Лев Эджубов
      Срок жизни
      Дети до 16 лет не допускаются.
      (Из объявления в кинотеатре)
      Принимаются лица не старше 36 лет.
      (Из инструкции о приеме
      в высшие учебные заведения)
      35 - 16 = 19.
      (Из учебника арифметики
      для начальной школы)
      1. МЕХАНИК "ЭЛЛИПСА"
      - Слушай, приятель! Я тебя где-то видел. Присядь, выпьем по рюмке.
      Он крепко держал меня за рукав пиджака. Дернул же черт пройти мимо этого стола, как будто нельзя было направиться прямо к выходу. Дома я ему быстро дал бы понять, что он не встречал меня раньше. Я приехал в этот городишко только ночью. Единственное место, где меня могли увидеть местные жители, - это третья страница утреннего выпуска "Космических новостей". По тот, кто на рассвете успел порядком набраться, вряд ли читает скучнейшую газету, предназначенную для специалистов.
      Как мне хотелось стукнуть его чем-нибудь, но этого нельзя было делать. Слишком много бесед и напутствий пришлось перенести перед отъездом. Мне советовали не высказываться против частных компаний, не интересоваться техническими деталями системы запуска и самого космолета, ходить только по маршрутам, выработанным для журналистов, не забираться далеко в горы... Пожалуй, проще было бы перечислить, что я имел право делать. Список получился бы куда короче. Конечно, никому не пришло в голову запретить мне скандалы с посетителями кафе и ресторанов, и похоже было, что этого не избежать.
      - Извините, - елейным голоском пропел я так, что самому стало тошно, вы никак не могли меня видеть. Отпустите, пожалуйста, рукав.
      - Брось, братец! Может, нас друг другу и не представляли. Но я тебя все равно где-то видел.
      - Да я только ночью приехал и первый раз вышел из гостиницы позавтракать. - Я уже еле сдерживался. - А ну, убери Руну!
      - Ха-ха-ха! - радостно загоготал пьяный. - А ведь верно. Вспомнил. Это я в "Космических новостях" видел твой портрет.
      И вдруг он сразу осекся, стал серьезным и почему-то показался уже не пьяным, а больным.
      - Да, конечно, - сказал он, отпуская мой рукав. - Журналист оттуда. Прибыл на церемонию старта "Саранды". Так сказать, на торжество. По журналисту от страны. И портретик каждого, чтобы никто не спутал. А может, вы все же выпьете со мной? Все равно ведь сейчас некуда идти.
      Это становилось интересным. Было чему удивляться: первый попавшийся на глаза пьяница успевает между рюмками русской водки, да еще после первых петухов, просмотреть газеты и даже запомнить лицо незнакомого журналиста. Но я колебался.
      - Да вы садитесь. А то потом пожалеете, что не сели.
      - Это почему же? - спросил я, усаживаясь.
      - Потому, - сообщил он, наполняя свою рюмку, - что сейчас рано и никого нет. А через час со мной не поговоришь.
      Я не понял, какое отношение к нашей беседе имеет отсутствие посетителей, но наполовину опорожненная бутылка на столе подтверждала, что через некоторое время с ним действительно не поговоришь.
      - Журналистам сегодня предстоит напряженный день, - он пощелкал пальцем по бутылке. - Вы, конечно, эту жидкость с утра глотать не станете. Сейчас попросим что-нибудь помягче.
      Он повернулся всем туловищем к проходу между столами, некоторое время сосредоточенно молчал, как бы соображая, что выбрать из плохо знакомых ему слабых напитков, и наконец крикнул:
      - Катрин, баночку пива!
      Катрин, стоявшая за стойкой, неторопливо направилась к нам. Стройная, длинноногая, она как будто не шла, а просто уменьшала расстояние между собой и нашим столиком. И по мере того как она приближалась, все тоскливее становились глаза моего соседа, все явственнее проступала какая-то болезненность в его лице. Катрин остановилась совсем близко, поставила банку пива на стол, прошествовала обратно к стойке и что-то сказала плюгавому, некрасивому мужчине, выглядывавшему из-за громоздкого кофейного агрегата.
