Новгородский толмач

      Родители жены Алольцева - новгородцы, и они сдают ему хороший дом на улице Кузмодемьянской. Когда Алольцев узнал, что я владею многими языками, в том числе фламандским и английским, он стал меня уговаривать поработать на него. Ему очень хочется расширить свои операции с купцами из Фландрии и Англии, которые не входят в Ганзейский союз. Он уверен, что сможет продавать свои товары с большей выгодой, если ему удастся обойти монополию Ганзы. Главный его товар - дорогая моржовая кость, которую здесь называют "рыбьим зубом", а добывают в северных морях. У Алольцева хорошие связи с охотниками, промышляющими в Белом море, он и сам ездил туда несколько раз.
      Мы договорились, что я буду приходить к нему по воскресеньям, когда Немецкий двор закрыт. Надеюсь, преподобный отец, это не вызовет у Вас возражений. Ведь достоверные сведения о Пскове могут в будущем оказаться очень полезными. Город этот хотя и меньше Новгорода, тоже очень богат и влиятелен. Говорят, крепость его никто не мог взять вот уже двести лет, хотя и немцы, и литовцы, и шведы пытались не раз. А недавно стены и башни Псковского Кремля были перестроены и сильно укреплены.
      Засим я припадаю к Вашим стопам и доверяю это письмо затвердевшему воску, надутым парусам и крепким рукам, держащим руль корабля.
      Стефан Златобрад.
      Письмо к фрау Урсуле Копенбах,
      посланное в город Любек в мае 1468 года
      Бесценная и любимая фрау Урсула, мать и благодетельница!
      Много дней пронеслось цепочкой и намоталось на свиток Вечности после отправки моего последнего письма к Вам. И где же хранится у Господа до дня Последнего суда этот свиток, со всеми нашими добрыми и злыми делами, греховными помыслами, слепыми порывами? Тайна, загадка.
      Зато у меня теперь есть возможность посылать Вам письма не через нашего бесподобного и преподобного епископа, но напрямую, с купеческим кораблем, отплывающим из Пскова. А это значит, что я смогу писать Вам чуть свободнее и не перечитывать мысленно каждую фразу глазами добродетельного отца Бертольда. Хотя надеюсь при этом удержаться и не впасть уже в полную развязность, какую я, кажется, позволял себе в пору моей юности в Вашем доме.
      Большие перемены произошли в моей жизни за прошедшие месяцы. Дело в том, что мне удалось сблизиться с одним русским семейством, и я довольно много времени провожу под их гостеприимным кровом. Купец Алольцев сначала пригласил меня перевести для него несколько писем, которые он хотел отправить в Англию и Фландрию. Потом я помог ему провести деловые переговоры с купцами у нас в Немецком дворе. А потом он спросил, не соглашусь ли я давать уроки немецкого и латыни его десятилетнему сыну. И я согласился.
      В зимнее время число гостей у нас в Немецком дворе уменьшилось, мои услуги требовались реже. Староста двора был даже доволен тем, что я нашел себе приработок на стороне, и аккуратно вычитал из моего жалованья за каждый день, который я проводил у Алольцевых.
      Давайте я для начала опишу их дом. Он выстроен из толстых бревен, которые до сих пор остаются здесь главным строительным материалом. Пожары в городе из-за этого случаются весьма часто, но русские мирятся со злом огня, считая зло холода - страшнее. Они полагают, что каменные стены высасывают тепло человеческого тела слишком быстро. Возможно, в их холодном климате это суждение справедливо. Из камня строятся только церкви или дома очень богатых людей. Но в церкви человеку нет нужды снимать верхнюю одежду, а богатые люди могут не жалеть денег на дрова и на утепление стен коврами.
