МАРСИАНИН ИЛИ КОСМОНАВТ
      Раскоп, на который повела кружковцев учительница истории, был недалеко от озера. До берега было, как говорится, рукой подать: десять пятнадцать минут хода. Но всё же это было достаточно далеко, и Костя не мог увидеть, что происходило там, на озере. А жаль! Прежде всего он увидел бы там Бориса Сергиенко. Тот стоял у самосвала, обтирая ветошью голые до локтей, блестящие от масла руки.
      На берегу было суетливо и шумно: большой трактор и автокран, похожий на жирафа, разворачивались у самой воды. Берег был илистый и топкий тяжёлые машины вязли, буксовали, рычали, дымили, вздрагивали, глохли и снова рычали.
      На спокойном озере было тоже много всякой техники: пожарный катер с блестящими пушками, только это были водяные пушки - водомёты, рядом стоял ещё один катерок, с которого прямо в воду спускалась железная лесенка.
      - Э-эй! - кричал с берега Борис Сергиенко. - На водолазном! Слышите?
      Он последний раз провёл паклей по промасленным рукам и кричал и звал кого-то с озера, сложив ладони рупором у рта. Руки-то он вытер, а всё равно на щеках остались тёмные линии. Только ещё сильнее сверкали белые зубы.
      На катере с лесенкой появилась фигура не то марсианина, не то космонавта.
      Борис подбежал к берегу, перекинул одну ногу в маленькую лодчонку, второй оттолкнулся и вот уже, ловко орудуя на корме одним веслом, плывёт к водолазному катеру.
      До чего же спокойным, гладким, тихим было озеро! Трудно было предположить, что всего неделю назад тут вздымались волны, совсем как на море в сильный шторм. Эти волны швыряли маленький катерок археологов из стороны в сторону, грозя опрокинуть его и захлестнуть. Нет, экипаж этого судёнышка сразу не сдался. Когда от сильного удара волны в корпусе катера появились десятки маленьких трещин и дно стало заполняться водой, два археолога и моторист, то есть все, кто был на судёнышке, откачивали воду, накладывали пластыри. Но что делать - вода прибывала и прибывала. И казалось, что никак не спастись троим людям, захваченным штормом на Ильмене. Волны крепчали, накаты становились всё мощнее и мощнее, и катерок заваливался на один бок. На нём не было спасательных лодок просто потому, что сам он был, по существу, моторной лодкой и только назывался катером. Да к тому же археологи придумали для этого судёнышка звучное имя, которое было впору океанскому теплоходу...
      Катерок крепился недолго. Вот уже он зачерпнул бортом воду. Экипаж, надев спасательные пояса, прыгнул в бурные волны озера. Теперь надо было поскорее отплыть - и подальше: катерок ведь опрокинется, пойдёт ко дну и в этом месте образуется воронка. Тут никакой пловец не спасётся. Засосёт.
      Да, на Ильмене в тот день казалось, не миновать большой беды.
      Два археолога и моторист успели отплыть, когда катер стремительно пошёл вниз, будто нырнул. И озеро в этом месте забурлило и как бы осело. Будь люди близко, ушли бы на дно вслед за катером. Отплыв, они спаслись от страшной воронки. Но удержатся ли? Ведь берега не видно.
      Все трое выбивались уже из сил, когда мимо проходила рыбачья шаланда. Она-то и подобрала археологов и моториста с "Перуна". Да, "Перуна", ибо так именно и назывался катер археологов. А спустя несколько дней после катастрофы водолазы нашли это судёнышко на дне озера. И вот теперь Борис работал на подъёме "Перуна", однажды уже возвращённого к жизни его руками.
      Всё получилось не так, как думалось и говорилось, когда Борис Сергиенко разговаривал с профессором Бочиным, а Костя слушал этот разговор. После этого разговора оказалось, что водолазный катер занят все дни недели. Вот почему поднятие "Перуна" назначили вместо понедельника на воскресенье. И в то время, когда Костя стоял у пепелища дома, сожжённого врагами тысячу лет назад, на озере бурлила и пенилась вода за кормой двух катеров. Тихое озеро покрылось как бы большой кружевной скатертью, так растормошили спокойную воду два спасательных катера - пожарный и водолазный.
