— Ну, довольно, Ургит, — твердо сказала королева-мать.

— Умолкаю, матушка.

— Добро пожаловать в Дроим, Сади, — церемонно приветствовала евнуха королева, затем вопросительно оглядела остальных.

— Это мои слуги, госпожа Тамазина, — быстро сказал Сади. — В основном алорийцы.

— Причудливый зигзаг судьбы, — прошептала королева. — Многовековая распря между Мургосом и Алорией лишила меня общения с представителями этой расы. — Тамазина оценивающе взглянула на Полгару. — Но эта госпожа, вне сомнения, не служанка.

— Я своей волей нанялась к Сади, госпожа Тамазина, — ответила Полгара с изысканной вежливостью. — Мне надо было на время покинуть родные края ввиду некоторых сложностей.

Королева-мать улыбнулась.

— Прекрасно вас понимаю. Мужчины играют в политику, а женщинам приходится платить за их безумства. — Затем она вновь обратилась к сыну: — А как прошла твоя беседа с иерархом?

— Недурно, — передернул плечами Ургит. — Я достаточно унизился, чтобы ему польстить.

— Хватит, Ургит! — резко остановила его королева. — Положение Агахака весьма высоко, И дружба его может оказаться для тебя бесценной. Так потрудись выказывать уважение.

Ургита покоробил ее тон, это было видно по выражению его лица.

— Да, матушка, — смиренно ответствовал он. — О, чуть было не забыл: у жрицы Хабат серьезные проблемы.

Черты королевы-матери исказила гримаса отвращения.

— Поведение этой женщины позорно! — воскликнула она. — В толк не возьму, отчего Агахак все еще ее терпит?

— Полагаю, он находит ее забавной, матушка. У гролимов довольно своеобразное чувство юмора. Сегодня у ее друга, и, надо сказать, друга довольно близкого, — Ургит подчеркнул последнее слово, — случилась маленькая неприятность. Придется ей теперь подыскивать себе другого пособника, чтобы продолжать потрясать своими выходками богобоязненных служителей Торака.

— Ты так фривольно выражаешься, Ургит!

— Почему бы не счесть это симптомом наследственного безумия?

— Нет, ты не сойдешь с ума, — твердо сказала королева-мать.

— Еще как сойду, матушка. Сплю и вижу, как это случится.

— Когда ты в таком настроении, с тобой просто невозможно разговаривать, — пожурила королева не в меру разошедшегося сына. — Ты еще долго намерен бодрствовать?

— Не думаю. Нам с Сади надо еще кое-что обсудить, но это вполне может подождать до завтра. Королева-мать снова обратилась к Полгаре:

— Мои покои весьма просторны, госпожа. Не соблаговолите ли разделить их со мною на время вашего пребывания здесь, в Дроиме, вместе с вашими служанками, разумеется?

— Для нас это величайшая честь, госпожа, — с поклоном ответила Полгара.

— Ну что ж, прекрасно, — улыбнулась королева. — Прала! — позвала она.

Из-за королевского трона бесшумно выступила стройная девушка, на вид примерно лет шестнадцати. Она была в черных одеждах, по ее спине струились длинные блестящие черные волосы. Характерные для мургов темные раскосые глаза, делавшие мужчин этого племени столь грозными, у этой прелестной девушки были лишь слегка миндалевидными, чуть косо посаженными и к тому же огромными, придавая ее лицу совершенно экзотическую красоту. Однако из-за излишне решительного его выражения красавица казалась старше своих лет. Девушка приблизилась к Тамазине и помогла той подняться.

Ургит, помрачнев и посерьезнев, молча наблюдал за тем, как мать, сильно прихрамывая и опираясь на девичье плечо, медленно сходит с тронного возвышения.

— Маленькая памятка от незабвенного Таур-Ургаса, — вполголоса сказал он Сади. — Однажды вечером, пребывая в игривом настроении, он столкнул мать с лестницы, и она сломала себе бедро. С тех пор она такая.

— Но хромота меня более не беспокоит, Ургит, — расслышав слова сына, произнесла королева-мать.

— Удивительно, сколь быстро исцелились все наши недуги после того, как сабля Хо-Хэга пронзила отцовское чрево! — Ургит помолчал и добавил: — Думаю, еще не поздно послать Хо-Хэгу маленький сувенир в знак признательности.

