–Ась, а ты уверена, что правильно молишься? – остановил меня Сергий, схватив за руку.
      –А если знаешь как нужно, что молчишь? – удивилась я, передавая ему бутыль.
      –Может надо о стену бутылку разбить? – предложил адепт.
      Мы переглянулись, в словах Пострелова, несомненно, имелся резон. Выпили еще по глотку, а потом Ваняшка со всего размаху метнул бутыль в разрисованный бок храма. Тот почему-то задрожал. От благоговейного ужаса мы отбежали подальше и все трое упали на колени.
      –Он нас услышал! – прошептала я, подхватываемая религиозным порывом.
      В этот момент, стены затряслись, раздался тихий хруст переламываемых балок, конструкция почти беззвучно складывалась, как картонная коробка. В небо поднялось облако пыли. Хмель моментально выветрился из головы, мы вскочили и отбежали подальше, остановившись на шикарной клумбе у фонтана, я сглотнула и шепотом спросила:
      –Ваня, ты же не мог сбить несущую ось обыкновенной бутылкой. Или мог? – я испуганно посмотрела на Петушкова, тот расширенными от ужаса глазами наблюдал, как рушатся тонкие расписные стены, проваливаются купала, обклеенные сусальным золотом, сыпется мусор и куски штукатурки. Нам под ноги упал кусок разноцветной стены. Я зашлась кашлем, через мгновение над обломками некогда великолепного храма, полета фантазии архитектора, клубился слабый туман.
      –Помолились, блин! – выдавил из себя Сергий.
      –Что теперь будем делать-то? – осторожно поинтересовалась я.
      Сергий тяжело вздохнул, прикрыл глаза и махнул руками, в воздухе повис тяжелый запах жасмина. Кисти рук приятеля полыхнули красным, и храм начал выстраиваться заново, вставали на место стены, слетались куски фресок, вырастали купала. Здание стояло, как новое, только под неописуемым углом к горизонту, чтобы его рассмотреть пришлось наклонить влево голову.
      –Ты думаешь, не заметят? – с сомнением разглядывала я кривую постройку.
      –Чокнулась? – буркнул Сергий. – Слава богу, если до открытия достоит!
      Мы молча смотрели на восстановленное безобразие и не знали, что к этому добавить. Я опустила глаза и увидела расписной кусочек стены рядом с нашими ногами.
      –А давайте это отметим! – вдруг предложил Ваня. – Аська браги наколдует.
      Предложение это в нашем нервозном состоянии показалось заманчивым. Подобрав деревяшку и стирая тем самым последние следы преступления, мы вернулись на постоялый двор.
 

* * *

 
      Лучше бы я не просыпалась. Глаза резануло дневным светом, во рту пересохло и горело, а голова походила на чугунный котел. С хриплым стоном я перевернулась на другой бок, взгляд уперся в кружку воды, заботливо оставленную около кровати. Я схватила ее слабой дрожащей рукой, глиняный край застучал по зубам. Вода начала разливаться, попадая на подушку и рубаху, но я все же смогла сделать несколько глотков живительной влаги. Никогда я не испытывала такого упоения от простой колодезной воды, с каждым глотком чувствуя, как стихает пожар в горле. Я с трудом поднялась, пол ушел из-под ног, и я сделала непроизвольное танцевальное па.
      Ванятка сидел на веранде шибко зеленый и помятый, вокруг него витали фимиамы перегара. Петушков задумчиво смотрел в окно на серое затянутое облаками небо, на раскачивающиеся от порывов ветра деревья, и что-то прихлебывал из кружки. Настроение у него было отвратительное.
      –Да, уж, Аська, – протянул он, бросив на меня хмурый взгляд из-под бровей, – ночью дождь прошел, как ты там по грязи будешь бегать?
      –Не знаю, как я, вообще, буду бегать, – прохрипела я.
      Я забралась с ногами на лавку, завернулась в одеяло, меня всю трясло.
      –Слушай, ты себя в зеркало видела? – бесцветным голосом спросил приятель.
      –Нет, я умывалась с закрытыми глазами, чтобы не пугаться.
      –Ну, посмотри.
