— И все они женщины?
— Нет, есть и мужчины. Когда их посещает видение, они обычно завязывают глаза, чтобы внешний свет не мешал внутреннему. С прорицателем, он это или она, всегда следует немой человек — его сопровождающий и охранник. Они в паре навечно.
— А почему гролимы так их боятся? — внезапно спросил Шелк. — Я несколько раз бывал в Маллорее и видел, что маллорейские гролимы зеленеют, стоит им только услышать о Келле.
— Я так думаю, что далазийцы приняли меры, чтобы держать гролимов подальше от келльцев. Это связано с их учением, а гролимы нетерпимы ко всему неангараканскому.
— А какая цель у всех этих прорицателей, о святой? — спросил Гарион.
— У далазийцев не одни только прорицатели, Белгарион, — ответил Горим. — Они занимаются всеми видами чародейства — некромантией, волшебством, черной магией, колдовством и еще многим. Похоже, никто, кроме самих далазийцев, не знает, в чем их цель. Но в чем бы она ни состояла, они ей твердо привержены — и те, которые в Маллорее, и те, что здесь, на западе.
— На западе? — Шелк от удивления замигал глазами. — Я и не знал, что здесь есть далазийцы.
Горим утвердительно опустил голову.
— Их разделило Восточное море, когда Торак использовал Шар для раскола мира. Западные далазийцы в течение третьего тысячелетия были покорены мургами. Но где бы они ни жили, на востоке или на западе, — веками служили какой-то цели. И в чем бы она ни состояла, они убеждены, что судьба всего творения зависит от нее.
— И что — действительно зависит? — спросил Гарион.
— Мы не знаем, Белгарион. Мы не знаем, в чем состоит эта цель, так что нам трудно даже догадываться о ее значимости. Мы точно знаем, что они не следуют Пророчествам, которые определяют судьбы вселенной. Они считают, что некоей высшей судьбой на них возложена особая задача.
— Вот это-то меня и занимает, — подчеркнул Белгарат. — Цирадис манипулирует нами, выдавая нам туманные предупреждения. И насколько мне известно, она манипулирует и Зандрамас. Мне не хочется, чтобы нас водили за нос — особенно человек, мотивы поведения которого мне непонятны. Она запутывает дело, а мне эти дополнительные сложности не нужны. Я предпочитаю ясную и простую ситуацию, ясные и легкие решения.
— Типа «добро и зло»? — спросил Дарник.
— Нет, тут уже есть трудности, Дарник. Я предпочитаю так: «они и мы». Такой подход освобождает голову от излишнего багажа и позволяет держаться ближе к делу.
Гарион этой ночью спал неспокойно, встал рано и с тяжелой головой. Он посидел некоторое время на каменной скамье в большой комнате дома Горима, потом, охваченный непонятным беспокойством, вышел из дома оглядеться. Шары, висевшие на цепях под сводами пещеры, слабым мерцанием освещали поверхность озера. В этом свете казалось, что все это происходит во сне, а не наяву. Гарион стоял на берегу, погруженный в свои мысли, как вдруг его внимание привлекло движение на другом берегу.
Это шли женщины — с большими темными глазами, бледные, с бесцветными волосами, характерными для улгов, одетые в простые рубашки до пят, шли поодиночке и группами по два-три человека. У мраморной дамбы они остановились и стали чего-то ждать. Гарион посмотрел на них некоторое время и решил подать голос:
— Вам что-нибудь нужно?
Женщины пошушукались между собой, потом одна из них вышла вперед.
— Мы… мы хотели бы увидеть принцессу Сенедру, — застенчиво произнесла она, и лицо ее порозовело. — Если, конечно, она не очень занята, вот.
Говорила женщина спотыкаясь, словно это был не родной ее язык.
— Пойду посмотрю, проснулась ли она, — ответил ей Гарион.
— Спасибо вам, господин, — робко произнесла женщина и спряталась в группе подруг.
Войдя в комнату, Гарион увидел, что Сенедра сидит на кровати. Лицо ее было уже не таким отрешенным, как в течение последних недель, в глазах — тревога.
