– Хо-хо-хо… Не хочется сидеть со старыми бабками? Только обуза? Но мы от всей души, от всего сердца… Не откажи нам, старухам…
Котакэ, будто вспомнив что-то, прошамкала:
– Кстати, Тацуя, а как ты думаешь, почему вдруг Харуё заболела так сильно?
– Вы спрашиваете, отчего она заболела?
– Да, скажи свое мнение! – Коумэ-сама придвинулась ко мне.
– Правда, она от рождения не отличалась крепким здоровьем. Всегда грустная, задумчивая, много лет уже толком спать не может… Но так сильно она никогда не болела, никогда у нее не было такой высокой температуры.
– Вот-вот… По словам доктора Араи, ее, возможно, что-то сильно встревожило, а может быть, даже потрясло. Я просто теряюсь в догадках. А ты, Тацуя? Как ты думаешь, могло что-нибудь такое произойти в последние дни?
– И у меня, собственно говоря, особых предположений нет… Хотя… Мне кажется, смерть брата Куя и хлопоты, связанные с ней, очень утомили ее и, по-видимому, стали причиной ее болезни.
– Да, все это, конечно, так, но, похоже, было еще что-то. Как ты считаешь, Котакэ-сан?
– Ты права, и вот что: странные вещи она говорила в бреду. Что-то о пещере, о доспехах каких-то, кричала: «Отец!» Тацуя, что ты думаешь об этом? – Котакэ-сама, готовившая чай, остановилась и очень пристально посмотрела на меня.
Коумэ-сама вглядывалась в меня не менее внимательно. Мне стало не по себе, даже в жар бросило.
Стало быть, Коумэ-сама и Котакэ-сама пригласили меня на чай, чтобы выпытать побольше информации о бредившей Харуё. Значит, они обе слышали ее бред, а смысл слышанного им, безусловно, ясен, вот они и разволновались. Сейчас же их интересовало, насколько много нам стало известно.
Я, ничего более не сказав, собирался уже было откланяться, и в этот момент раздался беззаботный хохоток Коумэ-сама:
– Н-да… Ну откуда Тацуя знает, что говорила в бреду Харуё? Я права, Тацуя? Эй, Котакэ-сан, налей мальчику чаю.
– Да-да, сейчас. Пожалуйста, Тацуя, пей. Не обещаю, что он из лучших сортов…
Я молча переводил взгляд с одной старухи на другую. Лица, я бы сказал, придурковатые. Сейчас же они глаз не отрывали от чашки с чаем в моих руках. В душу снова проник необъяснимый страх.
Я вспомнил рассказ Харуё. Может быть, тогда, двадцать шесть лет назад, эти бабушки с бессмысленными глазами таким же образом опаивали своим зельем отца, в конце концов доведя его до гибели? Во мне крепло ощущение, что передо мной не согбенные годами старушки, а злые духи.
– Ну что же ты, Тацуя? Котакэ-сан так старалась. Пей, пока совсем не остыл.
Я снова был, что называется, загнан в угол. Дрожащими руками взял чашку с чаем и поднес ее к губам, стараясь, чтобы не слышно было, как зубы стучат о край чашки, зажмурился и, в душе молясь богам, одним глотком выпил содержимое. Как и в прошлый раз, чай будто обжег мне язык…
– Вот и молодец, выпил! Еще раз спасибо тебе за труды, Тацуя. Теперь возвращайся в свою комнату и ложись отдыхать.
Бабушки, переглянувшись, заулыбались, что-то прошамкали мне на прощание, но я их уже не слышал. Нетвердо держась на ногах, я вышел из их комнаты.
Чудовище в пещере
После второго чаепития у бабушек я уже не испытывал такого страха. В этот раз цели и Коумэ-сама, и Котакэ-сама были мне достаточно ясны.
Их, несомненно, тревожило то, что говорила в бреду сестра Харуё.
Несмотря на солидный возраст, бабушкам нельзя было отказать в хитрости и ловкости. Поняв, что Харуё была в молельне, они сегодня ночью обязательно спустятся туда, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Я мог стать им помехой, если бы не заснул вовремя. Я не сомневался, что они напоили меня чаем со снотворным.
