. В первый раз досье украла не Наташа, но того человека, видимо, оберегают и стараются не навлечь на него подозрения. А зачем понадобилось снова посылать ее в Ча Капуцци после такого провала? Нет, все это слишком сложно. Даже Карелу Чекану как будто плевать на Наташу... а она-то воображала, что он относится к ней как к родной дочери!.. Передать кому-то кейс, конечно, замечательно, но под каким предлогом? Девушке вдруг захотелось умереть и разом избавиться от такого нагромождения непонятных сложностей. Неожиданно у нее за спиной послышался знакомый голос:
      - Как я счастлив снова вас увидеть, Наташа!.. Давненько я вас ищу...
      Девушка обернулась. Перед ней стоял Роналд Хантер.
      - Что вам надо?
      - Всего-навсего кейс... тот, что вы взяли у Субрэя.
      Наташа не смела поверить в такое счастье, но боялась уступить слишком быстро.
      - А если я откажусь?
      - Вон, видите машину у кромки тротуара? Мотор включен, дверца открыта. Я прыгну туда в ту же минуту, как убью вас... и заберу чемоданчик.
      - Вы бы наверняка не ушли от наказания, синьор Хантер, но я... я лежала бы тут мертвая или тяжело раненная... Так что ладно, берите!
      Роналд смутился:
      - Вы и в самом деле...
      - Берите, он теперь ваш!
      Англичанин взял протянутый кейс и застыл в нерешительности, не зная, как себя вести дальше. Наташа вывела его из затруднения.
      - И позвольте пожелать вам удачи, синьор Хантер!
      Прежде чем Роналд успел сообразить, что она задумала (англичанин всегда скрупулезно обдумывал все возможные варианты, кроме правильного), девушка бросилась ему на шею и смачно поцеловала в губы по русскому обычаю. А потом стремглав кинулась прочь, оставив беднягу Ронни окончательно сбитым с толку. В конце концов Хантер решил, что загадочная славянская душа навсегда останется непроницаемой для британского рационализма. Он забрался в машину, отпустил шофера и один поехал на виа Уго Басси к модистке Феликсе Спалек, польке, уже семь лет жившей в Болонье. До этого Феликса довольно долго, точнее, с 1939 по 1954 год, жила в Лондоне и успела завязать весьма прочные связи с джентльменами из британского M1-5. Служащие синьоры Спалек считали Роналда серьезным претендентом на руку хозяйки, а потому, как только англичанин появлялся, его вели прямиком в кабинет синьоры Спалек. Все знали, что полька терпеть не может, когда ее беспокоят в кабинете, поскольку именно там она создавала новые модели.
      Как только за Хантером закрылась дверь, Феликса, даже не дав англичанину поздороваться, воскликнула:
      - Значит, вы его принесли?
      Муж Дэйзи гордо выпрямился.
      - Как видите!
      - Бедняжка Роналд, похоже, вы вполне созрели для отставки!
      - Что вы говорите?
      - Наш агент из советского посольства предупредил, что в кейсе Субрэя фальшивки и вообще это ловушка для иностранных агентов... вас хотели обнаружить, и, конечно же, вы сломя голову бросились в капкан!
      До Роналда сразу дошло, почему Наташа вела себя так странно. Ничего удивительного, что девушка поцеловала человека, избавившего ее от такого тяжкого бремени! Ну и дурака он свалял!
      - Как же я мог догадаться...
      - Вот именно! Хороший агент всегда чувствует западню! Вам не показалось странным, что Субрэй весь день напролет болтается по городу с такими ценными бумагами?
      - Честно говоря... да, немного...
      - Но вас это не смутило?
      - Нет, поскольку Мортон и Наташа тоже охотились за кейсом.
      - Просто-напросто и они не отличаются особой проницательностью! Вот когда понимаешь, что Болонья - провинциальный городишко... Сюда посылают только второсортных агентов!
      - Спасибо.
      - Не обижайтесь, Ронни... Я ведь с вами откровенна. По правде говоря, вы никогда не годились для такой работы. Скажите честно, вам жилось бы куда счастливее в Кокермауте, с Дэйзи и мальчиками?
      - О да, еще бы! - невольно вырвалось у англичанина, прежде чем он успел прикусить язык.
      Феликса улыбнулась. Ей нравился старина Ронни с его трогательной привязанностью к домашним. Семья пани Спалек сгинула в Варшаве, а седые волосы уже не оставляли надежды создать новую, поэтому для нее Хантер Хантер из Кокермаута - олицетворял тот образ жизни, который ей самой хотелось бы вести.
      - Договорились... Но я не хочу, чтобы вы возвращались в Кокермаут с общипанными перышками... Напротив, вас должны наградить и отпустить с почетом.
      - И чего вы хотите от меня, мисс?
      - Принесите мне настоящее досье Фальеро, только и всего. Наверняка Субрэй держит его при себе.
