Сначала Сергею здорово доставалось: более массивный и мощный противник, подмяв Никольского под себя, молотил его по чем попало. Поняв, что в партере он явно уступает врагу, Сергей, изогнувшись змеей, ухитрился вывернуться из-под туши бандита и вскочить. Верзила поднялся не столь сноровисто — Никольский успел подготовиться к атаке. Едва здоровяк встал, он тот час получил тяжелый кулачный удар в скулу, отбросивший его обратно на тротуар. На ногах амбал удержался, но потерял драгоценные мгновения. Сергей подскочил к нему, врезал левой под дых, а правой — в челюсть. Верзила захлебнулся воздухом и опять отлетел на несколько шагов. Но на ногах снова устоял. «Вот черт непрошибаемый! — с мимолетным восхищением подумал Никольский. — Попробуй возьми такого! Ладно, будем действовать иначе!..»
      Он прыгнул вперед, вцепился в одежду противника и отработанным броском швырнул его через себя. Однако амбал успел схватить Сергея за рукав и, падая, увлек Никольского за собой. Оказавшись сверху, Сергей, не теряя ни секунды, боднул бандита лбом в переносицу. Взвыв, тот разжал пальцы.
      На сей раз на ноги они вскочили практически одновременно. И застыли на мгновение друг перед другом в боевых стойках. Никольский нацелил свой правый кулак в угол подбородка противника. «Если попаду — точно нокаутирую!» — подумал Сергей.
      Мимо, испуганно посигналив, проехал грузовик-пятитонка.
      Верзила отпрянул от Никольского, в отчаянном рывке ухватился за задний борт пятитонки и, подтянувшись, перебросил тело в кузов.
      Грузовик укатил.
      Наташа приблизилась к Сергею. Она держала пистолет, выпавший из рук верзилы.
      — Я нажимала на курок, но он почему-то не нажимался… — проговорила она испуганно и чуть виновато.
      — Он на предохранителе, — торопливо объяснил Сергей и добавил, подхватив девушку под локоть: — Быстро в машину!
 
      Они настигли грузовик в конце улицы у светофора. Выскочив из своего автомобиля, Никольский заглянул в кузов пятитонки. Верзилы не было.
 
      Разговор в кабинете Никольского длился уже давно — воздух поголубел от сигаретного дыма.
      Наташа сидела за столом напротив Белякова и Котова. Никольский ходил по кабинету из угла в угол.
      — Давайте по порядку, Наталья, — предложил Котов. — Вы получили слайды от фотографа, привезли их в музей и положили к себе в стол.
      — Совершенно верно.
      — А стол заперли?
      — Нет.
      — Почему?
      — Я потеряла ключ. Давно, еще в прошлом году.
      — Как же вы без ключа? — не поверил Беляков.
      Наташа усмехнулась.
      — Разумеется, не вполне полноценная жизнь. Мирюсь кое-как…
      — Стало быть, стол открыт, залезай — не хочу, — констатировал Котов.
      — У нас не принято лазить по чужим столам, — отрезала девушка.
      — Ну, возможно, кто-то все-таки нарушил это прекрасное правило, — предположил Котов. — Ради двух миллионов долларов.
      — Вряд ли, — покачала головой Наташа. — Он бы ничего не нашел. У меня такой бедлам! Слайдов — навалом, сотни штук. Без моей помощи никто не разберется, где какие.
      — Тогда остается единственный вариант, — заключил Котов. — Вы сами кому-то их одолжили.
      — Никому не одалживала, — опять покачала головой девушка.
      — Дура! — не выдержал Беляков. — Тебя же убить могли! А ты покрываешь!..
      — Не кричите, пожалуйста, — попросила Наташа ледяным тоном. — Мне надо подумать.
      Даже толстокожего подполковника проняло — таким холодом повеяло от ее слов. «А девчонка умеет постоять за себя!» — подумал Беляков с невольным уважением.
      — Ну-ну… Мы ждем, — с надеждой кивнул он. — Возьми в толк, что происходит.
      Наташа подумала и сказала:
      — Значит, по вашей логике, я одолжила слайды каким-то бандитам. Они напечатали фотографии, ограбили Людмилу Ильиничну и теперь хотят меня убить, чтобы я их не выдала.