Что ж, пойду навстречу их желаниям и буду спать. Тем более что треволнения последних дней действительно измотали меня. Организм настойчиво требовал сна. Так что, пожалуйста, Коумэ-сама и Котакэ-сама, осматривайте потайной ход, молельню и прочее, сколько душе угодно.
Я пошел к себе, выключил свет и плюхнулся в приготовленную Осимой постель. Но видно, если на душе тревога, никакие снотворные не помогут. Я вроде бы ничего и не ждал – а вот поди ж ты! – лежал и думал: «Вот сейчас, вот сейчас появятся бабушки». Ни намека на сон!
Более часа я ворочался в постели и все-таки дождался. Со стороны длинного коридора послышались осторожные шаги, потом в комнату прокрались Коумэ и Котакэ с подсвечниками в руках. Я, конечно, сделал вид, будто крепко сплю.
Бабушки поднесли горящую свечу к моему лицу.
– Спит Тацуя. Крепко спит. Не о чем беспокоиться, Котакэ-сан.
– И в самом деле. Когда я уговаривала его выпить чаю, у него было такое лицо… Я даже испугалась, что он что-то заподозрил… Так, кажется, для него достаточно дозы, которую мы ему всыпали.
– Да, вполне. Вряд ли он проснется до нашего возвращения.
– Ну что, Коумэ-сан, самое время идти.
– Да-да.
Коумэ и Котакэ выскользнули из моей комнаты, на оконном стекле мелькнули их отражения, и прошли в кладовую. Вскоре послышался стук открывающегося и закрывающегося сундука, после чего все затихло.
Я, продолжая лежать, глубоко вздохнул, Как мне поступить? Так и ждать в постели возвращения старушек? А может быть, лучше последовать за ними? По некотором размышлении я решил, что лучше ждать их тут. Ведь и так понятно, куда они пошли и я там практически все знаю. И зачем пошли, знаю: удостовериться, что с их «Буддой» ничего не случилось. Нет смысла идти за ними.
Итак, я остался в постели дожидаться возвращения Коумэ и Котакэ. Но впоследствии пожалел, что не пошел вслед за бабками, потому что моя лень обернулась немалой бедой. Пойди я с ними, беды могло и не случиться.
Но… Чего толочь воду в ступе? Кто мог предположить, что бабушек подстерегала беда? Что случилось, то случилось, – на все воля богов, и я верил, что они простят мою леность.
Постепенно тревога рассеялась, снотворное начало действовать, я задремал, а вскоре сон совсем сморил меня. Поэтому мне трудно было судить, сколько времени прошло с момента, когда старухи спустились в подземный ход.
Неожиданно я услышал крик одной из старух и почувствовал, как она трясет меня, пытаясь разбудить. Я и на сей раз не понял, была ли то Коумэ или Котакэ. Встревоженный вид старухи окончательно прогнал сон.
– Бабушка, что-нибудь случилось? – Я резко привстал на постели, глядя на искаженное ужасом лицо бабки.
Забыл сказать, что, войдя в комнату, она, видимо, включила свет, потому что, когда я раскрыл глаза, было светло.
Старушка с обезьяньей мордочкой пыталась что-то сказать, но язык не повиновался ей, она не могла выдавить из себя ни слова. Я обратил внимание на то, что к одежде прилипли куски грязи, а местами висят вырванные клоки.
Неспроста все это… Я почувствовал свинцовую тяжесть внизу живота.
– Бабушка! Бабушка! Что же все-таки случилось? А вторая бабушка где? Что с ней?
– О-о… о-о… Коумэ-сама… Коумэ-сама…
– Так что же? Что с ней?
– Кто-то… утащил… ее… Ой,Тацуя! Тацуя! Божество ожило… Как это страшно! Божество ожило и задвигалось. Тацуя, дорогой! Пойдем скорее!.. Спаси Коумэ-сан! А не то ее утащат куда-нибудь и, возможно, убьют. Иди скорее! Поторопись!! Спаси Коумэ-сама! – И старуха зарыдала как ребенок.