      - А как же...
      - Сначала придется избавиться от не в меру обременительного кейса - он слишком привлечет к вам внимание Джорджо Луппо. А потом возвращайтесь поскорее в Ча Капуцци, к Субрэю. Такова цена спокойной жизни с Дэйзи.
      Жестокое падение. А он-то надеялся, что, поймав русскую, блестяще выполнил задание! В довершение всего Роналд вдруг заметил, что правое заднее колесо спустило. Англичанин выругался, но тут же закусил губу - когда он вернется к Дэйзи, она ни за что не потерпит таких дурных привычек. Склонившись над колесом, он стал искать причину аварии, но внезапно почувствовал, как его что-то кольнуло под левой лопаткой. Роналд быстро сунул туда руку и снова выругался - порезать палец не очень-то приятно! Он хотел разогнуться, но голос Майка дружески посоветовал ему вести себя осторожно.
      - Если вы не хотите, чтобы я вас проткнул насквозь, Ронни, поднимайтесь помедленнее...
      Хантер повиновался.
      - Можно мне обернуться, Майк?
      - Валяйте, старина, но без глупостей, да?
      - А что теперь, Майк?
      - По-моему, я выиграл во втором раунде.
      - Несомненно, но остается еще дополнительное время!
      - На сей раз его не будет, Ронни, потому как вы отдадите мне кейс и на том все закончится, в том числе и наше состязание. Согласны?
      Хантер внутренне ликовал. Должно быть, сам святой Георгий послал ему дубину-американца! Но только нельзя показывать, что он, Роналд, спит и видит, как бы избавиться от проклятого чемоданчика!
      - Не согласен, Майк!
      - Правда? А мне бы так не хотелось сделать Дэйзи вдовой!
      - Днем? Посреди улицы? Вы не посмеете!
      - Залезайте-ка в машину!
      - Но...
      - Лезьте, говорю!
      Англичанин не стал ждать, когда его снова ткнут ножом. Дело складывалось так удачно, что он безропотно забрался в машину. Как только он сел за руль, Мортон плюхнулся рядом и опять пощекотал его ножом. Роналд сделал вид, будто изрядно напуган.
      - Может, уберете тесак, Майк? Уверяю вас, это крайне неприятно...
      - Отдайте мне кейс, Ронни, и я выйду из машины.
      - Но я не имею права, Майк!
      - Пораскиньте мозгами, Ронни... Убив вас, я ведь все равно заберу чемоданчик, так что результат - тот же. Так почему бы не обойтись без крайностей? Это гораздо разумнее...
      Хантер схватил чемоданчик и протянул американцу:
      - Уходите скорее! Я... я обесчещен... Бегите, пока я не взял себя в руки!
      Мортон не заставил себя упрашивать. Схватив кейс, он выскочил из машины, остановил такси и приказал ехать на виа Риччио, в гостиницу "Магеллан". Роналд расплылся в счастливой улыбке и, выждав, пока такси скроется из виду, побежал звонить Феликсе.
      Эрнст Нубер любил Италию и ничуть не жалел о родном Айдахо. Не будь в Болонье так дорого виски, он чувствовал бы себя счастливейшим человеком на свете. Поэтому все виски, купленное для бара, откладывалось в сторонку, в особый ящик, который с полным основанием именовался "личным запасом хозяина". Верность далекой родине побудила Нубера принять предложение ЦРУ, и с тех пор он стал любящим папашей для всех секретных агентов США, приезжавших в Болонью. Если кто-то из них не хотел встречаться с консулом, Эрнст Нубер брал на себя роль посредника. Особую симпатию он питал к Майку Мортону. Нубер очень ценил и его простоту, и особенно способность поглощать спиртное в поистине невероятных количествах.
      Заметив кейс в руке Майка и его гордый вид, Нубер сразу понял, что миссия завершилась успехом, и на радостях открыл новую бутылку "Бурбона" из "личного запаса". Бар гостиницы в это время пустовал, и мужчины могли спокойно отпраздновать событие. Не прошло и пяти минут, как содержимого бутылки стало вдвое меньше. И только после этого Эрнст задал первый вопрос:
      - Жарко пришлось?
      - Довольно-таки... англичане чуть нас не обскакали... но я утер им нос на финише!
      Нубер налил новую порцию, и они выпили за поражение коварного Альбиона - их старого доброго союзника.
      - А теперь, Майк, я пойду звонить... Надеюсь, вы получите хорошую премию! И если пересохнет в горле - можете не стесняться!
      Мортона всегда терзала жажда. К возвращению Нубера бутылка из-под "Бурбона" приобрела скорбный вид опустевшей и ненужной посуды. Эрнст нахмурил брови и с угрожающим видом надвинулся на Майка:
      - Кто вам позволил допивать мое виски, мистер Мортон?