— Это Прала, принцесса из династии Ктэн, — не обращая внимания на сыновнюю болтовню, представила королева Полгаре юную девушку.

— Очень рада, принцесса, — приветствовала девушку Полгара.

— И я также, госпожа, — прозвучал нежный девичий голосок.

Тамазина, опираясь на плечо Пралы, медленно вышла из Тронного зала, сопровождаемая Полгарой, Сенедрой и Бархоткой.

— При виде этой девушки я отчего-то начинаю нервничать, — шепнут Ургит на ухо Сади. — Мать трясется над нею, но у нее что-то на уме. Она ни на минуту глаз с меня не спускает. — Король потряс головой, словно отгоняя навязчивую мысль. — У тебя и у твоих людей был тяжелый день, Сади. Мы продолжим беседу завтра, когда все выспимся хорошенько.

Король протянул руку и дернул за шелковый шнур, и тотчас же где-то за пределами Тронного зала раздался громовой удар гонга.

— Ну почему, почему он должен так оглушительно грохотать? — жалобно сказал король. — Как бы я хотел, дернув за шнур, услышать тихий мелодичный звон.

Дверь в дальнем конце зала распахнулась, и вошел, пожилой мург. Волосы его серебрились, а лицо бороздили глубокие морщины. Казалось, губы эти забыли, что такое улыбка.

— Вы звонили, ваше величество? — спросил он скрипучим голосом.

— Да, Оскатат, — вежливо ответил Ургит. — Не мог бы ты проводить моего доброго друга Сади и его слуг в приличные покои? — Потом он повернулся к Сади. — Оскатат — лорд-сенешаль. Он в той же должности служил еще моему отцу в Рэк-Госку. — От желчной его насмешливости не осталось и следа. — Мать и меня не жаловали в отцовском дворце, и единственным исключением был Оскатат — можно сказать, он даже сделался нашим другом.

— Мой господин, — склонился Сади перед высоким седовласым сенешалем.

Сенешаль ответил вежливым поклоном и снова обратился к королю:

— Тамазина уже удалилась на покой?

— Да, Оскатат.

— Тогда вам тоже пора почивать. Уже очень поздно.

— Да я уже собирался. — Ургит торопливо поднялся на ноги, но тотчас словно опомнился. — Оскатат, я уже не тот болезненный мальчик, который непременно должен проводить в постели по двенадцать часов кряду, — с досадой в голосе произнес он.

— Бремя власти тяжело, — коротко ответил сенешаль. — Вам нужен отдых. — И, обращаясь к Сади, бросил: — Следуйте за мной.

— Ну, тогда до завтра, Сади, — покорно ответил Ургит. — Доброй ночи.

— Премного благодарен, ваше величество.

Покои, куда проводил их мрачный Оскатат, оказались столь же безвкусны, как и весь дворец. Стены выкрашены были в неприятный горчичный цвет и увешаны аляповатыми гобеленами. Но здесь стояла мебель из лучших сортов драгоценного дерева, а голубой маллорейский ковер казался мягким и нежным, словно шерсть живой овцы. Оскатат, открыв перед путешественниками дверь, едва заметно кивнул и удалился, оставив их одних.

— Н-да, этот лорд-сенешаль — само обаяние, — пробормотал Сади.

Гарион же пристально глядел на Шелка, все еще прячущего под капюшоном лицо.

— С чего это ты так усердно маскируешься?

Маленький человечек резким движением смахнул с головы капюшон.

— Одна из обычных бед заядлого путешественника — вечно натыкаешься на старых знакомых.

— Не совсем, признаться, тебя понял.

— Помнишь, когда мы направлялись в Рэк-Хтол, Таур-Ургас схватил меня и заточил в темницу?

— Да.

— А помнишь ли ты, почему он так поступил и за что именно собирался постепенно, по дюйму в день, живьем стаскивать с меня кожу?

— Ты говорил, что однажды уже был в Рэк-Госку и по чистой случайности убил его старшего сына.

