Моэрто

 
      В Фатию мы вернулись вечером следующего дня. Наша ссора с Арвилем достигла своего апогея, мы старались не разговаривать, не смотреть друг на друга и, по возможности, не замечать присутствия друг друга.
      Я въехала на постоялый двор в омерзительном настроении. Ваня открыл ворота, Сергий и Пантелей, облокотившись на поручни веранды, радостно улыбались мне.
      –Аська, – заорал гном, – как Бертлау?
      –Крестьянский рай, – буркнула я себе под нос, спешиваясь.
      Ваня покосился на меня, вероятно, моментально оценив все синяки и царапины.
      –Ты еще носа Фатиа не видел! – не вдаваясь в подробности, поделилась я.
      –Вы в этом крестьянском раю лопатами подрались? – хмыкнул Ваня, забирая у меня коня.
      –Угу.
      Я поднялась на веранду, на ходу пожимая протянутую гномом руку.
      –Аська, ты как-то говорила, что в Поварском Училище училась, – начал он.
      –Четыре месяца, – хохотнул Сергей, развалившийся на лежаке, жалобно заскрипевшем под его весом, – дольше не продержалась.
      –Какая разница, – махнул рукой Пантелей, – будешь поваром нашей мужской коммуны «Мужики и Ко».
      –А кто Ко? – заинтересовалась я.
      –Ты, – ткнул в меня пальцем гном.
      Я бросила на пол пыльную дорожную котомку и очень осторожно присела на стул, стараясь не задеть ноющую спину.
      –С чего бы?
      –Гарий и Мария в Бертлау с утра уехали, – объяснил поднявшийся на веранду Ваня, – мы сегодня весь день голодные ходим.
      –Что они забыли в Бертлау? – удивилась я.
      –Гарий, оказывается на восьмушку человечишка, – махнул рукой Сергий, – так его сестра посадская ведьма Питии.
      –Да что ты? – кашлянула я, чувствуя, как покрываюсь румянцем.
      –Ага, – кивнул Сергий, – она в Бертлау поехала по настоянию Совета Магов, а там какие-то идиоты фонтан разбили, ее камнем прихлопнуло.
      –Действительно? – я заерзала на стуле, становясь совершенно, бесподобно пунцовой.
      –Ась, а ты чего покраснела? – заметил гном.
      –Да, так.
      Я поспешно встала, подхватила котомку и скрылась в доме, подальше от друзей и их расспросов.
      А когда пришла ночь, измученная бессонницей я ходила по комнате от двери – до окна, от окна – до двери. Десять шагов в одну сторону, десять в другую, легкий поворот на пятках, уже гаснущая керосиновая горелка, отражение моего бледного осунувшегося лица в стекле и снова выкрашенная в белый цвет дверь.
      Мне казалось, что я задыхаюсь, тело покрыла испарина, что-то внутри мучило меня, что-то внутри звало куда-то. Я открыла окно, подставляя горящее лицо потоку ночной свежести.
      Что-то странное происходило со мной, звуки ушли, их не стало. Резкий порыв ветра взлохматил кудри. «Я скоро приду!» – услышала я тихий, сладкий шепот где-то далеко, в другом мире. Шепот только для меня... Наваждение прошло; я отшатнулась и ударилась спиной о дужку кровати.
      –Чтоб тебя! – едва не заплакала я. – Я тебя все равно вылечу! – пробормотала я, роясь в сумке, где с незапамятных времен лежал бутылек с обезболивающей настойкой.
      Босая, в исподней рубахе я вышла в темноту коридора и осторожно постучалась в Ванину спальню.
      –Аська? – Ваня сонно сощурился и широко зевнул. – Что тебе?
      –Вань, потри спинку настойкой, – я посмотрела на Петушкова жалобным взглядом и протянула бутылек.
      –Зачем мне тереть спину? У меня все нормально со спиной, – Ваня недоуменно рассматривал темную жидкость в склянке.
      –Да, не себе, а мне!
