Глава двадцать вторая

Зимы как таковой не было, лишь изредка налетали порывы холодного ветра, шел дождь. В других частях Соединенных Штатов, где обычно была суровая зима, тоже было тепло. Самая подходящая погода для убийц, которых в прессе называли революционерами, а все остальное население – террористами. Революционерами их называли по одной-единственной причине: время от времени появлялись их заявления, наполненные обычной коммунистической фразеологией, с требованием «сообщить всем людям».

Те, кого пресса называла террористами, сами себя называли «Патриотами»; они использовали те же методы, что и революционеры: быстрое, жестокое нападение, исчезновение с места происшествия, уход в подполье, новый удар. Разница, на которую пресса почти не обращала внимания, состояла в выборе целей. «Революционеры» «Фронта Освобождения Северной Америки» нападали на полицейские машины, взрывали бары, другие общественные места, посещаемые служащими, обстреливали деловые кварталы, убивали видных политиков и промышленников.

«Патриоты» наносили удары по местам встреч, базирования и жительства членов ФОСА; по меньшей мере дважды между «Патриотами» и ФОСА происходили вооруженные столкновения.

Дэвид Холден понимал, что превращается в циника; но, как он сам себе говорил, жизнь в Соединенных Штатах, все больше напоминающих Ливан, кого угодно сделает циником.

Он сидел перед телевизором. Стоял март, уже к февралю он оставил попытки утопить себя в пиве.

Продажа крепких напитков была запрещена, поэтому процветала контрабандная торговля виски, джином, водкой. О ней знали все, даже в прессе она стала предметом шуток. Цены были заоблачными, но они диктовались продавцами. Продажа огнестрельного оружия и боеприпасов была запрещена временно; некоторые известные политики ратовали за постоянный запрет. Честным гражданам, пытавшимся защитить себя от нарастающей волны насилия, приходилось нарушать закон.

Холдену уже дважды приходилось сталкиваться с людьми, шепотом рассказывавшими о своих запасах оружия; он избегал контактов с ними. Все знали, что масса агентов ФБР заняты поиском и поимкой не только торговцев, но и покупателей оружия. Львиная доля арестов приходилась именно на покупателей, их было легче поймать.

Полиция дважды допрашивала Холдена, подозревая его в связях с Руфусом Барроусом, местным лидером «Патриотов». Но, несмотря на строгий запрет и обыски, проводившиеся с нарушением всех правил, оружие Холдена найдено не было.

Сегодняшние новости представляли особый интерес. Показывали эксклюзивное интервью одного из местных лидеров ФОСА, назвавшегося «Мстителем». Голова и лицо были закрыты черной лыжной маской, были видны лишь обведенные красными кругами глаза и рот; «Мститель» сидел в тени и говорил с подчеркнутым красноречием.

– Не мы начали насилие. – Ложь. – Мы лишь ответили на насилие, развязанное угнетающим нас правительством; мы наносим удары лишь по полиции и военным. – Ложь. – Так называемые «Патриоты» несут полную ответственность за жертвы среди гражданского населения. – Ложь. – И я не могу винить людей за их ненависть к этим фанатикам, которых, как свидетельствуют секретные документы ЦРУ, контролирует и поддерживает правительство США. – Еще одна ложь.

Документы, разумеется, в данный момент обнародовать невозможно.

Последние две недели Холден уменьшил количество выкуриваемых сигарет; раньше он курил по две пачки в день, теперь укладывался в полпачки.

Занятия в университете вскоре должны были возобновиться по сокращенной программе. Он получил деньги по страховке (о которой совершенно забыл), и у него было достаточно денег, чтобы прожить до первого жалованья.

С постепенным отказом от курения Холден возобновил бег по утрам. Он остался один, теперь вместо трех раз в неделю он занимался в спортзале два раза в день, утром и вечером.

