Глава десятая

Терон Хайд не был человеком действия, поэтому Томас Эшбрук не думал, что он будет сопротивляться долго. Хайд и не сопротивлялся. Он не противился, когда ему вводили одну из так называемых «сывороток правды», изготовленную на натриевой основе; затем покорно сосчитал от ста до одного и спокойно вошел в состояние гипноза.

— Назовите ваше имя, — начал Сол Ротштейн.

— Терон Хайд.

— Чем вы занимаетесь, Терон?

— Я занимаюсь торговлей оружием и наркотиками для финансирования террористической деятельности по всему миру.

Томас Эшбрук вслушивался в приглушенное жужжание диктофона и еле слышный шум ламп дневного света. «Ненужный фон», — подумал он. Потом бросил взгляд на стоявшую на треноге видеокамеру и израильского агента перед ней.

— Где находится Дэвид Холден? — спросил Сол Ротштейн.

— Он был у Ортеги де Васкеса. Его отвез туда Эрнандес.

При звуке этого имени Томас Эшбрук вздрогнул, хотя в подвале дома в пригороде Лондона было настолько жарко, что он сидел в рубашке с короткими рукавами.

— Дэвид Холден погиб? — спросил Сол Ротштейн.

— Я не знаю.

— Он может все еще находиться у этого… — Ротштейн бросил взгляд в блокнот в руках хорошенькой девушки, сидевшей возле него. Она стенографировала их беседу; сейчас она наскоро нацарапала для него фамилию, — …у этих Ортеги де Васкеса и Эрнандеса?

— Да.

— Где он может находиться? В какой точке земного шара?

— В Перу.

Ротштейн поднял глаза на одного из израильтян.

— Принеси мне атлас или карту, живо!

Томас Эшбрук закрыл глаза, облегченно вздохнув, и пробормотал:

— Слава Богу.

Она легла рано; усталость была настолько сильной, что, как ей казалось, она сможет уснуть. Внезапно в палатку ворвалась Пэтси Альфреди, зашептала ей в ухо:

— Слушай, Рози, мы только что говорили по радио с Митчем Даймондом. Насчет того звонка по телефону, которого ты так ждешь. Тебе позвонят в телефон-автомат возле гоп-стопа.

К этому времени «Патриоты» выработали свой собственный жаргон. Дэвид Холден называл его «арго». Это была смесь слэнга полицейских, военного жаргона и обрывков фраз из кинофильмов. «Гоп-стоп» означало «супермаркет».

Рози села на кровати.

— Дай мне блузку, — сказала она Пэтси…

Она выскочила на улицу из фургона в юбке, но без чулок; ноги у нее моментально замерзли; через автомобильную стоянку Рози поспешила к телефонной будке. Черный «дипломат» с телефонным аппаратом она несла в левой руке. Задыхаясь от волнения, она повторяла имя Дэвида, почти пела его, как священный гимн.

Не успела женщина подойти к телефону-автомату, как тот зазвонил. Рози посмотрела на часы. Она опять по ошибке нацепила «Таймекс Айронмэн»; вместе с юбкой он смотрелся очень глупо.

Рози сорвала трубку с рычага.

— Алло!

— Подключите аппарат.

— Черта с два! Сначала скажите, он жив?

— Да; теперь подключите аппарат, черт возьми.

— Сейчас, — она перекрестилась, потом начала лихорадочно вспоминать, как пользоваться дешифратором; сейчас вспомнить было особенно трудно: ее глаза были полны слез.

Глава одиннадцатая

— И не бери с собой никакого оружия. Я привезу тебе все, что нужно.

— Мне нужен «Орел пустыни» 44-го калибра. Поверь мне, у меня есть на то причины.

Том Эшбрук — когда она начала думать о нем как о Томе вместо Томаса или мистера Эшбрука? — сказал ей тогда:

— Странно, что ты хочешь взять оружие именно израильского производства. Ладно, хорошо. Не переживай, достану.

