И наконец, мистер Джукс возвращается на свое ранчо, причем едет на поезде, ведомом паровозом, и по дороге играет в азартные игры с профессиональными шулерами, наводнявшими все виды транспорта той поры. Приехав домой, он разводит во дворе костер, подбивает на счетах дневные расходы, наигрывает грустные мелодии на гитаре, ухаживает за одной из представительниц многотысячной орды незнакомок, имеющих обычай забредать на огонек в самое неожиданное время, затем завертывается в одеяло и засыпает.
      Таков был он, этот варварский век, до такой степени нервозный и истеричный, что лишь очень немногие доживали до ста лет. И все же современные романтики вздыхают о той чудовищной эпохе, полной ужасов и бурь. Американа двадцатого века - это последний крик моды. Не так давно один экземпляр «Лайфа», нечто вроде высылаемого для заказов по почте каталога товаров, был приобретен на аукционе известным коллекционером Клифтоном Уэббом за 150 тысяч долларов. Замечу кстати, что, анализируя этот антикварный образчик в своей статье, напечатанной в «Философикал Транзэкшнз», я привожу довольно веские доказательства, позволяющие усомниться в его подлинности. Целый ряд анахронизмов наводит на мысль о подделке.
      А теперь несколько слов по поводу экзаменов. Возникшие недавно слухи о каких-то неполадках в экзаменационном компьютере - чистый вздор. Наш компьютерный психиатр уверяет, что «Мульти III» подвергся основательному промыванию мозгов и заново индоктринирован. Тщательнейшие проверки показали, что все ляпсусы были вызваны небрежностью самих студентов.
      Я самым настоятельным образом прошу вас соблюдать все установленные меры стерилизации. Перед сдачей экзаменов аккуратно вымойте руки. Как следует наденьте белые хирургические шапочки, халаты, маски и перчатки. Проследите за тем, чтобы ваши перфокарты были в образцовом порядке. Помните, что самое крохотное пятнышко на вашей экзаменационной перфокарте может все погубить. «Мульти III» - не машина, а мозг, и относиться к нему следует столь же бережно и заботливо, как к собственному телу. Благодарю вас, желаю успеха и надеюсь вновь встретить всех вас в следующем семестре.
      Когда профессор Муни вышел из лекционного зала в переполненный студентами коридор, его встретила секретарша Энн Сотерн. На ней был бикини в горошек. Перекинув через руку профессорские плавки, Энн держала поднос с бокалами. Кивнув, профессор Муни быстро осушил один бокал и поморщился, ибо как раз в эту секунду грянули традиционные музыкальные позывные, сопровождавшие студентов при смене аудитории. Рассовывая по карманам свои заметки, он направился к выходу.
      - Купаться некогда, мисс Сотерн, - сказал он. Мне сегодня предстоит высмеять одно открытие, знаменующее собой новый этап в развитии медицинской науки.
      - В вашем расписании этого нет, доктор Муни.
      - Знаю, знаю. Но Реймонд Массей заболел, и я согласился его выручить. Реймонд обещает заменить меня в следующий раз на консультации, где я должен уговорить некоего юного гения навсегда распроститься с поэзией.
      Они вышли из социологического корпуса, миновали каплевидный плавательный бассейн, здание библиотеки, построенное в форме книги, сердцевидную клинику сердечных болезней и вошли в паукообразный научный центр. Невидимые репродукторы транслировали новейший музбоевик.
      - Что это, «Ниагара» Карузо? - рассеянно спросил профессор Муни.
      - Нет, «Джонстаунское половодье» в исполнении Марии Каллас, - откликнулась мисс Сотерн, отворяя дверь профессорского кабинета. - Странно. Могу поклясться, что я не тушила свет.
      Энн потянулась к выключателю.
      - Стоп, - резко произнес профессор Муни. - Здесь что-то неладно, мисс Сотерн.
      - Вы думаете, что…
      - На кого, по-вашему, можно наткнуться, когда входишь ненароком в темную комнату?
      - С-с-скверные Парни?
      - Именно они.