      Майк решил, что тот шутит.
      - Жажда, мистер Нубер! Она приказывает - я покоряюсь!
      - Ну так вы напокорялись на пять долларов, мистер Мортон!
      - Как так?
      - Надеюсь, вы не думаете, будто я стану молча смотреть, как всякие ни на что не годные олухи лакают мое виски, мистер Мортон?
      - Но, Эрни...
      - Никаких Эрни! Вы вели себя самым постыдным образом, Майк Мортон!
      - Выпив виски?
      - И это тоже! Но главное - позволив всучить вам чемодан, к которому прикованы глаза всей контрразведки Болоньи! Наш человек в английском консульстве предупредил, что это ловушка для дураков, а вы угодили в нее, как какой-нибудь новичок! Гоните мои пять долларов и живо дуйте обратно, в Ча Капуцци - Субрэй вроде бы носит досье при себе!
      Позвонив Антонине, сержант вернулся в гостиную, к Тоске и ее мужу. Ехать в Мольо он не торопился, воображая, будто произвел на молодую женщину неизгладимое впечатление, а потому спокойно опустился в кресло, к величайшей досаде Санто - тот все более укреплялся во мнении, что стал жертвой заговора с целью не дать ему ни минуты побыть наедине с женой. Однако он заставил себя спокойно выслушать нескончаемую речь Коррадо, повествовавшего об Антонине, о собственном невероятном успехе у женщин и о том, почему столь выдающийся человек остается в Мольо и не уезжает в Болонью, куда призывают его недюжинные способности. Фальеро в равной степени злило и краснобайство сержанта, и напускное восхищение Тоски.
      Тем временем карабинер Силио Морано, сидя в саду, мечтал о своей Джиоконде. Погрузившись в мечты, он не сразу узнал человека, который, пошатываясь, брел к нему через сад. И только когда тот подошел совсем близко, солдат сообразил, что это Субрэй. Силио Морано, несмотря на то что носил форму карабинера, не мог выносить вида крови, а потому при виде струйки, стекавшей по щеке француза, напряженно замер. Мортон и в самом деле ударил очень сильно, и, по мере того как к Жаку возвращалась память, он стал всерьез опасаться, не разбита ли у него голова.
      Появление раненого Субрэя в сопровождении карабинера положило конец излияниям сержанта. Тоска первой заметила, как страдает француз, вскрикнула, бросилась к нему и усадила в свое кресло. На помощь тут же позвали Эмиля. Тот раздобыл все необходимое для перевязки и, ощупав ловкими пальцами голову Жака, заверил, что никаких серьезных повреждений нет - только кожа рассечена. Стоило лишь взглянуть, с какой нежностью Тоска ухаживает за Субрэем, чтобы и без особых познаний в психологии догадаться о ее чувствах. И Санто искусал все губы от ярости. Сержант немного досадовал, что кто-то отвлек от него внимание синьоры Фальеро, но стоически ждал, пока французу перевяжут рану, чтобы потом допросить его по всем правилам. Наконец все еще немного пришибленный Жак рассказал, что произошло.
      - Короче говоря, знаменитый кейс, который так отважно защищал месье Субрэй, все же попал в руки той молодой особы, - философски заключил Эмиль.
      Жак вздохнул:
      - Да, по-видимому, Наташа победила в этой игре...
      - В какой игре? - вмешался сержант. - Я требую объяснений, синьор!
      - Нет, сержант... люди нашей профессии никогда ничего не объясняют...
      - Какой же профессии, синьор, а?
      Субрэй не ответил, вместо него сержанта решил просветить Фальеро.
      - Шпион! Вот кто он такой, questo cavaliere! Questo cascamorto*.
      ______________
      * Этот рыцарь! Этот сердцеед! (итал.)
      - Шпион! А для кого вы шпионите, синьор?
      - Не вмешивайтесь в это дело... Так будет лучше для вашего же спокойствия, - мягко посоветовал Жак.
      Коррадо весьма ценил собственный покой, зато терпеть не мог выглядеть недостойным высокого поста сержанта карабинеров. Однако француз тут же избавил его от необходимости выбирать:
      - И потом, синьор сержант, я, право же, не в состоянии сейчас что-либо обсуждать...
      - Нельзя беспокоить раненого! - поддержала его Тоска. - Это бесчеловечно!
      - Я вовсе не палач, синьора... - отступил Карло. - Лечите его, заботьтесь о нем, я нисколько не возражаю... даже наоборот!
      - А вот я возражаю! - взвился Санто. - Моя жена не должна заботиться ни о ком, кроме меня!
      Сержант довольно невежливо вздернул усы.
      - А может, такая перспектива ее совсем не радует, синьор? - заметил он.
      - Я не позволю вам...
      - О, я просто высказал свое личное мнение, синьор.
      - А я вам запрещаю иметь какое бы то ни было мнение о моей жене!