Я сжал ее плечо:
– Бабушка! Бабушка! Бабушка Котакэ! Расскажите толком, что происходит? Я почти ничего не понял из вашего рассказа. Успокойтесь и расскажите все по порядку!
Но куда там! Она зарыдала еще громче. Я не знал, как к ней подступиться, как успокоить ее. Глубокие старухи в подобном состоянии хуже малых детей. Я в растерянности смотрел на рыдающую Котакэ. Неожиданно рыдания прекратились, и она заговорила, но так быстро и невнятно, что я с трудом понимал ее. В конце концов мне все же удалось составить представление о случившемся.
Бабушки-близняшки, пройдя потайным ходом, вышли к месту, которое называется «Обезьянье кресло», и собрались осматривать труп. Вот тогда-то и произошло нечто страшное. «Самурай в доспехах» неожиданно начал двигаться, более того, направился в их сторону.
Конечно, я понимал, что труп ожить не может и все, что говорит Котакэ, – плод воспаленного воображения. Скорее всего, кто-то проник в пещеру, оказался в районе «Обезьяньего кресла», потом появление старух заставило его спрятаться позади «самурая в доспехах». А при тусклом свете свечи его движения старушки приняли за движения самого «Будды».
Пока ничего сверхъестественного в этом не было. Я по собственному опыту знал, что иногда в подземелье заходят люди. Но то, что кто-то вместе с покойником двинулся навстречу бабкам, конечно, более чем странно. А уж то, что этот человек силой поволок куда-то Коумэ, вообще никакому логичному объяснению не поддается.
Я стал спешно собираться.
– Бабушка! Все именно так и было? Действительно кто-то уволок Коумэ-сама?
– Конечно! Кто станет лгать в такой момент? У меня и сейчас в ушах крик бедной Коумэ; «Помогите!» Тацуя! Вопрос жизни и смерти! Скорее иди спасать Коумэ!
– Бабушка! А как примерно выглядел этот человек?
– Откуда мне знать это? Как только Будда приподнялся и хлопнул в ладоши, мы от страха уронили свечи, и стало совсем темно.
Котакэ-сама снова стала вопить, будто дитя малое, совершенно не сдерживаясь. На шум прибежала Харуё. С первого взгляда поняв, что произошло нечто из ряда вон выходящее, она побледнела:
– Ой, бабуля, Тацуя-сан! Что случилось?
– О-о, Харуё, о-о, милая девочка!..
Взглянув на Харуё, Котакэ-сама разрыдалась с новой силой.
Я вкратце ввел сестру в курс дела. И добавил:
– Так что, Харуё-сан, схожу к этому «Обезьяньему креслу». Одолжи, пожалуйста, бумажный фонарь, если найдется.
– Тацуя-сан, и я с тобой.
– Нет, сестра, оставайся тут. Ты еще не совсем выздоровела, надо беречь себя.
– Но ведь…
– Нет-нет, никуда ты не пойдешь. Разве можно оставить Котакэ-сама в таком состоянии? Позаботься о ней, пожалуйста. И неси скорее фонарь.
Без лишних слов Харуё пошла к себе и вскоре вернулась с зажженным фонарем.
– Тацуя-сан, не страшно одному?
– Не волнуйся. Постараюсь быстро вернуться, Оставив перепуганных Харуё и Котакэ, я взял фонарь, пошел в кладовую к сундуку, открыл его и привычными движениями спустился в темноту.
Подземный ход уже стал для меня, так сказать, своим, заблудиться в нем я не мог. Я пролез под хорошо знакомую арку в скале, добрался до развилки и взял влево, направляясь к «Обезьяньему креслу».
Вот это место, совсем близко. Но стоп! Там кто-то есть! Я остановился и спрятал фонарь за спиной. Со стороны «Обезьяньего кресла» исходил тусклый свет.
Пот катился у меня со лба, горло пересохло, язык, казалось, прилип к нёбу.
На тот случай, если понадобится зажечь фонарь, я приготовил спички, а пока поспешно погасил его.
К счастью, находившийся в тоннеле человек, кажется, ничего не заметил. Тусклый свет по-прежнему мигал, освещая поворот. Стараясь ступать бесшумно, я ощупью двигался в сторону поворота и прошмыгнул чуть дальше его.