      - Ее муж, - как бы угадав мой вопрос, глухо сообщил сосед. Потом он повернулся ко мне, наклонился всем телом к столу и продолжал: - Вот ты видел многих людей. Пишешь о них. Изучаешь. А скажи, почему вот таким уродам достаются красивые жены? Молчишь! А я могу тебе сказать, почему.
      Он перевел взгляд к стойке, с отвращением взглянул на хозяина ресторана, который полировал металлический бок агрегата, и отвернулся.
      - Все в этой проклятой жизни просто. Некрасивым мужикам приходится бороться за любую бабу. Что за плохую, что за хорошую. А красивые женщины любят, когда за них лбы расшибают.
      Оказывается, этот тип имеет склонность не только к спиртным напиткам, но и к философским обобщениям.
      - А может быть, она вышла за него по любви или потому, что этот красавец владеет рестораном?
      - Чудак ты, журналист. По любви! - И он снова весело загоготал. - А что касается дрянного ресторанчика - такая могла продать себя и подороже.
      - И что, нашлись бы покупатели? - спросил я.
      - Отчего же! Например, я. - И, увидев на моем лице недоверчивую усмешку, он продолжал: - Трудно, правда, поверить, что я богат. Тот, кто делает деньги, не напивается с утра пораньше. Так любой в трубу вылетит. А я деньги трачу, а не делаю. И мог бы Катрин за одну ночь заплатить больше, чем этот плюгавый зарабатывает за целый месяц.
      - А можно узнать, что вы за птица такая?
      - Можно. Отчего же нельзя. Только ты держи глаза, а то на лоб вылезут.
      Он помолчал немного, отхлебнул глоток водки и только тогда посмотрел на меня спокойно и, как мне показалось, насмешливо:
      - Я Барк Томсон, механик с "Эллипса".
      Наверное, ни один свод законов за всю историю человечества не содержал такого количества бесполезных правил, как инструкции Международной космической ассоциации. Каждый шаг любого члена экипажа даже самой маленькой космической посудины был строго регламентирован. Конечно, когда дело касалось околоземных пространств. За их пределами и командиры и команда, да и пассажиры тоже чаще всего руководствовались обстоятельствами, а не пухлыми томами инструкций.
      Пункт 487 "в" "Инструкции о посадке космолетов большого тоннажа" был принят из-за штурмана Девра и никогда не применялся.
      Девр летал на громадном космолете. Раньше такие не всегда благополучно опускались в посадочные озера. В последнем полете Девр получил серьезную травму при аварийном торможении. Когда подлетали к Земле, он бросил рубку, ворвался к главному штурману и стал колотить кулачищами по приборам. Решил, что приборы врут и посадка идет неверно. Когда он понял, что отводить космолет на дополнительный расчетный виток не собираются, он стал вопить от страха и требовать, чтобы ему разрешили индивидуальную посадку. Конечно, ни командир, ни главный не могли разрешить такого, так как в инструкции ничего на этот счет не говорилось. Ну, а на Земле, сразу же после посадки, Девра связали и отправили и больницу.
      Вышел он оттуда через два месяца здоровым, посмеивался над своей историей, хотя о полетах ему пришлось забыть. Но в результате на свет появился пункт 487 "в" "Инструкции о посадке космолетов большого тоннажа". Согласно этому пункту командир корабля имел право разрешить индивидуальную посадку на Землю любому члену экипажа, если возникнет реальная опасность психического расстройства из-за страха разбиться при последних маневрах космолета. Конечно, что и говорить, у многих тряслись поджилки в момент посадки. Даже у самых храбрых. Полетай годик-другой, хлебни всех этих опасностей, которые сваливаются всегда неожиданно и не с той стороны, с какой их ждешь, а потом попробуй садиться спокойно.
      И все же за девятнадцать лет существования пункта 487 "в" ни один космонавт ни разу не воспользовался своим правом. О нем уже начали забывать, о пункте 487 "в". Как вдруг случилась эта история с "Эллипсом".