Он старался не думать, для чего вытаскивает сам себя из пропасти отчаяния; стоило ему задуматься над этим, как приходило в голову, что причин для этого нет; ему больше хотелось уйти вслед за теми, кого он так любил.

Глава двадцать третья

Новым явлением в восьмидесятые годы стало появление покупателей-зевак, способных целыми днями ходить по громадным магазинам. Теперь они почти что вымерли, подумал Холден, подъезжая к стоянке у торгового центра. Огромный супермаркет находился в дальнем конце самого большого в округе торгового центра; здесь были самые разные широко известные универсальные магазины, небольшие дорогие магазины товаров для женщин, рестораны, где можно было найти все, начиная от бутерброда и заканчивая фирменными блюдами по совершенно невероятным ценам. Торговый центр был излюбленным местом Мэг и Элизабет.

Но теперь мало кто отваживался покидать свой дом без определенной цели; мало кто сейчас разрешал детям бродить без дела мимо витрин и смеяться. В любом случае, смеха сейчас было мало. Если в прессе было мало сообщений о терактах ФОСА или о новых ограничительных мерах правительства (которые лишь способствовали росту насилия), их место занимали разговоры о спаде в экономике.

Люди перестали покупать, просто потому что не высовывали носа из дому. Фабрики и магазины в зонах насилия закрывались, потому что рабочие и служащие боялись выходить на работу. Появились туманные сообщения о возможной нехватке продуктов питания. Фермеры уже жаловались на рост цен.

Холден запарковал машину, осмотрелся по сторонам, убедился, что за ним никто не наблюдает. Теперь все следили за всеми. Несмотря на суровый запрет на ношение оружия, Холден решил ни за что в жизни больше не выходить из дома безоружным. Он избегал ездить по крупным автострадам, где время от времени проводились обыски и облавы на «Патриотов» и членов ФОСА. Довольный тем, что за ним никто не наблюдает, Холден достал «Кольт», которым чуть было не оборвал свою жизнь, и сунул его за пояс.

Он вышел из машины и запер ее, заглянул в окно, проверил, все ли остальные замки закрыты. Он еще не решил, каким путем безопаснее всего добираться из дому в университет и обратно. На главных дорогах стояли посты полиции; пойманных с оружием ожидал немедленный арест и предварительное заключение без права выхода под залог; из-за загруженности судебной системы это могло продлиться несколько недель. Тюрьмы, и так заполненные до введения чрезвычайного положения, теперь были забиты до предела. Ими правили еще более жестокие банды, чем на свободе. Холдену часто приходило в голову, что, возможно, все эти сообщения о групповых изнасилованиях, побоях, смертях распространялись лишь для того, чтобы люди опасались нарушать существующие ограничения.

Закрыв машину, Холден направился к входу. «Кольт» 45-го калибра был единственным оружием, которое он не спрятал под полом своего дома.

Войти в супермаркет можно было через главный вход и через автостоянку. Холден выбрал главный вход. В этом конце супермаркета было совсем мало людей, в основном молодые женщины с испуганными глазами, старавшиеся идти побыстрее; две-три из них тащили за собой маленьких детей. Армейский сержант в форме стоял на пороге призывного участка, разговаривая с двумя молодыми людьми. Скучающие продавцы тщетно ждали покупателей у дверей магазинов.

Холден ускорил шаг, вошел в супермаркет, взял тележку. Он заранее составил список. Спагетти. Полезно для здоровья, и он умел их готовить. Молоко, если еще осталось. Самый большой молокозавод в округе недавно взорвали, ощущались перебои с молоком. Он пил кофе с молоком, молоко отбивало неприятный вкус.

Он остановился у витрины.

Холден часто раньше ездил за продуктами или один, или с Элизабет. Но все, что касалось выбора конкретных продуктов и по какой цене, он решал сам. Учитывая недостаток продуктов, выбор теперь был ограничен.

Он сделал как можно больший запас, все, что могло долго храниться. Если нехватка продуктов затянется, будут введены ограничения на продажу.