      Гнусавый голос произнес:
      - Вы совершенно правы, дорогой профессор, но, уверяю вас, наш разговор будет сугубо деловым.
      - Доктор Муни! - охнула мисс Сотерн. - В вашем кабинете кто-то есть.
      - Входите же, профессор, - продолжал Гнусавый. - Разумеется, если мне позволено приглашать вас в ваш собственный кабинет. Не пытайтесь найти выключатель, мисс Сотерн. Мы уже… гм… позаботились об освещении.
      - Что означает это вторжение? - грозно спросил профессор.
      - Спокойно, спокойно… Борис, подведите профессора к креслу. Этот долдон, что взял вас за руку, профессор, мой не ведающий жалости телохранитель, Борис Карлов . А я - Питер Лорре.
      - Я требую объяснений! - крикнул Муни. - Почему вы вторглись в мой кабинет? Почему отключен свет? Какое право вы имеете…
      - Свет выключен потому, что вам лучше не видеть Бориса. Человек он весьма полезный, но внешность его, должен вам сказать, не доставляет эстетического наслаждения. Ну а для чего я вторгся в ваше обиталище, вы узнаете сразу же, как только ответите мне на один или два пустяковых вопроса.
      - И не подумаю отвечать. Мисс Сотерн, вызовите декана.
      - Мисс Сотерн, ни с места!
      - Делайте что вам говорят, мисс Сотерн. Я не позволю…
      - Борис, подпалите-ка что-нибудь.
      Борис что-то поджег. Мисс Сотерн взвизгнула. Профессор Муни лишился дара речи и остолбенел.
      - Ладно, можете гасить, Борис. Ну а теперь, мой дорогой профессор, к делу. Прежде всего рекомендую отвечать на все мои вопросы честно, без утайки. Протяните, пожалуйста, руку. - Профессор Муни вытянул руку и ощутил в ней пачку кредитных билетов. - Это ваш гонорар за консультацию. Тысяча долларов. Не угодно ли пересчитать? Поскольку здесь темно, Борис может что-нибудь поджечь.
      - Я верю вам, - пробормотал профессор Муни.
      - Отлично. А теперь, профессор, скажите мне, где и как долго изучали вы историю Америки?
      - Странный вопрос, мистер Лорре.
      - Вам уплачено, профессор Муни?
      - Совершенно верно. Так-с… Я обучался в высшем Голливудском, в высшем Гарвардском, высшем Йельском и в Тихоокеанском колледжах.
      - Что такое «колледж»?
      - В старину так называли высшее. Они ведь там, на побережье, свято чтят традиции… Удручающе реакционны.
      - Как долго вы изучали эту науку?
      - Примерно двадцать лет.
      - А сколько лет вы после этого преподавали здесь, в высшем Колумбийском?
      - Пятнадцать.
      - То есть на круг выходит тридцать пять лет научного опыта. Полагаю, что вы легко можете судить о достоинствах и квалификации различных ныне живущих историков?
      - Разумеется.
      - Тогда кто, по вашему мнению, является крупнейшим знатоком Американы двадцатого века?
      - Ах вот что! Та-а-к. Чрезвычайно интересно. По рекламным проспектам, газетным заголовкам и фото, несомненно, Гаррисон. По домоводству - Тейлор, то есть доктор Элизабет Тейлор. Гейбл, наверно, держит первенство по транспорту. Кларк перешел сейчас в высшее Кембриджское, но…
      - Прошу прощения, профессор Муни. Я неверно сформулировал вопрос. Мне следовало вас спросить: кто является крупнейшим знатоком по антиквариату двадцатого века? Я имею в виду предметы роскоши, картины, мебель, старинные вещи, произведения искусства и так далее.
      - О! Ну тут я вам могу ответить без малейших колебаний, мистер Лорре. Я.
      - Прекрасно. Очень хорошо. А теперь послушайте меня внимательно, профессор Муни. Могущественная группа дельцов от искусства поручила мне вступить с вами в контакт и начать переговоры. За консультацию вам будет выдано авансом десять тысяч долларов. Со своей стороны вы обещаете держать наш договор в тайне. И усвойте сразу же, что если вы не оправдаете нашего доверия, тогда пеняйте на себя.
