Даже то немногое, что запомнилось Мэри после семестра, проведенного в кулинарном колледже в Суиндоне, говорит, что сочетание сыра, оливок и ананаса – явно не выигрышный вариант для приготовления канапе.

– А что, если мы оставим ананас с сыром, а оливки подадим отдельно? – предлагает она со слабой надеждой.

– В самом деле? – говорит Белинда с удивленным видом. – А знаешь что, дорогая ? Кулинария – это твое. Пожалуй, я пойду займусь тем, в чем я хорошо разбираюсь. – Она улыбается и снимает фартук. – В том, что значит быть настоящей хозяйкой.

– Правильно, – говорит Мэри, кладя нож и сдувая пряди волос с лица.

– Да, – улыбается мать. – Думаю, следует оставить тебя одну заниматься всем этим. Так, положи креветки в эти волованы, что я купила… А я пойду загляну к Джо-ванне, перекушу чего-нибудь. – Она снова улыбается, потирая руки и одновременно поднимая плечи. – Мне нужно отдохнуть от твоих довольно-таки потных волос.

Белинда решает пройтись вниз по склону холма, до траттории, пешком, полагая, что физическая нагрузка пойдет ей на пользу. В конце концов, прогулки Мэри оказались для той чрезвычайно благотворными: дочь перегнала все эталоны идеальных пропорций. На Белинде ее mercato шляпа с широкими полями и длинное желто-синее платье в цветочек, которое она купила в бутике в Серрано, на распродаже; по ее мнению, это выглядит волшебно. Она вытаскивает из живой изгороди длинную травинку и отправляет ее к себе в рот, а-ля Том Сойер. При ходьбе Белинда раскачивает бедрами и любуется своими щиколотками в красных босоножках с ремнями. Она задумчиво смотрит на долину, мирно простирающуюся справа.

Кипарисовые деревья вдоль шоссе стоят неподвижно, утомленные жарой. Кукуруза в полях выросла в человеческий рост, подсолнечник отцветает. Яркие желтые лепестки скручиваются под лучами яркого солнца. Вся долина окутана дрожащей, мерцающей дымкой. Трещат сверчки.

«Когда поют эти насекомые, имей в виду, это не к добру», – говорит Белинда самой себе. Это очень жаркий день – возможно, самый жаркий в нынешнем году.

Она замечает, что Дерек и Барбара дома, и по тому, как свет танцует на воде, видно, что кто-то плавает в их бассейне. На ферме Бьянки непривычно тихо. Должно быть, они все внутри, сидят за ленчем или спят, скрываясь от солнца. Кроме того, возле «Casa Padronale» не стоит ни одна машина. Несомненно, americana испытывает недостаток в постояльцах. Белинда улыбается. На Лорен, видимо, тоже сказывается позднеиюльский бросок на пляжи. Ей и самой не приходится отбиваться от гостей: с тех пор как шотландки уехали на рассвете, «Casa Mia» пустует, и так будет продолжаться до середины следующей недели. Но по крайней мере у americana дела идут тоже не здорово.

Повернув за угол, Белинда входит на парковку Джо-ванны и идет дальше, под арками из тяжелых виноградных лоз, – на террасу. Для ленча траттория кажется относительно многолюдной. Пара машин стоит на парковке, а к каменной стене прислонен многоместный велосипед. На одном конце террасы семья из четырех человек внимательно изучает меню. Рядом с ними сидит молодая пара с ребенком, они пьют воду со льдом и едят хлебные палочки. Пожилая чета, оба в брюках гольф, разместилась в дальнем углу, в стороне от входа, и уже погрузилась в поедание долгого, медлительного ленча. У обоих обветренные лица и белые гривы, к которым так цепляется пыль. Англичане или немцы, Белинда не может точно определить, но они явно не в первый раз колесят по Италии на велосипеде и чувствуют себя здесь совсем как дома. Они едят блюда, заказать которые Белинда никогда себя не заставит. Перед женщиной стоит миска с бобами в шелухе и лежит ломоть сыра, перед мужчиной – тарелка свиной нарезки, в том числе различные виды кровяной колбасы. Когда Белинда проходит мимо, высоко задрав свой короткий носик и пытаясь разглядеть что-либо из-под полей своей шляпы, они оба кивают и на безупречном итальянском говорят:

– Buon giorno.