      Нижний этаж в доме Алольцевых, как это здесь принято, отведен под склад всевозможных припасов, инвентаря, инструментов. Здесь же устроена печь, отапливающая весь дом. Горячий дым поднимается по глиняным трубам, искусно проведенным сквозь верхние надстройки, и выбрасывается наружу. Даже в светелке третьего этажа, где мы занимаемся языками с мальчиком Андреем, зимой было довольно тепло.
      Главные комнаты расположены на втором этаже. Мне довелось пока побывать только в горнице хозяина, где у него устроен рабочий стол, хранятся торговые книги, расписки, наличные деньги. Здесь он принимает посетителей, ведет переговоры с другими купцами, диктует мне письма. До чтения он жаден весьма и всякие писания, которые ему удается добыть, отдает местным переписчикам, а снятую копию потом хранит в специальном нарядном сундуке под замком. Кажется, больше всего его интересуют описания путешествий и исторические хроники. Он оказал мне доверие, дав почитать интереснейший труд "Хождение на Флорентийский собор" - о поездке русских епископов на Вселенский собор, созывавшийся в Италии тридцать лет назад. Видимо, ему хотелось показать мне, что не все русские затыкают уши, как только слышат голос из Рима, что и они способны разумно обсуждать трудные вопросы веры.
      С особенным интересом я прочитал в этой книге отрывок, относящийся к нашему родному Любеку. Русские путешественники были поражены его чистыми мощеными улицами, стеклянными окнами, фигурными фасадами зданий, бьющими повсюду фонтанами. Не укрылось от их внимания и то большое колесо, которое забирает воду из реки и одновременно крутит вал станка в сукнодельной мастерской. В монастыре им показывали множество книг, дорогих облачений, священных сосудов и ларцов со святынями. Но больше всего поразили автора "Хождения" механические фигуры в монастыре (помните, Вы водили туда меня и Грету?), когда ангел слетает с небес, возлагает венок на Мадонну, а по небу движется звезда, а за ней идут волхвы с дарами и потом с поклонами кладут их к яслям младенца Христа.
      К сожалению, российское духовенство не признало Унию, утвержденную Флорентийским собором в 1439 году. Митрополит московский Исидор, подписавший ее, был встречен на родине гневными протестами и низложен. Сейчас всякое упоминание об Унии считается делом опасным. Тем более я ценю доверие, которое оказал мне Алольцев, дав эту книгу. Он также обещал дать мне для прочтения житие весьма почитаемого им святого по имени Сергий Радонежский, когда переписчики закончат работу.
      Жена Алольцева, по имени Людмила, очень хороша собой и приятна в обращении. По виду ей еще нет тридцати. У местных дам принято покрывать лица румянами и белилами, но ей они не нужны. Она, смеясь, рассказывала мне, как другие купчихи громко осуждают ее за то, что она является на общие праздники и церковные богослужения не накрашенная, как они, и они проигрывают рядом с ней в глазах своих мужей. Я позволил себе преподнести ей ручное зеркало хорошей кельнской работы, и она была очень довольна. Настенных зеркал у русских в домах не бывает, церковь относится к ним неодобрительно. Нет на стенах и картин или эстампов, как это принято у нас. Считается, что украшать комнату должны только священные изображения.
      Почитание икон здесь доведено до такого же идолопоклонства, как это было у греков в Византии. Ведь русские приняли христианство от восточных схизматиков и старательно копировали и повторяли их заблуждения в течение вот уже шести веков. Думаю, Алольцевы не приглашают меня в другие горницы, потому что верят, что даже взгляд иноверца может повредить изображениям святых. В случае пожара обитатели дома прежде всего бросаются спасать висящие там образа. Один ганзейский купец арендует дом у русского, который заранее убрал и унес весь иконостас, а перед иконой, нарисованной на стене, долго молился и просил у нее прощения за то, что оставляет ее на поругание "неверным".
