Никто не нарушил молчания, и он продолжил тихо, делая большие паузы:
      - Зашвырнул ключ подальше... не от страха - со злости, поверьте... Хотел в "Скорую" его... даже в машину положил... но увидел - поздно...
      Он замолчал и опустил голову на грудь.
      - А дальше, дальше, Сергей Георгиевич? - нарушила тишину Большакова. Она делала своё дело, и не считала возможным размениваться на эмоции.
      - А дальше я вспомнил ухмылку Ибрагима, когда он заглянул к нам в вагончик, и понял, что он знает и о скандале, и о его причине... И продаст с потрохами - коварный он человек... И я испугался, да, сильно испугался, он как будто что-то доказывал сам себе, - и уехал... далеко уехал и... и концы в воду... А от себя не уедешь... И от его удивлённого взгляда...
      VI
      ЭПИЛОГ (от автора)
      Читатель, наверное, и сам догадался, а сомневающимся автор сообщает, что всё изложенное выше - плод его досужей фантазии, не имеющий ничего общего с реальными фактами и биографиями.
      По роду своей работы, да и вообще в жизни, как и вам, Читатель, мне доводилось быть участником многих событий, в том числе и трагических, сталкиваться с людьми разных характеров и судеб. Поэтому в сочинении мне оставалось лишь сочетать их, вплетая выдуманных персонажей в предлагаемые воображением условия.
      А поводом к созданию романа послужила одна неожиданная встреча много лет спустя после описанных событий.
      В середине 90-х годов мне предложили сопровождать в качестве консультанта по морской нефтегазодобыче группу американских нефтяников из Хьюстона, где я к тому времени проживал с семьёй, в Баку.
      Естественно, грех было не принять предложения побывать на своей родине, где прожил свыше шестидесяти лет, из которых сорок было отдано работе в море и для моря (мне претит словосочетание "вторая родина" - как будто человек способен рождаться дважды). Кроме того, к нашему с женой социальному пособию около тысячи долларов в месяц совсем не лишними оказывались "командировочные" по триста долларов в сутки помимо полного обеспечения перелёта, гостиницы, питания.
      Короче, пару ветренных февральских недель я, после семилетнего перерыва, вновь ездил и прогуливался по знакомым с детства улицам, проспектам и площадям. Город предстал передо мной и до боли знакомым, но до ещё большей боли - чужим.
      Прежде всего бросалось в глаза, что мой старый, добрый, уникально интернациональный Баку превратился в мононациональную столицу мононационального государства. Это было написано на лицах прохожих и на табличках с новыми названиями улиц, слышалось в звучащей вокруг речи. Поражала также эклектика стилей в оформлении города - смесь традиционно восточного вместе с недавно возвращённой латиницей азербайджанского языка и не самых лучших западных образцов на американо-турецкий манер с козырянием английскими словами и оборотами в рекламе, названиях гостиниц, банков, магазинов, ресторанов, объектов культуры.
      В первое же воскресенье мои спутники по командировке бизнесмены-нефтяники отправились с переводчиком знакомиться с памятниками старины, начиная с загородного Храма огнепоклонников, а я начал свой поход по городу с интернационального или, как его называют в обиходе, еврейского кладбища. Вместе с однокашником, профессором Мурадом М. на его машине мы наведались на могилы родных и рано ушедших друзей, как могли прибрали их и сфотографировали на память, - доведётся ли ещё увидеть...
      Мурад торопился в аэропорт - встречать рейсом из Махачкалы кого-то из родни, заметно разросшейся с тех пор, как он был избран членкором Академии Наук Азербайджана, и я попросил высадить меня у Приморского бульвара на площади Азнефти.
      На бульваре я присел на скамейку, с которой видны были окна моего бывшего кабинета на втором этаже Объединения "Каспморнефть". Память мгновенно воскресила многие эпизоды последних десяти бакинских лет во главе дружного и работящего коллектива Технического управления...
      Настырный северный ветер, проникавший под куртку, быстро согнал меня со скамейки, и я пошёл по аллее к центральной части бульвара, подставив ветру спину.
      В погожие выходные дни бульвар обычно заполнялся самым разным народом - днём здесь резвились дети, группками по интересам кучковались пенсионеры - шахматисты, нардисты, "политики" и "лекторы-международники", "футболисты" и "выдающиеся тренеры" по всем видам спорта, которые всегда точно знали, "как надо было..."; ближе к вечеру сюда подтягивались на прогулку "подышать свежим воздухом" степенные пары бакинской интеллигенции, а чуть позже скамеечки в тенистых (вечером - затемнённых) аллеях оккупировались парочками влюблённых, как правило, по одной или, в крайнем случае, при дефиците "персональных" скамеечек, по две пары на скамейку по её концам. Прошёлся я и по "той самой" аллее, где сам сиживал со своей благоверной свыше четырёх десятков лет назад.
      В этот пасмурный ветреный день навстречу попадались лишь прохожие, отдавшие предпочтение запаху моря перед запахами выхлопных газов автомобилей на параллельном бульвару проспекте Нефтяников.