— Ты, я смотрю, рано встал, — произнесла она.
— Мне плохо спалось. А ты себя нормально чувствуешь?
— Все хорошо, Гарион. А почему ты так спрашиваешь?
— Да я сейчас… — Он запнулся, разведя руками. — Там несколько молодых улгских женщин, они хотят видеть тебя.
Сенедра нахмурилась.
— А кто это может быть?
— Они, похоже, знают тебя. Сказали, что хотели бы увидеть принцессу Сенедру.
— Ой, конечно же! — воскликнула она и вскочила с кровати. — Как же я забыла?!
Сенедра быстро надела зеленоватое платье-рубашку и выбежала из комнаты.
Гарион с любопытством последовал за ней, но остановился, увидев в большой комнате сидящих за столом Полгару, Дарника и Горима.
— Что это с ней? — спросила его Полгара, глядя вслед проскочившей через комнату маленькой королеве.
— Там несколько местных женщин, — ответил Гарион. — Похоже, ее подруги.
— Она всем здесь понравилась, когда приезжала прошлый раз, — сказал Горим. — Наши девушки очень стеснительные, но Сенедра со всеми сдружилась. Они ее обожали.
— Извините меня, святейший, а где Релг? — спросил Дарник. — Я хотел бы встретиться с ним, раз уж мы здесь.
— Релг и Таиба взяли детей и переехали в Марагу, — ответил Горим.
— В Марагу? — удивился Гарион. — А тамошние духи?
— Там они под покровительством бога Мары, — ответил ему Горим. — Между Марой и Улом существует взаимопонимание, насколько я знаю. Мара утверждает, что дети Таибы — мараги, и поклялся охранять их в Мараге.
Гарион нахмурился.
— А их первенец разве не собирается когда-нибудь стать Горимом?
— Собирается, — кивнул старец. — И глаза у него по-прежнему такие же голубые, как сапфиры. Я вначале переживал, Белгарион, но уверен, что Ул вернет сына Релга в улгские пещеры, когда придет время.
— Как Сенедра держалась сегодня утром, Гарион? — с серьезным видом спросила Полгара.
— Вроде бы она почти вернулась к своему нормальному состоянию. Значит ли это, что теперь с ней все в порядке?
— Это хороший признак, мой дорогой, но пока трудно что-то сказать с определенностью. Ты бы пошел присмотрел за ней.
— Хорошо.
— Только приглядывай за ней ненавязчиво. Сейчас у нее критический период, надо, чтобы она не подумала, будто мы глаз с нее не спускаем.
— Я аккуратно, тетушка Пол.
Гарион вышел из дому и стал ходить по островку, словно желая поразмять ноги, а сам то и дело бросал взгляд на группу женщин на том берегу. Бесцветные улгские женщины в белых одеждах облепили Сенедру, которая контрастно выделялась среди них своей зеленой рубашкой и огненно-рыжими волосами. Гариону внезапно пришел в голову образ: единственная красная роза на клумбе белых лилий.
Через полчаса из дома вышла Полгара.
— Гарион, — спросила она, — ты сегодня еще не видел Эрранда?
— Нет, тетушка Пол.
— Его нет в комнате. — Она слегка нахмурилась. — О чем этот мальчишка только думает? Поищи его.
— Слушаюсь, — словно повинуясь команде, ответил Гарион.
Ступив на мраморную дамбу, он улыбнулся. Несмотря на все, что произошло в его жизни, их отношения с тетушкой Полгарой вернулись к тем, какими они были в его детские годы. Гарион был уверен, что она едва ли помнила, что он король, и часто давала ему мелкие поручения, даже не задумываясь, не умаляют ли они его королевского достоинства. Но, более того, он и сам не возражал против этого. Ее не терпящие возражений приказания освобождали его от необходимости принимать трудные решения и возвращали в те счастливые времена, когда он был простым сельским парнем, лишенным привилегий и обязанностей, пришедших к нему вместе с короной Ривы.
