Странный приятель - Странный приятель

– Благодарю вас, сударь, – с трудом протискивая слова сквозь все еще пламенеющее болью горло, ответил он своему спасителю. – Благодарю вас за все!

– Ну-ка подними голову, посмотрю, что у тебя с шеей…

– Это лишнее, – горько и обреченно усмехнулся Ренки. – Не имеет смысла.

– А вот тут, парень, ты сильно не прав. – Упрямый голос назойливого собеседника продолжал настойчиво ввинчиваться в мозг Ренки, не позволяя ему снова уплыть в спасительное небытие. – Надо жить!

– К чему?! – внезапно даже для самого себя рявкнул несчастный парнишка, почувствовав нестерпимую злобу по отношению к своему спасителю. – Ради чего? Разве это жизнь?

– Пока живешь, есть надежда! – убежденно сказал чужак. Настолько убежденно, что Ренки почти ему поверил.

– Надежда на что? – туповато спросил он.

– Ну… – как-то равнодушно-весело ответил чужак. – Нас ведь в армию отправляют? Не знаю, как там было у тебя, а мне в приговоре написали: «…или пока беспримерным подвигом во имя короля и отечества не выслужит высокого королевского помилования». Так что всего и делов – совершить беспримерный подвиг! Ты ведь не трус?

– Никогда! – Спина Ренки могла бы сейчас послужить эталоном прямизны, а голосом можно было бы заморозить океан. – Никогда оу рода Дарээка не позволяли заподозрить себя в трусости!

– …Вот и я говорю: не трус, – миролюбиво подхватил чужак. – Но чтобы совершить беспримерный подвиг, надо суметь дожить до подходящего момента, чтобы его совершить. Ты согласен?

– Ну да, – вынужден был признать правдивость этих слов слегка озадаченный Ренки.

– А чтобы выжить, парень, тебе надо многому научиться. В том числе и смирять свою гордость… Да-да, знаю, что ты мне сейчас скажешь: «Никогда, никогда оу рода Дарээка…» Но, парень, сейчас твоя истинная цель – выжить. Выжить назло всем тем, кто упек тебя на эту каторгу. Каждый раз, когда жизнь покажется тебе совсем невыносимой и захочется совершить какое-нибудь безумство, просто вспомни лица судей, прокуроров. Ну и вообще своих врагов. Они бы очень хотели, чтобы ты сдох тут. А ты должен выжить назло им. Разозлись – это придаст тебе сил! Понял?

Ренки задумался. Представил лицо судьи, заплывшее жиром, надменно-равнодушное. Других врагов у него вроде не было. Но и одного вполне хватало, чтобы дать стимул к жизни.

– Во-о-от, – удовлетворенно протянул чужак. – Кажется, понял. Меня, кстати, Готор зовут…

– Оу Ренки Дарээка, – вспомнив о приличиях, представился в ответ наш герой.

– Вот и отлично, Ренки, будем держаться вместе.

– Хм… Хорошо, – сказал Ренки, внезапно осознав, что весь этот разговор чужак затеял не просто так, а именно для того, чтобы сблизиться с ним. Учитывая грязные намеки Беелда, Ренки внезапно очень захотел выяснить, с чего бы этому Готору приспичило проявлять такую заботу о другом узнике. – Только скажите сначала, сударь, зачем вам это надо?

– Сколачиваю свою банду! – признался Готор. И по его голосу нельзя было понять, изволит ли он таким образом шутить или говорит чистую правду. – Поодиночке тут, парень, не выжить. А ты, я вижу, человек честный и надежный. Не предашь и не ударишь в спину. Я прав?

«Никогда…» – вновь захотелось возопить Ренки Дарээка, выпрямив спину еще сильнее. Но понял, что это уже перебор. Спина такой прямоты просто не выдержит. Так что он просто ответил:

– Да.

Если кто-то думает, что с приобретением нового приятеля жизнь Ренки стала намного проще, то он глубоко заблуждается. Скудная, отвратительная кормежка. Теснота и вонь в трюме. А потом еще и люди вокруг начали умирать. Все это отнюдь не способствовало благостному расположению духа, душевному и физическому здоровью. Но зато хоть появилась маленькая отдушина – разговоры!