      Петушков посторонился, впуская меня, я неслышно скользнула в его покои. В комнате у приятеля царил художественный беспорядок, отличающий истинных нерях. На столе между кусками съежившейся от времени и жары копченой колбаски лежали некогда дорогие бритвенные принадлежности, на спинке стула испускали смердящие фимиамы не стираные с неделю портянки, стол усеян хлебными крошками, залит воском, и только новенький плащ висел на плечиках, как островок аккуратности в море бардака.
      –У тебя здесь что, не убираются? – протянула я, наступив в нечто липкое и сколькое, при близком рассмотрении оказавшееся полусгнившей половинкой помидора. – У тебя здесь припасы на голодную зиму? – поморщилась я.
      –Оголяй спину и молчи! – буркнул Ваня сурово.
      Я села на краешек кровати и задрала рубаху. Ваня охнул:
      –Ты, Аська, поди, спину граблями чесала?
      –А ты как думал? – фыркнула я. – В Бертлау все так делают. Хочешь, завтра и тебе почешу?
      Так сладко я не спала даже в детстве, на утро меня разбудил доносящийся с кухни шум. «Бац!» – по ушам ударил грохот падающих кастрюль, я поморщилась и накрыла голову подушкой. «Ба-ба-бац!» – по полу покатилась какая-то железяка.
      –Ну, держитесь повара-любители! – прошипела я, вскакивая с кровати.
      На кухне меня ждал сюрприз. Ей-богу, такое даже во сне не привидится! От изумления я застыла с отвисшей челюстью.
      Ванятка в белом с мелкими цветочками переднике, в высоком поварском колпаке готовил завтрак. Моего присутствия он не замечал, потому как громко и фальшиво пел, дирижируя себе маленькой деревянной лопаткой.
      –Фа-арш невозможно провернуть наза-ад, мясо из котлет не восстано-овишь...
      Некогда чистая хозяйская кухонька превратилась в запущенный хлев. Вокруг валялась яичная скорлупа; мука пылью летала в воздухе; обклеенную светлыми обоями стену украшало большое масляная клякса, формой напоминающее косматое чудовище; на белом потолке над самым очагом сиротливо чернело пятно побольше. В порыве кулинарного вдохновения Петушков не замечал ни запаха гари, ни хаоса царящего на кухне и что-то яростно выскребал из сковородки.
      –Вань, – позвала я, – а что ты делаешь?
      Тот с радостной улыбкой посмотрел на меня, лицо его оказалось перепачкано мукой:
      –О, Асенька! Я вот решил нам завтрак приготовить.
      –Да? – я с опаской посмотрела в тазик, в котором высились какие-то черные кругляшки совершенно не съедобные на вид. – Это что?
      –Блинчики! А еще я приготовил картофельный салат! – Ваня гордо улыбнулся. – Иди умывайся, уже все встали.
      Сергий и Пантелей с самым хмурым видом сидели за столом на веранде, с тоской посматривая на тенистый сад и, очевидно, просчитывая варианты бегства.
      –Доброе утро, – поприветствовала я их.
      Приятели кивнули. В торжественном молчании мы ожидали, когда Ванятка начнет нас травить.
      –Аська, – подал голос гном, – если вдруг что, – он запнулся, – у меня в правом сапоге в голенище зашиты пять золотых, ты тогда на них меня похорони.
      Я сглотнула и кивнула. В этот момент появился Ваня, он аккуратно поставил на стол огромное блюдо с горелыми лепешками и чашу с салатом. Я почувствовала легкую тошноту.
      –Приятного аппетита всем! – радушно пожелал он, усаживаясь рядом со мной. – Ну, что же вы? Угощайтесь!
      Мы с Сергием тревожно переглянулись.
      –Тебе положить, Асенька? – спросил тот.
      –Нет, нет, большое спасибо, – выдавила я, – мне что-то не хочется кушать.
      –Да, ладно, не стесняйся! – заявил Ваня и кинул мне в тарелку пару блинов.
      Почти каменные кругляшки, состоящие из муки, воды и соли, жалобно тренькнули о края глиняной тарелки.
      –Ну, пробуй же! – выжидательно улыбнулся Ваня.
