- Просто будь осторожен и постарайся держать в узде свой нрав.
      Спархок кивнул.
      - Пойдем посмотрим, как там остальные.
      Спору нет, перемены были ошеломляющие. Трудно было понять, кто же на самом деле сейчас говорит, и порой Спархока застигало врасплох то, кто именно отвечал на его вопрос. Они попрощались и без лишнего шума покинули часовню, смешавшись с другими рыцарями церкви. Выйдя в залитый светом факелов внутренний двор, они прошли по подъемному мосту и по темной ночной лужайке направились к казармам, где размещались рыцари церкви. Там Спархок, Стрейджен и Телэн переоделись в измазанные смолой матросские блузы, и остальные также облачились в неприметные одежды простолюдинов. Затем все спустились в подвалы.
      Кааладор, носивший теперь грубоватое лицо пожилого рыцаря-дэйранца, вел их сырым, затянутым клочьями паутины ходом, освещая дорогу дымным факелом. Когда они прошли около мили, он остановился и поднял факел выше.
      - Туточки ваш выход, Спархок, - объявил он, указывая на крутую узкую лестницу. - Выйдете прямехонько в проулок - воняет там, конечно, будь здоров, зато темнотища в самый раз. - Кааладор помолчал. - Извини, Стрейджен, добавил он, - захотелось сказать что-нибудь тебе на память.
      - Как это мило, - пробормотал Стрейджен.
      - Удачи, Спархок, - сказал Кааладор.
      - Спасибо. - Они пожали друг другу руки, и Кааладор, высоко держа факел, повел своих спутников дальше по пахнущему сыростью и плесенью туннелю, оставив Спархока, Телэна и Стрейджена в полной темноте.
      - Им не угрожает ни малейшая опасность, Вэнион, - убеждала Флейта магистра пандионцев, покуда женщины собирали вещи. - В конце концов, с ними буду я, а уж я-то сумею о них позаботиться.
      - Ну, хотя бы десять рыцарей, - снизил он свои требования.
      - Они будут нам только помехой, любовь моя, - сказала Сефрения. - Кому надо помнить об осторожности, так это тебе. На вооруженных людей нападут скорее, чем на нескольких мирных путников.
      - Но женщинам небезопасно путешествовать одним, - настаивал Вэнион. - В лесах полно разбойников и тому подобного отребья.
      - Мы не настолько будем задерживаться в одном месте, чтобы привлечь внимание разбойников или кого-нибудь еще, - терпеливо пояснила Флейта. - Мы доберемся до Дэльфиуса за два дня. Я могла бы устроить это и в один день, но мне придется долго беседовать с Эдемусом, прежде чем войти в его долину. Его наверняка не скоро удастся уговорить.
      - Когда вы покидаете Материон, лорд Вэнион? - спросила Ксанетия.
      - Где-нибудь в конце недели, анара, - ответил он. - Нам нужно подготовить снаряжение и позаботиться об обозах с провизией.
      - Не забудь взять теплые вещи, - напомнила Сефрения. - Вот-вот начнет холодать.
      - Хорошо, любовь моя. Сколько вы пробудете в Дэльфиусе?
      - Это еще неизвестно. Афраэль известит тебя обо всех новостях. Нам многое нужно обсудить с анари Кедоном. То, что Киргон призвал Клааля, осложнило наше положение.
      - Воистину так, - согласилась Ксанетия. - Может статься так, что принуждены мы будем умолять Эдемуса вернуться.
      - А он согласится?
      Флейта проказливо улыбнулась.
      - Я его выманю, Вэнион, - сказала она, - ты же знаешь, как хорошо я умею это делать. Уж если я чего-то захочу, я этого всегда добьюсь. Ну почти всегда.
      - Эй, ты! А ну, шевелись! - проревел боцман, кряжистый детина с бычьей шеей, щелкая плетью у самых пяток Стрейджена.
      Стрейджен, чью новую физиономию украшали теперь длинные усы светловолосого рыцаря-генидианца, швырнул на палубу тюк, который волок на спине, и потянулся за кинжалом.
      - Не смей! - прошипел Спархок. - Сейчас же подними тюк!
      Стрейджен ожег его сердитым взглядом, но все же нагнулся и подхватил тюк.
      - Мы так не договаривались, - проворчал он.