Холден подошел к молочному отделу. Просто масло, шоколадное масло. Он подумал о женщинах, которых видел в вестибюле, об их детях. Он сможет обойтись без молока в кофе. Он пошел дальше.

Все малопопулярные сорта сыра были на месте, ни один ему не нравился. Он двинулся дальше.

Холден услышал звук разбитого стекла, через мгновение раздался взрыв. Тут же послышались крики.

Как в его ночных кошмарах, крики и автоматные очереди. Он услышал грохот стрельбы.

Жена. Дочери. Сын. Они тоже кричали в тот день.

Холден оттолкнул тележку, бросился бежать; крики усилились, стрельба раздавалась со стороны входа.

– С дороги! – закричал Холден, оттолкнул пожилую женщину с переполненной тележкой, чуть не споткнулся о рыжеволосую девочку-подростка, стоявшую посреди прохода и кричавшую во всю силу своих легких.

Холден добежал до касс, люди бежали взад и вперед, падали на пол, кричали, выкрикивали ругательства. Он оттолкнул прочь мужчину его возраста, снова и снова кричавшего: «Черт!» Обойти толпу не было никакой возможности. Холден перепрыгнул через прилавок, чуть не упал, оттолкнул посыльного, спрятавшегося за кассой.

Передние окна супермаркета были начисто выбиты, возле, на полу, засыпанные осколками стекла, лежали двое, все в крови, они звали на помощь.

Он увидел их у входа, они были в лыжных масках, в полевой форме, с автоматами; они бежали, стреляли.

ФОСА.

Холден выскочил в разбитое окно. Призывной участок горел, пламя уже перекинулось на соседние здания. Человек в маске швырнул гранату в открытую дверь магазина игрушек. Холден вытащил револьвер. Он увидел ребенка, за ним бежала мать, потом все скрылось в пламени огня. Холден направил свой «Кольт» на человека в маске.

– Эй, ты! – Тот обернулся, поднял винтовку М-16.

Холден выстрелил. Тело фосавца дернулось, он упал назад, винтовка выпустила очередь в потолок, стеклянная крыша разлетелась вдребезги, осколки посыпались дождем.

Холден повернул вправо. Перед ним оказались два фосавца. Холден выстрелил, промахнулся, бросился на пол за фонтан между входом и магазином игрушек. Автоматные очереди отбивали осколки кирпича от ограждения фонтана. Холден пополз к другой стороне фонтана. Он прицелился в одного из автоматчиков, обстреливавших фонтан.

Холден выстрелил сразу дважды. Тело автоматчика подпрыгнуло, винтовка вывалилась из рук. Холден выстрелил еще раз, человек упал. Холден вскочил, побежал. Второй автоматчик стрелял в него. Холден выпустил последний патрон, обругал себя за глупость, что не взял запасную обойму; второй автоматчик упал, но он был еще жив. Холден бросился к первому. Он переложил револьвер в левую руку, правой выхватил винтовку у мертвого автоматчика.

Холден торопливо сорвал винтовку М-16 с уже мертвого тела. На мертвеце был ремень с кобурой армейского образца, на нем стояло клеймо «Сделано на Тайване». На ремнях крест-накрест находилась еще одна кобура. Холден открыл ее. Внутри он обнаружил автоматический пистолет «Стар» калибра 9 миллиметров, сравнительно недавно выпущенное оружие высокой поражающей мощности. Отличный пистолет. Великолепное оружие – «Стар». Однако тот, что попался ему, был в плохом состоянии, казалось, по нему проехал грузовик.

Он забрал винтовку М-16, пояс с кобурой, несколько магазинов к винтовке.

Холден встал на колени. Появились еще три автоматчика, двое из них бежали метрах в ста от него, у входа в магазин. Холден выстрелил из винтовки, попал в одного из них. Второй упал на пол. Холден вскочил на ноги. Он услышал женский крик:

– Сверху!

