Оракулы перекрестков

В кресле рядом с Беном оказался Ингленд, личный телохранитель мастера Ху. Ингленд ободряюще подмигнул Бену, они встречались уже не первый раз и, похоже, друг другу симпатизировали.

– Что случилось? – вполголоса спросил Бенджамиль. – Куда мы?

– К юго-восточным воротам. Ситтеры забились с Ху-Ху на переговоры, – шепотом ответил Ингленд.

– А где Майер?

– Кто его знает? Может статься, уже на полпути к соевым плантациям. – Телохранитель усмехнулся и пояснил: – Большая авария где-то на стыке «воротничка» и «аутсайда».

– Вот оно что, – пробормотал Бен, вспомнив двух стопперов на станции трубы. – Теракт? Ситтеры?

Ингленд пожал плечами:

– Вроде нет. Говорят, столкнулись две таблетки на входе из станционного патрубка в главный ствол. За четверть секунды, пока сработала аварийная автоматика, там человек двести убилось в кашу, поди опознай. И линия, само собой, встала…

– Все пристегнулись? – не оборачиваясь, спросил пилот. – Тогда старт.

Путешествовать на прыгуне – сомнительное удовольствие. Сначала тебя вжимает в кресло так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть, потом ты ухаешь вниз так, что кишки подскакивают до подбородка, и только сама посадка не оставляет особенных впечатлений, ни плохих, ни хороших. Зато скорость перемещения невероятная. Как по мановению волшебной палочки: только что ты был там и вот ты уже здесь.

Всего за три прыжка они пересекли «воротничок», белый буфер, индустриальное кольцо, черный буфер и опустились у самой границы Сити.

– Приехали, – сказал пилот.

Мэй отстегнул ремень и на неверных ногах двинулся к выходу. Ингленд слегка придержал его за плечо и выскочил из прыгуна первым. Бенджамиль по короткой лесенке спустился следом. Они стояли на рубчатой жароупорной плите в двух шагах друг от друга и осматривались. Бенджамилю уже приходилось бывать на границе с Сити, и хотя конкретно здесь он был впервые, все окружающее выглядело смутно знакомым. Пустырь вокруг посадочной площадки зарос редким дистрофичным кустарником. Вдалеке за пустырем виднелись десяти-двенадцатиэтажные здания непривычной архитектуры. В полусотне метров от посадочной площадки щерился амбразурами блокпост, разбитая асфальтовая дорога огибала его приземистую коробку и упиралась в высокие бронированные ворота. Влево и вправо от ворот тянулась трехметровая бетонная стена, утыканная поверху колючкой заостренной арматуры. Там, за забором, покрытым следами цветных рисунков и потеками неопределенных оттенков, притаился загадочный и жестокий Сити, цитадель зла и гнездо разврата, раковая опухоль в самом сердце счастливого и благополучного гигаполиса. Бенджамиль мельком подумал, что за сотни лет человечество не придумало ничего эффективнее уродливой бетонной ограды и заточенной арматуры.

Из прыгуна бочком выбрался Шамсу. Он затравленно огляделся и подал руку мастеру Ху, шагнувшему на первую ступеньку трапа. Грузный Ху-Ху руки демонстративно не заметил. Пыхтя и переваливаясь, он спустился сам, лицо его при этом оставалось настолько непроницаемо-самоуверенным, что нелепые телодвижения казались игрой или притворством. Поверх блестящей розовой рубашки Ху-Ху надел черный жилет, расшитый серебряными драконами. «И ведь не оштрафуют жирдяя за ношение мистически-оккультных изображений», – с завистью подумал Бен. Бритый череп хайдрая сально поблескивал в лучах низкого солнца, и весь Ху-Ху целиком казался неприлично ярким пятном на фоне пыльных кустов и бетонной ограды.

Краем глаза Бенджамиль уловил где-то сбоку неприметное стеклянистое движение. Ингленд, похоже, заметил то же самое.

– Вот и эскорт, – сказал он с ноткой скепсиса.

«Где?» – хотел спросить Бенджамиль, но в это время прямо из воздуха появился человек.

Впечатление было такое, будто совершенно прозрачный бокал очень быстро наполнили темно-серой жидкостью. Сделавшись личным переводчиком мастера Ху-Ху, Бенджамиль неоднократно слышал про дефендеры с покрытием типа «камбала», но воочию видел в первый раз.

– Офицер Аббаси, – представился подошедший, на выпуклой шероховатой поверхности нагрудных пластин его костюма красовалась ядовито-черная надпись: «D. T. F. Патрульный отряд №22».

Ингленд кивнул.

– Сейчас мы откроем ворота, – продолжал патруллер, его голос звучал сквозь опущенное забрало, как из гулкой железной бочки. – Оружие оставлять будете?

