Полгара кивнула.

— Я предполагала что-то в этом роде. Передайте ей, что я поговорю с Дарником по поводу Тофа.

Андель с благодарностью поклонилась.

— Гарион, — прошептала Сенедра сквозь дремоту, — где мы?

Он тут же повернулся к ней.

— С тобой все в порядке? — спросил он, взяв ее за руку.

— М-м-м, — пробормотала она. — Мне просто очень хочется спать. Что случилось и где мы?

— Мы в Рэк-Хагге. — Он бросил быстрый взгляд на Полгару, затем снова повернулся к постели. — У тебя был всего лишь легкий обморок, — произнес он преувеличенно небрежным тоном. — Как ты себя чувствуешь?

— Все в порядке, мой дорогой, но сейчас мне бы хотелось поспать. — И глаза ее закрылись. Затем она снова приоткрыла их и произнесла сонным голосом: — Гарион, что такое со свечой?

Он нежно поцеловал ее в щеку.

— Об этом не волнуйся, дорогая, — сказал он ей, но она уже спала крепким спокойным сном.

Было далеко за полночь, когда Гариона разбудил легкий стук в дверь.

— Кто там? — спросил он, садясь в постели.

— Посланник императора, ваше величество, — ответил голос за дверью. — Он дал мне поручение просить вас оказать любезность и составить ему компанию.

— Сейчас? Посреди ночи?

— Таково поручение императора, ваше величество.

— Хорошо, — сказал Гарион, откидывая одеяло и спустив ноги, — его ступни ощутили холодный пол. — Подождите минутку, я должен одеться.

— Конечно, ваше величество.

Бормоча себе под нос, Гарион стал натягивать одежду в тусклом свете горевшего в углу светильника. Одевшись, он плеснул в лицо холодной воды и провел пятерней по волосам, пытаясь более или менее привести их в порядок. Уже собираясь уходить, он вспомнил про свой меч и, просунув голову и руку в ремень, привязанный к ножнам, подвинул железную рукоять к левому боку. Затем открыл дверь.

— Все в порядке, — сказал он посланнику, — пошли.

В кабинете Каль Закета стояли полки с книгами, несколько обтянутых кожей стульев, большой полированный стол. В очаге потрескивали торящие поленья. Император, все еще одетый в простую полотняную мантию, сидел за столом и при свете масляной лампы перебирал кучку пергаментных рукописей.

— Вы хотели меня видеть, Закет? — спросил Гарион, войдя в комнату.

— Ах да, Белгарион, — сказал Закет, откладывая пергаменты. — Хорошо, что вы пришли. Насколько я понимаю, ваша жена поправляется.

Гарион кивнул.

— Спасибо, что прислали Андель. Она нам очень помогла.

— Рад был помочь, Белгарион. — Закет протянул руку к лампе и прикрутил фитиль — в углах комнаты стало темно. — Я подумал: не побеседовать ли нам немного, — сказал он.

— Вам не кажется, что уже несколько поздно?

— Я не так много сплю, Белгарион. На сон уходит треть жизни. День наполнен ярким светом и отвлекает от дел; ночь темна и спокойна и позволяет лучше сосредоточиться. Пожалуйста, садитесь.

Гарион отстегнул меч и прислонил его к книжному шкафу.

— Вы знаете, я не столь уж опасен, — сказал император, глядя на грозное оружие гостя.

Гарион улыбнулся, устраиваясь поближе к огню.

— Я принес его не из-за вас, Закет. Просто привычка. Это не такой меч, который можно бросить где попало.

— Я думаю, его никто не украдет, Гарион.

— Его нельзя украсть. Я просто не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал, случайно дотронувшись до него.

— Вы хотите сказать, что это тот самый меч?

Гарион кивнул.

— Я некоторым образом обязан его охранять. Большую часть времени это обуза, но в некоторых случаях я бывал рад, что он при мне.

— Что же на самом деле произошло в Хтол-Мишраке? — внезапно спросил Закет. — Чего мне только об этом не рассказывали…

Гарион криво усмехнулся.

— Мне тоже. Во всех этих россказнях только имена соответствовали действительности, да и то не всегда. Ни я, ни Торак ситуацией не владели. Мы сражались, и я вонзил меч ему в грудь.

— И он умер? — спросил Закет.

— В конце концов, да.

— В конце концов?

— Сначала он изверг огонь и заплакал языками пламени. Затем закричал.

— И что же он выкрикнул?

— Мамочка, — коротко ответил Гарион.

У него не было никакого желания об этом говорить.

— Как это на него не похоже. А что же все-таки случилось с его телом? Мои люди полностью прочесали развалины Хтол-Мишрака, чтобы найти его.

— За ним явились другие боги и забрали его. Вам не кажется, что мы могли бы поговорить о чем-нибудь ином? Эти воспоминания причиняют мне боль.

