И голос Иноэ, вялый и лишенный выражения, ответил:
      - Я слушаю и подчиняюсь.
      - Я буду спрашивать, а ты отвечать честно и подробно. Зачем ты пришел ко мне? Отвечай.
      - Я пришел за смертью.
      - Что!? А, черт... Что ты собирался сделать, придя ко мне? Отвечай.
      - Я собирался сплясать один танец, который бы тебя вырубил. Потом я попытался бы найти твои ноты или заставить тебя их продиктовать.
      - Почему же ты сказал, что идешь за смертью? Отвечай.
      - Был шанс, что у меня ничего не выйдет. Тогда ты мня убьешь. Этого я и хотел на самом деле.
      - Герб, старая лиса Герб, - мы слышали, как барон Засс тяжело вздохнул, а затем заскрипели пружины кресла или дивана, - Садись.
      - Слушаюсь, - снова скрип.
      - Видишь, я приготовил твой любимый коньяк. Выпей, старая лиса, звякнуло стекло, - Вот ты и перехитрил сам себя. И зачем же тебе понадобилась смерть? Отвечай.
      - Я устал. Тяжело столько предвидеть. И вся эта борьба...
      - А я вот не боролся. Но тоже устал. Я так давно не видел ни одного свободного человека... И не хочу видеть. Помнишь, Герб, как мы с тобой тут зажигали? А? - пауза, и затем, зло, - Отвечай!
      - Помню.
      - Еще бы! Мы любовались этим сбродом через мои мониторы, мы издевались над ними, как хотели. Трахали принцесс и герцогинь, а один граф ходил у нас в лакеях. Ты еще меня сдерживал. Тебе не нравилось, что ли? - опять звякнуло стекло, булькнул напиток, - Отвечай.
      - Нет, мне не нравилось.
      - А почему? Отвечай.
      - Я тебе завидовал. И боялся.
      - Ты всегда мне врал. Я не хотел тебя подчинять, ты был единственным живым человеком. А ты меня предал. Ты меня предавал с самого начала. Знаешь, после того, как я тебя выгнал, мне так быстро все надоело... Никогда я тебя не подчинял, а сейчас вот решил подстраховаться. И не зря. Знаешь, я сейчас всех входящих проверяю. На всякий случай. А большей частью сижу здесь один. С куклами. Что скажешь, стал я осторожнее? Отвечай.
      - Стал. Это естественно.
      - Ах, вот как! А почему ты приперся за смертью именно сюда? Отвечай!
      - Мне бы хотелось, чтобы меня убил именно ты.
      - Ну что ж... - скрипнули пружины и опять забулькал коньяк, - для старого друга ничего не жалко. Когда я скажу "начали", ты выпьешь еще стопку, потом выйдешь отсюда, сразу пойдешь на балкон двенадцатого уровня, тот самый, наш любимый, залезешь на перила и с радостью спрыгнешь вниз, на землю. Если тебя начнут расспрашивать, придумай что-нибудь, чтобы всех успокоить. Если же тебе что-то помешает, ты покончишь с собой первым же доступным надежным способом. Все ясно? Что ты сейчас сделаешь? Расскажи своими словами.
      - Я выпью еще одну стопку, выйду отсюда, пойду на наш любимый балкон и спрыгну на землю. С радостью. Если меня начнут расспрашивать, я всех успокою. Если не удастся, я убью себя первым же доступным надежным способом.
      - Умница ты, все-таки, Герб. А то, знаешь, такие тупицы попадаются, барон смачно зевнул, - Я ведь не разрешаю самоубийств в моем доме. Это только для тебя исключение. Ладно, дружище. Я буду наблюдать за тобой на мониторе. Прощай. Начали!
      И, после паузы, издалека:
      - Проводите герра Иноэ!
      * * *
      Я вскочил, кинулся было к двери, потом вернулся и начал укладывать лютню. Лева последовал моему примеру. Я сообразил, что секретничать уже не имеет смысла и быстро заговорил, почему-то шепотом:
      - Лева, главное не подходи с лютней к Герберту. Больше никаких. А то тебя убьют, понял?
