- И ты поверил?
      - Я... Нет, я еще раз весь дом обшмонал, чисто.
      - Кто этот Студент? - Собан налил из бутылки водки в стакан. - Кто?
      - Крупье сказал, что налетчик питерский, ломбард на Лиговке взял.
      - Слышал, кое-что доносилось и до нас.
      - Семен, его надо искать.
      - Коля, - Копытин дернул щекой, - в ЧК пойди, так, мол, и так, помогите найти.
      - Ты, Виктор, конечно, человек умный, офицер. Но люди в законе живут иначе. Мы найдем его. Понял, Семен?
      - А то! Позволь водочки, Собан, замерз нынче.
      - Пей. И всех ребят по малинам и мельницам, пусть ищут. Я тоже кое-куда съезжу.
      - Ты, Семен, принес, что я просил? - спросил Копытин.
      - А то! Витя, все готово.
      Он протянул Копытину два паспорта с эмблемой Международного Красного Креста.
      Копытин раскрыл, посмотрел:
      - Ловко сработано.
      - Это тебе не у Деникина, - заржал Собан, - у нас фирма.
      Фролов спал чутко. Сторожей у него не было. Он сам да авторитет в жиганском мире охраняли его добро. Поэтому когда в окно заскребли, проснулся сразу. Прямо на белье накинул пальто, сунул в карман наган. К окну подошел, всмотрелся в темноту. В черном проеме забелело лицо. Появилось и исчезло.
      - Ты, Колька? - сказал Фролов тихо и пошел отпирать черный ход.
      Собан сидел в комнате за столом, не снимая шубы.
      - Сдохнешь ты скоро, Каин, куда деньги денешь? Живешь, как червь. Тьфу!
      - Ты не плюйся, чего спать-то не даешь. Это, Коленька, голубчик, у тебя денежки, а у меня так, на хлебушек.
      - "На хлебушек", - передразнил Собан, - сколько ты через меня поимел?
      - То все прахом ушло. Война да революция.
      - Тоже мне Рябушинский, заводы отобрали.
      - Ты чего, Колечка, пришел, старика ночью пугаешь?
      - Что тебе, старое падло, недавно приносили?
      - Да кто принесет, кто, Коленька?
      - Темнишь, старый гад.
      Собан вскочил, надвинулся угрожающе.
      - Ты фуфель не гони, знаешь Студента? Говори, падло старое, иначе...
      Лицо Собана пятнами пошло, заиграли на скулах желваки.
      И вдруг распрямился старичок. Ласковость с лица как смыло. Глаза жесткими стали, страшными. Зверь стоял перед Собаном, хоть и старый, но зверь, по-прежнему опасный и сильный.
      - Ты на кого прешь? Да когда ты еще по карманам щипал, я уже шниффером был. Забыл, кто тебя в дело взял? Я за себя еще ответить могу на любом толковище, да и есть кому за меня мазу держать.
      Отодвинулся Собан, сник:
      - Да разве я...
      - А если так, так какое у тебя ко мне слово?
      - Студента знаешь? Питерского.
      Фролов пожевал губами:
      - Мои дела ты знаешь, Собан, я на доверии живу. Вещь могу тебе одну продать.
      - Сколько?
      - Больших денег стоит.
      Собан бросил на стол пачку денег.
      - Мало.
      - На, гад старый, подавись, - Собан вывернул из кармана кучу кредиток.
      Фролов аккуратно собрал их. Сложил в одну пачку. Потом встал, открыл буфет, положил перед Собаном футляр. Две золотые буквы - Г и В переплелись на крышке.
      Собан раскрыл футляр.
      - Ожерелье ушло в тот же день. Но футлярчик можешь хозяину отдать.
      - Где?
      - В кафе "Бом" на Тверской, он там по моей наколке человека пасет.
      Странное это было кафе - "Бом". Воздух в нем слоистый от табачного дыма, стены давно свой цвет потеряли, размазаны, расписаны, заклеены обрывками афиш.
      Народу в нем всегда полно. Актеры, журналисты, писатели, поэты, сторонники различных фракций, и так, праздные, бездельные люди.
      Приходят сюда поговорить, узнать новости, посплетничать или просто побывать на людях.
      Поэты сюда приходят вечером, тогда чтение стихов, споры гвалт.
      А сейчас на пустой эстраде гармонист в узорной борчатке играет старые вальсы и романсы. Хорошо играет. Голос гармошки, резковато-нежный, щемящий, заполняет зал воспоминаниями о прошлом: о покое, стабильности, сытости, счастье.