      - Сумма порядочная, - с расстановкой произнес профессор Муни. - Но где гарантия, что предложение исходит от Славных Ребят?
      - Заверяю вас, мы действуем во имя свободы, справедливости простых людей и лос-анджелесского образа жизни. Вы, разумеется, можете отказаться от такого опасного поручения, и вас никто не упрекнет, однако не забывайте, что во всем Лос-Анджелесе Великом лишь вы один способны выполнить это поручение.
      - Ну что ж, - сказал профессор Муни. - Коль скоро, отказавшись, я смогу заниматься только одним: ошибочно подвергать осмеянию современные методы излечения рака, - я, пожалуй, соглашусь.
      - Я знал, что на вас можно положиться. Вы типичный представитель маленьких людей, сделавших Лос-Анджелес великим. Борис, исполните национальный гимн.
      - Благодарю вас, это лишнее. Слишком много чести. Я просто делаю то, что сделал бы любой лояльный, стопроцентный лос-анджелесец.
      - Очень хорошо. Я заеду за вами в полночь. На вас должен быть грубый твидовый костюм, надвинутая на глаза фетровая шляпа и грубые ботинки. Захватите с собой сто футов альпинистской веревки, призматический бинокль и тупоносый пистолет. Побезобразнее. Ваш кодовый номер 3-69.
      - Это 3-69, - сказал Питер Лорре. - 3-69, позвольте мне представить вас господам Икс, Игрек и Зет.
      - Добрый вечер, профессор Муни, - сказал похожий на итальянца джентльмен. - Я Витторио де Сика. Это - мисс Гарбо. А это - Эдвард Эверетт Хортон. Благодарю вас, Питер. Можете идти.
      Мистер Лорре удалился. Профессор Муни внимательно поглядел вокруг себя. Он находился в роскошных апартаментах, построенных на крыше небоскреба. Все здесь было строго выдержано в белых тонах. Даже огонь в камине, благодаря чудесам химии, пылал молочно-белым пламенем. Мистер Хортон нервно расхаживал перед камином. Мисс Гарбо, томно раскинувшись на шкуре белого медведя, вяло держала пальчиками выточенный из слоновой кости мундштучок.
      - Позвольте мне освободить вас от этой веревки, профессор, - сказал де Сика. - Думаю, что и традиционные бинокль и пистолет вам ни к чему. Дайте мне и их. Располагайтесь поудобнее. Прошу простить наш безупречный вечерний наряд. Дело в том, что мы изображаем владельцев находящегося в нижнем этаже игорного притона. В действительности же мы…
      - Ни в коем случае!… - встревоженно воскликнул мистер Хортон.
      - Если мы не окажем профессору Муни полного доверия, милый мой Хортон, и не будем совершенно откровенны с ним, у нас ничего не получится. Вы со мной согласны, Грета?
      Мисс Гарбо кивнула.
      - В действительности, - продолжал де Сика, - мы - могущественное трио дельцов от искусства.
      - Та, та… так, значит, - взволнованно пролепетал профессор Муни, - вы и есть те самые де Сика, Гарбо и Хортон?
      - Именно так.
      - Да, но как же… Ведь все говорят, что вы не существуете. Все считают, что организация, известная как «могущественное трио дельцов от искусства» в действительности принадлежит фирме «Тридцать девять ступенек» , предоставившей свой контрольный пакет акций организации «Cosa Vostra» . Утверждают, будто…
      - Да, да, да, - перебил де Сика. - Нам угодно, чтобы все так считали. Именно потому мы и предстали перед вами в виде зловещего трио владельцев игорного притона. Но не кто иной, как мы, мы втроем, держим в своих руках всю торговлю предметами искусства и весь антикварный бизнес в мире, и именно поэтому вы сейчас и находитесь здесь.
      - Я вас не понял.
      - Покажите ему список, - проворковала мисс Гарбо.