Стоит повернуть за угол, и откроется вид на площадку с «Обезьяньим креслом»; там и притащился загадочный незнакомец. По всей видимости, этот человек освещает фонарем как раз «Обезьянье кресло».
Прислонясь спиной к стене, бочком, как краб, я пополз к молельне. Когда ползти оставалось совсем немного, я невольно вскрикнул от изумления:
– Нотт-тян!
– Ой!
Норико тут, в такое время! Она в растерянности повернулась в мою сторону и высоко подняла фонарь, чтобы осветить большее пространство тоннеля.
– Тацуя! Это ведь ты, Тацуя! Ты где?
Я подбежал к Норико и крепко сжал ее плечи. Необъяснимое теплое чувство захлестнуло меня.
– Нотт-тян! Ты… Зачем ты пришла сюда? Норико ласково прильнула к моей груди:
– Я ждала тебя. Надеялась, что ты придешь сюда. Я приходила сюда и прошлой ночью, и позапрошлой. Мы ведь так давно не виделись!
О боги! Ради встречи со мной, вдохновляемая эфемерной надеждой, она не страшится ни тьмы, ни бездонных пещер, ни других опасностей! Какая же она трогательная! Меня затопила теплая волна.
– Действительно давно. Прости! Я был весь в заботах и не имел возможности выбраться сюда.
– Да что ты! Какие могут быть извинения! Харуё так тяжело болела, а тут еще я со своими приставаниями. Мне надо извиняться. Ах, я так счастлива, что удалось встретиться!
Я нежно обнял Норико, крепко прижал к себе. Она с нескрываемой радостью принимала мои ласки. Сердца наши забились в унисон; мы будто стали одним целым.
Я долго нежно гладил ее мягкие волосы, но наконец вспомнил,что не время сейчас предаваться ласкам, и тихонько убрал руки с ее плеч.
– Нотт-тян! – позвал я.
– Да, любимый!
– Ты когда пришла? За это время ничего необычного не произошло?
Мой вопрос застал Норико врасплох. Она робко взглянула на меня:
– Да… Да, Тацуя. Произошло… Когда я дошла до развилки, услышала жалобные крики. Испугалась и осталась стоять на месте. И тут кто-то быстро-быстро прополз мимо меня. Маленького росточка, вроде как обезьянка…
Наверняка то была Котакэ-сама. Затаив дыхание, я спросил:
– И что же ты сделала?
– Ничего. Так и стояла, не двигаясь. Опять где-то крикнули – раза два или три. Вроде бы звали на помощь. Я, хоть и была перепугана, пошла искать, откуда раздавались крики…
Я был потрясен мужеством Норико.
– Крики о помощи слышались и потом?
– Да. Я шла на крики, но они постоянно удалялись. А потом их и вовсе не стало слышно. Наверное, кричавшую женщину уволокли далеко в глубь пещеры.
Некто уволок плачущую, взывающую о помощи несчастную старушку в мрак бездонной пещеры… У меня от этой страшной картины кровь застыла в жилах, задрожали колени, язык прилип к нёбу.
Утрата золота
Я снова зажег фонарь, и вместе с Норико мы обошли и осмотрели место, именуемое «Обезьяньим креслом».
Так и есть. На влажной земле остались беспорядочные следы, по которым понятно было, что кого-то тащили по земле в темную глубину пещеры.
Коумэ в руках преступника – кто бы он ни был – подобна воробышку в клюве орла, зайчонку в зубах кровожадного зверя,
– И что, Нотт-тян, женщина совсем перестала взывать о помощи? Или крики издалека не доносились?
– Точно не могу сказать. Но крики эти до сих пор звучат в ушах… И наверное, долго не оставят меня…
От жутких воспоминаний Норико передернуло.
Я поднял фонарь и еще раз внимательно оглядел место, где мы находились, – это было довольно широкое пространство, можно даже назвать его площадкой. Видимо, далее лабиринт еще более запутан.
– Тацуя, давай пойдем туда дальше!
– А ты не боишься?