      Копытин и Семен сидели в самом углу. Пили желудевый кофе с сахарином. Больше здесь ничего не подавали.
      - Вот он, - сказал Семен и приподнялся.
      - Сиди, - Копытин дернул его за пальто.
      В кафе вошли Данилов и Нина. Выбрали свободный столик, сели. Официант, не спрашивая, грохнул на стол две чашки с кофе.
      Данилов попробовал, поморщился, выплеснул обе чашки на пол. Достал из кармана пальто бутылку "бенедиктина", налил сначала Нине, потом себе.
      Нина внимательно оглядывала зал. Увидела в углу у эстрады лохматого, длинноволосого человека, пошла к нему.
      Данилов мелкими глотками пил ликер.
      Копытин встал с чашкой в руке, пересек зал, сел на свободный стул.
      Нравы здесь были простые. Взял бутылку ликера, налил.
      Данилов прищурившись глядел на него.
      - Вы художник? - спросил Копытин.
      - В некотором роде. А вы?
      - Я поэт.
      - Соблаговолите назваться, возможно, я читал ваши стихи.
      - Гумилев, - Копытин дернул щекой.
      На таинственном озере Чад,
      Посреди вековых баобабов,
      Вырезные фелуки спешат
      На заре величавых арабов,
      начал читать Данилов.
      По тенистым его берегам
      И в горах, у зеленых подножий,
      Поклоняются древним богам
      Девы жрицы с эбеновой кожей,
      продолжил Копытин.
      - Браво, господин Гумилев, вы помните свои стихи, - Данилов прихлебнул глоток.
      Подошла Нина:
      - Пошли, Олег, все в порядке.
      - Желаю вам успехов в поэзии, - Данилов встал, поклонился и пошел к выходу.
      Копытин, прищурившись, с ненавистью смотрел им вслед.
      - Попался бы ты мне под Тихорецкой, сопляк, - прошептал он и дернул щекой.
      Данилова и Нину догнал извозчик:
      - Прошу, барин!
      - Поехали? - спросила Нина.
      - Нет. За нами вертлявый идет.
      Они шли по улице. На Триумфальной площади сели в трамвай. Потом пересели в другой. Семен неотступно сопровождал их.
      На Сокольническом кругу вышли из трамвая, пошли к дачам. Семен, прячась за деревьями, сопровождал.
      Данилов с Ниной по узкой тропинке прошли к даче, открыли и заперли за собой калитку, поднялись на крыльцо. Семен стоял до тех пор, пока на втором этаже не загорелись окна.
      Копытин и Ольга Григорьевна стояли в прихожей огромной барской квартиры на Остоженке.
      - Милая Олечка, вот ваши паспорта, - Копытин протянул ей документы.
      - Вы наш добрый гений, Виктор. Как, как я отплачу вам?
      - Завтра после восьми я заеду за вами на авто.
      - Вы гений, добрый ангел, как я отплачу...
      - Потом, милая Олечка.
      - Нет, сейчас, сразу. Слышите, Виктор. Муж придет позднее.
      Она прижалась к Копытину. Он дернул щекой, схватил женщину за плечи, привлек к себе.
      Конечно, Собан был битый, да он, Мартынов, тоже непрост. Засаду на даче в Сокольниках готовил с толком, хитро.
      Подойди к даче, посмотри. Никаких следов как не было. А люди в доме, да обратная дорога перекрыта ребятами из особого отряда МЧК.
      Приезжай, Собан, ждем. Мы тоже за эти месяцы кое-чему научились.
      В общем-то Мартынов не очень верил, что Собан сам сюда пожалует. Конечно, Бахтин специалист, слов нет, но как-то не вязалась в представлении Мартынова жизненная логика с воровским законом.
      Конечно, может быть, он чего-то не понимает еще. Но тем не менее засаду он организовал по всем правилам.
      Данилов и Нина оказались молодцами. Провели свою часть операции блестяще. Теперь оставалось самое трудное, встреча с Собаном, если она состоится, конечно. Мартынов решил дать бандитам войти на дачу, подняться в комнату.
      Там двое, Данилов и Нина. Иван за столом, девушка на диване.
      В столешнице Мартынов сам выдолбил углубление и положил наган. От дверей его не видно, и руки у Данилова не заняты. Чуть что, опустил ладонь - и вот оно, оружие.
      Над Сокольниками плыла размагничивающая тишина. Февраль уходил. День становился длиннее, и цвета у него появлялись по-весеннему яркие.
      Снег стал синеватый, и казалось, березы отражаются в сугробах.
      Весь день прошел в ожидании.
      Много лет уже у Мартынова не было такого спокойного дня. Они переговорили, казалось, уже обо всем, помечтали о будущем.
      - Федор Яковлевич, поймаем мы Собана, а дальше? - спросил Данилов.
      - Дальше, Ваня, Гришку Адвоката возьмет.
      - Ну а потом? - настаивал Данилов.
      - Потом... Потом хорошая жизнь будет, Ваня, и начнешь ты учить восточные языки.
      - А вы?
      - Я хочу речным капитаном стать. Я раз на пароходе по Свири плыл. Ох и красота!
      - Как сумерки красиво в лесу опускаются. Смотрите, сугробы совсем синие стали. - Нина подошла к окну. - Идут!
      - Все по местам! - скомандовал Мартынов. - Сигнал - слова "пошел вон".
      Авто подкатило к даче. Собан вышел, огляделся.
      - Одиноко живут, - он кивнул на узкую, полузасыпанную тропку, ведущую от калитки к крыльцу.
      - Пошли.
      Впереди зашагал Туз. Он толкнул калитку, и запор вылетел. Дверь на веранду поддалась сразу. А вот с входной пришлось повозиться. Но Туз вытащил из-под пальто фомку - замок тихо хрустнул.
      Сверху, со второго этажа, донеслись звуки гитары и приглушенный женский голос.
      Собан вошел в комнату румяный с мороза, улыбчивый.
      Был он похож на благородного отца из провинции. Туз и Семен следом вошли, стали у дверей.
      Данилов поставил рюмку на стол, Нина опустила гитару.
      - Почтение, Студент, и вам, барышня, не бойтесь, мы не из ЧК.
      - А я и не боюсь, - холодно сказал Данилов и потянулся к бутылке, садитесь.
      - Сяду, сяду. Почему не сесть, когда добром зовут.
      Собан скинул шубу на руки Семену. Подошел к столу, грузно сел.
      - Ты меня знаешь, Студент?
      - Не имею удовольствия.
      - Я Собан.
      - Мне это ничего не говорит.
      - Фраер ты, вход в закон рупь, а выход тыща. Поживешь в законе, узнаешь, как со мной говорить.
      - Что вам угодно?
      Собан взял рюмку, покрутил, понюхал.
      - Все, что на Сретенском бульваре взял, отдашь. Тогда жив будешь и маруху твою не тронем.
      - А из белья вам ничего не надо? Пошел вон!
      В комнату ворвались чекисты.
      - Руки! - крикнул Мартынов.
      Семен и Туз подняли руки.
      Собан выронил рюмку, сунул руку под пиджак, выдернул гранату "мильс". Он не успел дернуть кольцо. Данилов дважды выстрелил в него. Покатилась по полу граната, упал со стула Собан.
      Мартынов наклонился, перевернул его:
      - Готов.
      - Так он же, товарищ Мартынов...
      - Действовали правильно, Данилов...
      Мартынов повернулся к задержанным. Посмотрел на жующую рожу Туза, бессмысленную и тупую. Увидел бегающие глаза Семена.
      - Где Витька Залетный?
      - Гад буду, начальник, век свободы не видать... Через полчаса на Мясницкой валютную контору брать будет.
      - Данилов, Козлов, в машину! Остальные доставят арестованных.
      Операцию по захвату валютной конторы на Мясницкой Копытин готовил сам. Он шагами измерил расстояние от Банковского переулка до конторы, рассчитал время. Трижды заходил в помещение, изучал расположение касс и посты охраны.
      Он не очень верил, что Собану удастся отобрать у Студента ценности Васильева. После встречи в кафе "Бом" он понял, что этот мальчонка с холодными глазами совсем не фраерок, как говорил о нем Собан.
      В поступках и действиях Студента чувствалась уверенность и сила, а значит, это не просто одинокий, как волк, налетчик, а человек, за которым кто-то стоит. Возможно, эти кто-то и встретятся с Собаном на даче в Сокольниках.
      О своих предположениях Копытин Собану не говорил. Пусть едет. А если его там шлепнут, то и слава богу. Надоел Виктору этот истерик со своим гипертрофированным самоуважением.
      Да и пора было кончать с игрушками в казаки-разбойники. Бандиты бандитами, а ротмистр Алмазов-Рюмин шутить не будет. Господа офицеры поопаснее Собана с его уголовниками.
      Пора, пора прощаться с Москвой.
      Сегодня он берет контору, а потом милая Олечка с дураком мужем. Там ценностей!..
      В его распоряжении было три машины.
      На пустыре, в Марьиной роще, Копытин проверил у людей оружие, проинструктировал. Конечно, если бы вместо этой уголовной сволочи были офицеры, он бы считал план реализованным. Но ничего, попробуем.
      Три машины с пустыря разъехались в разные стороны, чтобы через полчаса встретиться в Банковском переулке.
      Копытин посмотрел на часы. Пять. Пора, в это время все сейфы открыты, начинается подсчет валюты.
      - Начали, - скомандвал он. - Быстро к дверям. Глушите милицию и - в помещение. Берете все, что в кассах под номерами один и три. Я прикрываю.
      Машины рванули с места. Копытин закрыл глаза и перекрестился.
      Когда машины подъехали к конторе и бандиты подбежали к дверям, их встретили выстрелами из нагана.
      А со стороны Лубянки и Прудов - грузовики с красноармейцами. Из кабины одной из машин ударил пулемет, лес штыков окружил бандитов.
      - Ходу! - крикнул Копытин.
      Машина сорвалась с места, запетляла по переулкам и остановилась только в Лялином.
      - Что будем делать? - спросил шофер.
      - Вон трактир, видишь? - кивнул Копытин. - Перекусим и на новое дело пойдем.
      - Фартовый ты парень, Витя, - с тобой хоть на рога, - засмеялся бандит, сидевший сзади.
      Копытин закурил. Затянулся жадно. У него остался последний шанс.
      Ольга Григорьевна, не снимая шубы, сидела у окна.
      Она и мужа заставила одеться. На столе лежал чемодан темной кожи. В нем все достояние Петра Львовича.
      А он потел от волнения, да и в шубе жарко, пенсне протирал.
      - Ты, Олечка, с ума сошла с этим Виктором.
      - Ты просто ревнуешь.
      - К нищей пехтуре?
      - Он мужчина, а это за деньги не купишь.
      - Ты становишься вульгарной, - вздохнул Петр Львович.
      - Ах, оставьте ваши нравоучения хотя бы в такой день. Я... Авто... Авто... Это Виктор, - Ольга Григорьевна побежала к двери.
      - Здравствуйте, Петр Львович, - Копытин вошел в комнату и стал у двери, щелкнув каблуками.
      - Виктор Алексеевич, - прочувствованно сказал Петр Львович, - вот в этом чемодане все. Этого хватит на две жизни в Париже. Помните...
      Копытин не дал ему договорить, рванул чемодан.
      Ольга увидела его лицо и начала пятиться к дверям в комнату.
      - Виктор, - прошептал Петр Львович, - Виктор...
      Копытин достал маузер и выстрелил.
      С визгом Ольга бросилась в комнату. Ударила руками по оконному стеклу. На улицу посыпались осколки прямо под ноги шедшему мимо патрулю.
      - Помогите! - разорвал женский крик морозную тишину.
      Копытин дважды выстрелил, и Ольга упала у окна.
      Матросы бежали к подъезду.
      - Жми! - крикнул бандит шоферу и выстрелил по патрулю.
      Словно полотно разорвал воздух залп. И машина, не успев развернуться, стала. Один матрос - к машине. Трое - в парадное.
      Копытин поднял чемодан, пошел к черному ходу. Толкнул. Заколочен. А во входную дверь били приклады.
      Он вытащил гранату, выдернул кольцо, подтолкнул ее к двери и спрятался за угол. Взрыв вынес дверь.
      Пройдя сквозь дымящуюся прихожую, Копытин вышел на черный ход.
      Он быстро шел вдоль стены Зачатьевского монастыря, сворачивал в переулки, пока не попал к храму Христа Спасителя.
      Мимо шел трамвай. Копытин на ходу прыгнул на подножку.
      Елена Климова читала на диване в комнате брата. Прошли дни после визита Манцева. Февраль уже на исходе. Никто ее, слава богу, не беспокоил. И она начала жить, как прежде.
      В дверь позвонили. Елена вышла в прихожую.
      - Кто там?
      - Леночка, - за дверью тихий мужской голос, - Виктор Копытин. Откройте, за мной гонятся.
      Елена открыла дверь.
      - Вы одна?
      - Конечно.
      - Укроете на пару дней?
      - Да. Я сейчас поставлю чай.
      - Спасибо, Лена, - Копытин обессиленно опустился на стул в прихожей.
      Елена вошла на кухню и задернула занавески. Человек, сидящий у окна в доме напротив, встал, подошел к телефону, висящему на стене.
      Ночью Копытин проснулся. Полежал недолго, прислушался к тишине. Встал, вышел в коридор. Толкнул дверь в комнату Алексея, где спала Елена. Заперто. Усмехнулся, дернув щекой.
      Пошел обратно, запер дверь, засветил свечу, раскрыл чемодан. На мгновение Копытин даже закрыл глаза - в чемодане лежали бриллианты, золото, толстые пачки денег.
      Он вскочил, сжал кулаки и, дергая щекой, начал тихо приплясывать. Потом успокоился, закрыл чемодан, дунул на свечу, лег и уснул крепко.
      Его разбудили звонки и стук. Он вскочил, схватил маузер, бросился к двери.
      В прихожую вышла Елена.
      - Кто это? - шепотом спросил Копытин.
      Она с недоумением пожала плечами и спросила:
      - Кто?
      - Барышня, Елена Федоровна, это я, дворник, дрова привезли.
      - Ой, какое счастье! - всплеснула руками Елена. - Сейчас.
      Она махнула Копытину рукой: мол, спрячьтесь.
      Копытин ушел в комнату, запер дверь, начал быстро одеваться. За дверью гудел бас дворника и слышался голос Елены. Дверь захлопнулась. Копытин выглянул в коридор.
      - Сейчас дрова принесут, а потом мы чай пить будем, - лучезарно улыбнулась Елена. - Вы посидите пока у себя.
      Копытин закрыл дверь и прильнул глазом к замочной скважине.
      Сначала пришел дворник с огромной охапкой дров. Потом второй, в рваном армяке. Потом армяк заслонил скважину, и Копытин слышал только стук дров и голоса мужиков.
      Потом Елена благодарила и расплачивалась. Мужики ушли. И снова тишина. И голос Елены:
      - Виктор, чай.
      Копытин бросил на кровать маузер, сунул наган в карман брюк, вышел в коридор.
      У стены аккуратно сложены дрова, немного сора на полу. Он шагнул в коридор... С двух сторон ему заломили руки Данилов и Мартынов.
      Вспыхнул свет. В коридор из комнаты вышел Манцев.
      - Поручик Копытин?
      Копытин скрипнул зубами, дернул щекой.
      - Я заместитель председателя МЧК Манцев. Вы арестованы.
      Москва. Март 1919 года
      Копытина вели по длинному коридору мимо белых двустворчатых дверей, мимо бронзовых, потемневших ручек, мимо бачка с водой на табуретке, так не вяжущегося с этими дверями и ручками.
      Копытин смотрел на все жадно, впитывая в себя эти в общем-то обыденные вещи. И они казались ему необыкновенно прекрасными, потому что видел он все это в последний раз.
      Он сидел в кабинете Манцева и смотрел на половинку медали, лежащую на столе. Ему очень хотелось казаться равнодушно-ироничным и спокойным. Но он не мог.
      Странное чувство прощания жило в его душе, и оно было сильнее разума и воли.
      - Гражданин комиссар, - хрипло сказал он, - я хочу жить.
      Манцев долго смотрел на него. Через его кабинет проходили разные люди: холодные, убежденные в своей правоте, заговорщики, истеричные бандиты, говорливые эсеры, путающие допрос с политической дискуссией. Но такого он видел впервые. Человека не было, остался один облик.
      - Я не властен решать жизнь и смерть, - сказал Манцев, - для этого есть трибунал. На ваших руках слишком много крови. Но тем не менее полное признание дает вам шанс на снисхождение.
      - В чем я должен признаться?
      - Банда Собана нас уже не интересует. - Манцев взял в руки половинку медали: - Вот что мне интересно.
      Копытин молчал. Нет, внутри его не было жалости к тем, из подполья, он думал о слове "шанс". Мысленно прикидывал, как подороже продать то, что он знает.
      - Я знаю пароль, явку, людей. Я могу помочь. Дайте мне карандаш и бумагу, я напишу.
      Манцев молча протянул ему стопку бумаги и ручку.
      У электромастерских на Пресне, прямо у проходной, наклеена газета.
      Стоят рабочие, читают. Жирными буквами на полосе; "МЧК сообщает о ликвидации особо опасной банды Собана..."
      А над городом солнце. Яркое, мартовское. Солнце второй весны революции.