Пурга над 'карточным домиком'

      - Этери, вы единственный специалист среди-нас. Мы обязаны вам верить. Каждому вашему слову. Но я прошу вас, продумайте сами эту версию до конца. Эту невероятную, невозможную ситуацию: "Мнемозина" включена в диапазоне частот человеческого мозга. Что должно случиться, чтобы мощность тормозящего сигнала внезапно возросла? А вместе с ней - и радиус опасной зоны. Если какой-то злоумышленник, знающий аппарат, решился бы на подобное преступление, что он должен был бы сделать?
      - Какой еще злоумышленник? У нас, в "Карточном домике"? Это же чистая утопия.
      - Вообразите!
      Голос капитана прозвучал так настойчиво, что было не понять, просьба это или уже приказ.
      - Ну, хорошо. - Этери выпустила, наконец, воротник шубки и загнула один палец на руке. - Во-первых, он мог бы попытаться резко увеличить напряжение в электросети. Это, конечно, в том случае, если бы не знал, что у нас есть релейная защита против такого скачка. Во-вторых, усилители третьего блока... Нет, отпадает. Здесь у нас тоже система предохранителей. В-третьих... Но я надеюсь, воображаемый злоумышленник не всесилен и не может распоряжаться атмосферным давлением?
      - А при чем здесь атмосферное давление? - вскинулся директор.
      - Нет, это я к слову. Просто мы месяц назад получили письмо от своих коллег из Вильнюса. Они обнаружили странный феномен: в отличие от обычной радиоаппаратуры, биологическое радио очень чувствительно к колебаниям атмосферного давления. Сильное увеличение давления может вообще практически свести силу сигнала до нуля.
      - А падение давления?
      - Наоборот, усилить сигнал. Точных цифр у них еще не было, но приблизительные данные первых опытов невероятны: удвоение на каждые пять миллиметров ртутного столба. Они сами были так поражены, что решили заново проверить правильность своей методики. Спрашивали, не сталкивались ли мы с чем-нибудь подобным.
      - А вы?
      - Мы написали, что не сталкивались. Правда, "Карточный.домик" стоит в таком месте, где давление очень стабильно, резких изменений почти не бывает.
      Директор вдруг вскочил с места и отбежал к своему письменному столу.
      - Не бывает... Да-да, обычно не бывает,- бормотал он, роясь в папке с бумагами. От волнения он выронил нужный листок, но тут же поймал его на лету и поднял к глазам. - Вот. Сводка погоды, я запрашивал ее сегодня утром. Давление накануне пурги упало на двадцать восемь миллиметров.
      Можно было подумать, что цифра, названная им, каким-то образом сообщилась окружающему воздуху, - такая душная, гнетущая тишина воцарилась в кабинете.
      - Пятикратное удвоение, - прошептала Тамара Евгеньевна. - Вместо одного метра, минимум тридцать.
      - Может покрыть "Карточный домик" целиком.
      - Но время?! - капитан всем телом подался вперед.
      - Что "время"? - растерянно спросила Этери.
      - Какая длина у магнитофонной ленты "Мнемозины"? Скорость промотки?
      - Бобина с широкой лентой рассчитана на двенадцать часов работы. Когда она кончается, "Мнемозина" автоматически перестает посылать тормозящий сигнал.
      - Черт с ней - с широкой! Я спрашиваю про тонкую, про этот ваш ДЫЖ... ЦЫЖ-как его?
      - ДЖЦ - дублер жизненных центров. Вы хотите знать...
      - Да! Да! - я хочу знать, сколько времени будет жить оглушенный, потерявший память человек?
      - Тонкая лента, конечно, длиннее... Примерно в два раза. Но почему вы спрашиваете?
      Никто ей не ответил.
      Капитан молча переглянулся с директором. Тамара Евгеньевна вдруг замотала головой и прикрыла глаза ладонью.
      - Почему вы спрашиваете? - повторила Этери, в тревоге приподнимаясь со стула. - Там что-нибудь случилось, да? Андрей Львович, скажите правду. Что-нибудь с Сильвером? Неужели он решился?..