      Я жалобно посмотрела на друзей, в напрасной надежде на спасение.
      –Давай, Аська, давай, – подбодрил меня гном с паскудной улыбкой, – Твой меч я себе заберу, не беспокойся, такое оружие не пропадет!
      Я закрыла глаза и попыталась откусить горелый край блинчика, тесто оказалось зажаренным намертво, а во рту поселился устойчивый привкус горечи.
      –Очень вкусно, – вымученно улыбнулась я. – Мальчики, а что же вы не едите?
      –А мы вот салатику! – нашелся Пантелей, хватая ложку и пытаясь положить себе немного липкой массы.
      Салат, больше похожий на клейстер, отлипать от ложки не собирался. Пан сначала постучал ею по краю тарелки, бесполезно. Потом с силой махнул. Масса отскочила, описала ровную дугу в воздухе и осталась висеть на кухонном окне. За столом воцарилось оглушительное молчание.
      –Ничего, – сверкнула я зубами, – на салатик на кухне новые обои поклеим.
      У Вани вытянулось лицо.
      –Я еще приготовил пудинг, – процедил он сквозь зубы, – сейчас принесу.
      Он встал и прошел на кухню.
      –Пан! – набросилась я на гнома. – Ну, как ты мог? Ваня теперь обиделся!
      Тот развел руками.
      –Ну, ты же видела, что я честно хотел отравиться этой бурдой, но она же хуже липучки! Ты вот тоже что-то не очень свои блины ешь!
      –Но ведь ем!
      В этот момент вернулся Ваня. Мы втроем сразу же состроили жизнерадостный вид и цветущий вид.
      –Судя по тому, что все замолчали, вы обсуждали меня, – фыркнул он.
      Адепт небрежно поставил на стол кастрюльку с пудингом. Я опасливо посмотрела внутрь. Бежевая желеобразная масса одуряюще вкусно пахла съедобным. Я положила себе немного и начала быстро есть. Пудинг пах ванилью и таял во рту.
      Парни настороженно смотрели на меня.
      –Ну, как?
      –Потрясающе!
      Приятели радостно заулыбались и шустренько начали накладывать кушанье. Ваня, переполненный гордостью за собственный кулинарный изыск, одобрительно кивал.
      –Ванятка, слушай, вкуснее всего здесь изюм! Мне нравится, как он хрустит! – чавкая, поведал гном.
      –Изюм? – адепт непонимающе уставился на него. – Здесь нет изюма!
      Я застыла, не донеся ложку до рта, и обвела окружающих испуганным взглядом. Адепт поднялся и начал перемешивать пудинг большим половником.
      –Я не добавлял изюм, – уже отчаянно бормотал он.
      В это время Сергий поднял ложку, на ней болтался длинный дождевой червяк, сокращающий свое длинное тонкое тело в надежде избежать погибели. Я почувствовала настойчивую тошноту.
      –Что это?
      –Батюшки, – всплеснул руками Ваня, – я опарышей набрал в баночку и червячков для рыбалки в огороде накапал, а они в пудинг переползли.
      Я вскочила и опрометью бросилась в уборную. Пропади пропадом эти ваши кулинарные опыты!
      Завтрак превратился для меня в кошмар наяву. Синюшная, я отлеживалась до середины дня и в тайне мечтала умереть, чтобы закончить свои мучения. Перед мысленным взором неуклонно вставал свисающий с двух сторон ложки длинный червяк. Со стоном я переворачивалась с боку на бок, стараясь сглотнуть подступающую к горлу тошноту. В момент очередного приступа в комнату заглянул Ванятка, его виноватый вид и опущенный в пол взгляд вызвали во мне лишь глухое раздражение.
      –Чего тебе надо? – рявкнула я.
      –Ась, может, пойдем со мной на рыбалку? Глядишь, на свежем воздухе полегчает, – предложил он.
      Надо сказать, что к рыбалке Петушков подготовился основательно. Самым непостижимым образом нашел две длинные гибкие удочки, достал из сарая старое ведро для будущего улова и крохотный колченогий стульчик для долгого ожидания клева. Я с омерзением посмотрела на банку с червями на столе и с трудом выдавила из себя:
      –Признайся, Ваня, ты этих червей выловил из пудинга?