      Ах, если бы Костя был в это время на берегу! Он услышал бы, как ветер доносил на берег разговоры спасателей на катерах. И в разговорах всё время склонялся "Перун". Слова эти были бы для Кости что острый нож...
      Борис Сергиенко подчалил к водолазному катеру, привязал лодчонку к перилам и ловко - одним махом - прыгнул на палубу.
      Неуклюже-большеголовый водолаз, который был похож не то на космонавта, не то на марсианина, каким его рисуют в книжках, подошёл в это время слоновой походкой к лесенке катера. Он стал спускаться, осторожно ступая в своих свинцовых ботинках.
      - Э-эй! - закричал Борис. - Передай там привет "Перуну"!
      Конечно же, водолаз сквозь металлически-стеклянный скафандр не мог услышать Сергиенко.
      Борис знал это, кричал просто так, из озорства и от радости, что вот все переживания позади, нашёлся-таки его любимый катерок и сейчас его поднимут на поверхность.
      После того как Борис исправил однажды "Перуна", он стал для него словно человек, только железный.
      Катер шумел, гудел и только что не говорил. Зато сколько радости приносила каждая встреча Бориса с "Перуном", когда тот, чуть подрагивая, мчался по озеру, закручивая под носом белые усы пены! А Костя и не подозревал, что "Перун" - просто моторная лодка. Вернувшись вечером с раскопок домой, он сел за письмо Володе. Вот что это было за письмо.
      ПИСЬМО КОСТИ
      "Здравствуй, Володя! Не сердись на то, что я не посылал тебе рапорты. Зато мне ужас как повезло. Я пошёл на место археологических раскопок и сразу же услышал, что Перуна уже нашли. Его нашли на дне озера и завтра будут оттуда поднимать. Его будет поднимать такой молодой дядечка, с которым я там, на археологических раскопках, познакомился. Дядечку этого зовут Сергиенко. Он обещал меня взять, когда будут поднимать Перуна. А ты мне говорил, что, если случится срочное ЧП, сразу тебе писать и ты постараешься приехать. Вот я пишу тебе срочно-срочно. Приезжай, а то поднимут Перуна, и я ужас как боюсь, что его поднимут как-нибудь без меня и без тебя. А больше писать тебе нечего. Я написал о самом главном. Учительница у нас, Ираида Андреевна, повела нас сегодня на экскурсию в район раскопок. Ой, Володечка, если бы только ты увидел, что мы там видели! Как наш русский воин тысячу лет назад уложил семь врагов, но дом не сдал. Но Перуна в этих раскопках нет. Он же на дне озера. Приезжай. А то как я один справлюсь с этим Перуном?
      С а л ю т. К о с т я".
      Вот какое было письмо. Костя опускал его в то самое время, когда общими усилиями водолазов двух катеров и трактора вытащили на берег моторку археологической экспедиции. На носу этого судёнышка можно было прочитать красным по голубому:
      ПЕРУН.
      ТЕЛЕФОН ВЫДАЕТ ТАЙНУ
      Кто знает, может быть, события не разыгрались бы так, если бы брат Володи, Женя Замараев, не подвернул ногу. Произошло это с ним, как чаще всего бывает, на ровном месте. Он работал в археологической экспедиции под Москвой, поднялся из котлована, шёл к палатке по скользкой от дождя тропинке и вдруг поскользнулся, вскрикнул, согнулся, но тут же выпрямился и пошёл дальше.
      Однако, сделав два-три шага, почувствовал, что нога даёт себя знать всё сильнее и наступать на неё очень больно.
      "Обидно! - подумал Женя. - Две недели трудился, был бригадиром, и вот теперь, когда осталось поработать два-три дня, чтобы дойти до самого интересного слоя, такая глупая штука с ногой!"
      Вечером за длинным столом, вкопанным в землю, звенели алюминиевые ложки и миски. От большого котла шёл вкусный парок. Женя проковылял тропинкой в обход ужинавших товарищей, прошёл в избу, где он остановился, и лёг на койку. Боль сразу утихла, и он подумал, что к утру всё пройдёт и можно будет доработать с товарищами последние два дня. Но вышло по-другому: наутро нога вспухла, ступать на неё стало совсем невозможно. Жене дали костыль, посадили в кабину шофёра колхозной машины, которая шла в город. И вот он допрыгал уже до своей парадной двери и стоял перед ней, ища в кармане ключ.