Сенедра и ее подруги расположились на камнях у берега и разговаривали вполголоса. Лицо Сенедры снова подернулось печалью.
— У тебя все хорошо? — спросил Гарион, подойдя к женщинам.
— Да, — ответила она. — Вот сидим, беседуем.
Гарион взглянул на нее и хотел было что-то сказать, но воздержался, а вместо этого спросил:
— Ты Эрранда не видела?
— Нет. А разве он не в доме?
Он покачал головой.
— Думаю, пошел посмотреть здешние места. Тетушка Пол попросила меня разыскать его.
Одна из женщин что-то прошептала на ухо Сенедре.
— Саба говорит, что встретила его, идя сюда, он шел по главной галерее. Это было с час назад, — сообщила ему Сенедра.
— А где это? — спросил он.
— Вон там. — Сенедра показала ему на проход в стене пещеры.
Он кивнул.
— Тебе не холодно?
— Все прекрасно, Гарион.
— Я скоро вернусь.
Он направился в проход, на который ему указала Сенедра. Ему не хотелось оставлять Сенедру, но он боялся сказать что-нибудь не то и вновь вернуть ее в состояние мрачной депрессии. Эта боязнь почти лишала его всякого желания говорить. Чисто физическое заболевание — одно дело, душевное же расстройство — это нечто совсем иное, пугающее.
Галерея, в которую он вошел, как и все пещеры и переходы между ними, где проводили свою жизнь улги, была освещена слабым фосфоресцирующим светом.
Каморки по обеим сторонам галереи отличались исключительной чистотой. Он видел целые семьи, завтракавшие за каменными столами, явно не обращая внимания на то, что они открыты любопытным взорам всякого прохожего.
Поскольку редкий из улгов говорил на языке Гариона, то нечего было и пытаться спрашивать их, не проходил ли Эрранд, и король вскоре понял, что слоняется почти бесцельно, лишь надеясь, что случай сведет его с другом. Дойдя до конца галереи, он очутился в огромной пещере, откуда вырубленная в скалах лестница уводила вниз, в сумрак.
Эрранд мог пойти обратным путем, чтобы взглянуть на свою лошадь, подумалось Гариону, но что-то подсказало ему, что не стоит двигаться по этому широкому уступу, спиралью опускающемуся по краю провала, а следует свернуть в сторону. Он прошел не более нескольких сотен ярдов, как услышал отдаленные голоса, доносившиеся из пасти темной галереи, зияющей между скалами.
Многократно отражающееся эхо мешало различить слова, но Гариону показалось, будто он слышит голос Эрранда. Он устремился в темную галерею, ориентируясь только на звук.
Поначалу в галерее было темно, поскольку ею не пользовались, и Гарион шел на ощупь, касаясь рукой грубой поверхности скальной стены, но, повернув за угол, он увидел идущий откуда-то спереди свет — странное немигающее белое излучение, не похожее на привычное зеленоватое фосфоресцирующее сияние пещер и переходов этого сумрачного мира. Коридор вдруг резко свернул влево, и Гарион увидел Эрранда, разговаривающего с высоким человеком в белой одежде. Глаза ривского короля расширились от неожиданности: свет исходил от этого человека.
Гарион почувствовал трепет от присутствия неземного существа.
Излучавший сияние, не оборачиваясь, пригласил спокойным, тихим голосом:
— Белгарион, присоединяйся к нам.
Гарион почувствовал, что дрожит, и беспрекословно подчинился незнакомцу.
Потом фигура в белом обернулась к нему: на Белгариона смотрело неподвластное времени лицо самого Ула.
— Я наставляю молодого Эрионда относительно той задачи, которая предстоит ему, — произнес отец богов.
— Эрионда?
— Да, Эрионд — это его имя, Белгарион. Пора ему отказаться от детского имени и пользоваться своим настоящим. Как ты носил простое имя Гарион, так и он прикрывался этим Эррандом. Есть в этом своя мудрость, ибо подлинное имя человека, которому предстоят большие дела, может зачастую до поры до времени представлять для его владельца опасность.