— Но ведь это был ваш враг.

Гарион вздохнул.

— Это был еще и бог, Закет, а когда приходится убивать бога — это ужасно.

— Вы до странности мягкий человек, Белгарион. Мне кажется, я уважаю вас за это еще больше, чем за ваше несокрушимое мужество.

— Вряд ли несокрушимое. Мне было все время страшно, и Тораку, я думаю, тоже. О чем же вы хотели со мной поговорить?

Закет откинулся на спинку стула и задумчиво постучал пальцами по плотно сомкнутым губам.

— Вы знаете, что рано или поздно нам придется стать противниками, так ведь?

— Нет, — возразил Гарион. — Это не обязательно.

— У мира может быть только один король.

Взгляд Гариона исказился мукой.

— Я управляю одним маленьким островом, и мне хватает проблем. Я никогда не хотел быть королем мира.

— Но я хотел — и хочу.

Гарион вздохнул.

— Тогда, возможно, рано или поздно нам предстоит борьба. Я думаю, мир создан не для того, чтобы им управлял один человек. Если вы попытаетесь это сделать, мне придется вас остановить.

— Меня нельзя остановить, Белгарион.

— Торак тоже так думал!

— Сказано недвусмысленно.

— Это поможет избежать непонимания в дальнейшем. Вы пока не пытались завоевать мое королевство — или королевства моих друзей, — вам хватает своих забот. Не говоря уже о том, что здесь, в Хтол-Мургосе, вы зашли в тупик.

— Вы хорошо проинформированы.

— Королева Поренн — мой близкий друг. Они держит меня в курсе, к тому же Шелк тоже собирает информацию, занимаясь своими делами.

— Шелк?

— Извините. Я хотел сказать — принц Хелдар. Шелк — это нечто вроде прозвища.

Закет пристально посмотрел на него.

— В чем-то мы очень схожи, Белгарион, а в чем-то очень различны. Но тем не менее мы оба делаем то, к чему нас принуждает необходимость. Часто мы полагаемся на волю событий, над которыми не властны.

— Как я понял, вы говорите о двух пророчествах?

Закет усмехнулся.

— Я не верю в пророчества, я верю только в силу. Однако забавно, что в последнее время мы оба занимались одинаковыми проблемами. Недавно вам пришлось подавлять мятеж в Алории — кажется, восстала кучка религиозных фанатиков. У меня сейчас нечто очень похожее происходит в Даршиве. Религия — это бельмо в глазу любого правителя, согласны?

— Мне почти всегда удавалось обходить эту проблему.

— Тогда вы счастливчик. Торак не был ни хорошим, ни добрым богом, а его гролимское духовенство просто отвратительно. Если бы я не был занят делами здесь, в Хтол-Мургосе, я заслужил бы, думаю, любовь и уважение тысячи-другой последующих поколений тем, что стер бы каждого гролима с лица земли.

Гарион усмехнулся.

— Я бы охотно к вам присоединился. Может, заключим союз? — предложил он.

Последовал короткий смешок, затем лицо Закета снова помрачнело.

— Имя Зандрамас о чем-нибудь вам говорит? — спросил он.

Гарион не знал, что было известно Закету о настоящей цели их пребывания в Хтол-Мургосе, поэтому ответил очень осторожно.

— До меня дошли кое-какие слухи, — сказал он.

— А Ктраг-Сардиус?

— Слышал.

— Вы не слишком разговорчивы, Белгарион. — Закет пристально поглядел на него, затем устало провел рукой по глазам.

— Мне кажется, вам нужно немного поспать, — сказал ему Гарион.

— Я лягу спать, как только закончу работу.

— Как вам будет угодно.

— Что вам известно о Маллорее, Белгарион?

— Я получаю информацию — иногда несколько хаотичную, но достаточно свежую.

— Нет, я имею в виду прошлое.

— Боюсь, что немногое. Западные историки попытались обойти даже сам факт существования Маллореи.

Закет криво усмехнулся.

— Мельсенский университет так же близорук по отношению к Западу, — заметил Закет. — Но как бы то ни было, за последние несколько веков — после происшествия под Bo-Мимбром — маллорейское общество стало почти светским. Торак лежал без сознания, Ктучик претворял в жизнь свои извращенные идеи здесь, в Хтол-Мургосе, а Зедар скитался по свету как бродяга без роду и племени, кстати, что с ним случилось? Мне казалось, что он был в Хтол-Мишраке.

— Да, он там был.

— Но мы не нашли его тела.

— Он не умер.

— Не умер? — ошеломленно спросил Закет. — Где же он тогда?

— Под городом. Белгарат разверз землю и замуровал его в скалу под руинами.

— Живьем? — От изумления Закет чуть не поперхнулся.

— Это было оправдано, — сказал Гарион.