      - Не только с ним. - Директор тяжело поднялся из-за стола. - Мы ничего еще толком не знаем, Этери. Но то, что вы рассказали... Если он действительно, забыв дисциплину, долг ученого, решился начать в одиночку этот опыт над самим собой... Чему я просто не хочу верить! Но если это так... И если во время опыта надвигающаяся пурга сыграла роль неизвестного злоумышленника... Я знаю ваших коллег из Вильнюса. Вы помните, чтоб они хоть раз ошиблись в таких важных выводах?
      - Нет.
      - А коли они правы, резкое падение давления могло так усилить сигнал, что Сильвестров оказался оглушенным, утратившим контроль над собой, над течением опыта. И не только он, все люди, спящие в здании "Карточного домика", должны были попасть в расширившуюся сферу действия "Мнемозины". Если все это так...
      Он не успел докончить свою мысль. За дверью застучали чьи-то шаги, быстро, еще быстрее, почти бегом, и влетевший в комнату человек - волосы всклокочены, в руке зажата пара наушников, - закричал прямо с порога:
      - Андрей Львович! "Карточный домик" ответил!
      8
      Оставшись одни, Стеша и Киля немного потоптались у запертой двери, потом, стараясь ступать на цыпочки, отошли обратно к тому же столику. В большой полутемной зале кафе невозможно было избавиться от ощущения, что на тебя кто-то смотрит.
      - Спрятаться надо, - тихо сказал Кил"?
      - Куда?
      - А вот. - Он взял столик за край и осторожно опрокинул его набок. Затем рядом положил еще один - получился шалаш не шалаш, а что-то вроде низенькой ширмы. - Полезай сюда.
      - Не хочу, - сказала Стеша. - Чего это я буду прятаться? Стыдно.
      - Вот еще! Я, например, дома часто прячусь. То на,сеновал залезешь, то в погреб, то под кровать. Не от кого-нибудь, а просто так, для интереса - найдут или нет. Только никто не ищет.
      Стеша сидела выпрямившись, задумчиво глядела перед собой.
      - Знаешь, у меня сейчас такое чувство, будто все это с нами уже было. Будто мы так же сидели в большом опустевшем здании, и елка поблескивала в темном углу, и на улице ветер, а мы чего-то ждем. И страшно. Может, я сон такой видела? Или в книге прочла про похожее, но не помню, в какой. С тобой так бывает?
      - А дальше чего было в твоем сне? Не доглядела?
      - Кажется, кто-то вошел. Нет, не помню. Ты мертвых боишься?
      - Да они не мертвые совсем.
      - Откуда ты знаешь?
      - Видать. Лежат все как-то удобно. А хоть бы и мертвые - мне теперь все равно.
      - Почему?
      - Потому что... - Киля вздохнул и медленно начал опускаться в свое укрытие.
      - Давай-давай, договаривай. Не темни.
      - Потому что вы теперь меня никуда с собой не возьмете, - глухо донеслось из-за столиков. - Даже если мы отсюда спасемся и всё кончится хорошо...
      - Не болтай ерунды, - сказала Стеша. - Подвернуть ногу - это с каждым может случиться.
      - С каждым - не с каждым, а случилось-то со мной. Димон не простит.
      - А когда летом работали на стройке и его обожгло паяльной лампой, кто бегал к фельдшеру за мазью?
      - Ну, мы.
      - Никакие не мы, а ты. А кто его потом домой на подводе отвез?
      - Так то домой. А он меня во-о-он сколько тащил. И не на подводе, а на себе.
      Киля выставил уже два глаза и нос, но Стеша вдруг перестала его утешать и снова впала в задумчивость.
      - Значит, ты полагаешь, что Димон способен... Ты думаешь, он злопамятный, да? Жестокий? Так многие считают... Алексей Федотыч у нас всегда на истории примеры приводит. "Представьте себе, говорит, что какой-нибудь греческий тиран пошел войной на соседний город и завоевал его. Что он сделает первым делом? Вот ты, Дима, - с чего бы ты начал?" Тут я, конечно, не стерпела и вылезла: "Почему обязательно если тиран, так сразу- Дима?" А он говорит: "Нет, это я случайно - к примеру. Так что ничего обидного..." Но я-то зяаю, что не случайно он его выбрал. А почему?
      - Потому что он главный.
      - Кто?
