Глава 14

День начал клониться к вечеру, когда они доехали до Мал-Рэкута — мрачного города-крепости на берегу мутной реки. За высокими стенами виднелись черные башни. Снаружи собралась большая толпа людей, уговаривающих горожан пустить их, но городские ворота были заперты, а у бойниц стояли стрелки, угрожающе натянув направленные на собравшихся внизу беженцев луки.

— Вот вам и ответ на вопрос, не так ли? — произнес Гарион, когда вся компания остановилась на вершине холма неподалеку от охваченного страхом города. — Нечто в этом роде я и ожидал увидеть, — сказал он. — У нас в Мал-Рэкуте никаких дел нет, так что не будем лезть на рожон.

В тот вечер они поставили палатки под сенью кедровой рощи на берегу реки. Небо, которое было голубым и безоблачным, когда они приехали в Маллорею, после заката солнца стало угрожающе серым, до них донеслись раскаты грома, а среди туч на западе несколько раз промелькнула молния.

После ужина Дарник и Тоф вышли из рощицы осмотреться и вернулись с мрачными лицами.

— Боюсь, что мы вступаем в полосу непогоды, — сообщил кузнец. — Она просто носится в воздухе.

— Терпеть не могу ездить верхом в дождь, — пожаловался Шелк.

— Как и большинство людей, принц Хелдар, — ответил Фельдегаст. — Но в плохую погоду, как правило, сидят дома; а если этот голодный путешественник, которого мы встретили днем, сказал нам правду, то не очень-то нам нужно встречаться с той публикой, что разъезжает по Венне в хорошую погоду.

— Он говорил о чандимах, — произнес Сади, нахмурившись. — Кто они такие?

— Чандимы — это орден гролимской церкви, — ответил ему Белгарат. — Когда Торак построил Хтол-Мишрак, он обратил некоторых гролимов в сторожевых псов. После Во-Мимбра, когда Торак был погружен в сон, Урвон снова превратил половину из них в людей. Те, кто обрел человеческий облик, обладают волшебной силой и могут общаться с теми, кто остался псами. Они тесно связаны друг с другом — как стая диких собак — и фанатично преданы Урвону.

— На них-то главным образом и держится власть Урвона, — добавил Фельдегаст. — Их привычное занятие — плести заговоры друг против друга и тех, кто ими повелевает. Но чандимы Урвона уже пять веков поддерживают согласие среди маллорейских гролимов.

— А церковная гвардия? — спросил Сади. — В ней — чандимы или тоже гролимы?

— По-разному, — ответил Белгарат. — Среди них, конечно, есть гролимы, но большинство — маллорейские ангараканцы. Их набрали еще до Во-Мимбра как телохранителей Торака.

— Зачем богу понадобились телохранители?

— Я сам этого никогда не мог понять, — признался старик. — Но как бы там ни было, они остались и после Во-Мимбра — и новые, и ветераны, получившие раны в боях, и отосланные домой. Урвон убедил их, что выступает от лица Торака, и теперь они к его услугам. Потом набрали еще молодых ангараканцев, чтобы восполнить пробелы в рядах. Сначала они лишь охраняли храм, но когда у Урвона возникли трудности с императорами из Мал-Зэта, он решил, что ему необходима поддержка, и сформировал из них армию.

— Хорошо придумано, — заметил Фельдегаст. — Среди чандимов Урвон имеет колдунов, которые держат гролимов в повиновении, а церковные гвардейцы стали силой, способной подавлять возможные протесты простого народа.

— Эти гвардейцы, значит, просто солдаты? — спросил Дарник.

— Не совсем. Скорее рыцари, — ответил Белгарат. — Правда, они далеко не так великолепны. У них, конечно, есть и копья, и шлемы, и щиты, но полагаются они на кольчугу. Одна беда — глупы, как арендийцы. У тех, кто носит стальные доспехи, в голове бывает совершенно пусто — это уж во всем мире так.

Белгарат оглядел Гариона с головы до ног.

— Ты в хорошей форме? — спросил он.

— Не сказал бы, а что?

— Нам, очевидно, предстоит столкновение с гвардейцами, а не с чандимами. Но если для борьбы с ними мы используем наши умственные способности, то шум будет такой, что чандимы налетят, как мошкара на огонь.

Гарион удивленно смотрел на деда.

