Артефакт-детектив - Улыбка золотого бога

– Если вдруг надумаете, – Аким Андреевич оставил выпад без внимания. Он аккуратно сложил бумаги, выровнял стопку, сунул обратно в конверт, тот самый, желтый с красной печатью, а конверт – в кейс. Потом закрыл замочки, любя и любуясь, провел ладонью по потрескавшейся коже и продолжил: – Если все же надумаете обратиться к специалисту, то могу порекомендовать одного в высшей степени толкового человека. Берет дорого, работает чисто. Умен. И, что в данном случае важно, терпелив.

– Аким Андреевич, как вы думаете… при определенных обстоятельствах нам удалось бы достичь полюбовного соглашения? – Алла говорила медленно, тщательно подбирая слова. – Вы ведь умный человек, вы понимаете, что последний пункт… несколько слишком. Глупая шутка. Последняя месть, хотя нам-то мстить не за что, это у нас были обиды.

– И мотивы. Прошу прощения, но боюсь, что вам все же придется следовать выдвинутым условиям. Да, простите, чуть не забыл, Игорь Владиславович оставил еще ряд документов незавещательного плана. Во-первых, – конверт Аким Андреевич достал не из кейса, а из кармана пиджака, – здесь шесть дарственных с правом распоряжаться одной шестой частью этого дома. Игорю это показалось справедливым. В отличие от завещания, распоряжаться дареным имуществом вы можете немедленно. Во-вторых, вам, Дуся, оставили вот это.

Третий конверт, из листика в клеточку, сложенный треугольником, на котором синими чернилами выведено: «Это ключ к ключу, который открывает дверь времен». Внутри прощупывался плоский длинный ключ. Сердце ухнуло в пятки: неужели Игорь оставил мне и Толстого Пта?

– Будьте уверены, все формальности соблюдены.

– И когда я могу забрать его?

– Когда захочешь. Хоть сейчас, но… Дуся, ты подумай, в банке ему надежнее. Все-таки ценность, и немалая.

Ему – да, а мне нет. Мне хочется, чтобы мудрый Толстый Пта был рядом, и дело отнюдь не в его номинальной стоимости, а в том, что Толстый Пта – удивительная вещь. Или нет, вещью его называть нельзя, он – личность, тот, кто бережет и оберегает.

Ника

Одна шестая дома? Два процента? И эти небось думают, что и так слишком много получила!

Да что они понимают? Твари. Все твари. Алка – стервозная, бизнес-леди наша. Нету в тебе леди и не было никогда, даже сейчас будто бы навозцем пованивает. А развода мне так и не простила. А что? Сама виновата, за собой смотреть надо было, не теперь, а тогда. Вспомнить – смех один: красавица от сохи, коса до задницы, румянец во всю рожу. Как он мог вообще на ней жениться? Зато развелся легко, когда понял, что такое истинный класс.

Понял-то понял, но… Ильве лыбится, она тварь хитрая, вот уж кто хорошенько птичку счастья пообскубал. Сына она родила… ага, так мы и поверили. Экспертиза… знаю я цену этой экспертизе, небось ножки перед экспертом раздвинула и бабок сунула, вложилась в будущее, а теперь королева.

Топка – тварь беспомощная и бесполезная, но умудрилась, умудрилась к Гарику в постель вовремя прыгнуть, теперь тоже своего ждет. Лизхен – тварь непонятная, мало про нее знаю, надо бы приглядеться…

Дуся… Дуся просто тварь. Урвала куш и радуется, ишь глазки поблескивают, и конвертик к груди прижимает. Ага, там сто пудов ключ от банковской ячейки, а в ней – божок тот, толстый, который диких бабок стоит. Подарочек… мне Гарик и прикоснуться не дал, показал только, а этой, значит, подарок. Ну тварюга!

И я тварь, только невезучая. Ну надо ж было так попасться. Дура, дура, дура… а эти-то радуются. У самих небось списочки любовников побольше моего будут, только они умнее… нет, не умнее, везучее. Ничего, я свое еще возьму, я их всех прижму… всех.

