У Прасковьи покруглели глаза, она шумно задышала, а потом схватила с подоконника горшок с геранью и запустила в мою сторону. Цветок упал рядом с моими ногами, я возмущенно посмотрела на глиняные черепки и рассыпавшуюся землю.
      –А если я? – над головой засветился синий энергетический шар.
      –Убивают! – заверещала Прасковья, как резанная. – На помощь! Стража! Стража!
      Она скрылась в комнате, так торопливо захлопнув оконце, что задрожали стекла. Я поспешно схватила ничего не замечающего вокруг себя Ивана и потащила его в сторону постоялого двора.
      –Куда ты меня потащила, ведьма данийская! – захныкал он, без особого сопротивления плетясь за мной.
      –Пойдем, герой любовник, лечить тебя будем!
      Как говорила моя любимая тетка: «Если нет рецепта зелья, то вари соответственно своему таланту, умению и зову сердца. Фантазируй, – кивала она, кидая в огромный прокопченный чан лапки летучих мышей, – что-нибудь обязательно получится».
      К моему огромному сожалению, книжечка моя с рукописными рецептами отворотов оказалась безвозвратно потеряна, и зелье пришлось готовить, по зову сердца и соразмерено моим умениям, то есть «как Бог на душу положит».
      Бог на душу положил три листка папоротника, четыре недоспевшие волчьи ягоды, пять тонких телец одуванчиков и какую-то совершенно невообразимую траву, больше похожую на зонтики и оставляющую красные ободки-ожоги на руках. Кроме того, в шкафу на кухне нашлась бутыль с вином, три сырых яйца и баночка с сушеной травкой, на бумажке значилось «Кориандр», что это такое я понятие не имела, но на всякий случай тоже взяла. У себя я обнаружила остатки небезызвестной настойки от комаров и корешок валерианы.
      Я забралась подальше в сад, сложила очаг, развела костерок, поставила на него маленькую кастрюльку, честно украденную из, все той же, кухни хозяйки. Потом вылила туда вино, настойку, разбила яйца, кинула все травки и корень валерианы, высыпала всю банку кориандра, размешала и прочитала самое простейшее заклинание, которое слышала от Марфы: «Варись зелье отворотное, варись зелье отворотное – поворотное. Чтобы вьюнош не любил, – тут я запнулась, запамятовав слова, и добавила от себя, – чтобы девку сильно бил!»
      Зелье дымило и бурлило, кастрюлька снаружи покрывалась равномерным слоем гари, запах вокруг витал отвратительный, и слезились глаза.
      –Аська, – услышала я голос Сергия.
      –Я тут! – заорала я в ответ, помешивая в кастрюльке варево, медленно превращающееся из серого в едко-оранжевый цвет.
      Приятель, словно медведь, вылез из кустов.
      –Вехрова, ты чего тут делаешь? Воняет на весь сад! – фыркнул он и громко чихнул.
      –Я зелье отворотное варю! – буркнула я, из кастрюльки повалил сизый дым.
      Сергий отошел на шаг, мало доверяя моим магическим опытам.
      –Ты тут зелья варишь, – протянул он, отходя еще на шаг, от затопляющего клочок сада смердящего дыма, – а тебя разыскивают! – хмуро добавил он.
      –Меня разыскивают? – изумилась я, тыча ложкой себе в грудь, капля зелья упала мне на сапог и, шипя, прожгла в нем дыру. Сергий попятился, я глянула испуганными глазами на дырку с оплавленными краями, в которой виднелся коричневый гольф, потом на него:
      –А зачем меня ищут?
      – А ты почто на Прасковью Ивановну напала?
      –Что я сделала? – я в ужасе махнула ложкой, ядовитые капли зелья разбрызгались вокруг. Приятель шарахнулся в сторону.
      –Ты Прасковью шаровой молнией чуть не прибила, в окно бросила!
      –Сергий, – стараясь не замечать, как екнуло сердце, пробормотала я, – я не умею создавать шаровых молний! Я просто за Ваней пошла, он ей песни орал под окном. Да, я, можно сказать, спасла ее от разрыва барабанных перепонок!