      Это случилось в дневные часы, когда дом бывал пуст, разве что Володя мог прийти из школы. Да, так и есть. Женя услышал голос брата. В это время Женя чуть не щёлкнул замком и не открыл дверь. Но громкий голос Володи, оравшего в телефон, заставил Женю застыть у двери и прислушаться.
      - Алло! Алло! Новгород!! - кричал Володя. - Вы меня слышите? - Он помолчал мгновение для того, видимо, чтобы набрать в лёгкие воздух, и закричал теперь уже так громко, что, казалось, можно было его услышать из Москвы в Новгороде без всякого телефона: - Костя! Это я, Володя! Константин! Это я, Владимир! Что же ты молчишь? Я получил твоё письмо! Слышишь?
      Наконец новгородский абонент включился в разговор, и Женя так поразился услышанному, что снял с плеча рюкзак и сел на него.
      - Понятно! Понятно! - громко говорил Володя. - Нашли Перуна... Так... Хорошо. Молодец, Коська!
      Женя почувствовал, что щекам стало жарко и на лбу выступил пот. Из телефонного разговора старший брат понял, что Володя, школьник, мальчишка, "сосунок", как называл его про себя Женя, тайно связан с кем-то в Новгороде. И пока он, Женя, сидит над учебниками и железным "чесноком", пока он роет в Подмосковье землю, где ничего не нашли, этот "сосунок" сделал огромное научное открытие - откопал изваяние бога Перуна из золота. Да, Женя слышал своими ушами, как Володя кричал в телефон:
      - А он что, золотой?.. Золотой! Вот здорово! И большущий! Молодец, Коська! Только не забывай о тайне: Перуна нашли мы с тобой. И точка...
      Вслед за этим телефон звякнул - Володя положил трубку.
      Женя поднялся, опершись на костыль, хотел открыть дверь, но вдруг резко зазвонил телефон. И Женя снова застыл.
      - Да, это я, - сказал за дверью Володя. - Шесть минут? Хорошо. Только я очень вас прошу, не присылайте счёт за разговор домой. Я сегодня же заплачу деньги, сегодня. И, пожалуйста, не ошибитесь потом - не пошлите счёта. Это, понимаете, тайна, большая тайна... Алло! Алло!
      Видимо, предупреждение о тайне на телефонистку не произвело большого впечатления: она выключила аппарат - не с одним же Володей ей разговаривать.
      - Тайна, - тихо произнёс Женя, как бы подумал вслух.
      ОЧЕРТЯ ГОЛОВУ
      Теперь Женя открыл дверь и, стуча костылём, вошёл в прихожую. При этом он думал так: "Ах ты, сосунок гадкий! Роешься в моих работах, а потом за моей спиной плетёшь тайные интриги! Ничего. Задам же я тебе перцу, негодный мальчишка!"
      - Кто там? - испуганно крикнул Володя.
      Вслед за этим он выбежал в переднюю.
      - Женька?! Женечка! Что с тобой? Ранили? Женя!
      Он бросился к брату, стал стаскивать с его плеч рюкзак. В глазах Володи блеснули слезинки, как два алмазика. Нет, Володя уже не думал ни о Новгороде, ни о Перуне, ни о полёте в космос. Это можно было понять с первого взгляда. И Женя вдруг почувствовал, как что-то тёплое охватывает его, как вдруг запершило в горле и жарко стало щекам. Уже не в первый раз он убеждался, что младший брат добрее его.
      - Нет, нет, Володя, - сказал Женя, - меня не ранило. Это пустяки вывих. Завтра пройдёт. Не суетись, малыш! Успокойся.
      Малышом Женя называл брата в минуты прилива любви. Правда, он, как большинство настоящих мужчин, пытался скрыть это, стеснялся, но раз уж прорвалось, ничего не поделаешь.