      - Что? Почему не подходить? Нас же наняли...
      - А жить хочешь? Ай, дьявол! - я прищемил палец замком.
      - Подожди, ты что... К какому Герберту, его же сейчас убьют...
      - Ах, да. Черт, ладно, надо бежать. Только вот как...
      И, словно в ответ, динамик рявкнул голосом Марка Келнера:
      - Всем эвакуация! Ломщики, оставайтесь на месте. Я сейчас буду.
      - Вира-майна! - я опять рванулся к двери, выскочил в кабинет Иноэ, бросил лютню на стол. Я не знал, что делать, тело действовало само. Бежать не имело смысла, в коридорах Дрейфа нас тут же скрутила бы охрана барона Засса. Хотя, может быть они нас бы и пропустили... С другой стороны, у Герберта должен же был быть какой-то план эвакуации!? Он же все считал заранее. Блин, я даже не знал, жив ли мой босс, и кого мне теперь надо бояться - его или барона. Взгляд мой упал на драгоценный набор оружия. Я подскочил к стеклянному шкафу и от души ударил локтем в стекло. От возбуждения я не сразу почувствовал боль, но не пытаться еще раз у меня ума хватило. Стекло было бронированным.
      Я схватил стул и начал долбить в стекло деревянной ножкой, впрочем без особого результата. Дверь кабинета распахнулась и в нее ввалился Чирок с вытаращенными глазами. Он мгновенно оценил ситуацию, крикнул: "Погоди, я ща!" и исчез в коридоре. Чрез мгновение он вернулся с пожарным топориком. Пара мощных ударов и в стекле образовалась достаточно большая дыра. Чирок бросил топор, запустил руку в стенд, вытащил маузер и тут же занялся изучением одержимого магазина. Я, одну за другой, вытащил обе гранаты и рассовал их по карманам. Грани бриллиантов грозились прорезать мои штаны.
      - Что, вообще, происходит? - спросил Чирок, защелкивая обойму.
      - Эвакуация. Драпаем отсюда. Как - хрен знает, но Марк сказал нам оставаться здесь. Может, это и подстава, я не знаю.
      - Ага, понятно. Ждем. Других вариантов все равно нет. Если на Дрейфе нас ищут, то найдут шутя.
      - Какой ты вумный! - не выдержал я.
      - Не столько вумный, сколько вопытный, - парировал Чирок, - у меня есть инструкции от Марка на этот случай. Он меня тренировал. Мы ждем его здесь, а потом уходим через...
      Дверь опять распахнулась и вбежал Марк Келнер, в гордом одиночестве.
      - Эвакуация, - крикнул он, запирая за собой дверь. А затем, наконец, разъяснил, - Уходим с балкона, на авиетках. Лев с Чиком, первая пара, вы со мной следом. Точка сбора - три, зеленый крест, - и он бросил Чирку громоздкого вида очки, то ли навигационное устройство, то ли прибор ночного видения. То ли и то и другое.
      Чирок спокойно водрузил это сооружение на лоб. Марк надел на себя второе такое же.
      Свет в комнате внезапно погас.
      - Скорее, сейчас газ пустят, - Марк раздвинул дальнюю стену кабинета и я увидел обширный балкон, покрытый экзотическими растениями. Чуть сбоку, над перилами, на маленьких стартовых катапультах стояли три изящные авиетки с радужными крыльями.
      - Пошел! - неожиданно резко рявкнул Марк.
      Я вслед за ним побежал на балкон.
      В дверь ударили.
      Чирок уже пристегивался на сиденье одной из машин, Лева усаживался пассажиром у него за спиной.
      За дверью захлопали выстрелы
      Лева еще возился с ремнями, а авиетка уже легко, как муха, вспорхнула навстречу звездному небу. Сверху и снизу по ней тут же начали стрелять.
      - Садись, - крикнул Марк с пилотского сидения другой машины.