– Нет. Если ты рядом. – Норико сверкнула белозубой улыбкой.
Норико родилась недоношенной, на месяц раньше срока, и потому физически была слаба. Но сколько в этом хрупком теле мужества! Хотя, может быть, это не совсем так. Возможно, любовь и доверие ко мне порождали и необычайное мужество, и неиссякаемый оптимизм. Если рядом любимый человек, никакие опасности не страшны. К тому же, как я уже отмечал, Норико была сущим ребенком, чистым, простодушным.
– Да, пожалуй, пойдем дальше, только сначала получше осмотримся тут.
Слова Котакэ об ожившем и задвигавшемся «Будде» запали мне в душу. Надо выяснить, в чем тут дело. Я направил свет фонаря вверх. Да, так и есть. Жутковатый «самурай в доспехах» по-прежнему сидел на каменном ковчеге и из-под забрала шлема грозно взирал вниз восковыми глазами, но его расположение, если сравнить с прежним, хорошо запомнившимся мне, несколько изменилось. Следовательно, кто-то отодвигал труп в сторону, снимал крышку.
И тут я с ужасом вспомнил, что оставил внутри золотые монеты. Сохранились ли они там?
– Нотт-тян, подожди меня немного, я должен заглянуть в ковчег.
Я влез наверх, передвинул труп, снял с ковчега крышку и приступил к изучению его содержимого. И сразу же покрылся противным липким потом: внутри золотых монет не было.
Кто-то все-таки обнаружил золото и стащил его. Ужас! Я почувствовал не только отчаяние, но и злость на самого себя. Почему?! Почему я не унес монеты? Почему мне пришла в голову нелепая мысль оставить их на месте?
Одна монета весит около сорока трех моммэ
, чистого золота в ней приблизительно восемьдесят процентов, то есть не менее тридцати моммэ.
Сейчас цена одного моммэ золота – две тысячи иен, иными словами, одна монета может стоить шестьдесят четыре тысячи иен. Следовательно, я потерял около двухсот тысяч иен. Целое состояние! Мне было так жаль потерянных денег, что я скрежетал зубами, не в силах сдержать себя.
Но важнее другое: эти пропавшие золотые монеты – вернейшее свидетельство того, что где-то в этих пещерах скрыто несметное богатство. Не пришло ли это в голову и тому, кто украл три золотых? Если да, то, несомненно, и он примется за поиск сокровища. И в таком случае я приобрел в его лице серьезнейшего соперника.
Ах, ну почему же я не спрятал золото в безопасном месте?!
– Что-то не так, Тацуя? Нашел что-то? Восклицание Норико вернуло меня к действительности.
– Да нет… Ничего интересного.
Я вытер пот со лба, опустил на ковчег крышку, подвинул на прежнее место «самурая в доспехах» и спрыгнул на землю.
– Что с тобой? Ты такой бледный…
Еще бы нет! Я испытывал такое отчаяние, будто лишился руки.
– Ничего-ничего, все в порядке. – Этой фразой я пытался успокоить в первую очередь себя самого. – Этот тип, Нотт-тян, прятался за спиной «самурая в доспехах». В это время ничего не подозревающие Коумэ-сама и Котакэ-сама подошли к объекту своего почитания. Когда они закончили молиться, неожиданно сверху спрыгнул человек, схватил Коумэ-сама и скрылся в глубине пещеры.
– Какой ужас! – В испуге Норико широко раскрыла глаза. – Но зачем бабушки пришли в такое место?
– Ну… Есть у них для этого причины…
– И кто этот негодяй, утащивший бабушку Ко-умэ? И что он собирался с ней делать?
А! Кажется, мне все ясно.
В Деревне восьми могил есть человек, претворяющий в жизнь бредовый план: объединяя людей в пары по тем или иным признакам, одного из такой пары он убивает. Разве Коумэ-сама и Котакэ-сама не составляют такую идеальную пару? А толчок всему этому безумию дала молния, поразившая одну из криптомерий-близнецов.
Бабушки носили имена именно этих криптомерии: Коумэ и Котакэ. Разве не логично будет предположить, что одна из них станет сегодня вечером очередной жертвой?