      - Димон. Он по натуре главный - всякому видать.
      - Глупости. Разве это можно по натуре. Главным назначают или выбирают.
      - Ну да. Меня сколько ни назначай, ни выбирай, я все равно не буду. Натура не та.
      -- Нет, ты не понимаешь. Вы еще историю не проходите, а там масса примеров, когда главными делались ну кто угодно, это зависит от разных причин, поэтому...
      Они постепенно увлеклись разговором и даже на время как будто позабыли все, что с ними случилось. Но, видимо, какой-то сторож внутри них продолжал напряженно вслушиваться в окружающее. Потому что, когда сверху донесся резкий звук выстрела, Стеша одним прыжком перелетела, перенеслась к Киле за его баррикаду.
      Оба замерли там, пригнувшись.
      Тьма за окнами окрасилась в красный свет.
      Потом грохнуло еще раз, и топот бегущих ног прокатился у них над головами. Краснота с шипением разгорелась еще ярче и пропала.
      Неясный шум шел теперь со стороны вестибюля.
      Окрик, звон металла, упавшего на бетон. Возгласы: "Стой! Отдай! Брось пистолет!" Шум борьбы.
      Быстрые шаги - ближе, ближе. Наконец, сильный стук в дверь.
      Киля выскочил из укрытия и, став перед Стешей, прижал к груди стул, грозно ощетинившись четырьмя его ножками.
      Но в этот момент из-за дверей донесся напряженный голос Димона:
      - Ребята, это мы. Скорей откройте.
      Подбежать к дверям, отмотать проволоку - на это у Стеши ушло несколько секунд.
      Широкий сноп света упал из вестибюля в полутемное кафе, и вошли (Стеша с Килей невольно отшатнулись) Димон с двустволкой в руках, за ним Лавруша с большим черным пистолетом и последним - высокий человек в комбинезоне и унтах.
      Обеими руками высокий размазывал по лицу слезы и ныл, всхлипывал:
      - Отдай, слышишь?.. Отдай ракетницу... Не тебе дали, так нечего цапать... Все сказано будет про вас, про хулиганов... Обрадовались, да? Двое на одного да? Меня ведь послали, не вас... Отдавай, не то хуже будет... Думаешь, отцу нажалуюсь? Не отцу, а самому Саламандре... Саламандра за меня тебе голову оторвет и в карман положит... Понял? По-хорошему отдавай... Ну, а хоть когда поиграешь-то - отдашь? Ох, появись ты только на нашей улице, будет тебе гроб с музыкой... Слышь, ты... Отдавай, а не то...
      - Не ной! - прикрикнул на него Димон. - Сядь там у стены и помолчи. Будешь говорить, когда спросят.
      - Дима, нельзя! - зашептала Стеша, хватая его за рукав. - Как ты можешь так разговаривать со старшими?
      - А-а, - отмахнулся Димон, - оставь. Какой он "старший". Ты погляди на него.
      Заплаканный верзила уселся тем временем у стены. Димон подвинул стул, сел напротив и строгим учительским голосом сказал:
      - Итак, откуда вы взялись? Почему бродили по дому один? Зачем открывали окно и пускали в пургу сигнальные ракеты? Чего испугались, увидев нас на лестнице? Но только не врать.
      - А чего пристали? - завопил высокий, ударяя себя в грудь. - А что я сделал? Мало ли что испугался! Вас двое, а я один. И не виноват я, зуб даю не виноват! Не докажешь!
      - Не кричи. И не маши руками. Давай-ка по порядку. Как тебя зовут?
      - Ну, Юрка я. Сазонов.
      - Так. Хоть имя свое помнит. А живешь ты где. Юрка? Здесь? Или в городе? А может, в Ночлегове?
      - Чего я здесь не видел. В городе живу. С мамкой и сестрой - понял?
      - Работаешь? Учишься?
      - Алё, кончай на психику давить.
      - Чего?
      - Один такой, как ты, тоже мне на психику давил. Знаешь, что ему Саламандра сделал? Руки-ноги связал, а голову в водосточную трубу засунул. Не веришь?
      - Верю, верю. Только никто на тебя не давит, и пугать тебя мы не собирались.