      –Ну, не знаю, – протянул Сергий, – только Властитель Арвиль Фатиа пообещал, что ежели тебя изловит, то на костре сожжет. У него Прасковья Ивановна сейчас в фаворитках ходит! Магистр Леонид отговорить его не смог и теперь отмаливает твою душу перед образами на постоялом дворе!
      –Фатиа меня сожжет? – изумилась я.
      Сергий подскочил ко мне и хорошенько встряхнул:
      –Аська, убегай, пока цела! Через пару-тройку недель вернешься, глядишь, все успокоится!
      Он так резко разжал руки, что я едва удержала равновесие и налетела на дымящуюся кастрюлю, зелье оранжевого цвета вылилось на траву, смердение вокруг стало практически невыносимым. Белые эмалированные стенки кастрюльки окрасились, похоже, их теперь не отмыть.
      Мы с Постреловым с интересом рассматривали странную жидкость, продолжающую дымиться уже на земле и превращающуюся в оранжевое желе. «Странно все это, – подумала я и цокнула языком, – они обычно жидкие и прозрачные, без запаха и вкуса».
      –Это твое зелье? – усомнился Сергий.
      –Ваня! – заголосила я на весь сад. – Беги сюда!
      –Ты чего, Вехрова, задумала? – попытался остановить меня Пострелов. – Лучше бы поспешила котомку собирать и из Фатии убралась, пока жива! Чай, стража догадается, где тебя искать!
      –Подожди, Серый, – остановила я его, следя за бегущим бодрой рысцой по садовой дорожке Иваном, – может, и не придется удирать.
      Я осторожно, стараясь не вдыхать по-прежнему валящий дым, подняла кастрюльку, кое-где на стенках еще болтались ошметки желе-отворота. Я кашлянула и осторожно дотронулась пальцем до оранжевой массы, проверяя получу ли ожог, варево остыло и ядовитость ушла.
      –Ваня, – улыбнулась я, подоспевшему Петушкову, – пардон, оближи мой палец!
      Я сунула под нос приятелю перепачканный в оранжевом желе палец. Петушков с сомнением покосился на мою руку и нечищеные ногти.
      –Ты лижи, а не высматривай! – рявкнула я.
      –Ася, не надо, отравится! – заголосил Сергий в тот момент, когда Ваня послушно кончиком языка лизнул мой палец. В другое время, Петушков бы сначала опробовал варево на мне, заставив облизать всю кастрюльку, кроме того, даже близко бы не подпустил меня к себе, тем паче не стал бы облизывать мой палец. Но известно: любовь глуха, слепа, а главное делает людей идиотами. Откушав желе, Ваня скривился и мешком рухнул на землю, синея на глазах.
      –Что с ним? – подскочил Сергий к приятелю и начал трясти его за плечи, пытаясь привести в чувство.
      –Воды! – прохрипел очнувшийся Иван.
      Сергий галопом кинулся к бочкам с водой для полива, наполнил ведро из-под компоста и облил дорогого друга с ног до головы. Ваня, задыхаясь, сел и посмотрел на меня ненавистным взглядом:
      –Опять за старое взялась? Отравить решила?
      Я широко улыбнулась, похоже, прежний Петушков вернулся к нам относительно без потерь. Сергий помог ему подняться, Ваня стал отряхивать перепачканный плащ:
      –Как же я в таком виде к Прасковье Ивановне-то пойду!
      «Что?! Какая, к лешему, Прасковья Ивановна?!» Я вытаращилась на Петушкова, понимая, что потерпела полное фиаско, и как теперь спасти друга понятия не имею.
      Мы побрели к веранде, я несла испорченную кастрюльку, на глаза наворачивались слезы. «Что же теперь делать?»
      В этот самый момент в воротах появились стражники. Мы с Сергием застыли на месте, испуганно глядя то друг на друга, то стражу. Один из приехавших, завидев меня, откашлялся и развернул длинный свиток:
      –Вехрову Асию Прохоровну, – начал он поставленным голосом. Тризорка, захлебываясь лаем, кидался на незваных гостей, стараясь утащить вкопанную в землю будку, конь под стражником заходил, нервно застриг ушами, не признавая в псе домашнее животное.
      –Аська, в конюшню! – заголосил Сергий. – Я их задержу!