      - На самом деле у него и в мыслях не было охаживать тебя плеткой, заверил Телэн кипящего от злости талесийца. - Все матросы жалуются, что их будто бы колотят, но эта плетка так, для виду. Боцман, который и вправду лупит своих людей плетью, обыкновенно одной прекрасной ночью отправляется за борт в одиночное плавание.
      - Возможно, - мрачно проворчал Стрейджен, - но вот что я тебе скажу: если этот кретин хоть дотронется до меня своей плетью, он не успеет даже поплавать. Я выпущу ему кишки на палубу прежде, чем он успеет разинуть рот.
      - Эй, новички! - проорал боцман. - Нечего языком трепать! Работать надо, а не болтать о погоде! - И он снова угрожающе щелкнул плетью.
      - Она могла это сделать, Халэд, - настаивал Берит.
      - По-моему, ты перегрелся на солнце, - отозвался Халэд.
      Они ехали на юг по безлюдному песчаному берегу, протянувшемуся под пасмурным небом. К дороге подступали негостеприимного вида соляные болота, и сухие камыши громко шуршали и потрескивали под сильным ветром с моря. Халэд приподнялся в стременах и огляделся, затем вновь опустился в седло.
      - Нелепая идея, мой лорд.
      - Пошевели мозгами, Халэд! Афраэль - богиня. Она может все.
      - Уверен, что может, но с чего бы ей этого хотеть?
      - Ну... - Берит замялся. - Наверняка у нее была на то причина, верно? Причина, которую мы с тобой не в силах понять и постичь.
      - Вот, стало быть, что делает с человеком обучение стирикской магии? Ты уже готов искать богов под каждым кустом. Берит, это просто совпадение. Девочки похожи, и ничего более.
      - Можешь сомневаться сколько тебе угодно, Халэд, но я все-таки считаю, что здесь что-то не так.
      - А я считаю, что ты городишь чушь.
      - Чушь или нет, но у них одинаковая манера держаться, одинаковое выражение лица, и обе они так и пышут самодовольным превосходством.
      - Отчего бы и нет? Афраэль - богиня, а Даная - наследная принцесса. Они и в самом деле превосходят остальных - во всяком случае, на их собственный взгляд, - и мне сдается, ты забыл о том, что видел их одновременно в одной комнате. Господи, Берит, да они даже говорили друг с другом!
      - Халэд, это еще ничего не значит. Афраэль - богиня. Если, ей захочется, она может быть в десяти местах одновременно.
      - Это возвращает нас к прежнему вопросу: почему? С какой целью она это устроила? Даже боги ничего не делают без причины.
      - Этого мы не можем знать, Халэд. Может быть, она просто забавляется.
      - Берит, неужели тебе так невтерпеж повсюду находить чудеса?
      - Она могла это сделать, - не сдавался Берит.
      - Ну да, могла. И что из того?
      - Тебе что же, совсем не любопытно?
      - Не особенно, - пожал плечами Халэд.
      Улаф и Тиниен были обряжены в старые мундиры одной из немногих частей тамульской армии, в которые принимали добровольцев из эленийских королевств Западной Дарезии. Им достались лица пожилых рыцарей, поседевших в боях ветеранов. Судно, на котором они плыли, принадлежало к тем потрепанным и ветхим посудинам, которые бороздят прибрежные воды. Небольшая сумма, которую они заплатили за проезд, обеспечила им именно проезд, и ничего более. Они прихватили с собой провизию и заплатанные одеяла, ели и спали на палубе. Местом их назначения была небольшая приморская деревушка лигах в сорока пяти от подножья Тамульских гор. Дни они проводили на палубе, попивая дешевое вино и играя в кости на мелкие ставки.
      Было пасмурно, когда судовая шлюпка доставила их на ветхий деревенский причал. День выдался зябкий, и Тамульские горы маячили на горизонте длинным грязным пятном.
      - Как там зовут этого торговца лошадьми? - спросил Тиниен.
      - Саблис, - проворчал Улаф.
      - От всей души надеюсь, что Оскайн не ошибся. Если этот Саблис отошел от дел, нам придется плестись пешком до самых гор.
      Улаф сошел с причала и направился к кислолицему человечку, который чинил на берегу рыбачью сеть.
      - Послушай, приятель, - вежливо сказал он по-тамульски, - не скажешь ли, где нам найти Саблиса,торговца лошадьми?