Холден посмотрел наверх. За ограждением второго этажа он увидел человека, его револьвер был направлен на Холдена. Два выстрела раздались одновременно. Левую руку Холдена обожгла боль; затем рука сразу одеревенела. Револьвер выпал из рук фосавца, тело перевалилось через ограждение и полетело вниз.

Магазин винтовки в руках Холдена был пуст. Он бросился вперед, откуда-то издалека донесся вой сирен, еле слышный из-за грохота выстрелов и стонов раненых.

Холден бросился к первому убитому, достал из-за поясного ремня запасной магазин, заменил стреляный. Боль в левой руке усиливалась. Он дослал патрон в патронник.

Потом пошел вперед, все быстрее, левая рука висела плетью.

Появился еще один.

– Ну, иди сюда, ублюдок! Иди! Что, боишься? Сюда!

Он увидел, как последний оставшийся в живых спрятался за дверью отдела подарков. Холден пошел к нему, битое стекло хрустело под ногами.

Тут он увидел его; фосавец держал перед собой девушку в качестве прикрытия.

– Не лезь ко мне! – Это был голос подростка. Подростки.

– Отпусти ее!

– Черта с два!

Холден вскинул винтовку, левую руку пронзила боль. Между ними не было и десяти метров.

– Получи! – Он перевел регулятор на стрельбу одиночными, девушка закричала, указательный палец лег на спусковой крючок. Холден выстрелил.

Казалось, голова фосавца взорвалась, спереди и сзади ударил фонтан крови, кровь потекла струей; девушка упала на колени, фосавец рухнул на пол.

Холден опустил винтовку, плечи дрожали. Он медленно пошел назад к фонтану. Вода была красной от крови, наполовину погруженное в нее лежало тело ребенка.

От боли в руке кружилась голова. Он подошел к фонтану, присел на край ограждения, у тела мертвого ребенка.

Стрельбы больше не было.

Холден положил винтовку, дотронулся до руки, от приступа боли потемнело в глазах.

Полицейские сирены выли все ближе.

Он заставил себя встать. Поднял винтовку, на случай, если это снова ФОСА.

На полу, метрах в десяти от него, истекая кровью, лежала пожилая женщина. Холден склонился над ней, чуть не упал на колени.

– Что с вами? – Холден опустил винтовку.

Он осторожно поднял ее голову. Глаза были широко открыты. Холден опустил ей веки.

– Стоять, ублюдок!

Холден обернулся.

Полиция.

– Нет! – У входа в супермаркет появилась женщина, она прижимала к груди ребенка лет шести.

Полицейские окружили его. Поднялись полицейские дубинки, Холден попытался поднять левую руку. Но не успел, дубинка обрушилась ему на голову. Он упал, поднял правую руку, попробовал откатиться в сторону; его ударили ногой в лицо.

Женщина с ребенком кричала им:

– Прекратите! Прекратите! Он герой! Он спас…

Одновременно обрушились удары ногами и дубинкой, он не успел уклониться, перед глазами все поплыло, его поглотила тьма…

Рука была перевязана, причем правильно, насколько он мог понять; он поднес руку к голове, она тоже оказалась перевязанной.

Холден лежал на кушетке для осмотра; от холода металла ему показалось, что на нем нет ничего, кроме зеленой простыни. Над ним склонилась женщина средних лет с усталыми глазами и неуверенной улыбкой.

– Не вставайте. Нам пришлось дать вам наркоз из-за ранения в руке. Рана не опасная, но глубокая. Рентгенограмма хорошая. И у вас огромная шишка на голове. Вам надо оберегаться некоторое время, возможно сотрясение мозга. – Она направилась к двери.

– Кто вы?..

– Я доктор Кэндлер, вы находитесь в госпитале командного пункта по чрезвычайному положению.

Он проводил ее глазами до двери. За дверью стояли двое полицейских в форме; когда она вышла, один из них сказал:

– Подымайся и одевайся. Тебя хотят видеть.

