- Дружище, заплати ему, - величественно уронил Жерар.
      Владимир поморщился, но достал из кармана пиджака еще пачку банкнот, протянул портье. Тот схватил пачку на лету, а Владимир едва слышно проворчал:
      - Кончится тем, что я отравлю эту подлую тварь. Вахтанг прыснул в кулак, но тут же снова принял неприступное выражение лица.
      Вдруг владелец остановился, посмотрел на всех четырех:
      - Простите, господа, вы будете жить в отеле?
      - Разумеется, - ответил Жерар.
      - И все в одном номере? - едва заметная усмешка тронула сухие губы владельца отеля.
      - Нет, дружище, мы не педерасты, - Жерар тоже усмехнулся, - нам нужен еще номер. Или два. И не хуже.
      - В которых останавливался хотя бы Риббентроп, - добавил Даниэль.
      - Или Кальтенбруннер, - сказал Владимир, - и еще принесите русской водки и грузинского вина. Цинандали.
      - Лучше Гурджаани... - подал голос Вахтанг.
      - Распорядитесь, дружище, - и еще одна пачка банкнот перекочевала в ловкие руки портье...
      ...Когда они вошли в номер, предупредительный портье закрыл за ними дверь со словами:
      - Я надеюсь, вам понравится в нашем отеле, господа.
      Жерар тут же подбежал к массивному старинному креслу с выточенными на спинке орлами, собравшись с силами, поднял его над головой и смаху обрушил на пол. Раздался треск дерева, у кресла отвалились ножки.
      - Что ты делаешь? - испуганно вскрикнул Даниэль.
      - Хочу почувствовать себя хозяином в этой паршивой конуре! Тем более, что на этом кресле, наверное, сидел сам Гиммлер! - Жерар обеими ногами с силой прыгнул на широкую кровать. С хрустом подломились ножки, лопнули пружины. - И он, наверное, спал на этой кровати! И уж, конечно, пил из этих фужеров, чтоб он еще раз сдох на том свете! - Жерар стал колотить об стену тяжелые хрустальные фужеры. Хрустальные осколки разлетались в разные стороны с мелодичным звоном.
      - Ах, как звенят! - мечтательно прикрыв глаза, говорил Жерар. - Настоящий венский хрусталь!
      Владимир хохотал, глядя, как беснуется Жерар, протянул ему огромное блюдо:
      - Трахни-ка вот это! Кажется, богемское стекло!
      - Давай! - Жерар с силой швырнул блюдо о стену, прищелкнул языком. Действительно, настоящее богемское!
      - Прекратите! - кричал Даниэль. - Вы с ума посходили? Вахтанг, а ты что сидишь, как на панихиде?
      - Я жду мой любимый Гурджаани, - улыбнулся Вахтанг. - Я мечтал о нем четыре с половиной года...
      - Прекратите же! - снова закричал Даниэль. - Варвары!
      - За все заплачено! - резонно возразил Владимир.
      ...Когда портье в сопровождении официанта с подносом, на котором стояли бутылки водки и тарелки с закуской, появились в номере, у портье едва не отвалилась челюсть. Можно было подумать, что тут прошло стадо быков. Портьеры на окнах порваны, переломаны кресла, побита посуда. На сломанной широкой кровати лежал, раскинув руки, Жерар и кричал:
      - Что еще можно сломать в этом борделе?! Владимир, Вахтанг, придумайте, что еще можно сломать! У меня руки чешутся!
      - О, перекур! - Владимир кинулся к официанту, налил в фужер водки, залпом выпил, схватил с тарелки ломти колбасы, обернулся. - Вахтанг, твое любимое Гурджаани!
      - Твой любимый Гурджаани, - по-русски поправил его Вахтанг и тоже подошел к официанту с подносом, взял бутылку, подержал, словно взвешивал, прочел этикетку, улыбнулся, проговорил тихо: - Ну, здравствуй, дорогой... столько лет к тебе шел...
      - Господа... как это понимать? - бормотал подавленный портье. - Это дорогая мебель... восемнадцатый век, господа... дорогая мебель...
      - Не волнуйтесь, дружище! - прожевывая колбасу, успокоил его Владимир. Просто нам некуда девать силы и мы решили немного повеселиться после этой проклятущей войны! Имеем право? Или веселиться можно только Гиммлеру с Кальтенбруннером?
      - Восемнадцатый век... Боже мой... - лепетал портье.
      - Мы понимаем - восемнадцатый век! За восемнадцатый особая плата, так? Пожалуйста, получите, - Владимир достал еще пачку банкнот, сунул ее портье, и выметайтесь отсюда, дружище, не мешайте веселиться! Давай шевели ногами! он подтолкнул портье и официанта к двери, захлопнул ее...
      ...В ресторане дымно и шумно. Больше всего галдят американские солдаты, расположившиеся за несколькими столиками недалеко от эстрады. Дальше столики с французами, в углу четверо русских офицеров. Через плечо у одного висела на красной ленте гитара. На эстраде пела моложавая женщина, белокурая, в длинном серебристом платье с разрезом почти до пояса, так что мелькало голое бедро. На лице ее морщины преждевременной усталости и только когда она улыбалась, из глубины души всплывала придавленная годами трудной жизни красота.
      Жерар, Владимир, Вахтанг и Даниэль вошли в ресторан, глазами ища свободный столик. Затем Жерар пальцем поманил к себе метрдотеля, что-то проговорил ему на ухо, сунул деньги и тот повел их через зал к свободному столику, тут же приказал что-то официанту и тот, кивнув, торопливо ушел.
      Жерар, Владимир, Вахтанг и Даниэль сели за стол.
      - Вон русские, - сказал Владимир, - два старлея и капитан... Я бы теперь, наверное, был бы уже майором... или подполковником...
      - Ты теперь - живой... - сказал Вахтанг.
      - И свободный человек! - ухмыльнулся Жерар. - Гражданин мира!
      - Грабитель и убийца, - язвительно добавил Даниэль.
      - Кажется, мы одной веревочкой повязались, - парировал Владимир, - разве не так?
      - Хотел бы я знать, куда она нас приведет? - спросил Даниэль.
      - Боюсь не туда, куда мы захотим, - задумчиво проговорил Вахтанг.
      - Слушайте, а певичка ничего! - сообщил Жерар. - Да посмотрите же, сукины дети!
      Владимир посмотрел на певицу и ему показалось, что она тоже смотрит на него. Она пела и улыбалась, плавно раскачиваясь над сценой, и маленький оркестрик за ее спиной старался вовсю, и французские солдаты восхищались больше всех, кричали, аплодировали, кто-то швырнул ей под ноги букет фиалок, и она грациозно подняла их, послала французам воздушный поцелуй и продолжала петь.
      - Веселый народ австрийцы, - грустно улыбнулся Даниэль. - Была война - не было войны, они веселятся и никаких гвоздей. Не то что мы...
      - Они не видели настоящей войны, - сказал Владимир, продолжая глядеть на певицу, - Жерар, как ты думаешь, у нее красивый голос?
      - Замечательный! - с готовностью восхитился Жерар и подмигнул Даниэлю и Вахтангу. - У нее голос настоящей оперной певицы! А фигура, как у греческой богини!
      - Да? - Владимир подозрительно взглянул на него.
      - Неужели я похож на торговца, который хочет всучить тебе порченый товар? - обиделся Жерар.
      Владимир встал и пошел между столиков к эстраде.
      - Как бы мы опять не влипли в историю, - сказал Даниэль, глядя ему вслед.
      Владимир подошел к эстраде, некоторое время ждал, глядя на певицу. Теперь она смотрела на него и улыбалась. Она кончила петь и во время короткой паузы, когда гремели аплодисменты и солдаты кричали: "Браво!", Владимир спросил:
      - Простите, фройлен, вы умеете петь по-русски?
      - Немного, - чуть смутилась певица, - несколько русских песен...
      - Каких?
      - Ну... "Калитку" знаю... "Гори, гори, моя звезда"...
      - Благодарю вас, фройлен, - Владимир раскланялся и пошел к своему столику. Вид у него озабоченный.
      - Ты договорился с ней с пулеметной скоростью, - сказал Жерар.
      - Эх, если б была гитара... Она могла бы спеть "Калитку"...
      - Может, я смогу помочь? - осторожно спросил Вахтанг.
      - А ты умеешь на гитаре? - удивился Владимир.
      - Не только... - усмехнулся Вахтанг, - я ведь консерваторию кончил...
      - Ого! - выпучил глаза Жерар. - Консерваторию? Даниэль, как ты думаешь, сколько еще талантов спрятано в этом грузине?
      - Затрудняюсь даже предположить, - улыбнулся Даниэль.
      - Я сейчас,-Вахтанг направился к столику, за которым сидели русские офицеры.
      - По моему, он это делает зря, - нахмурился Владимир.
      - Господа... мой товарищ... - на ломанном русском проговорил Вахтанг, подойдя к столику, - он немного поет по-русски... Можно вашу гитару? Две минуты?
      Русские сначала настороженно посмотрели на него, потом капитан улыбнулся, сказал:
      - Василий, дай ему гитару.
      Василий тоже улыбнулся, снял с плеча гитару, протянул Вахтангу.
      - Спасибо, - улыбнулся тоже Вахтанг. - Виват! Победа! Он вернулся к столику, присел и взглянул на Владимира:
      - Попробуем на троих. Я тоже знаю "Калитку", - он опытной рукой провел по струнам, взял аккорд.
      - Пошли! - Владимир решительно встал. - Только голос у меня так... для компании...
      - Ничего, дорогой, ничего...
      Они направились к эстраде.
      - Прошу прощения, фройлен, мы готовы спеть с вами "Калитку", - сказал Владимир
      Певица сделала знак рукой оркестру и музыканты умолкли. Стало тихо, и в этой тишине начали мелодично звучать переборы гитарных струн, и певица первая начала негромко:
      - Отвори поскорее калитку...
      Вторым вступил Вахтанг. Чуть хрипловатым голосом, с сильным акцентом, но голосом сочным и глубоким. Третьим присоединился Владимир. Зал начал невольно прислушиваться к голосам певицы, Владимира и Вахтанга. Играл он мастерски, гитара плакала и волновалась, и голоса двоих мужчин вселяли в души тревогу и надежду...
      Когда они замолкли, ресторан взорвался аплодисментами, и больше всех старались Жерар и Даниэль.
      - Когда вы кончаете работу, фройлен? - спросил Владимир.
      - К сожалению, я сегодня занята, - с извиняющейся улыбкой ответила певица.
      Подлетел официант с корзиной цветов, отдал ее Владимиру, а тот, в свою очередь, протянул цветы певице.
      - О-о, - улыбнулась она, - вы очень добры!
      Владимир запихнул в корзину пачку денег, отчего у певицы глаза стали вдвое больше. И вдруг Вахтанг легко вспрыгнул на эстраду и сделал повелительный жест оркестру, приказывавший молчать.
      И заиграл. И запел по-грузински... Это был плач по родине, это была раненая надежда на встречу с ней, это были любовь и страдание. Гортанный голос легко взбирался в самую высь нот и вдруг обрушивался вниз... и оборвался на глубокой, торжествующей ноте...
      Никто в зале не понял языка, но вновь взорвались аплодисменты. Вахтанг поцеловал руку у певицы, спрыгнул с эстрады и пошел к столику с русскими офицерами. Вернул гитару
      - Большое спасибо...
      - Слушай, ты ведь грузин, а? - спросил капитан.
      - Ты понимаешь по-грузински? - спросил Вахтанг.
      - Нет. Но у нас в роте был грузин, часто пел... А почему ты... - он недоговорил, но Вахтанг понял смысл вопроса.
      - Я из концлагеря, - Вахтанг присел за столик, - совсем недавно. Нас освободили американцы.
      - Документы есть? - поинтересовался капитан.
      - Н-нет... Мы ушли на свободу и все... Вот думаю пойти в вашу комендатуру...
      - Без документа? - усмехнулся капитан. - А может, ты власовец? Или из националистического батальона? Чем докажешь?
      - Вот мой документ, - Вахтанг закатал рукава пиджака и рубашки, - близко у локтя был вытатуирован номер, - это недостаточно?
      - Недостаточно, - нахмурился капитан, - сейчас в Вене всякие ошиваются... Пленные вообще...
      - Что вообще? - Вахтанг весь напрягся.
      - Да так... сдавались, чтоб живыми остаться, а теперь...
      - Ты-и... - Вахтанг дернулся и кулак сжался сам собой, но в последнюю секунду сдержался. - Извини, дорогой. Спасибо за гитару.
      Он встал и направился к своему столику, русские офицеры настороженно смотрели ему вслед, потом владелец гитары сказал:
      - В комендатуру бы его...
      - Черт с ним. Тут выпивки сколько, только отдыхать начали, а с ним возись до ночи... протоколы, допросы... объяснения пиши... Ладно, братцы, выпьем за победу!
      ...Вечер. Набережная Дуная. У пристани стояло множество небольших катеров, украшенных гирляндами светящихся лампочек. Рядом полыхала неоновая вывеска ресторана. У подъезда прохаживался Владимир, курил, то и дело поглядывая на двери. Подъезжали и отъезжали машины. Суетился швейцар, открывая двери. Неподалеку от Владимира стояли четверо французских солдат и черноволосый сержант с тонкими усиками. Они о чем-то переговаривались, смеялись и тоже поглядывали на двери ресторана.
      И тут вышла певица в серебристом платье, в меховой пелерине, накинутой на плечи. Она шла прямо навстречу Владимиру, улыбалась. Владимир, растерянно смотря на нее, едва слышно вымолвил:
      - Фройлен...
      Но певица прошла мимо него и, оказывается, смотрела вовсе не на Владимира, а за его спину, на брюнета - сержанта с усиками. Он отделился от своих товарищей, встретил певицу изящным полупоклоном, взял под руку, что-то быстро заговорил, улыбаясь и жестикулируя свободной рукой.
      На лице Владимира появилась досада и разочарование. Он отшвырнул окурок и уже хотел войти в ресторан, как вдруг заметил, что остальные четверо французских солдат, подмигивая друг другу, пошли вслед за певицей и сержантом. Владимир секунду раздумывал, затем направился за солдатами. Он шел, словно привязанный, закуривая новую сигарету.
      Он видел, как певица и сержант спустились по широкой бетонной лестнице на пристань. Сержант продолжал о чем-то говорить, целовал певице руку повыше локтя и жестом приглашал ее войти на катер, увешанный гирляндами лампочек. Певица послушно ступила на шаткие деревянные мостки, и скоро они скрылись внутри катера. Французские солдаты, следившие за ними, негромко смеялись, затем один что-то сказал друзьям и тоже убежал по мосткам на катер, исчез внутри. И по их жестам, сальным двусмысленным ухмылкам Владимир догадался, что они собрались делать. Один из солдат, заметив его, загородил дорогу, что-то сказал по-французски.
      - Но это... нечестно, господа, - с трудом подбирая французские слова, сказал Владимир. - Дама пошла с вашим другом, но зачем второй? Так даже свиньи не делают, господа!
      - Что, тоже хочешь? - улыбнулся один из солдат, высокий и носатый. Возьмем его в компанию, а, ребята? Этот немец тоже соскучился по женщине! - и все дружно рассмеялись, кто-то даже приятельски хлопнул Владимира по плечу. Владимир оттолкнул носатого солдата и решительно направился к катеру.
      - Э-э, так нельзя! - остановил его носатый. - Очередь! Понимаешь, очередь! Ты - последний! - он опять засмеялся.
      И тут Владимир резко ударил его в челюсть. Охнув, солдат упал. Остальные на мгновение растерялись. Владимир побежал к катеру. У самых мостков его догнали, схватили за плечи, били наотмашь по голове. Началась молчаливая драка. Слышен скрежет башмаков по бетону, хриплое дыхание, звуки тяжелых ударов по лицу.
      А из катера раздался протяжный женский крик. Владимир пытался проскочить на катер, но всякий раз на его пути вырастал кто-нибудь из солдат и драка закипала с новой силой...
      ...Жерар, Даниэль и Вахтанг сидели в ресторане. На эстраде гремел оркестр и несколько полуголых девиц кордебалета плясали на сцене, высоко вскидывая обнаженные ноги.
      - Папаша мой был моряк! - перекрывая рев музыки, говорил Жерар. - Я его почти не помню - все время пропадал в море. И погиб в Атлантике в шторм. А мать пережила его всего на три года. Умерла от воспаления легких. Мне было тогда двенадцать лет. И с тех пор я - один... А у тебя есть семья, Даниэль?
      - Нет, - ответил поляк, то и дело поглядывая на дверь ресторана. - Отец погиб в начале войны на границе, мать - при бомбежке, и сестра тоже... Все погибли...
      Вахтанг, казалось, не слышал, о чем они говорили. Сидел, глубоко задумавшись, глубокая складка пролегла меж бровей.
      - Да-а, грустно жить, когда у тебя нет никого на свете, - вздохнул Жерар. - Скажу тебе честно, человеку нельзя быть все время одному. Становишься злым. До войны я все ждал, что, наконец, влюблюсь по-настоящему в какую-нибудь женщину... О-о, тогда я был бы счастлив! - Жерар посмотрел на Вахтанга. - А у тебя есть семья, Вахтанг?
      - Отца нету... есть сестра и брат... мать умерла, - односложно отвечал Вахтанг и поднял голову. - Мне, кажется, с Владимиром что-то случилось.
      - Что с ним могло случиться? - пожал плечами Жерар.
      - Я чувствую... - Вахтанг встал. - Посидите, а я проверю...
      - Хорошо, - Жерар тоже встал. - Посидите, а я проверю...
      ...Жерар вышел из ресторана, огляделся по сторонам. Сверкая фарами, двигался поток автомашин, полыхала неоновая вывеска. Жерар подошел к "майбаху", стоявшему на углу улицы, открыл дверцу и к нему бросилась собака, виляла хвостом, лизала руки. Жерар с улыбкой гладил ее, говорил негромко:
      - Что, собака? Скучно тебе одному? Ничего, дружище, скоро мы поедем домой... И я накормлю тебя мясом...
      Мимо Жерара пробежали несколько французских солдат, и он услышал, как один сказал другому:
      - Кажется, там наши дерутся!
      Жерар захлопнул дверцу автомашины, заторопился за солдатами. Подойдя к пристани, он увидел внизу, у катера, драку.
      - Владимир? - закричал Жерар. - Ты здесь?
      - Здесь! - отозвался из клубка сцепившихся людей Владимир.
      Жерар в три прыжка слетел вниз и кинулся в драку. От его тяжелых чугунных ударов солдаты попадали в разные стороны. На Жераре трещал смокинг. Кто-то прыгнул ему сзади на спину, но он сбросил человека, крикнул:
      - Черт возьми, я ведь тоже француз, негодяи! Остановитесь!
      Но к солдатам подоспела помощь, и драка не утихала...
      ...Даниэль и Вахтанг сидели в ресторане, ждали. Оба все время поглядывали на дверь. Наконец, Даниэль сказал:
      - Ты прав, теперь уже точно что-то случилось. Пошли, - и они разом встали, направились из ресторана...
      ...Они вышли из ресторана, направились к "майбаху". Уже издали они увидели, как в машине беснуется овчарка. Она билась мордой и лапами о стекло, скалила клыками, рычала и хлопья пены падали с морды на обшивку сиденья.
      Даниэль и Вахтанг оглянулись по сторонам, потом Даниэль открыл дверь, и овчарка пулей выскочила из машины, помчалась по набережной к пристани, распугивая редких прохожих.
      - Пожалуйста, будь в машине, - сказал Даниэль.
      - Я с тобой, - решительно ответил Вахтанг.
      - У тебя плечо. Будь в машине. Кстати, в багажнике весь наш капитал! - и Даниэль побежал по набережной вслед за овчаркой.
      Овчарка влетела на пристань и с глухим, грозным рычанием бросилась в самую гущу дерущихся. Вот она впилась одному солдату клыками в плечо и тот отскочил в сторону с криком:
      - Собака! С ними собака!
      А овчарка, словно фурия, вертелась среди солдат, сбивала их с ног, била клыками налево и направо. С криками, руганью солдаты начали разбегаться.
      - Что, сукины дети, получили?! - громко хохотал Жерар и с маху ударил какого-то солдата в челюсть. - А это тебе привет из Марселя, подонок!
      Солдат полетел в воду с пристани, с шумом поднялся фонтан черной воды.
      - Тыловые крысы! - издали кричали французские соддаты. - Если бы не собака, мы бы вам показали!
      - Если бы не собака, и если б вас был целый батальон! - закричал Жерар в ответ и присел на корточки перед овчаркой, обнял ее, нежно погладил. - Ах ты моя собака... ты моя нежная, умная собака...
      И в это время появился Даниэль - он тоже успел поучаствовать в драке: лацкан пиджака оторван, на скуле ссадина, тяжело дышал, облизывал сбитые костяшки пальцев:
      - Черт бы вас побрал! Мы будто сами напрашиваемся, чтоб нас загребли в комендатуру... дураки... мальчишки...
      Овчарка тяжело дышала, торопливо облизывала ссадины на лице Жерара, и он блаженно улыбался:
      - Ты ничего не понимаешь... нормальная драка...
      - Из-за чего хоть сцепились?
      - Разве у вас, славян, поймешь? А где Владимир? Он же был здесь!
      И в это время из катера вновь раздался женский крик, и через минуту на палубу поспешно поднялся черноволосый сержант с усиками. Он был без берета, лицо исцарапано в кровь, галстук съехал в сторону, на куртке оторвано несколько пуговиц.
      - Проклятая бабенка, - выругался сержант, пробегая мимо. За сержантом выскочил солдат. У него тоже расцарапано лицо, порван мундир. Жерар засмеялся, глядя на них:
      - Эй, ребята, куда так торопитесь? Может, выпьем по рюмке "Мартеля", ха-ха-ха!
      На палубу катера вышли певица и Владимир. Серебристое платье на ней растерзано, она оглядывалась, растерянно повторяла:
      - Пелерина! Боже мой, моя пелерина...
      - Дура! - свирепо рявкнул Владимир, - чертова дура! - Он схватил ее за руку и потащил за собой. Прошел мимо Жерара и Даниэля и даже не посмотрел в их сторону.
      - Кажется, остаток вечера мы проведем без него, - сказал Жерар...
      ...В спальне полумрак. На окне проплывали неоновые отблески. Владимир курил, глядя в окно, говорил с глухой яростью:
      - Я понимаю тех, кто это делает из нужды! Чтобы не умереть голодной смертью! Чтобы накормить детей! Но я не понимаю, когда этим занимаются просто так... ради удовольствия! С каждым встречным! С пьяными подонками!
      За его спиной был слышен тихий плач. Певица сидела на кровати и плакала, уткнув лицо в ладони. Она совсем раздета и обнаженное тело матово отсвечивает. Кажется, оно выточено из мрамора. И мерцающие волосы рассыпались по плечам.
      - Тебе, наверное, хотелось, чтобы тебя изнасиловала вся эта бравая компания! Как кобели в очереди к истекающей сучке?! Шлюха!
      - Перестань... перестань... - она плакала, качая головой. Владимир молчал, ожесточенно курил, прикурив от окурка новую сигарету, пристально глядя в темноту.
      - Ты ничего не понимаешь... - плачущим голосом говорила певица, - как трудно... невозможно жить... Я пою в ресторане за пятьдесят оккупационных марок... А буханка хлеба стоит сорок пять... А у меня есть еще старуха мать, которая тоже хочет есть... И я должна одеваться, чтобы прилично выглядеть, должна покупать пудру, духи и чулки... Я не знаю, кому эта война принесла больше страданий, мужчинам или нам... Я, наверное, была бы счастлива, если бы меня убили на фронте... Боже мой, ты ничего не понимаешь, - и она снова заплакала. - Как мне противны ваши сальные похотливые рожи! Винный перегар изо рта... жадные, нахальные руки... Владимир медленно подошел к кровати, сел и осторожно погладил певицу по волосам, по обнаженным плечам.
      - Извини... - с трудом произнес он. - Я дурак... Я просто пьяный дурак...
      - Ты ведь не немец. Ты плохо говоришь по-немецки. Ты кто?
      - Я русский...
      - Русский? - она в страхе отшатнулась от него.
      - Да, русский, - грустно улыбнулся он. - Зовут меня Володей. А тебя?
      - Элиза... - вздохнула певица, подняв голову. От слез на глазах размазалась тушь, темными полосками стекала по щекам.
      - Ты здорово пела. Ты так здорово пела, что я сразу потерял голову, когда услышал... - он обнял ее, поцеловал в испачканные тушью глаза, губы...
      ...Вахтанга в машине не было. Жерар осмотрел машину, сказал:
      - Слушай, кажется, он и пистолет мой прихватил... здесь лежал, под сиденьем... Куда он пошел?
      Даниэль молчал, в растерянности оглядывался по сторонам. И вдруг Жерар увидел на ветровом щитке небольшой клочок бумаги, взял его, вылез из машины:
      - Смотри, что я нашел... Тут по-русски... Ты понимаешь по-русски?
      Даниэль взял клочок бумаги, с трудом разобрал в прозрачном свете фонаря неровные буквы русского алфавита:
      "ДРУЗЬЯ, ПРОЩАЙТЕ. Я УШЕЛ. МНЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ НЕКУДА. Я ПОЛЮБИЛ ВАС ВСЕМ СЕРДЦЕМ. ВАХТАНГ".
      Даниэль смял в кулаке бумажку:
      - Че-ерт! Где же его искать? О Бог мой, где его искать!?
      - Что он написал? - спросил его Жерар.
      - Он стреляться ушел, понимаешь? Стреляться! - Даниэль завертел головой по сторонам, бросился к бульвару на набережной, закричал на бегу:
      - Вахта-а-анг! Вахта-а-анг!
      Жерар наклонился к собаке, вертевшейся рядом, проговорил:
      - Давай собака, ищи Вахтанга! Ищи! Вахтанга!
      Овчарка прыжками помчалась следом за Даниэлем и последним тяжело побежал Жерар...
      ...Вахтанг действительно был на бульваре. Он сидел на лавочке в тени громадного дерева, и в темноте его почти не было видно. Он смотрел на ночной Дунай, на катера, освещенные гирляндами лампочек. Бульвар пустынен, с улицы доносился рокот автомобилей. Он смотрел на Дунай, и рука с пистолетом лежала на колене, и другой рукой поглаживал пистолет, и лицо его было спокойным...
      ...Лишь на мгновение мелькнула перед ним Кура, стиснутая горными кручами, и древний монастырь на вершине горы... старые улочки Тбилиси... Лишь на мгновение... Вахтанг тряхнул головой, приходя в себя, медленно перекрестился, медленно произнес фразу по-грузински, переложил пистолет из левой руки в правую, передернул затвор и приставил пистолет к сердцу. Прошла секунда, другая... и вдруг из темноты послышалось частое громкое дыхание, и перед ним выросла овчарка с разинутой пастью и вываленным языком. Она остановилась, как вкопанная, и завиляла хвостом, и гавкнула совсем негромко, словно, радовалась встрече. И из черной глубины бульвара Вахтанг услышал протяжные крики друзей:
      - Вахта-а-анг! Вахта-а-анг!
      ...Жерар, Даниэль, Вахтанг медленно шли по бульвару, и Жерар громко возмущался:
      - Как ты мог решаться на такое, не посоветовавшись с нами, сукин ты сын! После всего, что мы пережили на войне! В этом проклятом концлагере! И остались живы! Я думал, самый дурацкий народ на свете - это славяне!
      При этих словах Даниэль усмехнулся, покачал головой, сказал:
      - Слышал бы это Владимир...
      - А, оказывается, есть еще более сумасшедшие люди! Грузины!
      - Перестань... - тихо сказал Вахтанг.
      - Почему ты не можешь вернуться домой? Что это за тайны такие? Почему я не смогу понять?
      - Потому что ты француз, - за Вахтанга ответил Даниэль.
      - Отдай мой пистолет, - сказал Жерар. - Это наш общий пистолет, - Вахтанг впервые улыбнулся, взглянув на него.
      - Черт с вами! Я решил, как мы будем жить дальше! - махнул рукой Жерар.
      - Решил без нас? - улыбнулся Даниэль.
      - А вы все равно ничего не смыслите в жизни на западе. И потому слушайте меня! Мы будем путешествовать! Поедем во Францию, потом в Италию, потом в Южную Америку...
      - А деньги? - спросил Даниэль.
      - Нам будут давать взаймы, - подмигнул ему Жерар. - Решено! Завтра я еду во Французскую миссию и разузнаю, как нам легче всего проехать во Францию.
      - Боюсь, ничего не выйдет... - вздохнул Даниэль.
      - Почему?
      - Я хочу на родину...
      - Ну вас к черту! И слушать ничего не хочу! Мы не для того каждый день подыхали в концлагере! Теперь надо держать жизнь за горло! Вот так! - он сжал здоровенный кулачище. - И не распускать нюни!
      ...Они лежали в постели, и лунный свет освещал полутемную спальню. Владимир - на спине, с закрытыми глазами. Элиза, приподнявшись на локте, смотрел а на него, гладила кончиками пальцев по обнаженной груди, осторожно поцеловала в лоб, щеку. Ее волосы упали ему на лицо. Она улыбнулась и прошептала:
      - Володья... за столько лет я впервые счастлива... Господь услышал мои молитвы...
      Он вдруг открыл глаза и посмотрел на нее в упор:
      - Что тебе нужно, чтобы ты всегда была счастлива?
      - Ты... - она смущенно улыбнулась.
      - А еще?
      - Еще... немного... совсем немного денег, чтобы мы могли жить вместе... она наклонилась и поцеловала его, но Владимир не ответил на поцелуй, смотрел на нее в упор:
      - Сколько тебе нужно денег?
      - Я же сказала... совсем немного...
      Владимир вскочил с постели, вытащил из-под кровати саквояж, раскрыл его и начал швырять на кровать пачки банкнот:
      - На! Все бери! Хватит тебе? Хватит? Элиза в страхе смотрела на пачки, на саквояж, на дне которого лежал пистолет.
      - Что ты делаешь, Володья?
      Он разогнулся, тяжело дыша, пошел к столику у окна, пошарил рукой в поисках пачки сигарет. Налил рюмку, выпил, спросил:
      - У тебя нет сигарет?
      - Ты все выкурил... Ты очень много куришь, Володья...
      - Подожди, я скоро вернусь... - и он вышел из номера...
      ...Улица перед отелем пустынна. Проезжали редкие автомашины, полыхали рекламные вывески. Владимир медленно шел по улице. Спрашивал у редких прохожих:
      Прошу прощения, вы сигарет не продадите?
      Прохожие испуганно прибавляли шагу, отвечая "а ходу:
      - Извините, не курю...
      Другие совсем не отвечали. Владимир зябко поежился. И вдруг заметил патруль. Трое русских солдат и офицер в гимнастерке. На груди офицера и солдат поблескивали ордена и медали. Владимир нетвердыми шагами направился к ним.
      - Ребята... здорово, ребята, - проговорил он пьяноватым голосом. Папиросы не будет, а? Сто лет не курил папирос
      Солдаты посмотрели на лейтенанта. Тот секунду помедлил, потом достал из кармана широких галифе пачку "Казбека", протянул Владимиру, щелкнул зажигалкой. Владимир жадно затянулся, выпустил дым, проговорил улыбаясь:
      - Вот это табак... настоящий табак, а? Вы откуда воюете, ребята?
      - От Сталинграда, - ответил лейтенант.
      - А какой фронт?
      - Сначала Воронежский, потом третий Украинский...
      - А на Кубани летом сорок второго не были?
      - Нет, - ответил лейтенант.
      - А-а, то-то и оно, что не были... А на Кубани было... интересно, ребята... оч-чень интересно... - Владимир жадно курил, стоял перед патрулем, покачиваясь, в расстегнутой на груди рубашке с закатанными рукавами. Спасибо, ребята...
      - А вы кто? - после паузы спросил лейтенант.
      - Как кто? - пожал плечами Владимир. - Ч-человек... Я че-ло-век и больше ничего... Дайте еще папирос, а? Я заплачу, - он начал шарить по карманам, но денег не нашел.
      Лейтенант вынул из пачки несколько папирос, положил их в карман гимнастерки, а пачку протянул Владимиру
      - Ребята... - хмельно улыбнулся Владимир. - Вы золотые ребята... Жаль, вас не было на Кубани в сорок втором... Спасибо, ребята...
      Он все так же стоял, покачиваясь и дымя папиросой, а патруль уходил по улице. Солдаты о чем-то переговаривались с лейтенантом, оглядываясь на Владимира. И вдруг они резко повернули обратно, быстро подошли:
      - Эй, как вас? Документы предъявите, пожалуйста.