— А хорошее имя, правда, Белгарион? — с гордостью спросил Эрионд.
— Прекрасное, Эрионд, — согласился Гарион.
Шар на рукояти большого Ривского меча в ножнах, висевшего за спиной у Белгариона, засиял голубым в ответ на безукоризненно белое сияние Ула, и бог кивнул, заметив этот жест Шара.
— Задача стоит перед каждым из вас, — продолжал Ул, — и перед всеми, кто вас сопровождает. Все эти задачи должны быть выполнены до того, как состоится новая схватка Дитя Света и Дитя Тьмы.
— Пожалуйста, скажи мне, святой Ул, — обратился к богу Гарион, — как там с моим сыном?
— Он жив и здоров, Белгарион. Тот, кто удерживает малыша, заботится о нем, и в настоящий момент ему ничто не угрожает.
— Благодарю тебя, — с искренней признательностью промолвил Белгарион, потом приосанился и спросил: — И в чем состоит моя задача?
— Твоя задача, Белгарион, уже открыта тебе келльской прорицательницей. Ты должен перекрыть Зандрамас путь к Сардиону, потому что если Дитя Тьмы доберется вместе с твоим сыном до этого страшного камня, то на заключительном поединке Тьма одержит верх.
Гарион напрягся, прежде чем задать последний вопрос, потому что боялся ответа, и наконец выпалил его:
— В Ашабских пророчествах сказано, что Владыка Тьмы придет снова. Означает ли это, что Торак возродится и мне предстоит снова вступать с ним в поединок?
— Нет, Белгарион, мой сын не вернется. Твой пламенный меч лишил его жизни, его больше нет. На новой встрече враг будет более опасным. Дух, который вселился в Торака, нашел новый сосуд. Торак был далек от совершенства, ему не хватало гордости. Тот, кто станет на его место — если тебе не удастся выполнить свою роль, — окажется непобедимым. И никакой меч — ни твой, ни все мечи этого мира — будет не в состоянии поспорить с ним.
— Значит, придется сразиться с Зандрамас, — с горечью произнес Гарион. — У меня для этого есть веская причина.
— Поединок между Дитя Света и Дитя Тьмы — это не ваша с Зандрамас встреча, — сказал Ул.
— Но ведь Зандрамас Дитя Тьмы, — возразил Гарион.
— В настоящее время — да. Так же, как в настоящее время ты — Дитя Света. Но сия тяжелая ноша перейдет с плеч каждого из вас на плечи других до того, как состоится решающий поединок. Знай это. Череда событий, начавшаяся рождением твоего сына, должна завершиться в определенное время. Тебе и твоим товарищам предстоит многое сделать до грядущего поединка. Если ты или кто-то из них не справится со своей задачей, то все наши многовековые усилия пойдут прахом.
Решающий поединок Дитя Света и Дитя Тьмы должен состояться, и необходимо соблюсти при этом все условия, ибо в результате этого поединка все то, что разрозненно, станет одним целым. Судьба этого мира — так же, как и всех других миров, — находится в твоих руках, Белгарион, и исход поединка будет зависеть не от твоего меча, а от выбора, который тебе предстоит сделать. — Отец богов с любовью посмотрел на обоих. — Не бойтесь, сыны мои. Хотя вы в чем-то и различны, но оба едины по духу. Помогайте и поддерживайте друг друга, и пусть вас согреет мысль, что я с вами.
Сияющая фигура исчезла, и по пещерам улгов прокатилось эхо — такое, словно перед этим прозвучал невообразимо огромный колокол.
Глава 2
Безмятежность сошла на Гариона, нечто похожее на ту спокойную решимость, с которой он выходил на поединок с Тораком на руинах Города Ночи на расстоянии в полмира отсюда. Вспоминая ту страшную ночь, он начал понимать обескураживающую правду. Искалеченный бог не рвался к чисто физической победе, он всей своей мощью пытался подчинить себе всех окружающих, и поражение ему нанес в конечном итоге не столько пламенный меч Гариона, сколько твердый всеобщий отказ уступить его воле. Хотя зло казалось непобедимым в мире Тьмы, оно стремилось к обладанию и Светом, и только капитуляция мира Света могла привести к победе Тьмы. И пока Дитя Света оставалось твердым и несгибаемым, его было не победить. Стоя в темной пещере, где гулко перекатывалось эхо, вызванное отбытием Ула, Гарион, казалось, читал мысли своего врага Зандрамас. Тот, несомненно, испытывал тот же страх, какой в свое время гнездился в душе Торака.