— Правильно. У тебя цепкая память, Гарион. Так случилось, что как раз незадолго до этого прискорбного случая я присутствовал на переговорах с Таур-Ургасом. Я довольно часто бывал во дворце Рэк-Госку и несколько раз встречался с Тамазиной. Наверняка она меня запомнила — особенно если принять во внимание, что, по ее словам, она будто бы знакома с моим отцом.

— Это может вызвать немалые проблемы, — сказал Белгарат.

— Нет, если мне и дальше удастся избегать встреч с нею, — возразил Шелк. — В Стране мургов женщины редко бывают в мужском обществе — и особенно среди чужестранцев, — посему полагаю, что мы с нею вряд ли будем то и дело натыкаться друг на друга в течение этих нескольких дней. Вот Оскатат — другое дело. Будучи здесь, я и с ним встречался.

— Полагаю, что по мере возможности тебе не следует покидать этих апартаментов, — сказал старик. — Поживи спокойно — хотя бы для разнообразия.

— Ну-ну, Белгарат, — примирительно улыбнулся Шелк, — что ты такое говоришь?

— А король Ургит всегда был таким? — спросил Дарник у Сади. — Похоже, он… ну, скажем, большой шутник. Да, думаю, это подходящее слово. А я-то думал, что мурги даже улыбаться не умеют.

— Он весьма непрост, — ответил Сади.

— А давно ты его знаешь?

— Когда он был помоложе, то частенько наведывался в Стисс-Тор — обычно по делам отца. Полагаю, он хватался за любую соломинку, чтобы вырваться из Рэк-Госку. Они с Салмиссрой прекрасно ладили. Разумеется, до того, как Полгара превратила ее в змею. — Евнух рассеянно потер ладонью бритую голову. — Он не такой уж могущественный король, — отметил Сади. — Детство, проведенное во дворце Таур-Ургаса, сделало его застенчивым и робким, и он всячески избегает какой бы то ни было конфронтации. Его цель — выжить любой ценой. Всю свою жизнь он только и делал, что пытался уцелеть, ему вечно приходилось быть начеку, а это накладывает на характер определенный отпечаток.

— Завтра ты снова будешь говорить с ним, — сказал Белгарат. — Посмотрим, удастся ли тебе выведать у него какую-нибудь ценную информацию о корабле, который он собирается нам предоставить. Я намерен добраться до острова Веркат до наступления зимних холодов, а некоторые из нас своими выходками могут привлечь нежелательное внимание, если мы тут задержимся чересчур долго. — И старик многозначительно взглянул в сторону Эрионда.

— Но я ни в чем не виноват, Белгарат, — смущенно запротестовал юноша. — Мне не понравилось это пламя в святилище — вот и все.

— Потрудись в дальнейшем управлять своими настроениями, Эрионд, — саркастически заметил старик. — Не следует пока отвлекаться на борьбу за справедливость.

— Я постараюсь, Белгарат.

— Буду тебе весьма признателен.

На следующее утро сенешаль Оскатат проводил путников на аудиенцию к королю Ургиту — на сей раз в покои, ярко освященные свечами и куда менее просторные, чем претенциозный Тронный зал. Гарион подметил, что Шелк усердно прикрывал лицо капюшоном, покуда сенешаль находился в их комнате. Во время аудиенции Ургит и Сади вполголоса беседовали, а остальные праздно сидели на стульях, стоящих вдоль стены.

— Это был первый по-настоящему серьезный знак того, что у моего отца наступает помутнение рассудка, — говорил король мургов. Он снова был одет в пурпурный камзол и трико, и сидел в кресле, развалясь и вытянув ноги. — Ему ни с того ни с сего взбрело на ум сделаться королем королей Ангарака. Я же считаю, что надоумил его Ктучик — единственно с целью взбесить Урвона. Но как бы там ни было, — продолжал король, рассеянно вертя на пальце массивный золотой перстень, — всем генералам, вместе взятым, понадобилось немало времени и сил, чтобы убедить моего маньяка-отца в том, что армия Закета как минимум раз в пять превосходит численностью его войско и что Закет может в любой момент раздавить его, словно клопа. Ну а когда справедливость их слов дошла наконец до него, он совершенно потерял человеческий облик.

— Как это? — спросил Сади.

Ургит улыбнулся.

