Глава 9

“В любом случае вы приятно проведете время, если с вами под одной крышей Нил Джеймс и его группа”, — процитировал Дарвин Хьюз рекламу, выключив зажигание джипа и вынув ключ из замка. Эйб Кросс сидел рядом с ним, стараясь понять причину восторженного выражения на лице пожилого человека.

Площадка для парковки у ресторана “Виски Холлоу” была почти заполнена. До начала шоу — Кросс сверил свой “Ролекс” с электронным табло на арке у въезда на площадку — оставалось еще двадцать минут.

— Пойдемте внутрь. Я хочу занять для нас хороший столик, да и пицца, которую мы ели, определение требует, чтобы чем-нибудь запить ее, — сказал Хьюз, открывая свою дверцу и выходя из машины. Кросс, Файнберг и Бэбкок последовали за ним.

Все четверо пошли по мощеной площадке. Вечер был серым и туманным, и все вокруг “Виски Холлоу” было холодным и серым. Кросс передернул плечами и поднял воротник куртки. Хьюз оставил свой маленький револьвер в машине. Эйб заключил, что все они безоружны.

Завтрашний вечер будет последним. Послезавтра после обеда они едут в Афины, потом спецрейсом доберутся до Атланты, потом со своими фальшивыми паспортами и бумагами — водительскими удостоверениями, страховыми полисами, кредитными карточками, они вылетают рейсом Рим — Стамбул, а затем — частным самолетом в Анкару. А оттуда — на операцию.

Его сознание пронзила мысль, что фальшивые кредитные карточки открывают большие возможности для людей неразборчивых в средствах, для использования их сверх меры необходимости. Он улыбнулся.

На пианино играла девушка. Зал ресторана почти полностью был заполнен посетителями. Оставалось лишь несколько свободных столиков. На мгновение Кросс испытал облегчение от того, что Бэбкок был не единственным негром в этой толпе. Его внимание снова привлекла девушка за пианино. У нее были длинные прямые каштановые волосы, двигавшиеся, казалось, в такт музыке, которую она исполняла. Он уже почти поставил ногу на ступеньку у сцены, когда рядом раздался шепот Хьюза:

— А она красивая, не правда ли?

Кросс кивнул, а Хьюз уже петлял между столиками. Эйб догадался, что старик уже был здесь раньше. Его предположения подтвердились, когда одна из официанток подошла к Хьюзу и поцеловала его в щеку. Хьюз коротко обнял ее. Вероятно, “Виски Холлоу” был исключительно дружелюбным местом. Девушка, поцеловавшая Хьюза, блондинка лет тридцати или около, с красивым лицом и приятной фигурой, возглавила шествие, показывая им путь к свободному столику у сцены. Все инструменты уже находились на сцене. На басовом барабане была надпись — Нил Джеймс Банд.

Всем заказали пиво. Белокурая официантка не сдержала улыбки, когда Бэбкок спросил водки. И в это время красивая девушка с длинными волосами перестала играть, сделала реверанс в своей цветастой юбке до голени и ушла. Гам толпы значительно усилился, когда стихли редкие, но энергичные аплодисменты. Кросс взглянул на часы. Нил Джеймс был пунктуален.

Девушка вернулась на сцену и вынула из стойки микрофон, дыша в него. Даже звук ее дыхания был приятным.

— А вот и он, кого вы ждали. Нил Джеймс и группа Нила Джеймса! — она зааплодировала, и ей последовали все в зале, даже Файнберг, который не любил музыку в стиле “кантри”. Кросс почувствовал, что улыбается.

Пока девушка говорила, на сцену выходили музыканты. Потом высокий дородный парень в черной ковбойской шляпе, с короткой кудрявой бородкой и гривой кудрявых волос, выбивавшихся по обе стороны ковбойской шляпы, вышел на сцену быстрым шагом, и ансамбль начал играть. Песня называлась “Я растратил большую часть своей жизни”. Кросс узнал ее по альбому, который уже слушал. Она начиналась медленно и немного лениво, как нью-орлеанский джаз с хорошей гитарой, звучавшей фоном. Кросс смотрел на лицо этого человека. Оно говорило о том, что Нил Джеймс получает наслаждение, делая музыку. Кросс засмеялся. В песне были слова о том, что большая часть жизни потрачена на ухаживания за женщинами. Он подумал, что неплохо было бы потратить вообще какое-нибудь время на это занятие.