      Тем живописнее ещё издали показалась группа людей медленным, даже как будто торжественным шагом, двигавшаяся навстречу. Впереди шла женщина в модной чёрной каракулевой шубе и в платке "кэлагае" на голове. С обеих сторон её чуть поддерживали под руки двое молодых мужчин в кожаных куртках и серых каракулевых папахах. Один из них в свободной руке нёс большой букет цветов, прикрытый от ветра целлофаном. За ними шли ещё трое - пожилая пара под руку, пряча лица от ветра в шарфы, и женщина помоложе в куртке-"Аляске" с капюшоном и с букетом цветов в руках.
      "Наверное, какое-нибудь событие идут отмечать в старом Интуристе, подумал я, - хотя пешком до гостиницы далековато, пожалуй... ". Я не успел додумать эту мысль до конца, когда группа подошла поближе, и я замер, поражённый удивительным сходством - с букетом в руке шёл оживший Ширинбек Расулов, только очень молодой. Я забыл (а может и не знал), как звали его сыновей, но хорошо помнил имя жены, и я позвал, не отдавая себе отчёта, правильно ли я делаю:
      - Гюльнара-ханум...
      Они уже поравнялись со мной, и женщина резко остановилась и повернулась ко мне.
      "Ну, конечно же, это она, но куда девалась её болезненная полнота... Сколько же ей сейчас... должно быть пятьдесят... статная, хотя и чуть полновата...", - эти мысли молнией пронеслись в голове, и я спросил по-азербайджански, сам удивившись сохранности языка в моей памяти:
      - Вы, наверно, не узнаёте меня ? Я...
      - Нет, почему же..., - она протянула мне руку, улыбнулась и назвала по имени и отчеству, - мой муж всегда так хорошо о вас отзывался... И нам Вы на первых порах очень помогли. Но я слышала от кого-то, что Вы уехали... в Израиль, кажется ? - меня удивило, что кто-то здесь ещё интересуется моей судьбой .
      - Уехал, да, но не в Израиль, а в Штаты, да что я... Расскажите, Вы-то как живёте ? О, извините, я вас, кажется, задерживаю...
      - Нет, мы не торопимся. Вот, познакомьтесь... Сыновья - Рустам, Гамид, Вы их видели маленькими у нас дома...
      - Да, по-честному, если бы не Рустам, я бы вас не узнал и не остановил... Вылитый отец...
      - Это моя свекровь Мириам-ханум, её брат - дядя Мирали, - продолжила она знакомство, - это Марина, подруга...
      Женщина в "Аляске" внимательно посмотрела на меня, ничем не выдав нашего давнего знакомства. Она лишь кивнула, приоткрыв под капюшоном обрамляющие её красивое лицо серебристые локоны. "Наглядная алхимия, подумал я, - вот так жизнь превращает золото в серебро".
      А это..., - Гюля представила меня, но это оказалось лишним, так как мы все уже однажды знакомились в те печальные дни.
      - Так что у вас за праздник сегодня? - спросил я Гюлю. Она усмехнулась и ответила:
      - Пойдёмте с нами... не праздник это... здесь..., - она кивнула в сторону моря. И я понял, точнее, вспомнил. Ну, конечно, февраль...
      Неподалеку от нас в море выдавался стометровый мол, в конце которого в тёплые месяцы функционировал небольшой ресторанчик.
      Мы дошли до конца мола, о северную сторону которого море уже колотило гребнями набегающих волн. Рустам рассыпал свой букет на скамейке - это были свежие алые розы, взял одну и протянул матери. Гюльнара поднесла цветок к губам, подышала на него, поцеловала и бросила в море, что-то прошептав вслед. Потом повернулась ко мне:
      - Сегодня розочек двадцать... В первую годовщину мы с мальчиками пришли сюда и бросили одну розочку... Море было тихое-тихое, как виноватое... Но каждый год оно другое...
      Все бросили в море по цветку, остальные розы подобрала Мириам, наклонилась к воде с подветренной стороны и рассыпала их, как бы передавая их из своих рук в руки сына...
      Марина подошла к Гюле, молча протянула ей половину своего букета белых гвоздик, и они одновременно бросили их на розочки..
      Мы ещё постояли, глядя на причудливый танец в бурлящей воде красных и белых светлячков, пока они не исчезли из поля зрения.
      Гюля пригласила меня вместе с ними отметить годовщину гибели мужа, и я, конечно, не мог ей отказать.
      У центрального входа на бульвар нас ждали "Волга", принадлежащая Мирали, и "Жигули" Рустама. Мы с Гюлей и Мариной сели в машину Мирали, Мириам с Гамидом - к Рустаму и двинулись в сторону микрорайона.
      В дороге я осторожно спросил о Рустаме Мирзоевиче.
      - Нет дедушки... уже пять лет... Вот на его машине едем - сыну оставил... Аллах рахмэт элясин...
      Я по традиции повторил за ней это поминальное обращение к богу.
      После небольшой паузы она вновь заговорила:
      - Вы спросили, как мы живём... Слава Аллаху, грех жаловаться... Тогда я снова пошла работать в ковровый цех, а когда начальница ушла на пенсию, назначили меня. А теперь у нас совместное предприятие, с Турцией. Работы хватает, и заработки неплохие... Была у них на стажировке в Стамбуле сумасшедший город, у пешеходов свои законы, у шоферов - свои... как наш Баку, даже язык схожий. Мальчики незаметно подросли, бабушка помогла, институты окончили, Рустам - юрист, Гамид в отца - нефтяник В общем, хорошо живём, жаль Ширинбек рано ушёл, жить бы да жить..., - она глубоко вздохнула и помолчав продолжила, - А Вы ведь помните, какая я была толстая-претолстая... Как это по-русски говорят - "клин клином выби... вышибают", да ? Так и у меня получилось: от большой радости - рождения детей, разнесло меня, а от большого горя за полгода потеряла сорок килограмм, доктора только руками разводили, не понимали...
      Марина обернулась с переднего сиденья:
      - Это природа и твой Аллах поняли, что тебе придётся ещё раз замуж выходить, и создали условия, а ты... Впрочем, ещё не поздно...
      - Насколько я помню, Гюля, у вас и жених готовый был - Ибрагим, поддержал я шутливый тон Марины.
      - А знаете,- посерьёзнела Гюльнара, - Аллах таких долго не терпит Ибрагим летом того же года утонул, у них лодка на волне перевернулась, ребята выплыли, их позже катер подобрал, а Ибрагим плавать не умел, адмирал... А Маринка любит на эту тему зубы скалить... Или тебе опять мой муж в любовники понадобился ? Вы знаете, ведь когда-то Ширинбек с Мариной...
      - Да всё он знает, - откликнулась Марина спереди, и я даже почувствовал облегчение - не надо притворяться.
      - Да, я более или менее был в курсе, но сегодня, откровенно говоря, увидев вас вместе удивился и не знал, стоит ли об этом вспоминать...
      - А что удивительного, у нас ведь общее горе - я мужа потеряла, она обоих. А так... У моего отца в деревне тоже вторая жена была, даже брат у меня там, но нас не оставил, и мать любил... И у Ширинбека отца, - он говорил... Да вот, дядя Мирали, хоть холостяк, а было время - своих "жён", наверное, дюжинами считал, а, дядя ? - Мирали за рулём пробурчал что-то неопределённое, - Э-э, все они козлы немного... О-о, извините, пожалуйста, я вас не имела в виду... Да, пришла Марина после всего, поговорили, поплакали вместе... Я-то её раньше определила. Незадолго до того зашла она больного Ширинбека проведать, так я по запаху духов догадалась, - такой же, только слабее от него шёл, когда с работы возвращался. Помню, подумала тогда: "Хорошо хоть красивую выбрал...", он ведь у меня какой видный был... Потом узнала, что и умная, и добрая... Много помогала мне, неповоротливой... Директор школы, хоть и русская...
      Марина зашевелилась на своём месте:
      - Гюля, прибереги свой тост на мой юбилей, ладно ?
      Я счёл возможным поинтересоваться:
      - Марина, я помню - у вас девочки, как они ?
      Марина полуобернулась и явно оживилась:
      - О, неплохо, спасибо, тьфу-тьфу, не сглазить... Юленька, старшая, два года как вышла замуж, сейчас у меня уже годовалый внук... в Израиле. Ближе к лету поеду знакомиться... А Яночка институт заканчивает, программистом будет, вот может вместе и переедем, зять приглашает... У нас ведь здесь никого не осталось...
      - А я, Марина ?
      - А ты будешь к нам в гости приезжать. А пока, давай, своих пацанов жени, а то в семье ещё два "дяди Мирали" появятся...
      Мирали чуть не проскочил на красный свет, но вовремя затормозил и повернулся ко мне:
      - Вот, пожалуйста, мало мне одной невестки, а как вместе соберутся, если не как две змеи, то как две ежихи, точно..., - и по-доброму улыбнулся женщинам, - чесни-слово, - добавил он по-русски.
      У меня с языка сорвался ещё один вопрос, тоже о сослуживце, хотя я и понимал его бестактность:
      - Марина, извините, а где сейчас..., - я замялся, но Марина поняла и спокойно продолжила:
      - Вы о Сергее ? Освободился он в восемьдесят седьмом, двенадцать лет коту под хвост, а впрочем, не знаю - потерял или нашёл... Позвонил, появился - чужой, незнакомый человек. Как пришёл, так и ушёл. Потом его мать сказала мне, что он уехал. Отца-то мы раньше схоронили... А три года назад встретились на похоронах матери, сказал, что работает на стройках в Подмосковье... Сейчас-то по возрасту, наверное, на пенсии, а может и работает. Он же крепкий мужик, если не пьёт...
      Мы подъехали к дому и поднялись по лестнице на третий этаж в квартиру, в которую много лет назад мы со следователем Натальей Ивановной Большаковой входили через приоткрытую дверь.
      ... Вот такой "хэппи-энд" придумал автор для своего романа.