      Роб Айленд, дежурный по космопорту частной компании "Джеральди", не мог сказать точно, в какой момент от "Эллипса" отделилась капсула, хотя прямо перед его носом был громадный экран для наблюдения за посадкой.
      Надо же было случиться, что в момент посадки "Эллипса" в диспетчерский пункт космопорта вошла Бетти. Она молча уселась рядом с Робом и начала внимательно изучать свое изображение в мятой полированной крышке видеодатчика. "Эллипс" хорошо держался в центре экрана, и пока все шло нормально. До приводнения оставалось добрых двадцать пять минут, и Роб решил рискнуть, хотя знал, что запись изображения будет автоматически включена только на последней пятиминутке.
      - Слушайте, Бетт, я хочу сделать вам маленький сюрприз, - сказал Роб Айленд, не поворачивая головы от экрана. - Надеюсь, вы не станете потешаться надо мной.
      - Ну, что вы опять придумали? Снова экскурсия в расцвеченные пещеры с эскалатором и канализацией, как на прошлой неделе?
      - Нет, значительно хуже, - Роб потянулся к краю щита и передвинул изображение "Эллипса" правее. - Я написал стихотворение, посвященное вам.
      - О Роб, я в восторге! Женщины обязаны любить стихи. Во всяком случае, должны млеть от восхищения, когда стихи посвящаются им. - Бетти оторвалась ненадолго от своего занятия и взглянула на Айленда с улыбкой. Расскажите, Роб, как мужчинам приходит в голову мысль писать стихи и как они это делают.
      - Опять вы за свое, - огорченно проговорил Роб и вернул изображение "Эллипса" к центру. - Давайте я сперва прочту стихотворение, а потом можете вволю смеяться.
      - Ну, что ж, валяйте.
      Роб уставился на экран и минуту сосредоточенно молчал. "Эллипс" казался совершенно неподвижным, хотя и мчался по дуге с громадной скоростью. Приборы наблюдения, расположенные далеко от космопорта, держали изображение корабля точно в центре экрана.
      С "Эллипсом" было не все ясно. Он появился на три с половиной года раньше, чем его ждали. Но пока все шло как обычно. Посадка как посадка. Теперь уже ничего не может произойти. Да и с корабля не подавали никаких сигналов бедствия.
      - SOS! - сказал Роб Айленд.
      - SOS? - выпрямившись, спросила Бетти, и глаза ее тревожно забегали по экрану и щиту наблюдения за посадкой.
      - Стихотворение называется "SOS", - сказал Роб, не поворачивая головы.
      Бетти метнула на него сердитый взгляд, но потом успокоилась и стала снова разглядывать свое изображение на блестящей поверхности крышки.
      SOS! SOS! SOS!
      Спасите меня, хорошая,
      Я, как бездомный матрос,
      Жизнью безжалостно брошен
      В безбрежное море ненужных людей.
      Я у тоски во власти
      На долготе одиноких ночей
      И широте беспредельной страсти.
      Жизнью безжалостно брошен
      Я, как бездомный матрос,
      Спасите меня, хорошая,
      SOS! SOS! SOS!
      - Ну как? - не поворачивая головы, спросил Роб.
      - Пожалуй, поэта из вас не получится, - ответила Бетти, улыбаясь. - Но эти строчки насчет долготы и широты довольно сносные. Как они звучат?
      Вот здесь-то Роб и не выдержал, отвел взгляд от экрана и повернулся к Бетти. Сперва он невольно пробежал взглядом по согнутой над щитом фигуре, а потом, глядя Бетти в глаза, медленно повторил:
      ...на долготе одиноких ночей
      И широте беспредельной страсти.