      Я посмотрела в начищенный до блеска серебряный поднос и охнула: отражение радовало огромной шишкой на лбу, от столкновения с косяком, и синяком на подбородке.
      –Да, уж, погуляли, – пробормотала я и хлебнула из протянутой мне Ваней кружки огуречный рассол.
      Мы с трудом оделись и поплелись на поле, с особым смаком проклиная тот день, когда согласились поехать в Ненэлию.
      На поле, не смотря на противный моросящий дождик, стягивался весь город. Мы с Ваней шли, низко опустив головы, и разглядывая мокрые камни под ногами. Ветер распушил мои непослушные пряди, выбившиеся из заплетенной по случаю соревнований косы. В голове вместо мыслей варилась каша, а во рту стоял противный металлический привкус. Огромные ворота стадиона, гостеприимно распахнутые для всех желающих, открывали вид на поле, по краю которого выросли разноцветные шатры с гербами провинций Данийи, откуда прибыли участницы.
      Мы поискали глазами наш шатер, но вместо этого увидели развивающееся знамя на шесте с гербом Стольноградского Совета Магов Словении и сиротливо кутающихся в легкие летние плащи адептов. Рядом переминался с ноги на ногу Магистр Леонид, на его круглом блестящем лице застыло беспокойство. Под тихие шепотки в спину и любопытные взгляды, мы подошли к ним.
      –Вы, почему так долго? – накинулся на нас Магистр.
      Его скрипучий голос вонзился ножом в больную голову, мы с Иваном болезненно поморщились.
      –Что с вами? – удивился Леонид, заметив наш болезный вид.
      –Мы простудились, – сипло промычала я, мечтая об одном: сделать большой глоток холодной упоительно сладкой воды, образ оказался настолько ярким, что я непроизвольно сглотнула, пытаясь смочить пересохшую глотку.
      –Где Сергий Фролович? – не унимался Советник.
      Мне вспомнился приятель, сладко храпящий на полу рядом с кроватью в одном сапоге и с одной стянутой брючиной портов, нежно обнимающий пустой бутыль из-под браги.
      –Он тоже простудился, – кашлянул Ваня после долгий раздумий.
      Советник чмокнул губами, приобретя постное выражение лица. Мол, такой важный день, а вы посмели заболеть. Он тяжело вздохнул, покачал головой в такт своим грустным мыслям и печально посмотрел на меня:
      –Скидывай одежду! – скомандовал он.
      Я поежилась от порыва холодного ветра, и начала стягивать влажную от непрекращающегося, редкого дождя рубаху и грязные порты, кожа моментально покрылась пупырышками, а меня затрясло, как осенний листик. Адепты с интересом рассматривали мои худые костлявые телеса, упакованные в миниатюрный купальный костюм.
      –Чего уставились? – рыкнул Петушков, стянул с себя плащ, пахнущий потом и теплом, и накинул мне на плечи, не обращая внимания на то, что подол его обмакнулся в грязную лужу.
      В это время раздался грозный свисток, я дернулась. В желудке противно заурчало, а пить захотелось с двойной силой.
      –Вань, может водички? – жалобно прошептала я.
      –Какой водички? – рявкнул Леонид. – Перед соревнованиями пить не рекомендуется!
      В это время из шатров начали выходить участницы, дамы высокие, спортивные и загорелые. Я среди них казался пони-уродцем, затесавшимся в стройные ряды эльфийский лошадок.
      Из палатки провинции Фатии вышла черноволосая красавица, следом за ней Властитель. Заметив меня, Арвиль радостно отсалютовал, Леонид поклонился, а мы с Ваней одновременно сплюнули на землю. Меня окончательно замучила жажда, я сглатывала противную тягучую слюну, и мечтала о кружке с водой. Мне принесли тряпку с номером, я посмотрел на цифру: 13. «Ну, Боже мой, кто бы сомневался, что мне достанется несчастливое число»!
      –Привяжи, – велел Ваня. Я проследила за участницами, все привязывали номера на руки, я попыталась пристроить его на плечо, ткань обвернулась в два раза. Ваня хмыкнул, выхватил у меня номер и связал концы бантиком у меня на талии.