В этот момент вступил пианист с мелодией почти тридцатых годов. Кросс мысленно снял перед ним шляпу или снял бы, если бы носил. Это было уже не то пианино, на котором играла девушка. Единственным минусом этой игры было то, что на девушку было приятнее смотреть.

Темп нарастал. Некоторые из аудитории начали хлопать в такт музыке.

Темп еще ускорился.

Кросс перевел взгляд на лицо Хьюза. Он смотрел вправо, и Кросс посмотрел туда же. Около дюжины парней входили через дверь, куда недавно вошли и они. Парни выглядели как мотоциклисты-ренегаты из фильмов Голливуда. Кроссу показалось, что Хьюз что-то сказал, и уголки рта Хьюза опустились. В зале уже были какие-то мотоциклисты, но просто приятно проводившие здесь время. Эти же не были похожи на людей, что ищут развлечений, но крайней мере, развлечений в обычном смысле этого слова.

Темп песни, казалось, достиг предела — и ансамбль, и сам Нил Джеймс были втянуты в этот водоворот музыки, но хлопки в зале постепенно стали стихать. Кросс обратил внимание, что уже многие из присутствующих повернулись в сторону этих двенадцати в черных затертых кожаных куртках и вызывающих нарядах.

Очевидный предводитель, огромный жлоб с диким выражением глаз и рыжими волосами, был в сопровождении двух высоких парней, но на несколько дюймов ниже и в половину худее его. Двое расталкивали толпу, проделывая проход для предводителя. “Неприятность”, — равнодушно подумал Кросс.

Рыжий жлоб уселся за столик возле сцены напротив Кросса и остальных. Маленькие по сравнению с ним кореши вытолкали две пары, которые сидели за этим столиком. Ни один из пострадавших не выглядел старше двадцати пяти. А один из них был похож на игрока в американский футбол. Когда он двинулся на одного из обидчиков, девушка, с которой он был, потащила его прочь. Тогда, удаляясь быстрым шагом, буксируемый девушкой, футболист показал им палец. Но, вероятно, никто из сидевших за столом не обратил внимания на этот жест. Остальные девять из двенадцати распределились по залу.

Бэбкок наклонился к Кроссу:

— Что, черт побери, здесь происходит?

Кросс пожал плечами и продолжал потягивать пиво. Нил Джеймс продолжал играть на сцене. Тем не менее, после появления этих двенадцати человек в зале стало тихо. Из тех мотоциклистов, которые были в ресторане с самого начала. Кросс выделил двоих с девушками. Они тоже смотрели на пришедших. Эти двое выглядели крутыми ребятами, но им не было необходимости постоянно демонстрировать это и утверждать себя. Их вид говорил об этом очень красноречиво. Двенадцать вошедших выглядели как раз наоборот, и намерения у них были другие.

Кросс снова отхлебнул пиво.

На лице Хьюза было выражение беспокойства и азарта одновременно. Кросс покосился на Файнберга. Житель Нью-Йорка, казалось, был поглощен музыкой, абсолютно не замечая усиливавшегося напряжения. Песня закончилась. Все зааплодировали. Раздалось несколько свистов и криков. Не хлопали только двенадцать вошедших. Ансамбль стал исполнять следующую песню. Кросс помнил ее по альбому Хьюза, только название никак не приходило на ум. Лишь слова текста напомнили, что это была очень красивая песня о любви “Мерцающий свет в ночи”.

Дорис, белокурая официантка, подошла к их столику узнать, не хотят ли они повторить. Ее руки дрожали. Кросс смотрел на ее глаза, когда Хьюз спросил ее:

— Кто эти люди?

— Этот здоровый — Термонд Петтигру[4].

Кросс засмеялся.

— Термонд малорослый?

Поразмыслив, Кросс решил, что если этот жлоб так травмирован фамилией, то он будет вести себя как задница, просто из чувства самозащиты.

— А что этот Петтигру из себя представляет? — спросил Бэбкок, и вопрос прозвучал искренне.

— Он и его банда были приговорены к тюремному заключению после того, как Хайрам и Молли выступили на суде в качестве свидетелей обвинения. На площадке для парковки они до смерти избили двух молодых ребят.