      Все же мне кажется, что сами Алольцевы не склонны очень строго выполнять все требования православной церкви. Но они не хотят смущать и огорчать своих домочадцев, слуг, родню и по возможности сохраняют внешние правила благочестия. Со мной они о вере не говорят. Но я чувствую, что в их отношении ко мне - иноверцу - больше сострадания, чем презрения и осуждения. Ведь я, по их понятиям, обречен на вечные адские муки! Они, конечно, не могут позвать меня в свою церковь. Зато они недавно пригласили меня принять участие в празднике поминовения усопших, который проводится на кладбище под открытым небом. Все же они посоветовали - и я с готовностью согласился сменить немецкую одежду на русскую.
      Видели бы Вы меня в этом наряде, бесценная фрау Урсула!
      На голове у меня был нахлобучен красный колпак с меховой оторочкой и всякими побрякушками, колотившими меня при ходьбе по лбу и ушам. Поверх рубахи на меня напялили длинный зеленый кафтан, который называется "однорядка". Рукава у него откидные, свисают чуть ли не до земли, а полы спереди короче, чем сзади. На поясе у меня болтался ножик в чехле, ложка тоже в чехле и кожаный кошелек "калита". На ногах были красные сапоги до середины икры, с задранными носами и подошвами, подбитыми гвоздиками. Обувь здесь шьют по одной колодке, не отличая правого сапога от левого, и из-за этого к концу дня я натер себе изрядные мозоли.
      Кладбище расположено на высоком берегу реки, так что все семейство Алольцевых с удобством добралось до него на ладье. Когда мы прибыли, то увидели там уже множество народу. Могилы были украшены красивыми расписными платками, на которых лежало принесенное угощение: пироги, оладьи, крашеные яйца, вяленая рыба. Плакальщики стояли кругом или опускались на колени в свежую траву. Между могилами ходил священник с дьячками, размахивал кадилом. Женщины буквально разрывали его на части, требуя, чтобы он помянул их покойных родственников в первую очередь. Ему зачитывали имена, он повторял их и возносил к небу мольбу о спасении их душ, закутанную в облачко ладана. Тут же получал плату пирогами и деньгами и двигался к следующей могиле.
      Знаете ли Вы, что священник здесь не только не дает обета безбрачия, но, наоборот, не может получить приход, до тех пор пока не женится? Если же жена его умрет раньше него, он теряет право совершать многие важные обряды. Вдовый "поп" - это священник второго сорта, ему приходится уплачивать большие деньги, чтобы сохранить свой пост в церкви. Вы можете себе представить, какой трепетной заботой местные попы окружают своих супруг! Завидная судьба в стране, где битье жены считается чуть ли не долгом каждого главы семейства.
      Плач и причитания прокатывались по кладбищу волнами. Вдруг я услышал близко-близко пение, пронзившее мое тело сладостной дрожью. Казалось, от ушей к сердцу у меня протянулась трепещущая серебряная струна. Я оглянулся и увидел, что поет жена купца Алольцева, Людмила. Игла ее голоса улетала высоко-высоко и словно бы нанизывала на себя плывущие по небу весенние облачка. Из-под закрытых век слезы текли по щекам, избавленным от румян и белил. Имена деда и бабки, лежавших в могиле, слетали с ее уст с такой нежностью, что даже ангелы Божьи могли услышать эту молитву и полететь к престолу Господню, просить о милости для двух вероотступников поневоле. Ведь и преподобный епископ Бертольд разъяснял нам, что души отступников были только сбиты с праведного пути лжепастырями Восточной церкви, но не погублены навеки. И Христос сказал хананеянке: "Велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему". Да будет по желанию Людмилы, да спасутся души близких ее!