Она сидела на откидном пассажирском сиденье напротив Пэтси Альфреди. Пэтси гнала громадный фургон «Шевроле» как ошпаренная; сквозь сосны вдоль дороги проглядывал дрожащий лунный свет; он мелькал, как кадры в старом немом кино, отбрасывая блики на капот «Шевроле» и дорогу перед ними.

— Я надеюсь, Дэвид вернется к тебе, — внезапно заговорила Пэтси, закуривая сигарету. — Мы все очень волновались за тебя, почти так же, как и за него. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Что, по мне все так хорошо видно?

— Вы двое — как дети. И очень милые дети.

Рози Шеперд почувствовала, что краснеет; в темноте переднего сиденья Пэтси все равно не увидела ее предательского румянца. Вместо этого она смотрела в темноту, на свои руки, лежавшие на коленях.

— Ты знаешь, я никогда не бывала за границей. Я никогда, ну…

— Насколько я помню из уроков географии, сейчас там весна.

— Весна, да? И ты думаешь…

— Мне кажется, и, по-моему, это разумная мысль, если они вывезли Дэвида живым за границу, то не собирались его убивать; он нужен им живым, так ведь? Я хочу спросить, ты согласна со мной?

— Да. Но ты понимаешь, как я себя чувствую?

— Понимаю ли я? Возможно.

Рози Шеперд закурила.

— Я никогда не думала, что я… — Она никогда не любила женской болтовни, просто не привыкла к ней: ее отец был полицейским, потом она сама пошла работать в полицию; а сейчас, когда Рози сражалась в сопротивлении, у нее тем более не было времени и возможности обсуждать свои личные дела. — Я люблю его.

— А Дэвид любит тебя. Это видно по его взгляду, когда он смотрит на тебя, Рози.

Рози выдохнула струю дыма прямо в ветровое стекло «Шевроле». Ей до боли хотелось увидеть Дэвида Холдена. Горячий пепел упал с кончика сигареты и чуть было не прожег юбку; ей пришлось стряхнуть его рукой.

Перу. Сейчас там весна. Почему при одной мысли об этом ее охватывала дрожь?

Глава двенадцатая

Глава среднезападного отделения сидел за рулем своего «Икс Джей-6», дым лениво подымался из его трубки.

— Этот парень, Рой Домбровски. Соседи хорошо отзываются о нем. Регулярно посещает богослужения в местной католической церкви. Финансирует команду кегельбана и бейсбольную команду Малой лиги. Женат, однако жена находится в психиатрической лечебнице в связи с умственным расстройством. Я продолжаю расследовать, в чем там дело.

Уставившись в упор в окно ресторана напротив, Джеффри Керни закурил сигарету. Большая часть окон в домах по главной магистрали, разрезавшей надвое знаменитый чикагский район Саутсайд, была выбита. Совсем недалеко от этого места, к западу от центра Чикаго, в свое время хозяйничали гангстеры Аль Капоне, а легендарные защитники законности и правопорядка, такие как почти мифический Элиот Несс, вовсю сражались с ними. Арчер авеню, так живо и зачастую бессвязно описанная Филипом Карлайлом, лежала перед ними. Она представляла собой как бы связующее звено между старыми районами, перенесенными сюда из практически всех европейских стран.

Большинство окон в домах были выбиты либо заколочены досками, однако окна католической церкви в нескольких кварталах от них и окна ресторана Роя Домбровски остались целыми.

— Карлайл, в какой именно больнице находится миссис Домбровски?

— В психиатрической, старина. Умом тронулась из-за чего-то там. Я уже говорил тебе, подробности я буду знать завтра утром.

— Далеко отсюда это место? Психиатрическая больница?

— На северной окраине города. Вечером, в это время, я думаю, туда ехать часа два, может, меньше.

— Возможно, ответы на мои вопросы найдутся не здесь, а там. Как насчет небольшой прогулки по окрестностям Чикаго, Карлайл?

— Старина, если мы сунемся в эту психушку, мы, очевидно, столкнемся с полицией, и уж наверняка с частной охраной.

Керни затянулся сигаретой.