      Я стремглав бросилась к конюшням, схватила свою лошадку. Выскочив оттуда верхом, без седла, я кинулась к воротам. Стражи от неожиданности расступились, не сразу понимая, что преступница пытается скрыться от правосудия.
      Вперед, к Али! На этой земле лишь один человек делает самые мощные отвороты: моя дорогая Марфа!
      Стража, между тем, очухалась и кинулась вдогонку. Я колесила по улочкам, стараясь сбить их со следа, и незаметно выехать из города. Поле с вытоптанной пшеницей, где я в прошлый раз вызывала дракона, теперь переживало нападение стада коров. Пастух спал в сторонке под тенистым дубом, не замечая сего безобразия.
      –Али! – заорала я бешеным голосом. Лошадка, разгоряченная скачкой, не могла устоять на месте, я с трудом удерживала ее. -Али!
      –Это опять дело жизни и смерти? – раздался из-за спины громкий бас дракона. Я повернулась, лошадь фыркнула, почувствовав исходящую от Али опасность, и шарахнулась в сторону, я с силой схватилась за ее гриву, стараясь не свалиться с потной лошадиной спины.
      Дракон спокойно наблюдал в сторонке, а потом широко зевнул и промычал:
      –Ну, хочешь я сожру ее!
      –Чокнулся! – заорала я в ответ. – Меня и так Властитель мечтает на костре сжечь, а ты еще и его лошадь сожрать собрался!
      –На костре сжечь, – удивился Али. – И чем ты ему досадила? Последний раз, насколько я помню, вы расстались друзьями, – он хохотнул так, что в воздух вылетело облачко дыма, – большими друзьями!
      Со стороны дороги неслись громкие возгласы, я повернула голову, у поля в нерешительности остановились стражи, страшась подойти к дракону. Я спрыгнула с лошади, приложившись о землю пятой точкой, и едва не заработав удар подкованным копытом по лбу. Ловко увернувшись от лошадиных ног, я залезла на дракона:
      –Полетели, Али! По дороге все расскажу!
      Дракон, поднимая пыль, и окончательно ломая еще не съеденные коровами остатки пшеницы, поднялся в воздух.
      –А куда лететь-то?
      –В Стольный град!
      Это был долгий и утомительный перелет; я, кажется, успела задремать, едва не рухнув вниз. К счастью, я вовремя схватилась за длинные драконьи усы, развевающиеся на ветру, иначе это был бы единственный свободный полет в моей недолгой жизни.
      С приближением к Словении становилось холоднее, нас обдували ледяные ветра, землю внизу надежно скрывали молочные густые облака. У меня задеревенели пальцы, а зубы выбивали чечетку.
      –Аська, ты как? – подал голос дракон.
      –Чувствую себя обмороженной Снегуркой в летних сандалиях! – горестно пожаловалась я, пытаясь пошевелить замершими пальцами на ногах.
      –Ничего уже скоро прилетим! Держись, снижаюсь!
      Дракон начал спускаться, я прижалась к его холодной чешуйчатой шее, прячась от бьющего в лицо ледяного ветра. Через некоторое время мы уже кружили над Стольным градом, снизу на нас смотрели темные остроконечные крыши. В ночной мгле белели полоски расчищенного, скисающего от слабого весеннего тепла снега. Мы долго кружили над городом, пытаясь подобрать площадку для посадки, самой удобной оказалась Красная площадь перед Советом Магов Словении. На дракона с громким лаем набросилась маленькая шавка, хрипя и визжа, она пыталась укусить его за мощную лапу. Али так изумился сему недоразумению, что едва не скинул меня на камни, рассматривая глупую собачонку.
      –Аська, – фыркал он, – в вашей стране даже собаки агрессивны, и как люди еще друг друга не перерезали? Вот понимаю данийцы, не дерутся, не воруют...
      –Али, не говори мне ничего про воровство – я уже неплохо знакома с местными нравами. Тащат все, что плохо лежит, – перебила я его. – Надо найти, где тебе ночевать. Тебя не должен никто видеть.
      Когда шавка вдоволь налаялась и, гордо подняв хвост, удалилась в подворотню, я слезла на землю, стараясь размять затекшие и замерзшие ноги.
      –Зато, от вас русалки сбежали! – выдвинул контраргумент дракон.
