Глава 11

Сади соскользнул с седла, подошел к дверям и постучал заржавленным дверным молотком — где-то внутри храма откликнулось гулкое эхо.

— Кто явился в дом Торака? — раздался из-за дверей глухой голос.

— Я принес послание от Джахарба, великого вождя из Кахша, предназначенное для ушей Агахака, иерарха Рэк-Урги.

Внутри помолчали с минуту, и тяжелая дверь, надсадно скрипнув, открылась.

На них подозрительно глядел рябой гролим.

— Но вы же не дагаши! — заявил он Сади тоном обвинителя.

— Увы, это так. Но между Джахарбом и Агахаком существует договоренность, и я — часть ее.

— Ничего не слышал ни о какой договоренности.

Сади пристально поглядел на гладкий, без отделки капюшон балахона гролима — неопровержимое доказательство того, что перед ним жрец низкого ранга.

— Прости меня, слуга Торака, — холодно сказал евнух, — но неужели твой иерарх привык поверять свои тайны привратнику?

Лицо гролима потемнело, он кинул на евнуха недобрый взгляд.

— Прикрой голову, найсанец! — наконец произнес он. — Это святое место.

— Разумеется. — Сади натянул капюшон своего зеленого одеяния на бритый череп. — Не попросите ли кого-нибудь приглядеть за лошадьми?

— О них позаботятся. Это твои слуги?

Гролим взглянул через плечо Сади на его спутников, сидевших на лошадях.

— Да, благородный жрец.

— Скажи им, чтобы следовали за нами. Я отведу вас всех туда, где принимает Хабат.

— Простите, благородный жрец бога-дракона, но мое послание — лично для Агахака.

— Никто не предстает перед Агахаком, прежде не поговорив с Хабат! Возьми слуг и следуй за мной!

Все спешились и вошли через мрачные двери в коридор, освещенный факелами.

Тошнотворный запах паленой плоти, пропитавший весь город, здесь был в десять раз сильнее. Ужас охватил Гариона, когда он шел вслед за гролимом и Сади по дымным залам храма, где все дышало древним злом, а жрецы со впалыми щеками глядели на пришельцев с недоверием и почти нескрываемой угрозой.

И тут где-то в глубине храма раздался отчаянный вопль и следом — громкий лязг железа. Гарион содрогнулся, поняв, что означают эти звуки.

— Неужели здесь все еще совершается древний ритуал жертвоприношения? — изумленно спросил у гролима Сади. — Я полагал, что все это уже в прошлом — ввиду определенных обстоятельств.

— Не произошло ничего, что могло бы заставить нас пренебречь выполнением нашего священного долга, найсанец, — холодно ответил гролим. — Каждый час мы приносим человеческое сердце на алтарь великого бога Торака.

— Но Торака больше нет.

Гролим остановился. Лицо его сделалось злым.

— Никогда не говори больше таких слов! — отрывисто бросил он. — Негоже чужеземцу богохульствовать в стенах храма. Дух Торака живет, и однажды великий бог возродится, чтобы править миром. Он сам взмахнет ножом, когда его враг, Белгарион из Ривы, будет кричать, лежа распростертым на алтаре!

— Вот радость-то! — шепнул Шелк Белгарату. — Нам тогда придется начинать все сначала.

— Помолчи-ка, Шелк, — шепнул Белгарат в ответ.

Просторный покой, в который ввел их жрец-гролим, слабо освещали масляные светильники. Стены сплошь покрывала черная ткань, в воздухе стоял густой аромат благовоний. За столом, на котором стояла мерцающая свеча и лежала тяжелая черная книга, виднелась чья-то худощавая согбенная фигура. По коже Гариона пробежал холодок — он физически ощутил силу, исходящую от этой фигуры. Он бросил взгляд на Полгару — та мрачно кивнула.

— Простите меня, святая Хабат, — дрожащим голосом заговорил рябой гролим, — но тут послание от Джахарба-убийцы.