      — По нашей логике точно так, — подтвердил Беляков. — А по твоей?
      — Почему же они сразу меня не убили — когда грабили? Ведь я могла выдать их по горячим следам.
      — Выйдите, Румянцева, и подождите в коридоре, — сурово приказал Беляков.
      Наташа подчинилась.
      — Барышня права, — признал Котов. — Концы с концами у нас не сходятся. Тут какая-то неувязка.
      — Но покушение-то было, — напомнил Беляков. — Нутром чую, знает она что-то, но молчит. Убьют ее, глупую — тем и кончится.
      — Охрана нужна, — подал голос молчавший до этого Никольский.
      — Позвони в управление, — попросил Беляков Котова. — Пускай наружку пустят.
      — Виталий Петрович, вы что — первый раз замужем? — удивился Котов. — Пока рапорт, пока визы… Раньше утра никто ей на хвост не сядет.
      — В КПЗ переночует.
      — Не имеем права задерживать, — возразил Сергей.
      — А что делать, — ответил Беляков. — По крайней мере, будет жива.
      — Она переночует у меня, — твердо сказал Никольский. Теперь он знал уже точно: ни в чем Наташа не виновата. И не будет никакого служебного проступка, если он с ней подружится. Наоборот, личные отношения могут даже принести пользу делу.
      Услышав фразу майора, Беляков и Котов многозначительно переглянулись.
 
      Сергей накрыл на стол в гостиной. Наташа сидела на диване, наблюдая за его приготовлениями.
      — Сейчас ужинать будем, — объявил он. — Я чайник поставил. Пока закипит — яичницу пожарю.
      — Я помогу, — предложила девушка.
      — Не надо, — поспешно отказался Сергей. — Беспорядок у меня на кухне. Я сам. — Он уронил тарелку, наклонился, собрал осколки.
      — К счастью, — заметила Наташа.
      — Вряд ли, — унося осколки, возразил Никольский. — Сколько бью — и ничего не светит.
      — Ну, может, на сей раз… — обнадежила девушка.
      Ей очень нравился этот сильный, ухватистый, самостоятельный мужик. Нравилась его честность, принципиальность, о которых Наташа наслышалась от Тарасова. Не нравилась Наталье только профессия Сергея. И не из-за обычных обывательских предрассудков, а просто из-за смертельного риска, ведь ежедневно ему подвергал себя человек, ставший уже дорогим Наташе…
      — А хлеба-то нет, — вернувшись из кухни в гостиную, виновато сообщил Никольский. — Не успел купить. Где-то пачка печенья завалялась, — и опрокинул солонку, рассыпав по столу соль. — Да что за невезение! Теперь точно поссоримся.
      — Сергей, — сказала Наташа, — успокойся.
      Она подошла к нему, положила руки на плечи и поцеловала в губы. Поцелуй получился долгим, жарким, вкусным. Никольский обнял девушку, крепко прижал к себе, она податливо приникла к нему и замерла, чуть покачиваясь, словно гладя Сергея небольшой сочной грудью. Они едва оторвались друг от друга — когда у обоих уже закружились головы.
      — Менты все нервные, — переводя дыхание, заметил Сергей, как бы продолжая прерванный разговор.
      — Зачем ты так себя называешь? — возмутилась Наташа.
      — А по-моему, хорошее слово — «мент». Гордое, — заявил Никольский. — Да и кто я, по-твоему?
      — Не знаю. Хочу понять… — она пристально взглянула ему в глаза.
      — Мент — это не профессия, — пояснил Сергей.
      — Что же это? — Она чуть наклонила голову, будто изучая его.
      — Мент — состояние духа. Образ жизни. — Он не рисовался, он говорил искренне, сам верил в свои слова.
      — И тебе нравится твой образ жизни? — спросила она с холодной недоброй иронией, явно стремясь задеть его.
      — Ненавижу! — Он потешно передернулся, старясь свести разговор к шутке.
      Однако Наташа не приняла его тона.
      — Тогда почему ты мент? — задала она свой сокрушительный, по ее мнению, вопрос. — Алеша говорил, ты был первый на курсе. Юристы сейчас везде — элита.