— Хайрам и Молли Уолш — владельцы “Виски Холлоу”, — сообщил Хьюз. — Несколько недель тому они попали на автомобиле в аварию и сейчас оба находятся в больнице. Так, я понял.

— Это была не авария. Это они подстроили, — взгляд красивых глаз Дорис стал жестким, когда она посмотрела на столик, за которым сидел Петтигру, а затем по залу, где “растворились” его сообщники.

— А полиция знает? — Бэбкок наклонился ближе к Дорис, “чтобы ей было лучше слышно и чтобы криком не мешать выступающим”, — подумал Кросс.

Дорис взяла обеими руками руку Бэбкока:

— Хайрам и Молли очень боятся, — и ее голубые глаза расширились.

“Голос, который заглушил музыку, нес в себе редкое сочетание качеств, — подумал Кросс, — почти классическое невежество, гиперболизированное тщеславие и совершенно дикое произношение. О синтаксисе вообще не могло быть и речи”.

— Эй, черномазый! А ну, руки свои от этой, на фиг, задницы в сторону!

Кросс откинулся на спинку стула. Музыка совсем зачахла, а потом вовсе умерла. Кросс закрыл глаза и тряхнул головой.

Бэбкок громко встал, и его стул с громким треском полетел на пол. Прежде, чем Люис успел что-либо произнести, Кросс громким шепотом сказал:

— Термонд Петтигру. Интересно, эта фамилия ему по наследству перешла или его родители были садисты, а?

Бэбкок посмотрел на Кросса. Дорис исчезла. Хьюз очень громко вздохнул. Файнберг спросил:

— Почему прекратилась музыка?

Кросс ответил:

— Дерьмо за тем столиком высказало какую-то дурость. Может, это и не по теме, но музыка была приятна.

Нил Джеймс, державший гитару своими массивными руками, готовыми, казалось, задушить инструмент, крикнул со сцены:

— Петтигру, либо не веди себя как дикарь, либо убирайся отсюда к черту!

— Это касается меня и этого любовника. Понял, певец? — с этими словами Петтигру повернулся к Люису и встал. Петтигру был ростом почти с вертикальный шкаф для мяса.

— Тебя зовут как-нибудь, черномазый?

— Да, Бэбкок, дерьмо, — Кросс восхитился твердостью голоса Бэбкока.

— Бэбкок, а? Ну, и что там у тебя между ног есть для этой седой бабы?

Дорис крикнула из-за сцены:

— Он спросил меня, что вы тут делаете. Термонд, почему бы тебе не уйти? Неужели ты мало сделал зла?

Голос Нила Джеймса звучал низко и ровно:

— Петтигру, люди платят мне и ансамблю, чтобы мы выступали. Может на следующие выходные пригласят тебя. Поэтому заткнись и жди своей очереди!

Несколько мотоциклистов, тех, кто пришел с Петтигру, и тех, кто покровительствовал “Виски Холлоу”, встали. Кореши Петтигру сунули руки под куртки и достали ножи-тесаки “эль-чино”, такие, каким убили женщину в супермаркете.

Из зала раздались приглушенные восклицания, не похожие на восклицания в классических трагедиях. “Они выражают тревогу и возбуждение”, — подумал Кросс.

Кросс подвинул бутылку с пивом. Файнберг встал. Хьюз сказал ровным голосом:

— Ребята, только, пожалуйста, ничего зрелищного.

Нил Джеймс спустился со сцены.

— Петтигру, я знаю тебя, дай Бог памяти, десяток лет. А ты все такой же набитый дурак, как и был...

Но ему не удалось договорить, потому что Петтигру замахнулся кулаком, похожим на окорок. Нил Джеймс увернулся и сбоку нанес удар в челюсть Петтигру. Его голова откинулась, и тело рухнуло навзничь, как подрубленное дерево. Один кореш кинулся ловить Петтигру, а второй с ножом — на Джеймса. Джеймс замахнулся на него гитарой, инструментом с восхитительной акустикой, и та разбилась вдребезги о лицо нападавшего. Когда один из девяти нападавших сообщников поднял стул, чтобы ударить певца по спине, Бэбкок начал двигаться. Левая нога Бэбкока поднялась вверх и в сторону — и двойной удар “таэквандо” свалил человека на пол. Петтигру был уже на ногах. В руке у него — автоматический кольт сорок пятого калибра, которому явно не хватало заботливого хозяина.