      –Они не сбежали, их выгнали. Около какой деревни поселятся, там рождаемость до нуля падает.
      –Почему?
      –Потому что нахалки всех молодых парней в омутах топили.
      Али не нашел, чем возразить и замолчал.
      После долгих размышлений было решено, что огромная конюшня Совета самое подходящее место: пространства там много, спрячется в уголок, глядишь, и не заметят. Конюх спал мертвецким сном, напившись горькой с одноногим сторожем Кузьмой, поэтому мы прошли в широкие двери конюшни без особого шума. При виде откормленных ухоженных лошадок и коней разной масти у дракона загорелись глаза, и началось обильное слюноотделение. Животные учуяли опасность, и принялись все, как один, нервно ржать, перебирать копытами и стричь ушами.
      –Сожрешь, хоть одну все зубы на амулеты повырываю! Понял?
      Дракон с сожалением вздохнул, выпустив тонкую струйку пара, поковылял к пустому стойлу.
      –Ась, – пробасил он, – я здесь не помещаюсь.
      –Можешь ночевать на улице, на заднем дворе у Марфы, – предложила я вполне дружелюбно.
      –Вот ты какая, Аська, – обиделся дракон.
      –Смотри, сарай не сожги и конюха с утра не напугай своими разговорами, а то он решит, что допился до белой горячки, когда вместо лошади тебя обнаружит, – дала я последние наставления и, укутавшись в рваное тонкое одеяло, висевшее здесь же на гвоздике, отправилась к травнице.
      Я, сгорбившись, словно тень, бежала по улицам. Погода, как назло, не радовала, с неба посыпался мокрый снег. Вид одинокой, обмотавшейся в одеяло девушки вызвало жалость даже у бродяг, греющихся у жидкого костерка под каменным мостом. Они наперебой предлагали мне присоединиться и даже разделить их скудную трапезу; я была настолько голодна, что вид скукожившейся хлебной краюхи казался очень соблазнительным, но развела трясущимися руками, спеша поскорее в лавку к Марфе.
      Очевидно, я стала слишком сентиментальна, двери Марфиной лавки вызвали у меня острый приступ тоски. Я осторожно схватилась за чугунный молоток одеревеневшими пальцами и постучала. Металлический звон разнесся по тихой улочке; где-то залаяла собака, мне почудились еле слышные шаги за спиной; я испуганно оглянулась, но в темноте никого не оказалось. За дверью раздались тяжелые шаги:
      –Кто там!
      –Ма-марфа, это я! – крикнула я, чувствуя, как дерет горло. Шмыгая носом, я тряслась, как бездомный щенок.
      –Кто я? – переспросила тетка, не доверчивая к ночным посетителям.
      –Аська!
      Загрохотали замки и цепочки, дверь открылась, и в тусклом свете свечи появилась Марфа, простоволосая, в ночной рубахе с теплым платком на плечах. Она близоруко прищурилась, пытаясь разглядеть меня в темноте улицы. Я осторожно вошла в лавку:
      –Привет!
      –Аська! – тетка всплеснула руками, затушив свечу, и заключила меня в объятия. – Асенька моя! Девочка! Вернулась! Не сожрали изверги данийские, не лишили жизни касатушку!
      Она крепко сжимала меня, роняя драконьи слезы, гладила по голове, звонко целовала щеки.
      –Как же они меня съедят? – только и смогла выдавить я сквозь подступающие рыдания. – Ты посмотри на меня, я замерзшая, голодная и совсем не аппетитная.
      –Аська, – вдруг тетка отодвинула меня от своей пышной груди и внимательно посмотрела на горящее в тепле лицо, – а как ты сюда попала? Делегация только в марте возвращается!
      Я махнула рукой:
      –Я тебе потом объясню. У меня к тебе дело жизни и смерти!
      –Смерти? – тетка скривила рот, готовясь к новому потоку слез, но я остановила ее:
      –Марфа, я живая и здоровая! Пока!
      –Сначала есть, потом спасать твою жизнь! – скомандовала тетка и кинулась на второй этаж в крохотную кухоньку.
      За едой я рассказала ей все, что произошло со мной за последний месяц. Лукинична охала, качала головой и по-настоящему жалела, что отпустила меня в далекую Данийю.