Готор оказался весьма интересным и необычным собеседником. Иногда он просто поражал Ренки объемом и глубиной своих познаний. Почти всегда удивлял необычным взглядом на, казалось бы, банальнейшие вещи. Но порой просто напрочь убивал абсолютной дремучестью.

О себе он говорил довольно мало и слишком туманно. Очень скоро наблюдательный Ренки понял, что все его рассказы о себе ограничиваются сроком примерно в четыре месяца, три из которых он провел уже в качестве заключенного.

До этого был суд. Еще раньше пограничный патруль схватил его за бродяжничество. До того Готор несколько дней скитался вдоль побережья. Об этих своих злоключениях каторжник рассказывал в красках, подчас не без юмора, с множеством забавных и занимательных подробностей.

А вот обо всем, что было раньше… Как понял Ренки, его новый знакомый плыл на каком-то корабле неизвестно откуда и куда. Случился шторм, корабль разбился, но Готор спасся, ухватившись за обломок мачты, вместе с которым его и вынесло к побережью королевства Тооредаан.

Вполне правдивая история, если только не обращать внимание на то, как тщательно Готор обходил тему места своего рождения или не хотел говорить, откуда и куда плыл этот его корабль. А в ответ на прямой вопрос сослался на какие-то острова далеко на юго-востоке. Даже имя островов назвал, что-то вроде Легтского архипелага. Ренки слишком любил разглядывать атлас мира из библиотеки своего батюшки, чтобы не знать, что подобного архипелага не существует. Но ловить своего нового приятеля на вранье он не стал. Слишком страшно было терять вновь приобретенного, может, и не друга, но уж точно союзника.

Хотя поначалу эта таинственность сильно заинтриговала Ренки. И он даже отчасти заподозрил, не является ли его собеседник шпионом одного из враждебных Тооредаану государств, вроде герцогства Оредан или Кредонской республики.

Но в конечном итоге наш герой пришел к выводу, что шпион мог бы придумать что-то более достойное, чем нелепые измышления про Легтский архипелаг. Да и в пограничном патруле служат отнюдь не самые глупые люди, чтобы не заподозрить в шляющемся вдоль побережья бродяге без документов и денег шпиона. Но коли осудили его за бродяжничество, а не за шпионаж, все доказательства свидетельствуют в пользу Готора.

Да и вообще тут было не принято расспрашивать о жизни до. И о перипетиях, кои привели того или иного узника к столь печальному положению.

Еще одним большим плюсом союзничества с Готором стало появившееся чувство защищенности. По крайней мере, можно было теперь спокойно выспаться, зная, что кто-то присматривает за тем, чтобы никто не прирезал тебя во сне или, допустим, не украл обувь.

Готор особенно упирал на обувь, приводя резонный довод, что, вероятно, им еще предстоит пройти немало верст по не самым ровным дорогам. А значит, от сохранности обуви напрямую зависит и жизнь ее обладателя.

Он, кстати, оказался тут не единственным умником, осознавшим эту истину. К тому времени, как Ренки более-менее пришел в себя, его собственная пара грубых сандалий была уже кем-то благополучно украдена. Как Готору удалось уговорить Ренки забрать сандалии мертвеца – это, пожалуй, отдельная тема. В ход пошли и разумные доводы, и отсылки к похождениям богов и героев древности, и воззвания к злобе, гордости и чувству самосохранения. И даже попытка взять на слабо, когда предстоящее мародерство было выставлено как экзамен перед будущими испытаниями. В конечном итоге уговорил.

А еще оказалось, что Готор отнюдь не шутил, когда сказал, что сколачивает собственную банду. Он действительно делал это, впрочем, весьма осторожно, чаще отказывая кандидатам, чем принимая их. Причем руководствовался он при этом весьма странными и непонятыми Ренки критериями, почему-то проигнорировав двух единственных (помимо Ренки) узников благородного происхождения, томящихся в этом трюме, но зато приблизив к себе проворовавшегося приказчика и мастерового, покалечившего в пьяной драке какого-то кабацкого вышибалу. А еще он взял в банду какого-то бродягу из туземцев и даже парочку воров-домушников.