      Муж ее слушал пение, полуприкрыв глаза, стоял с непокрытой головой, заметно возвышаясь над другими плакальщиками и попами. Лицо его имеет сильно выраженный скандинавский характер, оно заострено вперед, как нос ладьи или острие топора. Помните, как Вы любили во время наших прогулок по улицам Любека испытывать мою способность угадывать характер встреченного человека по лицу? Так вот, если бы мы встретили Алольцева, я бы сказал о нем следующее: этот человек умеет выразить почтение богатым и знатным, но в глубине души всегда помнит, что перед Господом мы все равны; он способен честно соблюдать договор и первый не нарушит его; однако, став жертвой обмана, не станет жаловаться и попрекать нечестного, а затаится и в удобный момент нанесет ответный удар безжалостно; он не лишен сострадания к людям и способен отозваться на чужую беду, даже если видит, что человек сам навел ее на себя своими словами или делами; из Христовых заповедей ему легче всего исполнить "не судите, да не судимы будете"; но подставить левую щеку ударившему его в правую он не сможет никогда.
      Торговля - мирное занятие, но Алольцеву, как и всем псковичам, уже не раз доводилось надевать латы и брать в руки меч. Сейчас снова возникает раздор у Пскова с немецкими рыцарями из-за пограничных деревень, и жена Людмила мрачнеет каждый раз, когда разговор заходит о возможной войне.
      Написал "как и всем псковичам" и вспомнил, как Вы, дорогая матушка, иногда посмеивались над моей страстью сразу кидаться от отдельного к общему. Помните, я объяснял маленькой Грете, что такое птица, и заявил, что это просто животное, которое умеет летать. И вы тут же, с серьезным лицом, начали перечислять: "Например, пчела, комар, майский жук, божья коровка, а с другой стороны, курица, страус, домашний гусь..." Так и теперь меня все время подмывает описывать Вам русских "вообще", как племя с такими-то нравами, обрядами, одеждой, обычаями. Ведь слово "вообще" дает нам соблазнительную иллюзию власти над хаосом и непредсказуемостью бытия. Но я не поддамся соблазну! Вот описал Вам сеьмю Алольцевых и торжественно заявляю: они именно такие, сами по себе, на других - ни псковичей, ни новгородцев, ни москвичей - не похожие. И я очень надеюсь, что судьба позволит мне пробыть с ними подольше, узнать поближе.
      Засим прощаюсь с Вами, бесценная матушка, и молюсь о Вашем здоровье и благоденствии.
      Стефан.
      Ночной дневник, лето 1468 года
      (по-готски)
      Немецкий двор охвачен тревогой. Приехали послы ганзейских городов, ведут новые переговоры с Великим Новгородом о правилах торговли. Новгородцы настаивают на том, чтобы их кораблям разрешен был проход в Балтийское море и дальше, чтобы "путь морской был чист". Ганзейцы категорически возражают и требуют "подписания договора по старине". В противном случае грозят вообще закрыть Немецкий торговый двор.
      О, Свиток времени - как хотелось бы научиться заглядывать в тебя хоть на один виток вперед! Неужели моя миссия, начатая так удачно, оборвется в самом начале? Но, может быть, это и лучше? Вернуться на родину, снова увидеть фрау Урсулу, Грету, старых друзей... Закончить срок послушничества в монастыре, принять священнический сан. Укрыться от дьявольских соблазнов и искушений, которыми кишит этот город, поклоняющийся не Христу, а языческому Бахусу и Золотому тельцу. В любое время дня на его улицах можно встретить полуголых людей, которые пропили или проиграли в кости всю свою одежду. А вчера своими глазами видел, как из бани во дворе Алольцевых вышла совершенно нагая служанка, крикнула истопнику, чтобы принес еще воды, и спокойно ушла за дверь.
      Встревоженные ганзейцы спешат распродать свои товары, спускают цены. Русские купцы пользуются счастливым моментом и требуют за воск и меха чуть не вдвое больше обычного. Мне приходится участвовать в переговорах с утра до вечера, уши болят от их криков. У Алольцевых бываю только по воскресеньям. Но все же после рабочего дня увожу повара в свою каморку, угощаю пивом и упражняюсь в эстонском. Чтобы убить двух зайцев, пытаюсь вместе с ним переводить заученные русские пословицы на эстонский.