      Тоска решила вмешаться и прекратить ссору.
      - Успокойтесь, Санто! Это нелепо и смешно!
      - Но вы же сами делаете из меня посмешище!
      - Я?
      - Да, вы! Вы ведете себя, как покинутая возлюбленная этого грошового донжуана! Этого сверхчемпиона секретных служб, который не мог даже вернуть дяде бумаги, хотя был с ним в одной комнате!
      - Я не позволю вам говорить о Жаке в таком тоне, Санто!
      - И вы еще осмеливаетесь мне что-то не позволять?
      - Вот именно!
      - Ну, это слишком! Что ж, коли на то пошло, скажите мне сразу, что вы его любите!
      - Конечно, люблю... и вам это прекрасно известно!
      - О!
      Сержант настолько оценил живость диалога, что, не удержавшись, тоже вступил в перепалку:
      - Прекратите!
      Тоска и Санто удивленно воззрились на него.
      - Вы уже достигли апогея. Теперь, синьор, у вас осталось всего три возможности выйти из положения: либо убить счастливого соперника, либо прикончить неверную супругу, либо покончить с собой... Мне лично больше нравится последний вариант!
      - Пошел к черту!
      - Синьор, вы вносите в эту человеческую трагедию ноту невыносимой грубости... Позвольте заметить вам, что это совершенно излишне... да что там говорить, просто пошло!
      Фальеро, не обращая внимания на Коррадо, снова сцепился с женой.
      - Тоска, нам надо раз и навсегда расставить все точки над "i"! С тех пор как появился этот чертов француз, на нас сыплются все несчастья! Я уверен, что ни одного молодожена так не оскорбляли, как меня! И это - со вчерашнего утра!
      - А я? Вы думаете, хоть у одной женщины в мире была такая брачная ночь?
      - Но я же не виноват! Все получилось из-за этого субъекта!
      Означенный субъект, воспользовавшись тем, что на него никто не обращает внимания, ускользнул в спальню, чтобы позвонить Джорджо Луппо и сообщить о провале операции. Мафальда объяснила, что еще не все потеряно и Луппо пустил слух, будто кейс - только ловушка, а настоящие бумаги Субрэй носит при себе. Так что Жак должен состряпать липовое досье и сунуть в карман, да поживее, поскольку его английский, американский и советская коллеги наверняка не замедлят явиться на виллу.
      Когда Субрэй вернулся в гостиную, Фальеро успел расколотить вторую японскую вазу, Тоска, вся в слезах, клялась немедленно вернуться домой, к маме, а сержант, развалившись в кресле, с воодушевлением следил за развитием действия. Очевидно, он чувствовал себя как зритель в театре. Эмиль занимался своим делом, будто в комнате кроме него никого не было. Появление Жака прервало представление, и сержант встретил его с явным неудовольствием.
      - Кажется, вам полегчало, синьор? Тогда самое время поговорить серьезно. Вы знаете, кто на вас напал?
      - Нет.
      - Нет? Но разве это не американец... или англичанин...
      - Меня ударили сзади, сержант... Откуда же мне знать, кто это сделал?
      - Послушайте, синьор, у меня складывается весьма неприятное впечатление, что вы смеетесь надо мной, а следовательно, над всем карабинерским корпусом! Очень опасная игра, э? Во всяком случае, вам должна быть известна личность особы, похитившей ваш кейс?
      - Да.
      - Ах, все-таки вы ее знаете! Вы, конечно, подадите жалобу и...
      - Нет.
      - Как нет? Вас ограбили, а вы не желаете подать в суд?
      - Нет, поскольку я и сам подшутил над несчастной синьориной. То досье, за которым она охотилась, у меня в кармане, а отнюдь не в кейсе!
      - А как вы мне докажете, что сказали правду, синьор?
      - Я думаю, доказательства представят они сами...
      - Кто?
      - Те, кто во что бы то ни стало хотят отобрать у меня досье, пока я не отдал его по назначению. А мне еще надо немножко прийти в себя...
      - В таком случае я тоже остаюсь здесь. Карабинер!
      Силио бегом примчался в гостиную.
      - Да, сержант?
      - На нас в любую минуту могут напасть. Держитесь настороже. Я на вас рассчитываю!
      Морано потемнел, нахмурился, вскинул ружье и вышел с таким решительным видом, словно хотел показать всем присутствующим, что враги войдут на виллу только через его труп. Карло побежал звонить своей Антонине: супруга карабинера должна знать, что ее муж готовится к подвигу и его ждут или слава, или смерть (а может, и то и другое сразу). Это сообщение так подействовало на чувствительную Антонину, что ей пришлось выпить три чашки черного кофе, прежде чем она нашла в себе силы дотащиться до гипсовой статуэтки святого Франциска Ассизского, умоляя его защитить ее незаменимое сокровище. Синьора Коррадо даже попыталась прельстить святого обещанием поставить ему целую уйму свечей (но, будучи женщиной весьма осторожной, не стала уточнять, какой толщины).
