Между тем два воина, что оказались на палубе, огляделись и, кривые мечи обнажив, встали спина к спине, Сквозь прорези шлемов блестели глаза, лиц не было видно.
— Дел-то всех! — сплюнул Арет. — Сейчас мы их мигом! Ну-ка, юнец, копье подними!
Полит взял копье на изготовку и чуть не задел древком базилея. Пинком распахнув дверцу, Арет выскочил на палубу, а за ним и юноша. Грохот удара железа о железо заставил вздрогнуть непрошеных гостей, но они тут же развернулись к башне, выставив клинки, шажками двинулись вперед.
Арет рассчитывал справиться со своим противником быстро, а потом помочь юноше, но схватка затянулась — враг ловко отбивал его удары, а острие изогнутого меча несколько раз свистело в опасной близости от горла старого воина, шипастый же наколенник расцарапал бедро.
У Полита дела шли хуже — юноша самоуверенно попытался ткнуть врага копьем, но не успел он опомниться, как в руках у него остался лишь куцый обломок древка. С коротким мечом против клинка он продержался бы недолго. Захотелось исчезнуть ему с этого узкого поля брани, да некуда было бежать. Прыгнул он к левому борту, метнулся к правому — но не уйти от смертоносного клинка. Хитрым нырком хотел сбить с ног врага, но не вышло — легко перескочил через него противник, выбил ударом ноги меч и занес свое оружие.
Глаза не закрыл Полит, чтобы смерть достойно встретить, а потому и увидел, как в горле врага вдруг стрела оказалась, навылет пробив. Воин в блестящей кольчуге выронил меч и в воду свалился.
В дверях башни стоял базилей и лук свой теперь на второго нацелил.
Но помощь его не понадобилась Арету. Он извернулся, пропуская удар, и поймал меч врага в медный захват, что к наплечнику левому был приклепан. Дважды ударив, поверг врага на палубу, содрал с раненого шлем и выругался последними словами.
— Да что же такое! — вскричал он. — Неужто одни амазонки остались во всей Ойкумене, а больше и не с кем сразиться?!
И впрямь опять пришлось им в схватку вступить с воинственными девами. Полит насупился: чуть его баба не одолела! Но потом приободрился — бывалые дружинники, и те их боялись. Впрочем, до этого плавания юноша полагал, что рассказы о женщинах, которых нелегко одолеть в бою, столь же правдоподобны, как и истории о морских чудищах. В чудище поверить даже легче — море велико и глубины его безмерны, а про амазонок говорили, что жили они во времена легендарные, когда боги и полубоги запросто ходили среди людей, ввязываясь в их склоки и дрязги, вовсю при этом их женами пользуясь.
— В воду ее, что ли? — спросил Арет базилея.
— Повремени, я хочу узнать, кто так усердно гонит нас, как добычу лесную.
Подошел Медон. Вдвоем со старым воякой они стащили с раненой кольчугу, сняли пояс и оттащили к башне.
— Надо бы ее перевязать, — сказал Медон, осматривая рану на животе.
Амазонка застонала и открыла глаза. Попыталась оттолкнуть руку Медона, но сил не хватило. Тут подошла Калипсо и, подобрав пояс, на пряжке разглядела знакомый знак — треугольник и круг.
— Может она говорить? — спросила она. — Скажи, — обратилась к раненой, как вы нашли нас на море, кто указал вам дорогу? И еще — не было ли на судне вашем женщин, похожих на меня?
Что-то сказала в ответ амазонка, а что — не поняли ни Арет, ни Медон. Речь ее была как стук камней, летящих с горной кручи. Но Калипсо ответила ей так же — и слова ее просыпались щелчками незнакомых звуков.
В это время на палубу выбрались дети, им надоело сидеть в затхлой тьме. Скосила на них глаза амазонка, скривила губы и что-то сказала, как плюнула. Выпрямилась Калипсо гневно и отошла в сторону.
— Обидное, небось, услышала… — начал было Арет, но не успел закончить, как замер, вытаращив глаза и раскрыв небогатый зубами рот.