Дуся

– Итак, что мы имеем? – первой, как ни странно, заговорила Лизхен. Тишина, воцарившаяся было после ухода Акима Андреевича, разом наполнилась гомоном. Они заговорили одновременно, стараясь перекричать друг друга, залаяла испуганная Тяпа, заорала матом Ника, застонала, хватаясь за голову, Лизхен. А я мяла в руках бумажный конверт, в котором лежал ключ.

Завтра я верну себе Толстого Пта. Исправлю несправедливость, которая была допущена много лет назад, и моя жизнь переменится. Горечь и тоска постепенно уходили. Этот последний, пожалуй, единственный нужный мне подарок словно примирил со случившимся.

– Это у нее мотив есть! У нее! – Нике все же удалось перекричать остальных. – Алка, сама прикинь, она ж вся в шоколаде! Ей при любом раскладе бабла больше всех достанется! Это нам задницы рвать придется, чтоб копейки свои получить!

– Ника, подбирай, пожалуйста, выражения.

– А что? Алла, она, хоть и дура, верно говорит, – поддержала Веронику Ильве. – Дуся действительно получила больше всех, а значит, и Гарика убрать ей было выгоднее всех.

– Я не знала о завещании, – ненавижу оправдываться, но и молчать, когда в таком обвиняют, не могу. Не поверили. Ильве выразительно хмыкнула и произнесла:

– Ну да, Дуся, которая в курсе всех дел Игоря, вдруг не знала о завещании.

– А может, она и вправду…

– Топочка, ты лучше псинку свою уйми и не лезь во взрослые беседы.

– Действительно, Дуся, – мягко поддержала остальных Лизхен. – У вас и вправду имеется мотив. Только у вас…

– Неужели?

– Я лишилась супруга, которого любила, и осталась фактически ни с чем…

Я не хотела этого говорить. Я не люблю заглядывать в чужие жизни и уж тем паче вытряхивать перед всеми чужое грязное белье, но еще немного, и они договорятся. Они поймут, что сделать убийцей меня – выгодно, и найдут способ убедить в этом прочих. Поэтому, глубоко вдохнув и сжав конверт-треугольник так, что жесткие грани ключа, прорвав бумагу, впились в ладонь, я сказала:

– Игорь просил меня собрать информацию о некоем Викторе Горицыне. Возраст двадцать шесть лет, образование – высшее незаконченное, пятый курс юридического факультета МГУ, работает младшим сотрудником в небольшой частной компании, формально на хорошем счету.

С каждым словом Лизхен краснела все больше. Книжка, выскользнув из рук, громко шлепнулась на пол, и Ника, подняв, протянула:

– На, подруга, держи. А ты, оказывается, не совсем отмороженная…

– Заткнись! – зашипела Лизхен. – Он просто друг! Друг детства, и все!

– Ну да, конечно… Дуся, ты договаривай, договаривай, может, и вправду друг?

– Может. Я не успела выполнить просьбу, точнее, лишь передала ее службе безопасности, кстати, просьба была не единственной. Вторая касалась повторного анализа на отцовство, который следовало бы провести, не информируя вас, Ильве.

– Ур-р-род!

– Третья – финансового положения фирмы «АллКон», а именно последних заключенных ею контрактов. Извините, Алла Сергеевна, но Гарик считал: то, чем вы занимаетесь, можно квалифицировать как мошенничество. Четвертым пунктом шло некое десятилетней давности судебное дело, в котором свидетельницей проходила Татьяна Топина, пятым – наблюдение за квартирой Вероники. Не той, где вы сейчас проживаете, а той, которую сняли примерно полгода назад.

На ладони останутся следы, некрасивые красные полоски или даже синяки, но если отпустить ключ, смелость уйдет, и я никогда не скажу им то, что должна. Точнее, не столько должна, сколько хочу сказать.

– К сожалению, мне не удалось выполнить ни один из пунктов. Но подозреваю, что мотивы были у всех.

– Дуся, а я и не предполагала, что ты такая сволочь, – Ильве ответила за всех. – Завистливая сволочь. Про всех накопала, радуйся…

– Знаете, – громко сказала Алла Сергеевна. – Пожалуй, нам действительно имеет смысл обратиться к специалисту. Я не хочу говорить за всех, лишь за себя, но, судя объективно, лично у меня разобраться в происходящем вряд ли получится.