Я почувствовал, как мое тело покрывается гусиной кожей. Представить себе в руках убийцы маленькую, как мартышка, беззащитную старушку… Для этого монстра убить ее проще простого, все равно что ветхую тряпку разорвать.
– Пойдем, Тацуя! Нельзя же бросать в беде бабушку. Ну давай, пойдем искать.
Интересно, всем ли женщинам свойственно в критической ситуации подобное мужество? Что касается Норико, то она оказалась стократ отважнее меня. Благодаря ей я наконец собрался с духом:
– Что ж, пойдем.
Тем не менее я долго колебался, прежде чем сделать первый шаг, собственно говоря, мы оба пребывали в полной растерянности. И неспроста: кроме дорожки, по которой мы шли к этой площадке, в глубь подземелья вели еще три дорожки, и мы никак не могли решить, по какой лучше идти. Внимательно изучали схему, искали следы, которые могли бы указать, куда потащили старушку. Но никаких следов найти не удавалось. Может быть, убийца вовсе не волок ее по земле, может, он нес ее на спине или взял в охапку? Коумэ настолько миниатюрна и так усохла, что нести ее никакого труда не составляло.
– Как же быть? – спросила Норико.
– Да… По какой дорожке идти? – вопросом на вопрос ответил я.
– Пойдем по любой.
Норико сохраняла мужество. А мне необходима была осознанность выбора и определенность.
– Не думаю, что это будет правильно. Ведь совершенно непонятно, что там, в глубине пещеры.
– Да, увы…
Мы посмотрели друг на друга, так и не придя ни к какому решению. Но тут послышались чьи-то торопливые шаги. Мы с Норико вздрогнули в испуге. Между тем из-за поворота показался тусклый свет бумажного фонарика.
– Тацуя-сан, неужели это ты там? – Без сомнения, голос принадлежал Харуё. Испустив вздох облегчения, я воскликнул:
– Харуё-сан, дорогая! Зачем ты пришла сюда? Все в порядке? Не страшно было? Сейчас, в такое место…
– Все в порядке. Я очень забеспокоилась… К тому же хочу тебе передать одну вещицу…
– Что именно?
– Вот. – Харуё подошла ко мне и только сейчас заметила Норико. – Норико-сан?! Ты тоже тут?
– Да, случайно встретились… А что ты хотела передать мне? – спросил я.
Объяснять, почему Норико оказалась тут ночью, мне совершенно не хотелось.
– Возьми эту бумагу. Помнишь, я рассказывала, что нашла ее в одной из дальних комнат. К сожалению, я поздно вспомнила об этой карте. А в ней ведь упоминается такое место – «Обезьянье кресло». Я и подумала: а может, я держу в руках схему этого самого подземелья? И решила немедля принести ее.
Сердце мое прыгало от радости. Я уже упоминал, что сгорал от желания заполучить эту схему, но в силу разных обстоятельств мне не хватало духу заговорить с сестрой об этом. И вот она сама принесла ее. Как кстати!
– О! Спасибо. Видишь ли, Харуё-сан, бабушку Коумэ уволокли куда-то в глубину, но здесь дорожка опять разветвляется на три, и по какой лучше идти, я не знаю.
– Конечно, по средней! Потому что поглядите: две другие дорожки совсем недалеко отсюда заканчиваются тупиком.
Осветив карту, я действительно обнаружил, что от площадки, которая именуется «Обезьяньим креслом», отходят в разные стороны три дорожки, из которых две на небольшом удалении отсюда обрываются. И только средняя, петляя, ведет куда-то в бесконечность.
Мне хотелось повнимательнее изучить карту, но сейчас было не до этого.
– Что ж, продолжим обследование пещеры, пойдем по средней дорожке. А ты ступай домой.
– Ну а… а Норико-сан?
– Нотт-тян говорит, что хочет пойти со мной вместе.
– Если Норико идет, то пойду и я.
В голосе Харуё послышалась необычная для нее категоричность. Я с удивлением взглянул на нее. Лицо у нее стало замкнутым, жестким.
– Сестра, а как же вторая бабушка?