      - Не собирались? Что ж ты тогда в ружье свое вцепился и до сих пор не отпускаешь? А если оно стрельнет вдруг? Думаешь, не страшно?
      - Ладно. Лавруша, подержи. Ну вот, я уже без ружья. Так где же ты работаешь?
      Но Сазонов вдруг нахально ухмыльнулся, развалился на стуле и протянул:
      - А не твое. Щенячье. Дело.
      Киля от возмущения зашипел, Лавруша охнул, Стеша прошептала: "Какая наглость". Один Димон остался невозмутимым.
      - Послушай, Юра, - начал он, не повышая голоса. - Юра Сазонов. Тут стряслось что-то очень плохое. Беда стряслась - понимаешь? В том числе и с тобой. И мы хотим понять. Понять и помочь. Поэтому постарайся вспомнить, что с тобой произошло сегодня. Где ты был утром? Днем? Кого видел? Там в лесу стоит вездеход - это не твой? Ты не на вездеходе приехал? Откуда у тебя пистолет-ракетница? Ну, говори. Расскажи хоть что-нибудь.
      Сазонов наморщил лоб, поднял глаза к потолку. Но вдруг лицо его снова перекосила плаксивая гримаса и слова полились сплошным потоком, так что половины было не разобрать из-за всхлипываний:
      - Пристали к человеку... Чего пристали-то?.. Где, да что, да когда. Ну, не помню я ничего... Сказано вам - не помню!.. Бродишь тут, бродишь целый день... Никого нет... Одни валяются на полу, не отвечают, другие выскакивают с ружьями... Думаешь, не страшно? И ужинать не дают... Как будто я виноват... Что ж с того, что я стрелял? Я вверх стрелял, не в людей. И не в зверей... А если в кошку из рогатки, так это когда было... И не попал я. Это Саламандра мне рогатку дал, у него их полно... А сестра ее в печку кинула... Я с тех пор и в руки не брал. А то, что в машину залез, так мне сам Петрович разрешает... Учи, говорит, главное, арифметику, и все тогда, тогда станешь шофером. Я и учу... В прошлой-то четверти у меня по арифметике две четверки было, с четверками в шоферы берут, это точно... А ты пристал, заладил одно и то же: вспомните, вспомните. Бубнишь и бубнишь. Точь-в-точь как тот псих наверху.
      - Какой псих? - опешил Димон. - Где?
      - А на втором этаже. Тоже вроде тебя. -Он состроил гримасу и монотонным голосом начал передразнивать кого-то: - ""Карточный домик", "Карточный домик", ответьте Научному городку, "Карточный домик", почему молчите, перехожу на прием..."
      - Это радио! - воскликнул Лавруша. - Он передразнивает радио.
      Димон вскочил со стула и кинулся к Сазонову.
      - Где?! Где ты слышал этого психа? Сазонов отшатнулся и немедленно перешел опять на слезный тон обиженного пацана.
      - Да сказал же я вам... Сразу и сказал - на втором этаже. Там комната в конце коридора направо... Он бубнит из репродуктора -ответьте, ответьте. Я отвечаю, а он опять свое - ответьте да ответьте. Не слышит, что ли, глухая тетеря? Что я, виноват, да, что он меня не слышит? Орешь ему, орешь...
      Димон с Лаврушей, не дослушав его причитаний, выскочили из кафе в вестибюль и, перепрыгивая через ступеньки, понеслись вверх по лестнице.
      9
      - "Карточный домик"?! Ну, наконец-то! А мы уж тут места себе не находим от беспокойства. Чуть ли не танковую колонну хотели посылать на помощь. Что у вас там произошло? Докладывайте.
      Голос звучал из репродуктора негромко, хотя было понятно, что человек там почти кричит от радости. Димон оглянулся на Лаврушу, тот протянул руку и переключил на передатчике нужный тумблер.
      - Видите ли... - начал Димон. - Мы сами не можем понять, что тут произошло. Вроде бы праздновали Новый год, все было нормально, а потом что-то случилось.
      - Перехожу на прием, - подсказал Лавруша.
      - Перехожу на прием, - повторил Димон и теперь уже сам щелкнул тумблером.
      - С кем я говорю? - Тон голоса в репродукторе заметно изменился - вместо радостных в нем зазвучали тревожные ноты. - Это Сева? Радист?