      Де Сика извлек лист бумаги и вручил его профессору Муни.
      - Будьте добры изучить этот список, профессор. Ознакомьтесь с ним очень внимательно. От выводов, к которым вы придете, зависит очень многое.
       Автоматическая вафельница.
       Утюг с паровым увлажнителем.
       Электрический миксер (двенадцатискоростной).
       Автоматическая кофеварка (шесть чашек).
       Сковородка алюминиевая электрическая.
       Газовая плита (четырехконфорочная).
       Холодильник емкостью 11 кубических футов плюс морозилка на 170 фунтов.
       Пылесос типа канистры с виниловым амортизатором.
       Машинка швейная со шпульками и иглами.
       Канделябр из инкрустированной кленом сосны в форме колеса.
       Плафон из матового стекла.
       Бра стеклянное провинциального стиля.
       Лампа медная с подвесным выключателем и абажуром из мелкограненого стекла.
       Будильник с черным циферблатом и двойным звонком.
       Сервиз на восемь персон из пятидесяти предметов, никелированный, металлический.
       Сервиз обеденный на четыре персоны из шестнадцати предметов в стиле Дюбарри.
       Коврик нейлоновый (разм. 9ґ12, цвета беж).
       Циновка овальная, зеленая (разм. 9ґ12).
       Половик пеньковый для вытирания ног, образца «Милости просим» (разм. 18ґ30).
       Софа- кровать и кресло серо-зеленого цвета.
       Круглая подушечка из рез. губки, подкладываемая под колени во время молитвы.
       Кресло раскладное из пенопласта (три положения).
       Стол раздвижной на восемь персон.
       Кресла капитанские (четыре).
       Комод дубовый колониальный для холостяка (три ящика).
       Столик туалетный колониальный дубовый двойной (шесть ящиков).
       Кровать французская провинциальная под балдахином (ширина 54 дюйма).
      Профессор Муни в течение десяти минут внимательно изучал список, после чего издал глубокий вздох.
      - Просто не верится, - сказал он, - что где-то в земных недрах может скрываться такой клад.
      - Он скрывается отнюдь не в недрах, профессор.
      Муни чуть не подскочил в своем кресле.
      - Неужели, - воскликнул он, - неужели все эти драгоценные предметы существуют на самом деле?!
      - Почти наверняка. Но об этом позже. Сперва скажите, вы как следует усвоили содержание списка?
      - Да.
      - Вы ясно представляете себе все эти вещи?
      - Да, конечно.
      - Тогда попытайтесь ответить на такой вопрос: объединяются ли все эти сокровища единством стиля, вкуса и специфики?
      - Слишком самыслофато, Фитторио, - проворковала мисс Гарбо.
      - Мы хотим знать, - вдруг вмешался в разговор Эдвард Эверетт Хортон, - мог ли один человек…
      - Не торопитесь, мой милейший Хортон. Каждому вопросу свое время. Профессор, я, возможно, выразился несколько туманно. Я хотел бы узнать вот что: соответствует ли подбор коллекции вкусу одного человека? Иными словами, мог бы коллекционер, приобретший, ну, скажем, двенадцатискоростной электрический миксер, оказаться тем же лицом, которое приобрело пеньковый половик «Милости просим»?
      - Если бы у него хватило средств на то и на другое, - усмехнулся Муни.
      - Тогда давайте на одно мгновение чисто теоретически допустим, что у него хватило средств на приобретение всех указанных в списке предметов.
      - Средств для этого не хватит даже у правительства целой страны, - отозвался Муни. - А впрочем, дайте подумать…
      Он откинулся на спинку кресла и, сощурившись, вперил взгляд в потолок, не обращая ни малейшего внимания на наблюдавшее за ним с живейшим интересом могущественное трио дельцов от искусства.
      Придав своему лицу многозначительное и глубокомысленное выражение, он просидел так довольно долгое время и наконец открыл глаза и огляделся.
      - Ну же? Ну? - нетерпеливо спросил Хортон.