— Кросс! — выкрикнул Хьюз.

От человека пахло дешевым дезодорантом и одеколоном, и эта смесь вызывала тошноту. Кросс огляделся: везде вокруг него дрались. Он услышал шум, исходивший от двери. В ресторан вбегали новые люди Петтигру. “Если их можно назвать людьми”, — про себя подумал Эйб.

Петтигру начал крутиться под ним. Эйб правой рукой нащупал плечевую артерию и надавил на нее. Петтигру громко заорал, его рука раскрылась, и Кросс завладел оружием. Он освободил руку из защемления, поставил пистолет на предохранитель и заткнул его за ремень под курткой.

По меньшей мере еще человек шесть из банды присоединились к драке. Вокруг Кросса разбивались стулья и бутылки. Петтигру попытался встать, и Кросс ударил его внешней стороной ботинка под нижнюю челюсть. Он мог бы убить его, ударив в основание носа, но помнил просьбу Хьюза.

Кросс видел Хьюза, сцепившегося с одним из телохранителей с ножом. Он пытался изменить ситуацию в свою пользу. Изловчившись, Хьюз правым коленом ударил бандита в пах, и тот согнулся пополам. Хьюз толкнул его вправо и назад, выводя из равновесия, а затем дернул вперед. Рука с ножом ослабела, и классический рубящий удар из каратэ поразил бандита чуть ниже уха. Потом снова два удара коленом в челюсть, и тело в полный рост растянулось на полу. Хьюз обернулся, увидел еще одного из банды, направлявшегося к нему, поймал его правую кисть своей правой рукой, левой захватил локоть нападавшего и, почти не двигаясь, провел бросок, после которого бандит с шумом разлегся на полу.

— Великолепно, Хьюз! Что я могу еще сказать, — и Кросс полез поздравлять старика. Но на него прыгнул один из людей Петтигру. Кросс отступил в сторону и, выбросив ногу, сделал ему подножку. Прыгун потерял равновесие, и Кросс “ударом молота” в позвоночник положил его.

Бэбкок и один из мотоциклистов, не принадлежавший к банде, стояли спиной к спине, отбиваясь от людей Петтигру. Нил Джеймс взял на себя одного из нападавших справа мотоциклиста. Бандит повернулся к Нилу, и кулак последнего попал ему в голову. Голова откинулась, и тут же последовал удар в живот, а затем — апперкот справа в челюсть. Человек Петтигру принял все это и осел.

Бэбкок использовал лицо одного из банды в качестве боксерской груши. Джеймс и мотоциклист, очевидно друзья, судя по тому, как они пожимали руки и улыбались, наблюдали за этим зрелищем с явным энтузиазмом. Голова бандита моталась из стороны в сторону от ударов. Кулаки Люиса порхали вокруг нее. Бэбкок в прыжке повернулся и продолжал показательное выступление с “грушей”. Джеймс, его друг-мотоциклист и другие сочувствующие, наблюдавшие за поединком, зааплодировали. Ансамбль заиграл свободную аранжировку какой-то популярной мелодии.

Кросс переключил внимание.

Файнберг. Белокурый еврей, бывший морской пехотинец, обращенный в диверсанты, отбивался у дальней стенки от трех наседавших бандитов. Его кулаки и ноги летали. Тела нападавших бились о стену каждый раз, когда он попадал в кого-нибудь из них. Кросс засмеялся. Но тут он увидел Петтигру. Лицо было залито кровью, в руке зажат огромный нож. Когда Файнберг отскочил назад, готовясь к очередному удару, Петтигру снизу замахнулся ножом.

— Файнберг? Нет! — Кросс выкрикнул слова с такой силой, что у него заболело горло. Он видел, как Хьюз бросился справа к Файнбергу. Его движения слились в расплывчатое пятно.

— Не убивай этого ублюдка!

Нож и правое плечо Файнберга встретились. Все происходило как при замедленном воспроизведении. Мгновение, и лезвие ножа исчезло в руке. Кросс левой рукой поймал правое предплечье Петтигру, а правой — нанес удар по внешней стороне локтя. Звук ломающегося локтя был похож на короткий треск грома. Петтигру взревел. Хьюз, Кросс видел его боковым зрением, нанес одному из троих, с которыми дрался Файнберг, короткий удар левой, отбросив тело на двух остальных.

Кросс прижал Петтигру к стене бара.