      –Аська, – обиделся приятель, – ну, хватит уже.
      С относительным комфортом мы расположились на берегу, среди кустов, надеясь, что нас никто не найдет. Долго делили удочки, а потом стали ждать, наблюдая за дрейфом разноцветных поплавков. Вокруг жужжали мухи и пчелы, от реки шел подозрительный аромат плесени, а со дна рядом с берегом поднимались водоросли.
      –Вань, – позвала я шепотом, боясь нарушить торжественность обстановки, – может, в другое место пойдем? Здесь, похоже, вода зацвела, вон, весь затон в ряске.
      –Тихо ты! – цыкнул он. – Всю рыбу распугаешь!
      –Можно подумать они тебя слышат! – фыркнула я, подперла удочку заранее воткнутой в землю крестовиной, и улеглась на песок, силясь рассмотреть среди густых кустов затерявшуюся в них голосящую птаху. – Ты, вообще, зачем меня позвал с собой? Коллективно помолчать?
      –Аська, рыбалка – это целая философия, состояние души. Понимаешь?
      –Нет, не понимаю, – зевнула я. – Я сейчас засну. И, вообще, с каких пор ты увлекся этим состояние души?
      Ваня, отчего-то смутился, надолго замолчал, я же с интересом разглядывала его худое вытянутое лицо и красные торчащие уши.
      –Я, честно сказать, на рыбалке-то впервые, – признался он и предупреждающе посмотрел на меня, пресекая насмешки.
      Я кивнула, взяла в руки свою удочку и уставилась на поплавок, который равномерно опускался и поднимался в воде.
      –Вань, глянь-ка, это значит, клюет? – позвала я Петушкова.
      Тот повернул голову и вдруг заголосил страшным голосом, да, так что я испугалась и вцепилась в удочку мертвой хваткой:
      –Вехрова, клюет, клюет! Тащи скорее!
      –Как тащить? – заорала я в ответ, еще крепче сжимая деревянное тело удочки. – Я же не знаю! – я вскочила на ноги, тело вмиг покрылось испариной, а колени затряслись от волнения.
      –Я тоже не знаю!
      Чтобы Вы делали на моем месте? Вот и я стала пятиться назад, утопая босыми ступнями в белом речном песке. Удочка сопротивлялась, леска натянулась, а поплавок окончательно утонул.
      –Аська, она уходит! – вопил над ухом Ваня. Он скакал вокруг меня, размахивая руками, лишь наводя панику. – Тяни!
      –Я тяну! – визжала я, чувствуя, как удочка выскальзывает из рук, и рыбина затягивает меня в воду. Ваня не выдержал напряжения и присоединился, схватив меня за рубаху и потянув на себя, но только поскользнулся и сделал мне самую быструю и точную подсечку, какую видывал свет.
      –... – оглашая окрестности трехэтажным матом, я, не выпуская из рук удила, въехала на пузе в воду.
      –Вехрова, удочку не утопи! – где-то вдалеке услышала я вопль Петушкова. – Я ее у соседа взял!
      Утягиваемая рыбой, отплевываясь и судорожно набирая воздух, я плыла к середине реки, оставляя за собой длинные пенистый след. На мои волосы налипли водоросли, в открытый рот попадала вода. Я сдалась и отпустила удочку, вынырнула, а потом на максимальной скорости поплыла к берегу, где меня ждал расстроенный Петушков.
      Я с трудом вылезла на песок и рухнула на спину, начисто забыв про прошлые раны. «Господи, – подумала я, – в следующий раз не воспринимай мои молитвы буквально! Не надо меня больше топить!»
      –Аська, – я открыла глаза и уткнулась взглядом в лицо Ванятки, он сидел на коленях и с тревогой искал во мне признаки жизни, – ты как?
      Он поднялся, я увидела синее небо.
      –Что же с удочкой делать? – услышала я его. – Что ж я хозяину скажу?
      –То и скажешь, – прохрипела я. – Не полезу же я, в самом деле, твою дурацкую удочку доставать? – я глупо хихикнула.