      - Я представил себе, что все эти сокровища собраны в одной комнате, - сказал Муни. - Комната, возникшая перед моим умственным взором, выглядела на редкость гармонично. Я бы даже сказал, что в мире почти нет таких великолепных и прекрасных комнат. У человека, вошедшего в такую комнату, сразу возникает вопрос, какой гений создал этот дивный интерьер.
      - Так значит…
      - Да. Я могу смело утверждать, что в декорировании, несомненно, проявился вкус одного человека.
      - Ага! Итак, вы были правы, Грета. Мы имеем дело с одиноким волком. Профессор Муни, я уже сказал вам, что все указанные в списке вещи существуют. Я вам не солгал. Так оно и есть. Я просто умолчал о том, что мы не знаем, где они сейчас находятся. Не знаем по весьма основательной причине: все эти вещи украдены.
      - Все? Не может быть!
      - И не только все эти. Я мог бы дополнить список еще дюжиной предметов, менее ценных, из-за чего мы и решили, что не стоит перегружать ими список.
      - Я убежден, что все это похищено у разных лиц. Если бы столь полная и всеобъемлющая коллекция Американы была собрана в одних руках, я просто не мог бы не знать о ее существовании.
      - Вы правы. В одних руках такой коллекции не было и никогда не будет.
      - Ми етофо не допустим, - сказала мисс Гарбо.
      - Тогда как же все это украли? Откуда?
      - Жулики, грабители! - крикнул Хортон, взмахнув бокалом, наполненным бренди с банановым соком. Десятки воров. Одному такое дело не провернуть. Сорок дерзких ограблений за пятнадцать месяцев! Вздор, не поверю ни за что!
      - Указанные в списке ценности, - продолжил де Сика, обращаясь к Муни, - были украдены за период, равный пятнадцати месяцам, из музеев, частных коллекций, а также у агентов и дельцов, занятых перепродажей антиквариата. Все кражи были совершены в районе Голливуд Ист. И если, как вы утверждаете, в подборе проявился вкус одного человека…
      - Да, я утверждаю это.
      - То, несомненно, мы имеем дело с rara avis - редкостным явлением: ловким преступником и в то же время коллекционером, тонко знающим искусство, или же, что еще опаснее, со знатоком, в котором пробудился вор.
      - Ну это совсем не обязательно, - вмешался Муни. - Для чего ему быть знатоком? Любой самый заурядный агент по торговле антиквариатом и предметами искусства мог бы назвать любому вору цену старинного objets d’art. Такие сведения можно получить даже в библиотеке.
      - Я потому назвал его любителем и коллекционером, - пояснил де Сика, - что все украденное им как в воду кануло. Ни одна вещь не была продана ни на одной из четырех орбит нашего мира, невзирая на то, что за любую из них заплатили бы по-королевски. Ergo, мы имеем дело с человеком, который крадет все для собственной коллекции.
      - Достатошно, Фитторио, - проворковала мисс Гарбо. - Задафайте следующий фопрос.
      - Итак, профессор, мы допустили, что все эти сокровища сосредоточены в одних руках. Только что вы изучили список вещей, уже похищенных. Позвольте же спросить вас как историка, чего в нем не хватает? Какой последний штрих мог бы достойно увенчать эту столь гармоничную коллекцию, придав еще большее совершенство представшей перед вашим мысленным взором прекрасной комнате? Что смогло бы пробудить в преступнике коллекционера?
      - Или преступника в коллекционере, - сказал Муни.
      Он вновь, прищурившись, скосил глаза на потолок, а трое дельцов затаили дыхание. Наконец он пробормотал:
      - Да… да… Конечно. Только так. Она поистине могла бы стать украшением коллекции.
      - О чем вы? - крикнул Хортон. - О чем вы там толкуете? Что это за вещь?
      - Ночная ваза с цветочным бордюром, - торжественно провозгласил профессор Муни.