Но особенно Ренки был неприятно удивлен, когда его новый приятель согласился принять в банду Гаарза – того самого мерзавца, едва не отправившего Ренки на тот свет.

– Парень он неплохой, – спокойно объяснил Готор свое решение. – Просто попал под влияние Беелда. Но заметь, в той банде, даже несмотря на свою впечатляющую силу, он быстро скатился на самые низкие позиции, что говорит о явном недостатке у него подлости. Зато попав по наше влияние, он вполне может переродиться в человека благородного! Шучу-шучу… – поспешно сказал Готор, выставив вперед ладони в примиряющем жесте. – Знаю, на то, чтобы вырастить «благородного человека», поколений пятнадцать его предков должны быть столь же благородны. Хотя и непонятно, как они узнают о собственном благородстве, имея, допустим, всего десяток благородных предков… Но Гаарз – парень сильный, выносливый и вполне обучаемый. Нам такие люди понадобятся.

– Понадобятся? – переспросил Ренки. – Когда?

– Эй, парень! – отозвался Готор. – Ты не забыл? Мы идем на войну. Как ты думаешь, наверное, есть некие причины, почему с изначальных времен люди дрались не поодиночке, а отрядами? Вот и мы готовим собственный отряд, чтобы во всеоружии встретить любые беды и неприятности, которые готовит нам будущее.

– Тогда разумнее было бы призвать в наши ряды людей благородного происхождения, кои по праву своего рождения являются храбрыми воинами и достойными людьми, а не разный сброд, – запальчиво возразил на это Ренки.

– Угу, подонка, изнасиловавшего одиннадцатилетнюю девочку, – с деланым согласием кивнул Готор. – И игрока в кости, давным-давно проигравшего свою честь и промышлявшего мелким воровством, заказными дуэлями и подделкой банковских чеков? Я говорил с ними – это мразь, которая предаст нас при первой же возможности за дополнительную миску баланды. Неужели ты и правда добровольно готов стоять с ними в одном строю? Эх, Ренки, когда же ты наконец поймешь, что судить людей всего лишь по их происхождению – это большая ошибка?

В ответ Ренки промолчал, ибо крыть ему было нечем. Но тем не менее остался при своем мнении.

Глава 3

Все рано или поздно заканчивается.

Вот и «морская прогулка» оу Ренки Дарээка и его попутчиков подошла к концу по прибытии в порт Лиригиса – уездный городишко, кажется, состоящий лишь из пересыльной тюрьмы, казарм, нескольких десятков кабаков да еще десятка домишек тех, кто обслуживает эти кабаки, тюрьму, и казарму.

Однако даже иссушенный зноем и пылью воздух Зарданского плоскогорья не помешал Ренки искренне радоваться смене опостылевших декораций трюма каторжанского судна. Наивный! То, что началось потом, еще долго будет преследовать бедолагу в ночных кошмарах.

Бесконечная каменистая пустошь, где глаз зацепляется даже за высохший пучок травинок, пробивающихся кое-где между камней. И еще более бесконечная дорога, кажется созданная злобными демонами для того, чтобы мучить людей.

Палящее солнце над головой, бесконечная пыль, забивающая рот, глаза и ноздри. Тяжелые оковы на ногах, не позволяющие сделать нормальный шаг и натирающие кошмарные мозоли, которые быстро превращаются в незаживающие язвы. А еще паек, урезанный даже по сравнению с корабельным, хотя, казалось бы, чего там урезать? И самое прекрасное напоследок – бичи и палки конвоиров.