      –Но ведь потопила ее ты, – вдруг отозвался приятель.
      –Что?! – я одним рывком встала на ноги, готовая наброситься на Ваню с кулаками. – Что ты сказал?
      Петушков шарахнулся в сторону подальше от меня.
      –Ася! – я резко обернулась, в воде по пояс сидела Мари, демонстрируя зеленую рыбью чешую там, где женщины носят исподнее белье.
      –Это что русалка? – услышала я над ухом ошарашенный Ванин шепот.
      –Нет, птица Феникс! – рыкнула я.
      –Это твое? – Мари протянула удочку. Я быстро забежала по пояс в воду и забрала ее. Русалка улыбнулась, блеснув белыми клыками, и дотронулась до моей руки своей холодной, как лед. – Симпатичный приятель, – кивнула она в сторону Петушкова.
      –Забирай с потрохами, – усмехнулась я. – Спасибо за удочку.
      Весь обратный путь Ваня приставал с расспросами, откуда я знаю нечисть, и что мы там так долго обсуждали в воде, пока он, нежный и милый мальчик, силился расслышать с берега хотя бы слово.
      –Ваня, – сквозь зубы процедила я, стараясь справиться с гневом, – не спрашивай у меня ничего, я тебя прибить готова!
      На пороге нас встретил Сергий, при виде меня у несчастного вытянулось лицо. Он изумленно вытащил из моих мокрых спутанных волос колючую водоросль и почти утвердительно кивнул:
      –Рыбки вы не наловили.
      Я натужно улыбнулась, готовая разнести в щепки и двор, и Сергия с ним в придачу.
      –Но почему ты такая мокрая? Купалась? – с угрозой спросил он.
      –Топилась, – снова улыбнулась я, глядя в его маленькие глазки, теряющиеся на фоне пухлых румяных щек.
      –Как топилась? – глазки увеличились. – Тебе нельзя топиться, я обещал Марфе, что привезу тебя домой живой и здоровой!
      –Вот и доставишь домой мой живой и здоровый труп! – сладко проворковала я, похлопав Сергия по плечу, и зло, оттолкнув, прошла в дом.
 

* * *

 
      «Внутри у тебя черная сила, ведьма, она хочет тебя покорить!» – сбивчивые предсказания Лейлы не выходили из головы. Что значит – «хочет покорить»? Фатиа сказал, что я просто носительница Бабочки. Носительница, а не хозяйка. Отчего моя мамаша, если верить рассказу гнома, все время убегала из Бертлау и носилась, аки бешеная фурия, по Словении? Что ее звало за собой? Чего она искала?
      Дурная голова ногам покоя не дает, сказано аккурат про меня. Я решила, во чтобы то ни стало, найти ответы на вопросы, пусть правда мне и не понравится; а для начала надо познакомиться с проснувшейся во мне силой. Любой даже не слишком сильный маг может провести ритуал, а магов, надо сказать, возле меня целых два, один другого краше. Оставалась малость – уломать их провести полночи на кладбище.
      На Фатию опустился вечер, в затопленном темнотой саду заливались соловьи, в соседнем доме полным ходом шло веселье, пьяные и радостные крики долетали до нашего двора, заставляя нас, мучившихся от безделья, завистливо коситься в сторону соседей. Чтобы задобрить приятелей и склонить их к проведению ритуала на проклятье пришлось козырнуть кулинарными навыками и наварить манной каши, единственного освоенного мной блюда. От ощущения сытости и приятной лености Сергий осоловел, широко зевал и довольно поглаживал уже обозначившееся брюшко, со временем обещающее стать огромным пузом. Ваня энергично доскребывал остатки каши со стенок кастрюли и сладко облизывал ложку, по-кошачьи жмурясь. Я решила, что самое время для разговора и наведения мостов.
      –Ребят, я в Бертлау цыганку встретила.
      –И чего? – Ваня бросил в мою сторону безразличный взгляд.
      Я откашлялась, кажется, начало неплохое.
      –Она мне гадала.