      Я задержался на секунду, вытащил одну из гранат и выдернув драгоценную чеку, бросил гранату в темноту комнаты, стараясь попасть поближе к двери. Угол стены должен будет прикрыть нас от осколков. Мы уже оторвались от стартовой катапульты, когда грохнул взрыв. Я, до последнего момента сомневался, что ювилирные гранаты, действительно, окажутся боевыми. Сердце у меня сжалось - моя лютня осталась лежать на столе в кабинете. Футляр не защитит ее от осколков.
      По нам почти не стреляли. То ли мой фейерверк отвлек преследователей, то ли Марк оказался более умелым пилотом, чем Чирок, который научился летать на этой штуковине всего несколько дней назад. Мы сразу оказались в полной темноте и тишине, нарушаемой только свистом рассекающих воздух, крыльев. Мне было совершенно нечего делать, от избытка адреналина меня начало трясти и пробило холодным потом. Вокруг я видел только звезды.
      Несколько минут мы планировали, потом заработал мотор, впрочем он был на удивление тихим. Его шум даже не перекрывал свиста пропеллера у меня за спиной. Видимо, на случай эвакуации люди Иноэ приготовили не простые спортивные авиетки, а что-то посерьезнее.
      Ночной полет закончился внезапно, когда я успел несколько успокоиться и остыть. Темная земля надвинулась снизу, охватила нас с боков, и после нескольких резких ударов мы остановились на большой поляне в лесу.
      - Помогите, - сказал Марк, как только я выбрался из своего узкого кресла.
      Мы с ним подхватили авиетку с двух сторон и оттащили ее на край поляны, под ветви деревьев.
      - Ваших коллег еще нет, сказал он затем, посмотрев на часы, - мы можем ждать до получаса.
      - Курить можно?
      - Курите, только прикрывайте огонек.
      - Марк, а Герберт жив?
      - Герберт не может быть мертв. Это недопустимо, - ответил Келнер странно резким голосом. И добавил уже спокойнее, - Его отход прикрывал Блиц. Это лучшее прикрытие, которое можно представить.
      - Какой Блиц?
      - А, вы ж не знаете. Это туз. Его фишка - это скорость нервных процессов. Его нервная система работает на два порядка быстрее, чем у обычного человека. Вы его видели. В инвалидном кресле.
      - А, тот самый инвалид-наркоман?
      - Ну да. Только он никакой не инвалид и не наркоман. Просто он не может двигаться с нормальной скоростью. Если бы он встал на ноги, тут же выдал бы себя. Вот Герберт и придумал легенду с мушкой Би-Зет. Любители их яда выглядят очень похоже. Как только босс вышел, я ввел ему транквилизатор и мы усадили его в кресло Блица. Охранники просто катили кресло, а Блиц расчищал перед ними дорогу до геликоптера. Он может двигаться так быстро, что в него даже попасть невозможно.
      - Не слабо. Это тоже дьявольская партитура? - спросил я.
      - Да, плюс у него в теле какие-то детали заменены. Герберт помогал разработать для него суставы. А где он заказал мышцы, мы так и не выяснили. Когда он разгонится, за ним даже следить непросто.
      - Полезная возможность.
      - Ну, вот кому-кому, а ему я бы не завидовал. Обычные люди для него как статуи. Он абсолютно одинок. Те три дня, что он провел на Дрейфе, для него равны нескольким месяцем. Он за это время пересмотрел несколько десятков фильмов прочитал кучу книг. У него в очки выведены мониторы.
      - Погодите, Марк, ведь как только действие транквилизатора кончится, Герберт попытается покончить с собой.
      - Да, поэтому придется ему пройти через ресет. Монтажники уже наготове.
      Я заплевал окурок и бросил его в траву.
      - Почему Чирка с Левой до сих пор нет? Они же вылетели раньше.
      - Да нет, мы вылетели практически одновременно. Чирок неважный пилот, он ведет машину далеко не в лучшем режиме. Да и с курса мог сбиться. Потому мы им и даем фору в полчаса. Я надеюсь, все будет нормально. С этой штукой, - он указал на прибор в виде очков, который теперь висел у него на груди, - не заблудишься. К тому же уже начинает светать. Им будет легче приземлиться.