      –Знаешь, Аська, – цокнула она языком, – отворот дело тонкое. Отвороты, как яды, на каждый яд, делается свое противоядие, так же отвороты. Мне бы посмотреть на зелье, враз бы сварила.
      –Ну, извини, – ощетинилась я, – я сама-то еле ноги унесла, а ты говоришь пробы привезти! Может, можно что-нибудь сделать и так?
      Марфа задумалась и кивнула:
      –Не переживай, придумаем что-нибудь.
      Она вышла из кухни, а я, разморенная горячим ужином и теплом, идущим с первого этажа от камина, думала о том, что не нужна мне никакая Данийя с ее вечным летом и никакой Властитель. Пошлю-ка я к лешему Бабочку и все тайны, шлейфом тянущиеся за ней, и буду жить, как прежде. Здесь я нужна, здесь меня любят, здесь я центр вселенной и точка отсчета всего.
      –Нашла! – Марфа вернулась с раскрытой книгой в руках, – смотри, – тетка нацепила на нос очки, – это зелье все привороты перебивает. Хотя у него побочные эффекты.
      –К примеру? – заинтересовалась я.
      Лукинична что-то долго высматривала на пожелтевших страницах, водя пальцем по строчкам.
      –Ах, вот оно: «Известны случаи, когда вылечиваемый переносил свою страсть с привораживающего на ведьму, исцелившую его», – зачитала Марфа.
      Я хмыкнула:
      –Мне, почему-то, кажется, что «перенос страсти с одного объекта на другой» – это не про Властителя Фатии!
      –А что хорош собой этот Властитель? – тетка хитро посмотрела на меня через стеклышки очков.
      –Так себе, – передернула я плечами, стараясь не пересекаться с ней взглядом.
      –Ну, тебе лучше знать, – улыбнулась Марфа, – ведь этот стыдливый румянец и глаза-блюдца ничего не значат?
      Я удивленно уставилась на нее:
      –Какие глаза блюдца? Я терпеть Фатиа не могу, он делает мою жизнь невыносимой одним своим присутствием! Да, вообще, кому он нужен? – разошлась я, подогревая себя праведным гневом. – Никому он не нужен!
      –Конечно, – согласилась тетка, улыбаясь как-то особенно ласково и сочувственно. – Сварю я тебе зелье, спасешь того, «кто никому не нужен».
      Марфа закрылась в коморке-мастерской, а я улеглась в ее огромную кровать, моментально засыпая.
 
«Зачем ты ушла? Вернись ко мне! Я жду тебя!» Я открыла глаза, охваченная слабостью и сладкой истомой. Мне было жарко в большой Марфиной кровати, тяжелое одеяло давило, я сбросила на пол горячую подушку. Что же со мной происходит? Кто ты? Кто мне поет? «Вернись, вернись, вернись».
 
      Я подскочила, комнату затопил серый свет мартовского рассвета. Ночная сорочка прилипла к телу, я скинула ее. Ужасно хотелось пить и спать.
 

* * *

 
      Когда я проснулась под утро, то долго не могла понять, где нахожусь. Это не была моя комнатка в Гильдии, не была комнатка на постоялом дворе в Фатии. «В лавке, я в лавке у Марфы», – вспомнила я и довольно улыбнулась. Я сладко потянулась, широко зевнула, и тут в голове мелькнула мысль: «Али!»
      Я вскочила с кровати, натянула порты и рубаху, и ласточкой слетела на первый этаж.
      –Доброе утро, Асенька! – кивнула тетка, стоящая за кассой. В лавке толпились покупатели, мой взлохмаченный вид и бешеный взгляд заставил некоторых шарахнуться в сторону, другие с интересом и любопытством рассматривали меня, очевидно, знакомые с историей о маленьком данийском Наследнике.
      –Али! – заорала я, как чокнутая, выскакивая на улицу в сандалиях и так же быстро возвращаясь обратно в лавку за сапогами и тулупом.
      –Кто такой Али? – забыв про клиентов, и поддавшись моей панике, взвизгнула тетка.
      –Мой дракон! – отозвалась я, снова скатываясь с лестницы уже в Марфиных старых валенках и в ее же потрепанном тулупе.