      –На старт! – заорал рефери, молодой повеса в белом кафтане, надетом по случаю праздника спартакиады.
      –Ну, ни пуха, ни пера! – Ваня подтолкнул меня к стартовой линии. Я увидела, как к ней приближаются остальные участницы, некоторым я доставала едва до плеча, я разволновалась:
      –Я не пойду! – решительно заявила я, останавливаясь.
      –Иди! – Ваня подтолкнул меня в спину.
      –Нет! – я уперлась ногами в хлюпающую водой землю. – Они меня порвут!
      –Ты обещала! – напомнил Ваня. – Ты мне должна рабочее место! Иди!
      «Шантажирует!» – со злостью подумала я, и жалобно оглядываясь на суровые лица своих болельщиков, посеменила к старту. Желание хлебнуть водички стало практически непереносимым, у меня потемнело в глазах, когда я представила огромное пресное озеро, в которое окунусь, когда закончится эта пытка.
      Раздался хлопок, девушки кинулись с места, и, мелькая пятками, побежали к мишеням. Бежали они ладно, кто косолапил, кто вилял бедрами, кто махал руками.
      –Вехрова! – истошно завизжал Ваня, распрощавшийся с возвращением на работу. – Беги!
      «Так это был старт?» – с удивлением подумала я и сорвалась с места. Чтобы не видеть происходящего, я зажмурилась и едва не перескочила через перегородку перед мишенями. Лук оказался пудов много легче и на два аршина короче, принесенного мне Ваней, от радости я попала пять раз в десятку своей мишени и один раз соседней, кинула лук на землю и побежала дальше. Меня подгоняло ведение огромного чистого озера, полного холодной освежающей воды. Передо мной теперь маячила единственная спина с вытатуированным гербом Фатии. В тот момент, когда фатийка пыталась взгромоздить весь свой вес и рост на стену с помощью тонкой веревки, я легко забралась наверх и спрыгнула на землю, проигнорировав натянутую сетку. Озеро плыло перед глазами, вода манила, жажда усиливалась. Сзади я услышала злобный вопль девушки, и только сейчас поняла, что перегнала потенциальную победительницу. Я бежала, ожидая, когда у меня откроется пресловутое второе дыхание. Как раз в тот момент, когда оно собиралось открыться, прямо передо мной выросли полуметровые ограждения, под ними надо было пролезть по-пластунски. В спину тяжело пыхтела данийка, через прерывистые вздохи, выкрикивающая ругательства. Я упала на колени и, ковыряясь в грязной воде, легко перелезла под натянутыми тросами, и ударилась хребтом только, когда поднималась на ноги.
      Впереди показался долгожданный финиш! «Вода! Вода!» – запело у меня внутри. Тут-то о себя дала знать разъяренная победительница прошлого года: она из последних сил догнала меня, и я только почувствовала сильный толчок в спину. Ленточку я так и не разорвала, а проехала под ней на пузе, сладко уткнувшись лицом в жидкую грязь. И так мне было хорошо лежать в этой прохладной, освежающей грязи, так уютно! Благодарная голова не хотела подниматься, уставшее тело ощущало мягкую горизонтальную поверхность, я не слышала ни восторженного визга Советника Леонида, ни расстроенного гудения данийцев. «Вот он рай на земле!» – с блаженством думала я, языком пытаясь лизнуть холодной воды из лужицы у самого рта. Только я до нее дотянулась, как кто-то грубо подхватил меня на руки и подбросил вверх. Затянутое тучами небо приближалось и удалялось, мелькали деревья. Я почувствовала подступающую к горлу тошноту и истошно заорала:
      –Вниз! Опустите меня вниз!
      Меня поставили на землю, перед глазами все плыло, вокруг кружились радостные лица адептов, среди них вспыхнуло и погасло лицо Петушкова.
      –Воды, – простонала я. – Воды.
      Меня не услышали и потащили к подиуму для вручения медалей, водрузили на верхнюю ступеньку и рукоплескали, рукоплескали. Я стояла красная, потная, перепачканная в грязи и мечтала только об одном: глотке воды. Большая, круглая медаль, покрытая позолотой, показалась камнем на шее, под ее тяжестью я согнулась, а тело начало ломить. Болело все: руки, ноги, шея, спина, но больше всего болела похмельная голова. Я смотрела красными воспаленными глазами на Властителя Ненэлии и не испытывала ничего, кроме тошноты.
