«Какие наблюдательные! – хмыкнула про себя я. – Сумели-таки разглядеть клеймо!»
      Я коротко кивнула и заметила, как у хохотушек округлились глаза.
      –Скажу вам по секрету, – я даже немного перегнулась в седле, чтобы мои слова услышала не вся площадь, – Властитель очень любит ранним утром по берегу реки ездить, за городом, на песчаном пляже.
      Для девушек мои слова оказались откровением, они, как по взмаху волшебной палочки, покраснели, а глаза их заблестели с новой силой. «Ну, все Фатиа, – ухмыльнулась я про себя, – конец твои тихим одиноким прогулкам! Теперь за тобой будет носиться табун лошадей с красавицами верхом».
      Как раз в это время на рыночную площадь въехал тот, кого я так долго дожидалась. Пантелей держался в седле неестественно прямо, его необычные, почти прозрачные глаза по ястребиному осматривали толпу, а покрасневшее от загара лицо выражало бесконечную муку. Я радостно улыбнулась и повернула к нему, но Пан не замечал меня и целенаправленно двигался через толпу к синему шатру с табличкой «на запись». Сначала я не поняла, что произошло, но когда он повернул коня, то я, к собственному изумлению, увидела нежно прислоняющегося к его спине Марлена. Поэт, измученный долгой поездкой, в пыльной робе, осторожно обнимал гнома за пояс и тихо дремал, счастливо улыбаясь, как ребенок.
      Я едва не расхохоталась в голос и с трудом выдавила из себя:
      –Пан! – гном не слышал, он продолжал сосредоточенно ехать к шатру для записей участников. – Па-ан! – уже заорала я.
      Толстая старуха в черном скорбном одеянии подскочила на месте, затрясла в воздухе кулаком и что-то затараторила на данийском. Я ей примирительно улыбнулась и пожала плечами, мол, «говори, не говори, все равно, моя твоя не понимать».
      –Гном! – уже заголосила я на всю мощь своих легких. Пантелей резко повернул голову, Марлен сзади дернулся, открыл глаза и, едва не упав, посильнее прижался к Пану.
      Пантелей, наконец-то, меня заметил, его лицо просто расцвело радостью, а в глазах появилась надежда на избавление от назойливого пассажира.
      –Аська! – мы встретились. – Как я рад тебя видеть! Ты так загорела, похорошела!
      –Да, ладно тебе, – махнула я рукой, – ты, где так задержался, мы тебя ждали еще на прошлой неделе.
      –Да, я с ним, – гном качнул головой, имея в виду поэта. Он толкнул Марлена в бок, тот окончательно очнулся и спрыгнул на землю:
      –Мы приехали! – радостно воскликнул он, широко зевая. – О, моя королева, – он развел руки, глядя на меня, – ты стала прекрасна, как ясное солнце, теперь я тебя не отдам никому, но жаль, у меня за душой нет червонца, и я тебя возвращаю ему!
      –Кому? – удивилась я.
      –А не знаю кому, это я так разогреваюсь. Прощаться плохая примета, – махнул он рукой и молча скрылся за пологом шатра.
      –Не понял?! – у гнома отвисла челюсть. – Нет, ты представь себе, я его вез от самой приграничной деревни, а тебе никакой благодарности! Его то укачивало, то ему спать нужно, то есть!
      –А почему ты его на Драконовой реке не оставил? – заинтересовалась я.
      Гнома перекосило, он надолго замолчал и задумался, похоже, в продолжение всего пути мысль избавиться от поэта и пришпорить коня даже не приходила ему в голову.
      Мы двинулись по направлению к постоялому двору.
      –А где Ваня? – перевел гном разговор.
      Меня бросило в жар, я замялась, а потом все же ответила:
      –Он болеет, – туманно поведала я.
      –Простудился?
      –Нет, ногу сломал, – я перевела дыхание. Ну, вот я сказала это!
      Гном выпучил глаза:
      –Довела-таки парня! – хохотнул он. – Несчастный, наверное, оступился, когда за тобой с топором по двору носился?
      –Нет, – сдавлено буркнула я, – с дерева упал.
