«Ерунда», – откинув со лба влажные у корней пряди волос, она попыталась отвлечься. Закрыла глаза, чтобы не видеть бледно-жемчужную пустоту. Нет ничего особенного в том, что этот парень ушел, не став тревожить ее. В конце концов, она больна, а к больным следует относиться бережно. Он ведь не виноват в том что, проснувшись, она потеряла способность ориентироваться в реальности и отличать сон от яви. Теперь все встало на свои места, и только лунный свет, льющийся из окна, немного беспокоил ее. Странное ощущение не давало покоя – как будто за спиной у нее кто-то стоит и пристально смотрит. Инга даже оборачивалась несколько раз – но кроме луны, которая заметно сместилась уже к центру оконной рамы, там больше ничего не было.

Так нельзя, снова сказала она себе. Нужно взять себя в руки и смириться с тем, что прошлое будет возвращаться постепенно. Медленно. Очень постепенно и очень медленно. Ни к чему так сильно напрягаться. Слушая рассказ Горина, она почти наверняка знала, что ничего не сможет вспомнить. И в то же время панически боялась этого. Страх и надежда перемешались в странный коктейль, покрытый сверху взбитыми сливками лунного света. Результат налицо – она лежит в кровати, натянув одеяло почти до бровей, и дрожит мелкой дрожью, ощущая затылком чье-то чужое дыхание. Это называется – паранойя. Бесплатное приложение к амнезии – если вовремя от него не отказаться, потом уже никуда от него не денешься.

Хватит, снова приказала она себе. Ты – сильная. Всегда была сильной. Наверное… А если не была – значит, теперь тебе придется стать сильной. Иначе – пропадешь…

Инга долго пыталась заснуть, ворочалась с боку на бок, добросовестно считала баранов. Бараны были белыми и пушистыми, похожими на детские варежки, связанные из кроличьего пуха. На своих коротких ножках они передвигались медленно, вразвалочку, и наблюдать за ними было забавно. Поняв наконец, что просто так заснуть ей не удастся, она прислушалась к звукам за стенами палаты. За три дня своего пребывания здесь она уже научилась определять время суток именно по этим звукам. Гулкая и настороженная тишина, наполненная до краев треском электрораспределителя, была приметой позднего вечера. Вечерние процедуры, по всей видимости, закончились уже давно – не слышно было ни голосов медсестер, ни тихого скрипа двери в ординаторскую.