      Действительно вскоре раздался еле слышный рокот двигателя и свист лопастей. Авиетка промелькнула в начинающем сереть небе, сделала разворот и быстро пошла на снижение. Посадка явно была не самой удачной - машина несколько раз подпрыгнула и неуклюже ткнулась в землю, чуть не завалившись на нос. Мы побежали навстречу.
      Чирок чертыхаясь слезал с пилотского кресла. При посадке ему здорово досталось:
      - Блин, вира-майна, что я вам, Уточкин какой! Лоб разбил. Как там Лева, что-то он больно тихо сидел. Эй, герр Шишкин, ты в порядке?
      Чирок замолк. Я подбежал вплотную и из-за его плеча увидел нелепо откинувшуюся на узком кресле фигуру Левы. Взгляд широко открытых глаз остекленел, в уголке рта запеклась струйка крови. Лицо казалось совсем мальчишеским. Когда мы сняли его с кресла, то увидели и входное отверстие. Пуля вошла в спину.
      - Блин, он же меня прикрыл, можно сказать, - пробормотал Чирок.
      На поляну не зажигая фар въехала фура. Марк Келнер сохранял спокойствие, и я заключил, что это было частью плана.
      Из машины вскочило несколько человек. Действуя ловко и слаженно, они быстро сняли с авиеток крылья и в таком виде забросили все в кузов. Леву тоже разместили в кузове, в штатном пластиковом мешке. "Интересно, - подумал я, - сколько у них заготовлено таких мешков? Наверное, на всех нас хватило бы. Впрочем, может еще понадобятся". В кармане я нащупал граненую рубашку гранаты.
      Нам были приготовлены сидения в глубине кузова, за каким-то бутафорским грузом.
      Несмотря на все переживания и неопределенность будущего, я ухитрился заснуть прямо в кресле. Мне приснился Блиц, хотя лица его я и не помнил. Блиц уговаривал меня ускорить свое тело, по его образцу. Он сидел в своем инвалидном кресле, направив на меня черные стекла очков, и говорил: "Не отказывайся, парень. Я могу двигаться так быстро, что любая баба получает удовольствие. Это круче всякого вибратора. А что ты сам при этом спишь все равно, что с куклой, так это ж в сексе не главное. Главное - доставить радость партнеру. Разве я не прав?"
      В этом месте меня начали трясти за плечо. Это был Марк. Я себя чувствовал крайне мерзко. Мне безумно захотелось оказаться дома, принять ванну, выпить сто грамм и лечь спать на своей койке. Потом я вспомнил свой дурацкий сон, и мне стало смешно. И еще мне почему-то показалось, что я видел его не один раз, а бессчетное количество раз подряд, и каждый раз, когда мне приходило время отвечать, Марк начинал меня трясти, но разбудить не мог, а лишь прерывал сон запускал его по второму кругу, делая пытку пробуждения бесконечной.
      Я выбрался на воздух и закурил. Было еще по-утреннему прохладно, хотя солнце уже поднялось. Я повернулся к его лучам спиной и попытался согреться.
      Мы находились в передвижном лагере Иноэ, причем он, очевидно, находился на новом месте и еще не был окончательно развернут. Три огромных полуприцепа стояли в рядок, кузова их были соединены. Четвертый как раз подъезжал, чтобы продолжить эту шеренгу. Зашипели гидравлические цилиндры и боковые стенки кузова начали раздвигаться, придавая помещениям дополнительный объем. Одна из сторон подстыковывалась к кузову ближайшей машины.
      Поляна была оцеплена охранниками, двое стояли на крышах машин.
      Мрак сдал меня на руки одному из референтов со словами:
      - Вы скоро понадобитесь.
      Меня проводили в уже знакомую мне японскую комнату с единственным стулом и вручили лютню, про которую было сказано, что это инструмент самого Герберта. Лютня, действительно, была чудесной во всех отношениях. Она даже не нуждалась в настройщике. Достаточно было нажать специальную кнопку и провести по всем струнам, чтобы крошечные сервомоторчики подтянули струны до нужного натяжения. Но по мне лучше не было моей старой лютни, погибшей на Дрейфе. Особенно, когда ее настраивал Чирок. К этой мне еще нужно было привыкнуть.