      –Он там привязывал веревку, чтобы тебя повесить? – изумился гном.
      –Нет, за цветами полез! Пан, я тебя умоляю, он тебе сам все расскажет! – взмолилась я с выражением раскаянья и муки на лице.
      Убранный постоялый двор радовал глаз своей чистотой, дорожка в сад была посыпана свежим песочком, Тризор снова сидел на цепи, уже потолще. Завидев гостей, пес зашелся хриплым лаем, пытаясь наброситься на нас, Пан с опаской покосился в его сторону.
      Когда Гарий в элитном эльфийском жеребце распознал скакуна из властительской конюшни, то ему подурнело, наверное, сильнее чем, когда он с утра обнаружил разгромленный под расчет огород. Он посчитал коня едва ли не небожителем, имеющим неземные корни, и с трясущимися руками начал насыпать в кормушку вместо обычного овса отборную, свежую морковь, скорее ту немногую, что удалось спасти после нашего с Ваней нашествия на грядки, воду Гарий исправно подсластил и едва не напоил коня из ложки. Жеребец, не привыкший к такой диете, заработал несварение, и его поспешно возвратили обратно Властителю с горячей благодарностью от всего маленького постоялого двора и корзинкой груш с поломанной Магдалены.
      Ваня лежал в своей комнате, превращенной на время в больничную палату, бледный и осунувшийся со свеженьким фиолетовым синячком под глазом. Нога сиротливо поднята на чугунную дужку кровати, в комнате пахло мятой и тем особенным резким запахом, сопутствующим лежачим больным. Шторы прикрыты, чтобы развеселый солнечный свет не мешал адепту отдыхать после бессонной ночи. Петушков с мукой в глазах посмотрел в нашу сторону, увидев Пантелея, вошедшего за мной, он, кажется, обрадовался, попытался приподняться, но бессильно упал обратно на поднятые подушки. Гном таким видом приятеля и собутыльника был удручен:
      –Ванятка, – просипел он, – выздоровеешь, эта ведьма от нас далеко не уйдет! Твоя мечта выполниться – мы ее порешим!
      –Она живучая, – плаксиво пожаловался Иван, – и привык я к ней, скучно без нее будет.
      –Да, ладно, ребят, – всхлипнула я от умиления, – скоро приедет Совет, там будет отличный лекарь Сергий Пострелов. Он тебя, Ванечка, на ноги в два счета поставит!
      Гному постоялый двор понравился необычайно, особенно веранда с большим круглым столом, мягкими стульями с высокими спинками, широким лежаком и стеной из дикого винограда. Он чавкал и причмокивал, поглощая суп, и закрывал глаза от удовольствия каждый раз, прежде чем отправить ложку в рот.
      –Пан, слушай, я хочу тебе кое-что показать, – мне не терпелось похвастаться припрятанным под кроватью волшебным мечом.
      –Да? – без особого энтузиазма поднял тот взгляд.
      –Мы нашли Фурбулентус! – торжественно прошептала я, перегнувшись через стол и приблизившись к нему.
      Гном застыл, на его подвижном лице с бешеной скоростью менялись гримасы от изумления до откровенного недоверия.
      –Повтори, – он сглотнул, – я, кажется, не расслышал.
      –Пойдем, посмотришь, – я поднялась из-за стола и кивнула на дверь.
      Когда нас поселили сюда, на постоялый двор, я спрятала меч под кроватью, посчитав, что там самое надежное место. Если новость о его находке, так взбудоражила Дом Властителей, то, представляя, как на это отреагируют простые обыватели, я решила убрать его подальше с глаз фатийских. Теперь он лежал между старыми пыльными коробками, завернутый в тряпицу, и дожидался своего звездного часа.
      –Глянь, – я развернула тряпку. Свет, падающий из окна, попал на крупный синий камень и разбился на тысячи ярких блестящих лучиков, заиграл голубой мозаикой на стенах, обклеенных светлыми обоями, нарисовал замысловатый узор на зачарованном лице гнома.