— Можешь там посидеть в машине. Поехали отсюда. Или я возьму свою собственную машину. Можешь побыть за шофера, если нет возражений.

— Мне поручено оказывать тебе всяческую помощь и содействие. Что я и собираюсь делать. Но ты, по-моему, стучишься не в ту дверь.

— Пока не получил дверью по голове, это не страшно.

Глава тринадцатая

Дэвид Холден сидел за деревянным столом. Антонио Бернарделли расположился напротив него. Католическая монахиня принесла тарелку с хлебом, а девочка примерно лет двенадцати поставила на стол кувшин и две чашки.

Монахиня улыбнулась. Девочка сделала реверанс. Они обе вышли из комнаты через арочный вход.

— Отец Карлос Монтенегро уже приглашал меня сюда. Простая, но здоровая пища. И даже Ортеги де Васкес или сам Эрнандес не осмелятся напасть на католическую церковь.

Холден не очень-то полагался на уважение Ортеги де Васкеса или Эрнандеса к священному дому Божьему; не верил он и в то, что их может остановить один лишь страх перед общественным мнением. Мясо было вкусное, и хлеб тоже, Холден сделал себе громадный бутерброд; красное вино, слегка отдававшее сушеным виноградом, согревало до самой глубины.

Некоторое время они ели молча, Холден отдавал должное второму бутерброду; между очередным куском и глотком вина он спросил:

— Ну что, может, все же откроешь секрет? Что такой маститый журналист, как ты, делает в этой глуши?

— Ты имеешь в виду, что меня чуть не застрелили люди Эрнандеса? Они решили, что мне чересчур много известно об их контрабандных операциях. И знаешь что? — Антонио откинулся на спинку стула, закурил. — Они недалеки от истины. У меня есть магнитофонные записи, даты встреч, записи разговоров, фотографии. — В глазах у него появилось жесткое выражение, таким Холден его еще не видел. — Они убили моего оператора, Гарри. Сволочи, перерезали ему горло от уха до уха, — сказал Бернарделли, в голосе у него зазвучал металл.

— Жаль, — кивнул Холден, отхлебнул еще вина, пытаясь удержаться где-то посредине между удовольствием и опьянением. Он решил пить медленнее, прежде чем хмель одержит верх. — Итак, они начали охоту за тобой. Почему же ты не сбежал?

— Мне было мало, хотелось еще. Проблема всех журналистов — всегда хочется больше. Это как у алкоголика или азартного игрока — никогда не бывает достаточно. И вот, черт возьми, здесь, в этом забытом Богом месте, я встречаю объявленного вне закона лидера «Патриотов» профессора Дэвида Холдена. Итак, каким ветром занесло вас сюда, доктор? Только рассказывайте подробно и с расстановкой, я должен запомнить весь рассказ на память, иначе мне придется вставать за записной книжкой, а я чересчур устал для этого, — и он рассмеялся.

Холден откусил еще один кусок, от бутерброда почти ничего не осталось.

— Я приехал сюда не совсем по своей воле, Бернарделли. Это долгая история.

— Долгие истории повышают тираж газеты. Давайте вы выскажете мне свою точку зрения на борьбу между «Патриотами» и ФОСА, идет? Дадите мне эксклюзивное интервью.

— Что-то я не вижу здесь репортеров, дружище, — Холден доел бутерброд. У него появилось чувство, будто он ел чересчур быстро; скорее всего, он был недалек от истины.

— Нет, я хочу сказать, что как только я поведаю всему миру, где вы и что делаете, даже в общих чертах, все репортеры Соединенных Штатов бросятся разыскивать вас. Выдать вас Штатам не могут, так ведь? Что, в США стало слишком жарко, и вы решили бороться с ними из заграницы? Я имею ввиду, многие известные патриоты и лидеры так и делали, типа правительства в изгнании, понимаете? Скажем, генерал де Голль во время второй мировой войны, когда Францией управляло контролируемое нацистами правительство Виши. Вы задумали что-нибудь в этом роде?

— Нет. Дело обстояло совсем по-другому.