Калипсо нагнулась стремительно и, меч подобрав, рядом с ними вдруг оказалась. Короткий замах, и в грудь амазонки вонзила его. Вскрикнуть та не успела, как все было кончено.
— Теперь можно и в воду, — спокойно нимфа сказала и меч опустила.
Переглянулись Медон и Арет.
— Оставила бы ее нам на забаву, а добить могла уже после! — недовольно пробормотал старый воин.
Калипсо нагнулась и быстрым движением задрала мертвой амазонке короткую тунику, что была под латами. Глазам мужчин предстало… Да ничего не предстало!
— Вот те на! — изумился Арет. — Где же причинное место? Даже волос не видать!
Не отвечая, Калипсо вернулась к башне и увела детей вниз.
— Слышал я много историй о девах, что избегают мужчин, — задумчиво сказал Медон базилею после того, как они с Аретом сбросили убитую в воду. — Но чтобы они так ненавидели нас!..
— Боги, наверно, лишили их естества в наказание, — предположил Арет.
Одиссей ничего не сказал, а только усмехнулся. Корабль между тем шел в открытое море, только с каждым мигом все реже и реже из-за кормы раздавалось шлепанье лопастей о воду. Вскоре мельница, что приводила его в движение, остановила свое вращение. Сколько ни дергал Филотий за рычаги, ничего не добился.
Наверх поднялась Калипсо. Выслушав сетования кормчего, снова разглядывала еле заметные знаки на коробе, из которого торчали рычаги. «Возможно, их надо двигать совместно, а не порознь», — бормотала она еле слышно.
— Жаль, не подобрали мы весла с разбитого корабля, — сказал базилей.
— Парой весел такую махину с места не сдвинешь, — сердито ответил Филотий. — А если и сдвинем, еще двадцать лет добираться тебе до Итаки!
— Старый я стал, добрый, — сообщил Одиссей рядом стоящей Калипсо. — Кто бы посмел раньше так со мной говорить! Побить тебя, что ли, Филотий?
Ощерился кормчий в улыбке.
— Да мы тебя добрым всегда знали, царь! За то и любили, что зря никого не, обидишь. Хотя, если спросить о том женихов…
Рассмеялся базилей добродушно, потрепал Филотия по плечу и сказал подошедшему Медону:
— Вот так со мною шутит рок — идешь навстречу судьбе, а нарываешься на злых баб!
— Так это и есть судьба наша, базилей, на них нарываться, — стоически ответил Медон. — Но скажет ли прекрасная Калипсо, кто гонит нас, как зайцев на охоте?
— У всех есть враги, — сказала Калипсо. — Злопамятство иных не знает меры.
Медон огладил свою бороду и, глядя в сторону, негромко продолжил:
— Мне показалось, что у тех, от кого мы с острова твоего бежали, тоже был некий изъян.
— Тебе не показалось, — ответила нимфа, — с ними вы тоже не нашли бы отдохновения.
— Я не о том, что между ног, а выше, — чуть ли не шепотом сказал Медон. У твой изменницы-служанки я не увидел на животе…
Нахмурился базилей, слышавший их разговор. Взгляд Калипсо был долог и тяжел, но во взоре собеседника увидела она лишь недоумение. Она прошла к носу корабля и подозвала кивком Медона.
— Не знала я, что такая малость привлечет твое внимание, — голос Калипсо был спокоен, — но раз тебя это волнует, скажу — ты прав, ни у кого из них ты не найдешь пупка.
Медон задумчиво посмотрел вдаль.
— Что это означает? — спросил он, не глядя на нимфу. — Знак того, что они не людьми были рождены? И, не сочти за обиду, подобна ли ты им? Хотя твои дети — свидетельство в пользу обратного.
Вздохнула Калипсо:
— Твое любопытство не знает предела. Детей своих я выносила и родила, у них ты все обнаружишь на месте.
— Да, да, — невпопад ответил Медон. — Прости, что докучаю праздными вопросами. Но кажется мне, что скоро у нас в гостях будет много дев беспупочных.