— Тебе когда-нибудь хотелось иметь детей? Ну, теперь придется привыкать жить без них, дерьмо! — и Кросс нанес удар коленом. Потом еще и еще.

Петтигру упал на колени.

— Ты думаешь, тебе нужен нос, парень? — и с этими словами он ударил “костяшками” в левую сторону носа Петтигру, и его нос размазался по уродливому лицу. Петтигру начал оседать. Кросс зацепил большими пальцами левый угол его рта, и щека не выдержала тяжести массивного тела. Затем короткий удар коленом раскроил бандиту правую щеку, обнажив оставшиеся зубы.

Повернувшись к Хьюзу, Кросс тут же забыл о Петтигру. Здесь уже были Бэбкок и певец “кантри” Нил Джеймс. Они добивали оставшихся двух людей Петтигру, а Хьюз держал Файнберга, голова которого была у него на плече. “Наверное, Хьюз пережал ему руку, чтобы Файнберг не умер от потери крови”, — подумал Кросс. Оглядев помещение, Эйб опустился на колени возле Файнберга. Драка уже закончилась. Везде, На столах и на полу, валялись люди Петтигру. Те из членов банды, кто стоял на ногах, и те? Кто с ними дрались, теперь столпились вокруг Хьюза и раненого Файнберга. Кросс видел, как Нил Джеймс наклонился возле него, спрашивая у Хьюза:

— Дарвин, парень умер от потери крови или что?

— Артерия цела, но серьёзно повреждены сухожилия. Послушай, нам нежелательно встречаться с полицией. Ты, твой ансамбль и остальные принесут стране большую пользу, если забудут, что мы, здесь были. У нас есть доктор, и он позаботится о парне. Ну что, договорились?

Певец “Кантри” встал, и его голос прозвучал над перешептывающейся толпой:

— Послушайте. Я знаю этого человека с тех пор, как он поселился в наших горах. Он сказал мне, что мы можем сделать добро для нашей страны, если сделаем вид, что никогда не видели его и его друзей. Люди Петтигру могут говорить, что угодно, но они не знают ни одного имени. Что скажете на это?

Кто-то из толпы крикнул:

— Значит, договорились!

Остальные подтвердили:

— Пусть так и будет! Хорошо!

Рядом с ними стояла Дорис с полотенцами. Люис Бэбкок взял их у нее и замотал длинную глубокую рану на руке Файнберга.

— Давайте отвезем его к врачу, — сказал Хьюз.

Кросс остановил его на секунду, положив руку на его плечо.

— Теперь он не сможет.

Хьюз кивнул.

— А я смогу, — сказал он, подняв брови.

Глава 10

Хьюз позвонил из платного телефона на заправочной станции недалёко от “Виски Холлоу”, и несколько минут спустя до них донеслись завывания полицейских сирен. Бэбкок придерживал временную повязку, Кросс вел джип. Хьюз несколько раз просил снизить скорость, чтобы им всем не пришлось прибегнуть к услугам врача. В джипе был хороший комплект для оказания первой помощи, но они решили не экспериментировать с повязками, потому что кровотечение было еще сильным. Файнберг был в сознании, разговаривал, завернутый в шерстяное одеяло и куртку Бэбкока для сохранения тепла.

Наконец Хьюз сказал Кроссу:

— Поверни здесь.

И Кросс резко повернул влево на пустую площадку для парковки, а одинокий огонек, который они увидели, оказался частной клиникой.

Файнберг наотрез отказался от помощи и пошел сам. Они его лишь окружили на всякий случай. Бэбкок вошел вместе с доктором, чтобы помочь ему. Доктор, выглядевший человеком увлеченным, не имел в своей речи, и намека на южный диалект. Казалось, что его только что подняли с постели после глубокого сна. Бэбкок имел самые лучшие из четверых навыки по оказанию первой помощи, полученные в спецвойсках.

Кросс и Хьюз сидели в комнате для посетителей. Хьюз от нечего делать позволил себе закурить сигарету.

— Ты сказал, что теперь войдешь в группу, — наконец сказал Кросс.