      Нет, Наташа не рвалась в элиту, даже презирала ее, считала ее йэху. Просто очень уж сильно девушка испугалась за Сергея сегодня…
      — Что еще говорил Алеша? — Он напрягся, почувствовав болезненный укол ревности.
      — Не отвлекайся. Я спрашиваю, почему не возьмешься за ум? — В ее голосе появились менторские нотки.
      — Пробовал — не получается. Потом понял: так устроен — быть охотником… И ничего не хочу менять! — твердо добавил он.
      — А если захочу я? — она взглянула на него в упор.
      — Не стоит! — рассмеялся Сергей. — Но приятно, когда кто-то о тебе думает, — он блаженно улыбнулся.
      — О ком же мне еще думать? — удивилась Наташа.
      — Мало ли… — хмыкнул он. — А раньше о ком?.. — вдруг словно спохватился Сергей.
      — 
      — О-о! — протянула Наташа и засмеялась наконец сама. — Такого парня себе намечтала! И вдруг — ты… — Она ласково провела пальцем по его щеке.
      — Жуть! — Сергей опять потешно передернулся. — Выбрось меня из головы сейчас же! — Он сделал страшные глаза.
      — Поздно… — Наташа нежно улыбнулась. — Все уже случилось. И с тобой — тоже.
      — Да… — произнес Сергей хрипловато; только это и выдавало его волнение.
      Они снова поцеловались — столь же жарко и вкусно, как и в первый раз.
      — Господи, — выдохнула Наташа, — как он бил тебя! Подонок! Обезьяна!
      — А как? — иронично посмотрел на нее Сергей.
      — Насмерть… — Девушка вся сжалась, будто это ее сегодня избили и она заново переживала происшедшее.
      — Что же ты раньше не сказала? — улыбнулся Никольский. — А я в рапорте написал: побои средней тяжести, — и серьезно добавил. — Жалко, упустил гада.
      Девушка отступила на шаг.
      — А себя не жалко?! Дуралей несчастный! — выкрикнула она отчаянно.
      — Успокойся, — попросил Никольский.
      — Хватит быть охотником! Понял?! — Она опять кричала.
      — Понял, понял. — Он сделал умиротворяющий жест.
      — Пора нормальным человеком стать. Для этого не меньше смелости требуется, — сказала она уже другим голосом.
      — Наверное, — пожал он плечами.
      — Я помогу. Мы справимся, не бойся. — Она видела, что он не воспринимает ее всерьез. — Попробуй!.. Иначе просто не выйдет у нас ничего с тобой!.. — снова сорвалась она на крик. — Что молчишь? Ответь, пожалуйста!
      — Чайник закипел, — спокойно заметил Сергей.
      — Давно! — отмахнулась Наташа, нетерпеливо ожидая его ответа.
      — Сейчас ужинать будем, — сообщил он буднично. — Правда, хлеба нет.
      — Переживем! — Она сверлила его взглядом.
      — Печенье где-то было… — Он заметно сник.
      — Ты не ответил, Сергей! — Она требовательно смотрела на него.
      Никольский понял: ответить придется. Но как объяснить ей, что нельзя ему менять профессию?! Что, поменяв профессию, он потеряет самого себя, собственную личность?! И такой — потерянный — он не будет нужен никому, в том числе и ей, Наташе! Ибо любить того слизняка, в которого Сергей тогда превратится, она попросту не сможет! Как ей это объяснить?!. Он вздохнул.
      — Я тебе в спальне постелю, а сам на диване лягу…
      Наташа поняла: это и есть его ответ. И обжигал этот
      ответ, как пощечина…
      — Трус! — помолчав, произнесла девушка. Она была обижена, она не могла понять…
 
      Котов листал в кабинете Никольского протоколы.
      — Что Румянцева? — спросил он у Сергея. — Ничего больше не рассказывала интересного? — И, не дождавшись ответа, заключил. — Значит, обрублен этот кончик.
      — Помнишь, она говорила, у того бандита седая прядь — от виска к затылку? Ты проверял? — осведомился Никольский.
      — Есть такой… если, конечно, он. Уж больно примета ненадежная… — Котов с сомнением покачал головой. — Петр Ионович Болбочан.