— Ты шутишь! Я же не Мандореллен!

— Да, ума у тебя побольше, чем у него.

— Я не допущу, чтобы при мне оскорбляли моего рыцаря! — горячо воскликнула Сенедра.

— Сенедра, — рассеянно бросил Белгарат, — замолчи.

— Замолчать?!!

— Ты слышала, что я сказал. — Он так грозно поглядел на нее, что она отступила и спряталась за спину Полгары. — Понимаешь, Гарион, — продолжал старик, — Мандореллен тебя кое-чему научил, и у тебя есть опыт, которого нет у него.

— А доспехи?

— У тебя есть кольчуга.

— Но нет ни шлема, ни щита.

— Я мог бы тебе помочь, Гарион, — предложил Дарник. — У тебя найдется какой-нибудь старый котел, Пол? — спросил он.

— Какого размера?

— Такого, чтобы Гарион мог надеть его на голову.

— Ну это уж слишком! — воскликнул Гарион. — Я не собираюсь напяливать на себя кастрюлю вместо шлема. Я делал это, только когда был мальчишкой.

— Я немного изменю ее форму, — заверил его Дарник. — А из крышки сделаю отличный щит.

Гарион, ворча, ушел прочь.

Бархотка, прищурившись, поглядела на Фельдегаста. Ямочки исчезли с ее щечек.

— Скажите-ка, господин жонглер, — начала она, — почему это странствующему комедианту, который зарабатывает своими выступлениями в придорожных тавернах гроши, так много известно о жизни маллорейских гролимов.

— Я вовсе не так глуп, как это может показаться, госпожа моя, — ответил он. — У меня есть глаза и уши, и я знаю, как ими пользоваться.

— Ты неплохо ушел от ответа, — похвалил его Белгарат.

Жонглер самодовольно ухмыльнулся.

— Я и сам так думаю. Ну да ладно, — продолжал он уже серьезно, — как говорит мой старый друг, если пойдет дождь, мы вряд ли встретимся с чандимами, потому что в плохую погоду псы обычно сидят в конуре. Скорее всего нам повстречаются церковные гвардейцы, потому что рыцарь, будь то арендиец или маллореец, не обращает внимания на дождь, барабанящий по его доспехам. Без сомнения, у нашего короля хватит сил сражаться с любым гвардейцем, но может случиться, что нам попадется не один воин, а целый отряд. Если произойдет такая встреча, помните: когда рыцарь разгонится, ему очень трудно свернуть с пути и изменить направление. Шага в сторону и легкого щелчка по затылку достаточно, чтобы выбить его из седла, а человек в доспехах, если его сбили с лошади, — это все равно что лежащая кверху лапами черепаха.

— Я догадываюсь, ты ведь не раз это проделывал? — тихо спросил Сади.

— Я не всегда был во всем согласен с церковными гвардейцами, — признался Фельдегаст, — и все же я жив и здоров и имею возможность с вами о них беседовать.

Дарник взял у Полгары чугунный котел и сунул его в огонь. Через некоторое время, когда котел раскалился докрасна, Дарник вытащил его из огня толстой палкой, положил на круглый камень лезвие сломанного ножа, а на него — котел. Затем он поднял топор, осмотрел его и занес древко над котелком.

— Сломаешь, — предупредил Шелк. — Чугун слишком хрупок для таких ударов.

— Положись на меня, Шелк, — подмигнув ему, сказал кузнец.

Набрав в легкие побольше воздуха, он начал несильно бить по котлу. И раздался не глухой звук ударов по чугуну, а чистый звон стали, знакомый Гариону с раннего детства. Кузнец искусно перековал котелок в шлем с плоским верхом, острым переносьем и тяжелыми крыльями. Гарион знал, что друг его немного плутует, шепча над шлемом заклинание.

И вот Дарник бросил шлем в ведро с водой, он громко зашипел, окутанный облаком пара. Теперь предстояло превратить крышку в щит, но это было сложной задачей даже для искусного кузнеца. Если ударами молота довести щит до нужного размера, он будет таким тонким, что не сможет отразить даже удар кинжала, не говоря уже о мече или копье. Поразмыслив, кузнец отложил топор в сторону и сделал Тофу едва заметный знак. Великан кивнул, спустился к берегу, вернулся с ведром, полным глины, и опрокинул его прямо на раскаленный щит. Раздалось шипение, и Дарник продолжил работу.