      (дальше на эстонском)
      Женское "да" и женское "нет" так близко друг к другу - иголку не просунешь.
      Садясь есть, книгу закрой - а то память заешь.
      Кто любит попа, кто попадью, а кто попову дочку.
      Век мой прошел, а дней у Бога не убыло.
      Себя уморишь, а на людей не угодишь.
      Упражнения:
      Я смотрю. Я буду смотреть. Я смотрел.
      Лавка стоит. В лавке купец сидит. Купец продает браслет.
      Я вижу. Я увижу. Я увидел.
      Я видел. Я видел ее. Я смотрел на нее.
      Она говорила. Она смотрела. Она пела.
      Мы говорили. Мы смотрели. Мы шли. Мы смеялись.
      Она вышивала. Она наливала. Она смеялась. Она смотрела в книгу. (На эстонском пока нет слова "читать".)
      У нее кольцо. У нее синий браслет. У нее ожерелье. Янтарь. У нее желтые сапожки.
      Соблазн. Грех. "У дверей грех лежит, но ты господствуй над ним". Господствуй, Каин.
      Кто любит купца, кто купецкого сына, а кто купецкую жену.
      Покаяние. Суд. Бог. Пропасть. (На эстонском нет пока слова "ад".)
      Глава 3. Псков
      Его преосвященству Бертольду Ольденбургу,
      в Любек, март 1469
      (латынь)
      Преподобный отец Бертольд, учитель и благодетель!
      Итак, то, чего мы опасались, произошло: ганзейцы не смогли договориться с новгородцами и закрыли Немецкий двор на неопределенное время. Выполняя Ваше распоряжение, я остался в Новгороде, поступив на службу к Ермолаю Лукичу Алольцеву. Через него мейстер Густавсон будет продолжать вывоз воска, а значит, мои послания, как я надеюсь, будут по-прежнему достигать Вас.
      Слова одобрения в Вашем последнем письме очень согрели мое сердце. А известие о том, что копия моего отчета была послана в Рим самому кардиналу Виссариону, наполнило душу таким тщеславием, что я сам себе назначил сто покаянных поклонов перед распятием.
      Но как же не возгордиться! Ведь я только обронил в письме эту идею подыскать для московского князя Ивана католическую невесту в Европе, - и вот она уже начинает воплощаться в жизнь. Мне удалось здесь встретиться с послом из Рима, Юрием Траханиотом, когда он проезжал в январе через Псков и Новгород в Москву. Он немного рассказал мне о принцессе Софии, племяннице последнего византийского императора. Так как она была крещена восточными вероотступниками и детские годы, до приезда в Рим, провела с ними, ей будет легче войти в доверие к московской знати и духовенству. Если этот брак состоится, я уверен, наша миссионерская деятельность в Московии получит могучий толчок вперед.
      На зимний период семейство Алольцевых должно было вернуться в Псков, и Ермолай Лукич взял меня с собой. Я был этому весьма рад, потому что Псковская республика и Псковская крепость заслуживают отдельного описания, каковое и следует ниже.
      Зимой здесь путешествуют на санях. Мне были предложены отдельные сани, и я самоуверенно согласился сам взять вожжи в руки, воображая, что моего опыта управления повозкой будет достаточно. Не тут-то было! Пока наш обоз катился по замерзшему Ильменскому озеру, все шло так гладко, как это и должно быть на свежем крепком льду. Но как только мы въехали в устье реки Шелонь, мои сани - и почему-то из всего обоза только мои! - начали налетать на каждый спрятанный под белым покровом торос. Я вылетал в снег вместе со своими пожитками, ко всеобщей потехе. На пятый раз Алольцев уговорил меня уступить вожжи одному из слуг и отдаться спокойному созерцанию русских снегов и небес. Зрелище колючих заснеженных вершин, плывущих на ослепительной голубизне, требует пера настоящего поэта и такого количества страниц, которое просто не вместится в наш глиняный свиток. Поэтому я упомяну лишь, что путешествие наше заняло три дня и что одну из ночей мы провели в городе Порхов, где Алольцева принимал его родственник и торговый партнер в весьма обширном и теплом доме. Ни дикие звери, ни злые разбойники не осмелились помешать нашей поездке.
