Теперь Тоф мрачно закивал.

Из туманной чащи донесся еще один вопль — на сей раз кричали совсем близко. Крик этот полон был ужаса и боли.

— Что это? — Голосок Сенедры дрожал от страха. — Кто кричит?

— Это сотоварищи тех, кто напал на нас, — потерянно ответил королеве Эрионд. — Те, кому удалось уйти. Кто-то преследует их и убивает по одному.

— Люди-вороны? — спросил юношу Гарион.

— Думаю, что да. Но что бы там ни было, это ужасно.

— Они приближаются. — Сади вонзил шпоры в бока коня. — Давайте-ка скроемся.

Они углубились в чащу, но так, чтобы видеть тропу, и поехали вдоль нее. Но не проехали они и полумили по темной чаще, как Полгара резко натянула поводья.

— Остановитесь! — скомандовала она.

— Что, Полгара? — спросил Дарник. Но она не ответила, пристально вглядываясь в чащу сквозь пелену тумана. Наконец прошептала:

— Там кто-то есть.

— Это ворон? — тихо спросил Гарион.

Она на мгновение сосредоточилась, затем ответила:

— Нет. Это один из нападавших. Он пытается скрыться.

— Этот человек далеко?

— Совсем близко. — Полгара продолжала всматриваться в туман. — Вон там. Там, за тем деревом, — у него рука сломана, она висит плетью.

Гарион смутно различил темную фигуру, полускрытую уродливым узловатым корнем огромного дерева. Краешком глаза он уловил движение и заметил неуклюжее существо, показавшееся из-за деревьев. Почти неразличимое в тумане, оно выглядело каким-то серым и было таким тощим, что больше напоминало скелет.

Одето оно было в лохмотья, испачканные грязью и кровью. Бледную кожу покрывали редкие волосы, к тому же шло существо на полусогнутых ногах, громко сопя, а длинные, безвольно свисающие руки едва не касались земли. Глаза его были совершенно пусты и бессмысленны, а рот широко разинут.

Но вот из чащи появилось еще одно существо, потом еще. Они издавали звуки, похожие на стоны, ничем не напоминающие членораздельную речь, но тем не менее весьма красноречивые, — ясно было, что существа голодны как волки.

— Тот, со сломанной рукой, намеревается спасаться бегством! — шепнула Полгара.

С отчаянным криком несчастный злодей выскочил из своего укрытия и пустился наутек. Вороны ринулись за ним в погоню, постанывая все громче. Их неустойчивая походка совершенно не мешала им удивительно проворно передвигаться по чаще, да и полусогнутые ноги были скорее подспорьем, а вовсе не помехой.

Петляя и кидаясь из стороны в сторону, охваченный паникой убийца бежал во весь дух, но ужасные преследователи с каждым шагом неотвратимо приближались к своей жертве. Когда, наконец, раненый исчез в тумане, страшные существа были всего в каких-нибудь нескольких ярдах позади него.

Затем из тумана раздался леденящий душу крик. Несчастный снова закричал, потом еще раз.

— Они убивают его? — Голос Сенедры был неузнаваем.

Лицо Полгары совершенно побелело, а глаза наполнились ужасом.

— Нет, — дрожащим голосом ответила она.

— А что же они делают с ним? — спросил Шелк.

— Они его едят.

— Но… — начал было Шелк и умолк: из тумана вновь послышались вопли. — Так он все еще…

Он уставился на Полгару, глаза его стали совершенно круглыми, а со щек медленно сползал румянец.

Сенедра ахнула.

— Заживо? Они едят его живым?

— Вот почему я и пытался вас предостеречь, ваше величество, — мрачно сказал Сади. — На это я и намекал. Когда они впадают в бешенство, уже не отличают мертвое от живого. Тогда они поедают все подряд.

— Тоф, — решительно обратился к великану Белгарат. — А спугнуть их можно?

Но гигант отрицательно покачал головой, повернулся к Дарнику и указал сперва на свою голову, а затем на живот.

— Он говорит, что они слишком слабо соображают, чтобы чего-то бояться, — растолковал кузнец. — Им неведомы никакие чувства, кроме голода.

— Что же нам делать, отец? — спросила Полгара.

— Остается только убегать, — ответил старик, — ну а если кто-то из этих тварей попадется нам, придется без пощады убивать. — Потом он посмотрел на Тофа. — А долго они в состоянии бежать?