      Наташа первой добралась до Ча Капуцци, немного опередив Хантера. По правде говоря, она едва успела нырнуть за гигантский кактус, чтобы не попасться на глаза сопернику. Англичанин, не догадываясь, что за ним наблюдают, размышлял, как бы проникнуть на виллу незаметно для обитателей. При виде Мортона, который направлялся к вилле, сунув руки в карманы и озабоченно жуя жвачку, сердце Роналда учащенно забилось - надо думать, американец питает к нему такие же нежные чувства, что и он, Хантер, - к Наташе, и по тем же причинам. Англичанин на всякий случай вытащил револьвер - не хватало еще, чтобы Майк его опередил. Стыдно, конечно, стрелять в такого славного парня, но на карту поставлено возвращение в Кокермаут... Подавив угрызения совести, Хантер вскинул револьвер и тщательно прицелился в ногу Мортона, но не успел спустить курок, как грохнул выстрел и с него слетела шляпа. Роналд настолько оторопел, что догадался упасть плашмя и вжаться в землю только после того, как вторая пуля сшибла веточку в сантиметре от его носа. Услышав стрельбу, Мортон тоже выхватил револьвер. Англичанин засек точку, откуда в него палили, и в свою очередь тоже выстрелил. Майк живо сообразил, что его соперники слишком заняты друг другом, и вскарабкался на ограду, но тут же получил в физиономию град осколков от камня, выбитых пулей. Карабинер Морано хорошо прицелился. Решив не настаивать, американец проворно соскользнул на прежнее место. Роналд встретил его пулей - на сей раз Майк лишился правого каблука. Рассерженный не на шутку американец не остался в долгу, и в ближайшие несколько минут все три агента разных секретных служб методично палили друг в друга.
      Карло Коррадо не был трусом, но, как все представители латинской расы, обладал богатым воображением, а потому мысль об опасности пугала его куда больше, чем непосредственная угроза. Стоя под дулом ружья или револьвера, он явственно видел - в прямом смысле слова - "скорую помощь", больницу, операционную и последнее напутствие священника. И слезы выступали на глазах не от страха, а от зримого видения Антонины, закутанной в траурные покрывала. Но как только первое волнение проходило, чувство долга и честь побуждали сержанта действовать и он без колебаний бросался в бой. Вот почему отзвук первого выстрела заставил его вцепиться в подлокотники кресла. Второй и третий - повергли в панику, вызвав череду самых мрачных картин, зато треск карабина сразу же вернул хладнокровие. Карло выпрямился и достал револьвер.
      - Я думаю, это ваши гости, синьор француз... Пора оказать им достойный прием...
      - Спасибо, сержант! А я тем временем ускользну через черный ход и помчусь в Болонью.
      - Отлично! Счастливого пути!
      - Я тоже желаю вам удачи, сержант.
      В саду Карло Коррадо присоединился к Силио.
      - Я мог бы позвонить и вызвать подкрепление, Морано, но что о нас скажут Антонина и Джиоконда? Покажем-ка этим дикарям с севера, на что способны карабинеры, э!
      - Так точно, сержант!
      - Тогда слушайте, Силио... Я проберусь за кипарисами и нападу на них с тыла. Если сдадутся - приведу сюда, и мы отвезем всю компанию в Мольо. А не послушаются - перестреляю. Вы же не двигайтесь с места, ждите их тут. Ясно?
      Опьяненный, как и его шеф, запахом битвы, Морано превзошел самого себя. Теперь он уже ничем не напоминал дрожащего от страха парня, который прошлой ночью брел по саду с ружьем наизготовку. Карло Коррадо и Силио Морано разыгрывали друг перед другом героическую сцену, чувствуя себя и актерами, и зрителями одновременно. Оба принимали участие в действе, но при этом как бы наблюдали со стороны и аплодировали. Упиваясь спектаклем, каждый из них считал себя главным героем и готовился лечь костьми за правое дело. Таковы, впрочем, прерогативы этого персонажа в любом театре мира - вечно он хватит через край.
      Под защитой ружья Морано сержант скользнул за кипарисы в тот момент, когда Субрэй прощался с Тоской и Санто. Он вовсе не хотел, чтобы его противники расправились с хозяевами дома. Эмиль вывел молодого человека через ванную на балкон, но Фальеро, не желая доставлять жене лишние волнения, предложил прикрыть отступление француза.