Холден попытался сесть, его затошнило, он упал.

– Вставай! Живо!

Холден попробовал встать еще раз, теперь медленнее. На этот раз получилось. Он сел на краю стола, пытаясь прийти в себя. Торговый центр. Стрельба. Полиция. Он вспомнил женщину с ребенком, женщина кричала, что он герой. Интересно, подумал он, теперь со всеми героями так обращаются?

Наконец он встал, простыня свалилась на пол. Он увидел, что не совсем обнажен, только выше пояса. В углу лежала кипа вещей, его одежда.

Он медленно пошел к одежде. С трудом нагнулся, опять закружилась голова, он подождал, головокружение прошло; он поднял одежду. Рубашка и пиджак были порваны, левый рукав висел на нитках. Его левая рука висела на перевязи.

Холден попробовал надеть пиджак, пользуясь только правой рукой. Не получилось. Один из полицейских довольно грубо помог ему.

– Живее, Холден.

«По крайней мере, они знают, как меня зовут», – подумал Холден. Ремня не было. Он был в носках, но без туфель. Он увидел свои туфли, но без шнурков, обулся. Подошвы были разрезаны, как будто в них что-то искали. Идти было трудно, но он пошел.

Бумажника не было.

– Где мои вещи? – Голос звучал одновременно хрипло и тихо.

– Заткнись, вперед.

Они вышли в коридор, полицейские шли по сторонам; серо-зеленый коридор, казалось, никогда не кончится.

Револьвер. Вот в чем дело. Даже несмотря на то, что он застрелил несколько фосавцев, его хотели засадить за решетку на несколько месяцев, пока не подойдет его очередь на судебное разбирательство.

– Черт, – выругался он шепотом.

– Вперед.

Бесконечный коридор закончился, они подошли к обшарпанной двери, полицейский втолкнул его внутрь.

Незнакомые лица. Двое в форменных рубашках, один белый, другой японец, третий – армейский капитан; японец ходил взад-вперед по комнате, капитан выглядывал в щель жалюзи, третий сидел на столе.

Холдена подтолкнули к стулу напротив стола. Человек, сидевший на столе, кивнул, полицейские вышли. Дверь за ними захлопнулась, Холден огляделся.

– Доктор Дэвид Холден. Правильно?

Холден посмотрел внимательнее на человека на краю стола. Редеющие светлые волосы, усталые глаза, казалось, у всех теперь усталые глаза. На плече висела кобура, вокруг нее растеклось пятно пота.

– Правильно? – повторил человек.

– Правильно.

– У вас большие неприятности, доктор Холден. Вы обвиняетесь в незаконном использовании оружия с целью нападения и убийства и сразу в нескольких убийствах. Это означает смертную казнь. Но если вы расскажете все, что вам известно о Руфусе Барроусе, Роуз Шеперд и всех остальных безумцах, мы можем снять некоторые обвинения. Если нет, вы получите на полную катушку; если вас и не поджарят на электрическом стуле, вы будете гнить в тюрьме до конца своих дней. У вас нет выбора.

Холден закрыл глаза. Врач предупредил его о возможном сотрясении мозга. Он был в обмороке, а все происходящее – не более чем кошмар.

– Холден! Не надо прикидываться больным! – зазвучал новый голос, Холден открыл глаза. Над ним склонился армейский капитан. У него дурно пахло изо рта. – Ты можешь рассказать нам, что тебе известно, и расскажешь.

Тошнота.

Холден согнулся пополам, его стошнило; капитан взревел:

– Господи Боже! Мои туфли! – Вонь. Холден почувствовал дурноту. Он откинулся на спинку стула, слабость усиливалась.

– Позовите кого-нибудь. – Это был первый голос. Он уронил голову на грудь, не обращая внимания на запах рвоты у ног.

Он услыхал, как дверь открылась и захлопнулась, открылась и захлопнулась снова, затем он увидел ведро и швабру. Он закрыл глаза.