      На второй день Роб рассчитал время. Оказалось, он смотрел на Бетти каких-нибудь семь или восемь секунд. Но, когда он перевел взгляд на экран, в борту "Эллипса" зияло отверстие торпедного отсека, а к краю экрана медленно уходила индивидуальная посадочная капсула. Если бы Роб знал, как важно сейчас проследить, начнет ли задраиваться торпедный отсек, он не шелохнулся бы. Ведь отсек остается открытым только в одном случае: когда корабль покидает последний член экипажа, чтобы можно было вернуться на космолет. Но Роб растерялся и еще раз взглянул на Бетти, как бы призывая ее в свидетели происходящего. Когда он повернул голову, Бетти метнулась к щиту и включила запись изображения посадки и сигнал тревоги. Это тоже была ошибка, так как и Бетти в этот момент не видела экрана, а запись все равно была включена поздно.
      Когда они оба взглянули на экран, индивидуальная посадочная капсула ушла за край, а вместо "Эллипса" мчались острые языки пламени и разлетались осколки космолета, которым теперь суждено было сгореть в атмосфере. "Эллипс" взорвался, не долетев до Земли каких-нибудь несколько сот километров.
      А через полчаса посадочную капсулу подтянули к причалу, подцепили тросом, подняли и посадили в гнездо. И только тогда люк сделал четверть оборота, откинулся и из капсулы вылез Барк Томсон, механик "Эллипса", единственный член экипажа, который вернулся на Землю.
      2. ПЛАНЕТА
      - Так вас "Джеральди" все эти годы прятала здесь? - спросил я, когда опомнился от изумления.
      - В наше время никто не может прятать человека, тем более "Джеральди". По вашей милости частных космических фирм осталось раз-два - и обчелся. На традициях держатся. Все теперь у Международной космической ассоциации. Даже капитанов кораблей она назначает. Эти частные компании давно разогнать пора. Никто связываться не хочет. - Барк угрюмо усмехнулся. Так что я сам сидел здесь. Конечно, не совсем по своей охоте. До взлета следующего корабля я должен был подчиниться. Фирма требовала. А потом тут понаехали разные международные комиссии. Так что пришлось. Иначе плакали мои денежки. А я их так заработал, что не дай бог другому. Чего же артачиться? Жить и здесь можно.
      - А чего вы испугались при посадке? Нервишки или на корабле было что-нибудь неладно? Какая случайность вас спасла?
      - Никакая не случайность. - Он откинулся на стуле и посмотрел на меня с тревогой. - Все было по закону.
      - По закону-то по закону, - прервал я его, - но ведь вы могли и не испугаться посадки и остаться на корабле.
      - Никак не мог, - спокойно сказал Барк, и опять в его глазах загорелась насмешка. - Я же ничего не пугался. Я ведь знал, что корабль при посадке может разбиться.
      - То есть как это вы знали?
      - Да так. Думаешь, я один знал? Я им предлагал оставить корабль на орбите и посадку совершить в капсулах. Не поверили. И вот я сижу здесь, а они где?
      Он помрачнел и отвернулся. Долго смотрел на Катрин, которая вертелась около стойки, потом взглянул на меня.
      - Ладно, время еще есть. Я тебе все по порядку выложу, как было. А то на меня здесь наговаривают некоторые. Хватит. Три года молчал.
      Барк ткнул вилкой кубик обжаренного сыра, отправил его в рот и долго жевал, уставившись в стол. Потом он поднял голову и заговорил:
      - Вот ты смотришь на меня и, наверное, думаешь, как же это вот такой, как я, - и на "Эллипсе". Когда на кораблях одни космолетчики и ученые. Я сам не верил поначалу, когда предложили. Я на сборке работал. Работа временная. Но у них там авария произошла. Вот из-за нее-то все и случилось.
      Только после второго или третьего оборота ключа Армандо сообразил, что гайка вращается слишком свободно, а резьба стяжки вылезла дальше, чем полагалось. Очевидно, он что-то смял внутри.
      Когда он увидел, что натворил, у него похолодело в груди. Металлическая балка просела и развела надвое центральный стержень ревенира. Однако испуг тут же прошел: Армандо разглядел, что защитные планки убраны и болтаются на магнитных присосках. Значит, за поломку придется отвечать кому-то другому. Ведь ему не сообщили, что стержень ревенира остался оголенным.