      Я, конечно, читал записки фламандского путешественника Гилберта де Ланноа, который посетил эти места пятьдесят лет назад. Как Вы помните, он считал, что в его время с Псковской крепостью в Северной Европе могли сравниться только крепости Мариенбурга и Дерпта. Но когда я увидел своими глазами стены и башни Псковского Кремля, я испытал в сердце укол такого почтения и даже страха, будто сам уже находился в рядах будущих крестоносцев, которым вот сейчас предстоит идти на штурм этой твердыни. Естественный холм, находящийся на слиянии двух рек - Псковы и Великой, - был в свое время увеличен искусственной насыпью, в которую стены врастают мощным основанием на большую глубину. Храм Святой Троицы внутри Кремля возносится на высоту, может быть, трех башен, его сияющие под солнцем купола видны за много верст. Алольцев с гордостью рассказывал мне, что за всю долгую историю Пскова ни один враг еще не решился приблизиться к этим стенам вплотную. Хотя военные столкновения с соседней Литвой, Ливонией и Тевтонским орденом случаются весьма часто, они сводятся к стычкам на окраинах республики и разорению сельской местности. Твердыня Псковского Кремля стоит нерушимо.
      Недавно мне довелось подслушать, как мой хозяин давал своему сыну урок военной географии. Он вычертил на листе бересты границу Псковской республики и стал рисовать стрелы, показывающие армии приближающихся врагов. Сын должен был назвать пограничную крепость, куда следует срочно отправить подкрепления.
      - Ливонцы подступают с севера! - кричал Алольцев.
      - Дружине выступить на Гдов! - откликался сын.
      - Немцы готовят удар с запада!
      - Коней седлать! Скакать на подмогу Изборску.
      - Ордынцы крадутся с юга.
      - Конный полк - на Опочку! Пеший - на Велье, другой - на Воронич!
      Каждый псковский мальчишка с детства знает, что рано или поздно ему предстоит военная служба. Даже малочисленные отряды псковичей бьются весьма упорно и коварно. Сорок лет назад литовский князь Витовт, которому помогали татары, пытался взять крепость Опочку. Осажденные заранее подпилили сваи моста, а дно реки уставили острыми кольями. Передовые всадники наступавших свалились в воду. Не в силах видеть мучения несчастных, корчившихся на кольях, их товарищи пытались прийти на помощь и гибли под стрелами со стен. Два дня Витовт штурмовал крепость и должен был отступить ни с чем.
      Памятуя наставления Вашего последнего письма, преподобный отец, я отложил внимательный осмотр боевых укреплений на будущее и в первую очередь попытался собрать побольше сведений о внутреннем устройстве этой маленькой республики. Правит здесь, как и в Новгороде, совет бояр и посадников, но все важные вопросы выносятся на утверждение всенародного веча, которое собирается на площади перед храмом Святой Троицы. Псковичи гордятся тем, что у них не бывает таких свирепых раздоров, как в Новгороде, где схватки между партиями часто выливаются в уличные драки и кровопролития. Действительно, я очень быстро мог убедиться, что нравы псковичей характеризует гораздо большая сдержанность и умение владеть своими страстями. Но и здесь неопытного новичка подстерегают всякие западни и ловушки.