      - А ежели мне неохота говорить? - осведомился тощий рыбак гнусавым ноющим голосом, который выдавал в нем одного из тех ничтожных людишек, что скорее удавятся, чем выжмут из себя хоть крупицу вежливости. Тиниен и прежде встречал таких типов, чрезмерно упоенных собственной значимостью и находящих удовольствие в том, чтобы доводить собеседника до бешенства.
      - Позволь мне, - шепотом сказал он, положив руку на плечо своего талесийского друга. Напрягшиеся мускулы Улафа недвусмысленно говорили о том, что он готов прибегнуть к насилию.
      - Славная сеть, - как бы между прочим заметил Тиниен, ухватив край сети. Затем он вынул кинжал и принялся деловито резать бечевки.
      - Ты что делаешь?! - завопил кислолицый рыбак.
      - Показываю, - хладнокровно пояснил Тиниен. - Ты сказал: "А ежели мне неохота говорить?", вот я и показываю тебе, что из этого выйдет. Валяй, пошевели мозгами. Мы с другом не торопимся, так что времени у тебя в достатке. - Он сгреб в кулак изрядный кусок сети и вновь прошелся по ней лезвием кинжала.
      - Прекрати! - в ужасе завизжал рыбак.
      - Э-э... так где, ты сказал, нам найти Саблиса? - с невинным видом осведомился Улаф.
      - Его загоны на восточной окраине города, - запинаясь, выдавил тощий рыбак и обеими руками поспешно сгреб свою драгоценную сеть, прижимая ее к груди с почти материнской нежностью.
      - Приятного дня, приятель, - сказал Тиниен, убирая кинжал в ножны. - Даже выразить не могу, как мы благодарны тебе за помощь. Ты обошелся с нами в высшей степени любезно.
      И рыцари зашагали вдоль причала, направляясь к убогого вида деревушке.
      Их лагерь был воплощением аккуратности и порядка - всему здесь находилось свое место, и все располагалось именно там, где ему и надлежало располагаться. Берит давно заметил, что Халэд обустраивал лагерь всегда по одному и тому же образцу. Видимо, в его сознании существовало представление о том, каким должен быть лагерь, и, поскольку это представление было верхом совершенства, Халэд никогда и ничего в нем не менял. Иногда он отличался редкостным постоянством.
      - Сколько мы проехали сегодня? - спросил Берит, когда они мыли посуду после ужина.
      - Десять лиг, - пожал плечами Халэд, - как всегда. За день по ровной местности можно проехать именно десять лиг.
      - Это путешествие никогда не закончится! - посетовал Берит.
      - Закончится, - заверил его Халэд, - что бы там тебе ни казалось, мой лорд. - Халэд огляделся и понизил голос до едва различимого шепота. - На самом-то деле, Берит, нам совершенно незачем спешить. Мы могли бы даже ехать и помедленнее.
      - Что?!
      - Говори тише. Спархоку со спутниками предстоит долгий путь, и мы хотим быть уверены, что они поспеют на место прежде, чем к нам явится Крегер - или кто-то другой. Мы не знаем, когда или где это произойдет, так что наилучший выход для нас - тянуть время, чтобы это не случилось слишком быстро. - Халэд оглянулся на темноту, сгустившуюся за кругом света от костра. - Насколько ты силен в магии?
      - Не очень, - сознался Берит, усердно оттирая грязную миску. - Мне предстоит еще долго учиться. Что тебе от меня нужно?
      - Смог бы ты сделать так, чтобы один из наших коней захромал - без того, само собой, чтобы калечить его на самом деле?
      Берит порылся в памяти, но покачал головой.
      - Кажется, я не знаю таких заклинаний.
      - Жалко. Охромевший конь - отменная причина замедлить продвижение.
      Это пришло неожиданно, без малейшего предупреждения, - Берит ощутил зябкое покалывание в шее, пониже затылка.
      - Ну достаточно, - сказал он громче. - Я не для того стал рыцарем, чтобы протирать дыры в тарелках. - Он ополоснул тарелку, стряхнул с нее лишнюю воду и сунул в мешок.
      - Ты тоже это почувствовал? - шепот Халэда исходил из казавшихся совершенно неподвижными губ. Берит был поражен. Откуда Халэд мог это узнать?
      Берит затянул ремни на дорожном мешке и коротко кивнул.