      –Твой, что? – не поняла тетка.
      Но я уже выскочила за дверь.
      Картина, представшая моим глазам рядом с конюшнями Совета Магов, повергла меня сначала в шок, а потом в бесшабашное веселье. Али с самым затравленным видом озирался по сторонам и крутил хвостом, сбивая с ног окруживших его, и не менее перепуганных, адептов. Те в свою очередь, трясясь от страха, что чудище проглотит каждого по очереди, пытались накинуть на шею дракона веревки, дабы связать несговорчивую тварь, и с падали, сбитые с ног хвостом неповоротливого Али.
      Вокруг стоял гомон и шум; рядом с конюшнями собралась гудящая толпа любопытных и сочувствующих. Али от отчаянья выпустил в воздух облачко дыма, громыхнул дружный женский визг. Похмельный взлохмаченный конюх в стареньком тулупчике маялся в дверях конюшни и заламывал руки, не зная, как поступить.
      Один адепт смог-таки закинуть аркан на Али, но дракон неуклюже махнул шеей, и несчастный отлетел к забору, сбив сидящих на самом верху мальчишек. Дети от испуга зашлись воем и плачем.
      Наверное, царящий на конском дворе хаос закончился бы еще не скоро, но тут Али заметил своего единственного друга в этом неприветливом холодном городе, то есть меня.
      –Аська! – пробасил он по-человечески. – Скажи им, что я с тобой!
      Над конюшнями повисла оглушающая тишина, чей-то тонкий визг сошел на нет, даже собаки перестали лаять. Никто из присутствующих и не подозревал, что драконы умеют говорить; новость, сея, стала пренеприятнейшим сюрпризом. Ко мне обернулась добрая полусотня голов, а я стояла в сторонке, в огромных дырявых валенках, тулупчике с чужого плеча, и старалась не расхохотаться, судорожно прикусив губу.
      –Али, ты сожрал-таки лошадь? – проглатывая неприличный в такой трагической ситуации хохот, спросила я.
      –Она сама в рот лезла, – всхлипнул дракон. – Она и не вкусная была, и еще копыта в горле застряли.
      Я понимающе кивнула головой и прошла во двор. Ошарашенные адепты пропустили меня к дракону, а сами стояли на вытяжку, боясь пошевелиться.
      –Али, я тебе разве не говорила, чтобы ты не трогал лошадей? – я внимательно посмотрела в испуганную морду дракона с горестно поникшими усами.
      Окружающие затаили дыхание, и, очевидно, пытались распознать во мне мага, как минимум второй степени, раз «зеленобокая тварь» так меня боится. Ну, не объяснишь же всем, что это дракон, возможно, только делает вид, что боится.
      –Я не ел лошадь, – продолжал Али, – только ма-а-аленькую коняшку. Ну, не мог же я сидеть сирый, голодный и холодный. А где ты этот тулуп откапала, у тебя тонкая шея так смешно торчит из ворота!
      В этот самый момент во дворе конюшен появился Магистр Ануфрий. Завидев рядом с драконом меня, он сначала остолбенел, а потом весь затрясся от злости. Затряслась его длинная седая борода, затряслись руки, и даже высокая беличья шапка затряслась. Очевидно, моего присутствия в Стольном граде он никак не ожидал.
      –Магистр Ануфрий, здрасьте! – пролепетала я, чувствуя себя полной и круглой дурой. «Да, уж конюшня Совета – одна из самых гнусных моих идей!» – мелькнуло в голове.
      Уже знакомый кабинет Главы Совета Магов радовал глаз новой мебелью и шикарным столом из красного дерева гномьего производства. В маленькой комнатке пахло свежевыделанной кожей и краской. Мне отчего-то показалось, что, вероятно, диванчик-то приобрели, как раз, на причитающиеся мне за Анука 750 золотых.
      Магистр Ануфрий ходил из стороны в сторону и высказывал все, что думал обо мне прежде, что думает сейчас и что подумает в будущем. Я сложила руки на коленях, уставилась в начищенный до блеска паркетный пол и пыталась почувствовать раскаянье и страх перед самым сильным магом Словении, но кроме наглости и странного веселья от воспоминания испуганной драконьей морды ничего больше не ощущала.