      –Аська, – фыркнул Сергий, прикрывая глаза и откинувшись на спинку стула так, что тот заскрипел, – ты же знаешь, цыганки магией не обладают, вечно чушь наговорят, люди и верят. Но ты-то! – он покосился на меня из-под полуопущенных век.
      –Она сказала, что на мне родовое проклятье лежит, – настырно продолжала я, – переданное от матери при рождении.
      –И чего? – Сергий понял, что подремать я ему все равно не дам, тяжело вздохнул и облокотился на стол.
      –Ну, понимаешь, где бы я ни появилась, обязательно что-нибудь случится, то Дом Властителя сгорит, то фонтан взорвется – я не собиралась рассказывать друзьям о Бабочке, слишком много тайн вокруг нее, я боялась доверять кому-либо.
      –Ага, – Ваня обличительно ткнул в мою сторону перемазанной кашей ложкой, – все же к фонтану ты приложила свои худенькие ручки!
      Парни переглянулись и весело расхохотались.
      –Дураки, – обиделась я, – я только рядом стояла.
      –Ась, – Сергий вытер выступившие на глаза слезы, – вспомни, ты всегда была неловкая. Только если раньше ты била склянки с вонючими настойками Марфы, да вечно ломала ее старинны часы, то теперь переключилась на данийские реликвии!
      –Все порушишь и успокоишься, – выдавил из себя Ваня.
      Веранда снова сотряслась от гомерического хохота так, что задрожали стекла в окнах дома. Сергий смеялся, раскачиваясь на стуле, а Петушков упал на стол и, рыдая от нехватки воздуха, барабанил ложкой по столешнице. Я загрустила, Марфины напольные часы с кукушкой, действительно, я ломала не раз. Часы, доставшиеся ей от пра-прабабки, орали каждый час, оглашая своим «ку-ку» всю улицу. Очевидно, механизм в них давно испортился, поэтому кукушка замолкала только тогда, когда я с силой ударяла по деревянному ящику часов кулаком. Однажды у них рухнула одна стенка; на мое счастье Марфы в этот момент в лавке не было, Сергий помог мне приладить ее обратно. В последствии тонкие хрупкие стенки стали выпадать с завидной регулярностью, повергая меня в неописуемый ужас перед Марфиным гневом.
      –Ну, хватит! – насупилась я.
      –От нас-то ты чего хочешь? – хохотнул Сергий.
      –Ритуал на проклятье, сегодня вечером, пока полнолуние, – быстро ответила я.
      Ребята сразу замолчали и уставились на меня, как на полоумную.
      –Я пас! – Сергий, вмиг посерьезнев, встал из-за стола. – Вехрова, ритуал этот до конца не изучен, ведьмы с ума сходят от вида своего проклятья!
      Он скрылся в доме, и уже оттуда заорал:
      –Петушков и ты не смей!
      Я вопросительно посмотрела на сидящего с задумчивым лицом Ивана, тот неопределенно кивнул и уставился в пустую кастрюлю:
      –Вымойся и надень новую исподнюю рубаху, проведу ритуал.
      От радости я подскочила, громко чмокнула Петушкова в худую щеку и поспешила приготовиться к колдовству.
      Ритуал снятия родовых проклятий был сложен и долог; проводился в ночь при полной луне на кладбище. Я стала готовиться, вымылась, надела новую рубаху и долго расчесывала непослушные волосы, переломав три гребня. Ветер, залетающий из открытого окна, раздувал занавески, лампа горела неровно, едва не гасла, танцующие тени скользили по стенам, напоминая сказочный чудовищ.
      Внезапно, мной овладела странная истома, как будто внутри все загорелось, я посмотрела на свое призрачное отражение в зеркале, кожа блестела, глаза расширились. Я тяжело вздохнула, в ушах зазвенело, и снова я услышала едва различимый нежный бархатный шепот: «Я здесь, я иду к тебе! Ты ждешь меня?» Внутри защемило от сладкой, нежной любви к этому далекому странному голосу.