      Они вошли в комнату, оставив костыль в передней: Женя опирался на плечо младшего брата.
      - Ты слышал мой разговор по телефону? - спросил Володя.
      - Слышал.
      - Весь?
      - Думаю, что весь.
      - Не сердись, Женька, - это всё правда: Перуна нашли.
      - Д-да, - только и мог произнести старший брат. Он всё ещё надеялся, что ему, может быть, почудилось, а может быть, всё это игра, фантазия, детские шалости. Нет, Володя говорил совершенно серьёзно. И потом, он так был взволнован, увидев брата на костыле, что сомнений не могло быть: взволнованные, любящие люди не могут обманывать. И, конечно же, им не до шуток.
      Вечером того же дня в ночной автобус Москва - Новгород поднимались два пассажира: высокий юноша лет двадцати, опиравшийся на плечо мальчика, который был на него похож: такой же узкоплечий и розовощёкий. Только чуть пониже.
      Автобус вырвался за городскую черту, и со всех сторон стало слышно посапывание, похрапывание и даже слабое присвистывание. Откинувшись на высокие, наподобие авиационных, кресла, пассажиры спали. За окнами пролетали огоньки посёлков и городов, а время от времени в автобус врывались яркие фары встречных машин. Но пассажиров это, видимо, беспокоило не очень - они не просыпались. Бодрствовали только двое: Женя и Володя. И думали они примерно об одном: что ждёт их в Новгороде?
      Конечно же, при этом каждого из них это событие волновало по-своему: Володя думал о Перуне, как о способе достичь своей цели. А Женю Замараева беспокоило только одно: "Правда ли всё это - не бред и не сон?" Какой же будет позор, если Женя Замараев, студент первого курса, окажется в дураках и одураченным, главное дело, кем? Школьником, мальчишкой. Что, если об этом узнают на курсе товарищи, преподаватели? Быть ему тогда посмешищем всего исторического факультета... А если правда? Ведь говорил же на одной лекции профессор, что в науке бывают неожиданности, которых никак нельзя предвидеть. Вот это, может быть, и есть та самая неожиданность...
      А всё-таки червячок сомнения грыз Женю. И теперь, в этом сонном автобусе, ему казалось невероятным, как он так стремительно, очертя голову бросился в поездку, не взвесив все "за" и "против". Да, увлечение его было таким сильным, что даже забылась боль в ноге, отошла как-то на задний план, благо опухоль уже спала и можно было ступать без костылей. Были минуты, когда Женя так ругал себя, так раскаивался, что ему хотелось крикнуть шофёру: "Остановитесь!" - и выскочить из автобуса прямо на пустынном шоссе.
      КОСТЯ РУГАЕТ СЕБЯ
      Понедельник день тяжёлый. Да, для Кости Сахарова не было, пожалуй, дня тяжелее. Сложить утром портфель, попрощаться с мамой, выслушать: "Ты, детка, только не шали, будь умницей. И принеси хорошую отметку. Пятёрку. Хорошо?" Улыбнуться, поцеловать маму, чувствовать затылком, как она с любовью смотрит ему вслед, шагающему в бахилах, и... пойти в противоположную от школы сторону.
      Так оно было.
      В этот понедельник обман дался Косте как-то особенно тяжело. Может быть, потому, что он почувствовал тепло маминого сердца, любящего его, Костю, заботящегося о нём. С какой радостью она сказала: "Как хорошо, что ты в своих этих самых резиновых сапогах! Будет дождь, и ты не промочишь ноги".
      В этот момент Косте захотелось сказать маме: "Я тебя обманул - я не иду в школу".
      Захотелось... Почему-то Костя был устроен так, что сделать плохое он не задумывался. Захотелось - и сделал. А хорошее всегда вызывало сомнения: "Надо ли?"
      С одним ли Костей бывает такое?
      В тот раз он тоже колебался совсем недолго и убедил себя, что выхода нет. Ведь сегодня должны поднимать Перуна, и Косте надо было при этом хотя бы присутствовать, если, конечно, ему не удастся участвовать в работе. К тому же вчера он говорил по телефону с Володей. И тот обещал приехать. Володя сказал: "Не знаю, как это мне удастся и где я добуду деньги на автобус, но приеду обязательно".