– Я дала ей выпить снотворного. Она крепко спит. Так что иду вместе с вами, – с непреклонной твердостью объявила Харуё и первой пошла вперед в темень пещеры.
Пораженный таким несвойственным Харуё упрямством, я переглянулся с Норико. Почему сестра вдруг так разозлилась? Что ждет нас впереди? Какие опасности? Неожиданности?
Нервы Харуё
Когда-то давным-давно я читал детектив, в котором действие происходило в известняковых пещерах.
Не буду пересказывать его фабулу, замечу только, что речь в нем шла об убийстве человека в пещере. Но не в этом дело. Меня тогда поразили описания пещер, и страстно захотелось увидеть эти красоты своими глазами.
Этой книги у меня давно уже нет, в памяти сохранились только смутные воспоминания, но одна фраза всплыла из глубин сознания: «Недалеко от входа в пещеру известняковый потолок нависает над головой так низко, что ходить в полный рост невозможно, приходится наклонять голову. Но постепенно потолок становится выше; кристаллы флюорита, будто инкрустированные в стены, удивительно ярко сверкают в темени пещеры».
А далее шли описания сотворенных природой огромных «залов»: «Потолки высокие, футов в сто. С них свисают сталактитовые „сосульки“ – сотни, тысячи штук. А в середине „зала“ крупные сверкающие сталактиты цвета жемчуга образуют словно огромную „люстру“. На стенах привлекают внимание созданные природой невероятные блистающие рисунки, узоры. Кажется, находишься в сохранившемся с древности величественном, изумительной красоты дворце».
И только теперь я понял, что между пещерами, описанными в книге, и реальной пещерой, в которой я сейчас находился, существует огромная разница.
Мы, разумеется, понимали, что находимся в настоящей сталактитовой пещере. Здесь тоже повсюду с низкого потолка свисали сосульками бесчисленные сталактиты. И на стенах тоже были созданные самой природой виньетки и узоры, но тут они не светились прозрачностью, не были так роскошны и романтичны, как расписывалось в книге.
И пол, и стены, и потолок – все было сырым; время от времени капли воды падали за шиворот. Тяжелый, затхлый воздух был пропитан влагой. Флюориты, как драгоценные камни, вправленные в стены, тоже не радовали глаз; вероятно, тут их просто не было.
Мы чувствовали себя так, словно попали на дно колодца. Обуреваемые беспредельной тревогой, двигались как слепые, на ощупь, держась за стены, с осторожностью передвигая ноги. Бумажного фонаря хватало на два-три метра впереди, а вокруг была сплошная темень без начала и без конца. Беспокойство, неопределенность давили тяжким грузом, стало тяжело дышать. И ужасно хотелось вернуться к развилке, откуда мы пришли сюда.
Неужели женщины отличаются большей отвагой, чем мужчины? Я бы с радостью бросил все и вернулся, но стыдно было перед Харуё и Норико, без всякого ропота двигавшимися вперед. Харуё на пару шагов впереди, Норико – рядом, прижимаясь ко мне. Никто не произносил ни слова.
В этой части пещеры было множество ответвлений, и не раз мы останавливались в растерянности, не ведая, куда идти дальше. В таких случаях Харуё при слабом свете фонаря изучала карту и снова пускалась в путь, не советуясь с нами.
Я неоднократно упоминал, что доброта Харуё с самого моего приезда в деревню была моей единственной опорой.
До сих пор Харуё ни разу не проявляла недовольства мною, всегда была спокойна, благожелательна ко мне, с нею я всегда чувствовал себя уютно.
Что же случилось сегодня? Чем объяснить ее внезапное упрямство и отчуждение? Может быть, я сделал что-то не так? Чем-то обидел ее?
В конце концов мы догнали Харуё, и я, положив руку ей на плечо, остановил ее:
– Харуё-сан, погоди. На что ты сердишься? Почему все время молчишь?
При слабом освещении я тем не менее разглядел лицо Харуё. Оно было белым как мел и совершенно непроницаемым. Холодная испарина блестела на лбу. Она тяжело дышала, беспрерывно ловя ртом воздух.
– Я… Я совсем ни на кого… не сержусь.