      –Аська! – я вздрогнула, наваждение, как рукой сняло. Я посмотрела на открытое окно на свисающие со струн занавески. – Аська, давай быстрее! – еще раз прикрикнул из-за двери Петушков.
      За порогом нас ждала теплая лунная ночь.
      –Ась, – начал плаксиво Ваня, – до кладбища добираться минут сорок, может, проведем отпевание прямо в саду?
      –Петушков! – рявкнула я. – Мы не хоронить меня собираемся, а как раз, наоборот, к жизни возвращать!
      Данийское кладбище – зрелище не для слабонервных. Защищенное глухой каменной стеной с почерневшими от времени деревянными воротами, оно производило впечатление проклятого заброшенного места. Высокие могильные холмики вместо гробовых досок украшены статуями, абсолютно идентичными умершим жителям. Казалось, что вокруг застыли мужчины, женщины и дети и, глядя на нас с укором, требовали от незваных гостей скорее убраться восвояси. Здесь не стояли рядом с могилками скамейки, не росли цветы, только ровные ряды холмиков каждая с каменной фигурой. Меня передернуло, а от страха по спине побежали мурашки.
      –Вань, – прошептала я дрожащим голосом, – а, может, правда, поедем меня в хозяйском саду отпевать?
      –Мы уже приехали, – процедил сквозь зубы он, боязливо озираясь вокруг.
      Я на всякий случай схватила Петушкова за руку и задрожала, как осенний лист.
      –Вань, тебе страшно? – прошептала я, наводя на саму себя еще больше страха.
      –Вехрова, это просто кладбище! – стараясь, чтобы голос звучал тверже, проговорил приятель. – К тому же мы с тобой маги!
      –Нет, Ванечка, маг ты, а я так, не получилась! У меня такое чувство, что я пришла на праздник, на который меня никто не звал.
      –Я бы на твоем месте испугался, если бы меня пригласили на этот праздник, – буркнул Петушков.
      Заговорившись, я не заметила ступеньку, споткнулась и, отпустив ваняткину руку, всем телом навалилась на холодную мраморную статую, с ужасом глядя в обезображенное лицо с закрашенными черным глазницами и мелкими клыками в каменном рту.
      –Мама дорогая! – взвизгнула я. – Вань, они их в виде уродцев делают!
      –Аська, тише! – прикрикнул на меня Петушков. – Кладбищенского сторожа разбудишь.
      –У них есть сторож?
      –Да, страшная баба-яга, прилетит в ступе и поднимет тебя в воздух за ноги! – разозлился трясущийся приятель. – Конечно, есть, – он откашлялся, – наверное, есть.
      После долгих поисков мы смогли найти между могилами небольшую площадку.
      –Здесь, – кивнул Иван.
      Я сняла плащ и осталась в одной рубахе, по ногам задуло ледяным ветром. «...и дух могильный...» – вдруг всплыли строчки из книжки «Приключений». «Чтоб тебя!» – плюнула я от злости, вроде глупая смешная книженция, а все равно жутко делается, как вспомнишь описанный в ней ритуал снятия родового проклятья.
      Ваня в это время достал из сумки черные и белые свечи, ритуальный нож, вино и хлеб. Потом встал на колени, налил в кубок вино, положил хлеб и что-то долго шептал над ними. Через какое-то время он нарисовал на земле шестиконечную звезду, внутри нее круг. По контуру поставил белые свечи, на каждой вершине звезды шесть черных свечей. Рядом развел маленький костер из принесенных с собой веток.
      –Так, Аська, свое проклятье увидишь сама, только громко не визжи, – деловито объяснял Ваня, освоившийся в жутковатой обстановке кладбища. – Ни разу не делал, может, и не получится ничего. Это, – он одел мне на шею камень болотного цвета на длинном кожаном шнурке, – сильный талисман от потусторонних сил, если что защитит. Вставай в круг, – я разулась и осторожно ступила в середину звезды, ступни моментально оледенели. – И главное, Вехрова, ни в коем случае, не при каких обстоятельствах не выходи из круга.