— Он бросился ничком на пол и принялся грызть ковер. Немного успокоившись, отец замыслил хитрость. Он наводнил Маллорею тайными агентами мургов, а мурги, по-моему, самые что ни на есть бездарные шпионы. Но ближе к делу. Закету было в то время лет девятнадцать, и он страстно влюбился в одну Мельсенскую девушку.

Ее семья по уши увязла в долгах, и агенты отца, выкупив все их долговые расписки, принялись вовсю давить на бедняг. Блестящий план, родившийся в воспаленном мозгу моего отца, состоял в следующем: девушка должна была распалить и без того пылающего страстью юного Закета, стать его женой и при первой же возможности вонзить кинжал меж августейших ребер. Однако один из мельсенцев, которого наши хитроумные мурги-шпионы наняли себе в помощь, прознав обо всем, тотчас же побежал к Закету и поведал ему о коварных планах врага.

Девушку и ее близких тотчас же предали смерти.

— Что за печальная повесть, — вздохнул Сади.

— Это еще цветочки. Нескольких шпионов-мургов «уговорили» рассказать обо всем начистоту — ведь, ты сам знаешь, маллорейцы славятся своим умением уговаривать, — и Закет к своему ужасу узнал, что девушка ровным счетом ничего не знала о планах моего отца. Пораженный в самое сердце, он заперся в покоях Мал-зэтского дворца на целый месяц. Двери закрылись за милым и открытым молодым человеком, обещавшим стать одним из величайших маллорейских императоров, а вышло из добровольного заточения хладнокровное чудовище. Он приказал изловить всех мургов в пределах Маллореи — включая, кстати, некоторых родственников моего отца — и потом развлекался тем, что отсылал их по кусочкам в роскошных ларцах в Рэк-Госку, сопровождая свои дары оскорбительными письмами.

— Но разве эти двое не скрестили потом мечи в великой битве при Тул-Марду?

Ургит расхохотался.

— Это широко распространенное заблуждение, Сади. На самом же деле по несчастью армия августейшей принцессы Сенедры угодила как раз между молотом и наковальней, то бишь оказалась между двумя противоборствующими ангараканскими монархами. А им не было ровным счетом никакого дела ни до нее, ни до несчастного населения. Они руководствовались единственным желанием — уничтожить друг друга. Когда же мой чокнутый отец в безумии своем вызвал на единоборство могущественного Хо-Хэга из Алгарии, тот преподал ему блестящий урок владения холодным оружием. — Ургит задумчиво поглядел в огонь. — Не могу отделаться от мысли, что все же должен послать Хо-Хэгу что-нибудь в знак признательности.

— Простите, ваше величество, — нахмурился Сади. — Но я не совсем понимаю… Каль Закет повздорил с вашим отцом, но вот Таур-Ургас мертв, а…

— Да уж, мертвее не бывает, — согласился Ургит. — Я своей рукой перерезал ему глотку, прежде чем предать тело земле, — для верности. Полагаю, Каль Закет терзается по сей день оттого, что ему не удалось своими руками прикончить отца. И вот теперь, думаю, он мечтает добраться до меня. — Король встал и принялся угрюмо прохаживаться взад-вперед по комнате. — Я множество раз делал попытки к примирению, посылал к нему гонцов, но он всякий раз отсылал мне назад отрубленные головы моих посланников. — Король вдруг остановился. — Знаешь, может быть, я чересчур поспешил, стремясь завладеть троном? У меня было десяток братьев — все родные сыновья Таур-Ургаса. Если бы я некоторым из них сохранил жизнь, то впоследствии мог бы выдать их ненасытному Закету. Возможно, когда он пресытился бы кровью отпрысков Ургаса, то утратил бы к ней вкус?

Двери распахнулись, и на пороге возник дородный мург с замысловатой золотой цепью на шее.

— Необходима ваша подпись вот здесь, — грубо бросил он Ургиту, ткнув королю под нос свиток пергамента.

— Что это, генерал Крадак? — кротко вопросил Ургит.

Лицо офицера потемнело.

— Ну-ну, — примирительно забормотал король, — не стоит так волноваться.

Король с пергаментом в руках подошел к столику, на котором стояла серебряная чернильница и лежало гусиное перо. Он обмакнул перо в чернила, нацарапал на документе свое имя и вернул пергамент генералу.