      Я плелась с поля, едва передвигая ноги. «Где это видано, чтобы полумертвые победители на своих двоих шли? – возмущалась я про себя. – Я едва не попрощалась со здоровьем, пока бегала за Словению, и где благодарность?!»
      Мимо пронеслась коляска с Магистром Леонидом, рядом с ним сидел Сергий, лицо его пепельного цвета выражало страшную муку, его отсутствующий взгляд скользнул по моей сгорбленной фигурке, приятель меня не признал. Пытаясь сдержать слезы обиды, я добрела до постоялого двора, вылила на себя ведро ледяной воды и закрылась в своей фиалковой комнате. Стоило мне смежить веки, как в дверь забарабанили, я услышала радостный вопль Петушкова:
      –Вехрова! Пойдем праздновать! Меня на работу обратно взяли!
      –Иди в болото! – не открывая глаз, едва слышно пробурчала я и перевернулась на другой бок, сладко засыпая и не обращая внимания на его возбужденные крики.
      –Вехрова! Хорош, дрыхнуть! – услышала я над ухом. Я так испугалась, что подскочила, и уставилась на раскрасневшееся лицо Ванятки, свесившегося из раскрытого окна. Петушков источал резкие ароматы свежего перегара, глаза его блестели, а сам он дышал счастьем.
      –Петушков в болото! – рявкнула я.
      –Чего?
      –Пошел в болото! Не видишь, я пытаюсь не умереть?
      Ваня обиделся, исчез в проеме окна и уже из сада протянул:
      –Меня на работу взяли, пойдем, отметим. Сергий уже там.
      Я тяжело вздохнула:
      –Петушков, я не буду праздновать, что для нас праздник, то для данийцев горе. Я не хочу выходить на улицу, они подстерегут меня за углом, пришибут оглоблей и отберут медаль! – сквозь наваливающийся сон я несла чушь, надеясь, что приятель уберется восвояси.
      –А ты ее под подушкой спрячь!
      –Черт! – я сдалась и поднялась с постели.
      На улицах было как никогда пустынно, дождик зачастил, а ветер усилился. Я зябко поежилась, повыше подняла воротник куртки и спрятала замерзшие руки в дырявые карманы.
      –Храм открыли? – хмуро спросила я у качающегося Петушкова, пытающегося подстроиться под мою семенящую походку.
      –На завтра перенесли.
      Около входа в нашу излюбленную таверну стояла «телега бесконяга». Я с удивлением уставилась на нее и покачала головой:
      –Надо же не боится на ней по городу ездить!
      Маленькая таверна оказалась забитой людьми, уточню, именно людьми. Данийцы сейчас прятались дома и доставали из чуланов черные траурные флаги, в знак моей победы.
      Здесь собралась вся словенская община, они сидели за огромным столом, сдвинутым из всех маленьких столиков по обеденной зале. Советник Леонид с полной рюмкой в руке говорил заунывным голосом тост, некоторые, не дожидаясь окончания, вероятно, очень длинной и, несомненно, поучительной истории таверна пила и веселилась.
      Наше появление встретили бурными овациями, люди повскакивали со своих мест, целовали, хватали за спутанные кудри, а пьяный изобретатель Игнатий, набравшийся под завязку сладкой настойки и напрочь забывший повод веселья, попытался схватиться за мои уши, решив, что я сегодня именинница.
      Потом я увидела Фатиа, от удивления у меня отвисла челюсть. Властитель сидел, закинув ногу на ногу, с пивной кружкой, вместо кубка в нетвердой руке, и мутным взглядом рассматривал окружающих. Сергий что-то настойчиво нашептывал ему на ухо, скорее всего, это была скабрезный анекдот, потому как Арвиль вдруг откинул голову и совсем не по властительски захохотал, брызжа слюной. Тут он заметил меня, широко ухмыльнулся и ткнул пальцем в мою сторону:
      –Аська, у тебя вся рожа расцарапана!