      Мне принесли горячий завтрак, дали умыться и я постепенно пришел в некое подобие нормы. Заглянул Марк Келнер и сказал, что ресет Герберта закончен, и скоро он придет в себя достаточно, чтобы я мог с ним работать. Только теперь я окончательно понял, что меня ждет.
      Иноэ вкатили в инвалидном кресле, видимо, в том самом. Он явно еще не владел собой, но смог сказать одно слово:
      - Начинайте.
      Марк поставил передо мной пюпитр и выложил на него нотные листы из своей черной папочки.
      * * *
      Ресет - это полное уничтожение памяти. Воспоминания детства и последние события, трудовые навыки и вредные привычки, первая любовь и последняя ненависть - все вычищается большой высокочастотной метлой. Все стирается, а затем восстанавливается таким, каким оно должно быть, по резервным копиям. Разумеется, восстановленная личность не может быть точной копией оригинала, иначе это просто не имело бы смысла. Если бы это было так, молодой Берг после ресета снова начал бы крушить мебель, а Герберт Иноэ - озираться в поисках подходящей веревки, чтобы на ней удавиться. После ресета человек помнит все события своей жизни, но часть из них, последний период, он помнит так, как будто это все было не с ним, как будто все это ему рассказали. Большинство сходится на том, что человек после ресета, это не тот человек, который был до него.
      Но, как я уже говорил, это обычная реальность нашей жизни. Когда некто просыпается утром, обнаруживает зеркало в ванной и глядя на незнакомца в нем, догадывается, под его неодобрительным взглядом, что было бы неплохо побриться, кто проучится, что это тот же самый человек, который заснул вчера? И сильное похмелье просто делает эту картину более ясной, но сути не меняет. Когда я, Ричард Дональд Петров в двадцать лет начинаю заботиться о своей старости, то значит ли это, что старик Ричард Дональд Петров, который проживает сбережения, это тот же самый человек? Разве тот малыш, который с таким упоением строил песчаные крепости, тот ученик, который готов был провалиться сквозь землю из-за двоек, тот солдат, что промаршировал положенное время на благо империи, тот любовник, который в судороге страсти прижимал к себе плечи возлюбленной - разве все это один и тот же человек?
      Так что, если не хочешь свихнуться, надо ограничиваться юридическими категориями и просто считать сидящего передо мной человека Гербертом Иноэ, несмотря на то, что вся его память была только что переписана заново, что в его теле работали донорское сердце и выращенные в колбе печень и селезенка, а в нервную систему встроено около десятка микрокомпьютеров.
      Я начал свою партию.
      Первым был алгоритм интуиции, тот самый, который изменил жизнь Герберта, превратив его в туза. Затем последовал листок с алгоритмом, о котором я еще не слышал. Насколько я понял, эта партитура давала ему возможность с большой скоростью усваивать информацию, как при чтении, так и на слух. Полезное свойство для бизнес-консультанта. Еще один пожелтевший листок, и герр Иноэ может дословно цитировать все, когда-либо слышанное или читанное. И, наконец, последняя новинка, уже виденный мною "Танец Кобры". Прежде чем его вводить, я отложил лютню и потянулся за сигаретами.
      Когда я с сигаретой в руке направился к выходу, Марк жестом руки остановил меня:
      - Курите здесь.
      Я равнодушно пожал плечами, порылся в карманах в поисках зажигалки и прикурил.
      - Знаете Марк, когда я закончу, мне бы хотелось кое-что вам рассказать.
      - Разумеется, - Марк смотрел твердо, но озабоченно. В этот момент я знал столько же дьявольских алгоритмов, сколько и они с Иноэ. А им еще требовались мои услуги.
      - Я уверен, что это покажется вам интересным.
      - Возможно.
      Герберт лишь опасливо глянул на меня. Он еще не отошел после ресета.
      Я бросил окурок прямо на ковер, развернул Иноэ в кресле лицом от себя и снова взялся за лютню. Мне вовсе не обязательно было смотреть на его лицо, а Танец Кобры был слишком серьезной штукой, чтобы оставлять ему полный контроль над ситуацией. Я, правда, внес в алгоритм несколько упрощений, благодаря которым Герберт сможет плясать этот танец лишь минут через двадцать, но все-таки.