      Могущественное трио дельцов от искусства с таким изумлением воззрилось на Муни, что профессору пришлось пуститься в объяснения:
      - Ночная ваза, именуемая также ночным горшком, представляет собой голубой фаянсовый сосуд неизвестного предназначения, украшенный по краю белыми и золотыми маргаритками. Он был открыт в Нигерии около ста лет тому назад французским гидом-переводчиком. Тот привез его в Грецию, где и хотел продать, но был убит, причем горшок исчез бесследно. Затем его видели у проститутки, которая путешествовала с паспортом гражданки острова Формозы и обменяла горшок на новейшее любовное средство «обольстин», предложенное ей лекарем-шарлатаном из Чивитавеккия.
      Лекарь нанял швейцарца, дезертира Ватиканской гвардии, дабы тот охранял его по пути в Квебек, где лекарь рассчитывал продать ночной горшок канадскому урановому магнату, однако до Канады так и не добрался - исчез в пути. А спустя десять лет некий французский акробат с корейским паспортом и швейцарским акцентом продал вазу в Париже. Ее купил девятый герцог Стратфордский за миллион золотых франков, и с тех пор она является достоянием семейства Оливье.
      - И вы считаете, - настороженно спросил де Сика, - что именно эта вещь может явиться украшением коллекции нашего знатока искусств?
      - Я в этом убежден. Ручаюсь своей репутацией.
      - Браво! Тогда все очень просто. Нужно сделать так, чтобы в печать просочились слухи о продаже ночной вазы. Согласно этим слухам вазу приобретает какой-нибудь знаменитый коллекционер, проживающий в Голливуд Ист. Пожалуй, более всего для этой роли подойдет мистер Клифтон Уэбб. Пресса с огромной помпой будет сообщать о том, как ваза пересекла океан и достигла голливудских берегов. Закинув наживку в особняк мистера Уэбба, мы будем только поджидать, когда преступник клюнет на нее и… хлоп! Попался!
      - Да, но согласятся ли герцог и мистер Уэбб принять участие в этой игре?
      - Еще бы. У них нет другого выхода.
      - Нет выхода? Как вас понять?
      - Мой милый доктор, в наши дни все сделки производятся только на основе сохранения за дельцом частичного права на проданную им собственность. От пяти до пятидесяти процентов стоимости всех похищенных преступником сокровищ остается за нами, именно поэтому мы так заинтересованы в том, чтобы их возвратить. Вы все поняли теперь?
      - Все понял и вижу, что влип в хорошую историю.
      - Это так. Но Питер вам заплатил.
      - Да.
      - Вы поклялись молчать!
      - Да, я дал слово.
      - Grazie . Тогда, с вашего позволения, у нас еще немало дел.
      Де Сика протянул профессору свернутую рулоном веревку, бинокль и тупоносый пистолет, но мисс Гарбо вдруг сказала:
      - Стойте.
      Де Сика метнул в ее сторону пытливый взгляд.
      - Еще что-то, cara mia?
      - Фи с Хортоном мошете идти саниматься делами, - проворковала она. - Питер может быть ему и саплатил, но я не саплатила. Остафьте нас наедине.
      И кивком головы она указала профессору на шкуру белого медведя.
      В особняке Клифтона Уэбба на Скурас Драйв в изысканно обставленной библиотеке инспектор сыска Эдвард Дж.Робинсон представлял своих помощников могущественному трио дельцов от искусства. Сотрудники стояли перед искусно сделанными фальшивыми книжными полками и сами выглядели не менее фальшиво в униформах домашней прислуги.
      - Сержант Эдди Брофи, камердинер, - объявил инспектор Робинсон. - Сержант Эдди Альберт, лакей. Сержант Эд Бегли, шеф-повар. Сержант Эдди Майгофф, помощник повара. Детективы Эдгар Кеннеди, шофер, и Эдна Мэй Оливер, горничная.
      Сам инспектор Робинсон был одет дворецким.
      - А теперь, леди и джентльмены, ловушка целиком и полностью подстроена благодаря бесценной помощи возглавляемого Эдди Фишером гримерно-костюмерно-бутафорского отдела, равного которому не существует.
      - Поздравляем вас, - сказал де Сика.