      –Это он, – тихо прошептал он, поднимая дрожащую руку, проводя ею в воздухе над клинком, – меч раздора. Значит, все правда!
      –Что, правда? – насторожилась я, моментально заворачивая Фурбулентус старой тканью.
      Пантелей внимательно посмотрел в мое хмурое лицо:
      –Я так, мысли вслух.
      Ответом я не удовлетворилась, но молча кивнула. Вокруг меня в воздухе плавают какие-то страшные тайны, что-то важное, что изменит, возможно, всю мою жизнь! Об этом, похоже, все знают, но тщательно скрывают от меня. Вот теперь и гном. Что он имел в виду? Что, правда? Бабочка?
      Я порывисто опустилась на колени и спрятала меч обратно под кровать.
 

* * *

 
      Ваня ужасно мучился и страдал, нога у него болела целыми сутками, кроме того, сожженная кожа под гипсом чесалась, он осторожно водил костылем по гипсу, надеясь прекратить изматывающий зуд. От всех этих обстоятельств характер у него окончательно испортился, а настроение менялось от плохого до откровенно ужасного. Весь световой день он возлежал, откинувшись на груду пуховых подушек, на лежаке на веранде, дышал свежим воздухом и стонал, закатывал глаза, бормотал себе под нос, капризничал и обвинял весь мир в своих несчастьях.
      –Когда же он приедет? – бубнил он чуть слышно.
      –Кто? – я перевела взгляд с раскрытой книги «Приключений» на скорченное Ванино лицо.
      –Твой Сергий, когда приедет? – заорал он и яростно махнул костылем, я даже пригнулась на всякий случай, не кинул бы его в меня.
      –Может, сегодня и приедут, – пробормотал гном, откусывая огромный кусок от хлеба с маслом.
      –А ты откуда знаешь? – усомнилась я.
      –Я когда сюда ехал, – гном шумно хлебнул горячего и очень-очень сладкого чая, – то задержался по одному делу, и потом перегнал их. – Он что-то долго прикидывал в уме, – я приехал три дня назад, а они уже должны были быть вчера.
      –А почему ты не сказал, что даниец, которого мы грабанули в Краснодоле, никто иной, как правая рука Арвиля Фатиа? – неожиданно спросила я, мучивший меня вопрос. – Ты не мог не знать этого!
      Гном такой каверзы с моей стороны не ожидал, и, подавившись чаем, зашелся кашлем.
      –Приехали! Приехали! – раздался звонкий голосок. Я выскочила во двор, худенький веснушчатый мальчик стоял у ворот и радостно улыбался, открыв щербатый рот.
      –Кто приехал? – крикнула я ему.
      –Люди приехали! Все важные такие, – он развел руками, изображая, насколько оказались важными послы.
      –Наконец-то! – раздался вопль Петушкова. – Я спасен!
      Я вручила ребенку большое румяное яблоко, он схватил его и убежал, мелькая грязными пятками.
      Возбужденный Ваня попытался вскочить со своих подушек, но резко поморщился от боли и махнул рукой:
      –Ну, вы идите, я вас здесь подожду, – на его худом лице отразилось отчаянье.
      –Не боись, братан, – Пан тяжело поднялся со стула, – мы тебя в беде не бросим! Встретишь ты свою делегацию.
      «Не бросим в беде» гном представлял себе весьма своеобразным образом. Сначала он хотел дотащить Ивана на себе; с трудом оторвав Петушкова от кушетки, он движением фокусника дал тому костыль, и тут же подставил свое плечо; надо сказать, дохромали они ровно до середины двора под удивленные взгляды Гария и Марии, и оба выбились из сил. Гном сдался и признал несостоятельность проекта, но тут ему в голову пришла фатальная для Ваньки идея, и из сарая была извлечена старая одноколесная тележка, переделанная из старого корыта, в которой хозяин перевозил сорняки с огорода в компостную кучу. Петушков сомневался недолго, и с готовностью кивнул, соглашаясь доехать до Главной площади на ней.
      Я подкатила тележку, гном придерживал скачущего на одной ноге адепта.
      –Вехрова, – сквозь сжатые зубы процедил Ваня, – тележку подкати, кому проще хромать мне или тебе?