      - Подбросим дров в костер и ляжем спать. - Он сказал это достаточно громко, чтобы его слова можно было расслышать в темноте за кругом света. Они направились к груде заготовленного хвороста. Берит бормотал заклинание, стараясь скрыть движения своих рук.
      - Кто это? - И снова губы Халэда даже не шевельнулись.
      - Сейчас разберусь, - прошептал в ответ Берит. Он выпустил заклинание так медленно, что оно, казалось, стекло по каплям с кончиков его пальцев.
      Ответное ощущение нахлынуло на него. В нем было нечто знакомое, словно в звуке привычного голоса - только вот вокруг никто не говорил.
      - Это стирик, - едва слышно сказал Берит.
      - Заласта?
      - Нет, не думаю. Его бы я, пожалуй, узнал. Этого человека я никогда не встречал.
      - Бери поменьше хвороста, мой лорд, - громко сказал Халэд. - Этого запаса нам должно хватить и на завтрак.
      - Хорошая мысль, - одобрил Берит и снова, очень осторожно, потянулся мыслью в темноту. - Он уходит, - прошептал он. - Откуда ты узнал, что за нами следят?
      - Почувствовал, - пожал плечами Халэд. - Я всегда чувствую, когда за мной кто-то следит. Ты наделаешь много шума, если призовешь сейчас Афраэль?
      - Это хорошее заклинание. Оно совершенно беззвучно.
      - Ну так расскажи ей об этом. Пускай знает, что за нами следят, и делает это стирик. - Халэд опустился на колени и принялся аккуратно подкладывать в огонь сухие сучья. - Твоей личине поверили, - заметил он.
      - С чего ты взял?
      - Они не стали бы посылать стирика, если б знали, кто ты такой на самом деле.
      - Разве что у них не осталось никого, кроме стириков. Быть может, Праздник Урожая, который устроил Стрейджен, оказался куда действеннее, чем мы думали.
      - Ну, об этом можно проспорить всю ночь. Просто сообщи Афраэли о нашем госте. Она передаст это остальным, и пускай они наживают головную боль логическими рассуждениями на эту тему.
      - Неужели тебе это ничуть не интересно?
      - Не настолько интересно, чтобы лишиться сна. В этом одно из преимуществ простолюдина, мой лорд. От нас не требуется искать ответа на головоломные вопросы. Это удовольствие достается вам, аристократам.
      - Спасибо, - кисло отозвался Берит.
      - Не за что, мой лорд, - ухмыльнулся Халэд.
      Спархоку никогда прежде не доводилось зарабатывать себе на жизнь, и он нашел, что это занятие ему не по душе. Он очень скоро возненавидел толстошеего боцмана капитана Сорджи. Боцман был грубияном, тупицей и омерзительно жестоким. Казалось, ему особое удовольствие доставляет измываться над новичками, поручая им самую утомительную, скучную и грязную работу. Спархок обнаружил, что целиком и полностью разделяет классовые предрассудки Халэда, и порой ночами всерьез помышлял о том, чтобы прикончить боцмана.
      - Всякий работник ненавидит своего нанимателя, Фрон, - говорил ему Стрейджен, используя вымышленное имя Спархока. - Это в порядке вещей.
      - Я бы мог стерпеть его, если бы он из кожи не лез, лишь бы оскорбить нас, - проворчал Спархок, оттирая палубу куском пемзы.
      - Это его работа, друг мой. Злые люди усерднее трудятся. Твоя проблема в том, что ты всегда смотришь ему прямо в лицо. Если бы ты не поднимал глаз, он бы так не цеплялся к тебе. Как бы это плавание не оказалось для тебя слишком долгим.
      - Или чересчур коротким - для него, - мрачно проворчал Спархок.
      Он размышлял об этом и ночью, безуспешно пытаясь заснуть в гамаке. Спархок от всего сердца жалел, что не может добраться до того идиота, который решил, что матросам надлежит спать в гамаках. От движения корабля гамак все время раскачивался, и Спархоку постоянно чудилось, что он вот-вот вывалится на пол.
      "Анакха"! - прошелестело в его мыслях.
      - Голубая Роза? - проговорил ошеломленный Спархок.
      "Молю тебя, Анакха, не говори вслух. Голос твой громом отдается в моих ушах. Говори лишь мысленно, в сознании своем. Я услышу тебя".
      "Как это возможно? - мысленно спросил Спархок. - Ты же скован".