— Ты остаешься тактическим руководителем и несешь ответственность за операцию. Ты единственный человек из всех, с кем мне приходилось работать, который вселяет в меня такое чувство уверенности. Я считаю, что в этой роли ты будешь лучше меня, или можешь быть лучше. Раз уж мы вышли на сцену, руководи представлением, так как оно и должно быть. Я могу заменить Файнберга как взрывник, а так как мы тренировались вместе, мы сможем работать как одна команда. Вопрос в том, сможет ли Файнберг заполнить мое место в Турции. Если не сможет, то миссия будет отложена. Мы не сможем сейчас ввести дополнительного человека, даже если и получим разрешение. Это моя ошибка. И если у нас не получится...

Кросс не знал, что сказать. Идея самообвинения была не новой для него. Поразмыслив, он понял причину своего пьянства, и того, что перестал ценить свою жизнь, перестал уважать себя. Люди на борту угнанного самолета... Те, которых он даже не пытался спасти, и которые были убиты в наказание за его побег... Он закрыл глаза, вдохнув дым сигареты.

Эйб открыл глаза, когда услышал звук открывающейся двери хирургической комнаты.

Появился доктор и сказал:

— Выражаясь непрофессионально, у него почти отрезано сухожилие, есть несколько трещин в кости, и он потерял приличное количество крови. Что касается крови, то об этом сейчас заботится его друг. А вот остальное все не так просто. Если его ожидает физическая деятельность, то вашему другу придется категорически отказаться от нее самое меньшее на несколько недель. Немного позже я смогу более определенно высказаться о возможных последствиях ранения.

— А он сможет достаточно восстановиться, чтобы перенести длительный перелет и потом заниматься несложной бумажной работой и тому подобное? К понедельнику?

Казалось, доктор размышлял:

— Он сильный молодой человек, в отличной общей физической форме. Если он не будет пользоваться правой рукой, то его можно достаточно безопасно привлекать к ограниченной деятельности. Это ответ на ваш вопрос.

Хьюз посмотрел на Кросса. Кросс кивнул.

Глава 11

Чернобородый музыкант стоял на обочине тротуара, играя на двенадцатиструнной гитаре. Этот музыкант и все люди вокруг вызывали у Мухамеда Ибн аль Рака внутреннее отвращение. Было жарко. Пожилые люди, мужчины и женщины, вяло шли по тротуару. Некоторые даже улыбались ему, а некоторые обращались на своем ненавистном языке. Ему хотелось взять пистолет и прямо сейчас начать стрелять в этих грязных тварей. Но тогда сорвется операция. Себя он успокаивал мыслью, что их день еще настанет. Он лишь сожалел, что, вероятно, умрет до этого дня.

Рака остановился у небольшой двери между двумя магазинчиками, в одном из которых продавались продукты, а во втором — западная одежда.

Он вошел через дверь в маленький вонючий коридор-прихожую. Здесь было темно. Он закрыл глаза и прислонился к стене, кончиками пальцев коснувшись глаз.

— Иерусалим, — прошептал Рака.

Он открыл глаза. На стене было несколько кнопок дверных звонков с именами жильцов, написанными ужасными каракулями карандашом или ручкой прямо на обоях. Он нашел кнопку с надписью “Раух” и позвонил, сомневаясь, что звонок работает. Откуда-то сверху донесся звук звонка, и ему показалось, что дверь слегка завибрировала. Он взялся за ручку и повернул ее, потом прошел в дверь и стал подниматься по лестнице, ведущей на верхние этажи. Здесь запах жилья был еще хуже. Сверху на лестнице появился мужчина, высокий и худой, с редеющими русыми волосами, небрежно подстриженными.

— Мистер Фарук?

— Я пришел по вашему объявлению.

— Вы ремонтируете телевизоры?

— Я много лет работал на промышленном оборудовании.

Раух улыбнулся. Вероятно, последовательность фраз пароля оказалась приемлемой как для него, так и для Рака.

— Входите, мистер Фарук. Мы можем обсудить наше дело за стаканом чаю.

— Это было бы замечательно, сэр, — ответил Рака, поднимаясь до площадки и последовав за Раухом по длинному узкому коридору с вытертой ковровой дорожкой посредине. В конце коридора дверь комнаты была открыта, и Рака вошел вслед за Раухом. Раух закрыл дверь.

Рака повернулся к нему:

— Итак...

— Здесь можно говорить. Меня евреи не знают, и я постоянно проверяю комнату на наличие подслушивающих устройств. Здесь мы в безопасности.

— Только мертвые бывают в безопасности, Раух.