Белинда кивает в ответ.

Элегантность пожилой пары заставляет ее сесть прямее и с более значительным видом разглядывать окрестности. Она оправляет свое желтое, в цветочек, платье, раздувает ноздри, изящно склоняет голову набок и нацепляет улыбку, за которой читаются размышления о прекрасном, об акварели и вообще об искусстве. Приходит Роберто, чтобы принять заказ, и его кипучего воодушевления в разговоре с ней достаточно, чтобы Белинда могла показаться симпатичной местной жительницей. Она улыбается пожилой паре. Те кивают в ответ.

Она откидывается на спинку своего стула с видом завсегдатая и размышляет о своей вечеринке, поклевывая insalata mista 123 с тарелки. Уже собравшись послать еще одну улыбку в сторону симпатичной пары в углу, она вдруг видит, как две пухленькие белокожие женщины в черных шортах и черных майках проходят под аркой из тяжелой виноградной лозы.

– Может, сядем здесь, Морин? – спрашивает первая; ее ярко-оранжевые волосы плотно стянуты в хвост, такой тугой, что даже кожа на щеках натянулась.

– Нет, Мораг, – отвечает другая, черные волосы которой собраны в пучок розовой заколкой. – Отсюда вид лучше.

Белинда немедленно узнает своих прежних клиенток: ее антенны работают в усиленном режиме. От нее и раньше уходили постояльцы: молодые калифорнийцы, которые не смогли есть ее еду, средних лет пара из Лондона, которая не смогла вытерпеть ее разговоров, да еще парочка симпатичных парижан – эти не смогли ни есть, ни слушать разговоры. Но никому из них ни разу недостало смелости остаться тут же, в долине, под самым ее retrousse 124 носом. Все сочиняют байки насчет внезапных болезней или тяжелых утрат, а потом у них обычно хватает такта исчезнуть и больше не попадаться на глаза, чтобы о них и думать забыли. А эти две все еще здесь, и, судя по разговору, который подслушивает Белинда, они остановились у americana!

– Ох, – говорит Мораг, – я так рада, что послушала тебя, детка, и решилась на эту перемену. Душ, который я приняла сегодня утром, был замечательный.

– Знаю, – соглашается Морин. – И Лорен – ужасно симпатичная женщина. Мне правда нравится, как у нее все устроено. Ну, знаешь, классный дом, классная комната для занятий йогой и еда…

– Ага, – кивает Мораг. – Финики и персики на завтрак. Это так по-итальянски. Как раз то, чего просит душа.

– А то, другое, место? – смеется Морин. – Ой, прости Господи!

– Как звали эту старую корову?

Белинда замирает от ярости, выслушивая их дифирамбы Лорен и уничижительные отзывы о себе самой. Они испытывают так мало почтения лично к ней и к прелестям «Casa Mia», что даже не помнят ее имени. Надежно укрытая широкими полями своей mercato шляпы, она выслушивает, какая ужасная у нее еда, как непривлекательно оформлен ее дом, как тягостны ее разговоры и, разумеется, насколько у нее здоровый зад.

– Ив этом доме воняло, – добавляет Морин.

– Ага, – соглашается Мораг. – Хотя не могу понять, чем именно.

– Старухой, – говорит Морин.

– О Боже, точно!. Ты права, старухой. Это именно тот запах. Тухлой старухой.

– Жалкой старухой, скорее. Жалкой старухой, которая умрет в одиночестве, и только через несколько недель это обнаружат ее кошки. – Морин смеется, болтая пухлыми ногами.