Ничего не значащие звуки: ему было все равно. Такого просто не могло случиться. Голоса, хлопанье дверей.

– Холден!

Он открыл глаза. Говорил человек с наплечной кобурой и пятном пота на рубашке.

– Расскажите нам о Руфусе Барроусе.

Холден мысленно пожал плечами. Он уже столько раз рассказывал эту историю.

– Он был мужем моей лучшей выпускницы. Я познакомился с ним. Я ходил на две встречи, там были полицейские и ветераны армии. Они высказывали обоснованные опасения по поводу того, что творит ФОСА.

– Откуда они узнали, что это действует ФОСА?

– Значит, знали. Это я так думаю. Взрывы бомб, и все остальное. Я запомнил только одно имя, женщина по имени Шеперд. Видимо, та самая Роуз Шеперд, о которой сообщают в новостях. Руфус Барроус показался мне хорошим человеком. Он и есть хороший человек. Мне кажется, она тоже. Жена Барроуса была убита вместе с моей…

– Барроус – безумец, творящий насилие. И вы работаете с ним, Холден. Говорите, что вам известно, или мы займемся вами всерьез.

– А что, если мне взять ножик и поковыряться в твоей левой руке, болван?

Холден посмотрел на армейского капитана. Впервые за все время заговорил японец.

– Капитан, вы знаете, что этим делом занимается ФБР, не лезьте в него, – и он снова заходил взад-вперед по комнате.

Заговорил другой.

– Расскажите нам о «Патриотах».

– Я знаю только то, что сообщают в теленовостях. Мне кажется, они настоящие американцы, они пытаются остановить этих ублюдков из ФОСА.

– Расскажите о «Патриотах», или мне придется разрешить капитану Ледекеру сделать то, что он собирался.

– Джим! Бога ради!

– Дай я займусь им, а, Акиро? – И он встал прямо перед Холденом. Холден поднял голову. – Говори. Хватит морочить нам голову.

– Почему вы не ищите этих подонков?

Кулак обрушился быстрее, чем Холден успел среагировать. Он свалился со стула, почувствовал, как рот наполняется кровью; боль в голове была невыносимой. Он попробовал встать. Японец помог ему сесть на стул. Холден выплюнул кровь; хорошо, хоть не зубы, подумал он.

– Я требую адвоката.

– Черта с два.

– Я требую адвоката!

Человек с пятном пота развернулся, изо всей силы ударил его по лицу.

Японец подошел к столу, заговорил по телефону.

– Говорит Ваказаши. Отвезите Холдена в Центр изоляции № 4, посадите его в КПЗ. – Он повесил трубку, посмотрел на Холдена. – Я понимаю, что смерть ваших близких сильно повлияла на вас, но наше правительство контролирует ситуацию. Поверьте мне. Барроус и его люди – просто убийцы. Не более того. Отдельные граждане не могут брать исполнение закона в свои руки, стрелять на улицах. Тех, кто делает это, необходимо изолировать.

– Если только они не из ФОСА? – напрямую спросил Холден.

– С вами будут хорошо обращаться, но вы расскажете все, что нас интересует. Под воздействием лекарств. Мне жаль вас, – заключил Ваказаши, будто не слыша вопроса Холдена.

– Сколько еще людей погибнет, пока вы наконец возьмете ситуацию под контроль?

– Смешной вопрос, доктор Холден. Мы бы уже давно контролировали положение, если бы нам не приходилось тратить столько времени и сил на поимку Барроуса и ему подобных.

– Если бы вы так же усиленно охотились за этими революционерами, Барроусу и «ему подобным» было бы нечего делать, не так?

– Расследование по делу ФОСА вскоре даст крупные результаты. Мы возьмем их в кольцо. Наша самая большая проблема – это насилие, которое творят самозваные мстители, мешая соответствующим органам делать дело.

– Вы думаете, я в это поверю? Правда?