      Итак, Костя шёл к автобусной остановке, оттуда должен был поехать на озеро к тому месту, где сегодня будут поднимать Перуна. Он и приехал туда, приехал вовремя. Но берег оказался пустынным, и первое, что он увидел, была большая лодка, лежавшая боком на берегу с чёткой надписью на носу:
      ПЕРУН.
      Он ещё ничего не сознавал, Костя. Бывает же такое с человеком: ничего с тобой не произошло - просто обогнал тебя пожарный автомобиль или "скорая помощь". Ведь это случается в жизни сотни раз. Но в этот раз защемило сердце, охватило холодком страха, предчувствия, сознанием какой-то беды. И точно: подошёл к дому и видишь - автомобиль пожарный или с красным крестом у той самой двери, где ты живёшь. И беда вот она - тут, в твоей квартире, с твоими близкими людьми.
      У Кости такое предчувствие какой-то беды холодком пробежало по спине, когда он прочитал название лодки.
      "Капут!" - подумал Костя.
      И сразу же вспомнил весь разговор там, на археологических раскопках. Он стоял тогда рядом с Владимиром Петровичем, а Борис Сергиенко сказал: "Перуна" нашли". Он же сказал просто "Перуна", а не "бога Перуна" или "статую Перуна".
      "Какой же разговор был потом?" - старался теперь вспомнить Костя. Сергиенко говорил, что "Перуна" засосало илом, что водолазы ковырнули и нашли, что теперь поднимать будем. А Владимир Петрович подтвердил, что "Перун" - штука чудесная, теперь с ней можно будет горы свернуть...
      "Это я шляпа, - ругал сам себя Костя, - обрадовался:
      "Перуна нашли"! Хоть бы подумал тогда, какие это горы можно свернуть при помощи какой-то языческой статуи! Лодку нашли на дне озера. Поднимали лодку, названную "Перуном". И всё. А я-то думал..."
      Костя подошёл к лодке. Мелкие волны с тихим шелестом накатывали на берег и, шурша, сбегали в озеро. Пустынно и тихо вокруг. А на душе у Кости было совсем не тихо. Он злился на себя всё сильнее и от злости пнул лодку ногой. Не только её название, но и сама лодка раздражала его. И в это время Костя услышал, как издали кто-то кричал:
      - Э-эй! У лодки!
      С пригорка на отлогий берег бежал Борис. Увидев его, Костя подумал было уйти, но понял, что здесь, на открытом берегу, укрыться некуда - надо стоять и ждать.
      НЕПРИЯТНАЯ ИСТОРИЯ
      - Эй, парень, - сказал, подойдя к лодке, Борис, - опоздал, брат! "Перуна"-то, видишь, вчера вытащили. А ты, я гляжу, в бахилах, совсем как моряк. Но ты не огорчайся. Добре?
      - А я не огорчаюсь, - сказал Костя, размахивая портфелем. - Значит, нашли?
      - Как видишь. Вот он, "Перун". Тридцать четыре лошадиных силы. Целый табун лошадей. Поплаваем ещё с тобой, парень. Тут озеро что твоё море.
      - Д-да, - пробурчал Костя. - А больше, значит, искать не будете?
      - Что искать?
      - Перуна.
      - Так вот же он, "Перун", перед тобой. Подремонтируем, и плыви себе на здоровье.
      - Это я понимаю. А говорят, есть ещё один Перун... Памятник вроде.
      - Ах, вот ты о чём! Да, брат, говорят, был такой лет тысячу назад. Ему даже деньги бросали. Гляди! - Борис пошарил в кармане, достал маленькую монетку и подбросил её на ладони. - Видал?
      - Да я таких много видал. У меня этих монет навалом. И у ребят наших...
      - "У ребят"!.. На, положи в свою коллекцию. Эту наши водолазы нашли, когда "Перуна" поднимали. И монетка эта Перуну брошена, только другому Перуну.
      Костя молчал. Он разволновался из-за своей неудачи, а когда он волновался, всегда сбивался, путал, забывал. Так бывало у доски в школе, так же случилось и сейчас. И Костя сразу как-то обмяк, будто стал маленьким несмышлёнышем. И ему стало себя жалко.