Фигура выпрямилась, и Гарион до глубины души изумился. Это была женщина, притом безусловно красивая женщина, но вовсе не это поразило Гариона. На бледных щеках ее устрашающе алели глубокие шрамы — они сбегали от висков к подбородку, и рисунок их явственно напоминал языки пламени. Темные глаза женщины пылали огнем, а на полных губах блуждала злобная усмешка. Край ее черного капюшона был окантован пурпуром.

— Ну? — хрипловато спросила она. — С каких это пор дагаши присылают с поручениями чужеземцев?

— Я… я счел за лучшее не спрашивать, святая Хабат, — затрепетал гролим. — Но этот утверждает, что он друг Джахарба.

— И ты предпочел на этом прекратить расспросы? — Хрипловатый голос превратился в угрожающий шепот, а пылающие глаза пронизывали дрожащего жреца. Затем ее взгляд устремился на Сади. — Назови свое имя, — приказала она.

— Я Усса из Стисс-Тора, святая жрица, — ответил Сади. — Джахарб повелел мне предстать перед правителем и на словах передать ему его просьбу.

— А что это за просьба?

— О, простите, святая жрица, но то, что я должен передать, предназначено только для ушей самого Агахака.

— Уши Агахака — это я, — произнесла жрица устрашающе тихим голосом. — Ничто не достигает его ушей прежде, чем это услышу я.

И тон, которым это было сказано, открыл Гариону больше, чем сами слова.

Хотя этой изуродованной шрамами женщине каким-то непостижимым образом удалось достичь здесь, в храме, определенной власти, она все еще не уверена в себе и своей силе. Эта ее неуверенность — словно открытая рана, и стоит кому-то подвергнуть сомнению ее могущество, как из глубины ее существа поднимается темная волна ненависти к этому человеку. Гарион горячо надеялся, что Сади отдавал себе отчет в том, насколько она опасна.

— О, я не вполне представлял себе положение дел здесь, в храме, — вежливо поклонился Сади. — Мне сказали, что Джахарб, Агахак и король Ургит по некоторым причинам хотят, чтобы некто Кабах беспрепятственно попал в Рэк-Хаггу. И я призван обеспечить его безопасность во время путешествия.

Глаза жрицы сузились.

— Уверена, это далеко не все, что тебе приказано передать, — обличительным тоном произнесла она.

— Боюсь, что все, благородная жрица. Полагаю, Агахак все поймет.

— А больше ничего тебе Джахарб не говорил?

— Ничего, кроме того, что этот Кабах находится здесь, в храме, под защитой Агахака.

— Этого не может быть, — отрезала жрица. — Я бы знала об этом, если бы он здесь находился. Агахак ничего от меня не скрывает.

Сади беспомощно развел руками.

— Могу лишь повторить все то, что говорил мне Джахарб, святая жрица.

Глаза жрицы вдруг сверкнули.

— Если ты лжешь мне, Усса, или пытаешься что-то утаить, из твоей груди вырвут сердце, — пригрозила она.

— И тем не менее это все, святая жрица. Могу ли я теперь поговорить с самим иерархом?

— Иерарх сейчас во дворце Дроим, на совете у короля. Он не вернется раньше полуночи.

— А найдется ли тут место, где я и мои спутники могли бы дождаться его возвращения?

— Я еще не закончила, Усса из Стисс-Тора. Что надобно этому Кабаху в Рэк-Хагге?

— Джахарб не счел нужным ввести меня в курс дела.

— Полагаю, ты лжешь мне, Усса. — Кончиками пальцев жрица нервно барабанила по столешнице.

— Мне нет никакого резона лгать тебе, святая Хабат, — возразил евнух.

— Агахак рассказал бы мне об этом деле. Он ничего от меня не утаивает — ровным счетом ничего.

— Возможно, это дело просто показалось ему малозначительным.

Хабат тем временем пристально оглядывала каждого. Потом бросила взгляд на все еще трепещущего гролима.

— Скажи мне, — почти прошептала она, — как так случилось, что один из этих людей вошел в мои покои, имея при себе меч? — И она указала на Гариона.

Лицо жреца посерело.

— Прости меня, Хабат, — забормотал он, — но я… я не заметил никакого меча.

— Не заметил? Как можно не заметить оружия таких размеров? Объясни-ка мне!

Гролим затрясся с головы до ног.