      Так, мейстер Густавсон два года назад чуть не попал здесь в судебную паутину. Он одолжил одному псковскому купцу - человеку проверенному и честному - изрядную сумму денег для закупки осетровой икры в Астрахани. Но купец, возвращаясь из поездки, уже всего за день пути до дома, провалился с санями под лед и утонул. Мейстер Густавсон, дав душе покойного вознестись и найти свое место в мире ином, пришел к наследникам, предъявил им расписку и попросил вернуть долг - деньгами или товаром. Но наглые наследники заявили, что знать ничего не знают и что в завещании покойного никакой Густавсон не упомянут. А если он захочет судиться, то это будет его слово против их слова. И судья, как это положено в таких случаях, предложит решить дело Божьим судом, то есть поединком. Вот, как раз тут стоит племянник покойного, у которого давно не было случая поразмяться. И указали на молодца с кулаками размером со свиную голову каждый.
      Алольцев потом объяснял Густавсону, что ему следовало расписку заверить и оставить копию в городском архиве, который называется "ларь". И первая работа, порученная мне моим нанимателем, был перевод на немецкий больших отрывков из местного свода законов, именуемого "Псковской правдой". Свод этот был недавно пересмотрен и утвержден собраниями всех пяти областей ("концов"), из которых состоит Псковское государство. Алольцев уверен, что этот перевод будут покупать у него все приезжие купцы, а друзьям и партнерам он сможет дарить его, чтобы они не нарушили по незнанию местных порядков.
      В основном я переводил статьи, касающиеся соблюдения торговых сделок и обязательств, и правила судебного разбирательства. Должен сознаться, я был поражен вниманием, которое их законодательство уделяет охране собственности человека. Воровство карается весьма сурово, а за кражу в центре города, на территории Кремля, где ведутся основные торги, - смертная казнь. Немудрено, что купцы из всех стран так охотно везут свои товары в Псков, - они знают, что и сами они, и их имущество будут здесь в полной безопасности.
      "А откуда же берутся у вас князья?" - спросил я Алольцева. Оказалось, князя приглашает совет бояр и посадников в качестве военачальника, наподобие того, как вольные итальянские города приглашают кондотьеров. Но в делах управления городом князь почти не участвует. Если город недоволен князем, он может его прогнать. Но и сам князь может отказаться от принятых на себя обязательств ("снять с себя крестное целование"), если какие-то решения веча покажутся ему неправильными.
      Алольцев с горечью рассказал об отъезде князя Александра Васильевича Чарторыйского, которого все псковичи весьма почитали. Это был военачальник смелый и успешный, водивший псковские войска против Ливонии и Ордена много раз и возвращавшийся с победой. Но псковичи решили, что им не устоять против давления с севера без помощи Москвы. Они стали просить тогдашнего князя Московского, Василия Темного, о подмоге. "Подмогу дам, - сказал Василий, но пусть ваш князь Чарторыйский поцелует крест на верность мне и моим детям и станет моим наместником у вас". На это Чарторыйский сказал: "Моя верность - свята, а кто мне поручится за верность князя Василия? Сколько уже его верных слуг, да и кровных родственников поплатились за то, что верили его клятвам?" И уехал из Пскова в Литву, не слушая просьб и уговоров остаться.
      В этом переплетенном треугольнике - Псков, Москва, Новгород - дела церковные (самые для нас важные) играют первостепенную роль. И, думаю, не хватит и ста Эвклидов, чтобы разгадать все теоремы и задачи, вырастающие из его углов. Но вот как мне объяснили положение дел на сегодня. По традиции московский митрополит утверждает архиепископа новгородского (проводим линию вверх от Москвы к Новгороду), а тот уже назначает епископа во Псков (линия вниз, на юго-запад от Новгорода к Пскову). Но недавно псковичи обратились с просьбой к московскому митрополиту, чтобы он назначал им епископа напрямую, выбирая из псковских священников (проводим горизонтальную линию от Москвы к Пскову).
      Ничего из этого не вышло, однако конфликт продолжал разгораться. И спорным вопросом оказалось положение вдовых попов. Как Вам известно, у вероотступников неженатый поп - это священнослужитель второго, если не третьего сорта. И вот в прошлом году Псковское вече вынесло постановление: овдовевших священников в церкви не допускать, а требовать, чтобы они, как это было заведено исстари, поступали в монастырь.