Что творилось с Ренки, когда кнут капрала-надсмотрщика впервые коснулся его спины, сложно объяснить. Возмущение? Боль? Стыд? Искренняя и неудержимая ненависть? Увы, любые слова слишком жалки и бесцветны, чтобы описать бурю чувств, разразившуюся в душе юного оу, чьей спины раньше касались лишь розги, зажатые в руке отца. Да и то давным-давно, когда он был еще несмышленым мальчишкой, толком не осознавшим, что такое гордость представителя древнего рода Дарээка.

Ренки нельзя было назвать слабаком и неженкой. Отцовская школа жизни была довольно-таки суровой, и на занятиях по фехтованию коротким или длинным оружием Ренки неоднократно получал удары, от которых хотелось упасть на пол и долго лежать, лелея боль. Только делать этого было нельзя, ибо вслед летели новые удары – отец не одобрял проявлений слабости.

А еще можно добавить сюда боль в мышцах, которые сводило судорогой после длительных забегов или выстаивания в особых стойках с целью укрепления ног и спины. Долгие годы Ренки просто купался в ней!

Но то ведь тренировка, а это…

Пожалуй, после первого удара бичом, который прошелся по спине Ренки, наше повествование вполне могло бы окончиться, причем на весьма печальной ноте. Благородный даже в цепях оу уже рванул было вперед, чтобы наказать обидчика, пусть даже ценой собственной жизни. Но как всегда осторожный и разумный Готор не только сумел удержать своего союзника, но и привел достаточно веский для нашего героя довод, позволивший Ренки сдержаться.

– Помнишь, – прошипел он обиженному оу на ухо, держа его кисть вроде и не в особо сильном, однако почему-то не позволяющем шевельнуться захвате. – Ты говорил, что у тебя практически нет врагов, которых бы ты мог искренне ненавидеть? Так вот, начинай собирать коллекцию! Чем больше у тебя будет врагов, назло которым ты готов жить, тем сильнее ты будешь становиться и тем больше появится у тебя стимулов преодолевать любые преграды на пути к победе. Копи врагов. Копи силу. И ты победишь!

Может, из-за того, как он это сказал, а может, потому что данное нравоучение и самому Готору стоило удара бичом (конвоиры не скупились), но Ренки услышал. И, глядя в перекошенное злобной улыбкой лицо приятеля, лишь кивнул головой. Не покорно. Не соглашаясь мириться с унижением. Но как один заговорщик другому. Если впереди маячит великая цель, можно пренебречь мелочами.

Что ж, Ренки был молод, силен и вынослив. И он смог выдержать месяц бесконечного переставления кровоточащих ног (и взятые у умершего сандалии совершенно не спасали ситуацию) по усеянной острыми осколками камней дороге. Увы, но для многих иных каторжан подобное оказалось не по силам. Безжалостный зной, весьма скудная пища и начавшая протухать в кожаных бурдюках вода собрали свою дань с несчастной каторжной команды. Не менее трех десятков человек остались лежать вдоль обочин проклятой дороги, так и не удостоившись чести стать солдатами короля. А сколько еще было тех, кто нашел свою смерть на корабле!

– Чем больше их сдохнет сейчас, – равнодушно прокомментировал этот урон ведущий команду офицер, – тем меньше потратится король на харчи для сборища слабаков и подонков. Королевской армии нужны крепкие солдаты.

«Погонщики» даже взяли за труд позаботиться о телах: сняли с умерших казенные кандалы и велели каторжникам оттащить трупы подальше от дороги.

И вот она, долгожданная мечта, имя которой – армия! Как грезил юный Ренки Дарээка об этом моменте, сидя в своем захолустном городишке! Какие увлекательнейшие картины рисовало его воображение, когда он словно бы впадал в забытье, уставившись невидящими глазами в строчки очередной книги, которая рассказывала о подвигах героев древности!

Мундир одного из прославленных королевских полков? Мудрые и достойные подражания старшие офицеры? Благородное воинское братство равных? Доблесть и бесстрашие, проявленные на поле брани? Блестящая карьера?

– Ну хоть цепи сняли, – такими словами прокомментировал Готор свое вступление в доблестные ряды Королевской армии.

– Угу, – подтвердил его слова Гаарз. – И кормежка тут не в пример лучше будет.