      Я разозлилась, лицо мое, и вправду, представляло страшную смесь синяков и ссадин, к вчерашним боевым ранам прибавились темные царапины на полщеки после соревнований.
      –Фатиа, проигрыш празднуешь? – зло бросила я, сверля его раскрасневшееся лицо яростным взглядом.
      –Ася! – икнул Магистр Леонид. – С Властителем так не разговаривают! Иди, выпьем.
      Я демонстративно отвернулась и подсела к противоположному концу стола.
      В разгар веселья мне опять захотелось ласки, тепла сильных мужских рук, а главное свежего воздуха. Пошатываясь и держась за крышку стола, я с трудом поднялась.
      –Ты куда, победительница? – заорал на всю таверну пьяный в грабли Сергий.
      –Прогуляюсь, – буркнула я. Пока я шла до двери, то моей единственной целью был свежий воздух, но после удара о плавающий перед глазами косяк я подумала: «А поеду-ка я Армана успокою».
      Мелкий дождик превратился в настоящий ливень, тяжелые капли падали на землю, пузырили лужи. Темноту прорезал свет из окон таверны, одиноко мокла «бесконяга». Не долго думая, я забралась на нее, едва не свалившись в грязь со скользкой подножки. Дверь таверны со скрипом отварилась, и в освещенном проеме появился Игнат с бутылью в руках, чтобы не рухнуть со ступеней в траву он схватился за косяк. Заметив меня, он с трудом произнес:
      –Вы куда собрались? – скорее всего, меня он видел во множественном лице.
      –К Арману сер-сер-серенады петь! – я икнула и закрыла рот двумя руками. – Па-па-падвезешь?
      –Садитесь, – кивнул Игнат. – Хотя, – он махнул рукой, – Вы и так сидите!
      Он быстро забрался на телегу, поерзал на лавке, усаживаясь, и щелкнул пальцами. В котле заурчала и закипела зеленая жижа.
      –Впе-впе-вред! – прокричала я. Мы поехали, изобретатель намертво схватился за управляющую крестовину и сфокусировал взгляд на темной дороге.
      –Меня! Меня подождите! – я с трудом повернулась и увидела бегущего правильным зигзагом Петушкова. Он со всего размаху обрушился на дно телеги так, что затрещали колеса, и выдохнул, – догнал!
      –Ох, ребята, – прогудел Игнат, – много вас, а «бесконяга» только четверых выдержит.
      Я безрезультатно попыталась посчитать сколько «нас» сидит на лавке: я, раз, и Ваня, два, Ваня, раз, и я, два. Я задумалась, получалось как раз четверо: я, еще раз я и два Петушкова. «А кто же тогда телегой рулит?» – задалась я вопросом.
      Ощущения были странные: привычной, как у лошади тряски не было, но на камнях и ухабах подбрасывало и качало, пришлось схватиться за края лавки, чтобы меня случайно не выкинуло за борт. Сбоку мелькали темные мокрые деревья, в лицо летели капли дождя и дул яростный ветер.
      –Кучер! – заорал сзади Ваня. – Поддай!
      Игнат неопределенно кивнул и щелкнул пальцами, жидкость закипела еще сильнее, деревья и дома замельтешили перед глазами, дождь бил наотмашь. Я подскакивала, как на пружине, к горлу подступила тошнота, зажимая одной рукой рот, другой я вцепилась в скамью.
      –Еще! – подстегивал пьяный Петушков.
      –Не могу, – Игнат пытался перекричать грохот колес по каменной дороге, – боюсь, заклинит!
      Потом он неожиданно для себя щелкнул пальцами, нос «бесконяги» приподнялся, словно сама телега собиралась взлететь. Я завизжала, забыв про тошноту. Мы поехали под гору, не успев повернуть к Властительскому парку, я заголосила еще громче.
      –Аська! Замолчи! Уши закладывает! – кричал сзади Ваня.
      Но я ничего не могла с собой поделать, глядя на то, как Игнатий остервенело, выпучив глаза, крутит в разные стороны рулевую крестовину, испуганный вопль сам вырывался из моего горла.
      –Тормози! – взвизгнула я.