Ингленд кивнул. Из подмышечной кобуры он извлек большой вороненый пистолет, потом вытряхнул из правого рукава маленький на пружине и передал оба бронекостюму. Тот бережно принял оружие и сложил в поясную сумку.

– Если что, мы за вами приглядываем. – Офицер Аббаси, так и не подняв забрала, козырнул в сторону Ху-Ху и быстро пошел к зданию блокпоста, на ходу превращаясь в прозрачный воздух.

– Сидят, патрульные крысы, – то ли одобряя, то ли осуждая, пробормотал Ингленд.

Возле ворот пахло застоялой мочой. На секунду Мэй представил себе, как ночью ситтеры один за другим покрадываются на цыпочках к воротам и, хихикая, мочатся на их броневые полотна. Мелко подрагивая, левая створка ворот пошла в сторону, отъехала на четверть и стала.

– Можно идти, – сказал Ингленд и, как всегда, вошел первым.

«Как это они за нами будут присматривать через щель в воротах?» – подумал Мэй и непроизвольно поежился.

Следом за телохранителем океанским сухогрузом проплыл в ворота Ху-Ху, за патроном трусил Соломон Шамсу, замыкал процессию Бенджамиль Мэй.

Маленькая колонна отошла от ограждения шагов на двадцать и остановилась посреди перекрестка с покосившимися светофорами.

– Подождем, – негромко сказал Ингленд, засовывая руки глубоко в карманы.

Наверное, лежало там нечто, притиснутое к горячей ляжке, – выкидной нож или кастет с лезвием. Бенджамиль никогда не видел настоящего выкидного ножа или кастета, но почему-то был уверен, что существуют модели, которые свободно помещаются в кармане брюк. Он украдкой покосился на руки Ингленда, на его сосредоточенно-спокойное лицо и подумал, что этот человек действительно будет терпеливо ждать и час, и два, и три, ждать целую вечность, покуда не придет нужда в одну секунду взорваться серией смертоносных движений. Сам Мэй никогда так не мог и в глубине души остро завидовал подобному умению.

Пейзаж по эту сторону бетонного забора мало чем отличался от того, что Мэй увидел снаружи. Когда-то здесь был жилой квартал, теперь царило запустение. От разрушенных домов остались одноэтажные коробки с темными провалами окон. Асфальт тротуаров и проезжей части местами выкрошился, сквозь трещины пробивались все те же пыльные кустики. Тихая жуть закрадывалась в сердце.

– Идут, – негромко сказал Ингленд, и Бенджамиль вздрогнул.

Из-за остова ближайшей постройки появился человек, судя по русалочьим бедрам – женщина. Вышла на середину улицы и остановилась. Постояла, секунду осматриваясь, и присела на корточки. От стены дома отделилась вторая фигура, на этот раз мужская, и неторопливо, даже вальяжно двинулась навстречу делегации. Шамсу шумно втянул воздух. Женщина ловко, одним неуловимым движением поднялась на ноги и пошла чуть сбоку и сзади.

Мэй во все глаза рассматривал ситтеров. Мужчина был молод, лет двадцати пяти, не больше, длинное костистое лицо, углы рта брезгливо опущены книзу. Сначала Бенджамилю показалось, что на голове у парня светлые коротенькие кудряшки, но, когда тот подошел поближе, Бен с изумлением разглядел вместо волос массу крохотных золотых колечек. Продетые прямо сквозь кожу, они покрывали череп ситтера ото лба до затылка. Что касается одежды, то Хуан Ху явно утратил здесь пальму первенства по части яркости. Красные как кровь и блестящие, как вода, узкие брюки, ядовито-желтая блуза с меховым воротничком и клепаными манжетами, высокие шнурованные ботинки-ножи с узкими стальными носами… Молодой ситтер сверкал так, что Бенджамилю хотелось зажмуриться. Девушка была одета скромнее. В том смысле, что одежды она носила гораздо меньше: прозрачные шаровары с темным треугольником в причинном месте и острые металлические конусы, прикрывавшие соски маленьких крепких грудей. Бенджамиль усердно старался не пялиться на соблазнительную диву, но взгляд его то и дело соскальзывал то на плоский мускулистый живот с чувственной впадиной пупка, то на ложбинку повыше солнечного сплетения, то на темный треугольник, срывающий промежность. Кожа девушки поблескивала, словно натертая маслом. Ее азиатское лицо с правильными чертами было равнодушно, как маска Будды (этот экземпляр своей коллекции Бенджамиль, от греха подальше, никогда не выкладывал на полку).