      Я послушно толкнул тележку к ним, большое колесо проехало по ноге гнома, тот обозвал меня непечатным словом, и схватился за ступню, напрочь забыв про Петушкова. Ваня, между тем, балансировал на одной ноге на перевес с тяжелым гипсом на другой и яростно размахивал костылем. Гипс все же перевесил, и несчастный рухнул лицом вниз на тележку. Я не смогла ее удержать и отпустила ручки тележки, Ванятка начал медленно съезжать на пузе на землю. Мы с вовремя опомнившимся гномом одновременно кинулись к нему, пытаясь спасти от новых увечий.
      –Аська, – глухо прошипел Петушков, лежа на дне тележки, – ненавижу.
      С огромным трудом он перевернулся и, поерзав, устроился с относительным комфортом. Я с сомнением посмотрела на скукоженного приятеля и жалко торчащую из корыта тележки загипсованную ногу и прошептала в ухо гному:
      –Ты уверен?
      –Повозки все равно нет! – буркнул он.
      Мы тронулись в путь, с трудом выехав со двора. На наше шествие высыпала полюбоваться вся улица. Чувствуя себя полной дурой, я схватилась за одну ручку тележки, помогая гному удержать тяжеленного детину. Тележка подскакивала на кочках и колдобинах, Ваня, одной рукой вцепившись в край тележки, другой размахивал и указывал нам дорогу. Его трясло на неровностях, тележка жалобно скрипела, мы с трудом управляли незамысловатым транспортом.
      –Помедленнее! – орал адепт. – Смотри колдобина! – Ваня подпрыгнул и ударился челюстью о коленку, – нет, – простонал он, – вы меня решили угробить!
      За нами увязались мальчишки, хохочущие и делящиеся своими разумениями, сможем ли мы доехать до Дома Властителей «на этом колесе». Ближе к центру дорога стала лучше, Петушков расслабился и стал вытягивать шею, чтобы рассмотреть, когда же мы доберемся до площади, но тут дорога пошла под горку, и тележка начала набирать скорость. Где-то на середине улицы мы с гномом отчаялись совладать с ней. Петушков ни на шутку перепугался, глаза у него стали бешенные, размером с золотой, его подбрасывало и швыряло в разные стороны, он голосил диким голосом, что мы изверги и убийцы, и что нам это зачтется на страшном суде. В конце концов, на особенно глубокой яме, когда стала просматриваться площадь, тележку сильно качнуло, мы ее выпустили из рук, а Ваня продолжил свой путь в свободном полете. Мы со всех ног бросились за ним, но, казалось, тележке приделали крылья, она набирала скорость, виляла и уходила от наших рук. Издавая нечеловеческий вой, адепт вжал голову в плечи, схватился за края тележки, так что было видно одну макушку, ноги болтались выше головы, мне даже показалось, что гипс сейчас улетит к кому-нибудь во двор. На одной особенно глубокой колдобине тележка сдалась, и единственное колесо отвалилось. На долю секунды я обрадовалась, решив, что адепт сейчас остановится, но не тут-то было. Бесколесый поддон, цепляющийся железными ручками за дорожные камни, несся вперед, к центру площади.
      Мы с гномом застыли, едва дыша, в переулке. С первого взгляда стало понятно, что приветствие двух цивилизаций в самом разгаре. Послы Совета Словении приклонили головы и обменивались мечами с Властителем. Над площадью стояла благоговейная тишина, любое произнесенное слово, разносилось эхом и отражалось от стен. Толпившиеся в стороне законопослушные граждане безмолвствовали и, затаив дыхание, наблюдали за красивым действом. На лицах всех присутствующих застыло выражение торжественности. И тут в это благолепие с громким матом и жутким скрежетом железа о камни площади въехал адепт Петушков Иван Питримович, маг четвертой степени. Он пронесся рядом с ошарашенными Советниками, и остановился аккурат перед Фатиа, передающего меч в руки Магистра Леонида.
      Пауза была достойна театральных подмостков, растерянное выражение лица Магистра сменилось диким ужасом, у Властителя отвисла челюсть, а глаза стали больше и круглее, чем у самого перепуганного Петушкова.
      Я тут же решила про себя, что Ваню точно лишат лицензии, и мы с ним в компании гнома Пантелея Аушвидского сгнием на самой дальней каменоломни в Словении. Аминь!
      –Магистр Леонид, – выдавил из себя Ваня, скорченный в корыте, – здрасьте! Я вижу, нас не ждали?
      Я почувствовала приступ истерического хохота, но смех застыл на устах, когда в мою сторону метнулась сотня взбешенных взглядов, но самый страшный из них был тот, из-под очков, ехидно прищуренных глаз. Я решила скрыться в кустах, и уже сделала шаг к ним, как Фатиа решил спасти ситуацию и, бесцеремонно пихнув меч в руки Магистра, широко улыбнулся:
      –Господа, к чему условности? Мы все же почти братья!
      Оба Совета едва не потеряли сознание от такой фамильярности, а Леонид сильно побледнел и схватился за сердце. Не обращая ни на кого внимания, Арвиль повернулся в мою сторону и крикнул:
      –Асия Прохоровна, подходите, не стесняйтесь!
      Я самым решительным образом возжелала умереть, прямо здесь и прямо на этом месте, но злосчастное провидение меня не услышало. Я дышала и сгорала от стыда, расплачиваясь за глупую идею гнома.
      Не чувствуя под собой ног, под испепеляющие взгляды я прошествовала к Стольноградской делегации и скромно встала в сторонке.
      –Здравствуйте, Советник Леонид, – выдавила из себя я и покраснела еще сильнее от собственного писклявого голоса.
      –Здравствуй, Асенька, – с натугой процедил он сквозь зубы. Меня сразу бросило в жар, на лбу выступили блестящие капли пота, а потом вдруг залихорадило. Это начало конца, завтра буду копать могилу на земле Фатийской у стен Дома Властителей, а перед самоубийством напишу записку и в своей смерти обвиню Арвиля Фатиа!
      Ванятка сидел в остатках тележки, не в состоянии подняться на ноги и сбежать, дабы утопиться в каком-нибудь симпатичном омуте на реке и смыть с себя страшный позор.
      –Аська, что за представление? – услышала я над ухом знакомый голос. – Я даже не узнал тебя!
      Я скосила глаза, передо мной стоял Сергий в отлично сидящем дорогом камзоле, наверное, лучшим в его гардеробе. Он похудел с нашей последней встречи и относительно похорошел. Знала бы, что разлука на него подействует таким образом, давно бы куда-нибудь уехала.
      –Я загорела! – прошипела я в ответ, раздражаясь от одного его цветущего вида. У меня жизнь рушиться, а он тут такой красивый приехал!
      –Ты похорошела! – сделал он комплимент, я удивленно подняла брови, это что-то новенькое. – И сразу поглупела! – прошипел он.
      Вот спасибо, друг любезный, уважил! Я фыркнула и отвернулась от него.
      Магистр нудно продолжал затянувшееся приветствие; я широко зевнула, зевнул Сергий стоящий рядом, зевнул белобрысый Советник Властителя, даже сам Властитель порывался зевнуть, но статус и манеры не дозволяли обидеть разговорившегося гостя. Наконец, Леонид закрыл рот; Арвиль шустро поклонился и, предложив чувствовать себя, как дома, стремительно удалился в Дом.
      Все начали разбредаться с площади, к Магистру поспешил белобрысый и радостно пожал ему руку, пальцем тыча в мою сторону.
      –Асия, – накинулся на меня через некоторое время Леонид, когда Ваню увезли с площади на постоялый двор, – что случилось с адептом Петушковым?
      –Он упал с дерева, – выдавила я из себя и окончательно сконфузилась.
      –Зачем он туда полез? – встрял в разговор Сергий. Магистр удивленно оглянулся на него.
      –За цветами, – я запнулась, – он за ирисами туда полез.
      У Магистра отвисла челюсть:
      –В Данийе растут цветочные деревья?
      –Угу.

Глава 10