      Это постановление как обухом по голове ударило друга семейства Алольцевых, отца Дениса. Мало того, что он только что потерял любимую жену, которая умерла в родах, теперь у него отнимали и смысл и дело всей его жизни - церковное служение. Конечно, в наших глазах женатый священник - то же, что корабль с пробитым дном. Но все же грустно видеть, как Провидение безжалостно разрушает все мечты человека достойного, по мере сил и обстоятельств стремившегося к Добру.
      Теперь у него одна надежда: что архиепископ Новгородский Иона не допустит изменений, принятых Псковским вечем. Дело в том, что канцелярия архиепископа получает с каждого овдовевшего попа изрядную мзду за разрешение остаться при своей церкви. Архиепископ этой зимой явился во Псков, собрал положенные подати и пригрозил отлучением, если псковичи не отменят свое постановление. Сейчас все с напряжением ждут, какой ответ придет по горизонтальной стороне треугольника - что решит московский митрополит, на суд которого передана тяжба. Как только это станет известно, я поспешу сообщить Вашему преподобию во всех подробностях. Ведь любой раздор в стане вероотступников нам на руку и может послужить славе Христовой и усилению папского влияния здесь.
      Пока же заканчиваю это затянувшееся послание и остаюсь Вашего преосвященства покорнейшим слугой,
      Стефан Златобрад.
      Письмо к фрау Урсуле Копенбах,
      отправленное из Пскова в сентябре 1469 года
      Бесценная матушка и благодетельница!
      Чем дольше я живу среди русских, тем больше поражаюсь изобретательности, с какой Враг рода человеческого склоняет наши души когда они оставлены без надлежащего руководства - к самым диковинным причудам и греховным увлечениям. За полгода жизни в доме Алольцевых, а потом еще за два месяца в их вотчине - деревне Савкино, что на реке Сороть, - я насмотрелся на нравы местного народа и нахожусь под таким сильным впечатлением, что просто должен поделиться с Вами и услышать Ваш мудрый комментарий. Ведь это Вы первая избавили меня от панического страха перед самовольством нашего тела, объяснив, что не мог Господь сотворить нашу оболочку из глины только для того, чтобы отдать ее на потеху Дьяволу.
      Местные же попы, похоже, до сих пор не уразумели этой истины. Насколько я мог судить, все их проповеди и поучения наполнены проклятьями бренному сосуду нашей души. С другой стороны, главная слава местных святых и чудотворных икон проистекает из сотворенных ими исцелений. Спрашивается: что же почетного и славного может быть в исцелении, то есть в починке сосуда, который сам по себе есть источник всякого греха и соблазна? Похоже, никто из местных не видит тут противоречия, а я стараюсь помалкивать и держать свои сомнения при себе.
      У православных церковников существуют длинные списки покаянных наказаний на все случаи, когда человек уступает требованиям плоти. Сколько дней поститься, сколько дней сидеть без воды, сколько отбить поклонов, сколько раз прочесть "Отче наш" - полный прейскурант воздаяний. При этом, во время исповеди священник не ждет, чтобы его духовное чадо само рассказало ему о своих прегрешениях. Нет, он по специальному, утвержденному церковью списку задает ему наводящие вопросы.
      Недавно мне довелось слышать, как огорченный Алольцев советовался с другом их семьи, попом Денисом. Жена Алольцева, Людмила, вернувшись с исповеди у нового священника, присланного из Новгорода, спросила мужа, как может девка согрешить с девкой. Она никогда о таком не слыхала. А поп ее все расспрашивал, не взлазила ли она в бане на подругу или подруга на нее. И дальше все такие же вопросы: не дошла ли до греха с родственником мужа? С кумом или крестным сыном? А на пьяного мужа взлазила ли? В задний проход или сзади с мужем совокуплялась ли? Сама своею рукою в свое лоно пестом или свечой или стеклянным сосудом тыкала ли?