      Мортон, Хантер и Наташа, утомившись от бесплодной перестрелки, решили перейти к более результативным действиям. Каждый по-своему, они забрались в сад как раз в тот момент, когда сержант из него выходил, а Субрэй только собирался туда пойти. Карло Коррадо прошел так близко от Наташи, что мог бы почувствовать ее дыхание, и, таким образом, даже не догадываясь об этом, был на волосок от смерти. Англичанин, русская и американец медленно, ползком, подбирались к дому, пристально наблюдая за карабинером, а тот в свою очередь держался настороже. Шла какая-то странная игра, когда противники то и дело меняются местами и, воображая, будто проникли на территорию врага, на самом деле занимают только что оставленные им позиции. Однако всем им неизбежно предстояло встретиться у бронзового фонтана, за которым устроился карабинер. Сержант беспрепятственно дошел до дерева, где его самолюбие подверглось жестокому испытанию, и, сделав изящный поворот кругом, направился к дому с твердым намерением напасть на непрошеных гостей с тыла.
      Эмиль с достоинством, присущим хорошо вымуштрованному слуге, пытался успокоить Тоску:
      - Если синьора позволит нам высказать свое мнение, то она беспокоится совершенно напрасно. Синьору Фальеро ничто не угрожает.
      - А Жаку?
      Вопрос сорвался с губ молодой женщины невольно, и она покраснела до ушей. Дворецкий потупил глаза.
      - Мы достаточно хорошо знаем синьора Субрэя и не сомневаемся, что он с блеском выйдет из положения.
      - Правда, Эмиль? Вы и в самом деле так думаете?
      - Мы в этом убеждены, синьора.
      - Спасибо...
      Американец, англичанин, русская и карабинер увидели друг друга одновременно и в ту же секунду выстрелили. Все они были отличными стрелками. Майк получил от Наташи пулю в бедро, а сам прострелил ей плечо. Хантер оказался чуть медлительнее и не попал в карабинера, зато Морано не промахнулся и ранил его в ногу. Американец поспешил удрать, зажимая рану носовым платком, - он надеялся добраться до больнице прежде, чем истечет кровью. Наташа последовала его примеру. Только Хантер, не в силах тронуться с места, попал в руки карабинера и оказался в наручниках. При мысли о том, сколько долгих лет пройдет, прежде чем он снова приедет в Кокермаут к Дэйзи и мальчикам, на глазах у Роналда выступили слезы. Когда Силио притащил пленника в гостиную, Тоска с помощью Эмиля стала перевязывать ему рану. Нежность молодой женщины снова напомнила англичанину о заботливых руках Дэйзи, и он, не выдержав, разрыдался. Пришлось утешать его втроем, и карабинер, которого уже начали терзать угрызения совести, старался больше всех.
      Звуки выстрелов привлекли внимание сержанта, и он, не желая упустить сражение, бросился к дому, но застыл как вкопанный при виде открывшегося его взору зрелища: некто ударил Субрэя по голове и, когда француз упал, вытащил у него из кармана досье. Коррадо положил револьвер в развилку ветки, стараясь прицелиться как можно тщательнее. Он понимал, что расстояние слишком велико, так велико, что не удавалось даже толком разглядеть, кто напал на Субрэя. К несчастью, прежде чем Коррадо спустил курок, похититель исчез.
      Эмиль отпаивал Хантера граппой, а Фальеро предлагал немедленно позвонить в Болонью, чтобы налетчиков арестовали по дороге к городу. Дворецкий стал его отговаривать, поскольку слыхал, будто вокруг такого рода историй не следует поднимать шум и делать их достоянием публики. А кроме того, синьор Субрэй знает своих противников и, если сочтет нужным, в любой момент может потребовать их ареста. Тоска присоединилась к мнению Эмиля, тем более что это избавляло их от необходимости предпринимать что бы то ни было. Однако Фальеро, не желая уступать жене, ткнул пальцем в сторону раненого:
      - А этот?
      - Я думаю, его тоже надо отпустить...
      Фальеро заспорил. Он не мог согласиться, чтобы люди, которые нарушили его покой, испортили ему брачную ночь и избили, остались безнаказанными. И Санто уже начал со всем возможным пылом излагать свою точку зрения, как вдруг на пороге появился сержант. На спине он нес Субрэя.
      - Жак! - вскрикнула Тоска.
      И, не обращая внимания на попытки мужа ее удержать, молодая женщина бросилась помогать Эмилю и Коррадо уложить на диван столь нежно любимого ею француза. Хантер не преминул воспользоваться переполохом и улизнул. А Тоска, совершенно утратив чувство реальности, покрывала поцелуями лицо Жака, даром что ее супруг надрывался от крика:
      - Тоска, ваше поведение скандально! Клянусь Вакхом! Вы меня обесчестили! Это бесстыдство! Да еще при посторонних мужчинах! Вы с ума сошли! Тоска, не смейте!