      Со слов Ануфрия я была виновницей всех бед, нечаянно свалившихся на его седую голову, и если меня уничтожить, то реки потекут в другом направлении. Уже позже выяснилось: из всего разнообразия лошадок, предоставленных Али на прокорм, он отчего-то выбрал лошадь Магистра Ануфрия, купленную на деньги, взятые в долг из казны. Он на ней и покататься не успел, как дракон ее сожрал. Вот такой канделябр, понимаете.
      –Ладно, – махнул он рукой. – Ты мне скажи, вы зачем храм в Ненэлии разрушили?
      –Мы храм? – округлила я глаза. – Никогда! Это все происки Фатиа!
      –Фатиа?! – Магистр недоверчиво уставился на меня. – С каких пор, Властителя Арвиля Фатиа, ты, – он обличительно ткнул в мою сторону длинным корявым пальцем, – можешь называть просто Фатиа.
      –С тех пор, как узнала, что являюсь данийской принцессой полукровкой, – спокойно отозвалась я.
      Магистр оторопел и уставился в мою сторону, все его хваленое красноречие вмиг иссякло.
      –Кто? – он сглотнул и уселся на кресло, губы его посинели, а от лица отхлынули краски, не осознанно он приложил руку к сердцу. – Кто посмел сказать?
      –Фатиа, – я смотрела на Главного Магистра Словении с затаенной жалостью к старику, теряющему нити власти, – он мне сказал, когда пытался выяснить, кому понадобилось будить во мне Бабочку.
      Это был последний удар! Запрещенный удар – удар ниже пояса!
      Ануфрий посмотрел на меня почти с ужасом и с трудом разжал губы:
      –Так она в тебе есть?
      –Более того, – я хмыкнула, – она пытается победить меня, завладеть мной! Не ожидали так ведь?
      Я встала и вышла из кабинета. Отчего-то я больше не ощущала ни уважения, ни страха перед всемогущим словенским Советом Магов.
 

* * *

 
      Разговор с Магистром Ануфрием оставил тягостное впечатление. Я спряталась за кассой и без интереса рассматривала в окне испуганных людей, смертельно боящихся, но все же желающих поглядеть через дырку в заборе на прячущегося на заднем дворе Марфиной лавки дракона. Рядом с дырой уже выстроилась целая очередь, тянущаяся вереницей по всей улице. Марфа засуетилась, пытаясь наладить продажу билетов на подглядывание за невиданным зверем.
      Какой-то художник, решив заработать на увиденном, спешно вырисовывал портрет Али, дабы размножить изображение на лубяных свитках и продать на воскресной ярмарке. Он даже придумал название картине: «Пришествие дракона в Стольный град», о чем орал на всю улицу, заглушая гул толкущегося народа.
      Раскисшая дорога на улице превратилась в месиво из снега и грязи, но людей это не пугало, привлеченные необычным и совершенно бесплатным аттракционом, они галдели и спорили, чья очередь полюбоваться на чудовище.
      –Грустишь? – я посмотрела на прибежавшую, запыхавшуюся Марфу, та облокотилась на стол и внимательно вглядывалась в мое лицо.
      Я кивнула.
      –Я не понимаю, что происходит. Мне страшно, – я почувствовала, как глаза загорели, а к горлу подступил комок.
      –На-ка, – Лукинична поставила передо мной маленький бутылек из темно-синего стекла. – Вот твой отворот.
      Я взяла склянку, повертела в руках, посмотрела на свет содержимое. Сердце отчего-то тревожно сжималось. В это время на улице раздался дикий визг, народ бросился врассыпную. Очевидно, Али надоело паломничество к его убежищу, и он выпустил облако огня. Эффектно, но не опасно.
      –Я поеду, Марфа, я больше не могу. Мы теперь не к месту здесь, ни я, ни мой дракон.
      –Езжай, – Лукинична опустила тяжелую руку мне на голову и погладила по волосам, – не забывай свою тетку.
      Я кивнула и поцеловала ее пальцы, пахнущие мятой, а потом приложила мягкую теплую ладонь к своей щеке, чувствуя шероховатую, огрубевшую от возни с травами кожу.