Топочка

Не получилось. Ничего у них не получилось. Не надо было приходить. Она как утром проснулась, сразу и поняла – не надо. Это когда из крана вода со ржавчиной потекла, а еще паста, выскользнув из рук, завалилась под ванну, и Тяпа в коридоре написала, а Мишка увидел. Орал. И на Тяпу, и на нее. Он всегда орет, страшно становится, прямо хочется уши руками заткнуть и завизжать громко-прегромко, чтобы перебить его голос.

Но тогда он бить будет.

Он уже пощечину дал, когда Топочка сказала, что не хочет сюда ехать. Не сильно и почти не больно, но следующая была бы хуже.

Миша ждет дома. Миша рассердится, что Топочка не звонит и не держит его в курсе дела. И что ничего-то ей не достанется, потому что пять процентов – это мало. Нет, для Топочки это много, а для Миши мало, он станет требовать остальные девяносто пять, сравнивать с десятью Аллы Сергеевны, и с тринадцатью Лизхен, и с тем, что двухкомнатная квартира – ерунда по сравнению с домом, который получат Ильве и Рома. А если еще про условие узнает, про то, что, вполне возможно, и несчастные – он почему-то очень часто использовал это слово – пять процентов могут не достаться… и что Дуся знает про Секрет-о-котором-нельзя-говорить, – убьет. Дуся точно знает… а и не страшно совсем. Это как долго-долго готовиться идти к зубному, привыкать-привыкать к мысли, а потом просто взять и пойти.

Но Миша про зубного слушать не станет, зато начнет кричать и драться. И никто их с Тяпой не защитит, потому что их никто никогда не защищал, а когда защищал, было хуже. Миша сильный. Миша злой. Нужно что-то сделать. Топочка в который раз повторила про себя последнюю фразу. Она уже почти привыкла к ней. Она почти смирилась и почти перестала бояться.

Главное, все продумать. Именно так. Продумать и не волноваться. Тяпа ведь не волнуется, и Топа не будет… вдохнет поглубже и не будет.

Раскатали боги полотно степей, а поверху другое – небесное. Разукрасили – что золотом да зеленью трав высоких, что синевой да чернотой. Пустили боги понизу табуны конские, а поверху – ветры да облака. И появился мир новый, чудный, такой, что, раз увидевши, обо всех прежних забудешь.

И тянутся степи от моря до моря, от неба до неба, и гуляет вольно ветер, дымы костров косами сплетая, туманы разрывая, колыбели баюкая да нашептывая о делах, которые прежде были, давно да недавно. Ведь нету для богов времени, только людям оно отведено. И памятью о днях минувших стоят курганы, тревожить которые невозможно.

– Да глупости все это! – Сереженька боком сбежал с земляной насыпи, в одной руке держа винтовку, в другой – череп. Тот был небольшой, округлый, с пустыми черными провалами глазниц и длинными патлами волос, присохших к кости. Женщина, машинально отметил Иван Алексеевич и заодно постановил вечером поговорить с Сергеем: не дело с ценными находками так обращаться. Да и местных ни к чему злить, суеверия будоражить.

 – Ну Иван Алексеевич! Неужели вы и вправду в это верите?

 – В то, что мы потревожили покой мертвецов и накликали на себя проклятье? Естественно, нет. Это такой же миф, как стремление нынешних властей к строительству утопии. – Иван Алексеевич спускался осторожно, опираясь на трость и тщательно выбирая, куда поставить ногу. Боли в колене, мучившие его третий день подряд, не унимал даже морфий, и хромота с каждым днем становилась все более заметной.

 – Иван Алексеевич! – Сонечка, как всегда, оказалась рядом, подхватила под локоть и сердито глянула на мужа – почему не помогает. Сергей тотчас нахмурился – ревнует. Видится ему в Сонечкиной заботливости неприличное. Ох, не следовало ее брать, не место женщинам в экспедициях, но как не взять, когда по нынешним временам хорошие работники наперечет?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.