      Я продолжил работу, глядя в затылок Иноэ, при этом Марк стоял у меня за спиной, и судя по неприятным ощущениям, глядел в затылок мне.
      Когда ввод был уже закончен, я продолжал извлекать звуки левой рукой, а правую опустил в карман. Я надеялся на то, что Марк ничего не понимает в нашей музыке. Для туза держать рядом с собой программатора было бы слишком опасно. Правой рукой в кармане я отстегнул изящный замочек чеки, плотно охватил гранату, прижимая рычаг, и осторожно потянул ее. Утром, приводя себя в порядок, я привязал чеку шнурком к поясу, через дырку, проделанную в кармане. Теперь гранату удерживали от взрыва только мои пальцы лежавшие на рычаге. Я медленно опустил лютню на пол и проговорил, не оборачиваясь:
      - Я готов к разговору.
      - Говорите, - ответил Марк у меня за спиной.
      - На мне жучок, который записывал всю вашу музыку и передавал ее по сотовой связи в место, известное только мне.
      - Бито. Наш лагерь накрыт "колпаком" из глушилок. Пока вы играли ни один сигнал не мог быть послан за его пределы.
      - Хорошо. Но, отправляясь сюда, я оставил досье на Иноэ с сообщением для властей, на случай моего исчезновения.
      - Бито. Мы нашли ваш пакет в камере хранения.
      - Я их оставил пять.
      - Вира-майна! Вы осторожный ломщик, Петров. Что ж, ваш пакет доставит нам определенные хлопоты. Но мы с этим справимся. Эти карты тоже биты. У вас все?
      Я медленно обернулся. Марк, как я и думал, стоял, направив ствол револьвера мне в голову. В барабане поблескивали пули, не драгоценные, а самые обычные.
      - Нет, у меня не все. Вы устанете долго держать так руку.
      - Продолжайте, - ответил он не дрогнув.
      - Марк, он же вас закодировал. Вы же робот! Вы не хотите освободиться?
      - Это не имеет значения. Я пошел на это добровольно и ни о чем не жалею. У вас все?
      - А вы не боитесь попасть в Герберта рикошетом?
      В его лице промелькнуло беспокойство, но он был по-прежнему тверд:
      - Не боюсь. У вас все?
      - Нет. У меня еще один козырь. Герберт Иноэ ведь не может погибнуть? Это ведь недопустимо? - сказал я и медленно вытащил руку с гранатой из кармана.
      В глазах Марка появился панический ужас. Больше того, он выглядел полубезумно, лоб его мгновенно покрылся испариной.
      Я осторожно повернулся вполоборота и взялся за ручку инвалидного кресла:
      - Позовите Чирка. Герр Иноэ проводит нас до геликоптера.
      Герберт поднял голову. Он был еще слаб, но голос его был твердым:
      - Хорошая работа, Марк. Но сейчас нам придется их отпустить.
      Марк взял себя в руки, кивнул, спрятал пистолет и отправился за Чирком.
      Чирок опять с пол-оборота врубился в ситуацию, вытащил из-за пазухи драгоценный маузер и, пока нам готовили геликоптер, отлучился в обществе Марка на край поляны, откуда вскоре раздалось несколько хлопков и повалил черный дым. Только когда мы взлетели, оставив внизу Иноэ, все еще сидящего в кресле и верного Марка в окружении охраны рядом, я спросил у Чирка:
      - Что это ты там учудил?
      - Генератор поджег, - улыбнулся он.
      - Так у них, наверняка, резервный есть.
      - А я и резервный поджег!
      - Блин, все равно же вся аппаратура наверняка может работать от аккумуляторов!
      - Может и не вся. И потом, знаешь... Очень хотелось что-нибудь на память о себе оставить.
      - Они нас и так не забудут.
      Чирок помог мне извлечь чеку из кармана, отвязать ее от шнурка и снова заблокировать гранату.