Что ж, все это была истинная правда. Перед принятием присяги с них сняли цепи. А после – даже покормили. И в отличие от корабельной или этапной «кухни» в армии наполняли подставленную миску до краев, и выдаваемый кусок хлеба действительно казался куском, а не крошкой-переростком.

А какие чудные слова произнес полковник сразу после того, как, преклонив колени, каторжники хором повторили слова присяги!

– Вы, грязное отребье! – сказал он, взирая на них по-отечески добрым, но строгим взором. – Только не думайте, что если приняли присягу, то стали солдатами. Никакие вы не солдаты. Вы – собственность Шестого Гренадерского полка. Чуть более ценная, чем ветошь для чистки мушкетов, но намного дешевле тягловых лошадей и верблюдов. Так что первым делом вбейте в свои вонючие головы, что пути обратно у вас нет. Отныне вы подчиняетесь Армейскому суду, а он, в отличие от разных там добреньких гражданских судов, утирать вам сопли и входить во всякие положения не станет. Для таких, как вы, у него есть только два вида приговора: мягкий – повешенье, и суровый – запороть до смерти. Малейшее неповиновение, даже брошенный в сторону капрала дерзкий взгляд – и вы на собственной шкуре проверите один из них. Про кражи, мародерство или попытки сбежать я даже говорить не буду. Смерть, смерть, смерть. И не ждите, что кто-нибудь станет искать доказательства вашей вины или какие-то там улики. Одного подозрения будет достаточно. Вбейте в свои насквозь прогнившие головы крепче, чем слова Святых Заветов, – вы не солдаты и никогда ими не станете. Вы грязное пятно на знамени нашего полка, и ваши сержанты и офицеры только и ждут повода его стереть. Сумеете уяснить эту истину, значит, проживете подольше и, может, даже сумеете сдохнуть с пользой для короля. Вздумаете проверить мои слова – и смерть ваша будет столь же мучительна, сколь и неизбежна. А теперь, лейтенант, они ваши.

Полковник оу Дезгоот величественно развернулся и удалился вместе со своей свитой. А на малом плацу лагеря Шестого Гренадерского полка остался только пожилой мужичок с лейтенантским погоном на мундире, и кучка мужчин с лычками капралов и сержантов на рукаве.

Лейтенант прошелся вдоль строя, вглядываясь в лица своих новых подчиненных. После всех мытарств, испытанных в течение длинного пути, выжило лишь пятьдесят два каторжника из сотни.

Подчиненные так же не остались в долгу и внимательно ощупали взглядом того, кто отныне станет вершителем их судеб.

Ренки увидел перед собой глубокого старика (лет сорок пять, не меньше) всего лишь с погоном первого лейтенанта и самой что ни на есть плебейской физиономией.

Гаарз отметил про себя, что мужик, несмотря на возраст, еще довольно силен и крепок. И даже он, верзила Гаарз, бывший чемпион порта по кулачным боям, вряд ли осмелится выйти против него на поединок.

А Готор обратил внимание на волевой и решительный взгляд и понял, что лейтенант – человек опытный и бывалый.

– Ну, значит так, свиньи, – начал свою речь лейтенант, закончив обходить строй. – Меня зовут первый лейтенант Лаарт Бид. Все между нами будет довольно просто. Вы по-хорошему – я к вам по-человечески. Вздумаете крутить и в свои воровские игры играть – прихлопну, как муху, и никакого суда мне для этого не понадобится.

«Судя по имени и его речи – простолюдин, выбившийся в офицеры из солдат», – отметил про себя оу Ренки Дарээка.