      - Как вам уже известно, - продолжал инспектор Робинсон, - все уверены в том, что мистер Клифтон Уэбб купил ночную вазу у герцога Стратфордского за два миллиона долларов. Все также отлично знают, что ваза под защитой вооруженной охраны тайно перевезена из Европы в Голливуд Ист и в настоящее время покоится в закрытом сейфе в библиотеке мистера Уэбба.
      Инспектор указал на стену, где наборный замок сейфа был искусно вставлен в пупок обнаженной скульптуры Амедео Модильяни (2381-2431) и освещен тонким лучом вмонтированного в стену фонаря.
      - А гте сейчас мистер Фэбб? - спросила мисс Гарбо.
      - Мистер Клифтон Уэббб согласно вашему требованию, передав в наши руки свой роскошный особняк, - ответил Робинсон, - отправился в увеселительную поездку по Карибскому морю вместе с семьей и всеми слугами. Этот факт, как вы знаете, держится в строгом секрете.
      - Ну а как же ваза? - возбужденно спросил Хортон. - Где она?
      - Конечно, в сейфе, сэр, где же еще ей быть?
      - То есть вы в самом деле привезли ее сюда из дворца Стратфорда? Она действительно здесь? Бог ты мой! Зачем, зачем вам это?
      - Нам было необходимо перевезти этот шедевр через океан. Иначе как бы мы добились, чтобы столь строго охраняемая тайна стала известна в Ассошиэйтед пресс, Юнайтед телевижн и агентстве Рейтер? А как бы иначе удалось корреспондентам этих агентств тайком сфотографировать драгоценный сосуд?
      - Н-но… но если вазу и вправду похитят… Боже милостивый. Это ужасно!
      - Леди и джентльмены, - сказал Робинсон. - Мои помощники и я - лучшая бригада в полиции района Голливуд Ист, возглавляемой достопочтенным Эдмундом Кином - будем неотлучно находиться здесь, номинально выполняя обязанности домашней прислуги, на самом же деле бдительно наблюдая за всем, готовые отразить любой подвох и хитрость, известные в анналах криминалистики. Если что-нибудь и будет взято в этой комнате, то отнюдь не ночная ваза, а Искусник Кид.
      - Кто, кто? - спросил де Сика.
      - Да ваш искусствовед-ворюга. Мы его так прозвали. Ну а теперь не будете ли вы любезны украдкой удалиться сквозь потайную калитку в глубине сада, с тем чтобы мои помощники и я смогли приступить к исполнению наших домашних псевдообязанностей? У нас есть верные сведения, что Искусник Кид будет брать вазу сегодня ночью.
      Могущественное трио удалилось под покровом темноты, а бригада сыщиков занялась хозяйственными делами, дабы ни один прохожий, заглянув из любопытства через забор, не обнаружил в обиталище Клифтона Уэбба ничего необычного.
      Инспектор Робинсон торжественно прогуливался взад и вперед по гостиной так, чтобы из окон был виден серебряный поднос в его руках с приклеенным к нему бокалом, хитроумно выкрашенным изнутри в красный цвет, дабы создать иллюзию, что в бокале - кларет.
      Сержанты Брофи и Альберт, лакеи, попеременно носили к почтовому ящику письма, с изысканной церемонностью открывая друг другу дверь. Детектив Кеннеди красил гараж. Детектив Эдна Мэй Оливер вывесила для проветривания из окон верхнего этажа постельное белье. А сержант Бегли (шеф-повар) то и дело гонялся по дому за сержантом Майгоффом (помощник повара) с кухонным ножом.
      В 23 часа инспектор Робинсон отставил в сторону поднос и смачно зевнул. Сигнал тут же подхватили все сотрудники, и по особняку прокатилось эхо звучных зевков. Инспектор Робинсон, войдя в гостиную, разделся, затем облачился в ночную сорочку и ночной колпак, зажег свечу и погасил во всем доме свет. Он погасил его и в библиотеке, оставив лишь тот маленький скрытый в стене фонарь, который освещал наборный замок сейфа. Затем удалился на верхний этаж. Его помощники, находившиеся в разных частях дома, также переоделись в ночные сорочки и присоединились к шефу. В особняке Уэбба воцарились мрак и тишина.