По телу Закета пробежала дрожь. Придя в себя, он продолжил:

— Итак, в Маллорее оставался один Урвон, все остальные были устранены. А его занимали лишь заботы о том, чтобы его дворец в Мал-Яске превзошел в роскоши императорский дворец в Мал-Зэте. Он изредка читал проповеди, где нес всякую чушь о поклонении богу, но в остальное время о Тораке, казалось, и не вспоминал. Ни самого бога, ни его учеников поблизости не было, и гролимская церковь потеряла влияние. Ну, конечно, священники болтали о возвращении Торака, пустозвонили о том, что однажды спящий бог проснется, однако воспоминания о нем все больше стирались у людей из памяти. Власть церкви все слабела, а власть армии — а значит, и императорского трона — крепла.

— В маллорейской политике много темного, — заметил Гарион. Закет кивнул.

— Я думаю, так уж мы устроены. Во всяком случае, наше государство развивалось, и темные времена для него стали уходить в прошлое — медленно, но верно. Затем неизвестно откуда появились вы и пробудили Торака и тут же снова усыпили его навеки. С этого и начались наши проблемы.

— Я всегда считал, что на этом они вроде бы должны закончиться.

— Мне кажется, вы плохо разбираетесь в природе религиозного сознания, Белгарион. Пока Торак — пусть спящий — существовал, гролимы и все остальные фанатики чувствовали себя спокойно, уютно и уверенно, так как верили в то, что однажды он проснется, накажет всех их врагов и вновь установит полное господство грязного и разлагающегося духовенства. Но, убив Торака, вы сокрушили это чувство уверенности. Они должны были признать тот факт, что без Торака они ничто. Некоторые из них сошли с ума от огорчения. Другие впали в полное отчаяние. А кое-кто и принялся создавать новую мифологию — взамен той, что вы разрушили одним взмахом меча.

— Я этого совсем не хотел, — заметил Гарион.

— Важны не намерения, Белгарион, а результат. А результат был таков, что Урвону пришлось оторваться от погони за роскошью и вместо того, чтобы купаться в лучах лести и подхалимства, снова взяться за дело. Какое-то время его захлестнул приступ активности. Он откопал все быльем поросшие пророчества и исказил их до такой степени, что они приняли нужный ему вид.

— Какой именно?

— Он пытается убедить людей, что явится новый бог и будет править Ангараком, или сам Торак воскреснет, или его дух вселится в новое божество. У него уже есть кандидат на должность этого нового ангараканского бога.

— Да? И кто же это?

— Он видит своего нового бога каждый раз, когда смотрится в зеркало, — ответил Закет, усмехнувшись.

— Не может быть!

— Еще как может. Урвон пытается убедить самого себя, что он по крайней мере уже несколько веков полубог, возможно, он проехался бы по всей Маллорее в золотой колеснице, если бы не боялся покинуть Мал-Яск. Насколько я понимаю, за ним уже тысячелетия охотится какой-то отвратительный горбун, чтобы убить его, вроде бы один из учеников Алдура.

Гарион кивнул.

— Белдин, — сказал он. — Я с ним встречался.

— И он действительно так ужасен, как о нем рассказывают?

— Возможно, даже ужаснее. Если он когда-нибудь настигнет Урвона, я не пожелал бы оказаться рядом и увидеть, что он с ним сделает.

— Я желаю ему удачной охоты, но Урвон — не единственная моя проблема. Вскоре после смерти Торака из Даршивы стали поступать новые сведения. Гролимская жрица — по имени Зандрамас — также стала пророчествовать появление нового бога.

— Я не знал, что она из гролимов, — с удивлением сказал Гарион.

Закет кивнул.

— В прошлом она пользовалась в Даршиве очень плохой репутацией. Затем у нее открылся так называемый дар провидения, который ее внезапно изменил. Теперь, когда она говорит, никто не может противиться ее словам. Она проповедует миллионам и зажигает их огнем непобедимого пыла. Ее пророчество о приходе нового бога с невероятной быстротой распространилось по Даршиве и достигло также Ренгеля, Воресебо и Замада. Ей принадлежит практически все северо-восточное побережье Маллореи.

— А какое отношение имеет к этому Сардион? — спросил Гарион.

— Я думаю, что это ключ ко всему, — ответил Закет. — И Зандрамас, и Урвон, по-моему, полагают, что тот, кто найдет его и завладеет им, победит.

— Агахак — иерарх Рэк-Урги — тоже так считает.

Закет угрюмо кивнул.

— Я должен был это понять. Гролимы есть гролимы — и в Маллорее, и в Хтол-Мургосе.

— Мне кажется, вам, может быть, следовало бы вернуться в Маллорею и навести там порядок.

— Нет, Белгарион, я не могу прекратить кампанию здесь, в Хтол-Мургосе.

— И все ради личной мести?

Закет был поражен.

— Я знаю, почему вы ненавидели Таур-Ургаса, но он умер, а Ургит совсем на него не похож. Не могу поверить, что вы готовы пожертвовать всей империей только ради того, чтобы отомстить человеку, который этого даже не почувствует.

— Вы знаете? — ошеломленно спросил Закет. — Кто рассказал вам?

— Ургит. Он поведал мне все, что произошло.

— Наверное, с гордостью. — Закет сжал зубы, лицо его побледнело.

— Вовсе нет. С сожалением и с презрением к Таур-Ургасу. Он ненавидел его еще больше вашего.

— Это невозможно, Белгарион. Я отвечу на ваш вопрос: да. Я готов принести в жертву мою империю, а если понадобится, то и весь мир, чтобы пролилась последняя капля крови Таур-Ургаса. Я не буду знать ни сна, ни покоя, пока не сокрушу все, что станет у меня на пути.

«Скажи ему», — приказал вдруг Гариону внутренний голос.

«Что?»

«Скажи ему правду об Ургите».

«Но…»

«Сделай это, Гарион. Он должен знать. Он не сделает того, что должен сделать, пока одержим этой мыслью».

Закет с любопытством взглянул на него.

— Извините, я получил указания, — не очень убедительно объяснил Гарион.

— Указания? От кого?

— Вы все равно не поверите. Мне было приказано кое-что вам сообщить. — Он глубоко вздохнул и быстро произнес: — Ургит — не мург.

— О чем вы?

— Я сказал, что Ургит — не мург, по крайней мере не полностью. По матери — да, но отец его — не Таур-Ургас.

— Вы лжете!

— Нет. Мы обнаружили это, когда были во дворце Дроим в Рэк-Урге. Ургит сам об этом не знал.

— Я не верю вам, Белгарион! — почти прокричал мертвенно побледневший Закет.

— Таур-Ургас мертв, — устало произнес Гарион. — Ургит имел возможность в этом убедиться, так как самолично перерезал ему глотку и засыпал землей. Он также утверждает, что убил всех своих братьев — настоящих сыновей Таур-Ургаса, — чтобы обеспечить безопасность своего трона. Теперь, думаю, в мире не осталось ни капли ургасской крови.

Закет зло сощурился.

— Это подвох. Вы в союзе с Ургитом и несете эту чушь для того, чтобы спасти ему жизнь.

«Используй Шар, Гарион», — подсказал голос.

«Как?»

«Сними его с рукояти меча и возьми в правую руку. Камень покажет Закету ту правду, которую он должен знать».

Гарион поднялся.

— Я хочу показать вам правду. Вы будете смотреть? — обратился он к взволнованному маллорейскому императору.

— Смотреть? На что смотреть?

Гарион подошел к мечу и снял кожаный футляр, прикрывавший рукоять. Он протянул руку к Шару, и тот, издав сильный щелчок, отделился от меча. Затем Гарион повернулся к сидящему за столом Закету.

— Я точно не знаю, как это происходит, — сказал он. — Мне говорили, что у Алдура это получалось, но сам я никогда не пробовал. По-моему, вы должны смотреть сюда. — На вытянутой вперед правой руке он поднес Шар к лицу Закета.

— Что это?

— Люди называют его Ктраг-Яской, — ответил Гарион.

Закет в ужасе отпрянул.

— Он не причинит вам зла, если вы до него не дотронетесь.

Шар, которому долго приходилось сдерживать себя, следуя приказаниям Гариона, начал медленно вибрировать в его руке и светиться, озаряя лицо Закета голубыми лучами. Император приподнял руку, желая отодвинуть в сторону светящийся камень.

— Не трогайте его, — снова предупредил Гарион. — Просто смотрите.

Но глаза Закета были уже прикованы к камню, сияние которого становилось все ярче и ярче. Он так сильно уцепился за край стола, что пальцы его побелели. Минуту, казавшуюся вечностью, он смотрел на светящийся синим Шар. Затем пальцы его медленно разжались и руки опустились. Лицо исказилось мукой.

— Они ускользнули от меня, — простонал он. Из глаз его хлынули слезы. — А я напрасно убил десятки тысяч людей.

— Мне очень жаль, Закет, — тихо сказал Гарион, опуская руку. — Я не могу изменить того, что уже произошло, но вы должны были узнать правду.

— Я не могу быть вам благодарен за эту правду, — произнес Закет, сотрясаясь от рыданий. — Оставьте меня, Белгарион. Уберите этот проклятый камень с моих глаз.

Гарион кивнул, чувствуя прилив жалости и сострадания. Затем установил Шар обратно на рукоять меча, прикрыл ее чехлом и взял оружие в руки.

— Мне очень жаль, Закет, — снова произнес он и тихо вышел из комнаты, оставив императора безграничной Маллореи наедине с его горем.