– Мне в помощь определены два сержанта, – продолжал лейтенант. – Они командуют тремя капралами. Соответственно и вас разобьют на три капральства. Я говорю сержантам, что делать. Они решают, как, и передают капралам. Капрал для вас – чуть повыше отца родного и поглавнее любого из богов, в которых вы там себе верите. Как он скажет, так и будет. Капралы будут вас бить. У них вон и палки для этого специальные есть. И будут они это делать часто, пока не вобьют в ваши головы хоть толику разумения. Но кто поднимет руку на капрала – умрет! Кто ослушается его приказа – умрет. Кто будет филонить и дурака валять – умрет. И не воображайте, что вы тут самые хитрые. Все ваши хитрости и уловки армия знает еще с незапамятных времен. Со всеми вопросами, пожеланиями и претензиями можете обращаться только к своему капралу. Кто сунется хотя бы к сержанту, огребет палок по самое не могу. А уж коли найдется дурак заговорить со мной… Пусть лучше сам сразу удавится. Хотите жить – забудьте, кем вы были раньше. Хоть вором, хоть купцом, хоть благородным. Теперь вы в армии, а это, считай, родились заново. И главное, помните: можно жить и солдатом. Только для этого надо вести себя по-человечьи. А вздумаете прежнюю свою жизнь вести, не протянете и месяца. Все, капралы, теперь они ваши.

И началось с тех пор у Ренки армейское житье-бытье.

Красивый мундир? Сто раз ха-ха! После того как их разбили на капральства, перед командой каторжников вывалили груду рваного тряпья, когда-то давным-давно бывшего мундирами. Правда, после этого форма успела сменить десяток-другой хозяев. И при этом каторжникам велели привести себя в надлежащий солдату вид. Обуви, естественно, в этой груде не было.

Армейская служба? Упражнения с оружием? Даже не смешно. Какое оружие может быть у каторжника? Самое смертоносное, что получили на руки новые солдаты короля, – это лопаты, мотыги, метлы да несколько топоров.

А вся строевая подготовка – добежать и выстроиться в одну линию-колонну. Направо, налево, шагом марш. Шагом марш на работы с утра. И шагом марш вечером обратно в расположение отряда.

Служба? Копать, мести, таскать. Когда копать, мести, таскать было нечего, их отправляли в пустыню, таскать камни и выкладывать дороги. Но это хотя бы было понятно. А вот зачем, допустим, копать траншею до обеда, чтобы после обеда закапывать, Ренки поначалу понять не мог.

– Чтобы солдат не сидел без дела, – совершенно спокойно, словно бы даже соглашаясь с этим безумием, пояснил ему Готор. – От безделья в голову разная мура лезет, которая толкает на глупые поступки. А пока солдат занят делом, он не так опасен и для самого себя, и для окружающих. И еще, Ренки, запомни: удача наконец-то нам улыбнулась. У нас и лейтенант вполне вменяемый, и команду капралов он под себя подобрал соответствующую.

– Вменяемый? – удивился Ренки. – С чего ты это взял?

– С того, что он сразу объяснил нам свои правила жизни. Правила очень простые и доступные. И заметь: он следует им неукоснительно!

– Ты про палки и смерть? – слегка иронично поднял бровь Ренки, уже спокойно вспоминая состоявшуюся на днях казнь Беелда, забитого до смерти по приговору Армейского суда.

– В том числе, – согласно кивнул головой Готор. – Вот скажи, когда тебя последний раз угощали капральской палкой?

– Ну… – задумался Ренки. – Пару недель назад.

– И то почему? – подхватил Готор. – Ты тогда последним в строй прибежал. Понимаю, что в нужнике сидел. И тем не менее. Обратил внимание на котел? Еда, конечно, однообразная, но вполне приличная. А это значит что? Правильно. Лейтенант и сам не ворует, и сержантам не дает. Это, знаешь ли, почти подвиг!

– Я, конечно, понимаю, на что ты намекаешь, – уже привычно оглядевшись, нет ли где поблизости капрала или кого-то из ненадежных сослуживцев, тихонько сказал Ренки. – Я тоже заметил, что наш лейтенант отнюдь не благородного происхождения, а значит, вполне может быть нечист на руку. Но ведь он все-таки офицер! А значит, обязан следовать общепринятым в офицерской среде стандартам и подавлять низменные побуждения своей натуры.

– Ну и дурак же ты, Ренки, – расхохотался Готор в ответ на эти слова. – Ладно, я тебе объяснять эти вещи не стану. Жизнь научит.