      - Нет. Это Дима. Школьник.
      - Какой Дима? Фамилия?
      - Дима Снегирев.
      Там некоторое время молчали. Было слышно, как человек спросил кого-то: "Снегирев? Кто это?" - и женский голос ответил: "Ну, не могу же я всех помнить. Может, кто-нибудь из механиков?"
      На цыпочках вошли Стеша и Киля, стали по обе стороны от двери.
      - Скажите, Дима Снегирев, а что у вас с голосом? Вы всегда так говорите?
      - Не понимаю.
      - По голосу можно подумать, что вам лет тринадцать-четырнадцать.
      - Не, тринадцати еще нет. Летом будет. Но это неважно. Вы подождите, не отключайтесь. Я вам сейчас все объясню. Мы на лыжах сюда пришли, понимаете? У нас каникулы, и Алексей Федотыч разрешил нам автобуса не ждать, а напрямки на лыжах, и мы с утра как вышли, так ветра еще совсем не было, мы бы запросто успели, напрямки до Зипунов наших километров восемнадцать...
      - Дима, не волнуйся так, - попросила Стеша, подходя сзади и кладя ему руку на плечо.
      - Ничего я не волнуюсь. Но надо же людям объяснить, как мы сюда забрели, а то они еще подумают, что это мы все тут натворили. А мы просто заблудились понимаете? - когда пурга началась, и случайно в этот дом попали. Мы и не слыхали раньше про него, и ничего тут не делали, никаких кнопок не трогали, только поели на кухне. Если кто чего тут натворил, так это Сазонов. Из ракетницы точно он стрелял. Может, он до этого еще чего-нибудь выкинул - как вы считаете? Перехожу на прием.
      - Сазонов? Что с Сазоновым? Он там, с вами? Позовите его к аппарату.
      - Я могу позвать, но нет смысла. Он прямо как пятилетний. То плачет, то грозится, то бормочет, не поймешь его. Мы у него еле ракетницу отобрали. Так позвать?
      Там снова повисло тягостное молчание. Потом несколько голосов заговорили быстро между собой. Можно было разобрать только: "Сущая бессмыслица... Какие там лыжи? Впали в детство... Бред". А женщина несколько раз произнесла: "Вот она, ваша "Мнемозина", - и кто-то ей ответил: "Да, несомненно, утрата памяти налицо". Наконец, голос снова прозвучал из репродуктора, но не тот раскатистый, что раньше, - другой. Посуше и потверже.
      - Дима Снегирев. Слушайте меня внимательно и отвечайте быстро и кратко. В каком состоянии здание? Разбитых окон, поломанных дверей нет? Электричество горит, тепло?
      - Да, все нормально. Даже подвесная дорога работает.
      - Никаким газом не пахнет, следов огня незаметно?
      - Нет.
      - Что с людьми? Говорите только про тех, кого видели своими глазами.
      - Трое лежат в вестибюле. Похоже, что без сознания. Да нас четверо. Еще Сазонов, но он совсем как малый ребенок.
      - А вы сами - как большой, что ли?
      - Если вы считаете, что двенадцать лет...
      - Не будем отвлекаться. Дима, поймите хорошенько: то, что я сейчас скажу, - приказ. Приказ Научного городка и милиции. Возьмите карандаш и записывайте.
      - Я запомню.
      - Нет, запишите. И не выпускайте записанного из рук. На память вашу надежды сейчас почти никакой. Первое: собрать всех, кто может ходить и немедленно покинуть здание.
      - А куда же мы денемся? В лес, что ли?
      - Нет. Выйдите из главных дверей и сверните налево. Метров через сто будет дом лесника. Записали? Там переждете до утра. Утром прибудет спасательный отряд. Помощь. Если в доме холодно, затопите печь. Сумеете? Кажется, там есть собака - не пугайтесь. Вы все поняли? Повторите.
      - Собрать всех... Покинуть здание... Ждать в доме лесника... Но скажите хоть, в чем опасность?
      - В здании установлен аппарат, испускающий сильное радиоизлучение. Подавляющее память. Боюсь, что и ваша память уже сильно пострадала. Вы забыли многое и каждую секунду продолжаете забывать.