      — Подробнее, — попросил Никольский. — Он на мою территорию не залетал.
      — Кличка «Бец», — начал Котов. — Две ходки за налеты. Хорош собой, как Ален Делон, дерзкий, жестокий, но физически не очень силен. В женском платье клеил иностранцев, а потом грабил их. Раньше работал в театре гримером, отсюда — редкое умение маскироваться. Последние два года по московским делам не проходил. Ни к какой преступной группировке не принадлежит. Волк-одиночка.
      — В законе?
      — Он на этот закон облокотился! — хохотнул Котов. — Воровских правил не признает, но тем не менее в авторитете.
      — Думаешь, на себя работал? — уточнил Никольский.
      — Не исключено, — кивнул Котов.
      — Давай примем как версию, — предложил Никольский.
      — Дохлую, — хмыкнул Котов.
      — Других нет, Слава, — вздохнул Никольский.
      — Если грабил Бец, драгоценности могут уйти к черным ювелирам, — уныло произнес Котов. — Переплавят — и не найдешь.
      — Нет, судя по твоим описаниям, он таким вещам настоящую цену знает, — возразил Никольский. — Он придержит их.
      — Пожалуй, — согласился Котов.
      — А как он избавится от картин? — спросил Никольский самого себя. И сам же ответил: — Коллекционеры резаные полотна не возьмут, в комиссионку их не сдашь. Остаются антиквары.
      — Их по Москве сотни, — напомнил Котов.
      — Не скажи! — возразил Никольский. — Богатеньких по пальцам перечесть можно. Надо пощупать.
      В кабинет впорхнула Яна.
      — Филоните, сыщики? Как не стыдно!
      — Привет, Яна, — кивнул Никольский.
      — Чего тебе, подруга? — без особого энтузиазма поинтересовался Котов.
      — Репортаж заказали о ваших героических буднях! — выпалила Яна насмешливо.
      — Не получится, — сказал Никольский. — Снимай фельетон.
      Яна заметно огорчилась.
      — Плохо дело? — спросила она сочувственно.
      — Хуже некуда, — вздохнул Котов.
 
      Никольский сидел в парадном старого дома, поставленного на реконструкцию, и слушал местные новости, которые принес его агент — Стас.
      — Ты, Василич, мне пол-литра проиграл, — излагал Стас, расхаживая взад-вперед перед Сергеем. — Нашел я то оцинкованное железо, которое якобы из нашего РЭО украли. Его главный инженер с прорабом толкнули Скобелкину, который прямо под вашим носом частную гостиницу строит.
      — Пол-литра за мной, — согласился Никольский. — Еще что?
      — Вчера в кафе «Московские зори» Витька Цепко мне по дешевке видеомагнитофон предлагал. Вот и все, начальник.
      Стас подбоченился, посмотрев на Никольского с чувством исполненного долга, ожидая похвалы.
      Никольский ожидание оправдал:
      — Ты у меня молодец, Стас. А что об ограблении писательской вдовы говорят?
      — В общем, все считают, что налет заказной, — сообщил Стас.
      — Взяты бесценные картины, Стас. — Сергей старался говорить предельно серьезно, чтобы собеседник осознал весь масштаб кражи. — Уйти они могут только к антикварам.
      — Таких, чтобы приличную цену дали, в Москве всего трое, — сообщил Стас, гордясь своей осведомленностью.
      — Знаешь их? — подобрался Никольский.
      — Двоих знаю, — уточнил Стас.
      — Подход есть? — Сергей чувствовал себя гончей, взявшей след.
      — Найду, — заверил Стас. — Я тут по сходной цене у одной старушенции пару картинок Клевера взял. А сейчас Клевер в цене попер. Его банкиры полюбили. Красиво все, понятно и приятно. И в офисе глаз ласкает. С одной пойду к одному антиквару, а с другой — ко второму.
      — Ты прямо сейчас иди, надеюсь на тебя, Стас! — Сергей возбужденно схватил руку осведомителя и с жаром потряс ее.
      — На Стаса надейся, а сам не плошай, — хихикнул информатор.
 
      По залу, где когда-то проходила давняя презентация, прогуливались два хорошо одетых господина: один пожилой, благообразного вида, другой помоложе и понескладнее — деньги еще не успели выправить его осанку.