Потом Гарион понял еще одну правду, одновременно настолько предельно простую и глубокую, что она потрясла его. Такой вещи, как Тьма, не существует!
То, что казалось таким всеохватывающим и грозным, было всего лишь отсутствием Света. И пока Дитя Света будет держать это в голове, Дитя Тьмы никогда не сможет победить. Торак в свое время знал это, теперь знает Зандрамас, и Гарион наконец понял эту истину и возликовал в душе.
— Легче становится, когда поймешь это, правда? — тихо спросил молодой человек, которого прежде они звали Эррандом.
— Ты знаешь, о чем я подумал, да?
— Да. А тебе это неприятно?
— Да нет. Пожалуй, нет.
Гарион осмотрелся по сторонам. Галерея, где они находились, окунулась в полный мрак после исчезновения Ула. Гарион знал дорогу назад, но идея, которая только что пришла ему в голову, требовала какого-то подтверждения. Он повернул голову и обратился к Шару на конце рукояти большого меча:
— Ты не смог бы дать нам немного света?
Шар ответил голубым сиянием, и одновременно в голове зазвучала прозрачная песня Шара. Гарион взглянул на Эрионда.
— Пойдем обратно? А то тетушка Пол немного забеспокоилась, увидев, что тебя нет.
Следуя пустынной галереей, Гарион с чувством обнял своего друга за плечи.
В этот момент оба испытывали радость от единения душ и взаимной симпатии. Они вышли из галереи и оказались на краю провала, освещенного слабыми точечками огней. Снизу доносился шепот далекого водопада.
Гарион внезапно вспомнил случай, произошедший днем раньше.
— А что это такое — насчет тебя и воды? Ну, вчера, когда тетушка Пол всполошилась? — с любопытством в голосе спросил Гарион.
Эрионд рассмеялся.
— Вон ты о чем. Когда я был маленький и мы переехали в дом Полгары в Долине, то я часто падал в реку.
— По мне — так это вполне естественно, — рассмеялся Гарион.
— Этого уже давно не случалось, но Полгара думает, что я приберегаю эту привычку до поры до времени.
Гарион рассмеялся. Они шли уже по коридору с каморками по сторонам, который вел в пещеру Горима. Улги бросали в их сторону удивленные и беспокойные взгляды.
— Ой, Белгарион, — спохватился Эрионд, — Шар-то все горит.
— Я и забыл! — Белгарион обернулся к Шару, продолжавшему приветливо светиться, и произнес:
— Все, теперь достаточно.
Шар разочарованно мигнул и погас.
Все собрались на завтрак в большой комнате дома Горима.
— Где вы?.. — начала было Полгара, но, вглядевшись повнимательнее в глаза Эрионда, осеклась. — Что-нибудь случилось?
Эрионд кивнул.
— Да, случилось, — ответил он. — Ул пожелал поговорить с нами. Мы узнали от него кое-что важное.
Белгарат отодвинул от себя чашу, и лицо его сделалось напряженным.
— Вам, я думаю, стоит рассказать об этом нам. Садитесь и рассказывайте, не торопясь и ничего не пропуская.
Гарион подошел и сел за стол рядом с Сенедрой. Он подробно поведал собравшимся о встрече с отцом богов, стараясь в точности передать все слова Ула.
— И потом он сказал, что мы оба едины по духу и должны помогать и поддерживать друг друга, — закончил свой рассказ Гарион.
— Это все? — спросил Белгарат.
— Да, и так довольно много.
— Ул еще сказал, что он с нами, — добавил Эрионд.