Немец кивнул.

— Чай? У меня есть свежезаваренный.

— Нет, — ответил Рака. В комнате царил отвратительный беспорядок. На кофейном столике лежало несколько западных секс журналов. Рака мысленно помолился, прося дать ему терпения в общения с этим ничтожным человеком. — Все готово? Для этого я здесь, Раух.

— Это все оказалось дороже, чем я предполагал, мой друг.

— Я не ваш друг. Я никогда бы не выбрал вас своим другом. Все мои люди на месте, операция скоро начнется, а вы говорите о дороговизне.

— Еврейские пограничники не берут взяток. Что я могу сказать, герр Рака? Контрабанда вашего оружия обошлась очень дорого. Пришлось привлечь греческого судовладельца и заплатить таможенникам в Омане. И саудовец, хозяин самолета, к которому подвезли ваше оборудование, оказался очень требовательным. Вы же знаете мои симпатии к вам. Я практически ничего не имею с этой сделки, — он вздернул плечи и поднял руки ладонями наружу.

Рака выхватил пистолет советского образца из-под пиджака белого костюма, опустил предохранитель и, удерживая на вытянутой руке, направил на Рауха.

— Я тебя сейчас убью.

— Но оружие уже у меня. Все ваше оборудование в безопасном месте. Я лишь имел в виду... ах, герр Рака. Я понесу бремя дополнительных расходов. Рассматривайте это... да, рассматривайте это как мой личный вклад в вашу историческую борьбу, сэр.

Рака поднял предохранитель, взвесил в руке девятимиллиметровый пистолет и переложил его в левую руку.

— Я хочу посмотреть склад и убедиться, чти все находится в готовности. Мой водитель такси ездит по кварталу. Мы поедем сразу же.

— Я, э-э... да. Подайте, пожалуйста, мое пальто.

— День сегодня теплый, — указал Рака на улицу. Раух жадным глотком допил чай с кофейного столика с журналами и кивнул. Он взял ключи и бумажник. В таких бумажниках богатые американцы носят большие суммы денег, кредитные карточки и фотографии своих шлюх. Рака последовал за ним на выход.

Молодые женщины в черных шляпах и в бессовестно коротких юбках шли по улице, в которую Ефраим повернул такси, и на мгновение Рака подумал, что это ловушка. Его правая рука нащупала под пиджаком рукоятку пистолета. Но женщины смеялись, они были безоружны. Такси проехало мимо них.

Склады были расположены недалеко от старого города и, когда такси остановилось, Рака подумал, что, если бы он забрался на крышу любого дома, ему бы открылся вид таких чудес, как мечеть Эль Акса и другие исторические мусульманские и христианские строения. Но его такие вещи не интересовали.

Склад представлял собой длинное низкое здание с плоской крышей и с возвышавшейся грузовой площадкой. Раух, который всю дорогу извинялся, теперь сказал:

— Возможно, господина Кассима не будет на месте и...

— Надеюсь, что будет, — улыбнулся Рака.

Они вскарабкались на грузовую площадку. Ефраим остался у старенького такси. Рака, слегка отставая, шел за Раухом. Впереди было место, отгороженное под офис. Раух обернулся в замешательстве и посмотрел на Раку. Голубые глаза Рауха выражали боязнь. Он продолжал идти к офису, в котором был виден сутулый человек с внешностью палестинца. Рака услышал, как Раух облегченно вздохнул.

Раух постучал в дверь. Сутулый человек оторвался от работы и посмотрел через стол, а потом жестом пригласил войти.

— Шалом алейхем, Хассим. Это мистер Фарук, о котором я говорил.

Согбенный палестинец сделал приветственный жест, когда Рака закрыл дверь.

— Я пришел посмотреть мою партию товара, — спокойно сказал Рака.

— Как пожелаете, мистер Фарук. Вы не похожи на египтянина.

— Я долгие годы прожил вдали от родины, мистер Хассим.

— А, — кивнул старик. — Очень хорошо, — он бросил связку ключей Рауху. Рака поймал ее вместо него. — Мистер Раух, покажите ему. Я стар, и ходьба для меня трудная задача.

— Конечно, — улыбнулся Рака, очевидно вновь обретая уверенность. Раух вышел, а за ним — Рака, борясь с искушением убить старого палестинца, чтобы тот не вызвал полицию. Но он не сделал этого.