      Я неуверенно кивнула, глядя в его серьезное лицо с горящими от нетерпения глазами, а потом зажмурилась. Мне было страшно открыть глаза, страшно вздохнуть, страшно пошевелиться. Варить зелья с Марфой в знакомой крохотной каморке одно, а колдовать на проклятье совсем другое. Что я увижу там? Кем окажется Бабочка? Выдержу ли я нашу с ней встречу?
      Ваня, между тем, взял тонкую веточку, поднес ее к огню, а потом стал по очереди зажигать свечи, сначала черные, потом белые. По его лицу пробежали тонкие голубые искорки магии, глаза потеряли цвет, и зрачки превратились в белые невидимые кругляшки. Меня затрясло еще сильнее, открыв глаза, я уже не могла закрыть их обратно. Ваня что-то долго шептал, стоя на коленях, опустив голову до земли, потом резко вскинулся, поднял светящееся лицо к небу и закричал:
      –Пусть ведьма увидит, что ее гложет!
      Поднялся жуткий ветер, подол моей широкой сорочки взметнулся вверх, волосы облепили лицо. Я задыхалась, ноги не держали меня, пыль попадала в глаза, я закашлялась и упала в середину звезды.
      Казалось, я лежала целую вечность, но когда услышала тихое мелодичное пение, то подняла голову и посмотрела в звездное небо. От круглой голубой луны на бешеной скорости ко мне приближался ярко-желтый луч. Еще секунда и мне в грудь копьем вонзилась странная сила, ломающая ребра, прожигающая легкие, дробящая позвоночник. Я закричала от боли, тело выгнулось дугой, по лицу потекли слезы. Я пыталась вздохнуть, но не могла, в ужасе я схватилась за горло, открывала рот, как рыба, выброшенная на сушу. Кровь застучала в висках, сердце затихало: тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук... и я вздохнула. Все закончилось.
      Я подняла голову, Вани не было. Вокруг высились могильные холмики, и стояла странная оглушающая тишина.
      –Ваня ты где? – на глаза навернулись слезы.
      –Я здесь, Ася, не бойся, – раздался тихий, словно Ваня находился за толстой стеной, голос.
      –Где? Я не вижу тебя! – закричала я, вскакивая на ноги.
      –Прямо перед тобой! – я дернулась. – Не смей выходить из круга! – скомандовал он.
      Я застыла на месте и только тут увидела едва различимые в темноте тени. Они мелькали, передвигались, а потом в неровном свете пламени свечей передо мной встали духи, ожившие могильные фигуры. Застывшие в болезненной гримасе лица, с белой мраморной кожей и неземным свечением, смотрели на меня черным глазами лужицами. Один подошел совсем близко к кругу, молодой даниец с зияющей кровавой раной на животе. Стоящая сзади него девушка с рассеченной ярко-красным рубцом от веревки шеей положила руку ему на плечо. Я хотела закричать, но раздался Ванин голос:
      –Ася, что ты видишь? Ты так побледнела!
      –Ваня, – прошептала я, – они повсюду.
      –Кто?
      –Духи убитых и самоубийц. Это кладбище, где хоронили погибший на войне.
      Ваня где-то охнул.
      В этот момент за спинами застывших фигур мелькнула тень. У меня похолодело внутри. Тень легко и бесшумно приближалась, превращаясь в оформленную хрупкую девушку. Я с ужасом увидела кудрявые волосы до лопаток. У меня отвисла челюсть – перед моими расширенными от страха глазами стояла я сама. На бледном лице горели черные без белков очи, а тонкие ярко-красные губы растянулись в злой улыбке.
      –Ты хотела меня видеть? – произнес призрак голосом похожим на эхо. – Ты думаешь, ты сильнее меня? Ты сможешь повелевать мной? Никто не смог, и ты не сможешь!
      –Уйди! – беззвучно прошептала я.
      –Я не могу, ты моя! Скажи, – она стала приближаться, – ты его слышишь? Сладкий голос Южного ветра, зовущий голос Южного ветра?
      –Уйди!
      –Ты все равно пойдешь за ним, за мной!
      –Нет, – я отшатнулась и едва не вышла за пределы круга. Фигуры сразу ожили и начали протягивать ко мне руки.