Белинда уже готова ответить им и обругать их за плохой вкус и вообще за наглость, но она колеблется и теряет запал. Мысль о том, что в ее доме воняет «жалкой старухой», задевает ее за живое. Она хватается за стол, чтобы вернуть самообладание. Начинает любоваться видом и глубоко дышать. О чем они говорят? Она не старуха. Она вообще-то выглядит весьма гламурно, сидя тут в своем желтом цветастом платье. Лорен столько же лет, сколько ей, черт возьми. Она и не жалкая. У нее множество друзей. Просто масса. И если бы они смотрели в корень, то поняли бы, что в действительности она пользуется большой популярностью. А уж идея насчет того, что она может умереть в одиночестве и найдут ее только кошки, положительно смешна. Белинда ненавидит кошек: пожалуй, почти так же сильно, как курильщиков и детей. Но вместо того чтобы сразиться с этими двумя гарпиями, она решает потихоньку уйти. Встает, надвигает шляпу низко, на глаза, оставляет Роберто банкноту в десять евро и шаркает по направлению к арочному выходу. Как раз проходя мимо шотландок, высоко задрав нос, она наталкивается на низенького, средних лет мужчину с темными волосами, в узких очках в темной оправе.

– О Господи! – кричит он, поднимая руки вверх, будто его собираются застрелить. – Смотрите, куда идете, леди!

– Я ужасно извиняюсь, – говорит Белинда взволнованно и раздосадованно, так как с нее сваливается шляпа. Она нагибается, чтобы поднять ее, а распрямившись, сталкивается лицом к лицу с голливудским продюсером Лорен.

– Вы! – восклицает он, погрозив пальцем, и его грудь раздувается от гнева, как у голубя. – Я вас знаю. Я никогда не забываю лиц. Вы – та женщина, которая, черт побери, отправила меня искать ветра в поле по этим чертовым тосканским окрестностям. – Он все прибавляет тон, в его голосе появляется носовой призвук. – Это, мать твою, несомненно, вы!

– О Боже мой, это она! – взвизгивают обе шотландки, как будто их застали за какой-то непристойной пакостью, – а такое с ними, конечно же, случалось. Они прикрывают рты руками и быстро подбирают под себя ноги.

– Добрый день. – Белинда теребит поля своей шляпы, по очереди кивая каждому из них. – Надеюсь, все вы довольны своей жизнью на другой стороне долины?

– Ага, – говорит сценарист с выражением «и дальше что?».

– Леди? – спрашивает Белинда.

– Да. – Мораг и Морин кивают, румянец на их щеках плавно переходит в загар.

– Хорошо. – Она улыбается и пробирается дальше, к арке. – Милое стерильное место со всеми прелестями лабораторной атмосферы. – Она делает паузу. – Неудивительно, что вы, три лабораторные крысы, чувствуете себя там как дома. – Она оборачивается и на прощание с улыбкой кивает пожилой паре в углу. Прежде чем кто-либо из постояльцев Лорен приходит в себя, Белинда уже трусит прочь, по направлению к шоссе, так быстро, как только позволяют ее босоножки с ремешками.

А в «Casa Mia» Мэри работает в поте лица. Тарелки с сыром и ананасами, вазочки с оливками, арахисом, чипсами, подносы с креветочными волованами, с колбасками – все это отставлено в сторону, можно подавать гостям. Она достала пластиковые стаканы для напитков и сидит, скрестив ноги, копошась в собрании компакт-дисков матери, выбирая музыку; в этот момент входит Белинда.

– Мария, дорогая, – заявляет она и начинает носиться по дому, распахивая окна и рассекая воздух своей mercato шляпой. – Я просто-напросто считаю, что все эти закуски на столах недостаточно итальянские.

– Да? – говорит Мэри, поднимая голову; на коленях у нее лежит диск «Nothing But Country».

– Да, – говорит Белинда, открыв окно, взмахнув руками и впустив воздух в дом. – Мне нужны prosciutto, melone, prosciutto e melone, salami, mozzarella 125 и – и – бобы.

– Бобы? – спрашивает Мэри, отыскав в глубине полки диск Поля Саймона.

– Да, – подтверждает Белинда. – Вечеринка у americana была очень американской…

– Правда?