      - Так может выключить его?.. Или расколотить?
      - Ни в коем случае. Он должен поддерживать жизнь тех, кто уже уснул. Пока вас тоже не свалил сон - торопитесь. Выполняйте приказ.
      - Есть.
      - Как можно быстрее. Бегом. Все - прочь из здания!
      Репродуктор умолк.
      Ребята в растерянности смотрели на Димона. Но тот сидел не двигаясь, уставясь в исписанную бумажку.
      - Дима, - позвала Стеша. - Ведь сказали - бегом.
      Димон потер лоб, прикрыл глаза.
      - Да, да. Только, по правде говоря...
      - Они решили, что мы такие же чокнутые, - сказал Лавруша. - Как Сазонов.
      - А может, они правы? Может, мы тоже забыли? И это нам только кажется, что сегодня утром мы вышли из интерната, что Киля подвернул ногу, что сидели в вездеходе. Может, на самом деле это было давно-давно, много лет назад. Но все, что в промежутке, мы забыли.
      - Да ведь бегом же! - повторила Стеша.- Сказано - ни минуты не медля. Потом будем рассуждать.
      Димон посмотрел на нее, потом на записку с приказом и, стряхнув наконец странное оцепенение, напавшее на него, вскочил на ноги.
      - Приказано бегом, но приказано еще и всех. Всех, кто может ходить.
      - Если Сазонов заупрямится, нам его не вытащить.
      - Киля, Лавруша, быстро на третий этаж. Проверьте, нет ли кого-нибудь ходячего. И если попадется теплая одежда, тащите вниз. Встретимся внизу у главных дверей.
      Сазонова все же пришлось оставить в здании. Он не заупрямился, он просто спал. Спал не так, как те в вестибюле, а по-настоящему: подстелив себе на полу у плиты Стешин полушубок, подложив под голову Лаврушин рюкзак и посапывая вымазанными кремом губами. Растолкать его так и не удалось.
      - Ну, что там? - крикнул Димон, увидев спускавшихся сверху ребят.
      - Никого. То есть спят все. И в запертые двери стучали - не откликаются.
      Одевались быстро и молча.
      - Готовы? - спросил Димон, в последний раз пробежав бумажку с приказом: налево, сто метров, дом лесника. - Тогда пошли.
      Дверь поддалась только после того, как на нее навалились втроем, - столько снега намело снаружи. Ветер сразу по-разбойничьи выскочил из ночной черноты, ворвался в вестибюль, полоснул холодом по лицам. Зато около домика лесника, укрытого в ельнике, было затишье.
      Они набились в тесные сени, топали, стряхивали друг с друга снег. Радостный собачий лай раздался за дверью, и стоило Димону откинуть наружную щеколду, как пушистая черно-белая лайка вылетела из горницы, не задумываясь кинулась к Лавруше лапами на плечо и несколько раз лизнула в лицо.
      - Ребята, - сказал Лавруша, - там в сенях поленница. А мне пса не выпустить бы. Ну, куда? Куда ты тянешь? Чего скулишь? Что, с хозяином твоим беда? Знаем - знаем, что беда. Потерпи. До утра придется тебе потерпеть, утром помощь придет. Понял? Усек?
      Димон набрал уже полную охапку дров, когда в полутьме сеней до него донесся Стешин голос:
      - Дима?
      - Да.
      - Ты помнишь, я летом уезжала на неделю?
      - Помню. Вы с концертами по деревням ездили.
      - Да. А когда возвращались, ты на дороге сидел. С корзинкой.
      - Ну, сидел.
      - И я застучала в кабину, чтоб остановили, и спрыгнула, и ты сказал, что за грибами ходил.
      - Я помню.
      - Только в корзинке у тебя пусто было. И грибов в июле у нас не бывает никогда.
      - Чего ты вдруг вспомнила?
      - Так...
      - Нет, скажи.
      - Я подумала тогда... Подумала, что ты меня ждал. Это правда?
      - Угу.
      - Знаешь, когда тот в репродукторе сказал, что мы многое забыли и продолжаем забывать, я больше всего за это испугалась. Что забуду когда-нибудь, как ты сидел там на дороге. И как смотрел на меня. И как мы шли потом пешком до деревни.