      В этот момент раздался звон колокольчика. На пороге стоял гном Яков в новом тулупе, похудевший, причесанный и гладко выбритый. Без лохматой бороды, он выглядел гораздо моложе, чем я его себе представляла. В руках он сжимал маленький трогательный букетик первых подснежников.
      Марфа отчего-то вся подобралась и залилась румянцем.
      Завидев меня, Як остолбенел, замялся, а потом пролепетал:
      –Э-э-э, ну, я попозже зайду!
      –Стоять! – рявкнула я, с трудом понимая, что происходит. – Марфа? – я вопросительно посмотрела на тетку; та вела себя, как молодая влюбленная девка смущалась, краснела и не смела поднять глаз на гостя. – Что происходит? – тихо спросила я.
      –Ну, хватит, – не выдержала Лукинична, – я баба взрослая; женщина, так сказать, в самом соку, а он, – она ткнула пальцем в сконфуженного Якова, – мужчина видный.
      –Но он же гном! – громко зашептала я.
      –Да, хоть бы твой дракон! – рявкнула тетка. – Главное, чтобы любил!
 

* * *

 
      Наверное, никогда дракон не летал так быстро. Измученный всеобщим вниманием в Стольном граде, он старался поскорее скрыться от, цитирую, «полоумных дикарей, никогда не видавших дракона». Я хмыкнула, драконы в Словении действительно были большой редкостью, в Стольноградском музее был один... скелет, от времени он рассыпался. Али становиться заменой утерянному экспонату, очевидно, желанием не горел, а потому с каждой минутой прибавлял скорости. Когда мы на закате подлетали к Фатии, он уже высунул длинный раздвоенный язык и, задыхаясь, шумно глотал воздух.
      Мы сделали круг над площадью перед Домом Властителей, конструкция, уведенная мной, повергла в шок не только меня, но и невозмутимого Али. Огромный сложенный костер с длинным торчащим бревном посредине выглядел угрожающе. Ошибки быть не могло, данная конструкция предназначалась для сжигания, уточню, для моего сжигания.
      –Али, мне почему-то кажется, что нас здесь ждут, – пролепетала я.
      –Не нас, а тебя.
      Он приземлился рядом с постоялым двором.
      –Ты редкое животное, тебя не посмеют трогать! – я вцепилась в его усы и не собиралась спускаться вниз.
      –Слазь, говорю! – прорычал дракон.
      –Предатель! Трус! – я шмыгнула носом и скатилась с гладкого зеленого бока. Дракон поспешно взлетел и скрылся из виду, а я стояла посреди улицы перед постоялым двором, прижимая к груди котомку, испуганно озиралась вокруг, высматривая стражу, и боялась войти в ворота.
      Внешне Фатиа совсем не изменилась, те же домики, узкие улочки, цветущие палисадники, но отчего-то мне вокруг чудилась угроза, словно, я действительно попала в змеиное логово.
      Я вошла во двор, Тризорка, узнав меня, инфантильно поднял уши и широко зевнул, даже не пытаясь, продемонстрировать радость от нашей встречи.
      Ваня спал на веранде, скрючившись на лежаке, на его скуле алел свеженький синяк. Я потрясла его за плечо. Петушков открыл глаза и повернулся ко мне, радостно улыбнувшись щербатым ртом:
      –Вехрова, вернулась! – на меня пахнуло свежим перегаром.
      –Ты где себе синяк заработал? – хмыкнула я.
      –С Фатиа вчера из-за Прасковьи подрался, – Ваня осторожно сел, – он у меня еще один зуб выбил, а я ему нос расквасил, – делился Петушков. – Кстати, Совет сегодня утром спешно отбыл в Словению, – продолжал делиться новостями Ваня, пока я капала в стакан отворот, – они так и не сумели тебя спасти и решили бросить!
      –Бросить? – я пролила на стол воду из графина. – А Сергий где?
      –Этот прохвост самый первый убегал! – Ваня послушно взял протянутый стакан. – Ох, спасибо, а то после этого данийского вина ужасно сушит!
      –А зачем ты напился? – удивилась я.
      –Так с Фатиа примирение праздновали, – хмыкнул Ваня и ополовинил стакан. – Странный какой-то вкус у воды.