      Изобретатель схватился за палку с тормозом и с силой потянул ее, раздался скрежет, и рычаг остался у него в руках, Игнат недоуменно уставился на него не в силах понять, что произошло. Потом разжал пальцы, и бесполезный шест улетел в чей-то палисадник. Мы неслись на бешеной скорости по тихой зеленой улице, за нами, оглашая половину берега озера, несся грохот, мой визг и лай собак.
      –Ты по городу ездил? – заорала я в ухо Игнатию.
      –Только по мастерской, – услышала я вопль, в этот момент он вывернул руль, и спас нас от столкновения с толстым стволом дуба. Жидкость из чана выплеснулась, попав на Ванин плащ и прожигая его.
      –Горю, горю! – заорал адепт.
      Тут случилось страшное: руль у телеги отвалился. Мы с Игнатием от ужаса зажмурились и обнялись. Секунда, глухой удар о дерево. Казалось, я находилась в свободном полете целую вечность, потом, приминая своим телом кусты, свалилась на землю, проехала на спине пару метров и остановилась, ухватившись за траву. Я тихо лежала, пытаясь понять, целы ли кости, осторожно пошевелила ногами, потом руками.
      –Вы там живы? – не поднимаясь, позвала я.
      –Да, – отозвался из кустов глухим голосом Петушков.
      Я кое-как поднялась и, хромая, направилась к месту катастрофы. Разбитая вдребезги телега, лежала на боку, из четырех колес осталось одно и все еще продолжало сиротливо крутиться. Зеленая жидкость вытекала из чана и, смываемая дождем, текла в ручейках воды. Игнатий стоял на коленях, скорбно опустив подрагивающие от сдерживаемых рыданий плечи, с зажатым в поцарапанных руках крестцом руля.
      –Мне очень жаль, – прошептала я.
      –Мне тоже, – шмыгнул он носом. – Пойдем?
      Он повернулся, по его худым щекам текли слезы и пропадали в нечесаной бороде. Втроем мы горестно пошагали обратно к таверне на поминки его уникального изобретения, навсегда потерянной «бесконяги». На сегодня серенады любимому Арману отменяются.
 

* * *

 
      Я открыла глаза, в комнату падал золотистый свет солнца, через открытые окна доносилось пение птиц, сквозь ветви яблонь виднелось чистое голубое небо. Я приподняла голову, и меня тут же накрыла волна боли. После соревнований и ночной катастрофы тело ломило, а после пьянки в пересохшем рту стоял неприятный луковый привкус. Я попыталась вспомнить, чем закончился вечер, но обычно услужливая память никак не хотела работать. Как телегу разбили – помнила. Как выпивали за упокой ее души, уже смутно, а вот дальше абсолютный провал, большая черная дыра. «Что же было?» – я застонала, перевернулась, уютно уткнулась в теплую мужскую подмышку и закрыла глаза.
      Что?!
      Я подскочила на аршин, и, обернувшись одеялом, с грохотом рухнула на пол. Подниматься и смотреть, кто лежит на соседней половине кровати, не возникало никакого желания. Я рассматривала пыльные доски пола под кроватью и пыталась осознать, в чем одета. Я скосила глаза на высовывающуюся из-под одеяла руку, на мне была незнакомая полосатая мужская сорочка. Я сглотнула, решаясь посмотреть, кто там, осторожно выглянула из-под кровати и наткнулась на хмурый взгляд темно-карих глаз Властителя провинции Фатии.
      «Люди, что же это такое делается?» – завизжал испуганный внутренний голос.
      –Привет, – выдавила я, стараясь не смотреть на обнаженные властительские телеса, и почувствовав, как у меня начинают гореть уши.
      –Привет, – ответил он хрипловатым после сна голосом.
      Я облизнула пересохшие губы, выпучила глаза и задала мучивший меня вопрос:
      –Ты, случайно, не знаешь, что я делаю в твоей кровати?
      Арвиль вытянул губы и свел у переносицы брови, похоже, до этого момента он таким вопросом не задавался. Он молчал, я тоже молчала, время шло. Судя по всему, Фатиа и сам не знал, как я забрела в его спальню, более того, в его кровать.