— Я нахожусь здесь уже три недели. Пропустил все события, связанные с покушением на президента…

— Он все еще жив? — перебил Холден, резко поставив чашку на стол, вино пролилось.

— Ну, если это можно назвать жизнью, тогда жив. Насколько я знаю. Но заправляет всем Роман Маковски. И, по-моему, и дальше будет заправлять. — Пока Бернарделли рассказывал, Холден закурил одну из своих трофейных сигарет. — Вам и вашим ребятам придется несладко. У Маковски своя собственная манера ведения дел, и все будет так, как хочет он, либо не будет вообще. Именно так он действовал в Палате представителей все эти годы. Не колеблясь проводил именно те реформы, которые считал нужными.

— Слово «реформы» предполагает, прежде всего, какие-то изменения, — вставил Холден.

— Я пропустил величайшую сенсацию века: здание телефонной компании разрушено ракетой, вице-президент убит, президент смертельно ранен. Вот поэтому мне так необходимо раскрутить это дело с наркотиками, иначе редактор сотрет меня в порошок. А теперь вы… Слушайте, этим делом займутся репортеры со всего мира. Но я буду первым.

— Вы хотите правду? Отлично. Нам сообщили, что недостающая батарея противотанковых ракет ФОСА находится на одной из авиабаз. Мы отправились на базу расследовать дело, и попали в ловушку. Меня взяли в плен, часть наших людей погибла; дальше я только помню, как этот русский, Борзой, пытал меня электрошоком, топил в ледяной воде, избивал до полусмерти… — при воспоминании о пытках его охватила дрожь, это было его собственное хождение по всем кругам ада, — …потом меня накачали наркотиками и я очнулся только здесь, в гостях у Ортеги де Васкеса. Доставил меня сюда Эрнандес. У него до сих пор осталась моя кобура. А я сбежал.

— Да вы, пожалуй, еще круче, чем о вас говорят. Эрнандес серьезный противник. Он работал на одно из пяти Семейств Нью-Йорка. В отряде боевиков. Говорят, именно он несет ответственность за резню в Олбани.

Холден задумался. Наконец он вспомнил.

— Это случилось примерно пять лет назад…

— В прошлом месяце исполнилось ровно семь лет. Один из врагов хозяина Эрнандеса приехал в Олбани на свадьбу дочери. Группа боевиков в лыжных масках ворвалась в церковь прямо во время богослужения; двадцать шесть человек были убиты, еще около десятка ранены. После этого Эрнандес перешел южную границу Штатов и скрылся в Мексике. Он стал слишком опасен даже для самих гангстеров. По слухам, хозяин Эрнандеса приказал своим людям: «Убрать его; как вы это сделаете, меня не интересует». Что-то в этом роде. Никогда не думал, что Эрнандес способен среди бела дня расстрелять столько людей, да еще прямо в церкви.

— Инносентио Эрнандес больше не сможет безнаказанно расстреливать людей. Ему недолго осталось ходить по земле, можете поверить мне на слово. Уж можете мне поверить, Бернарделли.

У журналиста загорелись глаза.

— Вы пойдете по его следу? Это будет вендетта?

— Слово «месть» подходит больше. «Вендетта» предполагает слепую, неконтролируемую ненависть к человеку за зло, которое он причинил, в то время как «месть» подразумевает тонкий расчет своих действий. Я назову это местью.

Глава четырнадцатая

Имя Лютера Стила на авиабилете беспокоило его. У него не было фальшивого удостоверения личности; и, хотя Рокки Сэдлер предлагал ему изготовить его, но помимо затрат времени, это задевало Стила на самом личном уровне. Подумать только — честный человек, при этом еще и агент ФБР, должен путешествовать под вымышленным именем, дабы его не убили в его же собственной стране. Он пошел на компромисс, указав в авиабилете в графе «профессия»: юрист (он на самом деле был по профессии юристом, хотя никогда и не занимался адвокатской практикой). Теперь при покупке авиабилета требовалось заполнять специальную анкету и предъявлять удостоверение личности.