Глава тридцать третья

Керни, Борзой и Монтенегро в сопровождении почетного эскорта «ударников», который встретил их на окраине города, прибыли в телецентр Метроу. Видеокамеры, диктофону и магнитофоны окружали их со всех сторон.

Этим вечером много говорили о нападении «Патриотов» на военный объект где-то на Северо-Западе.

— Проходя в студию, Керни услышал, как об этом приглушенно шептались немногие из пришедших сюда настоящих журналистов и политиков. А прежде чем они покинули гримерную, Борзой сказал:

— Тэд, эта речь сейчас стала гораздо более важной, чем ты можешь себе представить. Будущее нашего дела зависит от тебя. Я все объясню позже.

— Не беспокойтесь, мистер Джонсон, — произнес Керни с подчеркнутым американским акцентом. И вместе они пошли узким коридором в Зеленый зал. Монтенегро уже ожидал их здесь, нахмурив брови:

— Дело не очень хорошее, Дмитрий.

— Что не так? — спросил Керни.

— Это не имеет отношения к тебе, — Борзой покачал головой. — Только твоя речь приобретает исключительное значение, Тэд.

Джеффри Керни закурил, сел в ожидании и подумал о Линде Эффингем. Одетый в несколько странную форму — черные брюки, зеленая гимнастерка, армейские ботинки, портупея — он чувствовал себя военной игрушкой. Что ж, ею он в сущности и являлся. Конечно, при входе в студию кое-кто побеспокоился из-за того, что они вооружены. Но одно слово возглавлявшего эскорт офицера «Ударных отрядов» полицейскому чиновнику по имени Камински решило все. Камински странно-скрипучим высоким голосом заявил:

— Дайте им пройти.

Когда устанавливали свет и звук, Керни все время держался за кобуру. В комнату вошла симпатичная девушка в черном платье, которая еще раньше приветствовала их от имени продюсера:

— Начинаем в пять, джентльмены. Мистер Борден, могу я показать вам дорогу? — она широко улыбнулась Керни.

Борзой пожал ему руку. Монтенегро тоже. Дмитрий сказал:

— Сделай, как надо, Тэд.

— Я уверен, что все так и будет, — искренне ответил Керни и удалился в сопровождении неизменно улыбчивой девушки.

Они ожидали в коридоре несколько минут, пока она объясняла, что красный свет на камерах означает готовность и просила вовсе не думать о них.

— Я знаю, все будет великолепно. Знаете, мистер Борден, я считаю себя совсем обыкновенной девушкой по имени Джейн. Но то, что сказано в вашей речи, имеет для меня большое значение. Уверена, что американский народ полюбит вас.

Керни тоже улыбнулся, но в улыбках ему было трудно с ней тягаться. Ну и слава Богу. И после момента, показавшегося ему вечностью, девушка слегка подтолкнула его со словами:

— Ни пуха, ни пера.

Он вышел на сцену. Журналисты, собравшиеся осыпать его вопросами после речи, учтиво зааплодировали.

Джеффри Керни поднялся на трибуну.

Он огляделся.

Красные глаза телекамер нагло смотрели на него. Ну и пусть. Керни увидел, где сидит Колин Бест. Как и предполагалось. Определил расстояние. Два шага. Нет, три.

Режиссер трансляции дал сигнал.

— Народ Америки! Насилие, как чума, неистовствует в стране. Кто виноват в этом?

Борзой, сидевший позади журналистов, одобрительно кивнул. За спиной Борзого, на изрытом оспинами лице Монтенегро появилась фальшивая улыбка.

— «Фронт Освобождения Северной Америки»? Или «Патриоты»? Я… — он остановился. Следующие слова — «праведный мститель». Однако Джеффри Керни двинулся с подиума к телекамерам, сокращая расстояние до Борзого, Монтенегро и Беста. — Я — человек, который скажет вам это, потому что знаю обе стороны. ФОСА и президент Маковски работают рука об руку ради вашего уничтожения, «Патриоты» работают ради вашей свободы.

Керни уже вытащил пистолет.

Он дважды выстрелил Дмитрию Борзому в шею, когда тот вытягивал свое оружие из находившейся под курткой кобуры. Повернувшись направо, Керни пустил Монтенегро две пули в грудь и третью — между глаз. Побежав к Колину Бесту, он навел пистолет на Борзого и выстрелил ему прямо в левый глаз. Полицейский кинулся на Керни, но тот оттолкнул его, приставляя пистолет к левому виску Беста.

— Выстрелите в меня, и Колин Бест мертв!

«Как просто», — подумал Керни. Он рискнул и пока выигрывал.

Никто не двигался в его сторону.

Полицейский чиновник Камински что-то кричал ему. Керни вспомнил этот странный скрипучий голос. Камински хотел знать его требования.