      Я неловко встала, кутаясь в одеяло:
      –Ну, я, пожалуй, пойду? – я бочком попятилась к двери.
      Арвиль рассеянно закивал. Сбросив одеяло, я схватила свои вещи, в художественному беспорядке разбросанные по полу, и стремглав вылетела в коридор в одной рубахе, прижимая к своей груди ворох одежды, и только тут, прислонившись спиной к двери, перевела дыхание. Внезапно до меня донеслись тяжелые шаркающие шаги – в самом конце коридора появился Магистр Леонид, облаченный в ночную сорочку и ночной колпак с рисунком веселеньких поросяток. Я округлила глаза и так же быстро вернулась в комнату, захлопнув за собой дверь.
      Увидев меня на пороге, Фатиа вопросительно поднял брови.
      –Я выйти не могу! – горячо прошептала я, кое-как натягивая на себя порты и стягивая с себя широкую рубаху Властителя. Я бросила ее ему в лицо, прислонилась ухом к двери, слушая шаги, а потом кивнула:
      –Я ушла!
      Я снова оказалась в полутемном с единственным окошком коридоре. Стоило мне двинуться, как Магистр Леонид, напевая под нос, появился в противоположном конце коридора. Я развернулась и заскочила в спальню. Завидев меня, Фатиа закашлялся и выдавил:
      –Ась, ты прости, но я все равно ничего не помню!
      –Да, знаю я! – рявкнула я, забыв про конспирацию. – Там Леонид, аки призрак, по коридору гуляет туда-сюда. Я выйти не могу!
      –Может через окно? – предложил Властитель.
      Идея мне понравилась, я натянула сапоги, села на подоконник и посмотрела вниз, прикидывая высоту. Дом был одноэтажный, упадешь – ничего не сломаешь.
      –Пока! – махнула я рукой и перемахнула в сад, приземлившись в мягкую траву на колени. Воровато озираясь, на цыпочках я прошла к углу дома, и нос к носу столкнулась с Советником. Он успел накинуть кафтан, но оставался в своем забавном ярком колпаке. В горле у меня моментально пересохло, я, как нашкодившая школьница, спрятала руки за спину, опустила голову и залилась ярким румянцем от шеи до волос. У Леонида брови поползли на лоб от удивления, меня он никак не ожидал увидеть именно в этом саду в столь ранний час.
      –Гуляю! – быстро отозвалась я, предупреждая ненужные расспросы.
      В этот момент до нас донесся громкий шепот Фатиа:
      –Аська, ты еще здесь? Ты свою куртку забыла!
      Я вскинула голову и испуганно уставилась в ошарашенное лицо Магистра.
      –Вчера вечером в таверне забыла, – выдавила я из себя. – Он ее забрал, а я за ней пришла, без курточки холодно, – для наглядности я даже начала растирать свои руки.
      –Ты когда ночью раздевалась, под кровать ее бросила! – продолжал между тем Властитель.
      Я зажмурилась, а Леонид нервно закашлял, деликатно давая понять о своем присутствии.
      –Так ты не одна?! – раздался возмущенный вопль Фатиа. – Могла бы сказать! Так запалиться!
      Все! Занавес! Как говорит Ваня? «Пойду, повешусь на дереве перед Домом Властителя, может, полегчает».
      –Ну, я пойду?
      Магистр неуверенно кивнул, я осторожно обошла его, сохраняя уважительное расстояние, а потом припустила до дома быстрее, чем когда за мной гонялся незабвенный Бобик.
      Сергий и Иван, опухшие и недовольные, сидели на веранде, дышали прохладным свежим воздухом и мирно похмелялись рассолом.
      –Идиоты! – завизжала я, налетая на них, как нежить на монашек.
      –За что? – изумился Ваня, прикрывающий от сыплющихся ударов на его гудящую голову.
      –Зачем к Фатиа ночевать отпустили?! – я влепила Сергию подзатыльник, тот подавился рассолом и нервно закашлял:
      –Ты что, шутишь?
      –Если бы! – всхлипнула я, растеряв весь боевой запал и садясь на стул. – Открываю глаза, а он рядом лежит, смотрит, как сыч, голодными глазами. Что было – не помню, что делать – не знаю. Ну, я в окошко, а там Леонид по саду бродит!