      Мы долетели до ближайшего крупного населенного пункта, высадились прямо на вокзальной площади, и, велев пилоту улетать к чертовой матери, побежали к вокзалу, где вскочили на первую попавшуюся электричку. Проехав несколько остановок, пересели на какой-то автобус, и так колесили почти двое суток, пока добрались до Города. По дороге мы купили новую одежду. Лишь войдя в подземку я немного успокоился. Здесь найти человека было практически невозможно.
      Следующую ночь мы с Чирком провели в коллекторе отопления и, надо сказать, неплохо выспались. Я имел некоторый опыт хич-хайкерства, Чирок же вообще, можно сказать, был профессором среди клошаров. Нам предстояло так прожить не один месяц, поскольку средств к существованию у нас не было. Лютня моя погибла, но даже если бы нам удалось найти другую, я не мог и подумать о том, чтобы предложить кому-то свои программаторские услуги. Все программаторы и раньше были у Иноэ под колпаком, а теперь его внимание утроится. Нам обоим предстояло исчезнуть, сделать вид, что нас не существует. И городское дно было для этого лучшим местом. Его население как раз и состояло из призраков бывших судеб.
      * * *
      Я позвонил Мери-Энн с автомата, назвался именем героя одного любимого нами обоими анекдота и, когда убедился, что она поняла ситуацию, назначил встречу так, чтобы никто из слухачей не понял, о чем идет речь. Я попросил ее принести с собой ту мелочь, которая принадлежала мне и хранилась у нее. И не разбить по дороге.
      Я уже выглядел довольно колоритно - в длинном, не по погоде, несвежем пальто и с трехдневной щетиной, которую вскоре должна была заменить приличная борода. Я три раза обошел вокруг кафе, и убедился, что за нами не следят. Возможно, я и ошибался, но это был такой фартовый шанс, что упускать его не стоило. Я подсел за столик и поздоровался с давней подругой. Забрав деньги, я вручил ей пакет с подробными инструкциями, где и как можно эту инфу разместить в Сети, и как сделать, чтобы она оказалась доступной всем подряд, если я не остановлю процесса через два года. За два года я надеялся разобраться. А если нет, то и хрен с ним, с человечеством.
      Мери-Энн приняла все очень близко к сердцу. Она говорила:
      - Блин, Док, я вижу у тебя серьезные проблемы. Если бы ты принял Учение, у тебя таких проблем бы не было. Знаешь, я поговорю с братьями, они тебе помогут.
      - Не надо. Если они не увидят своей выгоды, то не захотят помогать, а тебе навредить смогут. А если увидят выгоду, то тем более не надо. Они просто сотрут меня в пыль.
      - Докар, какая выгода? Если ты ни в чем не виноват, то они помогут тебе, потому что в этом их долг.
      - Извини, но я не верю, что твои новые друзья захотят чем-то мне помочь, если не увидят выгоды для себя.
      - Док, на самом деле все очень просто...
      - Мери-Энн, - прервал ее я, - Я очень тебя люблю, и, возможно, ты самый близкий для меня человек в этом мире. Но когда ты говоришь "На самом деле все очень просто", мне в этой фразе не нравится шесть слов...
      ????????? Приложение к части II
      [Image002]
      Наши изобретатели не обходят вниманием движитель, на основе которого построен Дрейф. Он известен среди любителей экзотических роботов. Энтузиасты считают, что именно так надо передвигаться по иным планетам.
      Инструкцию по сборке модели такого устройства, составленную Tom Edwards можно найти по адресу:
      http://carvenjim.tripod.com/robotics/Cronological001/generation.htm
      КАМИКАДЗЕ ПРЕДМЕСТЬЯ
      Я обещаю кроликам, что они станут
      львами... Ты увидишь, какую смелость,
      какую энергию разовьет мой кролик,
      когда я нарисую ему на стене райские
      кущи и эдемские сады... И кто знает...
      да, кто знает... а вдруг он этой массой
      действительно сломает стену?.. Надо
      попробовать...
      Леонид Андреев. "Дневник Сатаны".