Потом вдруг армия и Шестой Гренадерский вместе с ней стронулись с места и куда-то потопали. Что изменилось для Ренки и его каторжной команды? Да, пожалуй, ничего. Разве что теперь им приходилось вставать за пару часов до рассвета, чтобы, быстренько набив животы вчерашней холодной кашей, с первыми лучами солнца в сопровождении охраны двинуться впереди войска. И уже после обеда, согласно указаниям квартирмейстера, начинать разбивать лагерь для неторопливо бредущего где-то позади полка.

Первым делом обычно рыли траншеи для отхожих мест, а затем уж, по мере возможности, возводили защитный вал вокруг лагеря. Каменистая, будто спекшаяся под испепеляющим солнцем почва Зарданского плоскогорья не слишком-то способствовала ведению земляных работ.

Потом начинали подтягиваться солдаты авангарда, тащившие все свое имущество, вроде палаток, котлов и дневного запаса продуктов и дров, на собственном горбу. А там уж подходил обоз с офицерскими палатками и шатром полковника, высокая честь ставить которые тоже выпадала каторжной команде.

Ну а дальше… Когда солнце почти полностью уходило за горизонт, у каторжан появлялась возможность немного отдохнуть. А утром, еще до рассвета, все начиналось заново…

Тяжелая работа отупляла настолько, что Ренки даже не сразу обратил внимание на нечто, что выделяло их капральство, пожалуй, из всех других капральств на этом участке фронта. Да и трудно заметить отличие, когда для тебя почти ничего не изменилось.

Ифий Аэдоосу не врал, когда рассказывал, что главной его проблемой на Зарданском плоскогорье был непрекращающийся понос. И лишь их капральство эта проблема почему-то обошла стороной. Ну, то есть, не совсем обошла, но проблем с желудком у них было значительно меньше, чем у всех остальных. Когда ты молод и здоров, очень трудно удивляться тому, что не болеешь. Так что если бы не некое происшествие, Ренки даже не обратил бы внимание на эту особенность.

Он спокойно ковырял землю мотыгой, когда услышал ругань Готора и звуки ударов. И конечно же немедленно поспешил на помощь главарю своей банды. Впрочем, к тому времени, когда он добежал до места событий, все уже закончилось. Парочка солдат из охранной команды валялась на земле с выпученными глазами, по-рыбьи разевая рты. А Готор стоял над ними с весьма разгневанным видом.

Увы, но шум скандала услышал не один Ренки, и сюда уже спешили зрители, а то и возможные участники предстоящей разборки. И самое плохое – капралы обеих команд.

– Что тут произошло? – ледяным голосом поинтересовался их прямой начальник – капрал Доод. – Готор, тварь, ты решил, что висеть в петле намного интереснее, чем копать землю?

– Никак нет! – вытянувшись во фрунт, браво отрапортовал Готор. И, указав пальцем на стоящий рядом котел, добавил: – Они воровали нашу воду!

– Хм… – ответил на это Доод и вопросительно посмотрел на капрала охранной команды, который под этим взглядом изрядно занервничал.

Ренки уже заметил, что, несмотря на свою службу в не самой престижной части Шестого Гренадерского полка, капрал Доод пользуется большим авторитетом среди других младших командиров.

– Какого демона, …Небесный Верблюд? – злобно прорычал начальник провинившихся охранников, пнув одного из своих подчиненных, все еще позволяющего себе валяться на земле в присутствии начальства и скулить от боли.

– Да подумаешь… – слегка неуверенно ответил другой солдат, уже поднявшийся на ноги, однако все еще державшийся руками за живот. – Мы только попробовать хотели…

– Ты никогда не пробовал воды? – насмешливо спросил Готор. – Или в чужом котле она кажется слаще?

– Молчать, тварь! – рявкнул капрал Доод и врезал Готору палкой по бедру так, что главарь банды от боли свалился на землю. – Не помню, чтобы я разрешал тебе разевать твою вонючую пасть. Однако, Шиирн… – Он опять обратился ко второму капралу. – Вопрос поставлен правильно. Какого демона твои парни полезли в мой котел? Тут тебе не Вараазские равнины и не долина Идааки, а Зарданское плоскогорье, где воду отмеряют по каплям. Как будем решать вопрос? Сами? Или позовем начальство?