      Я закрыла лицо руками и зарыдала.
      –Попали! – сдавленно прошептал Ваня, а потом подошел ко мне и начал успокаивать, гладя меня по нечесаным вихрам, – ну, ладно, хватит уже, хватит.
      Я кое-как успокоилась, умыла красное от слез лицо, переоделась в чистую рубаху, и мы отправились на открытие храма, заранее понимая, что это обратится катастрофой. Мне, как победительнице спартакиады, выпала честь занести на алтарь первую лампадку. Страшась быть присыпанной обломками стен, я еще на поле, сразу после вручения, под умиленные взгляды данийцев, посчитавших меня милосердной к их традициям, отказалась от этого права в пользу фатийки. Плевать я хотела на их традиции, я за свое и без того слабое здоровье боялась.
      Площадь перед храмом, заполненная до отказа разряженным в лучшие одежды радостным народом, гудела. Мы остановились в парке рядом с фонтаном, уселись на поручни и стали ждать, когда монументальная постройка рассыплется и прахом развеется по воздуху. Праздник уже начался, я увидела, как по красной ковровой дорожке ко входу шла торжественная процессия, рослая фатийка в белых легких одеждах с распущенными по плечам волосами несла маленькую глиняную плошку с тлеющими угольками, сзади нее на почтительном расстоянии следовал красавец Арман. У меня от безысходности на глаза навернулись слезы, не видать мне теперь Ненэлии, как своих ушей.
      –Мальчики, – всхлипнула я, – что же теперь делать?
      Фатийка и Властитель остановились рядом со ступенями кособокого храма, вся площадь в один момент непроизвольно склонила голову влево, чтобы получше рассмотреть незабываемую красоту и великолепие душераздирающего зрелища.
      –Братья мои! – заговорил Властитель звучным голосом, толпа моментально стихла и, затаив дыхание, внимала его словам. Я подняла голову, на наспех сколоченной деревянной трибуне для особо важных гостей рядом с Магистром Леонидом сидел Арвиль, он хмуро смотрел на толпу, ничего не замечая вокруг.
      –Аська, – хохотнул Сергий, – обрати внимание, Властитель Фатии выглядит каким-то задумчивым. Не знаешь к чему бы это?
      Он переглянулся с прячущим ехидную улыбку Петушковым.
      –Заткнись! – зашипела я, сглатывая горький комок. «Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, почему Властитель Фатии выглядит задумчивым! А Вы каждый день просыпаетесь в одной кровати с лохматой похмельной девицей, с момента вашего знакомства орущей во всю глотку, что не переносит Вас на дух? Но главное, Вы не помните, как это получилось!»
      –Мы ждали этого дня три долгих года! – продолжал свою речь Арман. – И теперь, – он показал рукой на храм, – он готов!
      –Слушай, Ась, – зашептал мне в ухо Иван, – я чего-то не пойму: ты серенады ехала петь Арману, а в постели оказалась с Фатиа. Это мода такая?
      –Господи! – взвыла я. – Заткнись! Заткнитесь оба! И без вас тошно!
      –Эта молодежь, эти нравы, – глубокомысленно изрек Сергий. Парни переглянулись и расхохотались.
      –Идиоты! – буркнула я, отодвигаясь от них.
      –Мы открываем этот храм, – вещал Властитель Ненэлии, – и ставим первую свечу, – он начал подниматься по ступеням, стены задрожали.
      –Пойдем отсюда! – одними губами скомандовал Сергий. Мы поспешно скрылись в кустах, и когда практически покинули парк, раздался громкий срежет и оглушительный визг толпы.
      –Началось, – вздохнула я.
      Советник Леонид себя ждать не заставил, он залихватски въехал во двор на коляске, подняв облако пыли. Еще на ходу спрыгнул на землю и поднялся на веранду. Глядя на его перекошенное от ярости пунцовое лицо, подрагивающие лощеные щеки, мы застыли от предчувствия надвигающейся грозы. Леонид тяжело дышал, сжимал кулаки, потом бросил свое рыхлое тело на стул и схватился за свои торчащие вихры.