      В отдалении от них, возле буфетной стойки, расположился Стас. В руках он держал нечто квадратное и плоское, завернутое в бумагу.
      — Неплохой особнячок приобрели, — оглядывая зал, говорил пожилой тому, что помоложе. — Совсем неплохой. Какие картинки желаете?
      — В кабинет что-нибудь, Михаил Абрамович. И в приемную, — отозвался нескладный богатей.
      — Понятно. Бойма рекомендую, — пророкотал Михаил Абрамович. — Легкий сюр. Нарядно, престижно…
      Хозяин особняка покачал головой.
      — Мне бы поизвестнее художника.
      — Тогда Монетов. Очень модный сейчас живописец. Замечательные натюрморты — в забытых традициях старых мастеров.
      — А Репина нельзя? Или Сурикова?
      Михаил Абрамович с тоской взглянул на собеседника.
      — Можно, если Третьяковка уступит… А Рафаэль не устроит вас? Из Лувра?
      Где-то в соседнем помещении зазвонил телефон.
      — Извините, — сказал хозяин. — Я на минуточку. Но ваше предложение мне нравится. — И он удалился.
      Михаил Абрамович обернулся к Стасу.
      — Ну, что ты ходишь за мной, как привязанный?
      — Должок получить, Михаил Абрамович. Полтинник с вас! — заявил тот на голубом глазу.
      — С каких это дел?! — возмутился Михаил Абрамович.
      — «Спартачок»-то выиграл. — Стае прислонил свой сверток к стойке, а сам устроился на изящном черного дерева стульчике.
      — Попал, попал, — пришлось согласиться с проигрышем Михаилу Абрамовичу, и он протянул Стасу соответствующую купюру. — А принес-то что?
      — Клевера.
      — Покажи.
      Стас освободил картину от бумаги и повернул ее к Михаилу Абрамовичу.
      — Неплохой Клевер, — оценил тот полотно. — Редкий для него зимний пейзаж. Сколько хочешь?
      — А сколько дашь, Миша? — хитро прищурился Стас.
      — Любую половину того, что запросишь, — Михаил Абрамович был дедок ушлый и торговаться умел.
      — Тогда две тысячи баксов, — объявил цену Стас.
      — Не наглей, Стае. Пятьсот! — предложил Михаил.
      — Несерьезно. Восемьсот пятьдесят! — уперся Стас.
      — Ты знаешь, как я к тебе отношусь! — возвысил голос Михаил, а Стасу послышалась фраза незабвенного ильфопетровского героя Паниковского: «Шура, вы же знаете, как я вас уважаю!» Стас мысленно хихикнул. — Семьсот пятьдесят, — надбавил тем временем Михаил.
      — Миша, на днях у меня будет Маковский, — сообщил Стас заговорщически.
      — Жанр? — заинтересовался Михаил Абрамович.
      — А что же еще? — пожал плечами Стас.
      — Если принесешь мне, а не Данилову, бери свои восемьсот, — вздохнул Михаил.
      — Ладно. Только ради тебя! — заверил Стас. Они ударили по рукам.
      Михаил Абрамович забрал картину, достал деньги и расплатился.
      — Ты стал хорошо работать, Стас. С тобой приятно иметь дело, — сказал он. — У меня предложение: ты находишь, я плачу, и мы оба — в доле.
      — А если продавец ненадежный? — прищурился Стас.
      — Смотря что продает, — промолвил Михаил рассудительно. — К раритетам не подходи, а так приноси — посмотрим.
      — И даже резаные? — почти прошептал Стас.
      — Вот это не надо! — всполошился Михаил Абрамович. — Сегодня одна идиотка — перекупщица каталожного голландца приволокла в трубке. Разворачивает, а тут экспедитор, шофер. Я ей сразу: «Иди отсюда, Тамара, и больше мне такого не предлагай…» Береженого Бог бережет.
      — А небереженого конвой стережет, — закончил за него Стас.
 
      Скромный темно-серый «жигуленок» подрулил к подъезду громадного престижного дома: Михаил Абрамович после трудов праведных прибыл домой. Забрав с заднего сиденья покупки в ярких пластиковых пакетах и заперев машину, он вошел в первую дверь подъезда и крикнул в домофон:
      — Софа, открывай!
      Во второй двери щелкнуло. Михаил Абрамович, толкнув ее плечом (руки были заняты), оказался в вестибюле и увидел у лифта ожидавшего его Никольского.
      — Давайте познакомимся, Михаил Абрамович, — предложил Сергей. Он был приветлив и спокоен. — Я майор Никольский из уголовного розыска.
      И достал удостоверение. Михаил Абрамович смотреть его не стал.
      — Не надо. Я по вашему лицу понял, откуда вы. Так что вам от меня нужно?
      — Я хотел, чтобы вы посмотрели эти фотографии, — ответил Никольский и протянул Михаилу Абрамовичу пачку снимков.
      — Тогда подержите мои сумочки.
      Никольский держал сумки, а Михаил Абрамович тщательно рассматривал фотографии. Досмотрел и снова сложил в пачку.
      — Ну, что? — нетерпеливо спросил Никольский.
      — Замечательные картины. Я бы их с удовольствием приобрел.
      — Вы хотите сказать, что никогда не видели ни одной из них?
      — Я этого не говорил, — Михаил Абрамович спокойно и безошибочно вытянул из пачки один снимок. — Вот эту я видел.
      — Кто вам ее приносил?
      — Откуда вы знаете, что мне ее приносили? — насторожился старик.
      — Слишком много людей при этом присутствовало, — пояснил Сергей. — Люди любят поговорить за рюмкой водки, за чашкой кофе. А мы коллекционируем интересные истории.
      — Понятно. Я свидетель? — уточнил Михаил Абрамович.
      — Зачем? — искренне удивился Никольский. — Вы шепнете мне на ухо адресочек Тамары, и мы разбежимся.
      — Я вам верю, — и, поняв Никольского буквально, Михаил Абрамович зашептал ему на ухо.
      В распахнувшихся дверях лифта появилась дама в халате.
      — Миша! Ты меня хочешь убить! Я думала, у тебя инфаркт!
      Никольский вежливо поклонился даме, передал Михаилу Абрамовичу сумки и направился к выходу. Глядя ему в спину, Михаил Абрамович сказал жене:
      — Тебе надо лечить нервы, Софа. Мы с молодым человеком говорили об искусстве.
      — Он что, искусствовед? — фыркнула Софа.
      Хлопнула входная дверь: Никольский ушел. И тогда Михаил Абрамович ответил:
      — Да, искусствовед в штатском.
 
      У приличного кооперативного дома стоял «рафик» с зашторенными окнами. В полутьме салона, загроможденного аппаратурой, сидели за узким столом двое скучающих парней и играли в коробок. Вдруг раздался тихий-тихий телефонный звонок. Парни прекратили игру. Второй звонок, третий…
      — Алло? — произнес ленивый женский голос.
      — Тамарочка, здравствуй. Это Нина. Как мои дела?
      — Принесли, принесли тебе шубу. Красоты неземной. Обалдеешь!
      — Дождись меня обязательно! Я буду через двадцать минут.
      В динамике звякнуло, и снова наступила тишина. Парни возвратились к коробку. Он взлетал и шлепался на стол. Снова зазвонил телефон. Второй звонок, третий…
      — Алло? — прозвучало вновь.
      — Тамарочка, это Гарик. Есть хороший хрусталь.
      — Теперь он никому не нужен.
      — Я по дешевке отдам!
      — Другому. — И разговор прекратился.
      — Ну, не баба, а Госснаб, — усмехнулся один из парней.
 
      В кабинете Никольского опять было накурено. Котов и Никольский сидели за столом визави.
      — Не ошиблась твоя Румянцева, — сказал Котов. — Глазастая! Точно указала примету: седая прядь от виска к затылку.
      — Значит, все-таки Бец?
      — Он самый. Болбочан Петр Ионович. А Тамара Паскарь, на которую ты вышел, — его любовница. Вместе проходили по одному делу в Одессе.
      — От слухачей есть что-нибудь? — спросил Никольский.
      — Мелочевка пока, — ответил Котов.
 
      Слухачи решили перекусить. Ели бутерброды, запивали застоявшимся кофе из термоса. Привычно зажурчал телефонный звонок. Второй, третий… И вдруг короткие гудки.
      Снова звонок. И сразу же сняли трубку.
      — Это я, — раздался мужской голос. — Как у тебя?
      — Все нормально.
      — Ты мои картинки никому не предлагала?
      — Что я — сумасшедшая?
      — Завтра утром буду.
 
      Было темно, когда у подъезда кооперативного дома — прямо напротив «рафика» — припарковался разноцветный автомобиль Никольского. На переднем сиденье рядом с Никольским расположился Котов, а на заднем — Лепилов с автоматом и муровский оперативник.
      На рассвете Никольский разбудил задремавшего Котова.
      — Пора.
      Трое пошли в подъезд, а Никольский, открыв капот, начал копаться в двигателе. Бец появился внезапно: вдруг возник у подъезда, словно из воздуха сгустился. Огляделся по сторонам: люди шли на работу, какой-то дурачок копался в своей машине-развалюхе. Бец вошел в подъезд, а дурачок сказал в переговорник:
      — Он вошел, Слава.
      Бец поднимался к лифту, когда услышал сверху топот и крики.
      — Твою мать! Опять лифт не работает!
      — Не психуй, Слава, успеем. Тачку возьмем, в крайнем случае!
      За спиной Беца хлопнула дверь. Он резко обернулся. Вытирая руки ветошью, в подъезд вошел дурачок-автомобилист. На лестнице пролетом выше появились двое, и Бец сразу понял, кто это. Он сунул руку во внутренний карман куртки, но Никольский опередил его: в прыжке рубанул ребром ладони по горлу.
      Лепилов с автоматом стоял на лестничной площадке, охраняя квартиру.
 
      Квартира была той же типовой планировки, что у Нинки, где взяли Разлуку, но побогаче.
      В большой комнате трудился оперативник: разворачивал свернутые в трубки картины и сверял их с фотографиями.
      В спальне сидел на кровати Бец со скованными за спиной руками. Рядом на стульях устроились Никольский и Котов.
      Тамара Паскарь стояла, прислонившись к дверному косяку, и безучастно наблюдала за происходящим.
      — Подельник твой кланяться просил, — сказал Бецу Котов. — Соскучился он по тебе. Извелся весь. Портретик твой нарисовал — ну, копия ты. По нему и нашли. Здравствуй, Петя.
      — Не лепи горбатого, начальник, — равнодушно отозвался Бец. — Нет у меня подельника. Один работаю.
      — А кто тебя на музей навел? — спросил Никольский.
      Бец молчал, глядя в окно.
      — Неужто не помнишь? — удивился Котов. — Да что ты! — И добавил с еле заметной усмешкой, покосившись на Никольского. — Его забыть невозможно!
      — Видный паренек, — подтвердил Сергей. — Два таких, как я. Фиксатый, правда, и на щеке шрам, но с лица не воду пить.
      Бец, теперь не отрываясь, смотрел на Никольского:
      — Железо где, говоришь? — спросил он напряженно.
      — Фикса? — уточнил Сергей. — Передний зуб сверху.
      — На руке что наколото? — допрашивал Бец.
      — Якорь.
      — На какой?
      — На правой.
      Никольский отвечал, не задумываясь, быстро и точно, и это убедило уголовника.
      — Сука позорная! — выдохнул Бец и стал страшен. — Продал, дешевка! Ментам продал! Поквитался, фраер… Ну, ништяк, я с ним тоже поквитаюсь!
      — За что же он так с тобой, Петя? — осведомился Котов.
      — Наши дела. Тебе-то зачем? — ощерился Болбочан.
      — Любопытно, — ухмыльнулся Котов. — Дашь на дашь беседа. Мы свое рассказали. Сообщили, кто заложил. Теперь ты расскажи.
      Бец подумал.
      — Много не могу, начальник… — сказал он.
      — Сколько можешь, — согласился Котов.
      — Кинул я падлу эту, — сообщил Болбочан.
      — Кого? — переспросил Котов.
      — Фраера этого, Артема. Козла легавого! — зарычал Бец яростно. Злость так и распирала его. «Чудной народ — блатные! — подумал Никольский. — Вот хоть этого взять: сам предал своего товарища и сам же на него злился: какое, мол, тот имел право поступить со мной точно так же, как я с ним! Парадокс, однако…»
      — Каким образом кинул? — уточнил между тем Котов.
      — Нанял он меня. Музей писателя брать. Фотки дал и зелеными заплатил за работу… — Бец примолк.
      — Ну?.. — поторопил его Котов.
      — Товар больно хорош был… — вздохнул урка. — Сговорились во вторник, а я в понедельник сходил — на день раньше. И все мое. А сволочь эта ни с чем остался.
      — Ясно, — кивнул Котов. — Откуда он фотографии раздобыл?
      — От шефа.
      — А кто его шеф? — Котов спросил якобы равнодушно, но внутренне весь напрягся.
      Бец опять подумал.
      — Голова болит, начальник. Что мог, я сказал. Кончили дашь на дашь разговаривать… — и отвернулся к окну.
      В большой комнате зазвонил телефон. Никольский направился туда.
      Бец посмотрел на Котова, охнул, скрючился, свалился на пол и страшно заскрипел зубами.
      Котов потряс бандита за плечи.
      — Петя, не дури!
      Бец не отозвался. Изо рта у него пошла обильная пена.
      — Петя! Петенька! — кинулась к нему Тамара Паскарь.
      Котов вышел в большую комнату.
      — Сергей, у него припадок!
      В следующий миг Тамара Паскарь захлопнула дверь спальни и дважды повернула ключ. Потом снова кинулась к Бецу, покопалась какой-то железкой в наручниках, и они раскрылись.
      Под милицейскими ударами трещала дверь.
      Бец вытащил из-за батареи моток нейлоновой веревки, одним концом привязанный к трубе, выкинул его в окно и сам махнул следом.
      Дверь рухнула, и в спальню влетели трое сыщиков. Котов с пистолетом рванулся к окну. Внизу через двор, полный детей, бежал Бец. Котов спрятал пистолет и сказал:
      — По-моему, нам хана, пацаны.
 
      Генерал Колесников разгуливал по кабинету Никольского. Перед ним шеренгой выстроились Беляков, Никольский и Котов. Видно было, что приезд начальства застал их врасплох: на столе, среди бумаг, стояли недопитые стаканы с чаем, дымились в пепельнице сигареты.
      — Хорошо устроились, — ядовито заметил Колесников. — Приятная компания… Задушевная беседа…
      — Может, и вы с нами? — предложил Никольский.
      Колесников ошарашенно посмотрел на него и вдруг рявкнул так, что звякнули стекла:
      — Молчать! Я не чай пить приехал! Я на вас поглядеть приехал — чем вы тут занимаетесь. Ротозеи! Операция полностью провалена!
      — Простите, товарищ генерал, — робко подал голос Котов. — Но картины-то найдены.
      — А где драгоценности?! Где бандит?! — рычал Колесников.
      — Драгоценности он прятал в другом месте, — объяснил Никольский. — На квартире Тамары Паскарь их не было.
      — И что же это за место, майор? — ядовито поинтересовался генерал.
      — Пока не знаю. — Сергей оставался спокоен.
      — А вообще что вы знаете? Сыщик из вас — как из дерьма пуля! И одеты не по форме! — Колесников обратил негодующий взор на Белякова. — Распустил своих лоботрясов!
      — Виноват, товарищ генерал! — вытянулся тот.
      — А виноват — ответишь!.. Все ответите! Не поймаете Болбочана — будем разговаривать не здесь! — гремел генерал. Затем развернулся и, хлопнув дверью, вышел вон. Никольский, Беляков и Котов опустились на стулья, переводя дух.
      — Не найдем, — сказал Котов. — Следов-то никаких.
      — Одного боюсь, — задумчиво сообщил Беляков. — Выгонят — не успею на даче телефон поставить.
 
      Людмила Ильинична ввела Никольского в гостиную.
      — Рада видеть вас, молодой человек! — приветливо зажурчала она. — Очень рада! Спасибо, что согласились зайти. Мне звонил начальник вашего отделения. Вы нашли картины? Это правда?