Ситтер остановился шагах в пяти от Ху-Ху и смерил толстяка презрительным взглядом. Девушка тоже остановилась, она развела в стороны руки с раскрытыми ладонями, демонстрируя отсутствие оружия. Бенджамиль заметил, что ногти у нее на руках плоские и длинные. Не ногти, а заостренные кусочки жести. При этом девушка, не отрываясь, смотрела на Ингленда. Она сразу выбрала его из всей компании и интересовалась теперь исключительно его персоной. Ингленд, криво усмехнувшись, распахнул полы сюртука. Девушка удовлетворенно качнула головой и стала смотреть куда-то в сторону.

– Будут ждать наблюдателя, – негромко сказал Ингленд.

Бен уже участвовал в подобных переговорах и знал, что, кроме двух заинтересованных сторон, во встрече обычно участвует наблюдатель от той группировки, что контролирует район, прилегающий к воротам. Роль этого персонажа всегда представлялась Бенджамилю в загадочном и полумистическом свете. Наблюдатели приходили, равнодушно смотрели за происходящим и уходили. Они никогда не пытались подойти ближе чем на полтора десятка шагов, ни во что не вмешивались и не высказывали никакого интереса к теме разговора. Но при этом без их участия не начинался ни один диалог.

Бен поглядел в ту же сторону, куда смотрела девушка-ситтер, и увидел пожилого горбоносого мужчину с высоким седым гребнем на голове. Наблюдатель вышел к перекрестку и остановился на почтительном расстоянии, всем своим видом показывая, что теперь приличия соблюдены. Глядя на его скучающее лицо, Бенджамиль вдруг сообразил, что сейчас потребуются его услуги, а он понятия не имеет, на каком диалекте пойдет разговор.

– Хам, – скучно сказал обладатель золотой прически.

На лице мастера Ху появилось вопросительное выражение. Суетливый Шамсу тихонько дернул Бена за полу френча.

– Он здоровается, – перевел Мэй. – Я спрошу его, из какой он семьи?

– Он из Кабуки, – не поворачивая головы, сказал Ингленд.

– Спросите его, согласны ли они на наше предложение? – приказал Ху-Ху.

На секунду Мэй задумался, затем принялся переводить:

– Хам, автате. – Бенджамиль слегка поклонился. – Дасьте твоих башан с… матури кадамой?.. Надо уточнять, с каким именно предложением?

– Нет, – сердито сказал Ху-Ху.

– …с кадамой ты ноу?

– Нету ты! – Ситтер надменно вскинул подбородок, и Бенджамиль вздрогнул: меховой воротничок его рубахи завозился, оскалил мелкие зубы и оказался здоровенной ручной крысой.

Золотоволосый плюнул себе под ноги, развернулся и зашагал прочь.

– Нет, – перевел Мэй и подумал ошарашенно: «Поговорили!»

Девушка постояла, пощупала Ингленда злыми раскосыми глазами, затем повернулась и, раскачивая бедрами, двинулась за своим боссом. Седой гребень на той стороне перекрестка растворился еще раньше, исчез, как будто его и не было. Бенджамиль растерянно посмотрел на мастера Ху-Ху и растерялся еще больше. Толстый хайдрай в войлочных туфлях улыбался сытой и довольной улыбкой.

Возле прыгуна Ингленд приостановился, пропуская вперед начальство.

– Видал девчонку?! – спросил он Бенджамиля. – Такая ногтем зарежет и не икнет, курва! – Глаза его блестели нехорошим бешеным возбуждением.

Ху-Ху вполголоса сказал что-то Шамсу и полез в машину. Ингленд полез следом. Шамсу придержал Мэя возле лесенки.

– Мастер Ху чрезвычайно доволен вашей работой! – торжественно объявил секретарь, пожимая Бенджамилю руку. – Он рассмотрит вопрос об оплате ваших сверхурочных в двойном размере. Станция трубы в десяти кварталах отсюда, идите по асфальтированной дороге и никуда не сворачивайте. Приятных выходных, мистер Мэй!

С этими словами Шамсу проворно взбежал по трапу и нырнул в проем люка.

– Не стойте рядом с двигателями! – крикнул он, закрывая входной люк. – И рот откройте, а то заложит уши!

Ошалевший, ничего не понимающий Бен, открыв рот, сделал несколько шагов назад. Вишнево-красный аппарат заурчал, потом заклекотал, потом завизжал, присел на коротеньких ножках и длинным смачным плевком выстрелил себя в предзакатное небо, обдав Бена горячими клубами выхлопа.

Глава 3

– Невероятно! – бормотал Мэй, пересекая очередную сегментарную улицу. – Не могу поверить, что это происходит наяву! Они просто бросили меня и все! Какого хрена я буду делать в черном буфере?

Бенджамиль был уверен, что жирная свинья Ху-Ху просто пожалел горючего на лишнюю посадку или торопился в свою загородную резиденцию. Курти болтал однажды, будто Ху-Ху не живет, подобно рядовым служащим компании, где-нибудь в сине-желтом секторе аутсайда, а имеет личный трехэтажный домик за кольцом соевых плантаций. Что ж, звучит весьма правдоподобно. Особенно если учесть, что речь идет о человеке, летающем на персональном прыгуне. Интересно, куда Ху-Ху денет секретаря и телохранителя? Или, может, Ингленд живет в доме Ху-Ху? Бен почувствовал, что окончательно запутался. «Все тривиальней, – подумал он с тоской. – Просто мастеру Ху-Ху наплевать на такого таракана, как я. Просто я, Бенджамиль Мэй, не укладываюсь в систему его мироощущений из-за своего мизерного размера. Вот и весь секрет».

Бен тяжело вздохнул и остановился. Сколько он миновал кварталов? Двенадцать? Пятнадцать? Сумерки сгущались с невероятной быстротой. Бен взглянул на часы: половина десятого. Даже если к десяти он доберется до станции, ему потребуется три часа, чтобы пересечь черный буфер, затем еще три на кольцо «индастри», не меньше двух часов на белый буфер и почти столько же на «воротничок». Итого – без малого двенадцать часов. Бену хотелось заплакать.

Тишина на серых пустынных улицах сгущалась вместе с сумерками. Ни души, только невнятные жутковатые шорохи да обрывки мусора, которые свежий вечерний ветерок гнал по тротуару, хотя район, вне всякого сомнения, был обитаем. Вон, загорелось окошко на пятом этаже, вон – еще одно. На мгновение у Бенджамиля появилась безумная идея: войти в подъезд и постучать в первую попавшуюся дверь.

Бен вздохнул. Стоять на месте было гораздо страшнее, чем идти, и он пошел вперед, внимательно вглядываясь в асфальтовые трещины под ногами и горько сожалея о том, что в карманах нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего оружие. Он даже начал тоскливо оглядываться по сторонам, пытаясь высмотреть какую-нибудь палку или камень. Что угодно, лишь бы придать себе хоть капельку уверенности. Юркая тень, пискнув, метнулась из-под ног, и Мэя прошиб холодный пот.

– Это крыса, всего лишь маленькая крыса, – прошептал Бенджамиль, стараясь унять бешено бьющееся сердце, и в ту же секунду увидел светящийся край объемной вывески.

Угол первого этажа неказистого трехэтажного дома был охвачен голубым и красным пламенем. Над широкой двустворчатой дверью горела, помаргивая, разинутая акулья пасть, в пасти мерно вращалось нечто вроде корабельного гребного винта. Вокруг зубастой головы с мертвенно-белесыми пуговками глаз пылала багровая надпись: «Х. АРЧИ, еда и питье на любой вкус». Во рту у Мэя пересохло, а на языке появился привкус соли. Бенджамиль в нерешительности остановился перед выщербленными ступенями широкого крыльца.

Сквозь металлические жалюзи окон справа и слева от входа пробивался неяркий свет. Мэй осторожно потрогал дверную ручку в форме кольца, ему очень хотелось войти, но акулья пасть над входом выглядела устрашающе. Пару минут Бенджамиль раздумывал, войти или нет, и вдруг, осененный внезапной догадкой, быстро сунул руку за ворот рубахи. Послушный кругляш оракула сам лег в ладонь. Поднеся руку к лицу, Бен прошептал:

– Войти или нет? – Шесть раз сжал диск во влажном кулаке и принялся читать высвечивающиеся на дисплее строчки:

Судьба коварна, берегись ее,

Ножа ее смертельно острие,

Коль поднесет тебе красавиц и вино,

Остерегись – отравлено питье.

Проклятая игрушка! Бенджамиль беспомощно оглянулся: за спиной, в тени соседнего дома, ждала, поигрывая жестяными ногтями, зловещая улица черного буфера. Бен набрал в грудь воздуха и решительно толкнул дверь.

Мягкий бархатный свет струился по полу, отбрасывая нереальные, фантастические тени на окружающие предметы. Негромкая музыка плыла где-то над полом, чуть-чуть повыше света. Бен остановился посередине уютного и почти пустого зала. Несколько лиц лениво обернулось в его сторону.

В конце зала, прямо напротив входа, изгибалась дугой высокая стойка бара. За стойкой, подперев кулаками тяжелую молотоподобную челюсть, расположился грузный мужчина лет пятидесяти с небольшим, полная противоположность тонкому и изящному Гансану Маншалю. Мужчина с интересом рассматривал посетителя маленькими доброжелательными глазками. Бен, ободренный его взглядом, пересек зал.

– Здравствуйте, сударь, – обратился он к бармену, стараясь выглядеть как можно дружелюбнее. – Могу я поговорить с хозяином этого заведения?

– Запросто, – сипло прогудел мужчина. – Хаарон Арчи к вашим услугам.

Примечания

1

В произведении использованы рубаи Омара Хайяма.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.