Тоф поднял руку и очертил ею полукружье у себя над головой, потом еще раз, потом еще.

— Много дней подряд, — перевел кузнец.

Лицо Белгарата сделалось каменным.

— Вперед! И не отставать!

Теперь они ехали гораздо медленнее, а все мужчины держали оружие наготове.

Первому нападению они подверглись, проехав не больше мили. Десяток людей-воронов с серыми лицами, ковыляя, показались из-за деревьев, с голодными стонами они загородили тропу.

Гарион кинулся на них, размахивая мечом. Он буквально прорубал себе дорогу сквозь гущу брызжущих слюной вурдалаков, которые с тупым выражением лиц тянули к нему лапы, пытаясь стащить его с седла. Они распространяли вокруг себя тошнотворное, невыносимое зловоние. Гарион перебил почти половину нападавших и поворотил коня, чтобы покончить с остальными, но вдруг натянул поводья, содрогнувшись от отвращения. Уцелевшие вурдалаки разрывали тела павших собратьев, откусывая сочащиеся кровью куски тела и торопливо заталкивая их в свои разверстые пасти руками, похожими на когтистые лапы. При этом они не переставали постанывать.

Белгарат и остальные осторожно объехали поляну, где разыгралось это страшное пиршество. Все упорно отводили глаза от дикого зрелища.

— Так у нас ничего не выйдет, отец, — сказала Полгара. — Рано или поздно кто-нибудь из нас утратит бдительность. Нам необходима защита.

Белгарат с минуту размышлял.

— Наверное, ты права, Полгара, — согласился он и поглядел на Гариона. — Вы с Дарником смотрите внимательно, как это делается! Я хочу, чтобы вы сменили нас, когда мы устанем.

Они тронулись шагом, а Белгарат с Полгарой объединенными усилиями воли создавали защитный барьер, надежно ограждающий путников от возможных неожиданностей. И они не заставили себя долго ждать. Прямо из-за корявого дерева, словно отделившись от него, выскочил серолицый вурдалак, истекая вонючей слюной и постанывая. Когда он был уже ярдах в десяти от лошади Дарника, он вдруг отлетел назад, словно ударившись с размаху обо что-то твердое. С жуткими стонами чудище вновь кинулось на невидимую преграду, царапая воздух грязными лапами с длинными загнутыми когтями.

— Дарник, — раздался спокойный голос Полгары, — разберись с этим уродцем, пожалуйста.

— Хорошо, Полгара. — Лицо кузнеца выразило крайнюю степень сосредоточенности, и он что-то пробормотал себе под нос. Очертания фигуры человека-ворона словно заколебались, что-то замерцало — и уродец исчез. Он возник вновь уже в двадцати ярдах от путешественников, возле огромного разлапистого дерева. Он сделал попытку вновь напасть, но похоже, был не в состоянии сдвинуться с места. — Он надолго застрял, — сказал Дарник.

— Что ты с ним сделал? — спросил Шелк, глядя на извивающегося кровососа.

— Защемил ему в стволе руку, — ответил Дарник. — Если он захочет вновь напасть, то ему придется либо тащить за собой дерево, либо распрощаться с лапой. Я на самом деле его не сильно поранил, но чтобы высвободиться, ему понадобится целый день, не меньше.

— Ты хорошо держишь щит, Полгара? — спросил Белгарат не оборачиваясь.

— Да, отец.

— Тогда давай прибавим шагу. Мешкать неразумно, да и опасно.

И они снова двинулись в путь, вначале рысью, а затем легким галопом. Щит, созданный Белгаратом и Полгарой, двигался чуть впереди них, разбрасывая в стороны оборванных вурдалаков.

— Где они раздобыли одежду? — поинтересовался Шелк.

Тоф сделал движение, похожее на взмах лопаты землекопа.

— Он говорит, что они снимают ее с тел мертвецов, когда выкапывают их из могил, — перевел Дарник.

Шелк содрогнулся.

— Теперь понятно, отчего они так смердят.

Следующие несколько дней Гарион помнил как в тумане: им с Дарником приходилось сменять Белгарата и Полгару каждые четыре часа, и бремя щита с каждой милей делалось все тяжелее. А туман и не думал рассеиваться, видно было не более чем на сотню ярдов вперед, и искореженные стволы, кривляющиеся и ощеренные, с пугающей внезапностью выглядывали из мутной пелены. Кругом мелькали серые бесформенные тени, и весь лес выл и стонал.