— Благодарю вас, ваше величество, — бесстрастно сказал генерал Крадак, повернулся на каблуках и направился прочь.

— Один из отцовских генералов, — с кислой миной объяснил Ургит Сади. — Все они обращаются со мною одинаково. — Король вновь заметался по комнате, то и дело спотыкаясь о ковры. — Что известно тебе о короле Белгарионе, Сади? — внезапно спросил он.

Евнух пожал плечами.

— Ну, я встречался с ним раз или два.

— Ты сказал, что почти все твои слуги — алорийцы?

— Да, причем они заслуживают доверия и совершенно незаменимы в случае неожиданных стычек с противником.

Король мургов поглядел на Белгарата, который мирно клевал носом, сидя на стуле.

— Ты, старик! Встречался ты когда-нибудь с Белгарионом из Ривы?

— Да, и не единожды, — спокойно ответил Белгарат.

— И что он за человек?

— Искренний, и делает все от него зависящее, чтобы быть добрым королем.

— А насколько он могущественен?

— Ну, его поддерживает весь Алорийский Совет, к тому же он законный Повелитель Запада, хотя толнедрийцы все равно гнут свою линию, а арендийцы предпочитают сражаться друг с другом.

— Я не это имел в виду. Насколько силен он в волшебстве?

— Почему вы спрашиваете об этом именно меня, ваше величество? Неужто я похож на человека, знающего толк в такого рода вещах? Да, ему удалось сразить Торака — и, полагаю, для этого пришлось порядком потрудиться.

— А как насчет Белгарата? Существует ли он на самом деле или это всего лишь миф?

— Нет, не миф, Белгарат существует.

— И ему на самом деле семь тысяч лет от роду?

— Да, семь тысяч или около того, — ответил Белгарат. — Плюс-минус несколько веков.

— А его дочь Полгара?

— Она также совершенно реальная персона.

— И ей тоже несколько тысяч лет?

— Да вроде того. Я мог бы поинтересоваться, если бы знал, что мне это понадобится, хотя приличный мужчина не спрашивает женщину о ее возрасте.

Ургит рассмеялся. Смех у него получился короткий, страшноватый, какой-то лающий.

— Понятия «приличный мужчина» и «мург» совершенно несовместимы, друг мой. Как ты полагаешь, Белгарион примет моих послов, если я надумаю отослать их в Риву?

— В настоящий момент короля нет в стране, — правдиво ответил Белгарат.

— Не слышал об этом.

— Он покидает пределы страны время от времени. Частенько ему наскучивают придворные церемонии, и он уезжает просто проветриться.

— Как же это ему удается? Как может король просто вот так взять да уехать?

— Но кто посмеет оспорить решение короля?

Ургит принялся нервно грызть ноготь.

— Даже если дагашу Кабаху удастся умертвить Закета, все равно рано или поздно маллорейская армия окажется у моего порога. И если я хочу окончательно избавиться от заклятого врага, мне нужен могущественный союзник. — Он снова заметался по комнате. — Кстати, если мне посчастливится договориться с Белгарионом, то, возможно, удастся вырваться из цепких лап Агахака, который крепко держит меня за горло. Как думаешь, ривский король выслушает мои предложения?

— Полагаю, лучше отыскать Белгариона и поинтересоваться у него лично.

Двери снова распахнулись, и вошла королева-мать, сопровождаемая юной Пралой.

— Доброе утро, матушка, — приветствовал ее Ургит. — Почему ты бродишь по этому сумасшедшему дому?

— Ургит, — сказала королева, — ты сильно выиграл бы, если б прекратил превращать все в шутку.

— Для меня это единственное средство стойко переносить лишения, — беспечно ответил король. — Я проигрываю войну, половина подданных готова предать меня и выслать мою голову на тарелочке в дар Закету, скоро я потеряю рассудок, и в довершение всего у меня, похоже, вот-вот вскочит чирей на шее. На свете так мало вещей, над которыми можно посмеяться, матушка, так позволь мне пошутить вволю, покуда я на это еще способен.

— Почему ты упорно настаиваешь на том, что непременно сойдешь с ума?