      Но она ничего не слышала. Видя лишь закрытые глаза, помертвевшее лицо и окровавленные волосы Субрэя, она решила, что француз мертв, и не желала смириться с потерей. Эмиль почтительно взял молодую женщину за плечи и отодвинул в сторонку, потом склонился над Субрэем и во второй раз за день начал ощупывать его голову. Все так внимательно наблюдали за каждым движением эскулапа, что побег Хантера остался незамеченным. Только карабинер, вдруг вспомнив о пленнике, выбежал в сад. Наконец Эмиль выпрямился:
      - Мы полагаем, повреждений черепа нет... У синьора, видимо, очень крепкая голова! Однако, если его не перестанут колотить по макушке, в конце концов сделают идиотом... Удар нанесен рукоятью револьвера.
      - Это невозможно! - возразил Фальеро. - Я проводил его до калитки, и, когда мы прощались, поблизости не было ни души!
      Сержант назидательно поднял палец:
      - Вот именно, синьор, вот именно!
      - Вы о чем?
      - Раз вы были вдвоем с синьором французом, значит, вы же его и ударили!
      - Я?
      Но Тоска с угрожающим видом уже надвигалась на него:
      - И вы это сделали, Санто? Вы посмели это сделать?
      - Послушайте, Тоска, вы ведь меня знаете... Дурень карабинер вконец рехнулся! Зачем бы я стал пытаться прикончить Субрэя?
      - Из ревности!
      Фальеро насмешливо хмыкнул.
      - Я вас очень люблю, Тоска, но не до такой степени, чтобы ради ваших прекрасных глаз подохнуть в тюрьме!
      - О!
      - Может, вам и в самом деле придется закончить жизнь в тюрьме, синьор, - заметил Коррадо. - Я видел, как вы ударили француза.
      - Вы видели меня?
      - По крайней мере, мне так кажется...
      - А-а-а, это уже лучше!
      - Во всяком случае, синьор, у вас есть очень простой способ снять с себя вину. Докажите нам, что у вас в кармане нет досье, которое носил с собой француз.
      - Нет, это просто недопустимо! По какому праву вы...
      - А кроме того, вы отдадите мне свой револьвер, - невозмутимо продолжал Коррадо, - я хочу взглянуть на рукоять...
      И тут, к ужасу Тоски и удивлению остальных, обычно кроткое лицо Санто Фальеро резко исказилось. Рот скривила жестокая ухмылка, челюсть выдвинулась вперед, в глазах засверкала холодная ненависть.
      - Санто... - остолбенев от столь неожиданного превращения, пробормотала Тоска.
      Фальеро накинулся на нее:
      - Все из-за вас, чертова идиотка! Дело шло как по маслу, но вы, видите ли, продолжали любить проклятого француза!
      - Санто, умоляю вас... Ведь это неправда, не так ли? Вы не могли ударить Жака и украсть у него бумаги, верно?
      Тот пожал плечами:
      - Вы и вправду так думаете?
      - Не знаю... я совсем запуталась...
      - Зато я знаю, синьор, - вмешался сержант.
      Санто быстро отступил и выхватил револьвер.
      - Вы слишком догадливы, сержант... а при вашей работе это опасно... Ни с места, вы все! Как ни противно, а придется покончить со всей компанией... не могу же я оставить свидетелей? А после этого я подброшу револьвер французу и оставлю его отпечатки пальцев... Никто не усомнится, что эту чудовищную бойню учинил он, а я лишь чудом избежал расправы, стукнув его по башке... Досье же тем временем вернется в страну, из которой его увез Субрэй! Зря он считал себя таким умным!
      Тоска прикрыла рот рукой, словно хотела сдержать крик, потом без всякого выражения, деревянным голосом проговорила:
      - Так это вы... вы, Санто, обокрали своего дядю? Но почему? Почему?
      - По причинам, которых ваша буржуазная головенка не в состоянии понять! Изобретения моего дяди не должны служить торжеству капитализма! Или хотя бы отдалять его поражение!
      Заметив карабинера, возвращающегося после бесплодных поисков англичанина, сержант облегченно вздохнул. Однако ему не удалось скрыть радость, и Фальеро обернулся навстречу новой опасности. Сержант воспользовался этим и выстрелил, прежде чем муж Тоски сообразил, что к чему. Санто широко открыл глаза, как будто поведение Коррадо его несказанно удивило, попытался снова вскинуть револьвер, но сержант еще раз спустил курок. Фальеро пошатнулся и медленно поднес руку к груди. Чувствовалось, что он лишь огромным усилием воли держится на ногах. Перепуганная и опечаленная Тоска не могла сдвинуться с места. Ее муж ничком рухнул на пол. Эмиль склонился над ним, но тут же снова выпрямился.
      - Все кончено.
      - Я ведь не мог поступить иначе, правда? - спросил Коррадо.
      Дворецкий кивнул:
      - Без всякого сомнения, синьор сержант... Мы с синьорой обязаны вам жизнью.