— И ничего более-менее конкретного о времени, когда все должно закончиться? — спросил старик слегка обеспокоенно.
Гарион отрицательно замотал головой.
— Нет, дедушка. Жаль, но нет.
Белгарат внезапно расстроился.
— Терпеть не могу работать по наметкам, которые не видел своими глазами, — проворчал он. — Не поймешь, где ты и что ты.
Сенедра прижалась к Гариону, несколько успокоившаяся, но по-прежнему озабоченная.
— Нет, он действительно сказал, что с нашим сыном все хорошо? — допытывалась она.
— Ул сказал, что малыш жив и здоров, — ответил ей Эрионд. — Тот, кто удерживает его, заботится о нем, и в настоящий момент вашему сыну ничто не угрожает.
— В настоящий момент?! — воскликнула Сенедра. — Что это значит?!
— Больше он ничего не сказал, Сенедра, — ответил на сей раз Гарион.
— А почему ты не спросил Ула, где наш сын?
— Потому что я был уверен: он мне не скажет. Найти Гэрана и Зандрамас — это мое дело, и я не думаю, что меня освободят от выполнения этой задачи.
— Освободят? Кто освободит?
— Пророчества. Оба Пророчества. Они ведут игру, и мы должны следовать их правилам, даже если мало что о них знаем.
— Но это нелепо.
— Пойди и скажи им. Это ведь не мной придумано.
Тетушка Полгара с любопытством посмотрела на Эрионда.
— А ты знал об этом? Я имею в виду о своем имени?
— Я знал, что у меня другое имя. Когда вы назвали меня Эррандом, мне это не показалось правильным. А тебе не нравится мое теперешнее имя, Полгара?
Волшебница поднялась из-за стола, подошла к Эрионду и ласково обняла его.
— Ну что ты, Эрионд, нравится.
— А какую конкретно задачу Ул возложил на тебя? — спросил Белгарат.
— Он сказал, что я сам узнаю, когда дело дойдет до нее.
— И больше ничего не говорил?
— Сказал, что она очень важная и изменит меня.
Белгарат покачал головой и спросил, вконец озадаченный:
— И почему так — загадка на загадке?
— Это еще одно из правил, о которых говорил Гарион, — вмешался Шелк, доливая себе напиток из сосуда. — Так, и что дальше, старина?
Белгарат задумался, теребя при этом мочку уха и глядя вверх на один из светильников.
— Я думаю, можно вполне уверенно сказать: вот эта встреча и есть то, что должно было случиться в Пролгу, — наконец промолвил он. — Так что теперь нам самое время продолжить путь. Хуже не будет, если мы придем туда, куда идем, чуть раньше, но я уверен, разразится катастрофа, если мы туда опоздаем. — Он встал из-за стола и положил руку на костлявое плечо Горима. — Я постараюсь время от времени передавать тебе весточку. Ты не смог бы попросить своих людей подземельями вывести нас к Арендии? Мне хотелось бы выйти наружу как можно скорее.
— Конечно, мой старый друг, — ответил Горим. — И да направит ваши стопы Ул.
— Надеюсь, что хоть кто-то направит, — тихо пробормотал Шелк.
Белгарат строго взглянул на него.
— Все нормально, Белгарат, — задиристо произнес Шелк. — Тот факт, что ты все время плутал, ничуть не умаляет нашего уважения к тебе. Эту привычку, я уверен, ты подцепил где-то на стороне. Твоя голова, видно, предназначена для более серьезных вещей.
Белгарат взглянул на Белгариона.
— А что, его присутствие и в самом деле обязательно для нас?
— Да, дедушка, обязательно.
Два дня спустя вскоре после восхода солнца они добрались до пещеры, выходившей в березовую рощу. Белые деревья тянули голые ветви к голубому-преголубому небу, опавшие листья золотым ковром покрывали землю. Улги, которые вели их по пещерам, щурились и часто моргали от солнечного света.
Проводники тихо сказали несколько слов Белгарату, тот поблагодарил, и они поспешили спрятаться в милой им темноте.