— Все мужчины в семействе Урга в течение последних пяти сотен лет теряли рассудок, не дожив до пятидесяти лет, — напомнил матери Ургит. — Кстати, это одна из причин, почему мы становимся такими хорошими королями. Никто, находясь в здравом уме, не захотел бы заполучить трон Хтол-Мургоса. Ты о чем-то хотела побеседовать со мною, матушка? Или просто ощутила потребность насладиться моим приятным обществом?

Королева оглядела присутствующих.

— Кто из вас, благородные господа, муж миниатюрной рыжеволосой женщины?

Гарион стремительно вскочил.

— Она здорова?

— Женщина по имени Полгара — та, с седой прядью над бровью, — сказала, что вы тотчас же должны прийти. Молодая госпожа пребывает в некотором расстройстве.

Гарион поспешил вслед за королевой-матерью к выходу. Подле самых дверей она помешкала и взглянула на Шелка, который натянул капюшон тотчас же, как только она вошла.

— Почему бы вам не сопроводить вашего друга? — спросила она. — Хотя бы для виду?

Они покинули комнату и, пройдя через аляповатый коридор, вскоре очутились возле дверей темного дерева, которые охраняли двое вооруженных стражников в кольчугах. Один из них распахнул дверь с почтительным поклоном, и Тамазина вошла в свои покои. За нею последовали Гарион и Шелк. Покои королевы-матери были отделаны со вкусом, не в пример прочим помещениям дворца Дроим, отличавшимся варварской роскошью. Стены тут были чисто выбелены, а украшения очень просты и вместе с тем изящны. Полгара сидела на низеньком диване, держа в объятиях рыдающую Сенедру. Чуть поодаль стояла Бархотка.

«С нею все в порядке?» — быстро спросили пальцы Гариона.

«Не думаю, что это так уж серьезно, — ответили руки Полгары. — Простой нервный срыв, но я не хочу, чтобы подобные приступы депрессии продолжались подолгу. Она все еще не вполне оправилась от меланхолии. Может быть, тебе удастся ее утешить».

Гарион подошел, опустился на колени и ласково обнял Сенедру. Она прильнула к его груди, безутешно плача.

— Молодая госпожа часто страдает подобными приступами, Полгара? — поинтересовалась Тамазина, когда обе они удобно устроились у камина, в котором весело плясало пламя.

— Это с нею изредка случается, Тамазина, — ответила Полгара. — В ее семье недавно произошла трагедия, и время от времени у бедняжки сдают нервы.

— А-а. Позвольте предложить вам чашку чаю, Полгара. Я люблю чаевничать по утрам, это так успокаивает, — сказала мать Ургита.

— Конечно. Благодарю вас, Тамазина. Чай придется как нельзя более кстати.

Рыдания Сенедры мало-помалу смолкли, но юная женщина все еще судорожно прижималась к груди Гариона. Но вот она подняла голову и утерла слезы.

— Мне так стыдно, — извиняющимся тоном сказала она. — Уж не знаю, что на меня нашло.

— Ничего страшного, дорогая, — прошептал Гарион, все еще обнимая ее за плечи.

Сенедра прижала к заплаканным глазам тонкий платочек.

— Должно быть, у меня ужасный вид. — Она прерывисто вздохнула.

— Умеренно ужасный, — с улыбкой согласился Гарион.

— Я уже предупреждала тебя, дорогая, что ты никогда не должна плакать при людях, — напомнила ей Полгара. — У рыжеволосых женщин слишком нежная кожа, и от слез она мгновенно покрывается пятнами.

Сенедра улыбнулась дрожащими губами и поднялась.

— Мне, наверно, следует пойти умыться. А потом, если позволите, я ненадолго прилягу. — И, повернувшись к Гариону, сказала просто: — Спасибо, что пришел.

— В любое время к твоим услугам, — ответил он.

— Почему бы тебе не проводить гостью, Прала? — предложила Тамазина.

— Охотно, — сказала тоненькая принцесса, поднимаясь на ноги.

Шелк нервно переминался с ноги на ногу подле самых дверей, старательно натягивая на лицо капюшон и все ниже опуская голову.

— Ах, да полно вам, принц Хелдар! — воскликнула королева-мать, как только Сенедра вышла, сопровождаемая Пралой. — Я узнала вас еще вчера вечером, так что не трудитесь прятать лицо.

Шелк тяжело вздохнул и откинул с лица капюшон.