Но ужаснее всего были ночи: люди-вороны окружали щит плотным кольцом, беспрерывно протягивая к людям жуткие лапы и стеная от мук голода. Измученный за долгий день Гарион вновь вынужден был напрягать всю свою волю — и не только для того, чтобы поддерживать щит, когда наступала его очередь, но и стараясь побороть дрему. Сонливость была едва ли не более страшным его врагом в эти ночи, чем голодные упыри. Он заставлял себя ходить, щипал себя, даже засунул крупный острый камушек в левый башмак в надежде, что боль и неудобство не дадут ему задремать. Но вот наступил момент, когда ничто уже не помогало, — голова его отяжелела, склонилась на грудь, и сон одолел его.

Пробудился он от ужасного гнилостного запаха. Он вскинул голову — прямо перед ним стоял вурдалак. В глазах существа не было и тени мысли, в полуоткрытой пасти виднелись сломанные и гниющие зубы, а лапы с черными когтями жадно тянулись прямо к Гариону. Со сдавленным криком Гарион силой воли отбросил страшилище назад и, дрожа всем телом, сосредоточился на щите, который вот-вот грозил ослабнуть.

Но вот наконец путники достигли южной оконечности ужасного леса и выехали из-под переплетенных ветвей на туманную болотистую пустошь.

— Они не станут преследовать нас? — спросил Дарник своего друга-великана.

Кузнец едва шевелил губами от усталости, выговаривая слова с величайшим трудом.

Тоф принялся жестикулировать.

— Что он говорит? — спросил Гарион.

Лицо Дарника было совершенно безжизненным.

— Говорит, что, покуда не рассеется туман, вурдалаки скорее всего не сдадутся. Они боятся солнечных лучей, но туман совершенно скрывает солнце, и вот… — Кузнеца передернуло.

— Значит, нам придется опять держать щит?

— Боюсь, другого выхода нет.

Пустошь выглядела отталкивающе — тут и там виднелись чахлые заросли колючего кустарника да канавки, полные ржавой тухлой водицы. А туман клубился и словно вскипал: кругом, насколько хватало взгляда, копошились серые тени упырей.

Путники ехали не останавливаясь. Теперь бремя щита приняли на себя Белгарат с Полгарой, а Гарион поник в седле, сломленный невероятной усталостью.

И тут все уловили слабый, едва различимый аромат морской свежести.

— Море! — выдохнул Дарник. — Мы добрались до моря!

— Теперь нам нужна сущая безделица — корабль, — отрезвил Шелк радостного друга.

Но Тоф решительно указал куда-то вперед, сопроводив свое движение неким непонятным жестом.

— Он говорит, что корабль нас уже поджидает, — объявил Дарник.

— Где? — воскликнул Шелк потрясенно. — Как это ему удалось?

— Право, не знаю, — ответил Дарник. — Этого он не говорит.

— Дарник, — решительно начал Шелк. — А как тебе удается понимать, что он хочет сказать? Его жесты лично мне кажутся лишенными всякого смысла.

Дарник пожал плечами.

— Сам не знаю, — признался он. — Я как-то об этом не думал. Я просто знаю — и все.

— Это волшебство?

— Нет. Может, это оттого, что мы с ним немало порыбачили вместе. Это здорово сближает.

— Что ж, придется поверить тебе на слово.

Они въехали на высокий холм, напоминающий древний могильник, и взглянули вниз, туда, где на каменистый берег набегали из туманного моря огромные волны и тотчас же с печальным шелестом откатывались назад, оставляя на мокрых круглых камнях белое пенное кружево. После краткой паузы все повторялось вновь.

— Не вижу твоего корабля, Тоф, — обвиняющим тоном сказал Шелк. — Где он?

Тоф указал в туманную морскую даль.

— Да что ты? — скептически воскликнул Шелк.

Немой кивнул.

Вороны за спиной путников пришли, в невероятное волнение, когда те принялись спускаться по склону к берегу. Стоны их стали громче и пронзительнее, они забегали взад и вперед по вершине холма, словно в тоске протягивая вслед удаляющимся людям когтистые лапы. Но пуститься вдогонку они все же так и не решились.

— Мне показалось или их что-то испугало? — спросила Бархотка.