— M-м, Дарник, — сказал Гарион как можно более вежливо, — глиняный щит — это не совсем то, что мне нужно.

Дарник только хмыкнул.

— Взгляни на него, Гарион, — предложил он, не прекращая размеренных ударов топора.

Гарион воззрился на щит расширенными от удивления глазами. Перед ним был раскаленный докрасна щит из чистой стали.

— Как это у тебя получилось?

— Превращение! — воскликнула Полгара. — Замена одного вещества другим! Ради богов, Дарник, где тебя этому научили?

— Я сам кое-чему научился, Пол, — рассмеялся он. — Если для начала имеешь кусочек стали, скажем сломанное лезвие ножа, то дальше можно делать ее из чего угодно: из чугуна, глины, из всего, что есть под рукой.

Внезапно Сенедра широко раскрыла глаза.

— Дарник, — очень почтительно и почти шепотом произнесла она, — и золото тоже можно сделать из чего угодно?

Дарник задумался, продолжая работать.

— Думаю, да, — решил он, — но из золота хорошего щита не сделаешь, оно слишком мягкое и тяжелое, так ведь?

— А можешь сделать еще один щит? — вкрадчиво спросила она. — Для меня? Не обязательно такой большой, ну, немного поменьше. Пожалуйста, Дарник.

Дарник закончил окантовку под мелодичный звон стали и свет красных искр.

— По-моему, Сенедра, это неудачная мысль, — ответил он. — Золото ценится потому, что его мало. Если я стану делать его из глины, оно вскоре потеряет свою ценность. Ты же понимаешь.

— Но…

— Нет, Сенедра, — твердо произнес он.

— Гарион, — капризно протянула она.

— Он прав, дорогая.

— Но…

— Ничего не поделаешь, Сенедра.

Костер догорел, и вместо него мерцала теперь груда углей. Гарион, внезапно проснувшись, вскочил на ноги. Он был весь покрыт потом и трясся крупной дрожью. Да, он снова слышал во сне тот же жалобный плач, что и накануне. Он долго сидел неподвижно, глядя на потухший костер.

Рядом с ним мерно дышала Сенедра, весь лагерь спал. Он потихоньку вылез из-под одеяла, дошел до опушки кедровой рощи и остановился, глядя на поля, темневшие под иссиня-черным небом. Глубоко вздохнув, он вернулся в свою постель и крепко проспал до зари.

Когда Гарион проснулся, моросил дождь. Выйдя из палатки, он увидел Дарника, разжигавшего огонь.

— Можно взять у тебя топор? — спросил он друга.

Дарник вопросительно взглянул на него.

— Мне кажется, к этому всему необходимо еще копье. — Он хмуро поглядел на щит и меч, лежащие на кольчуге рядом с остальным багажом и седлами.

— Ах да, — произнес кузнец. — Чуть не забыл. Одного достаточно? Ведь они иногда ломаются, по крайней мере с Мандорелленом всегда так случалось.

— Больше одного я с собой таскать не собираюсь. — Гарион кивнул на рукоять висевшего у него за поясом меча. — На всякий случай у меня есть этот большой нож.

От промозглой изморози, появившейся на рассвете, близлежащие поля были окутаны неясной дымкой. После завтрака путники достали плотные плащи, приготовившись к путешествию. Гарион уже успел надеть кольчугу и, выложив шлем изнутри старой туникой, нахлобучил его на голову. Он чувствовал себя по-дурацки, когда, позвякивая доспехами, пошел седлать Кретьена. От кольчуги неприятно пахло, и казалось, она притягивает к себе утренний холод. Он поглядел на свое новое копье и круглый щит.

— Они мне будут мешать, — заметил он.

— Подвесь щит к луке седла, — посоветовал Дарник, — а копье прикрепи к стремени. Мандореллен всегда так делает.

— Попробую, — ответил Гарион.

Он вскарабкался в седло, покрываясь потом под тяжестью кольчуги. Дарник протянул ему щит, и он подвесил его к луке седла. Затем взял копье и продел его наконечник в стремя, уколов при этом пальцы ног.

— Тебе придется его придерживать, — сказал ему кузнец. — Само по себе оно держаться не будет.

