" Не дожидаясь повторного приглашения, подруга шлепнулась на колени и отползла в убежище, следом за ней и я. Какого же было мое удивление, когда мы обнаружили там всех четырех красавцев и несчастного гнома в разорванном полушубке. В пылу страстей дамы даже не заметили, что их герои спрятались поближе к земле. Зрелище было жалкое и уморительное, но подружка не растерялась и с совершенно счастливым видом протянула свиток: "Крестик поставьте, ну хоть один!", - пискнула она.
      Парни шарахнулись, было, из-под телеги, но быстро вернулись назад, а гном закрестился и запричитал: "Чур меня, чур меня!" Я расхохоталась страшным голосом, как настоящая ведьма. "Бесы! - охнул пискляво гном, хватая за грудки то одного парня, то другого, - За какие же грехи посланы? И чем я провинился-то?"
      Я отсмеялась, отдышалась и обратилась к парням, которые казались более или менее вменяемыми.
      - Обедом накормите, вытащу!
      Не долго думая, парни замотали головами. Я вылезла из-под телеги как раз вовремя, девицы сообразили, что "Боянов" нигде нет, и решили громить площадь. Забравшись в самую гущу, я сложила ладони рупором и крикнула, а потом указала в сторону Главной площади:
      - Вон они! Они туда побежали!
      - Вон они! Вон они! - раздалось вокруг. Толпа озверелых поклонниц моментально двинулась в указанном направлении, сметая все и всех на своем пути.
      - Лови их, - подлила я масла в огонь, но мой призыв либо не восприняли, либо не услышали. В это время на опустевшую мостовую из-под телеги выбрались "Бояны", гном и подруга, не спускающая влюбленных глаз с парней.
      - Ну, пойдем, проведу тайными тропками, - предложила я.
      Пробирались мы, как партизаны, темными улочками и узкими проулочками. Я шла первая бодрым шагом. Мальчики бледнели от любого женского голоса и судорожно прижимали к груди некогда дорогие и новые лютни, ожидая за каждым поворотом наткнуться на орущую толпу. Гном пыхтел и ковылял на своих коротких ножках, стараясь не отставать. Динара, едва не плача, завершала процессию, уже неся развернутое, как транспарант, лубяное безобразие, которое по недоразумению было названо портретом музыкантов. Через минут двадцать показался "Веселый поросенок", не сговариваясь все прибавили ходу.
      - Дошли, слава богу, - проснулся гном, - а то я чуть не помер. Отдышка, зараза, замучила.
      - А Вы приходите к нам в лавку травницы Марфы, мы Вам быстро лекарство найдем, - не стала теряться я, зазывая выгодного клиента, - и ребятам, - кивнула я в сторону четверки, - что-нибудь от горла, а то на морозе поют, голоса сажают.
      Последнее предложение написало на их челах неподдельный ужас, видимо, перспектива быть вылеченными от чего бы то ни было, пугала всех до беспамятства.
      - Но я не настаиваю, - быстро ретировалась я, решив, что еще слово и обеда нам не видать.
      - Ну ладно, девоньки, ладно. Обсудим потом, а сейчас кушать, есть или жрать. У меня после таких разборок всегда аппетит просыпается, - подытожил гном мою тираду.
      Всемером мы зашли в харчевню. Хозяин, усатый, дородный дядька, чуть не обмер:
      - Ох, какие гости, какие гости, а доченька-то моя, Аленка, на вас, касатиков, пошла полюбоваться, а тут вы сами и пожаловали. Честь-то, какая, честь, - запричитал он.
      - Лучше дверь на засов запри и ставни закрой, - гаркнул совсем уже пришедший в себя гном, - а то весь твой сарай разберут на прутики. Ну, девоньки, давайте знакомиться, - обратился он к нам, когда мы все расселись за длинным столом.
      - Ася, а это Динара, - представила я оторопевшую от такого нежданного счастья подругу.
      - Угу! - поддакнула она, съедая глазами четырех красавцев.
      - Аспид, - важно представился гном. - Я импресарио этих орлов.
      - Чего? - не поняла я, гном махнул рукой: дескать "неважно".
      Я крякнула, имечко было еще то. Мальчики дружно молчали. "Бойцы, ну представьтесь же!" - скомандовал Аспид.
      - Иван.
      - Иван.
      - Иван.
      - Илюша, - вдруг сказал единственный светленький почти женским голосом, странно растягивая буквы, от неожиданности я даже моргнула и выдавила из себя: "Очень приятно!"
      Через несколько минут принесли закуски и выпивку, от вина мы вежливо отказались, а вот курочку в маринаде на углях, да огурчики уминали с удовольствием.
      Динарка не сводила влюбленных глаз со своих кумиров, гном громко чавкал и икал. С улицы стали доноситься приглушенные голоса и стуки в закрытые ставни поклонниц "Веселых Боянов". Это совсем не располагало к трапезе. От одной мысли, что счастливых у нас не любят, а потому сильно бьют, аппетит исчез, а в понимании этих девиц, мы с подругой сейчас были самыми счастливыми на всем белом свете.
      Я начала тянуть Динарку домой, но та упиралась и не хотела прерывать своего блаженства. Все же после того как парни нацарапали по кресту на своих лубяных изображениях, она обречено сдалась.
      * * *
      Совершенно счастливая и окрыленная с обновами под мышкой влетела я в лавку.
      - Марфа, - заорала я с порога, - я их купила.
      Завернутые в коричневую бумагу лежали эльфийский тулупчик, штаны и сапожки. О том, как я их приобретала, будут складывать легенды: такого народ еще не видел. Эльфы были жаднее гномов, и торговаться с ними просто бесполезно, но не мне. Все примерив и уже завернув, я начала канючить, решив, что не готова отдать добрую половину всех своих денег. Пытаясь выторговать с каждой покупки хотя бы по медяку, я орала во все горло. Эльф от неожиданности и такой неуемной наглости, едва не поперхнулся и растерял все свое показное равнодушие. Уже через пять минут он тыкал пальцем в кульки, а через десять кричал, что я могу идти на все четыре стороны, и вырывал их из моих рук. Я яростно сопротивлялась и голосила, что было силы, что де меня грабят и обманывают, и мне даже на хлеб не остается. Торговец еще пару раз что-то прохрипел и потерял голос, поэтому сдался, и все покупки мне достались за полцены. Я проявила редкостное радушие и предложила купить в нашей лавке микстуру для горла с огромной, почти пятидесяти процентной скидкой. После этих слов эльфа отчего-то вдруг перекосило, тут-то я и решила исчезнуть, пока он не набросился на меня с кулаками.
      Я рассказала это Лукиничне, мы посмеялись и открыли лавку для посетителей.
      Через некоторое время звякнул колокольчик, и первым кого я увидела, на пороге был Иван, горе адепт Совета Магов. Выглядел он плохо, помятое лицо радовало глаз разбитой губой и опухшей переносицей, видимо, он хорошо приложился к полу при падении от собственного удара. Глаза у него были красные, как у быка. Он постоянно хлюпал носом, из чего я заключила, что у Ванечки аллергия. Маг важно, насколько позволяла комплекция и состояние здоровья, прошествовал к прилавку и, облокотившись на него, едва ли не с преддыханием, и сильно гундося, произнес:
      - О, милая дэвушка, - тут он замолчал, недоуменно посмотрел на меня и громко чихнул, - самучила сараса! - растерял он остатки своей важности.
      - Насморк? - сделала я наивные глаза. Иван меня совершенно не помнил.
      - Аллергия, - прошептал он, и, не успев прикрыть рот платком, чихнул, разбрызгивая слюну, - чихаю, больше не могу. Дэвушка, миленькая, может, травки, какие есть, или настойки. Умру ведь, пропадет город без меня.
      - Ну, да, - протянула я, доставая с полки бутылек с настойкой. Вот, - улыбнулась я, - дважды в день после еды.
      Тут Иван увидел звездочки у моего пальца и нахмурился, явно что-то вспоминая. Я быстро убрала руку, но не тут-то было. Память возвращалась к нему просто семимильными шагами.
      - Ах ты, недоучка! - вдруг заорал он, чихая. - Я вспомнил тебя! Это ты мне губу разбила!
      Явное несоответствие сказанного с действительным немало удивило меня. К тому же, даже я, с моим живым воображением, не могла представить эту картину: да я просто не допрыгну до его физиономии.
      - Все было не совсем так, - поморщилась я.
      - Ага, - не унимался тот, тыкая пальцем мне в лицо, - еще и посмешищем выставила!
      Я почувствовала, что начинаю злиться - он сам согласился на эту дурацкую дуэль, кто же знал, что я выиграю. План мести немедленно созрел в моей голове.
      - Успокойтесь, - пропела я, забирая бутылек, Иван моргнул и чихнул одновременно, - в качестве отступных возьмите это, - и достала с полки маленькую баночку с самым сильным слабительным, какое можно найти во всей Словении, - это лучшее средство от насморка, вы сразу расхотите чихать! И абсолютно бесплатно!
      Радужная перспектива бесплатного лекарства успокоила мага и привела в хорошее расположение духа.
      - Так бы сразу, - произнес он, отвечая на мою очаровательную улыбку, и ушел, не поблагодарив и не попрощавшись.
      "Да уж, - ехидно подумала я, - он теперь ни чихать, ни кашлять, ни дышать не сможет!" - и довольно потерла руки - обидчик наказан, справедливость восторжествовала! Виват!
      Глава 2
      Одинокий мальчик
      Черный страшный коридор, странные неровные тени, как от свечей, где-то впереди. Холодный ветер и плач, плач ребенка. Я металась по коридору, пытаясь найти выход, я шла на крик, это был крик маленького мальчика. "Ты где?" - звала я его, но ребенок не слышал и продолжал плакать, как от боли, как от страха. Я хваталась за холодные скользкие стены, сердце сжималось от тоски и гнева, словно это маленькое плачущее существо было тем единственным, которое я люблю на этом свете. Поднялся ветер, заглушая плач, кто-то приближался сзади, удар в спину...
      И я проснулась. Обнаглевший кот, решив, что я занимаю слишком много места на кровати, упираясь спиной о стену, пытался лапами спихнуть меня. Мой Кузя был размером с добрую дворнягу, поэтому с ним не поспоришь. Едва не растянув руку, я попыталась схватить его, за что была сразу же укушена.
      Я села на кровати. Что-то было не так. Но что? И тут я поняла: всю свою сознательную жизнь, каждую ночь я летала над зеленой долиной, над синей рекой... Всю жизнь, но только не сегодня! Я испугалась, что со мной случилось? Что произошло? Чей это был ребенок? Проучившись в Училище три года, я не сомневалась в том, что большинство снов вещие. Мне стало страшно и холодно, даже в натопленной комнате.
      За окном забрезжил поздний зимний рассвет. Я встала, все равно уже не засну.
      Да уж, вот тебе и выходной!
      Шел третий день ярмарки. Я толкалась среди толпы, жуя на ходу горячий пирожок. Покупать мне уже ничего было не надо, да и не на что, поэтому вышла я просто, чтобы одеть обновы.
      На главной площади около столба, куда обычно вешали распоряжения Совета, толпился народ.
      "Война, - слышала я со всех сторон. - Ироды, не живется им в мире-то! А дитятко зачем?" Растолкав толпу, я добралась до подвешенной на гвозде бумажки и прочитала следующее:
      "Второго дня из города Фатия места Фатии в Солнечной Долине был похищен данийский ребенок. Младенец сей является наследным Властителем города Бертлау места Бертлау. По неопровержимым данным ребенок находится в Стольном граде места Московии. Имеет опознавательный знак: рисунок синего цвета на лопатке в форме круга с неизвестными письменами.
      Всем, кто что-нибудь слышал или видел, просим обращаться в Совет Магов. Любая информация будет хорошо вознаграждена. Нашедшего ребенка ждет вознаграждение 750 золотых монет и эльфийский скакун трехлетка".
      Ниже была приписка шутника, надпись гласила: "Ребенок зело опасен, поэтому брать его надо лаской и спокойствием, а еще лучше накидывать мешок на голову и бить, пока не оглушишь".
      Последнее замечание народ обсуждал с особенной охотой: предлагали ребенка ловить, на рыбу и на мясо, лучше человеческое, сачком и просто с дубиной.
      Я пробралась через толпу обратно. Если ребенка не найдут, то государству это грозит новой кровавой войной. Данийцы защищали своих детей, как волчица молодых щенков, а когда ребенок - наследный Властитель, что и говорить. Я задумалась о судьбах государства и уронила остатки пирожка на землю. Юркая маленькая дворняга схватила его и, поджав хвост, отбежала подальше, уже обливаясь слюной от предвкушения удовольствия.
      - Чтоб тебя! - от злости я даже плюнула.
      - Что ругаешься, красавица? - услышала я знакомый голос. Передо мной из ниоткуда появился Юрчик - местный юродивый, а, по-настоящему, самый известный шарлатан во всей Московии.
      Выглядел он довольно импозантно: потрепанный тулупчик, сильно прокопченный, кое-где дырявый и залатанный, теплые ватные штаны заправлены в старые стоптанные валенки, на голове шапка-ушанка из непонятного зверя, я подозревала, что это какая-то дворняга, хотя Юрчик клялся и божился, что песец.
      - Хорошо выглядишь, краса, - сверкнул он хитрыми маленькими глазками, - на выданье уже.
      Я махнула рукой:
      - Скажешь тоже.
      Вместе мы пошли в сторону Южной площади. Юрчик расспрашивал о тетке, с которой у него тоже когда-то была любовь, что наводило меня на определенные мысли о ее поведении в молодости.
      - Слушай, Аська, у меня к тебе дело есть, - вдруг сказал юродивый.
      - Денег не дам, - сразу выпалила я, зная, что у него их обратно потом не допросишься.
      - Да что, ты, девонька, - вроде как обиделся Юрчик, - работу хотел предложить тебе, времени займет немного, а заплатят хорошо.
      Я насторожилась: это было что-то новенькое.
      - Ага, обворовать кого-то надо? Так это без меня.
      - Зачем обворовывать, воровать не будем, - отозвался тот, - так пошалим. К тому же 10 золотых заплачу.
      Я призадумалась: после покупки одежды, денег оставалось немного, а еще надо было заплатить за комнату в Гильдии.
      - Хорошо, - неожиданно для себя согласилась я. - А что делать-то надо будет?
      Юрчик приосанился и тихо спросил:
      - Да, ничего особенного. А бегаешь хорошо?
      Я насторожилась:
      - Смотря, кто догоняет.
      - Надо хорошо бегать, - продолжал юродивый, - а главное, очень быстро.
      - А зачем? - я была уже совсем не уверена, что хочу поработать, если с предполагаемого места заработков придется улепетывать, не помня себя.
      - Дык, - протянул тот, - мало ли, что может быть. Да ты не пугайся раньше времени, - он хлопнул меня по плечу, - не обманут - сначала деньги, а потом работа!
      Последнее заявление мне совсем не понравилось: где ж так делают, что сначала платят, а потом просят работать? Между тем, мы подошли к странному маленькому замызганному шатру, с какими приезжает бродячий цирк. Юрчик, воровато озираясь, отогнул занавеску и пропустил меня внутрь первой, потом нырнул и сам.
      Внутри шатер был не менее замызганный нежели снаружи, здесь находилась маленькая круглая сцена посреди нее была железная ось, на которой держалась вся конструкция. Рядом со сценой стояло кресло, больше похожее на найденный на помойке трон. Толстый мужчина с торчащей во все стороны бородой, на которой налипли крошки от только что скушенного обеда, тепло нам улыбнулся.
      - Юрчик! - пробасил он. - Ну, наконец, я думал опоздаешь! Ты предупредил девушку?
      - Ну, конечно, Маэстро, - кивнул в ответ мой приятель.
      Я хотела, было, возразить, что никто меня ни о чем не предупреждал, в их фарсе я участвовать не буду, и, гордо кивнув головой, удалиться, как в руках у толстяка сверкнули золотые. Слова я сразу проглотила и начала внимательно слушать.
      Оказывается, все было достаточно просто: в определенный момент Юрчик внесет меня в шатер, и я предсмертным голосом попрошу "Маэстро" "излечить" меня, тот приложит руку к моей голове, а потом я прозрею, встану на ноги или еще чего-нибудь сделаю, в зависимости от ситуации. Через несколько минут мне выдали "реквизит", который состоял из старой грязной торбы на меху, от которой воняло собачатиной и рваной шали. Мне предложили снять верхнюю одежду и оставить в закутке за сценой, но, помня, что я имею дело с настоящими мошенниками и потом рискую ничего не найти, делать этого я не стала. Морщась от запаха и омерзения, я надела торбу прямо на тулуп, а шаль на свой платок. После этого мне перевязали глаза грязным бинтом, оставив маленькую щелку, чтобы я хотя бы что-то видела и никуда не врезалась, приложили небольшую доску к ноге и сделали нечто вроде шины, совершенно забыв, что шина, как минимум, накладывается на голую конечность. После чего нам выдали мешочек с деньгами, и мы спрятались за шатром, ожидая своего выхода.
      Через несколько минут в шатер начал забиваться народ, ожидающий зрелища. В первый раз в своей жизни я принимала участие в такого рода обмане! Актриса я была такая же, как танцорка, поэтому тряслась, как промерзшая дворняга, и даже изредка поскуливала.
      - Не боись! - подбодрил меня Юрчик. - В первый раз всегда страшно.
      В это время на сцене началось какое-то действие, а еще через несколько минут раздался звучный бас толстяка:
      - Ну, кого излечить!
      - Пора, - произнес Юрчик, перекрестясь и хватая меня на руки, - с богом и в дорогу не страшно!
      Кряхтя и потея, в торбе и тулупчике весила даже я немало, а юродивый был худоват и слабоват, он внес меня в шатер.
      - О, - завопил он, как резанный, - Маэстро! Вылечи мою сестру, мучается бедная! - А мне шепнул, - Ну подыграй!
      - Да, Маэстро, - надрывно крикнула я, - больше не могу, я ничего не вижу, ничего не слышу, - очень хотелось добавить "и никому ничего не скажу - язык вырван", но я вовремя сдержалась и продолжала, - и еще, еще у меня сломанная нога дергает, ночами не сплю...
      Видимо, получилось слишком наигранно и театрально и народу не понравилось
      - Где ж у нее нога сломана, - услышала я злое сопение, - вон как стоит, как березка молодая.
      Быстро сориентировавшись, я оттолкнула Юрчика, упала на колени на пол и поползла, крича:
      - Совсем ходить не могу, Маэстро, падаю, ноги не держат!
      В тоненькую прорезь под бинтами, я видела ноги Маэстро и повернула к ним.
      - Где ж она ничего не видит? Вон как ползет, как будто ей дорогу освещают! - раздалось тоже шипение.
      Я повернулась на девяносто градусов и поползла уже к середине сцены, забыв про ось, я ударилась об нее со всего размаху головой, раздался странный трубный звук. Меня откинуло на спину, а из перебинтованных глаз посыпались искры, сразу все звуки отдалились, а потом приблизились, и началась мигрень.
      - А еще у меня голова болит, - сказала я уже вполне нормальным голосом, а потом уже плаксиво. - Муж, мой, - тут я вспомнила, что Юрасик не муж мне, а брат, но народ, увлекшись, нестыковочки не заметил, направь мои стопы к Маэстро, - правильнее было бы сказать колени.
      Юродивый подбежал, схватил меня на руки и поднял с огромным усилием, которое вытекло в довольно определенный звук из организма. Люди начали морщиться от запаха и отступать от нас на два шага назад. "Все же придется убегать", - предупредил меня на ухо Юрасик.
      - О, несчастная, - пробасил толстяк, - велики твои мучения, но не бойся: я исцелю тебя.
      После этого он положил свою лапу на мою голову и торжественно произнес:
      - Увидь сей мир.
      Я незамедлительно стянула грязную повязку с уже чешущихся глаз и заорала, подняв руки к небу:
      - Я вижу! О, люди, я вижу!
      И вновь услышала злобный голос:
      - Быстро она чего-то прозрела.
      Я испугалась и заорала сначала:
      - Я вижу правым глазом! О чудо! Мой правый глаз прозрел!
      - Ага, я понимаю двумя, а то одним, ерунда.
      - Мой левый глаз тоже начинает видеть, - ответила я, водя головой, ища источник мерзкого голоса. Им оказалась сорокалетняя баба со щербатым ртом и волосами паклей. - О, люди! Я все вижу! И тебя, мерзкая карга, мешающая мне выздоравливать! - проорала я. - Маэстро, вы маг, - я кинулась ему в ноги, - нет, волшебник, - я поняла, что сказала что-то не то, вернее кудесник!
      Маэстро ласково погладил меня по голове:
      - Иди, дочь моя.
      - Как же она пойдет, - раздалось из толпы, - у нее же нога сломана.
      Мы переглянулись с Маэстро, но он нашелся быстро:
      - Нет, дочь моя, я сказал: иди, ты абсолютно здорова!
      Я подскочила на ноги, наверное, излишне резво, потому как раздалось: "О, как молодая коза!"
      И, опустив глаза, сказала:
      - Век Вас не забуду!
      Я облокотилась на руку Юрчика и, специально хромая, прошествовала к выходу.
      - Ну, все бежим! А то бить сейчас будут!
      - Что? - не поняла я.
      В это время из шатра донеслись крики: "Люди, кошелька нет!"
      Перегоняя друг друга, мы с Юрчиком побежали. "Вон она, слепо-глухо-немая! Стой, мошенница!" - услышала я и припустила еще быстрее. Мысль быть пойманной обворованной, а потому разъяренной толпой придавала мне скорости и прыти, юродивый не отставал ни на метр. Уходили мы теми же переулками, которыми я два дня назад водила музыкантов. Сейчас я прекрасно поняла, что они чувствовали в тот момент. Мы были уже в трущобах, когда голоса совсем смолкли. Еле дыша, я остановилась. Юрчик схватился за бок и повалился на снег:
      - Ох, дева, хорошо бегаешь.
      - Еще бы, - отдышавшись, подтвердила я, - жить захочешь - не так побежишь. Гони мои 15 золотых.
      - Десять! - возмутился мужик.
      - А я сказала пятнадцать, я всю работу сделала, а ты мне не сказал, что пока я там распиналась - народ грабили!
      Юрчик скривился и достал кошелек, который ему дал толстяк, там было не меньше 40.
      - Ах ты, жук! - воскликнула я. - Давай половину, а то глаз выбью! Ни один Маэстро не поможет.
      Тот едва не плача отсчитал 20 золотых и протянул мне:
      - Никогда с тобой больше связываться не буду, - протянул он плаксиво.
      - И, слава богу! - расхохоталась я.
      - Реквизит верни!
      Я с готовностью стянула грязную одежду, скомкала и бросила Юрчику.
      - Лови свой реквизит, - развернувшись, и уже не боясь, что меня узнают, пошла по направлению к дому.
      Сердце пело от радости: в кармане позвякивали 20 новеньких блестящих золотых, я шла в красивом тулупчике, и это ничего, что от него сейчас несло собачкой, главное, жизнь налаживается!
      Напевая под нос, я повернула на узкую улочку и тут услышала это плач, детский плач, как во сне, только сейчас он был вполне реальным. У меня мелко затряслись руки. Ребенок! Поддавшись порыву, я побежала на крик и, завернув в один из переулков, увидела его.
      Маленький мальчик, двух-трех лет отроду. Он был в одних тоненьких штанишках, грязных и рваных на коленях, и ярко-желтой льняной рубахе. Босые ножки стали совсем красными, его всего колотило от мороза и страха. Он плакал и размазывал слезы по чумазому личику, эти заплаканные глаза могли разжалобить даже самого закоренелого преступника.
      Испытывая к нему огромную жалость, я протянула руку:
      - Малыш!
      Трансформация в ребенке произошла незамедлительно: он поднял на меня черные без белков глаза и зарычал, обнажая короткие острые зубы. Я шарахнулась. Это был пропавший данийский мальчик! Первым моим желанием было убежать: этот ребенок был опаснее многих известных мне диких животных, но что-то остановило меня, что-то как будто подтолкнуло в спину.
      - Эй, малыш, - удивляя сама себя, произнесла я как можно ласковее, малыш, ну ты что, не бойся, я не причиню тебе вреда. Иди ко мне.
      Внезапно мальчик превратился в самого обычного, но очень красивого ребенка, с черными, как смоль, волосами и яркими, почти фиолетовыми, глазами, и перестал плакать, а потом вдруг кинулся ко мне, радостно смеясь:
      - Мама!
      Такого я не ожидала! "Мама?!" - это уже слишком! Сказать, что я удивилась, значило не сказать ничего! Я уже решила ретироваться и спастись бегством, но было поздно: данийский ребенок прижался ко мне всем телом, обнимая за ноги:
      - Мама, - повторил он.
      Не долго думая, а скорее плохо понимая, что творю, я схватила его на руки. Мальчику надо было срочно в тепло. Я расстегнула тулуп и, обняв его худенькое тельце, прижала к себе, согревая своим теплом, и, что было духу, бросилась в лавку к Марфе.
      После того, как мы малыша отогрели, накормили, выкупали и уложили спать, собрались на семейный совет. Когда я ввалилась в лавку с ребенком на руках, Лукинична как-то сразу все поняла и вопросов не задавала, отложив это на время, теперь же она могла высказать все что думает.
      - Ты его должна была отнести в Совет сразу, - начала она, - где ж это видано: звереныша и в дом.
      - Не говори так, - оборвала я ее, - днем раньше, днем позже, ну не могла я его тащить туда. Ты же видела, в каком он был состоянии! Ну что, они бы его там холили и лелеяли?
      - Больно ты знаешь, - буркнула Марфа, - чай не изверги, сберегли бы дитя. Вот что, - помолчав, сказала она, - не дело это. Как бы тебя, дуреха, в похищении не обвинили. Завтра возьмешь его и отведешь в Совет, и оставишь там, расскажешь, как все было! Поняла?
      - Поняла, - я ласково посмотрела на нее, - Спасибо.
      - Эх, девка, вечно ты себе неприятности на голову находишь. Люблю я тебя, вот душа за тебя и болит.
      Марфа погладила меня по голове:
      - Ну, иди, посмотри как он там, вижу ведь, что не терпится.
      Я тихо открыла дверь в комнату, это была моя бывшая спальня. Мальчик, свернувшись калачиком и обняв моего старого потрепанного зайца, спокойно спал. Я осторожно присела на краешек кровати, какое-то странное чувство раздирало меня изнутри. Чувство нежности, желание защитить и что-то еще, какая-то дикая радость, словно это маленькое существо мне было самым близким человеком на свете - это меня и настораживало. Я попыталась проанализировать свои чувства, мне до сих пор было непонятно: уж слишком острая была реакция на этого ребенка. Материнский инстинкт у меня пока отсутствовал напрочь, и ни один ребенок не вызывал даже умиления, но этот мальчик? Я убрала с его лба прядку густых волос, и неожиданно он открыл свои огромные фиолетовые глаза и счастливо улыбнулся:
      - Мама.
      - Спи, малыш.
      Мальчик резво подвинулся к стенке, предлагая мне прилечь.
      - Мама? - вопросительно посмотрел он.
      Я покачала головой:
      - Я не мама, маленький, - попыталась объяснить ребенку, - я просто тетя, тетя Ася.
      И тут я увидела у него на шее тонкую золотую цепочку. Я осторожно потянула за нее и достала медальон - тонкий кругляшок, величиной чуть побольше монетки, на нем было выгравировано мое лицо, а с другой стороны имя Анук. У меня по спине побежали мурашки.
      - Тебя зовут Анук, малыш? - мальчик кивнул, и показал пальчиком на изображение:
      - Мама, люблю.
      - Спи, маленький, - я поцеловала его в лоб и затушила свечи. Маленькие звездочки у указательного пальца загорелись ярким красным цветом. Анук увидел их и засмеялся:
      - Звездочки.
      Я улыбнулась. С этим надо было что-то делать. Это было совершенно не нормально, и сбивало с толку. ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ!
      * * *
      В доме Советов, в главной зале собрались все маги и приближенные к Совету адепты.
      Крепко прижимая Анука к себе, я стояла посреди огромного, ярко освещенного помещения, а люди, мужчины, взрослые и сильные, не решались подойти, чтобы проверить действительно ли этот малец - данийский Наследник. Они, сильные маги, боялись приблизиться к ребенку, боялись приблизиться ко мне.
      Внезапно открылась боковая дверь, и в помещение вошел Магистр Владий, самый молодой и, несомненно, красивый Директор Училища Магии. Именно с его легкой руки я была отчислена за "профессиональную непригодность", что можно было перевести как "отказ от любовных объятий Магистра Владия". Как же странно все это было: при своей худобе и небольшом росте, да и внешности обыкновенной, избалованных магов ко мне так и тянуло, уж, сколько кровушки они у меня попили - не передать!
      Магистр, увидел меня и попытался сделать безразличное лицо, у него это получилось плохо. Густые брови поползли наверх, а губы скривились в усмешке. Мы не виделись с ним три года, с того самого памятного момента, когда я коротким и точным ударом в паховую область заставила его валяться на грязном полу лаборатории, проклиная день нашего знакомства.
      - Вехрова, - протянул он, близко подходя, - вот уж не ожидал. Ты так и не оставила привычку попадать в дурные истории.
      Я пожала плечами.
      - Это ты нашла звереныша.
      - Его зовут Анук, - едва не прошипела я, - и он не звереныш! А Вы, Магистр, его совсем не боитесь, а то Ваши коллеги, господа маги, ищут глазами запасные выходы, если он вдруг на кого кинется, - почти крикнула я, чтобы все услышали.
      Зал загудел.
      - А ты такая же смелая или глупая, - усмехнулся Магистр, - жизнь тебя ничему не научила.
      - Жизнь, или Вы? - не выдержала и съязвила я.
      Владий вдруг посерьезнел, его лицо стало холодной маской, он схватил мальчика за руку.
      - Ну, все, достаточно! Спасибо, Асия Прохоровна, за помощь государству Московии. Твою плату получишь в канцелярии, а ребенком займется Совет.
      Он потащил Анука к двери, из которой вышел, и тут случилось то, чего я боялась: мальчик закричал и превратился в звереныша с черными глазами, с силой достойной взрослого мужчины он толкнул Владия, тот упал на пол. Все адепты прижались к стенкам от страха. Анук развернулся и побежал ко мне:
      - Мама!
      Зал охнул. В это время Владий поднялся с пола, и вдруг я почувствовала, что он ударит, ударит боевым заклятием, в маленькое существо, уже не похожее на человечка, которое бежало ко мне и тянуло руки.
      - Нет! - я так и не поняла, откуда у меня появились силы и прыть, в два прыжка я оказалась рядом с Малышом, и закрыла его своим телом. Маленькие звездочки у пальца стали черными.
      - Ах, ты отродье! - прошипел Магистр. - Ты не можешь колдовать!
      - Что здесь происходит, Магистр Владий? - услышала я спокойный голос и подняла голову. Посреди приемной залы стоял Глава Совета, Магистр Ануфрий, самый сильный и мудрый маг в Словении.
      - Что здесь происходит, я спросил, - настаивал он.
      - Он хотел убить Анука, - закричала я, что было силы. Магистр бросил на Владия острый, как иголка, взгляд:
      - Я думаю, Вы, Владий, понимаете, чем это нам грозит, - он сделал паузу, - и новая война, это будет не самое страшное. Арвиль Фатиа никогда не простит нам гибель этого ребенка. Вы будете наказаны.
      Владий склонил голову:
      - Простите, Магистр Ануфрий, я не знаю, что на меня нашло. Это все девчонка, - он ткнул в меня пальцем, и злобно сверкнул глазами, - ее магия не опечатана!