– Конечно, – настаивает Белинда, хмурясь оттого, что Мэри перебивает ее. – А эта вечеринка будет rustica и итальянской, rustica italiana, – действительно molto итальянской. Стихийно итальянской. С маленькими частичками Италии повсюду. Наполненной культурой и атмосферой. Итальянской культурой и атмосферой. – Она делает паузу. – Как тебе кажется, в этом доме пахнет?

– Нет, – говорит Мэри, поднимаясь на ноги. – А ем?

– Старухой? – спрашивает Белинда.

– Нет, – пожимает плечами Мэри, глядя на мать. – А вообще как пахнут старухи?

– Я понятия не имею, – смеется Белинда, распахивая еще несколько окон и впуская потоки теплого воздуха. – В любом случае, дорогая, займись приготовлением какой-нибудь molto итальянской еды. А я поеду в город, куплю множество всего итальянского. К семи часам все готово. На Белинде надето то, что она считает своим очень итальянским костюмом а-ля Джина Лоллобриджида: длинная черная юбка и цыганская блузка с длинными рукавами и глубоким декольте, тоже черная. Вообще-то ее положено стягивать в талии черным блестящим поясом с пряжкой, но никакие потуги и уминания плоти, никакое валяние на кровати и задержки дыхания не способны заставить его застегнуться. Поэтому Белинда сосредотачивается на аксессуарах. Красный пластиковый гребень удерживает ее волосы на одной стороне, а серебряные босоножки на высоких каблуках, с завязочками, пересекающимися на икрах, делают ноги похожими на перевязанную веревками salami. Хотя передвигаться в них довольно трудно, она упорно ходит по всему дому, с откляченным задом и обвислой грудью, добавляя в интерьер итальянские безделушки.

Что касается покупки всего итальянского, тут уж Белинда поработала на славу. Настолько, что, по правде сказать, «Casa Mia» больше всего похожа на итальянский сектор общеевропейской ярмарки. Гостиная убрана красно-бело-зеленой материей для флагов. Терраса увешана маленькими красными, зелеными и белыми флажками, повсюду разложены дыни, персики и финики, куски salame, salame целиком, ломти prosciutto, миски с бобами, а на одном столе красуется целый круг pecorino, вроде того, что Белинда обычно катает в качестве тренировки перед праздником. Даже сыр с ананасами претерпел изменения. Не желая выбрасывать такую отличную закуску, Белинда заставила Мэри поместить на конце каждой палочки для коктейля маленький итальянский флажок; одним движением английское блюдо превратилось в итальянское.

– Непринужденный вечер… непринужденный вечер, – бормочет Белинда, ковыляя среди подпрыгивающих флажков. – Непринужденный… стильный rustica italiana вечер.

– Я уверена, все будет в порядке, – говорит Мэри; она стоит в дверном проеме, одетая в простое белое платье с юбкой-солнцем, которая расширяется сразу под грудью и заканчивается у колена. Из-под тонких лямок видны ее загорелые плечи; длинные темные волосы заколоты сзади одним простым белым цветком.

– Ты выглядишь… гм… подходяще, rustica, – говорит Белинда, оглядывая Мэри с ног до головы. – Отлично придумано.

– Спасибо. – Мэри решает счесть слова матери комплиментом. – А ты выглядишь очень гламурно.

– Тебе не кажется, что это немного слишком? – спрашивает Белинда, подходя к зеркалу и движением бедер поправляя юбку. Она вытаскивает из черной сумочки красную помаду и рисует толстый алый овал на губах. Этот рисунок не имеет ничего общего с тем, что было задумано от природы, но Белинда все равно любуется своим творчеством. – Надеюсь, это в самом деле будет хороший вечер, – говорит она, наклоняясь к своему отражению и поправляя пальцем контур в углу своего открытого рта. – Очень важно, чтобы сегодняшняя вечеринка удалась.

Раздается стук в дверь.

– Быстро, – шипит Белинда, – поставь какую-нибудь музыку.

– Какую? – спрашивает Мэри.

– Что-нибудь итальянское.

– Что, например?

– Поставь «Три тенора», они итальянцы, – говорит Белинда, еще раз глядя в зеркало и проверяя, все ли в порядке. – Кто бы это ни был, он пришел слишком рано, – добавляет она.

– Готова поспорить, это Хоуард, – говорит Мэри.

Белинда открывает дверь. Это действительно Хоуард, и он выглядит очень подходяще для вечеринки. На нем его обычный праздничный наряд, рубашка из денима с открытой шеей, джинсы, коричневые сандалии; пестрый красно-белый шарф повязан вокруг шеи. Его светлые вьющиеся волосы приглажены и уложены на косой пробор при помощи воды и расчески.

– Белинда! – говорит он, входя. Легонько и пьяненько прихватывает ее за широкий зад и направляется прямиком на кухню. – Выглядит очень мило, правда.

– Bene… bene. Ты так думаешь, Хоуард? – спрашивает Белинда, труся позади. – Поскольку мы оба художники, мне интересно твое мнение. Как думаешь, это все rusticaitaliana?

– По-деревенски и по-итальянски? – переспрашивает Хоуард, осматривая буфет сверху вниз. – Гм… У тебя есть джин?

– Джин? – спрашивает Белинда, глядя вверх, на флажки. – Ах, прости, джин. – Она хихикает, потряхивая своей юбкой а-ля Лоллобриджида. – Я хотела подавать сегодня только итальянское вино. Но для тебя, Хоуард… – она улыбается, нагибаясь, чтобы открыть буфет, – есть джин.

Проигнорировав ряды пластиковых стаканчиков, Хоуард отыскивает на полке стакан объемом в полпинты и добавляет кубик льда.

– Скажи, когда хватит, – улыбается Белинда, наливая джин. Хоуард смотрит в другую сторону и, кажется, глубоко задумался. – Хватит! – говорит Белинда. Стакан наполовину полон.

– О, прости, хватит, – спохватывается Хоуард

Она добавляет тоника и ломтик лимона и протягивает стакан Хоуарду:

– Держи.

– Твое здоровье, – говорит Хоуард. Он прочищает горло, потом открывает рот и заливает внутрь сразу половину содержимого стакана. – Так уже лучше, – заявляет он, выходя на террасу. – Теперь что касается декораций, – говорит он, оглядываясь. – Сейчас я понимаю, что ты задумала, Белинда. Я понимаю, что ты задумала. Да, – кивает он, – очень по-деревенски. Очень по-итальянски. Умело использованы флажки. Отлично использованы продукты. Нет, в целом все очень хорошо сочетается.

– Ты думаешь? – говорит Белинда, играя своим красным гребнем. – Правда?

– Да, – снова кивает Хоуард. – Конечно. Превосходно. По-деревенски. По-итальянски. Отлично обставлено.

– Ну, если ты считаешь, что я все отлично обставила, – улыбается она, чрезвычайно довольная, – тогда я могу расслабиться.

– Хорошо, – говорит Хоуард, снова щедро отхлебывая из стакана.

– Итак, как продвигается твоя работа? – спрашивает Белинда с умным видом, скрючив указательный палец под подбородком. – Потому что, как я уже говорила тебе как-то вечером, у меня были некоторые трудности с моей. В смысле, бывают дни, когда впадаешь в такой ступор, что даже не можешь поднести ручку к бумаге. А потом… потом наступают такие дни, когда уже ничто не может остановить меня, даже электронные запросы от постояльцев!

– Ну, я вытащил своего героя из кровати. – Хоуард осушает свой стакан.

– Это хорошо, – с оптимизмом говорит Белинда. – Мне казалось, ты проделал это уже некоторое время назад.

– Да, – соглашается Хоуард, – но по крайней мере ему не удалось уползти обратно.

– А-а, – говорит Белинда, медленно кивая. – И это хорошо?

– Это очень хорошо, – говорит Хоуард, громыхая кубиком льда по стакану. Раздается громкий стук в дверь. – Я пойду, налью себе еще, – говорит он, – пока ты открываешь.

– Да, ты прав, – улыбается Белинда, труся обратно к двери. – Мэри! – шипит она, проходя мимо дочери, сидящей в кресле. – Не сиди, шевелись.

Белинда открывает дверь с приличествующей случаю улыбкой гостеприимной хозяйки.

– Здрасьте, – произносят хором четыре симпатичных женских личика, виднеющиеся в дверном проеме.

– Добрый день, – говорит Белинда, быстро делая шаг назад.

– О, выглядит здорово, – заявляет женщина с медными волосами и веснушками, входя в дом. – Джекви, – говорит она Белинде, крепко пожимая ей руку. – Мы встречались на днях у Лорен.

– А… да, – говорит Белинда. – Вы из коммуны.

– Правильно.

– А это ваш партнер, Палома, – вспоминает Белинда, пожимая той руку.

– Э-э… нет, – заявляет Джекви. – Моя девушка – Джэнет, вот. – Она указывает на изящную милую женщину, темноволосую, по-мальчишески стриженную, в кремовых льняных брюках и белой рубашке. – Палома – мой партнер по бизнесу.

– Угу, – подтверждает Палома, взмахнув длинными темными волосами и звякнув металлическими индейскими побрякушками на рубашке. – Не могу поверить, что вы решили, будто мы подружки.

Не выношу красноголовых.

– Мои волосы не красные, – возражает Джекви.

– Ну, во всяком случае, ненатуральные, – говорит стройная блондинка с яркими синими глазами.

Дюран, – представляется она, протягивая Белинде руку, – очень рада познакомиться с вами.

– Полагаю, вы выбрали себе имя сами? – замечает Белинда.

– Простите? – удивляется Дюран.

– Ну, знаете, как Палома.

– Нет, – отвечает та. – Мои родители были передовыми людьми для своего времени и дали мне это имя задолго до появления поп-группы.

– Хорошо, – отвечает Белинда, не понимая, что имеет в виду девушка. – Ну, проходите.

– О! – говорит Джекви, роясь в своей большой, шитой бисером сумке. – Мы купили австралийский рислинг. Не слишком сладкий.

– Спасибо, – улыбается Белинда, принимая бутылку вина. – Выглядит симпатично.

– Так и есть, – подтверждает Палома. – У нас в Австралии лучшие вина. Вы когда-нибудь бывали у нас ?

– Нет, – говорит Белинда.

– Там стоит побывать, – продолжает Палома. – У нас в Австралии самая лучшая еда. У нас самый лучший климат. У нас лучшие пляжи и лучшее вино.

– Звучит чудесно, – говорит Белинда.

– Так и есть, – подтверждает та с улыбкой. – Там здорово.

Когда четыре сногсшибательные молодые лесбиянки проходят в гостиную и оттуда на террасу, Хоуард бесконечно оживляется. Он следует за ними (вместе с джином) и пытается завязать разговор.

– Итак, что четыре столь прекрасные женщины делают в таком месте, как это? – шутит он.

– Простите? – говорит Джекви.

– Нас пригласили, – отвечает Дюран.

– Превосходно, – улыбается Хоуард. – Я Хоуард Оксфорд, – представляется он, протягивая руку Дюран.

– Мы встречались на днях, – говорит Джекви.

– Да, я знаю, но я не знаком с вашими двумя приятельницами, – говорит он.

– С нашими подружками, – поправляет Джекви.

– Ах да, в самом деле… подружками, – мурлычет Хоуард с ухмылкой, выдающей размах посетивших его сексуальных фантазий. – Итак, откуда вы родом?

– Из Сиднея, – отвечают они.

– Ну, вообще-то, – добавляет Дюран, – я из Перта, самого уединенного города планеты. Поэтому, как только появилась возможность, я уехала в Сидней.

– В гей-столицу мира, – вмешивается Палома. – Это действительно потрясающее место, – улыбается она. – Сидней – действительно потрясающий город. Вы там бывали?

– Гм… нет, – признается Хоуард. – Но похоже, мне там должно очень понравиться.

– Да, это так, – продолжает она. – Там самая лучшая еда, самые лучшие рестораны. Особый стиль жизни. Сидней великолепен.

– Хорошо, – говорит Хоуард. – Это замечательно. – Он делает паузу. – Кто-нибудь хочет перекусить чем-нибудь? А, Мэри, – говорит он, оборачиваясь, чтобы поздороваться с ней; у девушки в руках поднос со стаканами красного и белого вина. – Спиртное, дамы? – предлагает он. – И может, немного сыра на палочках?

Женщины собираются вокруг него и закусывают.

– Ананас с сыром, – замечает Палома, кривя хорошенькие губки. – Это очень устаревшее сочетание. Даже звучит несъедобно.

– Ничего подобного, – возражает Джэнет. – Мои родичи все время готовят это в Тэсси.

– Так то в Тэсси, – смеется Палома.

– Кто-нибудь хочет оливок? – спрашивает Белинда, балансируя на пятках. – Они местного производства.

– Правда? – спрашивает Джекви, беря блестящую черную маслину из мисочки в руках Белинды. – Как умно с вашей стороны, что вы ими запаслись.

– О, это было несложно, – говорит она. Ее местные оливки добыты в местном супермаркете, в котором все в той или иной степени местное. – Мне всегда казалось, что гораздо лучше пойти на местный рынок и поговорить с местными людьми, которые продают свои собственные продукты, чем делать закупки в супермаркете. Вы так не думаете?

– Мы пытаемся так делать, – говорит ей Джекви, – но это трудно, потому что мы все время переезжаем туда-сюда. Гораздо проще пойти в супермаркет, тем более что итальянский у меня никакой.

– Понятно… О Боже! – сочувствует ей Белинда. – Che peccato 126.

– Полагаю, вы, должно быть, говорите совсем как местная, – говорит Джекви.

– Но я и есть местная, – улыбается Белинда. – Знаете, я ведь прожила здесь уже почти пять лет. Такие вещи просто сами к тебе цепляются.

– Ага, – улыбается Джекви. – Полагаю, что так.

– Простите, – говорит Белинда, – мне нужно пойти открыть дверь.

Картина, которая предстает глазам Белинды, когда она открывает дверь, заставляет ее резко вдохнуть и уцепиться за косяк.

– Та-дам! – торжествует Барбара, извиваясь в своих тортиках и холщовом топе. -Достаточно rustica для тебя ?

– Барбара! Дерек! Лорен! Кайл! – говорит Белинда, едва сумев выдавить улыбку. – Вы приехали вместе?

– Правда, это была хорошая идея? – чирикает Барбара. – Лорен предложила, и нам показалось разумным прибыть всей шайкой. Впрочем, не важно. А ты как поживаешь? Все это выглядит здорово. Что ты думаешь о моем наряде?

– Шайкой? – спрашивает Белинда.

– Ну да, – отвечает Дерек. – Раз Лорен за рулем, мне можно пить и не вести машину. Все это выглядит здорово, Белинда, – эти маленькие флажки. Ты приложила так много усилий.

– Усилий? – восклицает она. – Нет, никаких усилий, Дерек. Это непринужденная soiree. Ужасно, ужасно непринужденная!

– Ну конечно, все это кажется мне очень итальянским, – говорит Лорен. – Добрый вечер, Белинда. Спасибо, что принимаешь нас в своем доме. – Она без необходимости нагибает голову, проходя через дверь. – Это очень мило. Где ты посадишь своих гостей?

– О, это чрезвычайно обманчивый дом, – отвечает Белинда. – Здесь комнаты за комнатами и этажи над этажами. Это настоящий лабиринт. Иногда мне самой случается в нем потеряться.

– Понятно. Уверена, что с тобой это случается.

– Ну, Кайл, – говорит Белинда, – давай входи. Ах! – добавляет она, разглядев за его спиной довольно стройную, ухоженную женщину. – Извините, я вас не заметила!

– Нет, это ты меня извини, – растягивая слова, произносит Лорен, кладя руку на грудь в облегающей белой майке. – Я привезла с собой гостью.

– А-а, – говорит Белинда.

– Простите, – вступает в разговор девушка, протягивая руку с французским маникюром на ногтях. – Я Селина, корреспондент журнала «Невесты». Мы готовим специальный выпуск о местах, где можно провести медовый месяц, и мне поручен целый разворот о доме Лорен.

– А-а, – снова говорит Белинда.

– Правда ведь, это самое романтическое место, которое когда-либо существовало? – с воодушевлением спрашивает та. – Я бы сказала, стоит выходить замуж только для того, чтобы провести там медовый месяц.

– Да, верно, – говорит Белинда, пожимая ей руку через порог. – Buon giorno, buon giorno. Проходите же. Выпейте aperitive Я должна показать вам «Casa Mia». – Она обнимает Селину за изящную талию и уводит подальше от Лорен и поближе к спиртному. – Интересно, что в этих местах некоторые дома были хорошо перестроены, а некоторые – совсем нет. Вы знаете, что у Мак-Магонов были проблемы с полицией по искусству?

– Я об этом слышала! – смеется Селина. – Кажется, какая-то старая летучая мышь позвонила и пожаловалась. Я думаю, со стороны Лорен очень великодушно ничего не сделать в ответ. Лично я бы выжила эту особу отсюда!

– Да, – соглашается Белинда, наливая Селине большой стакан джина с тоником на кухне.

– Понимаете, это же ведь не были хорошие фрески, – продолжает Селина. – А что-то вроде той самодельной мазни, какую продают на благотворительных шоу, или как в ресторанах пиццы в Фулхэме.

– Да, понятно, – говорит Белинда, опираясь о буфет. – Хватайте какую-нибудь закуску, и я быстренько устрою вам экскурсию – вы увидите кое-что ужасно итальянское, как раз подходящее для ваших страниц.

Между тем как Селина следует за Белиндой на первый этаж, в столовую для постояльцев, остальные гости начинают общаться между собой. Девушки из коммуны Устают от похотливого энтузиазма Хоуарда и Перебираются на террасу полюбоваться видом. Барбара хватает Хоуарда и зажимает его в угол, чтобы обсудить с ним достоинства своего костюма. Дерек разъясняет Лорен тонкости в деле катания сыра.

Мэри и Кайл находят укромный уголок возле балкона.

– Ты как? – шепчет он, при этом его губы касаются мочки ее уха, и он берет ее за руку. Избегая смотреть друг другу в глаза, они стоят бок о бок и смотрят в направлении террасы, делая вид, будто любуются пейзажем.

– Я скучала по тебе, – говорит она, и глаза ее блестят, краска приливает к щекам. – Я думала, ты сегодня не придешь.

– Я знаю, – отвечает он, крепче стискивая ее руку, дыхание его становится прерывистым. – Я не думал, что она мне позволит.

– Правда? – Она оборачивается к нему и тут же отводит взгляд в сторону.

– Угу, – говорит он. – Не смотри на меня так. От этого взгляда мне хочется тебя поцеловать. Уже и так тяжело просто стоять тут и делать вид, что все нормально.

– Извини.

– Да. Маме почти удалось оставить меня дома, чтобы я приглядел за тем парнем – сценаристом.

– Ах вот как?

– Но к счастью, он сидит на диете по методу Аткинса, поэтому был просто счастлив, что сможет сам приготовить для себя стейк.

– Спасибо тебе, Господи, за Аткинса, – улыбается она, сжимая его руку.

– Ага, – смеется Кайл. – Это будет первый его стейк.

Они стоят некоторое время, держась за руки, соприкасаясь бедрами. Говорить нет необходимости. Они заблудились в своей запретной близости. Напряжение так велико, так сильно; требуется вся их воля, чтобы контролировать себя.

– Что нам делать? – спрашивает Кайл, еще сильнее сжимая ее руку.

– Я не знаю.

– Ну, одно я знаю наверняка, – говорит он, поворачиваясь к ней. Смотрит на ее губы и неосознанно облизывает свои. – Не думаю, что я долго смогу это выдерживать.

– Что выдерживать? – спрашивает вдруг чей-то голос.