      - Ну, что молчишь? - спросил Борис. - Берёшь монетку?
      - Спасибо, дяденька. А это какому Перуну монетку бросили?
      - Я же говорю - не нашему катеру, а покровителю морей и рек. Предание такое было. Понял?
      - Н-не понял. Значит, покровитель этот там лежит на дне, где наш катер лежал? Да?
      - Ну, добре, - сказал Борис.
      Он сел на лодку, лежащую на боку, и посадил рядом с собой Костю. Затем ткнул пальцем в днище лодки:
      - Этот катер называется "Перун". Понял?
      - Понял!
      - Добре. И катер этот существует. Факт!
      - Факт! - как эхо, повторил Костя.
      - А то было предание, сказка, что есть такой бог. Перун - покровитель тех, кто плавает по морям и рекам. И будто он тут где-то лежит, на дне озера. И вот те, что плавали здесь, - мореходы, одним словом, - чтобы задобрить этого самого Перуна, бросали ему монетки. Только там, в озере, никакого Перуна нет.
      - А где он?
      - Кто его знает! Если был когда-нибудь - я хочу сказать, если статуя такая была, - так давненько, брат, где-нибудь в десятом веке. Перун этот глу-у-боко, должно быть, зарыт. Не ближе десятого века.
      - Ну и что, что в десятом! - воскликнул Костя. - Когда я был на археологических раскопках, там как раз одиннадцатый век разрыли. А от одиннадцатого до десятого...
      - ...рукой подать, - усмехнулся Борис. - Факт! Вот там Перуна и ищи, если интересуешься изваяниями древних богов. Добре? А нашего "Перуна" сейчас повернём и осмотрим. Пособи, парень, благо у тебя сапоги такие, что можешь в воду лезть: бахилы!
      - Нет, - сказал Костя, - я не могу. Извините меня, дяденька, я в школу спешу.
      Да, он действительно спешил. Сердце билось часто-часто, и казалось, что оно выстукивает одно только слово: "Найду, найду, найду"...
      - Значит, вторая смена? - спросил Сергиенко. - Ну, бувай, хлопец.
      Костя промолчал. И так много было сказано им неправды в этот день...
      С озера Костя не пошёл в школу. Во-первых, было уже поздно, а во-вторых, всё время сверлила мысль: "Как там с Володей? Успел ли он выехать из Москвы? Ведь это для него не такое простое дело - уйти из дома, бросить школу, достать деньги, поехать в Новгород. И вот он приедет и спросит: "Где Перун?" А Костя должен ему ответить: "Виноват. Ошибочка получилась. "Перун" - это лодка с мотором".
      Да, неприятная история.
      Думая так, Костя торопливо шёл к автобусной остановке. Постепенно он успокаивался, и в его голове складывался план спасения от всех бед. Перво-наперво встретить все ночные автобусы из Москвы. Их три. Володя, конечно же, ни на один из них не успеет и, значит, не приедет. Тогда бегом к маме, по дороге что-нибудь придумать (заранее думать Костя не любил), выпросить денег, бежать со всех ног на почту и позвонить по телефону в Москву, Володе. Главное - предупредить его, чтобы не приезжал. В общем, не так-то всё и страшно, как оно сразу казалось. А потом вечером, когда рабочие уйдут с раскопок и из карьера, покопаться самому, и кто знает, может быть, и блеснёт под лопатой металл - голова или нога Перуна. Володя вспомнил строчку из песни: "Кто ищет, тот всегда найдёт". А если найти одному, тогда уж никто не скажет, что Костя только присутствовал при находке. Нет, он нашёл сам, единолично, без всяких там Сергиенок...
      Костя садился в местный автобус, когда междугородный автобус Москва Новгород подвозил к конечной остановке Володю и Женю Замараевых...
      А Костя, проехав совсем немного, сошёл на остановке "Карьер".
      В КОТЛОВАНЕ
      Когда наваливается усталость, ботинки становятся вдвое тяжелее, пальто давит на плечи и кажется, что ворот стягивает горло.