      Минул час, пробило полночь. На улице что-то громко звякнуло.
      - Ворота, - шепнул Эд.
      - Кто-то входит, - сказал Эд.
      - Наверняка Искусник Кид, - добавил Эд.
      - А ну потише!
      - Верно, шеф.
      Под чьими-то подошвами громко захрустел гравий.
      - Идет сюда по подъездной аллее, - пробормотал Эд.
      Хруст гравия сменился приглушенными звуками.
      - Идет через цветник, - сказал Эд.
      - Ну и хитер же, - заметил Эд.
      Ночной гость на что-то наткнулся, чуть не упал и выругался.
      - Угодил ногой в вазон, - сказал Эд.
      За окном, то тише, то громче, слышались какие-то глухие звуки.
      - Никак не высвободится, - сказал Эд.
      Что- то грохнуло и покатилось.
      - Ну вот, готово, сбросил, - сказал Эд.
      - Этому пальца в рот не клади, - сказал Эд.
      Внизу кто-то стал осторожно ощупывать оконное стекло.
      - Он у окна библиотеки, - сказал Эд.
      - А ты открыл окно?
      - Я думал, Эд откроет, шеф.
      - Эд, ты открыл окно?
      - Нет, шеф, я думал, Эд этим займется.
      - Он же так в дом не попадет. Эд, ты бы не мог открыть окошко так, чтобы он не заметил?
      Раздался громкий звон стекла.
      - Не беспокойтесь - сам открыл. Чисто работает. Спец.
      Окошко распахнулось. Что-то бормоча, незваный посетитель шумно ввалился в комнату. Он встал, выпрямился. Тонкий слабый луч фонаря осветил гориллоподобный силуэт вновь прибывшего. Некоторое время он неуверенно оглядывался и наконец принялся беспорядочно рыться в ящиках и шкафах.
      - Он так сроду не найдет ее, - прошептал Эд. Говорил же я вам, шеф, фонарь надо вмонтировать прямо под наборным замком сейфа.
      - Нет, старый спец не подведет. Ну? Что я говорил? Нашел-таки! Вы все готовы?
      - А может, подождем, пока взломает, шеф?
      - Зачем это?
      - Чтобы взять его с поличным.
      - Что вы, господь с вами, сейф гарантирован от взлома. Ну пора, ребята. Все готовы? Давай!
      Яркий поток света затопил библиотеку. В ужасе отпрянув от сейфа, ошеломленный вор увидел, что он окружен семью угрюмыми сыщиками, каждый из которых целится из револьвера ему в голову. То обстоятельство, что все они были в ночных сорочках, нимало не уменьшало внушительности зрелища. А сыщики, когда зажегся свет, увидели широкоплечего громилу с тяжелой челюстью и бычьей шеей. То обстоятельство, что он не полностью стряхнул с ноги содержимое вазона и его правый ботинок украшала пармская фиалка (viola palliola plena), нисколько не смягчило его грозного и зловещего вида.
      - Ну-с, Кид, прошу вас, - произнес инспектор Робинсон с утонченной учтивостью, которой восхищались его многочисленные почитатели.
      И они с триумфом повлекли злоумышленника в полицию.
      Пять минут спустя после того, как удалились сыщики и их пленник, некий господин в накидке непринужденно подошел к парадной двери особняка. Ом нажал звонок. В доме раздались первые восемь тактов равелевского «Болеро», исполняемого на колокольчиках в темпе вальса. Господин, казалось, беззаботно ждал, но его правая рука тем временем как будто невзначай скользнула в прорезной карман, и сразу вслед за тем он начал быстро подбирать кличи к замку парадной двери. Потом господин снова позвонил. И не успела мелодия отзвучать вторично, как нужный ключ был найден.
      Господин отпер дверь, чуть приоткрыл ее носком ноги и в высшей степени учтиво заговорил, как будто обращаясь к находившемуся за дверью невидимке-слуге: