— Можно и на пять. Здравствуйте, Аня.
      — Вот спасибо! — восторженно поблагодарила Анюта и добавила неожиданным басом, — уважил. Широкий ты человек, Сергей.
      Хозяин кабинета слегка ошалел, но взял себя в руки:
      — Сергей Васильевич вам в отцы годится, мадемуазель.
      — Это чтобы я тебя по имени-отчеству величала? — Девушка насмешливо взглянула на него снизу вверх.
      — И на «вы», — добавил Никольский строго.
      — Не желаю! — Анна картинно взмахнула рукой, будто разом отметая все доводы Сергея.
      — Вы так со мной кокетничаете? — полюбопытствовал майор.
      — Я не кокетничаю! Я предлагаю перейти на «ты»! — Она уже слегка сердилась.
      — Мы с вами на брудершафт еще не пили, — Никольский улыбнулся, наконец. — К сожалению.
      — Так за чем же дело стало! — безмерно обрадовалась Анюта. — У тебя есть?
      — Есть-то оно, конечно, есть… — замялся Никольский.
      — Но сегодня тебе надо быть как стеклышко, — за него закончила она. — Ну, тогда мы это дело завтра на банкете сделаем.
      — На каком еще банкете? — удивился Сергей.
      — Банкет состоится после премьеры, на которую я тебя приглашаю. Держи два билета, — Анюта положила на стол зеленую бумажку. — Третий ряд. Тебе и твоей курице.
      — Нету курицы, Анюта.
      — Тогда совсем хорошо, — Анюта, точно повторив движение смотревшего на часы Никольского, глянула на свои. — Уложилась в три с половиной минуты. Ты доволен, мой мент?
      — Я не доволен, я восхищен! — галантно заверил Никольский. Пришло время восхищаться Анюте:
      — Ух ты! — И вдруг вспомнила. — У вас в предбаннике цыганский табор шумит. Проституткой я была. Хочешь, цыганкой стану? Я могу.
      — Ты все можешь, — согласился с ней Никольский.
      Что она и подтвердила:
      — Очи черные… — спела Анюта низко, вдруг выбила каблучками дробь и ловко подрожала плечами. — До скорой встречи, гра-а-жданин начальник!
      Девушка буквально упорхнула за дверь. Никольский сморщил нос, потряс головой, улыбнулся и взялся за телефонную трубку.
 
      К сумеркам стало тихо на Спиридоновке. Лишь редкие прохожие поодиночке шли домой, да иногда лимузины с тихим шелестом скользили по улице. Но не лимузин — скромная «семерка» остановилась у забора зеленого дворика перед элитным домом-башней.
      Из «семерки» вылезли двое: один — высокий и широкий, с ног до головы затянутый в кожу, другой субтильный, в скромной пиджачной паре и недорогих ботиночках. Доставивший этих двоих автомобиль, едва их высадив, неспешно тронулся и свернул в ближайший переулок.
      Кожаный нес в руке увесистый букет заграничных роз, а пиджачник — здоровенную коробку с тортом. В подъезде они набрали код и проникли в просторный ухоженный вестибюль. Лифт поднял их до двенадцатого этажа. Кожаный уверенно достал ключи, и вскоре они оказались в шикарной квартире. Миновали гостиную красного дерева и вошли в кабинет карельской березы. Пиджачник поставил коробку с тортом на письменный стол, а кожаный швырнул букет в кресло. Выразился:
      — Цветики-цветочки, мать их!
      — Не нравятся тебе цветы, а каждый раз пятисотрублевый букет покупаешь, — заметил пиджачник, устраиваясь перед компьютером.
      — Хозяин велел. Конспирация! — Кожаный сел за письменный стол, извлек из кармана фляжку «Смирнов» и со стуком водрузил ее на стол.
      Пиджачник глядел в засветившийся экран. Не оборачиваясь (что за спиной происходило, определил на слух), спросил:
      — И водку трескать хозяин велел для конспирации?
      — Не твое собачье дело, фраерок. — Кожаный щелкнул кнопочным ножом, разрезал коробочную бечевку и обнажил причудливый торт ядовитой расцветки. — И этим вот хорошую водку заедать! — Он отрезал кусок торта с угла, отвинтил крышку фляжки, сделал три гигантских глотка прямо из горла, закусил с ножа тортом. Передохнул малость, наблюдая, как пиджачник играет с компьютером. — И за что тебе такие деньги ломовые? Третий день мудохаешься, и все без толку. Сегодня-то вскроешь?
      — Постараюсь, Вовчик, постараюсь, — с непочтительной небрежностью — азарт одолевал — пообещал пиджачник.
      — Старайся, Гена, старайся, — ласково, поскольку первая доза спиртного пробудила в нем добрые чувства, ободрил Вовчик соратника и отхлебнул еще.
      — Есть! — заорал Гена и сверился с бумажкой, лежавшей рядом с компьютером. На экране возникла строчка: «Пять в Турцию 12 ноября» — И точно на начале!
      — Молоток! — похвалил Вовчик. — Теперь на принтер в одном экземпляре, а потом все сотрешь.
      Заработал принтер. Гена поднялся, потянулся, охнул, передернул плечами и попросил:
      — Вова, дай хлебнуть.
      — Заслужил! — оценил его работу Вовчик и протянул фляжку. Гена неумело глотнул из горла, заел тортиком и скривился:
      — Боже, какая гадость!
      — Дурачок, — снисходительно потрепал специалиста по плечу Вовчик. Принтер выдавил из себя первый отпечатанный лист.
      …Они осторожно вышли на площадку. Тишина и покой царили в генеральском доме. С трудом, стараясь не производить шума, Гена и Вовчик запихнули торт и букет в ковш мусоропровода, послушали, как шуршит их «маскировка» в трубе, и вызвали лифт.
      …Их взяли в вестибюле. Вовчик попытался было оказать сопротивление, но трое в камуфляже вмиг завалили его на пол, скрутили, со щелчком надели наручники. А Гене, просто на всякий случай, Лепилов заломил руку и негромко посоветовал:
      — Не рыпайся, пацан.
      «Пацан» и не думал рыпаться. Он хлюпал носом и прерывисто дышал.
      У «рафика» — компактного черного «воронка» — их радостно встретил Никольский, опытным взглядом сразу определил, кто есть кто, и распорядился:
      — Миша, компьютерщика с собой в трофейную «семерку» возьмешь, а этот лоб в «воронке» поедет.
      Камуфлированные потащили Вовчика к «рафику». Никольский шел сзади.
      — Сейчас они с приятелем своим, водилой, договариваться будут, как лучше в отказку играть, — комментировал он ситуацию, :— а я рядом посижу, послушаю.
      — На бздюху берешь, сучара ментовская, — лениво отбрехнулся Вовчик и поставил левую ногу на приступок «рафика». Никольский находился за спиной бандита, ждал своей очереди. Вовчик приподнялся и, используя левую ногу как упор, лягнул правой Никольского в грудь. Именно этого ждал Сергей. Он ловко отпрянул и, поймав Вовчика за ступню, дернул его на себя. Вовчик рухнул, ударился мордой о приступок и затих на асфальте.
      — Болван! — констатировал один из камуфлированных. — Надолго затих.
      — Да нет. Здоровый бугай, — не согласился второй. — Сейчас оклемается.
      Вовчик помычал и по-мусульмански уселся на асфальт. Участливый Никольский склонился над ним:
      — Может, тебе помочь, ловкач, пройти в карету?
      В салоне «рафика» понуро сидел водитель «семерки», рядом с ним грузно опустился на скамью мрачный Вовчик и тут же, бок о бок рядом с ним, камуфляжник. Второй камуфляжник и Никольский сели напротив. Машина тронулась.
      В кабинете Никольского хозяин и подполковник ФСБ знакомились с содержанием компьютерных листов, перебрасывая их друг другу. Холерик Никольский уже все прочитал, а обстоятельный подполковник еще продолжал изучать материал, иногда повторно перечитывал отдельные места. Дочитал наконец, положил последний лист на стол и сказал с сожалением:
      — Это хорошо известная кемеровская группировка. Заказом на нашего Олега Кольцова здесь и не пахнет.
      — Чем же, по-вашему, пахнет? — вскинулся Сергей.
      — Скорее всего, наездом, рэкетом, — не спеша пояснил подполковник. — Судя по всему, провинциальные золотоносные участки сильно оскудели, и решили кемеровские потрясти Москву.
      — Вчерашний день, Леонид Павлович, — усмехнулся Никольский.
      — Что — вчерашний день? — не понял подполковник.
      — Наезды. Для такой мощной группировки наезды — вчерашний день. — Майор говорил очевидные, как ему казалось, вещи. — Ей необходимы стабильность, долговременность и даже легальность. То есть территория. А моя территория — в зоне влияния Китаина. Зато в связке с кемеровским главарем Авилой дважды упомянут Тарасов.
      Сергей даже отвернулся от собеседника, произнося эту фамилию. Отвернулся, чтобы фээсбэшник не видел, как исказилось яростью его лицо.
      — Кто такой? — поинтересовался Леонид Павлович.
      — Юрисконсульт концерна Китаина, его личный адвокат, — произнес Никольский с брезгливой ненавистью. — И мразь.
      — А-а-а! — вспомнив, обрадовался подполковник. — Тот, которого вы взяли несколько лет назад с цацками и не сумели доказать! То-то вы завелись!
      — Совершенно точно. А вы не завелись? — спросил Никольский с вызовом.
      — Не с чего пока, Сергей Васильевич, не с чего! — Подполковник поднялся. Встал и майор.
      — Тогда для чего ваше ведомство в газету провокационную информацию слило? — Майор успокаивался, но это стоило ему немалых усилий.
      Подполковник довольно заржал.
      — На всякий случай, на всякий случай! Мало ли кто может клюнуть. Я пойду, Сергей Васильевич. Да, кстати, вы не дадите мне эти материалы на ночку? Мы копию снимем и возвратим.
      — А на кой они вам?.. — Сергей демонстративно пожал плечами. — Ведь дело, как вы выразились, исключительно наше?
      — Опять же на всякий случай. — Подполковник оставался подчеркнуто спокоен.
      — У дежурного ксерокс, можете снять копию, — буркнул Сергей.
      Вежливо раскланялись. Никольский только мимически поделился с закрытой дверью своим недоуменным неудовольствием, затем открыл ее и направился в обход.
      Шевелев трепал компьютерщика Гену.
      — Ну, что он? — Никольский без радости рассматривал парнишку, который, зажав коленями ладони, раскачивался, как Лобановский на скамье запасных киевского «Динамо».
      — Говорит, что использовали его втемную. И вроде не врет, — высказал свои соображения Шивелев.
      Он был неплохим опером и, вероятно, «расколол» бы хлипкого компьютерщика до донышка, если б подозревал этого щеночка во лжи, решил Сергей. Поэтому Гена действительно, видимо, не врет.
      — Как они вышли на него? — спросил Никольский.
      — По объявлению «Из рук в руки», — вздохнул Шевелев. — Развелось их, объяв этих… Хоть киллера нанимай, хоть кого…
      — Кто на тебя вышел, паренек? — Теперь Никольский задал вопрос Гене.
      — Володя… — проронил юноша. Казалось, он вот-вот разрыдается.
      — Один? — продолжал Никольский.
      — С ним еще Гриша, который за рулем.
      — Никогда не поверю, чтобы эта пара парнокопытных могла дать серьезное компьютерное задание! — Сергей смерил парня насмешливым взглядом: лапшу-то, мол, мне на уши не вешай.
      — Они и не давали, — заторопился Гена.
      — А кто давал? — Никольский говорил по-прежнему насмешливо, демонстрируя недоверие к парню.
      — Они вручили мне бумагу, в которой были подробно расписаны мои задачи.
      Гена очень старался, чтобы ему поверили. Да и то сказать: мотать срок по чужим делам кому охота.
      — И что это за бумага? — перешел Сергей на деловитый тон.
      — Довольно толковая, — признал компьютерщик.
      — Как ты думаешь, кто ее написал? — Никольский перешел на почти доверительный тон, как бы призывая задержанного к сотрудничеству с органами следствия, обещающему в дальнейшем облегчение участи.
      Гена так его и понял.
      — Володька все о хозяине толковал, — с готовностью продолжал парень. — Если это правда, то их хозяин весьма неглупый человек. Только не очень грамотный.
      — А ты грамотный? — полюбопытствовал Сергей.
      — В общем, наверное, да… — помявшись, ответил Гена.
      — Шибко грамотный, а не знаешь, что за такое срок светит?! — вдруг выкрикнул возмущенный Шевелев.
      Сергей развернулся и пошел прочь.
      — Так тысячу долларов же! — плачуще прокричал Гена в спину уходившему Никольскому.
      — Что у тебя? — спросил Никольский Климова, напротив которого сидел задержанный водитель Гриша.
      — Полная отказка! — беспечно поведал Климов. — Я не я, и лошадь не моя. А поймали его двое случайно на Разгуляв. Вот он их и довез за тридцатку.
      — Ну, про случайного левака я уже в черном «воронке» от тебя слыхал, — «успокоил» Гришу Никольский и продолжал, обернувшись к Климову. — Он Вовчика надоумил, как нам порожняк гнать. Только вот не получится: компьютерщик Гена уже показал, что случайный левак Гриша с Вовчиком — друганы не разлей вода.
      — Этот недоносок вам со страху пенку пускает! — не выдержал водила Гриша.
      — Ну-ну, — не стал спорить Никольский. — Продолжай, Климов. Ты учти, Гриша, все раскопаем.
 
      Лепилов, откинувшись на спинку стула и вытянув ноги, виртуозно насвистывал мелодию хита «Убили негра».
      — У вас перекур? — полюбопытствовал Никольский.
      — Они думают, — пояснил Лепилов.
      — Он не думает, Миша, — возразил Никольский. — Он себя жалеет. Тряси его, пока у него разбитый фейс в крови. Он сейчас податливый.
      — Сучара ментовская, — повторно провыл фразу из своего небогатого репертуара Вовчик.
      — Слышишь, Лепилов, какой голосок жалостный? — с удовольствием отметил Сергей. — Вы тут беседуйте, а я домой спать пойду.
 
      Тихо было в дежурной части.
      — Домой? — спросил Паршиков для порядка.
      — Домой, домой, — рассеянно подтвердил Никольс
      — Если этот тонконогий технарь действительно не в курсе, то эти «быки» тебе козырного туза не дадут, Сережа, — грустно сказал Паршиков.
      — А я и не догадываюсь! — разозлился Никольский.
      Он вышел на Садовое, прошагал недолго и устроился в прозрачном домике троллейбусной остановки. Поздно было, бежали по кольцу не в стаде, а поодиночке легковые автомобили, но ни десятого, ни «букашки» не было. Да и не ждал он троллейбуса. Он ждал ресторанного певца Виктора, своего агента, который скоро и объявился.
      — Проверился как следует? — первым делом спросил Никольский.
      — Васильевич, ты кого-то другого имеешь в виду? — возмутился Витек. Он не шутя считал себя высоким профессионалом, а тут незаслуженно обижает недоверием начальство.
      — Зачем вызвал? Срочность какая? — тотчас пресек его старания Сергей.
      — Цыган, — односложно, нарочито значительно, ответил Виктор.
      — А еще еврей. И чечены. И малаец. — Никольский устал и не скрывал раздражения. — Дело говори.
      — Я и говорю, — сбавил тон певец. — Цыган. Точнее, цыганский барон. У нас бродит. Про тебя расспрашивает. Каждому встречному-поперечному жалуется, что никак не может с тобой поговорить, а у него, мол, кое-что интересное для тебя имеется.
      — А про трех своих баб, что у нас в обезьяннике, ничего не говорил? — язвительно поинтересовался Никольский.
      — О бабах и речи нет, — покачал головой Виктор.
      — Хитрый, собака, — сделал вывод Никольский. — Точно рассчитал, что слушок о нем обязательно до отделения дойдет.
      — Нужен он тебе, Васильевич? — заискивающе спросил Витек.
      — А кто его знает… — В голосе Никольского уже совершенно отчетливо слышалось усталое равнодушие. — Все сказал?
      — Все, — кивнул информатор.
      — Тогда иди, — предложил Сергей с тем же усталым равнодушием.
      — Я лучше поеду! — решил Виктор, увидев, что приближается заблудившаяся в ночи «букашка». Громыхнули, открываясь и закрываясь, троллейбусные дверцы. Ресторанный певец укатил.
      — Возвращался домой Сергей мимо Патриарших прудов. Проходя вдоль ограды, он бездумно любовался белыми лебедями, плывшими по черной воде.
 
      — Ты друг мне, начальник? — спросил цыганский барон и сам же ответил за Никольского. — Вижу, вижу, что друг, сердце ты мое сероглазое!
      — А без переплясов можешь? — лениво поинтересовался Никольский. — Ты, Паша, не в театре «Ромэн», а в 108-м отделении милиции. Что имеешь предложить? Без пены и без фуфла.
      — Обмен, Сергей Васильевич, выгодный для тебя обмен! — заторопился цыган.
      — Не понял! — отрезал Никольский.
      — И понимать нечего! — Паша даже руками замахал. — Я тебе двух баб, ты их видел, они внизу дожидаются, а ты мне — трех девочек, что у вас за решеткой сидят!
      — Три девочки, что за решеткой сидят, — воровки! — Сергей был непреклонен.
      — Какие они воровки? — затянул барон со слезой в голосе. — И не украли они вовсе, а попались. По глупости, из-за бабской жадности, в первый раз на такое пошли. А я тебе двух настоящих воровок дам. Много крали, многих людей обидели и ни разу не попались. Такие рецидивистки, такие рецидивистки! Их за решетку посадишь — большое дело для народа сделаешь! Не обмен, подарок для тебя, начальник!
      — Легко ты своих рецидивисток сдаешь! — усмехнулся Сергей. — Ведь они и тебе в клюве кое-что носили, а?
      — Они цыганский закон нарушили, — сурово сказал Паша. — Ну, по рукам?
      — Нет, — твердо отрезал Никольский и хлопнул ладонями по столешнице, вроде бы собираясь подняться и окончить разговор.
      — Уснула справедливость в твоей душе! Бюрократ в ней поселился, который только по инструкциям и статьям живет, а о благе государства и думать не желает!.. — речитативом затянул барон, и вдруг резко сменил тон на деловой. — А если я к обмену и премию пристегну?
      Сергей взглянул на него как на недоумка.
      — Иди с Богом, Паша… — вздохнул он.
      — Я не деньги тебе лично предлагаю, а кое-какие сведения по делу, которым ты без удачи сейчас занимаешься! — поспешно зачастил барон, поняв, что сморозил глупость и Сергей этих слов не простит.
      — Тогда говори, — разрешил майор.
      — Отдашь девочек? — сразу же начал торговаться цыган.
      — Смотря сколько весит твоя информация, — усмехнулся Никольский.
      Барон Паша поднялся со стула, подошел к столу, склонился над собеседником.
      — Автомат «Борз» с оптическим прицелом и последний его покупатель… — прошептал он значительно.
      — Сергей Васильевич, к вам можно? — В дверях стоял Лепилов.
      — Можно, — разрешил Никольский. И предложил барону: — Подождите пару минут в коридоре.
      Лепилов глянул на выходящего цыгана и начал осторожно:
      — Как и полагали, те двое из кемеровской группировки. Задерживались тамошней милицией не раз. Полные и проверенные имена: Владимир Афанасьевич Знарок, кличка «Нора», и Григорий Семенович Воропаев, кличка «Пай». — Лепилов положил пару фотографий на стол. — А вот фейс их главаря — Авилы. — На стол легла третья фотография.
      Никольский быстро просмотрел снимки, третий изучил внимательно и вернул Лепшюву.
      — Сделай подборку к ней и притащи быстрее. Цыгану хочу показать.
      Лепилов удивленно вскинул брови и шагнул к двери.
      — Миша, скажи барону, пусть заходит! — крикнул ему вслед Сергей.
      Вскоре Паша снова сидел перед Никольским. Тот смерил его насмешливо-заинтересованным взглядом и спросил весело:
      — Так что та бабка насчет гребли говорила?
      — Отдашь девок, начальник? — вновь завел цыган свою песню.
      — Если дашь достоверные сведения, — ответил майор.
      Барон вздохнул и сдался:
      — Таборные из-под Покрова этот автомат в лесу нашли.
      — Или из автомобиля у чеченцев украли? — предложил свою версию Никольский.
      — Тебе какая разница? — искренне удивился Паша.
      — Пока никакой, — согласился Никольский.
      — Мы, цыгане, народ мирный. Зачем нам автомат? Но мы, цыгане, народ бедный. А вещь дорогая.
      Ох, и любил барон вещать речитативом! «Как со сцены выступает, — поморщился Сергей. — Или со всей цыганской трибуны… из кибитки какой-нибудь. Перед табором».
      Сокращая эту долгую беседу, Никольский перебил:
      — Продали?
      — Куда же бедному цыгану деваться? — развел руками Паша.
      — Как покупателя нашли?
      Вопрос был, признаться, праздный, Сергей сам это понимал. Но не задать его не мог. И ответ не замедлил. Ожидаемый ответ.
      — Мы всюду, начальник, и знаем кое-что, — улыбнулся цыган кажущейся наивности милиционера.
      — Продавал лично ты? — наседал Никольский.
      — Я, — горделиво кивнул барон.
      — Кто он? — Сергей имел в виду покупателя. Паша понял.
      — Не знаю, потому что знать не хотел! — отрезал он.
      — А узнать сможешь? — не отставал Сергей.
      — Смогу, — ответил Паша неохотно.
      Дорого яичко к Христову дню. Вернулся Лепилов, без слов разложил на столе в три ряда девять фотографий.
      — Ищи, — предложил барону Никольский. Тон его слов был жестким.
      Барон лишь глянул опытным цыганским глазом на этот пасьянс и сразу же ткнул пальцем в первую справа во втором ряду фотку.
      — Вот он.
      — Авила, — любовно произнес Никольский и откинулся в своем стареньком полукресле.
      — Я пойду? — собирая фотографии со стола, попросил разрешения Лепилов.
      — Подожди! — остановил его Сергей. — Надо нам еще с нашим гостем погутарить. И лучше нам, Миша, чтобы потом он в отказку не сыграл. — И добавил, остро взглянув на барона: — Мало данных, Паша, увы, мало.
      — Он на «Ауди» девяносто девятого года синего цвета… — тяжело вздохнул цыган. — Номер 63-16. Все сказал, Сергей Васильевич. Теперь, если откажешь, не по чести поступишь.
      — Официально его опознаешь? — спросил Сергей все также жестко.
      — Что теперь делать несчастному цыгану! — Лепилову показалось, что барон даже всхлипнул.
      — Тогда спускайся в дежурку и жди, — распорядился Никольский. — Мне кое-какие формальности улаживать придется.
      Барон встал. Посмотрел на Никольского, строго глянул на Лепилова — в свидетели призывал.
      — Я тебе верю, начальник! — величественно объявил Паша перед уходом.
      Сергей проводил взглядом экзотического гостя и обернулся к Лепилову:
      — Миша, бери всех, кто свободен, и чтобы через полтора часа я знал имя, фамилию и отчество истинного владельца автомобиля «Ауди» синего цвета под номером 63-16.
      — А если тачка ворованная? — Вопрос был вполне по делу.
      — Авила не в бегах, не в розыске, — возразил Никольский. — Авила — полноправный гражданин. На кой хрен ему уголовный хомут на шею? Действуй, Миша!
 
      Синий «Ауди» номер 63-16 замедлил ход, залез правыми колесами на тротуар и замер у ограды сада «Эрмитаж». Мощный, благопристойно и хорошо одетый мэн небрежно захлопнул дверцу и прошел за ограду, к летнему кафе под бордовым тентом, где не менее элегантный Тарасов, закинув ногу на ногу, благодушно попивал пивко. Поздним утром малолюдно было и в саду, и в кафе.
      — Местечко для свидания выбрал, чтобы я не забывал, кто я есть на самом деле? — Авила кивком указал на грязно-желтое здание МУРа. — Но и ты ведь в этой конторе погостил?
      — Было дело, — миролюбиво подтвердил Тарасов. — Садись. Пивка хочешь?
      — Водки хочу. Но не буду, — усаживаясь напротив, сказал Авила. — В чем срочность?
      — Двое твоих вчера сгорели синим пламенем. Знал? — Тарасов пристально взглянул на бандита. Но тот даже глазом не моргнул.
      — Не знал, но догадывался, — ответил он спокойно. — Где их взяли?
      — На выходе из берлоги Кузьмина. — Алексей отвернулся. Разговор ему предстоял трудный, и терять очки на первых же секундах не хотелось.
      — Все-то тебе известно, Леша, — недобро усмехнулся Авила.
      — Не все, конечно, но многое. При них — снятые с компьютера материалы, — продолжал Тарасов. Это уже была серьезная информация.
      — И что в этих материалах? — пока все еще спокойно поинтересовался бандит.
      — Вот этого не знаю. Многого хочешь, Авила! — отрезал Алексей.
      — Я тебя по имени, а ты меня кликухой… — с наигранным огорчением укорил Авила собеседника. — Нехорошо… — Он даже языком поцокал.
      — Извини. А тебя Никитой родители в честь Хрущева назвали? И ты ведь Никита Сергеевич. Полные тезки.
      Алексей откровенно насмехался. И был в этой насмешке ничуть не скрываемый второй смысл. Тарасов демонстрировал свое превосходство над Авилой, показывал, что ничуть не боится бандита. Но тот опять как бы ничего не заметил. Лишь посуровел.
      — Покривлялся и будя, — произнес он холодно. — Дело давай.
      Тарасов вздохнул, Авилу жалеючи, и кратко высказался по делу.
      — По всему по этому, Никита, тебе и твоим бойцам уплывать надо из Москвы. Или на дно лечь глубоко и надолго, понимаешь меня?
      — Не вижу необходимости, — заявил Авила твердо.
      Не ожидал Алексей от бандита столь спокойной твердости. Думал, сорвется Авила, зашипит по-блатному, на рожон полезет. Подавить волю истерика и потом настоять на своем Тарасову было бы куда проще. Но Никита держался, как скала. И Алексей слегка растерялся.
      — А заговорит твоя сладкая парочка? — спросил он чуть визгливо.
      — Не заговорят, — отрезал Авила.
      — Ты на их благородство не очень-то надейся! — проскрипел Тарасов.
      — Я не надеюсь. Им сдать меня — себе дороже, — осклабился Авила. — Сдадут — соучастие в убийстве Кузьмина, не сдадут — в худшем случае злостное хулиганство, незаконное проникновение в чужую квартиру. Надо полагать, они из квартиры ничего не вынесли?
      — Не вынесли, — скучно подтвердил Тарасов. — Но ведь береженого и Бог бережет…
      — А про небереженого уже не стоит, — перебил Авила. — Зачем тебе надо, чтобы мы ушли из Москвы?
      — Неспокойно здесь сейчас. Тревожусь я… — Похоже было, Алексей скис.
      Авила налег грудью на край стола и, глядя исподлобья на Тарасова, заговорил тихо, но злобно, сбиваясь на хрип:
      — Он тревожится! А ты тревожился, когда нас поднимал? А ты тревожился, когда золотые горы сулил? Когда территорию Китайца обещал? Когда с нашей помощью фээсбэшника решил замочить, чтобы Китайца с ног до головы замазать? Мои бойцы здесь осели, легально к Москве приковались, думали — на хлебном месте надолго прижились. Что я им скажу? Что ты тревожишься?.. Ты тревожишься, а мне что — слезами обливаться?.. Ты понимаешь, что мы свой регион отдали? Ты понимаешь, что нас нищими и бездомными делаешь? Сейчас я тебе, фраер московский, яйца для начала отстрелю, а потом прикончу, ты понял?!
      Слишком длинен был монолог. Тарасов успел и испугаться до смерти, и оклематься немного. Сказал осторожно, но почти уверенно:
      — Не прикончишь. Заробеешь. На голени, насколько мне известно, машинку с глушителем не пристроишь. А на полный выстрел менты оттуда вмиг примчатся. Ты и до своего «Ауди» добежать не успеешь. Вот и прикинь, что к чему. — Говоря это, Тарасов уже держал руку в кармане.
      И Авила разом успокоился: он лишь разыгрывал блатную истерику. На всякий случай он все же оскалился урожающе:
      — Опасаешься меня, клоп. Специально к хитрому домику привел.
      — Опасаюсь, но не боюсь, — согласился Тарасов. Он солгал лишь наполовину. — Давай рассуждать здраво.
      — Рассуждай, — разрешил Авила.
      — Мне необходимы три месяца тихой воды. Китаец на свою голову решил меня в депутаты двинуть. Эти три месяца я должен быть эталоном человека и гражданина. А вдруг? Вдруг какой-нибудь Никольский при нашей активности напрямую на убийство Кости выйдет? Полежать надо, полежать. А потом, когда я депутатом стану, за Китайца всерьез возьмемся. Я ни от чего не отказываюсь, Никита.
      — Пойду, выпью, — решил Авила и направился к стойке. Бармен мигом налил сто пятьдесят. Взяв в правую руку стакан, в левую — тарелку с орешками, Авила встал, опершись спиной о стойку и уперся в Тарасова тяжелым взглядом. Тот не выдержал взгляда, поднялся, подошел.
      — Мне пора, Никита. Мы договорились. Издержки я беру на себя.
      Авила, не отрываясь от стакана, опрокинул в себя сто пятьдесят и похрустел орешком.
      — А все-таки ты змей, Тарасов! — изрек бандит, гадливо скривясь.
 
      Лепилов и Шевелев стояли у хлипкой двери на первом этаже замызганной пятиэтажки. Лепилов, опершись о косяк, устало толковал через закрытую дверь:
      — Маргарита Егоровна, мы из милиции… из милиции! Ну, хотите, я под дверь свое удостоверение просуну?
      Из-за двери раздался немолодой, но боевой старушечий голос:
      — А зачем мне твое удостоверение? Нынче у каждого бандита удостоверение.
      — Откройте же, поговорить надо, — едва не умолял Лепилов.
      — Не открою! — стояла на своем бабка.
      — Тогда мы во двор выйдем, а вы к нам спуститесь и там поговорим, — нашел вариант Шевелев.
      — Никуда я не пойду! — отрезала старуха.
      — Ну, тогда я вашу хилую дверь вышибу к чертовой бабушке! — взбесился Лепилов, почти уже готовый привести свою угрозу в исполнение.
      — Попробуй, попробуй! — хихикнула вредная бабуся. — Ответишь за выбитую дверь-то! Наш участковый на тебя управу быстро найдет!
      — А участковому вы откроете? — с надеждой спросил Лепилов.
      Маргарита Егоровна немного помолчала, обдумывая вновь поступившее предложение.
      — Вот ты приведи его, а там посмотрим! — вынесла она наконец свой вердикт.
      — Шевелев! — прорыдал Лепилов. — Будь другом, отыщи ты его! Время, время! Нам Никольский головы поотвинчивает. А я здесь посижу, покараулю, а то эта бабка еще смоется куда-нибудь.
      Шевелев по лестнице ссыпался вниз, а Лепилов уселся на ступеньках.
      — Шпана и есть шпана! — раздалось из-за двери. — Бабка я ему, видите ли!
      … — Что ж вы, Маргарита Егоровна? — строго спросил участковый лейтенант. — У товарищей срочное и важное задание, а вы их в дом не пускаете.
      Вчетвером они сидели за круглым столом с кружевной скатертью.
      — Да как же теперь чужого в дом пускать! — объясняла Маргарита Егоровна, этакий колобок лет семидесяти пяти. — С тобой я ничего не боюсь, а так — страшно.
      — Спрашивайте, товарищи, — милостиво разрешил операм участковый.
      — Вы, Маргарита Егоровна, являетесь владелицей автомобиля «Ауди», — осторожно начал Шевелев. — Где сейчас ваша машина?
      — Какая машина? Нет у меня никакой машины, — удивилась старушка.
      — Ну как же!… — Шевелев был само терпение. Он достал из кармана листок. — Вот справка из ГИБДД. Машина у вас «Ауди» девяносто девятого года выпуска.
      — Так это не моя машина! — обрадовалась Маргарита Егоровна. Не так проста она была, как хотела казаться. — Мой бывший сосед Костик Кузьмин за приятеля своего просил, банкира, который не хотел, чтобы за ним лишний автомобиль числился. Вот я и дала доверенность на покупку.
      — А потом еще одну — на вождение, да? — не выдержал Лепилов.
      — Да уж и не помню я! — отмахнулась бабуся.
      — Ну, а фамилию банкира помните? — напирал Лепилов.