И с этими словами он указал пальцем вперед. Взглянула Калипсо и побледнела — вдали показался корабль, во всем похожий на тот, что они потопили. Тут подошли Арет и Полит, с доспехами, снятыми с амазонок, и тоже увидели судно.
Услышав о новой напасти, велел базилей всем собраться в башне.
— Запремся внутри, а сквозь бойницы достанем того, кто близко подойдет, предложил Арет.
Покачал головой базилей:
— А если не подойдет никто? Привяжут канатом и за собой уведут в угодное им место, а там выкурят, как диких пчел.
Арет повернулся к прорези, прищурился.
— Ждать недолго, — сказал он.
В это время Калипсо лихорадочно терла краем туники надписи на коробе с рычагами, пытаясь прочесть стертые знаки.
— Вот разве что так? — спросила она сама себя и одновременно сдвинула друг к другу рычаги, что были посередке.
Протяжный скрип донесся с палубы. Припали к бойницам Одиссей и Арет, за их спинами засуетились Медон и Полит. Увидели они, как ровная линия возникла между башней и носом, расширилась зевом. Откинулись на обе стороны створки, и поднялась наверх рама баллисты. Метнулись на палубу все, рискуя свалиться в щели меж рамой и палубой. Вдоль опорных балок метательной машины тянулись полосы металла с круглыми прорезями, в которых, словно яйца, сидели круглые камни, каждый с голову мудреца. Сама машина опиралась на подставку, которую можно было разворачивать.
— Десятка три камней наберется! — радостно вскричал Арет. — Если хоть треть попадет в цель, ущерб нанесет немалый.
С этими словами он подергал передний край рамы, которая от его рывка внезапно переломилась пополам и, вздыбившись, просела концами в соразмерные щели, образовав упорную перекладину.
— Медон, подноси камни, — распорядился базилей. — Арет и Полит — к вороту. Я буду нацеливать, если удастся.
С этими словами он взялся за край рамы и налег на подставку. Омерзительно взвизгнул ржавый металл, и баллиста немного провернулась вокруг своей оси.
— Сойдет! — бодро крикнул словно помолодевший Одиссей. — Взводи ложку!
Дружно ухватившись за ручки ворота каждый со своей стороны, Арет и Полит закрутили его, со скрипом пошел наматываться канат, оттягивая ложку. Два оборота успел сделать ворот, сближая концы блестящих будто начищенное серебро полудуг, как лопнул канат, прогнивший от времени. Сухо щелкнула ложка, Медон от неожиданности выронил камень себе на ногу и взвыл от боли.
Слова, которыми Арет покрыл все, что успел перечислить, пока не выдохся, напугали Полита больше, чем неудача с баллистой. Он был уверен, что такая же брань не далее как вчера вызвала неудовольствие богов, и оно сразу же проявилось в гибели их «Арейона», а нынче клубящиеся тучи над темнеющим морем тоже ничего доброго не сулили.
Калипсо, стоявшая в дверях башни, нахмурилась. Бросив короткий взгляд на корабль, который был уже в пяти или шести десятках стадий от «Харраба», вернулась к месту управления и снова взялась за рычаги.
Еле успели отскочить Полит и Филотий, когда ухнула вниз баллиста. Но она не ушла целиком под палубу — осталась торчать перекладина упора, и створки легли на нее. Вернулись все в башню и с надеждой смотрели, как нимфа колдует над рычагами. Все молчали, лишь Медон шипел от боли, осторожно трогая набухшие кровью пальцы ноги. Так и этак сдвигала Калипсо рычаги, то вместе, то порознь, но время шло, и все безнадежней смотрел Арет на корабль врага, на вырастающий парус с кругом и треугольником.
Наконец что-то опять громыхнуло снаружи. Выскочили на палубу, но ничего, кроме застрявшей баллисты, не увидели.
— За башней посмотрите! — крикнула им Калипсо. Обошли они башню и застыли в растерянности.
На помосте наклонном, словно Зевса орел, большая птица распластала крылья, медью отливающие. Каждое крыло в три локтя длиной, острый клюв и глаза красные камни. Страшна была птица, казалось, полыхнут огнем ее глаза, взмахнет крыльями и пронзит трехгранным клювом того, кто ближе к ней стоит.
— Вот ведь дрянь какая! — сказал Арет базилею. — Такие нас и донимали, когда мы с отцом твоим ходили к берегам…
Рядом с ними возникла Калипсо, а за ней и Медон приковылял.
— Это она, меднокрылая птица, что она и спутников его чуть не убила! благоговейно прошептал он. — Если спасемся, такую сложу я песню.
— Сначала спасение, а. песни потом, — перебила его нимфа. — Я знаю, как птицу эту отправить в полет, а там как получится. Сейчас возьмите дружно, лишь клюва ее не касайтесь!
Края помоста увенчивали выступы наподобие рукояток. Ухватилась за пару из них Калипсо, за другие взялись остальные. Неожиданно легко решетчатое основание помоста вышло из углублений в подпалубной балке. На нос корабля перенесли они помост и по приказу Калипсо установили его так, чтобы птица смотрела на врага.
Вздохнула глубоко нимфа, и, подав знак всем пригнуться, выдернула неприметный колышек, который торчал из спины медной птицы. Забила крыльями, хвост задрожал и расплылся в глазах, взмыла над помостом тяжело, уронила перо и поднялась над «Харрабом», устремившись к судну противника.
Опустилось перо рядом с Медоном. Он поднял его, удивившись легкости — не медным оно оказалось а словно из кожи тонкой, но прочной.
Птица тем временем все набирала высоту, хоть дергалась из стороны в сторону, к кораблю приближалась. Горестный крик испустила Калипсо лицо руками закрыла.
— Выше пройдет она и в море упадет.
И впрямь, птица хоть и стала опускаться но видно было, что высоко над мачтой пролетит.
На вражеском судне давно заметила, что внимательно следили за полетом. Зазвенела тетива луков. Хороши были стрелки на коде — едва птица оказалась над мачтой, как засело в ней с десяток стрел. Кувыркнулась в воздухе птица, одно крыло отлетело прочь, и рухнула она под торжествующие крики преследователей прямо на корму.
— Вот и все, — уныло сказал Арет.
Но в этот миг что-то пыхнуло на корме вражеского судна, желтый огонек заплясал там, а потом и снасти заполыхали. Не успели базилей и спутники его сообразить, что произошло, как уже пылал огромным факелом вражеский парус, и только страшные крики возвещали о судьбе несчастных.
Не сговариваясь, глянули Арет и Полит на Калипсо и попятились в испуге. Взмахни она сейчас руками и на небо улети — изумления бы не испытали.
Базилей долго не отрывал глаз от гибнувшего корабля, а затем велел всем, дверцы и створки задраив, вниз спускаться — буря грядет. В подтверждение его слов горизонт ощетинился молниями.
Глава пятая
Анналы Торкоса
Широкие просеки оставались за нами, когда неудержимым потоком хлынули мы из чрева звездной машины и ворвались в джунгли мира Кхаанабон, что нежился в жарких лучах раскаленного добела светила. Шипастые лианы сплетались в плотные ковры, яркие пятна цветов сливались в беспорядочный, но завораживающий узор, а сквозь толстый и пружинистый слой перепревшей листвы отовсюду пробивались в три человеческих роста прямые и гладкие побеги, которые венчались бугристыми шарами. Узловатые жгуты лиан тянулись еще выше и пропадали в сияющем мареве высоко наверху, там, где начинались ветви гигантских деревьев. Толщина их стволов достигала порой сотни локтей, а о высоте и помыслить нельзя было без содрогания — вершины цеплялись за облака, а то и пронзали их — до десяти стадий тянулись они от земли ввысь и там, наверху, простирали друг к другу ветви, образуя подобия небесных мостов.
От дерева к дереву надо было пробиваться сквозь непролазные для человека джунгли, но вряд ли кто назвал бы нас сейчас людьми…
Страхи оруженосцев оказались пустыми — никаких испытаний для оруженосцев не полагалось. Просто когда сочли гоплитов подготовленными, всех посадили на большие крытые повозки и отвезли в Гекторапат. Там нас ждало судно, которое доставило меня, Варсака и остальных на Родос. В порту, когда мы шли к кораблю мимо знакомых мне складских строений, я скосил глаза на Го, а потом спросил, не доводилось ли ему бывать в этих местах? Он невозмутимо покачал головой. Наверно, все же это не Го заманил меня в ловушку. Мало ли похожих на него чинцев!
В Родос мы пришли рано утром. Море было тихим, качка почти никого не донимала, только Болк умудрился где-то раздобыть хмельного, и утром цвет его лица напоминал о волнах, что били в борт корабля.
Он долго таращил глаза на маяк, а потом вздохнул и сказал, что в вино было что-то подмешано, до сих пор в глазах двоится. Я успокоил его, пояснив, что родосский маяк сооружен в виде двух башен, а светильник расположен на перемычке между ними.
Наконец мы очутились на площадке звездных машин. Я опустил голову и держался за широкой спиной Болка. Увидит еще кто из механиков, бывавших у нас в Микенах, окликнет, станет вопросы задавать — тут и набегут эти, с паутиной на повязках!
На нашу группу не обращали внимания. Ни одного служителя порядка я не заметил. Сновали большие и малые соратники, порожние и с грузом, какой-то скособоченный оруженосец наводил тряпкой блеск на разложенные вдоль обочины доспехи, которых хватило бы человек на десять, а издалека доносился гул и потрескивание работающих двигатели. Я поднял голову и чуть не споткнулся от удивления — таких громадин мне не доводилось видать. Мало того, я даже не знал, что есть звездные машины чуть ли не в половину высоты реперной пирамиды в Гизе! Сколько же людей вместит внутренняя ходовая часть, уносящая в другой мир?
В этот день предстояло еще многому удивиться. Гоплитам, как потом я узнал, объяснили, что к чему, в последний день, когда им вручали нагрудные знаки. Мы с Варсаком так и не успели поговорить наедине, а в порту всех гоплитов разбили на пятерки и под бдительным оком сопровождающих доставили сюда. И вот теперь мы выстроились как положено — гоплит, а за правым плечом у него — оруженосец с тяжелым метателем и огневой снастью.
Высокий чернокожий наставник, у ног которого пристроился средних размеров соратник, сурово оглядел нас и сказал:
— Добро пожаловать в Черную фалангу, смертные! Вы хотели драки и почестей? Первое я обещаю задаром, а второе получит тот, кто уцелеет. Я — наставник Чомбал, а вот кто вы такие, увидим в деле!
Он нахмурился, ткнул пальцем в Верта, тот шагнул вперед, а за ним, нога в ногу, Болк.
— Назначаю тебя десятником, северянин!
— Исполнено! — гаркнул Верт. Потом спросил негромко:
— А где же еще пятеро?
— Все уже здесь, — пояснил наставник. — Там, — он ткнул пальцем себе за спину, в сторону большого строения без окон, — там вы будете умирать вместе, что слуга, что господин. С гоплита спрос особый, ему славы больше, но ему и бесчестие сполна! В бою все равны и все отвечают друг за друга. Побежит один погубит всех. Ты уверен, что оруженосец тебя не подведет?
Не успел Верт и рта раскрыть, как наставник вдруг оказался перед Болком и, свирепо уставившись на него, прошипел:
— Отдашь жизнь за господина?
— Исполнено! — крикнул Болк, браво выпятив грудь и задрав подбородок, но тут же получил кулаком под дых и согнулся, чуть не выронив оружие.
— Не так! Правильный ответ — «к послушанию!», — поучительно сказал наставник Чомбал. — Если уцелеешь после двух или трех походов и господин будет тобой доволен — сам станешь гоплитом. Вот тогда будешь отвечать «исполнено». Вернешься без господина, пойдешь на корм соратникам. Трусов здесь не любят.
— У нас в фаланге без всяких церемоний, — добавил он чуть погодя, оглядев с ног до головы каждого из нас. — Выслужиться может любой. Приказы исполняются беспрекословно, по исполнении все забыть. У кого длинный язык, того укоротят на голову. Пленных не брать, в плен не сдаваться. Все понятно? А теперь за мной, быстрым шагом!
Он повернулся и пошел к дому без окон, а соратник, что был ему по пояс, заскользил рядом.
Держась строя, я тем не менее старался увидеть как можно больше, приглядываясь к строениям, оградам и вратам. Может, придется бежать и отсюда. Слова наставника меня насторожили. О каких боях и пленных он говорил? Разве гоплиты не для того, чтобы охранять разведчиков, ученых и поселенцев от хищных тварей? С кем сражаться? Известно, что людей или подобных людям существ никто не встречал. Вот, скажем, когда я еще не был в бегах, наша звездная машина никогда не посещала миры, где нашлась бы хоть одна разумная тварь. Правда, мы обычно перемещали разведчиков второй волны и ученых. Дело наше было простое выгрузить, загрузить и вернуться. А там уже те, кто поумнее нас, сами разберутся, что делать потом. Хотя пару раз мне довелось сиживать за пивом с механиками из парфян: они рассказывали всякие страшные небылицы, но это уж так у нас водится, чтобы ненароком не сболтнуть при посторонних о тайнах своего ремесла или службы. Наверно, когда кибернейосы в своих кабаках гуляют, они о разведчиках сплетничают или про ученых судачат, а ученые про механиков… Ходили слухи о том, что на некоторые миры якобы переселяют не только жителей неурожайных или перенаселенных земель, а всех поголовно из мятежных областей. Да только нынче времена мирные, про последние бунты разве что старики помнят, и то понаслышке.
От этих раздумий в голове у меня опять возник слабый звук, напоминающий пение далеких труб. Я тряхнул головой, перестал озираться и уставился в спину наставника. Тут мне показалось, что его соратник, равномерно перебирающий шестью мохнатыми конечностями, на какой-то миг сбился с ритма и неуверенно повел из стороны в сторону жвалами.
В доме без окон наставник передал нас служителям в одеяниях ученых, приказал слушаться их беспрекословно и, пообещав вскоре сделать из жидкого дерьма славных вояк, ушел. Нас провели в комнату со встроенными шкафами, показали, куда сложить пожитки, а куда — оружие и доспехи, потом велели раздеться догола. А когда мы прошли узким коридором в соседнее помещение, то оказались в бане!
Из медных труб струилась вода, горячая и холодная, в глубоких ваннах, каждая с небольшой пруд, она смешивалась и, вытекая сквозь мелкие отверстия в стенках, уходила через сливные дыры в полу. Для тех, кто любит погорячей, в отдельной каморке из короткой трубы горячий пар бил в потолок. Но только Верт и Болк, который прихватил с собой невесть откуда добытый букет из веток с сухими листьями, направились в каморку и исчезли в раскаленном облаке. Звуки, которые шли оттуда, напоминали шлепки по тесту, перемежаемые довольным уханьем.
Оказавшись рядом с Варсаком, я тихо спросил у него, о каких сражениях говорил наставник. Варсак приложил палец к губам, а потом слегка кивнул в сторону широких каменных скамей с подогревом, на которых обсыхали гоплиты. Завернувшись в простыни, мы вышли в предбанних. Здесь никого не было, и Варсак быстрым шепотом сказал, что об услышанном надо помалкивать, и что на самом деле люди и соратники давно уже воюют на многих мирах со всякими тварями, разумными и не очень, только это великая тайна. Простолюдинам не следует знать о битвах, чтобы не было лишних сомнений и страхов, не знают про то и многие из высших каст, только мы, удостоенные посвящения в тайну…
Тут появились неулыбчивый Шитан, за ним вышел его оруженосец Го, и Варсак замолчал. Но сказанного хватило, чтобы в очередной раз понять, что назад дороги нет — я оброс тайнами, как навоз грибами.
Два дня мы провели в доме без окон. Нас держали в длинной узкой комнате с двумя рядами кроватей вдоль стен. Кормили чуть ли не десять раз в день, снова водили в баню и велели отдыхать, хотя не было причин для усталости. Попытки выведать у Го, знает ли он о моих злоключениях у безумцев и не имеет ли он к тому касательство, успехом не увенчались — спросить прямо я не решался, а на все хитрые вопросы он только недоуменно щурился.
Утром третьего дня нас угостили каким-то неаппетитным варевом, от которого всех мощно пронесло. Укромную комнатку с рядами круглых отверстий в полу мы навещали не раз и не два. Только к вечеру желудки наши успокоились. На ужин ничего, кроме теплой воды, не дали, заснуть под бурчание пустых животов было нелегко. Я долго ворочался, потом разглядывал в тусклом свете ночного светильника надписи и рисунки на стенах, оставлены теми, кто жил здесь до нас. По большей части это были бранные слова, инициалы, пояснительные надписи на множестве языков и стрелки, указывающие на голых баб с огромными сиськами и бездонными промежностями. Мое внимание привлекло изображение осьминога, который в щупальцах держал какую-то штуку, напоминающую весло и похожую на метатель, каким его рисуют дети. Надпись рядом обещала истребить всех головоногих уродов и тем самым отомстить за погибшего брата.
Все это было очень странно: нас учили с детства, что всякая жизнь священна, что убивать без надобности нельзя и букашку, все живое имеет право на жизнь и все такое прочее весьма высоким слогом. Ну, когда припрет, а рядом нет хранителя жизни, быстро забудешь Скрижали Первого Ментора, если комары донимают или живого мясца не в сезон захотелось. А вот на человека руку поднять… Десять раз подумаешь, прежде чем кулаки или нож в дело пустишь! Но кто бы мог предположить, что мне, почтенному семьянину…
Э, чего там говорить — где теперь я, а где семья! На глаза навернулись слезы, веки стали смыкаться, щупальца осьминога зашевелились, он поплыл на меня, угрожающе размахивая метателем, зеленые волны вздымались все выше и выше, меняя цвет на черный… Утром всех поднял сиплый рык наставника Чомбала:
— Вы что, спать сюда прибыли, срачкуны?!
Вместо завтрака опять накачали пустой водой. Верт слабым голосом сказал, что нас, по всей видимости, отправляют на битву с вечно голодными демонами снегов мира Дронд, и он теперь может загрызть парочку не очень костлявых демонов, а Болк добавил, что он и костям будет рад, если на них останется немного мяса. Разговоры о еде вызвали у меня стон, Варсак усмехнулся, но, тут же схватившись за живот, исчез в укромной комнатке.
Невысокий гоплит с густыми темными бровями, имени которого я не знал, не глядя на Верта, спросил небрежно, откуда тот знает о тварях мира Дронд и когда это ему удалось там побывать. Верт набычился — а глядя на него, и Болк засопел угрожающе — и поинтересовался в ответ, не из славной ли когорты бдительных братьев паутины прибыл сюда уважаемый друг по фаланге, и за какие упущения в службе он был низложен в чине и звании? Тут вскочил густобровый и предложил Верту обменяться парочкой ударов палками или чем угодно, если у него, Верта, есть к нему еще глупые вопросы.
Все оживились в предвкушении доброго развлечения, но нижняя створка двери вдруг хлопнула об стену и перед нами возник соратник наставника Чомбала. Я заметил, как Верт уставился на него, морща лоб, и зашептал что-то вроде «хорошая собачка, подойди ко мне». Оруженосцу смеяться над гоплитом нельзя, и я с трудом подавил улыбку. Управиться с соратником ему не удалось — то ли выучка плоха, то ли соратник хитро натаскан и чужих команд не признает. Интересно, где Верт собак видел? Их же давно извели, они с соратниками никак не могли ужиться. Может, в его краях дикие псы еще водятся?
Вскоре появился сам наставник Чомбал и велел собираться. Оруженосцы бросились к шкафам за доспехами и оружием, но он махнул рукой.
— Там, где мы с вами разомнем суставы, эти дымные пукалки не будут нужны, — обещающе сказал он. — Вот и проверим в деле, кто на что годен!
Проверить ему не удалось, он первым погиб на Кхаанабоне. Но тогда мы еще не знали своей судьбы, да и были слишком голодны и слабы, чтобы задумываться о ней.
Широкий наклонный коридор, по которому Чомбал вел нас вверх, пересекали узкие проходы, из которых наставники выводили свои десятки. Мы пристроились к группе, облаченной в зеленые облегающие одежды, наш цвет был синий, а когда я оглянулся, то в глазах зарябило от разных цветов — за нами тянулись десяток за десятком и конца не было видно этой колонне.
Поднялись на следующий ярус. В круглом зале с множеством дверей по периметру нас развели соответственно с цветными квадратами над косяками. Пройдя сквозь короткий неосвещенный коридор, мы оказались в большом помещении с высоким потолком. Красные светильники напомнили мне родильные дома, а когда я увидел стоящие вдоль стен большие яйцеобразные чаны, к которым подходили тонкие и толстые трубы, колени у меня подогнулись — в какой-то миг я вообразил, что сейчас всех пустят на питательный раствор. Но мысль, что для этого не надо было столько времени возиться, обучать и в баню водить, несколько приободрила. Наверно, страх был заметен на многих лицах, потому что наставник Чомбал рассмеялся и сказал почти ласково:
— Что, страшно? А как насчет этих красавцев? И указал пальцем за наши спины.
Мы обернулись разом. От неожиданности Болк громко икнул, а я вздрогнул и невольно вскинул руки, защищаясь. Над нами грозно нависали большие, очень большие соратники. Они стояли в ряд, в черной хитиновой броне неяркими пятнами отражались светильники, их могучие шипастые голени возвышались над кольцами верхних сегментов, а вместо крыльев вперед вытянулись длинные суставчатые лапы с огромными клешнями, которыми можно было перекусить любого гоплита вместе с доспехами. Даже если вытянешь руку, и то вряд ли дотянешься до середины его туловища.
— Такой сожрет тебя и не заметит, — проговорил Верт.
— Чем это сожрет? — отозвался наставник. — Кажется, я зря назначил тебя десятником.
Приглядевшись, я заметил, что головы-то у соратника нет! Там, где полагалось быть крепким жвалам, антеннам, глазам и всему прочему, зияла дыра, из которой выпирали толстые и тонкие жгуты, а концы их были обернуты в белую ткань и густо вымазаны радужно переливающейся слизью.
Наставник Чомбал указал на крайнее тело безголового соратника и сказал, что этот боец предназначен ему, а остальные нам. Я содрогнулся. Мне еще не доводилось быть сращенным, хотя для многих миров нам накачивали мышцы или укрепляли кости. Судя по тому, как перекосился Болк, ему это тоже пришлось не по вкусу. Варсак немного побледнел, а Верт как ни в чем не бывало подошел к ближайшему бойцу и похлопал его по сегменту.
Со стороны чанов раздался предостерегающий крик, оттуда появились двое в желтых тогах ученых, один из них грозил пальцем.
— Вы что же это безобразничаете! — сердито заявил старый морщинистый пикт. — Сейчас позову наставника!
— Здесь я, досточтимый Бролл. — Наставник Чомбал уважительно сложил ладони. — Это молодые воины, необученные еще.
Досточтимый Бролл оглядел нас, хмыкнул и покачал головой.
— Где ты видишь молодых? — сварливо сказал он. — Скоро их внуки в дело пойдут! Ладно, готовьтесь, головы уже дозревают.
Он скрылся за чанами, а с нами остался второй ученый.
— Давайте скорее, нам сегодня еще три группы готовить! — И с этими словами пошел в дальний конец помещения.