      "Кто обладает мощью, способной сковать меня, Анакха? Когда ты один и мысли твои ничем не отвлечены, можем мы беседовать таковым образом".
      "Я этого не знал".
      "До сей поры тебе не было нужды ведать о сем".
      "Понимаю. Но сейчас в этом есть нужда?"
      "Именно так".
      "Разве золото не мешает тебе"?
      "Оно не преграда для меня, Анакха. Иные не могут ощутить меня в чудесном сем вместилище, однако же я могу говорить с тобою и из него. Сие особенно легко, когда мы так близко".
      Спархок накрыл ладонью кожаный мешочек, висевший у него на шее, и ощутил угловатые очертания шкатулки.
      "И буде возникнет необходимость, смогу я и впредь вот так говорить с тобою? "
      "Так же, как говоришь сейчас, Анакха".
      "Это хорошо".
      "Я замечаю твой непокой, Анакха, и разделяю тревогу твою об участи твоей подруги".
      "Я рад услышать это, Голубая Роза".
      "Приложи все силы свои к тому, чтобы спасти свою королеву, Анакха. Я буду неусыпно следить за нашими врагами, покуда разум твой отвлечен этим. - Беллиом помолчал. - Внемли мне, друг мой. Ежели выйдет так, что не останется у тебя иного выхода, не страшись отдать меня, дабы получить свободу подруге своей".
      "Сего я не сделаю, ибо она запретила мне это".
      "Не тревожься, ежели сие произойдет, Анакха. Никогда не покорюсь я Киргону, даже подвергнув опасности свою дочь, коя любима мною так же сильно, как любимо тобою твое дитя. Пусть утешит тебя то, что не допущу я, дабы дитя мое - и твое, и весь человеческий род оказались под пятой Киргона либо, что еще страшнее, Клааля. Присягаю тебе, что сего никогда не случится. Ежели выйдет так, что дело наше будет проиграно, даю тебе твердое свое слово, что скорее уничтожу и дочь свою, и все, что существует на лоне ее, лишь бы избегнуть такого злосчастья".
      "И это должно меня утешить?!"
      ГЛАВА 5
      Она устала, и эта усталость была непрерывной, неотступной, грозившей порой перейти за грань полного истощения, да еще были грязь и сырость - такие же неотступные. Одежда ее изорвалась, превратилась в тряпье, на волосы нельзя было смотреть без содрогания. Впрочем, все это было неважно. Она с готовностью принимала любые неудобства и унижения, только бы безумец, который похитил их, не мучил перепуганную до полусмерти Алиэн.
      То, что Скарпа безумен, она осознала не сразу. С первой минуты, когда она увидела его, она поняла, что он одержим и безжалостен, но безумие его проявлялось все отчетливей и отчетливей в тянувшиеся бесконечно дни ее плена.
      Он был жесток, но Элане и прежде доводилось встречать жестоких людей. После того как ее и Алиэн прогнали сырыми туннелями под улицами Материона к окрестностям города, их грубо зашвырнули в седла уже дожидавшихся коней, крепко привязали к седлам и буквально сломя голову поволокли по дороге, ведущей к порту Микки на юго-западном берегу полуострова, в семидесяти пяти лигах от столицы. Ни один человек в своем уме не станет дурно обращаться с животными, от которых зависит успех его предприятия. Это было первое свидетельство безумия Скарпы. Он гнал коней, безжалостно нахлестывая их плетью, покуда бедные животные не начали шататься от измождения, и единственными словами, которые можно было от него услышать в эти ужасные четыре дня, были: "Быстрее! Быстрее!".
      Элана содрогнулась, вспомнив ужас этой бесконечной скачки. Они...
      Ее конь оступился на грязной раскисшей тропке, и ее рывком бросило вперед, вернув к реальности. Веревка, которой ее запястья были туго привязаны к луке седла, врезалась в кожу, и снова потекла кровь. Элана попыталась сесть поудобнее, чтобы тугие веревки не бередили уже кровоточащие раны.
      - Что ты делаешь? - крикнул Скарпа. Его хриплый голос сразу сорвался на визг. Скарпа почти всегда визжал, когда говорил с ней.
      - Я только хочу, чтобы веревки не так сильно врезались в запястья, лорд Скарпа, - смиренно ответила Элана. В самом начале ее плена ей было велено обращаться к нему именно так, и она очень скоро обнаружила, что иное обращение приводит к измывательствам над Алиэн и лишению пищи и воды.