      Больше месяца мы прожили с бездомными, ночуя по чердакам, подвалам и отопительным коллекторам. Однажды, чудом избежав полицейской облавы, мы решили, что риск слишком велик. Мы сняли частным порядком комнатку у одной смирной старушки, и прожили там почти полгода, выходя на улицу только за продуктами. Сначала я просто отдыхал и отсыпался, потом мы оба начали маяться от безделья и первых симптомов клаустрофобии. К тому же деньги таяли слишком быстро. Мы перепробовали еще кое-какие варианты, но в конце концов обосновались в Блоке.
      Блок - это огромное заброшенное здание, частично конторского, частично промышленного типа. Оно стоит на самом краю Пустоши, обширной территории, некогда занятой заводами и фабриками, но уже много лет покинутой своими хозяевами и постепенно превращающейся в руины. У Пустоши было единственное преимущество: туда боялась заходить даже полиция. И жили там те, кого это преимущество привлекало. Заходить вглубь Пустоши было смертельно опасно даже для самых отчаянных, но мы-то жили на ее окраине, и вылазки делали в другую сторону, в цивилизованные кварталы.
      Там, в Блоке, совершенно без нашего участия, и началась история, развязка которой позволила шестерням моей судьбы провернуться еще на один щелчок.
      1.
      Любимчик Жека покинул Блок в пять тридцать утра. Опаловый колпак, заменяющий Городу небо, только начал менять оттенок с грязно-бордового на молочно-голубоватый. Это означало утро нового дня.
      Спал Любимчик сегодня только полтора часа, зарывшись в тряпки на тюфяке старухи ведуньи, но походка его была легкой и упругой, и смотрел он по сторонам ясным взглядом человека, имеющего цель и уверенного в ее достижении. Трущобы, на которые падал его взгляд, не портили ему настроения. Он привык к этому пейзажу за свою недолгую жизнь. Любимчик Жека вырос в этих руинах. Лет пятнадцать назад он был одним из беспризорников, таким же, как те, что следили сейчас за ним из темных проемов. С освещенной бледным утренним светом улицы они оставались невидимы, но он знал, что за ним следят и получал этому подтверждения. Хрустнувший в глубине заброшенного цеха осколок стекла, шевельнувшаяся тень среди менее плотной тьмы, дрогнувшие веки у спящего на куче щебня пьяного оборванца - все это были для него ясные знаки, как следы зверя в джунглях для опытного охотника. Или для хищника. Жека видел, что Пустошь, как и во времена его детства, затаилась в ожидании. Любой забредший сюда чужак легко мог превратиться в добычу, если не смог бы за себя постоять. Желанным трофеем здесь были не только деньги и ценные вещи, но даже и любая одежда, достаточно приличная, чтобы в ней можно было бы выйти в более благопристойные кварталы. Любимчик был одет не только прилично, но даже и щеголевато. Но он не был легкой добычей и, к тому же, не был здесь чужаком. Его узнавали.
      Оборванец, казавшийся то ли мертвым, то ли мертвецки пьяным, поднял голову и проводил пустым взглядом Любимчика до угла. Лишь затем он снова откинул голову, прикрыл глаза и замер неподвижной кучей тряпья.
      Пройдя в редеющих сумерках еще пару кварталов, Любимчик увидел старого нищего, сидящего на ящике, привалившись к стене. Видно было, что старик ждал гостя - он сидел, глядя на тот угол, из-за которого Жека появился. Но в следующий же миг он опустил лицо и замер, неподвижный, как камень. Можно было подумать, что он смотрит на жестянку с медяками у своих ног. Остановившись перед ним, Любимчик выдержал паузу, как это требовалось при обращении к старшим, и лишь затем поздоровался:
      - Чтоб ты жил, Валун.
      - Живи тоже, Любимчик, - ответил старик, не поднимая головы, потом помолчал и добавил, - рано не спишь сегодня.
      - Иду проведать девочек, Валун. Они еще работают. Сегодня длинная ночь.
      - Да, длинная ночь, большие игры, немного монет крысам, как я. Но ты идешь не из дома. Твой дом в другой стороне.
      - Ты прав, Валун, мой дом в другой стороне. У меня были дела в Блоке.