— Да, они не собираются спускаться, — согласился Дарник, потом обратился к Тофу:

— Они чего-то боятся?

Тоф кивнул.

— Интересно, чего именно? — спросила Бархотка.

Гигант стал делать какие-то движения обеими руками.

— Он говорит, что тут поблизости есть некто или, вернее, нечто еще более голодное, чем они, — сказал Дарник. — Именно этого они и опасаются.

— Может, акул? — предположил Шелк.

— Нет. Самого моря.

На прибрежных камнях они спешились и замерли возле самой кромки прибоя.

— С тобой все в порядке, отец? — спросила Полгара старика, который, прислонившись к седлу, вглядывался в туман, повисший прямо над темной водой.

— Что? Ах да. Я прекрасно себя чувствую, Полгара, просто слегка озадачен, вот и все. Если где-то там действительно дожидается корабль, то я хотел бы знать, чьих это рук дело, кто именно позаботился о нас и как он умудрился узнать, что мы выйдем именно к этому месту.

— Но кое-что занимает меня куда сильнее, — подхватил Шелк. — Как мы ухитримся сообщить тем, кто на корабле, что уже здесь? Туман густой, словно молоко.

— Тоф говорит, что им уже известно о нашем прибытии, — объявил Дарник. — И через час-два они покажутся.

— Да? — с любопытством переспросил Белгарат. — Так кто же все-таки прислал за нами корабль?

— Он говорит, что это дело рук Цирадис.

— Мне предстоит долгий разговор с этой юной дамой, — сказал Белгарат. — Она начинает всерьез озадачивать меня.

— Они уходят, — сказал Эрионд, поглаживая склоненную шею своего жеребца.

— Кто? — спросил Гарион.

— Вороны. — Юноша указал в сторону холма. — Они наконец отчаялись и вот теперь уходят обратно в лес.

— И даже не попрощавшись! — поджал губы Шелк. — Ума не приложу, что стряслось с людскими манерами в наш скорбный век!

Но вот из тумана бесшумно, словно призрак, появился корабль не вполне обычной конструкции: с высоким носом и кормой, двумя мачтами и двумя широкими парусами.

— Что заставляет его двигаться? — удивленно спросила Сенедра, глядя на смутный силуэт судна.

— Не вполне тебя понимаю. — Гарион был озадачен.

— Не видно гребцов, а на море ни ветерка.

Гарион внимательно вгляделся и тотчас же понял, что его жена совершенно права. Весел не было видно, гребцов тоже, но, невзирая на безветренную погоду, паруса были надуты, и судно легко скользило прямо к берегу по спокойной, словно маслянистой воде.

— Колдовство? — спросила королева. Гарион сосредоточился, пытаясь уловить хотя бы намек на колдовские силы.

— Да нет, не похоже, — ответил он. — По крайней мере, если это и колдовство, то какое-то хитрое, мне неизвестное.

Белгарат стоял поодаль, и лицо его выражало откровенное неодобрение.

— Так как же движется корабль, дедушка? — спросил его Гарион.

— Это одна из форм колдовства, — хмуро глядя на корабль, сказал старик. — Совершенно непредсказуемая и не слишком… не слишком благонадежная. — Он обратился к Тофу:

— Ты хочешь, чтобы мы взошли на борт?

Тоф закивал.

— Этот корабль доставит нас на Веркат?

И снова кивок.

— Ты хочешь сказать, что это произойдет в том случае, если шаловливым духам, толкающим корабль, это вдруг не надоест или если им не захочется пошалить и они не примутся толкать судно в противоположном направлении?

Тоф вытянул вперед обе руки ладонями вверх.

— Он говорит: «Верьте мне!» — перевел Дарник.

— Как бы я хотел никогда больше ни от кого не слышать ничего подобного!

Корабль замедлил ход, и киль мягко прошуршал по дну. С борта плавно, сам собой, соскользнул широкий трап и опустился в воду футах в трех от прибрежной кромки. Тоф, ведя под уздцы слегка заупрямившегося коня, принялся подниматься на корабль. Чуть помешкав, он призывно взмахнул рукой.

— Зовет, — сказал Дарник.

— Как это ни странно, я его понял, — проворчал Белгарат. — Хорошо, полагаю, мы можем отважиться.

Он мрачно взялся за поводья и решительно ступил в воду.