      А тут дождь. Он размыл почву, и почва эта налипла на бахилы, на брюки, шоколадными брызгами разукрасила всю спину Кости. Это он отвернулся от мчащегося самосвала, а тот обдал его жидкой грязью по самую шею.
      Но Костя не обращал внимания на эти мелочи. Главное-то в том, что грузовик этот последний: ушла с карьера девушка в брезентовом плаще с капюшоном. В руках у девушки был красный флажок. Им она, должно быть, командовала самосвалами. Но эта учётчица ушла, и теперь на дороге автомашин не было.
      Костя прищурился, стараясь вспомнить и сравнить, какой котлован был там, на археологических раскопках, и какой он здесь, на карьере. Да, пожалуй, этот не мельче. Значит, и здесь докопались до десятого века.
      Дождь, проклятый дождь! От него никуда не скрыться на этом карьере. Хоть бы камень какой-нибудь, чтобы на него сесть и закрыться маленьким ученическим портфелем! Но и камня, как назло, нет.
      Шу-шу-шу... - шумит в ушах у Кости. Он зажмуривается, вытирает мокрое лицо мокрым рукавом и медленно идёт к котловану, скользя бахилами по сырой, вязкой, чавкающей земле.
      Комки почвы срываются из-под ног и уныло бухают о железные листы, которые уложены сверху вниз для курсирующих тут самосвалов.
      Шу-шу-шу... - шумит не переставая дождь.
      "Ну почему я пошёл именно сюда? - сам себя спрашивает Костя. Непогода гонит его домой и злит, и он зло спорит сам с собой. - Сказано же, что Перун в десятом веке. Вот здесь как раз и подошли к десятому".
      "Но почему здесь, а не там, где работают археологи?"
      "Потому что здесь - у самого озера. А Перун покровитель кого? Мореплавателей. Нечего ему было делать там, в городе. Здесь он, только здесь..."
      Это немного согревает и подбадривает Костю. Да, он всё время говорит сам с собой, убеждая себя, обнадёживая и агитируя. Когда ему очень тяжело, Костя вспоминает наших космонавтов - первого, второго, третьего, четвёртого, всех подряд, - и говорит себе: "А им разве легко было? Тяжело. Зато потом..."
      Костя падает раз и другой: в бахилах на скользкой земле неудобно. Но от боли он делается ещё как-то злее и ползёт, ползёт вниз, зажав под мышкой портфель, у которого уже оборвалась намокшая ручка.
      А вот и дно котлована.
      Тут дождь не шуршит, а барабанит по железным листам: бум-бум-бум, бум-бум-бум!..
      Холодно. Сыро. Страшно.
      Ещё не вечер. А здесь, в котловане, сумеречно.
      Капли шлёпаются как будто реже. Дождь стихает. Реже... ещё реже... совсем стих. И сразу становится светлее. Словно в зашторенной комнате на окнах раздвинули занавески.
      Костя оглядывается. Котлован большой - величиной с три-четыре комнаты. Земля выбрана неровно: где больше, там стоит вода, где меньше почти сухо. По углам котлована воткнуты четыре лопаты. Костя кладёт портфель на железный лист и садится. Сидеть неудобно - низко, но всё-таки это отдых для ног. Он вытягивает ноги, чуть откидывается, и какое-то отдохновение разливается по всему телу. Сразу же вспоминаются дом, мама.
      "Что я наделал! - думает Костя. - Не пришёл вовремя из школы, мама, конечно же, всполошилась - побежала в школу и узнала, что меня там вообще не было. Теперь меня ищут по всему городу".
      Он вскочил, взял в руки мокрый, сплющенный, отяжелевший портфель и сделал было несколько шагов к подъёму, который вёл из котлована. Здесь торчала лопата...
      Если сейчас, спустя много времени, спросить Костю, как это так получилось, что он не поднялся из котлована и, усталый, казалось бы, до предела измученный, принялся рыть землю, он объяснить не смог бы. Бывает же такое с человеком, когда кажется, что не он сам, а кто-то сидящий в нём руководит его поступками.
      ...Костя копал с какой-то яростью. Лопата скользила в потных ладонях, ныла спина, шея, руки и ноги. А он копал и копал. Бахилы скользили по ребру лопаты, и нога несколько раз срывалась вниз.
      Первый слякотный слой земли он уже снял, и сейчас шла слежавшаяся, будто веками спрессованная земля. От этого копать стало труднее. Но он копал и копал.
      Теперь уже пот стекал по щекам и по затылку, забирался за воротник. А ладони высохли, на них образовались мозоли. И Косте казалось, что он машина, что кто-то руководит его действиями, движениями, усилиями. Он работал, как автомат, и вдруг почувствовал, что больше не может. Нога снова соскользнула, остриё лопаты не вошло в землю. Нога спружинила. Всё. Точка. Надо кончать. Не вышло. Да и как оно могло выйти потому только, что Косте этого очень хотелось, потому, что ему это было нужно? Так не бывает.
      Нет, бывает!
      Он приподнял лопату, чтобы в последний раз врезать её в землю, теперь уже вертикально, и оставить в таком положении. Но лопата в землю не вошла, а звякнула - звякнула о металл. И тут Костя поскользнулся. То ли бахилы подвели, то ли у Кости закружилась голова. Он упал прямо в грязь и стал пальцами разгребать маслянисто-жидкую землю. Блеснуло золото. Он царапнул его. В сумерках золото это так сверкнуло под его пальцами, что сомнений не могло быть. Так сверкнуть мог только Перун.
      В это мгновение Косте показалось, что склоны котлована чуть качнулись. Что это - землетрясение? Нет, сообразил Костя, кружится голова. Его поташнивало. Во рту стало сухо. Он хотел облизать губы, но язык был шершавым, сухим.
      Костя опустился на колени и стал снова и снова пальцами разгребать землю. И без того окоченевшие руки совсем одеревенели. Но он рыл и рыл, как голодная собака, откапывающая кость.
      Ногти царапали по металлу, но металл этот был облеплен густым слоем присохшей земли. И только в одном месте блестело золото. Костя не почувствовал боли, хотя увидел на пальце кровь.
      "Всё! Стоп! - крикнул он себе. - Ведь я всё равно не вырою его целиком. Перун же огромный, должно быть в рост человека, а я его только расковыряю, обнаружу - другие увидят и припишут находку себе. Не раскапывать надо Перуна, а закапывать. Иначе Перун этот тю-тю - приказал мне кланяться. И всё..."
      И откуда только берётся у человека второе дыхание? Казалось, что все силы иссякли, что земля колеблется под ногами и склоны котлована колышутся. Казалось, вот-вот Костя упадёт и не сможет подняться. А поди ж ты - встал, взял лопату и принялся засыпать Перуна землёй.
      "Взаправду ли всё это? - думал Костя. - А может быть, мне это только снится?"
      Уж слишком необычным, сказочным было всё, что произошло с Костей.
      ЛЕЙТЕНАНТ КАЛЯГА
      Пестролистая осень всегда хороша, когда по утрам искрится белый иней, а днём пламенеет бронзовая и пурпурная листва.
      В новгородскую осень серебристые волны Волхова, шурша, накатываются на кремлёвские берега, а всё вокруг - шёпот посохшей листвы и тихий плеск прибоя, мягкое сияние солнца, которое не обжигает, а золотит, и древние стены, серые в утреннем тумане и красные днём, - всё создаёт очарование величественного города, возникшего из пепла.
      Солнце уже поднялось над кремлём, когда ранним утром автобус Москва Новгород подходил к конечной остановке.
      Всю дорогу братья Замараевы почти не разговаривали. А сейчас, когда они были прижаты друг к другу в тесном проходе автобуса, Женя сказал:
      - Смотри у меня, Владимир, если натрепался! Мне даже страшно подумать, что я с тобой сделаю. Вот так.
      Володя молчал.
      Женя тоже сказал это так, больше для порядка. Вообще-то он верил в своего брата и знал, что, несмотря на молодость, Володя парень серьёзный, хотя и увлекающийся. Ведь увлечение чем-то достойным - это же совсем не порок...
      В Новгороде автобусный вокзал расположен на той же площади, что и железнодорожный. Братья вышли из автобуса в тот утренний час, когда пришёл московский поезд. На площади было шумно и людно.