      Через четверть часа сборка в космосе была приостановлена, и все собрались в диспетчерской. Члены команды "Эллипса", которые по инструкции обязаны были принимать участие во всех этапах сборки, сидели в стороне. Они выполняли только вспомогательные работы и почти всегда при аварийных событиях были зрителями, к тому же не очень внимательными и серьезными. Они тихо переговаривались между собой, пока сборщики препирались, выявляя виновного.
      - Да, натворили. - Главный сборщик огорченно махнул рукой. - Поломка-то пустяковая. Стержень можно свести. Но ведь это нужно сделать с точностью до микрона, а у нас одно сборочное оборудование. Грузовой космолет поднимется сюда только через неделю. Значит, надо менять план сборки, чтоб время не уходило попусту.
      - А зачем? - раздался вдруг спокойный голос. - Можно обойтись и без аппаратуры.
      Рассмеялись только в той стороне диспетчерской, где сидела команда "Эллипса". Но и у главного выступление Барка Томсона не вызвало энтузиазма.
      - Да ты понимаешь, что такое микрон? - проговорил он, досадливо поморщившись.
      - Слышал вроде, - не унимался Барк. - А почему не попытать счастья? Не получится, тогда и сообщим на Землю.
      Четыре часа Барк возился с центральным стержнем ревенира. В тесной секции сгрудились сборщики и часть команды "Эллипса". План Барка оказался прост: для предварительной установки стержня он использовал защитные планки, но окончательную установку проводил вручную. Он гладил стержень грубыми мозолистыми пальцами, проводил по его краям толстыми желтыми ногтями и, сопя, тихонько постукивал по гладкой металлической поверхности у разлома то ребром ладони, то мизинцем. Зрителям стержень ревенира казался неподвижным, зажатым защитными планками. Но Барк то и дело огорченно ахал, что-то бормотал, начинал снова гладить стержень и постукивать его с другой стороны. Все это множество раз повторялось и длилось утомительно долго. Наконец Барк застыл и только медленно кивнул головой. Один из сборщиков повернул рычаг фиксатора, и Барк устало опустил руки. Через минуту к участку разлома подвели измеритель. Стрелка поползла вверх и остановилась на делении 0,7 микрона - стержень ревенира был установлен точнее, чем полагалось по нормам!
      Когда все разошлись по местам, в диспетчерскую ворвался космолетчик Родерик Дэвис, откинул щиток скафандра и подошел к командиру "Эллипса".
      - Вот это работенка! - зарокотал он. - Ну и силен мужик. Без аппаратуры - и 0,7 микрона. Потеха! И чего таскать за собой тонны инструментов, когда одного Барка было бы достаточно.
      - Да, руки у него отменные, - ответил командир, - просто удивительно.
      - А это верно, - неожиданно спросил Дэвис, - что Зомер отказался лететь и одно место в команде свободно?
      - Уж не собираешься ли ты на это место предложить Барка Томсона? спросил командир.
      - А почему бы нет? - Дэвис усмехнулся. - Видишь ли, мне не хочется оставаться там и не вернуться на Землю из-за какой-нибудь глупой поломки. А они наверняка будут.
      - Но ведь ты знаешь, по какому принципу комплектуются команды испытательных кораблей. Что твой Барк будет делать между редкими ремонтными работами?
      - Пусть ничего не делает, - спокойно отпарировал Дэвис. - Мы все сделаем за него, но зато мы будем спокойны.
      - Ты, как представитель "Джеральди", можешь брать в экипаж кого угодно, - сказал командир, - но я предпочел бы иметь в команде человека, умеющего работать не только руками, но и головой.
      - Голов у тебя будет достаточно, а вот таких рук, к сожалению, нет. И ни один ученый не сможет сделать того, что сделал сегодня Барк. Принцип совмещения профессий! Он хорош для ближних трасс, когда по сигналу бедствия к кораблю могут ринуться десятки спасателей. А что будем делать мы, когда окажемся даже без связи с Землей?