— Может быть, этот меч невидимый? Или, возможно, моя безопасность тебя совершенно не заботит? — Ее изуродованное шрамами лицо стало еще более жестоким. — А вдруг ты затаил против меня зло и надеялся, что этот чужестранец умертвит меня?

Лицо гролима сделалось совсем серым.

— Полагаю, придется довести все происшедшее до сведения Агахака, когда он вернется. Вне всяких сомнений он возжелает побеседовать с тобою об этом мече-невидимке немного погодя.

Дверь в покои Хабат распахнулась, и на пороге возник худощавый гролим в черном одеянии, с капюшоном, откинутым назад и отороченным зеленым. Грязные черные волосы сальными сосульками свисали ему на плечи. От этого человека с выпученными глазами фанатика нестерпимо несло — то был тошнотворный кисловатый запах давным-давно немытого тела.

— Настало время, Хабат, — объявил он скрипучим голосом.

Мрачные глаза Хабат тотчас же смягчились.

— Благодарю, Сорхак, — ответила она, странно-кокетливо опуская ресницы.

Потом она поднялась и достала из ящика стола черный кожаный футляр. Раскрыв его, она почти любовным жестом извлекла оттуда длинный сверкающий нож и мрачно взглянула на гролима, которого только что отчитывала.

— Сейчас я пойду в святилище, чтобы совершить там жертвенный ритуал, — сказала она, рассеянно проводя пальцем по остро отточенному лезвию. — И если хотя бы единое слово о том, что произошло в этих покоях, сорвется с твоих губ, ты сам умрешь при следующем же ударе гонга. А пока отведи этих работорговцев в пристойные покои, где они смогли бы дождаться возвращения иерарха. — Она обратила взор к Сорхаку, и ее глаза внезапно сверкнули. — Ты проводишь меня в святилище, чтобы понаблюдать за тем, как я буду приносить священную жертву?

— Для меня это величайшая честь, Хабат, — коротко кивнув, ответил тот. Но стоило жрице отвернуться, как губы его скривила презрительная усмешка.

— Оставляю вас на попечение этого недотепы, — сказала она, проходя мимо Сади. — Мы еще не окончили разговора, но я должна идти — мне надо приготовиться к жертвоприношению. — И жрица удалилась, сопровождаемая Сорхаком.

Когда двери закрылись, рябой жрец с ожесточением плюнул на пол — на то самое место, где только что стояла Хабат.

— Никогда не подозревал, что женщина может достичь ранга Пурпурных в одном из храмов Торака, — сказал ему Сади.

— Хабат любимица Агахака, — мрачно пробормотал гролим. — Колдунья она никудышная, так что своим продвижением всецело обязана ему. Правителю по нраву все отвратительное. И только благодаря его заступничеству ей до сих пор не перерезали глотку.

— Политика, — вздохнул Сади. — Здесь все так же, как и везде в этом мире. Кстати, она, как мне кажется, весьма ревностно относится к исполнению религиозных ритуалов.

— Ее страсть к ритуалам имеет мало общего с религиозностью. Она обожает кровь. Я сам видел, как она пьет ее, когда кровавая струя хлещет из тела жертвы. И омывает в ней лицо, руки. — Жрец оглянулся, желая убедиться, что его никто не подслушивает, и продолжил:

— Однажды Агахак все же прознает, что она связана с нечистой силой, что они с Сорхаком справляют свои черные шабаши здесь, в священном храме, когда все остальные спят. И как только наш иерарх обнаружит предательство, она сама будет истошно вопить на алтаре, а все гролимы храма передерутся за право располосовать ее ножом. — Он выпрямился и приказал: — Пойдемте со мной.

Комнаты, куда он проводил путешественников, более всего напоминали мрачные застенки. В каждой келье была низенькая кровать, а на колышке, торчащем прямо из стены, висело черное одеяние гролима. Жрец, кивнув, удалился. Шелк оглядел центральную комнату, которая была чуть попросторнее. Ее освещала единственная лампа, а в самом центре стоял грубый стол и скамьи.

— Роскошью все это никак не назовешь, — презрительно произнес он.

— Можно подать жалобу, — предложила ему Бархотка.

— Что у нее с лицом? — дрожащим голосом спросила Сенедра. — Она просто ужасна.

— Таков был обычай в некоторых гролимских храмах в землях Хагги, — ответила Полгара. — Жрицы, владевшие искусством колдовства, покрывали свои лица такими вот шрамами в знак вечной преданности Тораку. Теперь так почти нигде не делают.

— Но ведь она могла бы быть такой красавицей! Почему же она так страшно себя изуродовала?

— Люди в состоянии религиозной истерии порой способны на странные вещи.

— А как получилось, что этот гролим не разглядел меча Гариона? — спросил Шелк у Белгарата.

— Шар обладает властью отводить глаза тех, кому не следует его видеть.

— Это ты велел ему?

— Нет. Порой он принимает решения самостоятельно.

— Ну что ж, дела наши идут неплохо, как вы считаете? — Сади довольно потирал руки. — Говорил же я, что буду вам весьма и весьма полезен.

— Ух, как ты нам полезен, Сади, — насмешливо сказал Шелк. — Сперва ты затащил нас в гущу битвы, потом в самое логово дагашей и вот теперь — прямо в пасть гролимов Хтол-Мургоса. Ну, что ты там дальше задумал для нас, если, разумеется, эта госпожа с экстравагантной внешностью не прирежет тебя до утра?

— Мы непременно сядем на корабль, — заверил его Сади. — Даже Хабат не посмеет оспаривать волю Агахака, как бы ни была уязвлена ее гордость. А путешествие по морю сэкономит нам несколько месяцев.

— Нам с Гарионом надо еще кое-чем здесь заняться, — сказал Белгарат. — Дарник, выгляни в коридор, погляди, не выставили ли стражу.

— Куда вы направляетесь? — спросил Шелк.

— Мне необходимо отыскать библиотеку. Хочу проверить, прав ли был Джахарб, когда утверждал, что книга именно здесь.

— Не лучше ли повременить до ночи — пусть все лягут спать, и тогда…

Старик покачал головой.

— Нам понадобится время, чтобы найти то, что нам надобно. Агахак будет во дворце около полуночи, поэтому именно сейчас самое подходящее время покопаться в его библиотеке. — Он улыбнулся маленькому драснийцу. — Кстати, — прибавил он, — возможно, это для тебя непривычно, но пора тебе знать, что зачастую днем много легче перемещаться, чем ночью, шныряя во тьме и пугливо выглядывая из-за каждого угла.

— Да, мне это более чем странно слышать, Белгарат.

— Коридор пуст, — сообщил возвратившийся Дарник.

— Прекрасно. — Белгарат ушел и вскоре возвратился с грудой черных балахонов. — Вот, — сказал он, протягивая один из них Гариону. — Надевай.

Они стянули зеленые одежды работорговцев и облачились в черные балахоны.

Дарник продолжал наблюдать за дверью.

— Все еще никого, Белгарат, — сказал он, — но вам лучше поторапливаться.

В дальнем конце коридора я слышу шаги.

Старик кивнул, натягивая на глаза капюшон.

— Пошли, — приказал он Гариону.

В коридорах было темно — их освещали лишь дымные факелы, торчащие в кольцах, укрепленных вдоль стен. Изредка им встречались одетые в черное жрецы-гролимы. Они ходили как-то странно, чуть покачиваясь на негнущихся в коленях ногах, спрятав руки в рукава и скрывая капюшонами лица. Гарион догадался, что эта странная походка имела какое-то значение, и пытался подражать гролимам, следуя за дедом вдоль бесконечных коридоров.

Белгарат уверенно шел к цели, ибо знал, где находится то, что ему нужно.

Они вышли в более широкий коридор, и старик остановился, глядя в дальний его конец, где виднелись раскрытые двери. За этими дверями мерцал свет.

— Не туда, — шепнул Гариону старик.

— А что это?

— Это святилище. Тут находится алтарь. — И старик быстро свернул в другой коридор.

— Мы можем потратить долгие часы на поиски, дедушка, — тихо сказал Гарион.

Белгарат покачал головой.

— Архитектура гролимов в высшей степени предсказуема, — возразил он, — мы в нужной нам части храма. Ты погляди, что вон за той дверью, а я пойду туда.

Они пошли по длинному коридору, осторожно заглядывая в каждую дверь.

— Гарион! — вдруг прошептал старик. — Это здесь!

Комната, в которую они вошли, была просторной — тут пахло старым пергаментом и отсыревшими кожаными переплетами. Вдоль стен высились книжные полки, а в углублениях стен стояли столы и скамьи — над каждым столом с потолка свешивалась тусклая лампа.

— Возьми книгу! Любую! — приказал Белгарат. — Теперь сядь вон за тот стол и делай вид, что внимательно ее изучаешь. Глаз не спускай с двери! Я тут осмотрюсь, а ты покашляй, если кто-либо явится.

Гарион кивнул, взял с полки тяжелый фолиант и сел за стол. Минуты тянулись мучительно медленно — он невидящими глазами глядел на страницу, чутким ухом ловя малейший шорох. И тут вдали послышался знакомый уже вопль — долгий и мучительный крик боли, за которым последовал металлический звук — это звенел гонг в святилище, где гролимы справляли свои изуверские ритуалы. Невольно перед внутренним взором Гариона возникло испещренное страшными шрамами лицо Хабат, он словно воочию увидел, как она с наслаждением вонзает нож в тело беспомощной жертвы. Он сжал зубы, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не вскочить и не кинуться на звук.

Раздался тихий свист Белгарата.

— Нашел! — прошептал старик. — Следи за дверью! Я сейчас вернусь.

Гарион, нервничая, сидел за столом, весь превратившись в слух. Он с величайшим трудом справлялся со своей миссией. Волнение его все возрастало по мере того, как текли минуты в ожидании, не войдет ли ненароком кто-нибудь в книгохранилище. Что делать, если сейчас на пороге появится жрец в черной одежде? Заговорить с ним или продолжать сидеть молча, склонившись над книгой?

Таковы ли здешние обычаи? Он перебирал в уме множество вариантов поведения, но когда скрипнули дверные петли, прибег к варианту, которого даже в мыслях не держал, — стремглав кинулся наутек. Он стремительно перепрыгнул через скамью, на которой сидел, и бесшумно бросился в глубь библиотеки, ища среди стеллажей Белгарата.

— Здесь безопасно? Никто не подслушает нас? — раздался чей-то голос.

Другой голос с усмешкой промолвил:

— Сюда больше никто не заходит. Так о чем ты хотел поговорить?

— Разве она тебе еще не осточертела? Ты готов действовать?

— Тише ты, дурак! Если кто-то услышит и донесет ей, твое сердце будет жариться на раскаленных угольях при следующем же ударе гонга!

— Ненавижу эту шлюху со шрамами! — плюнул первый гролим.

— Все ее ненавидят, но от того, узнает она об этом или же нет, зависит наша жизнь. До тех пор, покуда к ней благоволит Агахак, власть ее безгранична.

— Она перестанет быть его любимицей, когда он узнает, что она занимается колдовством здесь, в стенах храма.

— А как он об этом узнает? Ты, что ли, разоблачишь ее перед ним? Она станет все отрицать, а потом Агахак предоставит ей право поступить с тобой по ее усмотрению.

Наступила долгая пугающая пауза.

— К тому же, — вновь заговорил второй гролим, — не думаю, что Агахаку есть дело до ее невинных развлечений. Единственное, что в данный момент волнует иерарха — это поиски Ктраг-Сардиуса. Он и другие иерархи страстно стремятся его обнаружить. Если она хочет любезничать с Сорхаком, совокупляться с ним и пытаться среди ночи пробудить демонов — это ее личное дело, и более никого оно не касается.

— Но это омерзительно! — Голос первого жреца дрожал от гнева. — Она оскверняет наш храм!

— Не желаю слушать! Предпочитаю, чтобы мое сердце оставалось у меня в груди.

— Очень хорошо, — хитренько сказал первый гролим. — Возможно, все именно так, как ты говоришь. Мы оба в ранге Зеленых, и наше возвышение до ранга Пурпурных будет более естественным, чем у Хабат. Если мы с тобой встретимся с нею в укромном месте, то ты воспользуешься своей силой, чтобы обездвижить ее, ну а я вонжу ей нож прямо в сердце. Тогда она предстанет пред самим Тораком и выслушает его мнение по поводу нарушения ею его запрета на колдовство.

— Я отказываюсь слушать тебя!

Послышался звук быстро удаляющихся шагов и скрип закрываемой двери.

— Трус, — пробормотал первый жрец, потом тоже вышел из библиотеки. Снова скрипнула дверь, и все стихло.

— Дедушка! — хрипло зашептал Гарион. — Где ты?

— Здесь, у тебя за спиной. Они ушли?

— Да, никого уже нет.

— Занятный разговор, не правда ли?

Гарион подошел к старику, затаившемуся в самой глубине библиотеки.

— Думаешь, Хабат и впрямь пытается пробудить демонов — так, как это делал Мориндим?

— По крайней мере, многие из гролимов так считают. А если это и впрямь так, эта женщина ступила на весьма зыбкую почву. Торак строго-настрого запретил любые занятия колдовством. Фаворитка она или нет, Агахаку придется вынести ей приговор, если он обо всем прознает.

— Ты что-то нашел? — Гарион поглядел на книгу, которую старик положил перед собой на стол.

— Думаю, это нам поможет. Вот послушай: «Потерянная тропа будет вновь найдена на южном острове».

— Имеется в виду Веркат?

— Почти убежден. Веркат — единственный более или менее крупный остров в южном Хтол-Мургосе. Это подтверждает то, что говорил нам Сади, а я люблю получать подтверждения.

— Но все равно это означает, что мы тащимся в хвосте у Зандрамас! Ты не нашел каких-либо сведений, которые помогли бы нам опередить ее?

— Пока нет, — признался Белгарат и перевернул страницу. — Что это? — раздался его изумленный голос.

— А что такое?

— Слушай. — Старик приподнял книгу так, чтобы тусклый свет лампы падал прямо на страницу, и стал читать:

— »Внемлите: во дни, что последуют за восшествием бога Тьмы на небеса, король Востока и король Юга двинутся друг на друга войной, и это будет знаком для вас, что встреча близится. Поспешите в Место, которого больше нет, когда кровавая битва разорит равнины юга. Возьмите с собой избранную жертву и короля Ангарака в свидетели того, что произойдет.

Клянусь Ио4, тот, кто явится пред Ктраг-Сардиусом с жертвой и королем Ангарака, вознесется превыше всех прочих и будет ими править. Узнайте также, что в момент жертвоприношения бог Тьмы возродится и восторжествует, победив Дитя Света в самый момент своего возрождения».

Гарион, чувствуя, как кровь отхлынула у него от лица, уставился на старика.

— Жертва? — воскликнул он. — Так вот что задумала сделать Зандрамас с моим сыном!

— Похоже на то, — произнес Белгарат. С минуту он размышлял, а потом сказал:

— Это кое-что объясняет, но все же я не вполне понимаю, почему необходимо присутствие короля Ангарака. Цирадис не говорила об этом, нет ничего подобного и в Пророчествах.

— Но то, что у тебя в руках, — книга гролимов, дедушка, — заметил Гарион.

— Может быть, она лжет.

— И это возможно, но теперь, по крайней мере, понятно, почему Зандрамас держит свои перемещения в тайне. Если бы Урвон узнал об этом — а Агахак, вне сомнения, уже знает, — они сделали бы все от них зависящее, чтобы отобрать у нее твоего сына. Кто бы из них ни достиг Сардиона с Гэраном и одним из королей Ангарака, он получил бы абсолютную власть над гролимской церковью.

— Но почему именно мой сын? — воскликнул Гарион. — Почему именно его избрали в качестве жертвы?

— Этого я пока не понимаю, Гарион. Этому мы пока не отыскали объяснения.

— Думаю, не стоит рассказывать обо всем этом Сенедре. У нее и без того достаточно проблем.

Снова скрипнули дверные петли, и Гарион обернулся, а рука его стиснула рукоять меча.