Японец промолчал, отвернулся.

Холден услышал звук открываемой двери. Появились полицейские, его столкнули со стула и потащили к двери. Холден выкрикнул снова:

– Вы думаете, я поверю?

Дверь захлопнулась…

В полицейском фургоне сидели еще четверо. На всех были ножные кандалы и цепи вокруг талии, наручники, прикованные к цепям. Только Холдену было чуть легче, его левая рука была свободна, поскольку висела на перевязи. В фургоне очень было жарко. Что бы ни представлял из себя Центр изоляции № 4, он наверняка был очень далеко, дорога показалась Холдену бесконечной. Он заговорил с самым старшим из четверых.

– За что вас взяли?

Лысеющий мужчина с остатками седых волос посмотрел на ноги, на руки.

– Да ну их к черту! Я должен работать. У меня магазин в центре города, на него столько раз нападали эти революционеры, что к нам никто не ходил за покупками. У нас нет пенсии. У меня жена. Мы идем на работу рано утром, приходим поздно. Я постоянно ношу револьвер, потому что однажды мы попали в перестрелку прямо возле магазина. Стрельба. Бутылки с зажигательной смесью. Жертвы. Мне-то хорошо. Я хорошо бегаю. А Сэди не может бегать. У нее больные ноги. Артрит. Однажды нас обыскали. Знаете, как это происходит?

– Прямо на улице?

– Армейский патруль остановил нашу машину, они нашли мой револьвер. Совсем как нацисты, когда захватили Варшаву. Я даже не знаю, где сейчас моя Сэди. – Старик заплакал.

Холден попытался дотянуться до него, успокоить, но его здоровая рука была прикована.

Даже знай он хоть что-то о Руфусе Барроусе и его людях, он бы ничего не сказал ни тем, кто его допрашивал, ни кому-либо другому.

Теперь Холден понимал, что Барроус был прав. Может, он и раньше понимал это, просто не хотел сам себе признаваться в этом?

Фургон резко тряхнуло, старик упал на Холдена. Внезапно они остановились, Холден вместе со стариком полетел на пол.

Послышались автоматные очереди. Разбилось стекло, но Холдену все равно ничего не было видно.

– Боже мой! – прошептал старик. Двое молодых чернокожих парней начали дергаться, пытаясь вырваться из наручников. Четвертый человек, примерно одного возраста с Холденом, всю дорогу сидевший молча, не двинулся.

Холден вскочил на ноги. Если это ФОСА… Но, может быть, ему удастся открыть заднюю дверь? Он посмотрел на старика. Сможет он бросить его одного? Охранников всего двое. А сколько там фосавцев? Холден попробовал двинуть левой рукой. Хотя бы она у него свободна. Если бы ему удалось выхватить у охранников пистолет…

Он посмотрел на решетку, за которой сидела охрана; оба полицейских выходили прочь.

Он услышал, как захлопнулась дверь кабины. Через мгновение повернулся ключ в замке.

Задняя дверь фургона открылась.

Холден повернулся к двери, ища глазами хоть какое-нибудь оружие.

В дверях он увидел людей в полном боевом снаряжении, с автоматами в руках, они окружили полицейских. Затем в дверях появилось лицо.

Это было лицо Руфуса Барроуса.

Глава двадцать четвертая

– Когда я узнал о случившемся, я подумал, что тебе это пригодится. – Руфус Барроус бросил ему выгоревшие зеленые ножны.

Дэвид Холден взял ножны, в них оказался его нож, «Защитник». Его оружие, патроны, кобура, ремни, все, что он спрятал под полом своего дома.

– Как вы нашли все это?

Барроус усмехнулся.

– Я три года ловил взломщиков. Постепенно начинаешь замечать, где люди обычно прячут то, что им нужно спрятать. У меня было несколько неприятных минут, но потом я спросил себя, где бы я сам все это спрятал. В других комнатах в твоем доме нет ни коврового покрытия, ни линолеума. Но в гостиной есть восточный ковер…

– Это подделка, – прошептал Холден.