– Обойдемся без начальства, Доод, – хмуро глядя на своих подчиненных, ответил капрал Шиирн. – Недельное жалованье их обоих в твой карман. Устроит?

– Нормально, – что-то мысленно прикинув, ответил Доод. – И объясни своим, что, может, я и командую каторжной сволотой, но, воруя у них, они крадут у меня.

– Можешь не сомневаться… – пробурчал капрал Шиирн и, злобно поглядев на своих подчиненных, добавил: – Даже не знаю, что на них нашло.

– Он кипятил воду и кидал туда какие-то корешки, – вдруг решил наябедничать один из провинившихся охранников. – Явно какую-то дурь бодяжил! Говорят, эти каторжники ее из чего угодно варят.

– Готор? – рявкнул капрал Доод, посмотрев на сидящего и растирающего больную ногу каторжника.

– Всего лишь немного желтолистника… – пояснил Готор. – Так называют его в наших краях. Хорошо помогает от брюха. Он да кипяченая вода – самое надежное средство.

– Хм… – задумался Доод. – С каких это пор ты у нас полковым лекарем заделался, Готор? Не слишком ли много на себя берешь?

– О пользе кипяченой воды, – бросился на помощь своему другу Ренки, – писал еще царь Отоогит в трактате «О правильном ведении войны и составлении войска» почти полторы тысячи лет назад.

– О-о-о! – злобно ощерив рот, издевательски протянул капрал Доод. – Видал, Шиирн, какие интересные люди служат в каторжной команде? Сплошь ученые! Если хорошенько помутузить эту сволоту палкой, может, и звездочет отыщется? Тебе погадать не нужно? Как насчет гороскопа для поиска суженой? Накинешь сверху пару монет, отыщем тебе по звездам богатую и толстую невесту с вот такенной задницей!

– Обойдусь, – буркнул второй капрал в ответ и, решив, что инцидент исчерпан, погнал провинившихся солдат в расположение своего капральства, что-то негромко выговаривая им по дороге.

– Так, – рявкнул Доод, – всем вернуться к работе. А вы, два умника, пока останьтесь, с вами разговор будет особый. Готор… или как там тебя зовут на самом деле, – начал он, когда они остались втроем. – Ты думаешь, я не вижу, что ты пытаешься заправлять в моем капральстве, а мальчишка при тебе вроде лейтенанта? Молчать! Так вот, я хочу сказать, что внимательно слежу за тобой. И пока что вреда от тебя особого не вижу. Поэтому ты до сих пор жив. И не думай, что я не заметил этих твоих игр с водой и то, как вы обдираете по дороге все кустики и подбираете веточки да травинки, чтобы вскипятить демонов котел. А три дня назад кое-кто из вас украл из обоза лишнюю вязанку дров. Это я тоже заметил. Но поскольку бегунов до ветру у нас и правда куда меньше, чем в других отрядах, а о пользе кипяченой воды знает не только этот ваш царь, но и любой старослужащий капрал, я закрывал глаза на все ваши выходки. Однако ты, ублюдок, ходишь по лезвию ножа! Пока все, что ты делал, шло только на пользу капральству и мне. Остальные тебя слушаются, а ты используешь это, чтобы удерживать их от дурости, а также присматриваешь за тем, чтобы они не маялись животами и не дохли почем зря. Но стоит мне только заподозрить, что ты, сволота каторжная, вздумал вести свою игру… Я тебя, гаденыша, даже сам лично убивать не стану. Я тебя Тайной службе сдам. А там тебя подвесят на дыбу и, отрезая кусочек за кусочком, будут выспрашивать, откуда ты знаешь, какие именно полезные травки растут на Зарданском плоскогорье, что у тебя за имя такое дурацкое и почему ты, бродяга, ведешь себя как благородный.