Гарион хмыкнул и взял древко копья в правую руку.

— Ты очень внушительно выглядишь, дорогой, — заверила его Сенедра.

— Просто потрясающе, — сухо ответил он.

Они выехали из кедровой рощи. Утро было все так же сыро и неприветливо; Гарион, ехавший впереди всех в своем рыцарском облачении, чувствовал себя крайне нелепо.

Особенно докучало копье, которое все время выскальзывало у него из руки и волочилось по земле. Он перехватил его так, чтобы сместить центр тяжести. Капли дождя падали на древко, пробегали по его сжатой руке и стекали в рукав. По локтю непрерывно струилась вода.

— Я чувствую себя водосточной трубой, — ворчал он.

— Давай прибавим ходу, — сказал Белгарат. — Путь до Ашабы далек, а времени у нас немного.

Гарион ударил Кретьена каблуками по бокам, и серый поскакал быстрее — сначала рысью, а затем ровным галопом. И от этого Гарион почему-то перестал ощущать себя по-дурацки.

Дорога, которую накануне вечером им показал Фельдегаст, казалась заброшенной, а в то утро на ней вообще не было ни души. Она пролегала мимо пустых хуторов, печальных, поросших ежевикой развалин домов с остатками покосившейся кровли. Некоторые дома были сожжены, часть — совсем недавно.

От непрекращавшегося дождя земля набухала, и дорога становилась все более вязкой. Грязь, поднятая копытами скачущих галопом коней, забрызгала им ноги и животы, покрыла пятнами сапоги и плащи всадников.

Шелк скакал рядом с Гарионом, с его острого личика не сходило настороженное выражение, и всякий раз, когда они взбирались на вершину холма, он выезжал вперед и окидывал взглядом лежавшую внизу долину.

Через несколько часов езды Гарион промок насквозь и, измученный тяжелыми доспехами и запахом ржавчины, желал только одного — чтобы дождь наконец прекратился.

Шелк поднялся на вершину очередного холма разведать обстановку. Повернувшись назад, он жестом остановил спутников.

— Там, впереди, гролимы, — лаконично сообщил он.

— Сколько? — спросил Белгарат,

— Около двух дюжин. Они отправляют какой-то религиозный обряд.

Старик усмехнулся.

— Давайте поглядим. — Он взглянул на Гариона. — Оставь свое копье Дарнику, — сказал он. — Оно слишком заметно, а я не хотел бы привлекать их внимание.

Гарион кивнул, передал копье кузнецу, а сам последовал наверх за Шелком, Белгаратом и Фельдегастом. Взобравшись на вершину, они спешились и под прикрытием густых зарослей осторожно двинулись дальше.

Одетые в черное гролимы стояли на коленях в мокрой траве перед двумя алтарями, расположенными на некотором расстоянии от холма. Каждого, как плащ, покрывало распластанное кровавое бесформенное тело. За алтарями шипели светильники, от которых в моросящее небо поднимались столбы черного дыма. Гролимы тянули молитву знакомыми Гариону скрежещущими голосами. Слов он разобрать не мог.

— Чандимы? — тихо спросил Белгарат у жонглера.

— Трудно сказать наверняка, почтеннейший, — ответил Фельдегаст. — За это говорят два алтаря, но возможно, этот обычай уже широко распространился. Гролимы очень быстро перенимают изменения в религиозных ритуалах. Но кто бы это ни были, нам с ними все равно лучше не встречаться. Нет никакого смысла ввязываться в стычку с гролимами.

— К востоку от долины, видишь, вон там, — указал вдаль Шелк, — растут деревья, если мы скроемся за ними, нас не заметят.

Белгарат кивнул.

— Долго еще они будут молиться? — спросил Гарион.

— По крайней мере, еще полчаса, — ответил Фельдегаст.

Гарион смотрел на два алтаря и чувствовал, как его наполняет горячая ярость.

— Я хотел бы украсить эту церемонию личным посещением, — сказал он.

— Не вздумай, — возразил Белгарат. — Ты здесь не для того, чтобы разъезжать по деревням и вершить правосудие. Пошли назад к остальным. Нужно успеть обойти этих гролимов прежде, чем они закончат молитву.