— Вы даже не представляете, насколько лучше я чувствую себя сейчас, — с облегчением произнес Шелк, выйдя из пещер и вдохнув воздуха морозного солнечного утра. Тут и там виднелись снежные островки, покрытые корочкой и блестевшие под солнцем. Откуда-то слева доносилось журчание речушки, струи которой разбивались о камни.
— Ты хоть примерно представляешь, где мы находимся? — спросил Белгарата Дарник, когда компания въезжала в рощу.
Старик скосил глаза в сторону поднимающегося солнца и ответил:
— Я так думаю, что мы где-то у центральной Арендии.
— К югу от самой низкой точки Арендийского леса? — спросил Шелк.
— С уверенностью не могу сказать.
Маленький драсниец огляделся.
— Ну-ка, дайте-ка я лучше сам посмотрю. — Он показал рукой на небольшую гору среди леса. — Вон оттуда я бы мог что-нибудь увидеть.
— А я думаю, пора бы и позавтракать, — подала голос Полгара. — Давайте-ка подыщем место для костра.
— Я ненадолго, — сказал Шелк и направил лошадь в глубь леса.
Остальные поскакали вниз по склону; лошадиные копыта с шелестом вздымали толстый лиственный покров. Через несколько сотен ярдов они нашли в лесу, на берегу речушки, шум которой услыхали, выйдя из пещер, поляну. Полгара остановила свою лошадь.
— Подходящее место, — решила она. — Гарион, а ну-ка идите с Эриондом дрова собирать! Сейчас пожарим хлеба и ветчины.
— Есть, тетушка Пол, — по привычке ответил Гарион, мигом спрыгнув с седла.
Эрионд также спрыгнул на землю, и оба исчезли за белоствольными деревьями в поисках хвороста и поленьев.
— До чего же приятно снова очутиться на солнечном свету, — сказал Эрионд, вытаскивая сухой сук из-под упавшего дерева. — В пещерах красиво, конечно, но под небом мне больше нравится.
Гарион испытывал безграничную симпатию к этому юноше с открытым лицом.
Случившееся в пещерах еще более сблизило молодых людей и окончательно прояснило смутную мысль, которая витала в голове Гариона уже несколько лет. Их обоих воспитали тетушка Полгара и Дарник, поэтому они чувствовали себя почти братьями. Эта мысль снова пришла Гариону в голову, когда он связывал веревкой охапку хвороста. Гарион в то же время понимал, что очень мало знает об Эрионде и о том, что было с ним до того, как его нашли в Рэк-Хтоле.
— Эрионд, — спросил он с любопытством, — а ты совсем не помнишь, где жил до того, как тебя нашел Зедар?
Молодой человек посмотрел в небо и задумался.
— В каком-то городе, думаю, — ответил он. — Помню вроде улицы. И лавки.
— А мать совсем не помнишь?
— Не помню. Не помню, чтобы мы долго жили на одном месте. Или среди одних и тех же людей. Бывало, подойду к двери, а люди меня впускают, дают поесть, переночевать.
Гарион вдруг почувствовал острый прилив симпатии к Эрионду. Ведь Эрионд был таким же — или еще больше — сиротой, как и сам Гарион.
— А ты помнишь тот день, когда тебя нашел Зедар? — спросил Гарион: Эрионд кивнул:
— Да, и довольно хорошо. День выдался облачный, теней не было, и я могу даже сказать, в какое время дня это произошло. Он встретился мне в узком переулке, и я помню боль в его глазах, словно перед этим с ним случилось что-то ужасное. — Эрионд вздохнул. — Бедный Зедар.
— Он никогда не разговаривал с тобой?
— Не очень часто, и обычно говорил, что имеет поручение1 для меня. Он время от времени разговаривал во сне. И я помню, как он часто произносил слово «учитель». Иногда он произносил его с безмерной любовью, а иногда — со страхом. Словно у него было два совершенно разных учителя.
— Так оно и было. Вначале он был одним из учеников Алдура, а потом его учителем стал Торак.
— А почему, как ты думаешь, он это сделал, Белгарион? Почему поменял учителей?