      Коррадо тут же бросился к телефону сообщать своей Антонине, что минуту назад застрелил опасного врага всего свободного мира вообще и Италии в частности. Такое заявление показалось немного преувеличенным даже синьоре Коррадо, и она стала требовать уточнений. В это время в спальню за шарфом зашла Тоска, и сержант попросил ее подтвердить правдивость рассказа.
      - Подожди, душа моя, - сказал он жене, - я сейчас позову свидетеля.
      Немного ошарашенная Тоска, плохо понимая, чего хочет Карло и с кем ей надо говорить, взяла трубку.
      - Pronto? - машинально пробормотала она.
      Сержант подмигнул и быстро объяснил, что на том конце провода - его жена.
      - Ваш муж - герой, синьора...
      Тоска отдала трубку Коррадо, а благодарный сержант низко поклонился.
      - Ну, слышала, моя голубка? И между прочим, можешь нисколько не сомневаться в искренности этой синьоры!
      - Почему?
      - Потому что это вдова...
      - Вдова? Чья же?
      - Человека, которого я только что отправил на тот свет!
      В тот же вечер Тоска и Жак пили чай на вилле Ча Капуцци, собираясь вскоре уехать в Болонью. Карабинеры уже вернулись в Мольо, а тело Фальеро увезли на экспертизу. Молодая женщина никак не могла до конца поверить, что все случившееся - правда. Несмотря на то что последняя сцена разворачивалась у нее на глазах, Тоска не понимала, как мог скромный, застенчивый Санто оказаться жестоким и циничным фанатиком, готовым все на свете принести в жертву делу, которому служит. Это никак не укладывалось в голове!
      - А вы, Жак? Вы могли хотя бы заподозрить что-нибудь подобное?
      - Должен был бы... С тех пор как Фальеро не стало, я только и думаю, сколько раз он сам давал мне повод учуять неладное, а я ничего не замечал. Например, еще в начале ночи, когда я оставил вас вдвоем и вышел в сад... Санто уверял, будто стрелял, не зная, что это я... А ведь я его окликнул. Значит, уже тогда парень совершенно сознательно пытался со мной расправиться. Кроме того, Наташу могли освободить только он или Эмиль... И откуда Санто знал, что похитители работали на Советский Союз? А русская каким образом выяснила, куда я спрятал кейс? Опять-таки никто, кроме Санто и Эмиля, не знал, что я сунул чемоданчик в стиральную машину... И самое главное - в окружении профессора Фальеро под подозрением находились все, кроме его племянника... А меж тем ему было проще, чем любому другому, украсть досье. И каков хитрец! Ведь сам же сообщил в полицию, как только убедился в том, что его друзья - вне досягаемости... Простите, Тоска, но мне надо позвонить шефу и доложить, что наша хитрость удалась и виновным оказался Санто Фальеро...
      Как и следовало ожидать, к телефону подошла Мафальда. Узнав, чем закончилась операция, она обещала сделать все необходимое, чтобы официально Санто умер от инфаркта. Правды не узнает никто, кроме двух семей, однако, во избежание бесчестья, и те и другие наверняка постараются держать язык за зубами...
      Субрэй, пересказав этот короткий разговор Тоске, подвел итог:
      - И вся Болонья станет оплакивать милейшего Санто Фальеро, которого ожидало такое блестящее будущее... Представляю, сколько сочувствия обрушится на его несчастную молодую вдову...
      - А ведь и правда... я вдова... так и не став ему женой...
      Субрэй обнял Тоску:
      - Вы думаете, меня это печалит, дорогая?
      Она довольно вяло попыталась воспротивиться:
      - Слушайте, Жак... Вы не должны так говорить... Санто умер всего несколько часов назад... Что подумает обо мне Эмиль?
      - Эмиль слишком хорошо воспитан, чтобы подслушивать наши разговоры. И в любом случае он прекрасно знает, что вы не любили мужа, он не любил вас, зато мы любим друг друга! Через год и один день мы поженимся, если, конечно, к тому времени вы согласитесь выйти за меня замуж.
      - Пока вы не бросите эту ужасную работу, на которой надо то и дело рисковать жизнью, - ни за что!
      - Обещаю вам, Тоска, я непременно попытаюсь наконец добраться до Джорджо Луппо и втолковать ему, что меня необходимо отпустить на волю.
      - А кто этот Джорджо Луппо?
      - Мой непосредственный начальник... Надеюсь, он поймет, что я тоже имею право хоть немного пожить, как все люди.
      - Конечно, поймет, если вы сумеете объяснить ему, как мы любим друг друга!
      - Мы тоже глубоко в этом убеждены, синьора.
      Тоска и Жак с легким изумлением повернулись к дворецкому.
      - Спасибо за моральную поддержку, Эмиль, - улыбнулся Жак, - но откуда, черт возьми, у вас такая уверенность?
      - Просто я и есть Джорджо Луппо!