Четверо мужчин осторожно пробрались через полосу мокрых деревьев, с востока окаймлявших неглубокую долину, в которой гролимы творили свои мрачные обряды, и вернулись на покрытую грязью дорогу на расстоянии мили от них. Отряд во главе с Гарионом снова поскакал галопом вперед.

На расстоянии нескольких миль от долины, где гролимы принесли в жертву этих несчастных, им попалась на пути горящая деревня, от домов которой валил густой дым. Людей поблизости они не увидели, хотя рядом с горящими домами были видны следы недавних стычек.

Не останавливаясь, путники поехали дальше.

К вечеру дождь прекратился, хотя небо все еще было затянуто облаками. И тут, въехав на вершину очередного холма, на противоположной стороне равнины они заметили одинокого всадника.

— Что будем делать? — спросил Гарион, повернувшись к группе.

— Ты ведь не зря надел доспехи и взял в руки копье, — ответил Белгарат.

— А может, пусть он проедет себе стороной?

— Нет, — вмешался Фельдегаст. — Само твое присутствие с копьем и щитом в руках — вызов для него, и он его примет. Ну так выбей его из седла, молодой господин. А то уже день скоро закончится.

— Ладно, — невесело согласился Гарион.

Он пристегнул щит к левой руке, поправил шлем и вытащил из стремени наконечник копья. Кретьен уже бил копытом землю и призывно ржал.

— Тебе не терпится, дружище, — пробормотал Гарион, — ну, хорошо, поехали.

С серым произошла поразительная перемена. Он устремился вперед, но не рысью и не галопом, а каким-то особенным аллюром, будто специально предназначенным для атаки.

Вооруженный всадник, который уже заметил Гариона, казалось, был потрясен неожиданным нападением, которому не предшествовали обычные в таких случаях вызовы, угрозы и словесные оскорбления. Повозившись со своими доспехами, он наконец закрепил щит и взял наперевес копье. Выглядел он довольно неуклюже, очевидно из-за неудобных доспехов. Облачен он был в куртку-кольчугу, доходившую до колен, на голове красовался круглый шлем с забралом, а у пояса болтался большой меч. Он опустил забрало, пришпорил коня и поскакал навстречу Гариону — в атаку.

Гарион прикрылся щитом и, наклонив копье, направил его прямо на противника. Мокрые поля у обочины слились для него в одно сплошное пятно. Он довольно часто наблюдал, как все это проделывает Мандореллен, чтобы уяснить суть. Расстояние между ним и незнакомцем быстро сокращалось, и Гарион отчетливо видел летевшие из-под копыт коня противника комья грязи. В последний момент перед тем, как они сошлись, Гарион поднялся в стременах, как учил его Мандореллен, подался вперед, напрягая все тело перед ударом, и направил свое копье прямо в середину щита незнакомца.

Удар! И в воздух взметнулись обломки разлетевшегося на кусочки копья незнакомого рыцаря. Его собственное копье, сделанное из только что срубленного кедрового дерева, было гибким и прочным. Согнувшись в дугу, как туго натянутый лук, оно снова пружинисто выпрямилось. Пораженный всадник внезапно приподнялся над седлом, его тело описало в воздухе высокую изящную дугу и свалилось головой вниз прямо посередине дороги.

Гарион проскакал мимо и, натянув поводья, остановил серого. Человек лежал навзничь в дорожной грязи. Он не двигался. Осторожно, держа наготове копье, Гарион шагом подвел Кретьена к усыпанному обломками копья противника месту, где произошло столкновение.

— С тобой все в порядке? — спросил он лежащего в грязи церковного гвардейца.

Ответа не было.

Гарион осторожно слез с коня, кинул на землю копье и взялся за рукоять меча.

— Эй, я спрашиваю, ты в порядке? — снова спросил он. И осторожно ткнул поверженного соперника ногой.

Забрало гвардейца было закрыто, и Гарион приоткрыл его, просунув под него острие меча. Глаза человека закатились так, что были видны белки, а из носа струилась кровь.

Подъехали остальные, и Сенедра, не дав коню остановиться, соскочила с седла и бросилась в объятия мужа.

— Ты был великолепен, Гарион! Просто великолепен!

— Неплохо все прошло, правда? — скромно ответил он, пытаясь одновременно удержать и меч, и щит, и жену. Он взглянул на Полгару, которая тоже слезла с коня. — Как ты думаешь, тетушка Пол, парень оправится? — спросил он. — Надеюсь, что удар был не слишком силен.

Она осмотрела обмякшее тело гвардейца.

— С ним все в порядке, дорогой, — уверенно произнесла она. — Просто потерял сознание от удара, вот и все.

— Славная работа, — похвалил Шелк. Внезапно Гарион широко улыбнулся.

— Знаете что, — сказал он. — Кажется, я начинаю понимать, почему Мандореллену так нравятся поединки. Это и в самом деле захватывает.

— Я думаю, причина в том, что доспехи так много весят, — печально заметил Фельдегаст, обращаясь к Белгарату. — Они так сильно давят на тех, кто их надел, что у них из мозга высасываются все соки — ну или происходит что-то в этом роде.

— Поехали дальше, — предложил Белгарат.

На следующий день, ближе к полудню, они въехали в широкую долину, в которой располагался Мал-Яск, религиозная столица Маллореи, где находился дворец Урвона. Хотя небо было по-прежнему затянуто тучами, дождь отнесло в сторону, и сильный ветер начал сушить траву и грязь на дорогах. По долине, там и здесь, были разбросаны лагеря — небольшие скопления людей, бежавших с севера от демонов и с юга от чумы. Каждая такая группа старалась держаться подальше от соседей и иметь под рукой оружие.

В отличие от Мал-Рэкута ворота Мал-Яска были открыты, хотя их и охраняли облаченные в кольчуги церковные гвардейцы.

— Почему они не входят в город? — спросил Дарник, указывая на беженцев.

— Мал-Яск — не то место, куда все стремятся попасть, господин, — ответил Фельдегаст. — Гролимы ищут людей, которых можно было бы принести в жертву на их алтарях, и глупо попадаться им под руку. — Он взглянул на Белгарата. — Хочешь, дам тебе совет, мой добрый друг? — спросил он.

— Ну что ж, давай.

— Нам понадобится информация о том, что происходит вон там. — Он указал на возвышающиеся над северным горизонтом заснеженные вершины гор. — Поскольку мне известен Мал-Яск и я знаю, как уйти от гролимов, не стоит ли, как думаешь, потратить час времени и послать меня пошнырять по базару, чтоб разнюхать, как там и что.

— Он прав, Белгарат, — согласился Шелк. — Мы должны знать обстановку.

Белгарат задумался.

— Хорошо, — сказал он жонглеру, — но будь осторожен и не заходи в пивнушки.

Фельдегаст вздохнул.

— В Мал-Яске нет этих райских местечек, Белгарат. Гролимы не одобряют простых земных радостей. — Он тронул поводья и поскакал через равнину к черным стенам столицы Урвона.

— Сам себе противоречит парень, — произнес Сади. — Сперва говорит, что появляться в городе опасно, а теперь лезет на рожон.

— Он знает, что делает, — сказал Белгарат.

— Пока мы его дожидаемся, отец, можно и пообедать, — предложила Полгара.

Тот кивнул, и они, отъехав на некоторое расстояние от дороги, спешились.

Гарион положил копье на землю, снял шлем с вспотевшей головы и с интересом посмотрел на город — центр религиозной власти в Маллорее. Город был, несомненно, велик, хотя и не такой большой, как Мал-Зэт. Толстые высокие стены венчали тяжелые зубцы, за которыми возвышались квадратные башни. Все это выглядело неуклюже и уродливо, казалось, сам город угрожал опасностью, словно камни за долгие тысячелетия успели впитать в себя жестокость и кровавое вожделение. Где-то в центре города в воздух поднималось облако дыма, и Гариону показалось, что он уловил слабое эхо гонга, бьющего в храме Торака. Он вздохнул и отвернулся.

— Это не может продолжаться вечно, — твердым голосом произнес Эрионд. — Скоро мы с этим покончим. Алтари будут разрушены, и ножи гролимов покроются ржавчиной.

— Ты уверен, Эрионд?

— Да, Белгарион. Абсолютно уверен.

К концу обеда вернулся Фельдегаст. Лицо его было мрачно.

— Все куда серьезнее, чем мы ожидали, почтеннейший, — сообщил он, соскакивая с мула. — Чандимы полностью контролируют город, и гвардейцы получают приказы прямо от них. Гролимы, не изменившие старой вере, спрятались, но псы Торака разнюхивают, где они скрываются, и, если находят, разрывают на куски.

— Мне довольно трудно им сочувствовать, — пробормотал Сади.

— Я и сам могу это пережить, — согласился Фельдегаст. — Но на базаре ходят слухи, что чандимы со своими псами и гвардейцами перешли границу и рыщут в Катакоре.

— Несмотря на карандийцев и демонов Менха? — с изумлением спросил Шелк.

— Я и сам не могу этого понять, — ответил жонглер. — Никто не может объяснить мне как и почему, но кажется, чандимов и их гвардию совсем не беспокоят ни Менх, ни его войско, ни его демоны.

— Это пахнет чем-то вроде соглашения, — сказал Шелк.

— Кое-что и раньше на это указывало, — напомнил ему Фельдегаст.

— Военный союз? — нахмурился Белгарат.

— Трудно сказать наверняка, почтеннейший, но Урвон — известный заговорщик, и он всегда претендовал на трон в Мал-Зэте. Если ему удалось договориться с Менхом, то Каль Закету надо готовиться к защите.

— Урвон в городе? — спросил Белгарат.

— Нет. Никто точно не знает, куда он уехал, но во дворце его нет.

— Очень странно, — произнес Белгарат.

— Да, действительно, — ответил жонглер. — Но что бы он ни делал и ни замышлял, я думаю, нам нужно двигаться очень осторожно, когда мы вступим в Катакор. Если к карандийцам и демонам, которые уже там, добавить псов и гвардейцев, то подойти к дому Торака в Ашабе будет делом очень рискованным.

— Но нам необходимо это сделать, — мрачно произнес старик. — Мы едем в Ашабу, и если кто-нибудь, будь то пес, человек или демон, встанет на нашем пути, придется его убрать.

Глава 15

Затянутое облаками небо, казалось, опустилось еще ниже, когда путники проезжали мимо негостеприимной столицы гролимов под подозрительными взглядами вооруженных гвардейцев у ворот и закутанных в плащи гролимов на городских стенах.

— Они не будут нас преследовать? — спросил Дарник.

— Пока непохоже, — ответил Сади. — Погляди вокруг. Вон сколько кругом народу, и вряд ли гвардейцы или гролимы будут утруждать себя погоней за каждым прохожим или конником.

— Думаю, ты прав, — согласился кузнец.

К вечеру они были уже далеко от Мал-Яска, и перед ними возвышались заснеженные вершины Катакорских гор, отчетливо вырисовываясь на фоне грязно-серых облаков, гонимых с запада.

— Не остановиться ли нам на ночлег, пока мы не дошли до границы? — спросил Белгарата Фельдегаст.

— А далеко ли до нее отсюда?

— Совсем близко, почтеннейший.

— Она охраняется?

— Как правило, да.

— Шелк, — обратился к маленькому человечку старик, — поезжай вперед и посмотри.

Тот кивнул и пустил коня галопом.

— Послушайте, друзья, — произнес Белгарат, жестом приказывая всем остановиться, чтобы они могли лучше слышать его слова. — Все, кого мы видели сегодня днем, едут на юг. Никто не движется по направлению к Катакору. А когда люди бегут откуда-нибудь, то, перейдя границу, они не останавливаются, а идут дальше. А это означает, что нам вряд ли попадется живая душа по ту сторону границы, в Катакоре. И если здесь нет часовых, мы сможем перейти через границу и заночевать на той стороне.

— А что, если часовые все-таки есть? — усомнился Сади.

Глаза Белгарата погасли.

— Мы все равно перейдем через нее, — ответил он.

Минут через пятнадцать вернулся Шелк.

— Переход охраняют человек десять гвардейцев, — доложил он.

— Удастся ли застать их врасплох? — спросил его Белгарат.

— Не думаю, дорога хорошо просматривается на расстоянии полумили по обе стороны границы.

Старик пробормотал себе под нос проклятие.

— Тогда так, — начал он. — Им все же понадобится время, чтобы оседлать коней, а мы, не давая им опомниться, начинаем атаку. Помните, что говорил Фельдегаст, — надо действовать с умом. Рисковать не нужно, но все гвардейцы должны лежать навзничь после нашей первой атаки. Пол, ты остаешься здесь вместе с дамами и Эриондом.