— Этого-то я и боялся, — вздохнул он.

— Капюшон все равно бессилен скрыть самую заметную часть вашего лица, — заявила Тамазина.

— И что же это за часть такая, госпожа?

— Ваш нос, Хелдар, ваш длинный острый нос который всюду появляется значительно раньше, чем его обладатель.

— Но это же такой благородный нос, госпожа, — смущенно улыбнулась Бархотка. — Без него принц не был бы столь замечательным человеком.

— А вам он, видимо, не по нраву? — спросил Шелк у Тамазины.

— Но ведь все равно ничего нельзя поделать, принц Хелдар, — сказала королева-мать. — Итак, сколько же лет прошло с тех пор, как вы покинули Рэк-Госку, преследуемые по пятам доброй половиной армии мургов?

— Лет пятнадцать — двадцать, госпожа, — ответил Шелк, подходя ближе к огню.

— Я опечалилась, узнав, что вы отбыли, — ответила королева. — Вы, разумеется, не отличаетесь приятной наружностью, но речь ваша в высшей степени забавна, а в доме Таур-Ургаса было так мало забав.

— Насколько я понимаю, вы не намереваетесь раскрывать мое инкогнито, по крайней мере, широко объявить о том, кто я на самом деле?

— Это не моя забота, Хелдар, — пожала плечами Тамазина. — В Стране мургов не принято, чтобы женщины вмешивались в дела мужчин. За долгие века мы пришли к выводу, что это много безопаснее.

— Но вы не рассердились, госпожа? — спросил Гарион. — Я имею в виду… Понимаете, я слышал, что, будучи во дворце Дроим, принц Хелдар по неосторожности убил старшего сына Таур-Ургаса. Не оскорблены ли вы его присутствием здесь?

— Это меня никоим образом не касается, — ответила королева. — Тот, кого убил Хелдар, был ребенком первой супруги Таур-Ургаса — отвратной беззубой карги родом из дома Горута, которая кичилась тем, что произвела на свет наследника престола. Она беспрестанно повторяла, что, как только ее сынок воссядет на трон, она прикажет всех нас удавить без пощады.

— Мне необыкновенно отрадно слышать, что вы не испытывали сердечной симпатии к этому молодому человеку, — сказал Шелк.

— Симпатии? Да он был сущим чудищем — как и его отец. В детстве, еще совсем маленьким, он развлекался, швыряя крошечных щенят в кипяток. В мире без него стало легче дышать.

Шелк приосанился.

— Я всегда с радостью выполняю подобные почетные миссии, — объявил он торжественно. — Полагаю, это долг настоящего мужчины.

— А мне казалось, ты говорил, будто эта смерть была случайной, — обронил Гарион.

— Ну, вроде того. Вот как было дело: я намеревался пырнуть его в живот — это, конечно, больно, но обычно не смертельно, — но он толкнул меня под локоть, когда я занес руку для удара, и кинжал вонзился ему прямо в сердце.

— Ай-ай-ай, — тихо промолвила Тамазина. — Все-таки на вашем месте я была бы осмотрительнее, находясь здесь, — разумеется, я не собираюсь выдавать вас, но вот сенешаль Оскатат, который тоже узнает вас, если увидит, может счесть своим долгом это сделать.

— Я все понял, госпожа. Постараюсь по возможности избегать этого человека.

— А теперь расскажите, принц Хелдар, как поживает ваш отец?

Шелк вздохнул.

— К несчастью, его нет в живых. Его не стало несколько лет тому назад. Все произошло внезапно.

Случилось так, что именно в этот момент Гарион смотрел королеве-матери прямо в лицо и заметил гримасу горя, исказившую черты прекрасного лица. Но женщина мгновенно овладела собой, и лишь в глубине ее глаз застыла печаль.

— Ах, — негромко вырвалось у нее, — я так сожалею, Хелдар, сожалею куда больше, чем вы можете себе вообразить. Ваш отец был замечательным человеком. Те месяцы, что он провел в Рэк-Госку, останутся одним из самых счастливых в моей жизни.

В смущении Гарион отвел глаза, и взгляд его упал на Бархотку, которая явно о чем-то усиленно размышляла. Женщина взглянула Гариону прямо в глаза, и во взгляде ее ясно читался немой вопрос.