– Нет, сердишься. На меня? Пожалуйста, Харуё-сан… Прости меня, если я был в чем-то не прав. Сказки, что я сделал не так? Я искуплю свой проступок. Но и ты перестань дуться, если не хочешь довести меня до отчаяния.
Сестра молча долго смотрела на меня, потом ее лицо скривилось, как у собирающегося зареветь ребенка.
– Тацуя-сан!.. – Харуё неожиданно припала к моей груди и громко зарыдала.
– Ну что ты, что ты… Успокойся! Мы с Норико были изумлены.
Сестра, не отрываясь от меня, продолжала надрывно плакать.
– Прости меня, Тацуя-сан, прости… У меня и в мыслях не было сердиться… Во всем я виновата. Ты ни в чем не провинился. Виновата только я, одна я… Прости… Пожалуйста, прости меня.
Сестра потерлась лицом о мою грудь и снова безудержно зарыдала. Ее слезы жгли меня сквозь одежду.
Я не знал, что делать. Не мог понять, как объяснить внезапную смену настроения Харуё, внезапного взрыва чувств. Первым побуждением было успокоить ее, но я не знал как. Я сжал ее руку, погладил, оставалось только ждать, когда плач прекратится сам собой. Норико тоже совсем растерялась и, видимо, не могла найти нужных слов, только с тревогой наблюдала за Харуё.
Прошло немало времени, прежде чем всхлипывания Харуё прекратились. Я ласково погладил ее по плечу;
– Харуё, милая, ты наверняка безумно устала, оттого и плакала без всякой причины. Давай вернемся домой и хорошенько отдохнем.
– Прости меня.
Сестра наконец оторвалась от моей груди, вытирая слезы, виновато улыбнулась и с благодарностью взглянула на меня:
– Что-то на меня накатило. Без всякого повода раздражение обуяло, потом разревелась… Норико-сан, мое дурацкое поведение, наверное, шокировало вас…
– Нет, совсем не шокировало, только встревожило. Сейчас, Харуё-сан, надеюсь, вам лучше?
– Да, все прошло. Наверное, правда от переутомления. В последнее время бессонница замучила. Да, лучше возвращаться, в таком месте долго находиться вредно.
– Конечно, пойдемте домой, – проговорила Норико.
– Спасибо за помощь. Но только я не могу вернуться, я очень боюсь за бабушку Коумэ.
Ох, я о ней совсем забыл,.. Харуё права. Нельзя же, бросив в беде старушку, несчастного воробышка, возвращаться домой. У меня не хватило решимости уговорить Харуё вернуться и продолжить поиски одному.
– Давайте сделаем так: найдем какое-нибудь подходящее место, передохнем и продолжим поиски бабушки.
– Да, ты прав, так и сделаем, – ответила Харуё. Она не стала перечить мне.
– Нотт-тян, там не видно местечка, где можно было бы присесть? – спросил я.
– Пойду поищу, – ответила Норико и, взяв фонарь, отправилась искать.
– Тацуя, вот здесь можно даже подремать! Тут, во всяком случае, не сыро. Харуё-сан, идите сюда! – вскоре позвала она.
Норико обнаружила впадину в стене, а в ней известняковый валун, позволявший всем троим устроиться на нем.
Харуё, видимо, совсем выбилась из сил, лицо ее стало еще бледнее, она тяжело дышала.
– Ты хорошо себя чувствуешь? Тебе непременно надо отдохнуть,
– Не беспокойся. Немного посижу и приду в себя. – Сестра потерла лоб, взяла фонарь и огляделась. – А, поняла. Это место называется «Нос Тэнгу», – объяснила она.
– Почему ты так решила?
– А взгляните туда. Видите скалу, похожую на длинный нос Тэнгу? – Харуё высоко подняла фонарь и осветила выступ, действительно напоминавший нос мифического существа.
Я разглядел также и то, что за ним пещера снова расширялась. А еще на стене напротив впадины, в которой мы сейчас устроились, обнаружился рельеф, очень напоминающий маску Тэнгу.
– Ой! – воскликнул я. – Посмотрите! А стена напротив вся целиком напоминает маску Тэнгу!