— Не знаю, Эрионд. Правда, не знаю.
Дарник сооружал костерок посреди поляны, а Полгара, что-то вполголоса напевая, расставляла рядом посуду. Гарион и Эрионд принялись ломать сучья для костра» и в это время вернулся Шелк. Спешившись, он сообщил:
— Оттуда так хорошо видно. Мы в десятке лиг от дороги на Мургос.
— А реку Малерину видно? — спросил Белгарат.
Шелк замотал головой.
— Саму реку не видно, но видно довольно широкую долину. Думаю, это и есть долина реки.
— Тогда это вполне близко. А как тебе местность до дороги?
— Там придется помучиться, — ответил Шелк. — Спуск достаточно крутой, а лес, кажется, частый.
— Надо побыстрее двигаться. До дороги дойдем, там дело пойдет повеселее.
— Есть еще одна проблема: с запада надвигается непогода, — с кислой миной сообщил Шелк.
Дарник поднял голову, принюхался к морозному воздуху и кивнул.
— Снег, — подтвердил он, — по запаху чувствую.
Шелк неодобрительно взглянул на него.
— А тебе обязательно надо было сказать это, Дарник? — укоризненно произнес он. Дарник непонимающе взглянул на драснийца. — Ты разве не знаешь, — продолжал тот, — что стоит о неприятностях заговорить, как они тут же случаются?
— Шелк, это все чепуха.
Маленький человечек презрительно усмехнулся.
— Сам знаю. Однако на деле так оно и бывает.
Завтрак, приготовленный Полгарой, состоял из хлеба, сушеных фруктов и ветчины — завтрак простой, но вполне сытный. Покончив с едой, они упаковались, загасили угли водой из ледяной речушки, сели на лошадей и поехали вниз по достаточно крутому склону, следуя вдоль речушки, с журчанием пробивавшей себе дорогу среди белоствольных деревьев.
Дарник ехал за немым Тофом, оба несколько поотстали от других.
— Скажи мне, Тоф, — решил на всякий случай спросить Дарник, глядя на речку и покрытые зеленью и льдом валуны, — ты когда-нибудь пробовал ловить рыбу?
Гигант застенчиво улыбнулся.
— А у меня тут есть в одном из мешков леска, крючки. Может, если выдастся свободная минутка… — Дарник смолк на полуслове.
Тоф улыбнулся еще шире.
Шелк привстал на стременах, вглядываясь вперед.
— Эта пурга не дальше получаса от нас, — предположил он.
Белгарат проворчал:
— Думаю, что если разразится пурга, то особо не разгонишься.
— Терпеть не могу снега, — мрачно сказал Шелк и поежился.
— Для драснийца это странно.
— А почему же, ты думаешь, я прежде всего и сбежал из этой Драснии?
Они продолжали спускаться. Прямо перед ними над землей нависли тяжелые тучи. Утреннее солнце вначале померкло, а затем и исчезло за краем снежных облаков, застилавших все большую часть голубого осеннего неба.
— Вот оно, началось, — весело произнес Эрионд, когда в воздухе затанцевали и закружились в порывах холодного ветра первые хлопья.
Шелк с кислой физиономией взглянул на юношу, поглубже надвинул на голову свой видавший виды головной убор и поплотнее закутался в старую накидку. Потом посмотрел на Белгарата.
— Ты ничем не мог бы помочь нам в такой ситуации, как-нибудь приостановить это дело?
— Ни к чему это.
— Иногда ты меня сильно разочаровываешь, Белгарат, — сказал Шелк, еще плотнее закутываясь в накидку.
Снегопад усилился, за снежной пеленой очертания деревьев сделались неразличимыми. Преодолев около мили, путники выехали из березовой рощи и оказались в бору, среди высоченных елей и пихт. Толстые громадные деревья лишали ветер силы, снег садился на раскидистые лапы, почти не долетая до земли, покрытой многолетней сухой хвоей. Белгарат отряхнул с себя снег и огляделся вокруг, выбирая дорогу.