      - Тебе и не должно быть удобно, женщина! - бешено рявкнул он. - Ты должна подчиняться! Я отлично вижу, чем ты там занята! Если не. прекратишь ослаблять веревки, я свяжу тебя проволокой! - Он выкатил глаза, и Элана в который раз заметила странный синеватый оттенок его белков и необычайно расширенные зрачки.
      - Хорошо, лорд Скарпа, - проговорила она самым покорным тоном, на какой была способна.
      Скарпа ожег ее свирепым взглядом. Лицо его выражало сильнейшее подозрение, и налитые безумием глаза жадно искали повода наказать либо унизить пленниц.
      Элана опустила взгляд, уставясь на разбитую, едва заметную тропу, которая, извиваясь, уходила все глубже и глубже в сырые, щедро перевитые лианами джунгли юго-восточного побережья Дарезии.
      Судно, на которое они сели в порту Микки, было черным, с узкими обводами капером, построенным явно не для честных целей. Элану и Алиэн бесцеремонно втащили на палубу и заперли в тесной каюте, где была кромешная темнота и стояла затхлая вонь трюмной воды. Часа через два после отхода дверь открылась, и в каюту вошел Крегер в сопровождении двоих смуглых матросов, один из которых нес обед, а другой - две бадейки с горячей водой, мыло и охапку тряпья, что должно было заменить полотенца. Элана с трудом подавила желание расцеловать его.
      - Мне и вправду очень жаль, что так вышло, Элана, - извиняющимся тоном проговорил Крегер, близоруко щурясь на нее, - но я совершенно ничего не могу поделать. Будь осторожна, когда говоришь со Скарпой. Ты, верно, уже заметила, что он не совсем в своем уме.
      Он беспокойно огляделся, затем положил на грубо сколоченный стол охапку сальных свечей и вышел, заперев за собой дверь.
      Плавание продолжалось пять дней, и вскоре после полуночи пятого дня судно достигло Анана, небольшого порта на краю джунглей, покрывавших юго-восточное побережье. Там ее и Алиэн втолкнули в закрытую повозку, на козлах которой сидел барон Парок с припухшими от вечного пьянства глазами. Когда их переправляли с корабля в повозку, Элана тайком изучала своих тюремщиков, отыскивая их слабое место. Крегер, хотя и пребывал вечно под хмельком, был чересчур хитер, а барона Парока, давнего союзника Скарпы, явно ничуть не беспокоило сумасшествие его дружка. Затем Элана холодно оценила Элрона. Она уже заметила, что хлыщеватый астелийский поэт изо всех сил старается не смотреть ей в глаза. Прилюдное якобы убийство Мелидиры явно пробудило в нем раскаяние. Элрон был позером, а не человеком действия, и уж несомненно не убийцей. Элана вспомнила, как при первой их встрече он явно гордился своими длинными локонами, и могла только гадать, каким образом Скарпа вынудил его обрить голову, чтобы сойти за одного из пелоев Кринга. Элана подумала, что такое жестокое обращение с поэтическими локонами Элрона наверняка вызвало в астелийце ненависть к своему предводителю. Элрон участвовал в этом деле с явной неохотой - и это делало его слабым звеном. Быть может, когда-нибудь она сумеет использовать это обстоятельство себе во благо.
      Повозка доставила их с берега в большой дом на окраине Анана. Там Скарпа говорил с тощим стириком, чьи грубые, как бы незавершенные черты были типичными для его расы. Стирика звали Кеска, и, судя по выражению его глаз, он был давно и безнадежно проклят.
      - Мне плевать на неудобства! - почти закричал однажды Скарпа на тощего стирика. - Время, Кеска, время! Делай что тебе говорят! Если мы останемся в живых, то и все остальное выдержим!
      На следующее утро значение этого приказа проявилось во всей своей ужасающей реальности. Кеска явно был из стирикских магов-отступников, но, как видно, не из лучших. Он мог, тратя непомерно много усилий, сжимать мили, которые отделяли их от места назначения, но только по нескольку миль за раз, и всякий раз это сжатие сопровождалось чудовищными мучениями. Казалось, неуклюжий чародей остатками своей силы рывком, наощупь швыряет их вперед, и всякий раз после такого мучительного и болезненного скачка Элана не могла понять, осталась ли она цела. Ей казалось, что все ее тело измолото и истерзано, однако она старалась, как могла, скрывать свою боль от Алиэн. Нежная большеглазая девушка плакала теперь почти непрерывно, терзаемая болью, страхом и их злосчастной участью.