Прижимая к себе вспотевшее тело Колина Беста и прижимая дуло пистолета к его правому глазу, Керни заявил:

— Это здание и его окрестности нашпигованы фосавцами. Если я подвергнусь нападению за то, что застрелил этих предателей американского народа, то вместе со мной погибнут и многие, многие из вас. Мне нужна быстрая полицейская машина с полицейской рацией на нужной частоте. Я знаю эту частоту, так что хитрить не надо. Дальше. Мне нужно, чтобы в столичном аэропорту меня ждал заправленный «Боинг-747», на борту которого будут находиться пилот международного класса и карты обеих Америк. Лишь поднявшись в воздух, я сообщу пункт назначения. Когда я безопасно приземлюсь, Колин Бест будет освобожден.

И неожиданно полиция и «ударники» подчинились ему. Командир «Ударных отрядов», капитан Карлсберг проворчал:

— Наколол ты нас, англичанин.

— Чертовски верно, — ответил Джеффри Керни, крепче прижимая пистолет к лицу Колина Беста.

— Дайте этому сукину сыну, — заорал Карлсберг, — все, что он хочет, и пусть вылетает из этого говняного города. — Он посмотрел на Джеффри и засмеялся.

Уиздом Тубирс прочистил горло.

И сейчас в день инаугурации мы вспоминаем тех, кто по-прежнему с нами, кто рисковал своей жизнью… — он жестом показал на людей, сидевших перед ним. — Сэр Джеффри Керни, посол Великобритании, кавалер Креста Виктории, человек, делавший все, что он делал, из одной лишь искренней любви к добру и искренней ненависти к злу. — Керни кивнул, и ветер взлохматил его седые волосы. Он улыбнулся.

— Директор ФБР Лютер Стил, который вместе с членами почти легендарной группы из Метроу настолько преданно исполнял свой долг, что благодаря своим деяниям вошел в то редкое число людей, которых нельзя именовать иначе, как герои. — Справа от Стила сидела его очень симпатичная жена, на креслах сзади — их взрослые дети. Вместе с ними сидел старый чернокожий мужчина. Уиздом Тубирс еще не встречал столь старого негра. Это был одетый в черное, худой, как рапира, человек, чей взгляд был одновременно и теплым, и твердым, как алмаз.

Слева от Лютера Стила сидел Том Лефлер, а между ними — седовласый хрупкий старичок — Кларк Петровски. Два кресла рядом с Лефлером были пусты и обвязаны траурной лентой. Эти места предназначались агенту ФБР индейцу Биллу Раннингдиру и рано погибшему Рэнди Блюменталю, недолгую дружбу с которым Уиздом навсегда запомнил. А рядом с этими креслами сидела старая женщина, вдова одного из погибших героев.

— Пустые кресла в первом ряду принадлежат по самому высокому праву специальным агентам Раннингдиру и Блюменталю. Специальные агенты Лефлер и Петровски — единственные оставшиеся в живых члены возглавляемой Стилом группы из Метроу. Женщина рядом с ними — вдова Томаса Эшбрука, погибшего несколько лет спустя после резни в Метроу и атаки на форт Маковски. Томас Эшбрук обеспечил приток оружия в страну. И этот приток в конце концов дал возможность свободным людям Соединенных Штатов повернуть ход событий и отвоевать собственную свободу. Он погиб во время шторма в возрасте семидесяти четырех лет, когда контрабандой привозил патроны и медикаменты на помощь «Патриотам» из Чарльстона, Южной Каролины. Он погиб, но три ведомых им судна пробились, и в результате эпидемия гриппа в Чарльстоне прекратилась и «Патриоты» смогли выстоять против банды предателей из «Ударных отрядов», в конце концов они сняли осаду города и спасли тысячи жизней. Эшбрук обладал такой волей к жизни, какую имеют лишь немногие из нынешнего поколения. Вот почему он вошел в легенду.

Уиздом Тубирс протянул руки к матери и отчиму.

— Мэтью Смит, мой отчим, и Лилли Тубирс Смит, моя мать. Каждый из них по-своему герой. Мэтью Смит выжил во время штурма форта Маковски наряду с директором ФБР Лютером Стилом и моим дядей Бобом Тубирсом, — жестом он показал на своего дядю, сидевшего среди гостей. — Мэтью Смит и Лютер Стил стали лидерами движения «Патриотов», превратив его в силу, изменившую лицо страны, а, возможно, и мира.

Уиздом посмотрел на статую.

— На постаменте этого памятника, который мы собираемся открыть, начертаны имена героев. Конечно, многие остались безымянными и невоспетыми. Но всем им — и тем, кого помнят, и тем, кого забыли, народ Соединенных Штатов и всего свободного мира обязан вовеки и должен отдать дань безмерного уважения. Все они заслужили самый почетный титул: патриоты.

Уиздом Тубирс опустил голову.

С памятника сняли покрывало.

В центре его были три фигуры.

Держась за руки и за пистолеты застыли в свой последний миг и в предсмертном вызове врагам свободы доктор Дэвид Холден и его возлюбленная (и жена на один день), детектив Роуз (Рози) Шеперд — Холден.

За ними возвышалась как будто призрачная отдельная фигура чернокожего человека.

Правой рукой он крепко сжимал большой пистолет, а левой — древко американского флага, развеваемого ветром.

Его имя было Руфус Барроус.