Изнанка картины с "Первым учителем" оказалась неожиданной. Аршак хихикнул и цокнул языком. Над пашнями, городами и озерами диковинным столбом возвышался пронзающий облака и выросший прямо из земли огромный, со знанием дела прорисованный член, перевязанный посередке кокетливой ленточкой, а по ленточке тем же мелким почерком выведено печатными буковками: "У нас все хорошо!"
      Все картины оказались перевертышами. Больше всего Аршаку понравилась "Мыши как боги, а люди как блохи", но что там было изображено, сразу сказать было трудно, всякого хватало. Неприятно поразила его "Девочка и глист".
      Ощутив на своем плече руку, он поднял голову. Лысый, снисходительно улыбаясь, качал головой:
      - Ох уж эти мои художнички! Большие, скажу тебе, шалуны. Глаз да глаз нужен. Только отвернешься... Хотя, знаешь, иногда приезжают к нам по обмену опытом, им нравится. Сейчас повесь как было, директор этих вольностей не любит.
      - А кто у вас директор?
      - Я директор, - рассеянно сказался Лысый, еще раз внимательно осмотрел картину с длинным названием "Носитель яшмовых бус интенсивно овладевает азами", неодобрительно хмыкнул и перевернул ее на "Последний звонок".
      Задняя стена помещения терялась в полумраке. Аршак прошел немного вперед и увидел плотно перевязанные стопки тетрадей, штабелями уходящие к потолочным балкам.
      - Контрольные работы?
      - Нет, - ответил Лысый, - дневники наблюдений.
      - А, - вспомнил Аршак, - в начальных классах мы тоже вели дневники наблюдений за природой.
      - М-да? Ну, и за природой тоже, почему бы и нет!
      Они прошли к учительскому столу. Аршак глянул в раскрытую дверь и увидел за домами стрельчатые окна, фигуры на ярусах и башенки замка.
      - Что это за высотное здание? - спросил он. - Я их не все видел. Гостиница "Украина"?
      - Нет, это не гостиница, это Дом разума.
      - Странное название!
      - Ничего странного. Чем разумнее человек, тем выше и лучше стремится он жить. Это справедливо. Семь десятков лет строился дом, да и то еще не завершен.
      Аршак задумался. Концы с концами начали расходиться все дальше и дальше, несуразности вылезли на поверхность разом.
      - Значит, Дом разума? - переспросил он.
      - Дом, дом...
      - В Москве?
      Лысый задумался, потом лицо его прояснилось.
      - Ах, вот ты о чем... Кто же тебе, малыш, сказал, что это Москва?
      - Вы, но вы же... про Московское море... - растерялся Аршак.
      - Я всего лишь напомнил тебе о факте вашей географии, не более. И еще я задавал вопросы. Но я ничего не утверждал. Если же тебя интересуют такие мелочи, как где ты и Москва ли это, то я отвечу честно, без утайки и прямо сейчас - не Москва. И вообще - не ваш мир.
      - Так я на другой планете? - криво усмехнулся Аршак.
      Лысый внимательно посмотрел на него и подмигнул.
      - Разве я говорил такую глупость? Другой мир - это не обязательно другая планета или даже другая страна. Он может быть и рядом, неподалеку, гораздо ближе, чем ты можешь вообразить.
      - А-а! - вскричал возбужденно Аршак. - Я знаю, я читал параллельные миры, другие измерения...
      - Ерунду ты читал, - строго перебил его Лысый. - Измерения... Кхе! Хотя, если тебе нравится, пожалуйста! Хочешь - измерения, хочешь - параллельно, а хочешь - наперекосяк и сбоку розовый бантик. Если поднатужишься, можешь придумать всякое - например, все тебе снится, и находишься сейчас ты в мире сна. А вот другой расклад: твоя Москва или, если тебе приятнее, Ереван - это сон, а проснулся ты только сейчас и еще не очухался со сна. Или вот еще: ты видишь сон, а во сне еще сон, а в том сне еще сон. И так далее. Вопрос тебе будет такой: каково необходимое и достаточное условие того, что количество снов равно количеству пробуждений? Предположим, что количество пробуждений больше - что это означает? Если ты заснул, а проснулся дважды? А если цепочка пробуждений заплелась и ты проснулся в чужом сне? Кто тебя разбудит, кто он - неспящий никогда? А мы с тобой - кто есть сон, а кто спящий? Я не напоминаю тебе про сон бабочки, эта история тебе еще не известна, сон Маркандеи для тебя еше пока пустой звук, судя по тупому выражению твоих глаз.
      С этими словами Лысый сунул ему в лицо круглое зеркальце, и Аршак увидел свою до обиды глупую, растерянную физиономию и слегка отвисшую от непонимания нижнюю губу, и глаза, которые, к великому его ужасу, наливались такой знакомой кошкодавской тухлостью.
      - Что скажешь? - поинтересовался Лысый, быстро убрав зеркальце в ящик учительского стола.
      Аршак пожал плечами, костенея упрямством. Так, бывало, стоишь, у классной доски, а в голове ни одной мысли, ну и пусть!
      - Чего от меня надо? - злобно спросил он. - Почему ко мне привязался этот ваш... Кошкодав-Ракоед?
      - Тот, кого ты проименовал подобным образом, чрезвычайно могущественный, как бы это сказать... Умелец? Нет! Волшебник! Да, волшебник, это подходящее название. Очень, очень сильный волшебник! Может всякое и много. И тебя заполучил. Ну, говорить об этом вслух не будем, хотя я, например, противник запретов, и, наоборот, сторонник полного и открытого провозглашения всего...
      Лысый прошелся вдоль доски, заложив руки за спину, лицо его менялось, в глазах появился слабый блеск, а уголки губ опустились. Сейчас он был похож скорее на учителя физкультуры Самсона Гайковича в тот момент, когда Самсон Гайкович помогает старшекласснице выполнять упражнение на брусьях и при этом ласково держит ее за талию и за ноги.
      - Да, я противник всех и всяческих умолчаний. И я радикально не согласен с... Как ты его прозвал? Наоборот, чем громче и откровеннее мы провозгласим наши цели, тем быстрее, проще и блистательнее доберемся до них. А если надо будет что-то сказать тихо, так сначала оглуши криком, а потом шепчи, точно никто не услышит! Долой умолчания, тайны и секреты, все мы одно...
      Он остановился на полуслове, застыл на месте и поднял палец.
      "Бам-бам!" - донеслось издалека.
      - Первый сигнал, скоро начнется карнавал, надо спешить. Идем!
      - Куда?
      - Идем скорее, я тебе помогу, только и ты должен кое-что вспомнить.
      - Никуда не пойду! - неожиданно для себя заявил Аршак.
      Опять начиналась беготня, а он уже убедился, что все эти прыги и скоки ничем хорошим не кончаются. Лысый вешает лапшу насчет снов и волшебников, а на самом деле им нужно...
      Лысый остановился и, широко раскрыв глаза, уставился на Аршака.
      - Ну... Ну!
      - Что "ну"? - грубо буркнул Аршак.
      Лысый разочарованно вздохнул.
      Аршак заметил над доской ряд старых, почти выцветших фотографий. Мальчики в школьной форме, ремни с литыми пряжками и смешные фуражки с высокой тульей и лакированным козырьком - старого образца. Аршак видел такую форму на фотографии Жирайра Аветисовича - "В юности" - как сказала мать, показывая ему семейный альбом будущего отчима.
      - А это ваши отличники? - кивнул на фотографии Аршак.
      - В некотором смысле. Вообще - это отцы-основатели. Мы всем обязаны им! Пошли я по дороге тебе расскажу.
      И Лысый вышел из школы-класса, а Аршак, еще раз глянув на отцов-основателей в школьной форме старого образца, пошел за ним.
      УЧИТЕЛЬ
      На улицах все еще было тихо и пустынно, никаких признаков надвигающегося карнавала. Они шли мимо невысоких заборов, будок с заколоченными окошками, мимо лотков со всякой съедобной и несъедобной мелочью, выставленных у витрин. Аршак старался не отставать, а Лысый шел быстрым шагом и, размахивая руками, громко говорил:...
      - Нет-нет, это не просто детские фотографии, именно в юном возрасте они стали отцами-основателями. Эти мальчики создали наш мир! Давным-давно, много десятилетий назад, они взяли в свои руки карабины и решили устроить дела по-своему. Какая роскошная картина - мальчики и карабины! В конце-концов - почему бы и нет? Дети спасут мир, мир в стволах винтовок, винтовка рождает власть, власть молодым, молодость сила, сила через радость и так далее... Что там еще было? "Трещат старые кости" или "Здравствуй, страна героев"? Впрочем, эти песни из ваших дел. А у нас все было просто и здорово - раз! И власть действительно у юных. Ну, конечно, были перегибы и перекосы, а у кого их не было? В конце концов, чем карабин хуже киркомотыги или, скажем, лесоповала? Вполне гуманно и быстро! Но это частности. И вот мы, внуки дорогих победивших наших мальчишек...
      - Кого они победили?
      - Да кто же теперь помнит. Победителям, знаешь ли, память ни к чему. Что надо, мы помним, а когда потребуется - напомним кому следует и остальное.
      - Кошкодав-Ракоед, он тоже внук?
      - Еще какой! А вообще, между нами говоря, - Лысый нагнулся к его уху и теплым шепотом продолжил: - Твой этот усатый - большая сволочь! Всех сожрал. Силен до безобразия, но глуп до омерзения. Да и сила-то вся в его усах. Но ничего, с твоей помощью мы ему усики пообрываем! Ты только поднатужся и вспомни, сам вспомни и мне тихонечко скажи.
      - Что я вспом...
      - Тсс! - остановил его Лысый. - Тихо. Только тихо и про себя. Хотя... Эх, была не была, времени совсем не остается. - Он поднял глаза на замок, потом остро глянул на Аршака и осмотрелся. Завидев подворотню, обрадовался и, взяв мальчика за плечо, толкнул вперед.
      - А ну, давай сюда!
      В подворотне скверно пахло, стены на высоте живота были в темных кляксах и потеках. Лысый навис над Аршаком и зашептал:
      - Усатый ищет... Ну, сам пойми! Ищет, скажем, ключ. Иначе он не попадет туда. Времени мало, вот незадача. А без ключа совсем плохо. Не прорваться. Он и без ключа может, но ненадолго - если в полную силу, а если долго, то совсем без силы, а если долго и в полную силу, то сгинет, расточится, прахом обратится...
      Аршак слушал невнятное шелестение Лысого. Он понимал, что идет охота за ключом, а ключ лежит у него в кармане - перламутровая ручка.
      Он почувствовал себя ужасно хитрым. Пусть Лысый говорит, может, проболтается - что это за ключ? Если ключ, то должна быть и дверь! Только он, Аршак, не Буратино, чтобы его за нос водили, он сам кого хочешь обманет.
      - Ой, дядя, - перебил он Лысого, сделав большие глаза, - а что это за ключ?
      Лысый удовлетворенно крякнул и ласково поглядел на него.
      - Ключ? Ну, назовем это ключом. В самом деле, без него не попасть... - тут он прижал свои губы почти вплотную к его уху и прошептал: - Без него не попасть в Аэндор!
      Сначала Аршак ничего не понял. Затем вспомнил - дядю и его самого охмуряли именно Аэндором: трон, власть и прочая чепуха. Лысый нагло вешает скисшую лапшу на уши. За дурачка держит.
      - Ты пойми, - между тем шептал Лысый, - Аэндор - это не только сон, есть к нему путь, но без... ключа - не войти! Ох, я и так слишком много сказал, не выдавай меня, мальчик! - он рухнул на колени прямо в груду нечистот и замер, опустив голову.
      - Не надо, что вы, - испугался Аршак и кинулся поднимать Лысого.
      Глаза коленопреклонного полыхнули холодным торжеством, но Аршак не заметил этого.
      Лысый встал, стряхнул с колен прилипшее дерьмо, брезгливо понюхал руку и обтер ее об стену. Глянул в глубь двора.
      - Здесь должна быть колонка...
      В маленьком дворике, составленном балконами и верандами одноэтажных домов, действительно оказалась водяная колонка. Пока Лысый смывал с себя налипшее, Аршак с любопытством рассматривал цветное белье на веревках, медный таз, прислоненный к перилам, дрова у входа в подвал. Очень похоже на уцелевшие старые районы Еревана, подумал Аршак, такие же трухлявые балконы и выпирающие стены.
      На стене, рядом с покосившейся дверью в подвал, сделан рисунок мелом, изображавший фантастически пышные телеса, тут же тщательно выписанный пейзаж с горой и высоким деревом. Над пейзажем крупными буквами выведена надпись: "Это здесь", - и стрелка, указующая в дверь подвала.
      Лысый закончил свой туалет, поднял голову и заметил надпись.
      - Постой, - вскричал он, - да ведь это же... А ну, за мной!
      И рванул с места так, что Аршак решил - сейчас вдребезги расшибется. Но дверь словно ветром сдуло, и Лысый исчез в темном проеме. Идти за ним было жутковато, но оставаться на месте - еще хуже.
      КНИГА
      В погребе было темно, но совсем не страшно. Слабый свет падал на ряды огромных бочек, со сводчатого потолка свисала паутина, в проходе стоял длинный стол, заставленный бутылками, кружками и воронками. За столом сидел Лысый и осторожно листал большую старинную книгу в кожаном переплете и металлическими застежками.
      - Вот, - многозначительно сказал он, - я всегда подозревал, что "Истинная книга" где-то здесь, в самом неподходящем месте. Так, что у нас тут? "На двести декалитров сто белков...", нет, это не то! "Купажирование марочных..." тьфу! Ага, а это что?
      С этими словами он вытащил зажатый между страниц небольший сложенный пополам листок. Развернув его к светлому прямоугольнику, образовавшемуся на месте вышибленной двери, он нараспев прочел:
      - "Лишь мальчик, птица и огонь сумеют пронести ее через закат и полночь дней, вершитель истины своей..." - Лысый запнулся.
      - Ну, а дальше тут неясно. Что-то сказано про птицу и огонь. Мальчик - это определенно ты. Но что означает "птица и огонь"?
      Он на коленях стоял, вспомнил Аршак, черт его знает, может, сказать? И книга вот, вдруг в ней разгадка его приключениям непонятным? И осторожно, чтоб не сболтнуть о переезде соседей и перламутровой ручке, рассказал о сне про черную птицу.
      - Черный стерх! - вскричал Лысый, едва дослушав. - Где, где ты его видел? Умоляю, вспомни!
      - Как где? - не понял Аршак. - Я же говорю, во сне.
      - Место, место... - чуть не плакал Лысый.
      - Да у дяди же дома! Я у него спал.
      - Какой бестолковый мальчик! - сердито проговорил Лысый. - Ты вспомни, что это за место было во сне. Где ты видел птицу?
      Аршак пожал плечами.
      - Не знаю. Ну, землю копали, там машина еще была с цистерной, асфальт горелками плавила, чтоб ломать легче было...
      - Вот и огонь, - пробормотал Лысый. - А место?
      - Не знаю, никогда не видел. Ну, пустырь, дома на горизонте, стройка рядом...
      Лысый отшвырнул книгу, скомкал листок и бросил его под стол. На какой-то миг его лицо в полутьме показалось Аршаку ужасно знакомым.
      - Что ж, - почти спокойно сказал Лысый, - если не знаешь где дверь, то лучше искать ключ к любой двери.
      - Ключ к любой двери? Так вам отмычка нужна?
      Не отвечая, Лысый пошел к выходу. Замер в проеме и отпрянул. Он прижался к стенке, затем, пятясь, вернулся и, положив кулаки на стол, прошептал:
      - Кажется, мы попались! Усатый во дворе. Вынюхал, стервец!
      ОРУЖИЕ
      Стены подземелья то сужались, то раздавались в стороны так широко, что приходилось держаться за Лысого. Сверху сыпался песок, несколько раз над головами шелестели крылья, под ногами осыпалась земля.
      Тогда, в винном погребе, Лысый провел его меж бочек, откатил одну, оказавшуюся пустой, в сторону и нырнул в черную дыру. Аршак, недолго думая, последовал за ним.
      Они шли долго. Наконец, протиснувшись через узкую щель они попали в большую пещеру, выход из которой светлел впереди.
      Пещера вывела их на склон горы. Перед ними расстилалась зеленая долина, а за ней начинался город. Отсюда замок казался невысоким, но дома рядом с ним были почти неразличимы.
      - Вперед! - весело крикнул Лысый и быстро пошел по тропинке.
      Через несколько минут они оказались на большой площадке, заваленной огромными ржавыми конструкциями, разбитыми машинами и строительным мусором.
      - Здесь раньше были мастерские, - пояснил Лысый; заметив удивленный взгляд Аршака. - Ремонтировали строительные краны. Вон, сколько их валяется! Ну, потом забросили ремонт. Да и не только ремонт. Так, теперь поищем одну игрушку.
      Пока он шастал, всматриваясь в переплетения труб, каркасов, бетонных блоков, Аршак пробрался мимо покореженных остовов и вышел к парапету. Отсюда хорошо был виден берег моря и замок с темным шаром на шпиле.
      - Ага! - послышался торжествующий вопль Лысого. - Вот она, игрушечка!
      Аршак не торопясь побрел на голос, огибая перевернутые бульдозеры, клубки мятых труб, расплющенные каким-то чудовищным прессом асфальтовые катки, и наконец вышел к нагромождению бетонных фонарных столбов. На некоторых сохранились еще осколки плафонов, а на одном Аршак разглядел привязанную к крепежному болту толстую веревку со скользящей петлей, а рядом - фанерную дощечку с продетой в оба конца бечевкой. На дощечке расплылась сделанная чернильным карандашом надпись: "В добрый путь!"
      Почесав в затылке, Аршак немного постоял над дощечкой, а потом увидел Лысого.
      - Что, интересно? - спросил тот. - Ну, давай сюда!
      Лысый сидел перед штабелем бетонных столбов и постукивал камешком по нижнему. Столб отвечал металлическим звуком.
      Подняв голову, Лысый долго смотрел по сторонам, вдруг вскочил и ловко полез на стоящий неподалеку подъемный кран.
      Он вскарабкался по скобам к кабине с выбитыми стеклами, спустился, исчез, а вскоре снова возник, с проклятьями волоча за собой тяжелую лебедку. Снова полез наверх, разматывая трос, перекинул его через блок, пройдя для этого по стреле, подозрительно затрещавшей под ногами. Аршак закрыл глаза, ожидая вскрика и глухого удара об землю, а когда открыл - Лысый рядом с ним возился с лебедкой.
      - Чего стоишь? - крикнул он Аршаку. - Крути!
      Аршак потерял чувство времени. Он исходил потом и крутил, крутил, крутил... Лысый скакал обезьяной, цепляя тросом столбы, подскакивая к лебедке и помогал Аршаку, потом снова кидался к столбам, оттаскивая приподнятые... А когда, наконец, остался нижний, то его вдвоем подняли метра на два, с трудом раскачали и уложили на остов трайлера.
      Лысый подскочил к столбу, припав щекой, посмотрел вдоль него и, пробормотав: "Удачно, очень удачно", - отер пот со лба. Аршак, шатаясь, подошел к парапету и повалился на землю без сил.
      Он сидел и равнодушно следил за тем, как неугомонный Лысый опять куда-то убежал, появился с ворохом тряпья и с грязной бутылкой, наполненной мутной жидкостью. На удивление не было ни сил, ни желания, и Аршак совершенно пустым взором смотрел, как Лысый набросился на столб как сумашедший, и через несколько минут перед взором Аршака предстал тот же столб, только уже из вороненого металла. Аршак с трудом поднялся и заглянул в дыру. Обнаружив на внутренней стороне идущие вглубь и вбок выступы, он понял, что это нарезка. Столб оказался стволом!
      Лысый между тем оглядел утолщенный конец ствола, провел пальцем по еле заметной канавке и, нащупав выступ, нажал. Отвалился массивный стальной клин, обнажив затвор. Одновременно выдвинулся короткий стержень с кнопкой на конце.
      Лысый захихикал, полез за пазуху и достал оттуда небольшой снаряд. Головка его кончалась синеватым стеклышком. Лысый осторожно вложил снаряд в ствол, с лязгом задвинул клин и ласково огладил затвор. Поманил к себе Аршака.
      - Вот сейчас мы его, козла усатого, задерем! - торжественно сказал Лысый. - Вот мы его сейчас решительно к кузькиной матери определим. Давай, жми сюда! - и он сделал приглашающий жест.
      Аршак посмотрел вдоль ствола - действительно, нацелено прямо на замок. Неужели можно точно влепить в поганую харю Кошкодава-Ракоеда, подумал он, загораясь при мысли, что отплатит злодею за все обиды. Почему бы и нет? Стеклышко - это, наверно, объектив. Лазерная наводка! Сейчас, небось, развалился на своих коврах, а тут ему в окошко снарядец ввинчивается. Красота!
      - А не промахнемся? - деловито спросил Лысого, ухватываясь за стержень так, чтобы большой палец лег на кнопку.
      - Что ты! - подпрыгнул от возмущения Лысый. - Да хоть и промахнется. Всех дел! Прижарим усатого калифорнием! Не бойся, не уйдет! Здесь парочка килотонн, хватит вполне. Жми!
      Аршак ахнул и отскочил.
      - Да что вы, - заикаясь еле выдавил он, - Там же все снесет! Люди же, дядя...
      - Какие люди! - распаляясь, закричал Лысый. - Сволочи все! Да и сволочей-то этих на самом деле нет!
      - Дядя...
      - И дяди нет! Ты хоть кого-нибудь здесь видел с усатым, одновременно с ним видел, а?
      - Не видел, - прошептал Аршак, мгновенно понимая Лысого. - Но я и вас ни с кем не видел!
      - Молодец, мальчишечка! - обрадовался Лысый. - Соображаешь!
      Затем он многозначительно подмигнул Аршаку, выпятил нижнюю губу и, подняв большой палец медленно повел его к кнопке.
      - Не надо! - закричал Аршак и бросился на него.
      Но не успел. В ту же секунду Лысый накрыл кнопку ладонью. Аршак замер. Орудие издало непристойный звук "Прррз", из жерла медленно выдулся большой ярко-желтый воздушный шар с надписью "Привет победителям!" Шар покачался над головами артиллеристов и, гонимый ветерком, поплыл в сторону города, медленно уменьшаясь в размерах.
      Аршак озверел. Он подскочил к Лысому, вцепился в его лохмотья и стал трясти. Лысый, продолжая улыбаться, попятился, увлекая Аршака за собой, пока не уперся в лебедку.
      - За что, за что надо мной издеваетесь? - рычал Аршак.
      - Успокойся, - увещевал его Лысый. - Никто не издевается. Все хорошо, все в порядке. Ну, пошутили! Ну, бабахнули! Тебе что, жаль не боевым ахнули? Или пожалел кого? Да кого жалеть, голубчик? Ты себя пожалей. Сам-то... Дай тебе в руки карабин, скольких у себя в распыл отправишь глазом не сморгнув.
      - Нет! - Аршак отпустил Лысого и поднял голову. - Нет, не дождетесь.
      - Ой, неужели не дождусь? - издевательски спросил Лысый. Спасибо. А вот нянечка твоей ясельной группы, ненароком скормившая маленькому Гагику кусок битого стекла, а потом, вместо того, чтобы вызвать "скорую помощь", никому ничего не сказала? Неужели она не стоит пули? Или ты забыл, как все удивлялись, почему Гагик вдруг исчез, и почему нянечки ходили испуганные почти целую неделю?
      - Я... я не помню.
      - Естественно. А в садике, в старшей группе, не припомнишь ли, как пропал твой красивый венгерский свитер? Тебе свитер было не жаль, но все почему-то подумали, что взял Женя, и папа его так за это поучил, что Женя на всю жизнь стал заикой, а свитер потом видели на сыне воспитательницы, который ходил в другой садик. Не помнишь? Ну, может не пулю ей, но пару раз по темечку прикладом не повредило бы, а? В школе же...
      - Не надо, - глухо пробормотал Аршак.
      - Ну почему же? Не волнуйся, я не о тебе. Помнишь, в третьем классе ваш учитель, заслуженный, между прочим, медаль имеет, не разрешил Сергею выйти из класса, а вывел к доске и издевался над ним долго, пока тот не обмочился под веселый и радостный смех всего класса. У сергея на этой почве началось нервное расстройство, теперь он лечится в клинике каждый год. Ты этого, конечно не знаешь, потому что он остался на второй год и был вами немедленно забыт. А ваш заслуженный учитель? Как он добивался правильной осанки и послушания? Привязывал непосед к стульям, клал на голову мешочек с песком, и если он, мешочек, падал, бил линейкой по пальчикам. Ну так что - пуля? Или штыком его, садиста?
      - Так же нельзя!
      - Вот те на! Почему же это нельзя? А усатого можно? Он тебя бил? Издевался? Ему-то от тебя мелочь сущая требуется...
      Аршак опустил глаза. Он стоял спиной к парапету и не видел, как воздушный шар, все уменьшаясь, летел прямо на замок, но превращаясь в точку, он с каждым мигом светился все ярче и ярче.
      Когда наконец Аршак, не зная, что сказать, поднял глаза, ослепительная вспышка за его спиной вдруг превратила лицо Лысого в яркую луну, а потом в глазах все померкло. Через секунду свирепый грохот прижал их друг к другу, а когда все прошло, полуоглохший Аршак обернулся и вскрикнул - на месте дворца дымилась воронка, а города не было вовсе - и только багровый, быстро темнеющий шар вспухал над ним.
      - Ничего, - просипел голос сзади, - мы построим новый город.
      Аршак, пораженный этими неуместными словами, повернул голову - и не поверил своим глазам. На месте Лысого оказался Кошкодав-Ракоед собственной гадской персоной. Аршак снова глянул на город и похолодел - никаких следов разрушений! Замок, дома, безоблачное небо...
      ПРАЗДНИК
      Комнату, обитую коврами, он узнал сразу же, как только очнулся. Неизбежно Кошкодав-Ракоед привалился к столику и жрал, давясь и исходя слюной, что-то очень похожее на окурки - небольшие мятые цилиндрики.
      Аршака замутило. "Хочу домой, хочу домой, хочу домой. Вот сейчас раскрою глаза и увижу, как тетя пилит дядю, Миша смотрит футбол, а клара играет на скрипке что нибудь из "Айрон Мэйден". Сейчас проснусь..."
      Кошкодав-Ракоед доел, утер слюнявый рот ладонью и, осоловело выкатив глаза, неожиданно и очень пронзительно рыгнул.
      - Выпустите меня отсюда, - тихо попросил Аршак, - я ничего не знаю.
      "Знаешь, знаешь, - сказал внутренний голос, - только за карман держись крепче!"
      - Знаешь, знаешь, - эхом отозвался Кошкодав-Ракоед.
      Аршак напрягся. Если сейчас он полезет к нему в карман, то коленом в челюсть и...
      Бу-ум - донеслось издалека.
      - Второй залп, - поднял палец Кошкодав-Ракоед, - вот-вот начнется карнавал. Пошли на балкон!
      Балкон выходил на площадь. По ее периметру стояли большие статуи. Под бело-зелеными потеками голубиных экскриментов лиц не было видно, но по фуражке старого образца Аршак догадался, что это выстроились юные отцы-основатели.
      - Почему нет людей? - спросил Аршак. - Где жители города?
      - Они где-то здесь, неподалеку.
      И тут ухнул фейерверк. Ракеты, шутихи, петарды взмыли в яркое полуденное небо, с треском и шипением закрутились огненные колеса. Шум и грохот стоял неимоверный. В дневном свете почти не были видны, лишь пыльные дымные трассы исчиркали безоблачный небосвод. Когда Аршак опустил голову, в глазах зарябило: сотни, тысячи людей плясали, водили хороводы, играли в ручеек, пели, собравшись в кружки вокруг баянистов, гитаристов и одинокого арфиста. Над толпой реяли разноцветные воздушные шары, вдруг зашагали на ходулях пестро разодетые мужчины и женщины...
      Балкон находился невысоко, приблизительно на уровне второго этажа. Иногда сюда залетали ленты серпантина, порывы ветра несли конфетти, обрывки газет и куски перфолент. К балкону притопала на ходулях румяная женщина с большим бантом в волосах и в огромной пышной юбке, какие Аршаку доводилось видеть только на старых картинах. Женщина кинула им розу, промахнулась, показала язык, а потом, повернувшись, нагнулась и задрала юбку, обнажив тугие телеса в розовых панталонах. Сильно перегнувшись вперед, она потеряла равновесие и кувыркнулась, ходулями кверху, прямо на восторженно взвывшую толпу. Аршак заметил, как подскочили к ней несколько ряженых в масках, затормошили, женщина громко смеялась и отмахивалась.
      Аршак смотрел на суматошное веселье, и чем больше смотрел, тем тоскливее становилось у него на душе. Вскоре толпа казалась ему на одно знакомое усатое лицо.
      Заиграли трубы, бухнули барабаны, толпа взялась за руки и бесконечной змеей пошла, скручиваясь и раскручиваясь, по площади, дружно выделывая коленца под нехитрый, но навязчивый мотив тарантеллы. Круги сходились и расходились, головы, словно нанизанные на четки, проплывали под балконом...
      Музыка стала фальшивить, цепь распалась на фрагменты, танцоры устали. Некоторые вышли из круга и сидели, привалившись к пьедесталам юных отцов. Карнавал выдыхался.
      Тихий гул, шедший сверху, нарастал. И вдруг высоко над площадью с ревом прошли один за другим боевые вертолеты - в зелено-коричневых камуфляжных пятнах, с гроздьями ракет на пилонах. Днище каждого вертолета украшала огромная, выведенная белой краской буква. "Т... А..." - начал читать Аршак, и сразу же получилось: "ТАНЦУЮТ ВСЕ!" Вертолет с восклицательным знаком шел чуть левее колонны. Над площадью он вильнул хвостом, развернулся и ушел обратно, скрывшись за башнями замка.
      Призыв всколыхнул всех. Снова грянули трубы, арфист опрокинул инструмент и, превратив его в батут, закувыркался в воздухе, толпа задергалась... Карнавал возгорелся с новой силой.
      Аршаку это стало надоедать. Он медленно пошел к двери, обернулся - Кошкодаву до него не было дела: ходульные разыгрывали в центре площади какой-то не очень понятный, но очень непристойный спектакль, и он, теребя усы, ел их глазами, бормоча: "Ай да я, ай да я!"
      Набившие оскомину коридоры уже не казались таинственным лабиринтом. Переходы и лестницы чередовались, этажи различались цветом обоев. Вот он нашел ковровую комнату, затем быстро спустился на два этажа и несколько минут стоял перед разодранным проемом в нишу, откуда несся еле слышный скрип велосипедной цепи.
      Войти туда он не решился. Постоял - и пошел дальше. А через несколько шагов побежал, забираясь все выше и выше. Этажей через пять в коридорах стали появляться окна, а затем и широкие двери. Они вели на опоясывающую замок баллюстраду. Голубой в черный горошек коридор вывел к переходу между башнями. На узкой площадке разгуливали голуби, у противоположной башни стоял вертолет.
      ДРУГ
      Аршак повернул обратно. А через несколько минут понял, что заблудился и запутался в последовательностях цвета и узора обоев.
      Красный коридор вывел к зашторенному проему. Аршак дернул за толстую, всю в узлах веревку - штора с грохотом ушла вверх.
      В пятой комнате перед телевизором сидел Миша и азартно стучал кулаком по колену.
      Аршак бросился к нему и больно ударился о толстое стекло.
      - Миша, Миша! - он забарабанил кулаком по прозрачной броне, но двоюродный брат не слышал. - Миша, выведи меня отсюда... прошептал Аршак и распластался по стеклу.
      И тут Михаил поднялся с места, подошел к телевизору и протянул руку к выключателю. В тот же миг комната, телевизор, Михаил съежились, сошлись в яркую точку, а точка, померцав, угасла.
      Аршак попятился от огромного слепого экрана телевизора. Медленно поползла вниз шторка. И он пошел, опустив голову...
      Он устал, страшно хотелось пить... И тут послышался голос. За дверью кто-то негромко напевал.
      Аршак подошел к двери, постучал и раскрыл, уверенный, что сейчас навстречу ему выйдет Кошкодав-Ракоед. Но он ошибся.
      Помещение - большая ванная комната. У зеркала спиной к двери сидел человек и брился опасной бритвой.
      Заметив движение в зеркале, бреющийся обернулся и, вздев бровь, отложил бритву.