      Элана усилием мысли вернулась в настоящее и осторожно огляделась. Опять смеркалось. Пасмурное небо постепенно темнело, а значит, наступало время суток, которого больше всего страшилась Элана.
      Скарпа с неприкрытым презрением взглянул на Кеску - стирик обмяк в седле, точно увядший цветок, явно на грани полного истощения.
      - На сегодня достаточно, - объявил он. - Устройте лагерь и снимите женщин с лошадей. - Колючие глаза Скарпы заблестели, когда он в упор посмотрел на Элану. - Пора этой грязнуле, эленийской королеве, клянчить себе ужин. От души надеюсь, что на сей раз она будет убедительнее. Меня так печалит, когда приходится отказывать ей, потому что ее мольбы недостаточно искренни!
      - Элана, - прошептал Крегер, тронув ее за плечо. Костер прогорел до углей, и Элана слышала похрапывание, доносившееся с другой стороны их наспех устроенного лагеря.
      - Что? - отрывисто отозвалась она.
      - Говори тише. - Крегер все еще был обряжен в пелойскую куртку из черной кожи, его обритая макушка уже обрастала короткими жесткими волосами, а от винного перегара, которым от него несло, можно было задохнуться. - Я ведь делаю тебе одолжение, так что не устраивай мне неприятностей. Думаю, ты уже поняла, что Скарпа совершенно безумен?
      - В самом деле? - сардонически отозвалась она.
      - Пожалуйста, не усложняй моей задачи. Похоже, я слегка промахнулся. Если бы я раньше сообразил, насколько спятил этот бастард-полукровка, я бы нипочем не взялся участвовать в этой нелепой истории.
      - Что у тебя за странное пристрастие к сумасшедшим, Крегер?
      Он пожал плечами.
      - Врожденный недостаток, должно быть. Скарпа всерьез полагает, будто сумеет перехитрить своего отца - и даже Киргона. Сам он не верит, что Спархок отдаст за тебя Беллиом, но ему почти удалось убедить в этом остальных. Думаю, теперь ты понимаешь, как он относится к женщинам?
      - Он показывает это даже слишком часто, - с горечью ответила она. - Может быть, он, по примеру барона Гарпарина, питает слабость к маленьким мальчикам?
      - Скарпа не питает слабости ни к кому, кроме себя самого. Единственная его привязанность - он сам. Я видел, как он часами подстригает по волоску свою бороду - это дает ему возможность любоваться на себя в зеркале. У тебя еще не было случая оценить его замечательную персону во всей красе. Подробности этого путешествия отвлекают то, что у него заменяет рассудок. Погоди, вот доберемся до Натайоса, и ты увидишь, как он бесится. Мартэл и Энниас рядом с ним воплощение здравого смысла. Я не смогу надолго задерживаться здесь, так что слушай внимательно. Скарпа верит, что Спархок возьмет с собой Беллиом, но не верит, что он станет менять камень на тебя. Напротив, Скарпа твердо убежден, что твой муж намеревается выяснить отношения с Киргоном, и втайне надеется, что в поединке они уничтожат друг друга.
      - Глупец, у Спархока Беллиом, а Беллиом ест богов на завтрак.
      - Я сюда не за тем пришел, чтобы спорить об этом. Может быть, Спархок победит, а может быть и нет. На самом деле это не важно. Важно то, во что верит Скарпа. Он убедил себя, что Спархок и Киргон будут биться до взаимного уничтожения, а потом Беллиом останется валяться бесхозным на земле - подбирай кто хочет.
      - А как же Заласта?
      - Сдается мне, что Скарпа не предполагает ко времени поединка оставить Заласту в живых. Скарпа с превеликой охотой приканчивает всех, кто стоит у него на пути.
      - И он убьет собственного отца? Крегер пожал плечами.
      - Узы крови ничего не значат для Скарпы. Когда он был моложе, он решил, что его мать и сводные сестры знают о нем много такого, о чем лучше не делиться с властями, а потому убил их всех. Впрочем, он и без того их ненавидел. Если Спархок и Киргон убьют друг друга, а Заласта каким-то образом не переживет празднований по этому поводу, