Глава 16

Долго Хеттар уговаривал лошадей спуститься по наклонному коридору, ведущему в сумрачные пещеры Алголанда. Они нервно косились и, когда камень за ними со стуком затворился, вздрогнули. Жеребенок шел так близко к Гариону, что они частенько наталкивались друг на друга, и тогда Гарион чувствовал, как дрожит малыш.

В конце коридора стояли двое, лица их были закрыты плотной материей. Они были низкорослые, ниже Силка, но кряжистые. Сразу за ними открывалось неправильной формы помещение, тускло освещенное слабым красноватым светом.

Белгарат подошел к алгосам. Они почтительно поклонились. Он сказал несколько слов, они поклонились снова и указали на коридор в дальнем конце комнаты. Гарион опасливо огляделся, ища, откуда идет свет, но так и не понял.

– Мы пойдем вон туда, – тихо сказал Белгарат и зашагал через комнату к коридору, на который указали двое алгосов.

– Зачем они закрывают лица? – прошептал Дерник.

– Чтоб защищать глаза от света, когда открываются врата.

– Но в здании было почти совсем темно, – возразил Дерник.

– Не для алгосов, – отвечал старик.

– Кто-нибудь из них говорит по-нашему?

– Очень немногие. Они редко общаются с чужаками. Давайте поторопимся. Горим нас ждет.

Коридор, в который они вошли, скоро вывел их в пещеру, такую огромную, что в слабом свете Гарион не видел ее дальнего конца.

– Сколь протяженны подземелья сии, Белгарат? – спросил Мендореллен, подавленный величием окружающего.

– Никто точно не знает. Алгосы исследуют их с той поры, как здесь обосновались, и до сих пор находят новые.

Коридор перешел в широкий, идущий под углом уступ на стене пещеры, почти под самым сводчатым потолком. Гарион взглянул вниз. Пол пещеры терялся в сумраке внизу. Он вздрогнул и больше к краю не подходил.

Спускаясь, они услышали звуки. Где-то далеко-далеко размеренно бубнил низкий мужской хор. Эхо, царившее здесь, мешало слова и повторяло их бесконечно. И вот хор запел. Пели в диссонанс, в горестном, минорном ключе. Странное дело – первые диссонирующие фразы, эхом отражаясь от стен, сливались с последующими и разрешались такой гармонией, что у Гариона все в душе перевернулось.

Эхо звучало и после того, как смолк хор, снова и снова повторяя последний аккорд.

– Никогда не слышала ничего подобного, – тихо прошептала Се'Недра тете Пол.

– Очень мало кто это слышал, – отвечала Полгара, – хотя в некоторых помещениях эхо держится по нескольку дней.

– Что они поют?

– Гимн Алу. Они повторяют его каждый час, а эхо сохраняет его. Эти пещеры поют один и тот же гимн уже пять тысяч лет.

Слышались и другие звуки: скрежет металла о металл, обрывки разговоров на гортанном алгосском языке и бесконечный звук ударов камня о камень, шедший, казалось, сразу из десятка мест.

– Видать, их здесь много, – сказал Бэйрек, вглядываясь в глубину.

– Не обязательно, – сказал ему Белгарат. – Звук остается в этих пещерах, а эхо повторяет его долго после того.

– Откуда свет? – спросил Дерник озадаченно. – Я не вижу фонарей.

– Алгосы размалывают в порошок два разных минерала, – отвечал Белгарат. – При смешении они дают свет.

– Тускловатый, однако, – заметил Дерник, глядя на потолок пещеры.

– Алгосам много света не нужно.

Только через полчаса они добрались донизу. От пола пещеры на равном расстоянии друг от друга расходились коридоры и галереи. Проходя мимо одной, Гарион заглянул внутрь. Она была тускло освещена и казалась очень длинной. В стенах находились отверстия боковых галерей. В дальнем ее конце он увидел нескольких алгосов.

В центре пещеры располагалось большое тихое озеро. Белгарат уверенно двинулся вдоль него. Где-то далеко Гарион услышал всплеск – то ли плеснула рыба, то ли упал в воду камешек. Эхо пения, которое они услышали, войдя в пещеру, не смолкало, становясь то громче, то глуше.

Два алгоса ждали их у входа в одну из галерей. Они поклонились и заговорили с Белгаратом. Как и те, первые, встреченные ими, они оказались низкорослыми и плечистыми. Волосы у них были почти бесцветные, глаза – большие и почти черные.

– Лошадей мы оставим здесь. Эти люди о них позаботятся, – сказал Белгарат. – Там впереди ступеньки.

Пришлось уговаривать дрожащего жеребенка остаться с матерью. Наконец тот вроде понял, и Гарион торопливо нагнал спутников, уже вошедших в одну из галерей.

В стенах этой галереи были ниши или углубления, частью оборудованные под мастерские, частью явно жилые. Алгосы в нишах занимались своими делами, не обращая внимания на идущий по галерее отряд. Одни работали с металлом, другие – с камнем, некоторые – с деревом, кто-то шил. Алгосская женщина нянчила младенца.

В большой пещере за ними снова зазвучало пение. Они миновали нишу, в которой семь алгосов что-то декламировали хором.

– Они много времени посвящают религиозным обрядам, – заметил Белгарат, когда ниша осталась позади. – Религия – основа алгосского существования.

– Звучит скучновато, – фыркнул Бэйрек.

Галерея оканчивалась высокими стертыми ступенями. Они двинулись вниз, держась за стену.

– Здесь запросто можно потерять направление, – заметил Силк. – Я уже не знаю, куда мы идем.

– Вниз, – подсказал ему Хеттар.

– Спасибочки, – сухо отвечал Силк.

Лестница вывела их в другую пещеру, к самому ее потолку, но через эту пещеру был перекинут тоненький мостик.

– Нам сюда, – сказал Белгарат, ступая на мост. Гарион взглянул вниз и увидел множество прихотливо разбросанных тусклых пятнышек – входы в галереи.

– Тут, наверное, живет очень много людей, – сказал он деду.

Старик кивнул.

– В этой пещере обитает одно из самых больших алгосских племен.

Они приближались к дальнему концу моста, когда до них донеслись первые фразы древнего гимна.

– Лучше бы они нашли другую мелодию, – недовольно пробормотал Бэйрек. – Эта уже действует мне на нервы.

– Я скажу об этом первому же алгосу, которого мы встретим, – отозвался Силк. – Думаю, они рады будут в угоду тебе разнообразить свои песни.

– Очень смешно, – сказал Бэйрек.

– Может, им просто не приходило в голову, что не все восхищаются их гимном.

– Тебе-то что? – огрызнулся Бэйрек.

– В конце концов, они поют его всего пять тысяч лет.

– Хватит, Силк, – сказала тетя Пол.

– Как вам угодно, прекрасная госпожа, – сказал Силк насмешливо.

Они вошли в галерею в дальнем конце пещеры и шли по ней до развилки. Белгарат уверенно свернул налево.

– А ты не путаешь? – спросил Силк. – Я могу ошибиться, но мне кажется, что мы идем по кругу.

– Именно.

– Полагаю, вы не удосужитесь объяснить зачем?

– Мы должны обойти одну пещеру, чтобы не идти через нее.

– А почему нет?

– Она неустойчива. От малейшего шума может обрушиться потолок.

– Ох!

– Это одна из здешних опасностей.

– Ты мог бы не входить в подробности, старина, – сказал Силк, опасливо глядя на потолок. Он явно болтал больше обычного, и Гарион, тоже подавленный окружающим, хорошо его понимал. Некоторые люди не выносят замкнутых помещений, и Силк, видимо, принадлежал к их числу. Гарион тоже посмотрел наверх, и ему почудилось, что гора всей своей тяжестью давит на него. Не одного Силка, подумал он, тревожит мысль об этой каменной громаде.

Галерея вывела их в маленькую пещеру с зеркальным озером посередине. Оно оказалось очень мелким, сквозь воду просвечивала белая галька. В центре озера был остров, а на острове стояло здание в форме усеченной пирамиды, такое же, как в разрушенном городе наверху. Его кольцом окружали колонны, между которыми располагались белые, высеченные из камня скамьи. Светящиеся хрустальные шары свисали на цепях с потолка пещеры, футах в тридцати над головой. Свет их, хотя и тусклый, был гораздо ярче, чем в галерее, которую они только что прошли. К острову вела белая мраморная дамба, а в конце ее стоял древний старик. Он смотрел на них.

– Яад хо, Белгарат, – сказал старик. – Гройя Ал.

– Горим, – отвечал Белгарат, кланяясь. – Яад хо, гройя Ал.

Он прошел по дамбе и тепло пожал руку старику.

Они заговорили на гортанном алгосском наречии.

Горим казался очень, очень старым. У него были длинные серебряные волосы и борода, снежно-белое одеяние. Была в нем какая-то просветленность, которую Гарион сразу уловил и понял неосознанно, что приближается к святому. Горим нежно простер руки к тете Пол, и, обменявшись ритуальным «Яад хо, гройя Ал», они обнялись.

– Спутники наши не говорят на твоем языке, мой добрый друг, – сказал Гориму Белгарат. – Тебя не обидит, если мы будем говорить на наречии внешнего мира?

– Отнюдь, Белгарат, – отвечал Горим. – Ал сказал нам, что люди должны понимать друг друга. Заходите все. Я приказал подать вам еду и питье. – Старик поглядел на каждого по очереди, и Гарион заметил, что глаза у него не черные, как у остальных алгосов, а синие, почти фиолетовые. Горим повел их к дверям пирамидального строения.

– Явилось ли на свет дитя? – спросил Горима Белгарат, когда они проходили в дверь.

Горим вздохнул.

– Нет, Белгарат, нет, а я уже очень устал. Мы надеемся всякий раз, как рождается младенец. Но через несколько дней глаза его темнеют. Похоже, что Ал еще не собирается проститься со мной.

– Не отчаивайся, Горим, – сказал другу Белгарат. – Дитя явится – когда сочтет нужным Ал.

– Так нам заповедано. – Горим снова вздохнул. – Однако племена волнуются, а в дальних галереях зреет недовольство – и даже хуже. Ревнители становятся все яростнее, возникают странные культы. Алгосам нужен новый Горим. Я пережил свое время на три сотни лет.

– У Ала есть еще для тебя работа, – отвечал Белгарат. – Пути его – не наши пути, и время его иное.

Комната, в которую они вошли, была квадратная, но стены ее, как и всех алгосских домов, слегка заваливались внутрь. В центре стоял каменный стол с каменными же скамьями по обе стороны, во множестве уставленный чашами с фруктами и круглыми хрустальными чашечками. Здесь же лежали плоские длинные фляги.

– Мне говорили, что в горах рано наступила зима, – сказал Горим. – Питье поможет вам согреться.

– Да, снаружи прохладно, – заметил Белгарат.

Они сели на скамьи и принялись есть. Фрукты были, терпкие, напиток – крепкий. От него по телу сразу разлилось тепло.

– Простите нам наши обычаи, которые вам покажутся странными, – сказал Горим, заметив, что Бэйрек и особенно Хеттар приступили к фруктам без особого энтузиазма. – Мы связаны ритуалом. Мы начинаем еду с плодов, памятуя, как скитались в поисках Ала. Мясо принесут позже.

– Как вы в пещерах достаете такую еду, светлейший? – вежливо осведомился Силк.

– Наши сборщики выходят из пещер ночью, – отвечал Горим. – Они говорят, что плоды и колосья, которые они приносят, растут в горах сами по себе, но я полагаю, что они давно возделывают их в какой-то плодородной долине. Утверждают они также, что приносят нам мясо диких зверей, убитых на охоте, но я и в этом сомневаюсь. – Он мягко улыбнулся. – Я прощаю им эту маленькую ложь.

Видя сердечность Горима, Дерник отважился задать давно мучивший его вопрос.

– Простите, ваше преподобие, – начал он, – почему ваши зодчие все строят кривым? То есть не под прямым углом? У вас все наклонное.

– Насколько я понимаю, это связано с равновесием и упором, – ответил Горим. – Каждая стена может упасть, но, поскольку все они опираются одна на другую, ни одна не может шелохнуться. И, конечно, форма их напоминает о шатрах, в которых мы жили во дни наших скитаний.

Дерник задумчиво наморщил нос, переваривая эту мысль.

– Вернули ли вы Око Олдура, Белгарат? – спросил Горим, делаясь серьезным.

– Еще нет, – ответил Белгарат. – Мы гнались за Зидаром до Найссы, но у границы его подстерег Ктачик и отнял у него Око. Теперь оно у Ктачика в Рэк Ктоле.

– А Зидар?

– Он бежал от Ктачика и перенес Торака из Ктол Мишрака в Маллорию, чтобы Ктачик не смог оживить его Оком.

– Значит, вам придется идти в Рэк Ктол?

Белгарат кивнул. Прислужник внес дымящееся жаркое, поставил на стол и с почтительным поклоном вышел.

– Удалось ли узнать, как Ктачик взял Око и не погиб? – спросил Горим.

– Око взял ребенок, – сказала тетя Пол. – Невинное дитя.

– А-а... – Горим задумчиво погладил бороду. – Разве не говорится в пророчестве: «И дитя вручит избранному принадлежащее ему по праву рождения»?

– Да, – ответил Белгарат.

– И где теперь дитя?

– Насколько мы знаем, у Ктачика в Рэк Ктоле.

– Значит, вы будете штурмовать Рэк Ктол?

– Для этого мне бы потребовались армия и годы, чтобы взять крепость. Думаю, есть иной выход. Некий отрывок из Даринского свода упоминает о пещерах под Рэк Ктолом.

– Я помню этот отрывок, Белгарат. Он очень невразумителен. Он может означать это, но что, если он значит что-то другое?

– Его подтверждает отрывок из «Кодекса Мрина», – не сдавался Белгарат.

– Друг мой, «Кодекс Мрина» еще хуже. Он невразумителен и кажется полной нелепицей.

– У меня такое чувство, что когда мы оглянемся назад – когда все закончится, – мы увидим, что «Кодекс Мрина» был самой точной версией. Кроме того, у меня есть и другие подтверждения. Когда мерги строили Рэк Ктол, раб-сендар бежал от них и пробрался на Запад. Когда его нашли, он бредил и скоро умер, но до самой смерти твердил о пещерах под горой. И не только это. Энхег Чирекский нашел список «Книги Торака» с фрагментами очень древнего гролимского пророчества: «Стерегите храм горе и долу, ибо Крэг Яска призовет супостатов с воздуха или из-под земли, дабы исхитили его».

– Еще более невразумительно, – возразил Горим.

– Как все гролимские пророчества, но других у меня нет. Если я отказываюсь думать о пещерах под Рэк Ктолом, я должен осадить его. Для этого пришлось бы собрать все армии Запада, а тогда Ктачик призовет на защиту города все энгаракское воинство. Все указывает на некую последнюю битву, но я предпочел бы сам выбрать время и место. И уж, конечно, мергскую пустыню я бы не выбрал.

– Ты ведь к чему-то клонишь, так ведь?

Белгарат кивнул.

– Мне нужен кудесник, чтобы найти пещеры под Рэк Ктолом и провести нас по ним в город.

Горим покачал головой.

– Ты просишь невозможного, Белгарат. Все кудесники – ревнители, фанатики. Никого из них ты не убедишь покинуть священные пещеры под Пролгой – особенно теперь. Все алгосы ждут, что родится дитя, и каждый ревнитель убежден, что именно он обнаружит дитя и явит племенам. Я даже не могу приказать, чтобы кто-то пошел с вами. Кудесники почитаются святыми, и я не имею над ними власти.

– Это будет не так трудно, как тебе кажется, Горим, – Белгарат отодвинул тарелку и потянулся за чашкой. – Кудесника, который мне нужен, зовут Релг.

– Релг? Он еще хуже других. Он набрал последователей и часами проповедует им в дальних галереях. Себя он почитает самым важным человеком в Алголанде. Ты не убедишь его покинуть пещеры.

– Не думаю, чтобы мне пришлось его убеждать, Горим. Не я его выбрал. Это было решено задолго до того, как я родился на свет. Просто пошли за ним.

– Я пошлю, если хочешь, – сказал Горим с сомнением, – однако не думаю, что он придет.

– Он придет, – сказала тетя Пол уверенно. – Он не будет знать почему, но он придет. И он пойдет с нами, Горим. Та же сила, что собрала нас вместе, принудит и его. У него не больше выбора, чем у нас у всех.

Глава 17

Все это было ужасно утомительно. По пути на Пролгу Се'Недра совсем окоченела; в тепле отошла, и теперь ее клонило в сон. Бесконечный непонятный разговор Белгарата со странным дряхлым старичком тоже усыплял. Где-то вдалеке, отдаваясь бесконечным эхом, вновь зазвучало странное, убаюкивающее пение. Она не заснула только потому, что с младенчества была приучена к строгому придворному этикету.

Путешествие далось Се'Недре нелегко. Привыкшая к теплому Тол Хонету, она с трудом переносила холод. Ей казалось, что ноги ее уже никогда не согреются. Она увидела новый для себя мир, полный ужасов и неприятных неожиданностей. В императорском дворце в Тол Хонете власть ее отца императора ограждала ее от любых опасностей, но теперь она чувствовала себя слабой и уязвимой. В те редкие минуты, когда она была вполне с собой откровенна, она понимала, что задирает Гариона именно из-за этого постоянного чувства незащищенности. Ее вырвали из уютного, безопасного мирка, она ощущала себя беззащитной, беспомощной и боялась.

Бедный Гарион, подумала она. Такой милый. Ей было немного стыдно, что она его мучила. Она пообещала себе, что скоро – очень скоро – все ему объяснит. Он – умница и наверняка поймет. Это, конечно, сразу разрушит стену, которая между ними возникла.

Почувствовав на себе ее взгляд, Гарион посмотрел на нее и с подчеркнутым равнодушием отвернулся. Глаза у Се'Недры сделались ледяные. Как он смеет? Мысленно она кое-что добавила к списку его многочисленных недостатков.

Дряхлый старичок Горим послал одного из этих странных, молчаливых алгосов за человеком, о котором они говорили с Белгаратом и леди Полгарой. Разговор сделался более понятным.

– Удалось ли вам проехать через горы без помех? – спросил Горим.

– Было у нас несколько стычек, – отвечал Бэйрек, рыжебородый граф Трелхеймский, как показалось Се'Недре, чересчур легкомысленным тоном.

– Но, благодарение Алу, вы живы, – набожно сказал Горим. – Какое же из чудовищ бродит в горах об эту пору? Я давно не выходил из пещер, но помню, многие из них ложатся в берлоги, как только выпадет снег.

– Мы повстречались с хрулгами, светлейший, – сообщил барон Мендореллен, – и с олгротами. Кроме того, мы встретили элдрака.

– Элдрак доставил нам уйму хлопот, – сухо заметил Силк.

– Разумеется. К счастью, элдраков не так уж много. Это весьма опасные чудовища.

– Мы заметили, – сказал Силк.

– Кто это был?

– Грул, – отвечал Белгарат. – Мы с ним встречались прежде, и он затаил на меня зло. Сожалею, Горим, но нам пришлось его убить. Другого выхода не было.

– Ах, – сказал Горим с болью в голосе. – Бедный Грул.

– Я лично не очень скорблю по нему, – сказал Бэйрек. – Не хочу лезть не в свое дело, светлейший, но почему бы вам не истребить в горах самых неприятных чудовищ?

– Они – дети Ала, как и мы, – объяснил Горим.

– Но, если б не они, вы бы могли вернуться на поверхность, – заметил Бэйрек.

Горим улыбнулся.

– Нет, – сказал он мягко. – Алгосы уже не выйдут на свет из пещер. Мы обитаем в них пять тысячелетий, и годы эти наложили на нас свой отпечаток. Глаза наши не выносят солнца. Чудища наверху для нас не опасны, зато отпугивают чужестранцев. Мы относимся к чужестранцам настороженно, так что оно, пожалуй, к лучшему.

Горим сидел за узким каменным столом прямо напротив Се'Недры. Ему явно причинял боль разговор о чудовищах. Он посмотрел на нее, потом протянул дряблую старческую руку и, взяв ее за подбородок, повернул лицом к тускло светящемуся шару, который свисал с потолка.

– И не все диковинные существа ужасны, – сказал он, глядя на нее мудрыми фиолетовыми глазами. – Взгляните, сколь прекрасна эта дриада.

Се'Недра вздрогнула не от прикосновения – сколько она себя помнила, старички, видя ее цветущее личико, всегда брали ее за подбородок – но оттого, что Горим сразу угадал в ней не вполне человека.

– Скажи мне, дитя, – спросил Горим, – до сих ли пор дриады почитают Ала?

Она растерялась.

– Из-звините, светлейший, – пробормотала она. – До недавнего времени я даже не слышала о боге по имени Ал. Не знаю почему, но мои учителя очень мало говорили мне о вашем народе.

– Принцесса воспитывалась в Толнедре, – объяснила леди Полгара. – Она из рода Борунов – вы, вероятно, слышали о родстве этого семейства с дриадами? Как толнедрийка, она находится под покровительством Недры.

– Ничего бог, – согласился Горим, – по мне, немного чопорный, но вполне исправный. А сами дриады – помнят ли они своего бога?

Белгарат извиняюще кашлянул.

– Боюсь, что нет, Горим. Они отошли от него, и тысячелетия изгладили из их памяти то, что они о нем знали. Это довольно легкомысленные создания и мало интересуются религией.

Лицо Горима опечалилось.

– Какого же бога они чтут?

– Никакого, – признался Белгарат. – У них есть священные рощи и один-два идола, вырезанные из корней особо почитаемых деревьев. Вроде и все. Никакого определенного вероучения у них нет.

Разговор показался Се'Недре довольно обидным. Она повела плечиками и лукаво улыбнулась Гориму. Она отлично знала, как очаровывать старичков. Она долго практиковалась на своем отце.

– Я глубоко ощущаю пробелы в своем образовании, светлейший, – солгала она. – Раз таинственный Ал – родовое божество дриад, мне следовало бы о нем знать. Надеюсь, со временем мне удастся исправить это упущение. Может быть, через меня, недостойную, мои сестры вернутся к своему исконному богу.

Получилось ловко. Се'Недра даже немного начала гордиться сказанным. К ее удивлению, такие расплывчатые заверения Горима не удовлетворили.

– Скажи своим сестрам, что суть нашей веры заключена в «Книге Алголанда», – на полном серьезе сказал он.

– «Книга Алголанда», – повторила она. – Я запомню. Как только вернусь в Тол Хонет, постараюсь раздобыть копию и собственноручно передам в лес Дриад. – Она надеялась, что он этим удовольствуется.

– Боюсь, тексты, которые можно найти в Тол Хонете, весьма неточны, – сказал Горим. – Язык моей страны мало понятен чужеземцам и труден для перевода. – Се'Недра чувствовала, что милейший старичок становится невыносим. – Как часто бывает с древними писаниями, – говорил он, – наша священная книга опирается на нашу историю. Мудрость богов такова, что открывается в исторических повествованиях. Внимая занимательным рассказам, мы усваиваем божественные послания. Не сознавая того, мы учимся, развлекаясь.

Се'Недра была знакома с этим взглядом на преподавание. Его придерживался ее наставник – учитель Джиберс. Она в отчаянии озиралась, ища, как бы переменить тему.

– Наша история – очень древняя, – продолжал Горим неумолимо. – Хотите послушать?

Попавшаяся на собственный крючок, Се'Недра только беспомощно кивнула.

И Горим начал:

– «В начале дней, когда своевольные боги соткали наш мир из тьмы, в тиши небес обитал дух по имени Ал...»

В полном отчаянии Се'Недра поняла, что он намеревается пересказать ей всю книгу. Однако, когда первая досада прошла, она почувствовала в словах Горима странное очарование. Даже себе она не призналась бы в том, как тронул ее призыв Горима к бесчувственному духу, явившемуся ему на Пролге. Что это был за человек, посмевший обвинять бога?

Слушая, она уголком глаза увидела какое-то сияние. Она скосила глаза – что-то светилось в массивной стене, однако иначе, чем свисающие с потолка хрустальные шары.

– «...Тогда возрадовался Горим, – продолжал старик, – и нарек то высокое место Пролгой, что значит Святое Место. И покинул он Пролгу, и вернулся...»

– Яа! Гарах тек, Горим! – Голос, произнесший эти слова, был исполнен возмущения.

Се'Недра оглянулась, чтобы взглянуть на вошедшего. Как все алгосы, он был мал ростом, однако казался почти уродом из-за непропорционально широких плеч. Нечесаные бесцветные волосы торчали в разные стороны. Его кожаная куртка с капюшоном была заляпана грязью, большие черные глаза горели фанатизмом. За спиной толпились человек пятнадцать алгосов. Они всем своим видом выражали возмущение. Фанатик в кожаной куртке продолжал изливать гневную хулу. Горим нахмурился, но стойко выслушивал нападки. Подождав, пока фанатик остановился перевести дыхание, старец обернулся к Белгарату.