      Дэвис снова взглянул на командира.
      - Никто из нас не умеет хорошо готовить. Но мы будем глотать и невкусную еду. Все мы хорошо знаем электронику. И если даже разобрать всю аппаратуру до последнего элемента, мы сумеем наладить и пустить в ход то, что нам понадобится. Но ведь корабль, кроме того, состоит из металла. А где металл, там должен обязательно быть работяга. Слесарь, токарь, механик - кто угодно. Пусть не ученый, но обязательно с такими руками, как у Барка. Одними учеными и космолетчиками не обойдешься.
      - Ты мог бы придумать более веские аргументы. - Капитан внимательно поглядел на Дэвиса. - Почему ты непременно хочешь, чтобы Барк был в экипаже? Создается впечатление, что ты стараешься загладить какую-то вину перед ним.
      - Какую вину? - вспыхнул Дэвис.
      - Слышал я, еще много лет назад вас оказалось двое на последнее вакантное место в школу космолетчиков-испытателей. Но ведь Барк не прошел по многим показателям.
      - Ну, если ты это знаешь... Барк считал, что у него незначительное отклонение от нормы. Он очень просил меня уйти. Забрать заявление. Я этого не сделал, хотя и мог бы. И Барк стал сборщиком. Понимаешь, наш полет последний шанс для него. Больше такого не будет.
      Дэвис отошел к стойке и стал расстегивать скафандр. Он долго возился с застежками. Потом повернулся и хмуро сказал:
      - Все это чепуха, капитан. Не это определяет мое решение. Барк нужен на корабле, и я готов нести за него полную ответственность.
      - Поступай как знаешь, - ответил капитан, пожав плечами. - Наверно, для престижа вашей фирмы нужно, чтобы хоть один член экипажа был навязан капитану, которого прислала космическая ассоциация.
      - Вот так я и попал на "Эллипс". - Барк откинулся на спинку стула. Хотел я на кораблях полетать, а когда увидел договор, понял: такое раз в жизни бывает. И согласился. Месяца два сидели на ближних трассах. Ну, а потом и отправились в путь. Тогда же все с ума посходили. Ста лет от первого полета в космос не прошло. Недавно только в околосолнечном пространстве болтались. А тут подавай сразу сверхдальние трассы. И все из-за новой технологии полета вашего ученого. Эти русские фамилии - язык поломаешь. Ну, а фирма чем хуже. И она испытания вела. Полет рассчитан был года на четыре. Но вышло все гораздо быстрее. Всего полгода летели.
      Когда перешли на полет без ускорения и огляделись вокруг, радости было много. Получилось, что все рассчитано правильно. Ну, позаписали все эти новые звезды, всякие исследования провели и уже должны были идти в обратный путь. И в этот момент наткнулись на планету, чтоб ей ни дна, ни покрышки. Она нам все планы спутала.
      После посадки на планету Дэвис утверждал, что прекрасно справился бы и один. Но когда на его дежурстве приборы сообщили, что луч неизвестно откуда взявшегося локатора ощупывает их корабль, он обрадовался, что командир сидел рядом и, так же как и сам Дэвис, изумленно таращил глаза на шкалу прибора.
      - Что за чертовщина? - пробормотал командир. - Здесь не должно быть никаких космолетов поблизости.
      Потом в течение нескольких минут они напряженно работали и, когда на модельной карте две тонкие линии сошлись далеко по курсу корабля и перечеркнули одну из планет небольшой звездной системы, командир побледнел, а у Дэвиса задрожали руки.
      - Дать ответный сигнал? - спросил Дэвис.
      - Ни в коем случае, - остановил его командир. - Включай только анализаторы и оптические наблюдатели. Не надо выдавать себя.
      - Но ведь они все равно обнаружили нас.
      - Вряд ли на таком расстоянии можно различить контур корабля. Скорее всего это локатор какой-нибудь метеоритной станции.
      Некоторое время командир смотрел на приборы, потом включил сигнал аварийного вызова команды.
      Они входили в рубку один за Другим и становились за креслами командира и Дэвиса. Может быть, так получилось потому, что первым появился Остин и сразу уставился на модельную карту. Он участвовал в сборке командной рубки, и ему ничего не надо было объяснять. Остин так и не отошел к столу, и остальные тоже застыли за спиной командира, сгрудившись тесной группой. Тонкие светлые ниточки дрожали в прозрачной глубине модельной карты, пересекаясь на светлом шарнире планеты.
      Первым нарушил молчание Остин.
      - Да, техника у них не надежная, - сказал он, продолжая изучать показания приборов.
      - А может быть, важнее отметить, что это все же техника, пусть даже слабая. - От группы космонавтов отделился биолог Фаулер. - Ты всегда начинаешь с недостатков, Остин.
      - А достоинства мне пока неизвестны. Да они меня сейчас и не интересуют.
      - И все же Фаулер прав, - командир повернул кресло и оглядел собравшихся. - Для нас сейчас самое главное, что это техника, и она, к сожалению, сработала. В этом участке нет густых метеоритных потоков. Однако нас засекли на очень большом расстоянии. Одно наличие службы дальнего космического обнаружения уже говорит о многом.
      - Что ты хочешь этим сказать? - Остин перевел взгляд от приборов и с тревогой взглянул на командира.
      - Я хочу сказать, что на планете могут опасаться не только метеоритов.
      - Можно подумать, - Остин усмехнулся, - на планете ждут не дождутся встречи с пришельцами из космоса.
      - А почему бы и нет? Весь вопрос в том, что припасли к встрече с пришельцами. Возможно, этот слабый и плохонький локатор - все, чем располагает планета. А может быть, это только уловка, чтобы скрыть истинный уровень техники.
      В рубке наступило молчание. Командир сидел, опустив голову. Никто не двинулся с места.
      И вдруг в тишине раздался удивленный голос Фаулера.
      - Слушайте, о чем вы говорите? - он подошел вплотную к командиру. Ведь это цивилизация! Разумные существа! Нам повезло. А вы! Я считаю...
      Остин резко перебил его:
      - Я знаю, что ты считаешь. Сейчас начнешь ахать. Ах, неизведанная форма жизни, ах, новый строй мышления, ах, невиданный способ передачи генетической информации. Ах! Ах! А я вот считаю, что мы не должны соваться на планету.
      - Это наш долг, - твердо сказал Фаулер.
      - Долг? - Остина затрясло от возмущения. - Наш долг - вернуться на Землю. Мы ведем испытания и не имеем права глупо рисковать. Сейчас важно показать, что расчет полета верен.
      - Но ведь планета... - начал было Фаулер, но Остин снова перебил его:
      - А что планета? Никуда она не денется. Так и будет крутиться возле своей звезды. - Остин почувствовал, что Фаулер сдается, и стал говорить спокойнее. - Мы ее обнаружили, твою планету. Зафиксировали координаты. После нашего возвращения на Землю сюда можно направить новую экспедицию. А посадка на незнакомую цивилизованную планету связана с риском.
      - Если все так скверно складывается, - проговорил Фаулер с какой-то примирительной интонацией в голосе. - И если вы все такие осторожные! вдруг почти выкрикнул он с досадой. - Так к чему весь этот разговор? Через десять часов мы должны были начать поворот для возвращения.
      - Наконец я слышу разумную речь, - Остин подошел к Фаулеру и похлопал его по плечу. - Главное сделано - цивилизация обнаружена. А детали - кто населяет планету, каков уровень развития, какова форма жизни - выяснятся потом.
      - Беда заключается в том, - Фаулер так же снисходительно похлопал Остина по плечу, - что для биолога все перечисленные детали и составляют предмет исследования.
      Теперь, когда спор был улажен, напряжение спало, и космонавты тихо переговаривались, усаживаясь.
      - А может быть, нам начать маневр поворота сейчас? - Остин выжидательно посмотрел на командира. - Незачем подходить к планете близко.
      Командир долго не отвечал, о чем-то думая и глядя на карту. Потом он повернулся к Остину и спросил с неожиданной насмешкой в голосе:
      - А ты, Остин, часто встречал метеориты, которые, не долетев до планеты, поворачивают и начинают двигаться в противоположном направлении?
      И снова в рубке стало тихо.
      - Как только мы сойдем с нынешнего режима полета и начнем поворот, командир пересел к столу и обвел взглядом собравшихся, - на планете сразу поймут, что имеют дело с космолетом, который к тому же намеревается удрать. Это может показаться подозрительным и привести к желанию задержать или даже уничтожить корабль. К сожалению, мы летим почти прямо на планету и проскочить ее незаметно не удастся. Примерно через неделю они нас опознают.
      - Ты предлагаешь все же совершить посадку? - спросил Дэвис.
      - Не предлагаю, - ответил командир, - а приказываю. Конечно, если будут разумные предложения, я готов изменить приказ. Но боюсь, что другого выхода нет. Я тоже не хочу лезть туда, но придется. Мало того, мы должны заранее сообщить о себе и будем подходить к планете на малой скорости. Пусть у них будет достаточно времени для подготовки. Только так мы будем гарантированы от неожиданного применения оружия. Сейчас всем надеть аварийные скафандры и быть на местах! Первый сигнал с космолета будет подан через сорок пять минут.
      Командир поднялся и подошел к Дэвису. Когда рубка опустела, он еще раз внимательно осмотрел пульт управления, проверил показания приборов и, откинувшись в кресле, сказал:
      - Приготовь автоматическую передачу сигналов на частоте их локатора, но мощнее.
      - А что передавать? - спросил Дэвис.
      - Для начала два коротких сигнала и паузу, снова два коротких и паузу, потом четыре коротких и длинную паузу. Затем все сначала.
      - Дважды два - четыре? - улыбаясь, спросил Дэвис.
      - Да, - ответил командир, - это, видимо, одна из немногих истин, понятных любой цивилизации.
      Командир с Дэвисом стояли на краю посадочной плиты, а напротив, в четырех шагах от них, остановились двое с планеты. Некоторое время молча изучали друг друга. Собственно, ничего нового это не давало. Командир много раз выходил на связь с планетой по телевизионному каналу. Планетяне только однажды изволили показаться на экране, но изображение было записано и изучено досконально.
      Командир первым шагнул вперед и назвал себя. Дэвис сделал то же самое, но планетяне стояли неподвижно.
      - Мы рады передать привет с Земли, - хмуро сказал командир, - и готовы строго соблюдать порядки, существующие на планете.
      Эта фраза подействовала на одного из планетян. Он протянул вперед обе руки, как бы показывая, что в них ничего нет, и из его рта неожиданно полился невнятный скрип, смешанный со звуками, напоминающими трель. Когда первый замолк, второй планетянин тоже протянул вперед обе руки, сперва тихонько пискнул, а потом вдруг заговорил, очень четко произнося звуки:
      - Приветствуем вас на нашей планете. Ждем исполнения просьбы Комитета встречи.
      - Просьба Комитета выражена в несколько непривычной для нас форме, ответил командир. - На Земле такая просьба называется приказом. Но мы собрали все необходимое и готовы выгрузить контейнер в любое место, которое вы укажете.
      Планетяне начали скрипеть и чирикать, слегка покачивая головами. Все это делалось неторопливо, пожалуй, даже медленно. Потом второй, вероятно переводчик, повернулся к командиру и сказал:
      - Выгрузите контейнер на площадку. Его перевезет в Комитет один из космопланов.
      На космолете открылся грузовой люк, и на тросе опустили небольшой контейнер. Здесь были сведения о Земле. В микрозаписях, видеофильмах, даже книгах было много из того, что можно рассказать о людях, строении человеческого организма, об истории, политическом строе различных государств, промышленности, науке, искусстве, литературе. Не было только координат Земли. Командир отказался дать их до ознакомления с планетой. Слишком жесткими и подозрительными были условия, продиктованные Комитетом встречи.