      - Я не забыл. Я даже помню, в каком платке ты была. В зелененьком.
      - А у тебя на рубашке значок был. Города Суздаля. Я еще подумала: неужели он за это время в Суздаль съездил?
      - Да нет. Я так надел. Пофорсить.
      - А помнишь, мы уже почти дошли до деревни, и ты хотел меня за руку взять
      - А ты не дала. Почему?
      - Маленькая еще была. Глупая. А ты...
      - Скоро вы там? - донеслось из-за дверей. - Замерзаем.
      Они замолчали и вошли в комнату, пряча покрасневшие лица за охапками дров.
      - А Киля где? - спросил Лавруша.
      - Киля?.. Мы думали, он здесь, в комнате.
      - А я думал - он там, с вами.
      Они оглядели бревенчатые стены, медвежью шкуру на полу, телевизор, заглянули под занавески.
      - Нет, он нас решил доконать сегодня! Димон с грохотом швырнул дрова к печке и выбежал на крыльцо.
      - Киля! Киля! Бандит бессовестный! Где ты? Иди сюда, на голос. Эгей!
      Никто не откликался.
      Ветер все так же выл и нес над крышей бесконечный снежный поток. Когда охрипший и продрогший Димон вернулся в дом, он увидел сначала изумленные глаза Стеши, потом Лаврушу, застывшего посреди комнаты и, наконец, в углу - виляющий собачий хвост и оскаленную пасть с зажатой в зубах телефонной трубкой.
      10
      Свободной рукой капитан удерживал телефон так цепко, словно это был живой собеседник, способный убежать, не дослушав самого главного.
      - Всех! - кричал он в трубку. - Вы поняли меня? Всю ночную смену водителей! Разбейте их на два отряда. В первом - два бульдозера, две снегоочистилки и обязательно один тягач. Пусть выезжают немедленно. Курс деревня Ночлегово. Не теряйте времени на заправку, горючее доставим уже в пути. Главное для них - расчистить первый этап дороги. Со вторым отрядом поеду я сам и ученые из Научного городка. Нам понадобится еще десять водителей - это как минимум. И конечно, транспорт. Еще две снегоочистилки. Заправщик с горючим. Санитарные машины. Причем с персоналом. И не только дежурных врачей. Пусть вызывают специалистов-невропатологов. Вы записываете? Свяжитесь еще с летчиками. У них есть мощный прожектор на самоходном шасси. Объясните им ситуацию, они поймут. Без такого прожектора по целине нам не пробиться. Кроме того...
      На другом конце провода что-то сказали- капитан нахмурился и возмущенно взмахнул рукой, не выпустив из нее телефонного аппарата.
      - Жители тоже поймут, уверяю вас! Если вы подготовите сообщение и утром объявите по радио, что случилось, куда была послана снегоуборочная техника, у вас не будет ни одной жалобы. Да-да - от мала до велика выйдут с лопатами на улицу разгребать снег вручную. Вот увидите... А не надо так бояться сообщать людям о несчастьях. Если объяснить им прямо и честно - они поймут. Плохо же вы их знаете...
      Там, видимо, сказали что-то примирительное. Капитан успокоился и поставил аппарат на стол.
      - Вот это другое дело. Значит, все ясно? Первый отряд - немедленно, второй - не позже чем через час. Мы прибудем к вам даже раньше. Готовить лопаты и сообщение для радио начнете после нашего отъезда.
      Он бросил трубку на рычаг и обернулся к директору.
      - Я ничего не упустил?
      - Похоже, что нет. Теперь весь вопрос в том, за сколько часов мы сможем пробиться к "Карточному домику".
      - Точно не скажешь. Снежные заносы - штука коварная. Вездеход на полной скорости доходит за три часа? Значит, нам с разгребанием снега, ночью... В лучшем случае - за шесть часов. Пять - это рекордно.
      - А сколько у нас в запасе?
      - Сейчас двенадцать ночи. Без пяти минут. Если Сильвестров тоже начал опыт под утро...
      - Надо узнать длину тонкой магнитофонной ленты.
      - Боюсь, мы это сейчас узнаем, - сказала Тамара Евгеньевна, кивнув на дверь радиорубки.
      Вошел запыхавшийся радист. Наушники свободно болтались у него на шее, а в руках были зажаты две бобины с магнитофонной лентой - одна побольше, другая поменьше.
      - Вот. На складе только такие. Не знаю, какие они брали для своей "Мнемозины".
      Все молча уставились на Этери.
      Она виновато потупилась и ткнула пальцем в меньшую.
      Казалось, от тягостной тишины в радиорубке стало еще теснее.
      - Эх, девушка! - не выдержал радист. - Не знаете, что ли, как шьют на подрастающих? С запасом, с припуском. А ваша-то "Мнемозина" самая подрастающая и есть.
      - Подрастающая кобра, - пробурчала Тамара Евгеньевна.
      Капитан повернул бобину в руках и поднял глаза на радиста.
      - На сколько она?
      - А скорость у них какая в "Мнемозине"?
      - Маленькая, совсем маленькая. - В голосе Этери мелькнула надежда. - Пять метров в час.
      - Значит, двадцать часов будет вертеться. От щелчка до щелчка.
      Все головы повернулись к настенным часам. Большая стрелка переползла уже цифру "12" и с равнодушным тиканьем продолжала отсчитывать секунды следующего дня - второго дня нового года.
      - Не успеть.
      Директор замотал головой и, запустив обе ладони под ворот свитера, оттянул его так широко, словно хотел захватить весь воздух в маленькой комнатке.
      - Если он начал вчера в пять, - сказала Тамара Евгеньевна, - тонкая лента будет поддерживать жизнь спящих до часу ночи. Это все, что есть в нашем распоряжении: час, не больше. Но если...
      - Больше никаких "если". - Капитан оттолкнул стул и поднялся. - Мы сделаем все возможное, чтобы успеть. Все равно других путей нет. Остается только надеяться, что он начал позже, где-нибудь на рассвете.
      - Нет! Так нельзя! - Этери тоже вскочила на ноги и, схватив телефонный аппарат, протянула его капитану. - Позвоните на аэродром. Нужно найти летчика-добровольца. Хоть одного! Чтоб доставили меня туда... Я бы подклеила ленту... Ведь это все из-за меня случилось. Если бы я не удрала... Пусть сбросят с парашютом! Правда, я никогда не прыгала, но вдруг получится...
      - Успокойтесь, Этери. Добровольцы, конечно, найдутся. Но техника не всесильна. Нет еще таких летательных аппаратов, которые могли бы подняться в воздух при десятибалльном ветре. Придется ползти по земле. Андрей Львович, вы с нами?
      - Разумеется. Тамара Евгеньевна, оставайтесь здесь в радиорубке. Я буду вызывать вас с дороги каждые пятнадцать минут.
      - Хорошо. Счастливо вам. И не надо отчаиваться раньше времени.
      Капитан, за ним Этери, последним - директор выбрались из тесной рубки, пошли по коридору.
      Они уже начали спускаться по лестнице, когда до них донесся вопль радиста - то ли изумленный, то ли радостный - не понять.
      - Эгей! Домик! Домик снова заговорил!
      Капитан изогнулся всем корпусом назад,напрягся и вдруг рванул по коридору, как по стометровой дорожке.
      Когда Этери и директор добежали до дверей рубки, он уже сидел рядом с радистом, оттеснив назад Тамару Евгеньевну, прижав ухо к репродуктору.
      Детский голос, доносившийся оттуда, был не похож на тот, который они слышали раньше.
      - Але. Але, вы меня слышите? Говорят из дома с лабораториями. Со второго этажа я с вами говорю. Ответьте, пожалуйста. Перехожу на прием.
      Капитан схватил микрофон, переключил тумблер.
      - Да, мы вас слышим. Кто говорит? Почему не выполнили приказ, не покинули здание?
      - Говорит Коля Ешкилев. Я вам хотел объяснить... Вы думаете, наверно, что мы ребята-старички, а мы обыкновенные ребята. Настоящие. И ничего мы не забыли. Если не верите, позвоните в Большой поселок, школа-интернат номер восемь, спросите директора Алексея Федотыча. Мы утром сегодня еще там были. Мы шли на лыжах, потом заблудились и попали сюда.