– Мы с Роуз скатали ковер, но не для танцев, – Барроус вновь усмехнулся. – Я увидел, что несколько досок были недавно отодраны и прибиты снова, я тоже отодрал их. Там и нашел все это. Я подумал, это тебе понадобится, – и Барроус перебросил ему коробку.

Холден положил нож. Фотографии жены и детей, фотоальбомы, аппликация, которую сделала Айрин, провисевшая несколько месяцев на холодильнике.

Холден посмотрел на Барроуса.

– Спасибо. Ты не представляешь, как я тебе благодарен.

– Скорее всего, нам уже не вернуться назад. Поэтому я и взял их, Дэвид.

У Холдена сжалось горло. Он кивнул. Назад дороги нет.

Все его личные вещи, за исключением «Кольта» и запасной обоймы, уместились в пластиковом мешке в кабине полицейского фургона. Внезапно он сунул руку в карман и достал ключи.

– Твою машину конфисковали, Дэвид.

– Нет, дело не в ней. – Холден уставился на ключ от сейфа, подбросил связку ключей в руке, крепко сжал кулак…

Обычно Холден носил волосы без пробора, но сегодня он зачесал их направо. Он сделал это пока все спали. Руфус Барроус взял кое-что из его одежды, в том числе твидовый спортивный пиджак, серые брюки и туфли.

Никто не знал, что он так скоро выйдет на улицу, сказал он сам себе.

– Куда ты собрался? – спросила Роуз.

Холден посмотрел на ее отражение в зеркале.

– Я хочу взять кое-что. Руфус знает.

– Ты сошел с ума, – спокойно сказала Роуз Шеперд. – Ты думаешь, стоит расчесать волосы на пробор и спрятать перевязанную руку, и тебя никто не узнает?

– Мне всего лишь нужно сходить в банк.

– Может, тебе пойти прямо в полицейское управление? После всего, что Руфус сделал для твоего освобождения, ты мог бы по крайней мере попытаться остаться в живых. – Рассерженная, она отошла прочь.

Холден еще раз посмотрел в зеркало.

Бороду, которую он отрастил, потому что долгое время ему было просто лень бриться, он сбрил, оставив только усы. Он глупо выглядел с усами и сбреет их, если ему суждено выжить.

Он пожал плечами, взял свою «Беретту» и сунул ее в наплечную кобуру; вторая «Беретта» уже была на месте.

Холден начал пробираться через бывшую столовую, перепрыгивая через свернутые одеяла и спальные мешки. Все комнаты на бывшей ферме были превращены в спальные помещения для «Патриотов», за исключением кухни и гостиной, которая служила кабинетом Руфуса Барроуса и залом заседаний.

Барроус предложил отвезти его; Холден сказал, что доедет сам, но Барроус настаивал.

– Ты пытался спасти мою жену. Я все еще твой должник, – только и сказал он.

Холден вышел на крыльцо. Находившиеся в двадцати пяти милях от города, на пересечении грунтовых дорог, дом и маленькая ферма при нем были достаточно удалены от цивилизации; казалось, здесь царили мир и покой.

Входная дверь хлопнула, он обернулся. За ним стояла Роуз Шеперд, она переоделась в синюю джинсовую юбку и свитер по меньшей мере на два размера больше.

– Я еду с вами. – Больше она ничего не сказала, спустилась с крыльца, скрестив руки на груди; на плече висела большая сумка из черной кожи. Он подумал, что скорее всего там у нее револьвер.

Фургон «Бьюик» появился со стороны сарая, за рулем сидел Руфус Барроус. Роуз Шеперд села на заднее сиденье; Холден попытался захлопнуть за ней дверь левой рукой, слишком поздно поняв свою ошибку: боль пронзила руку, как разряд тока.

– Да уж, ты точно их проведешь, – проговорила она, сама захлопывая дверь.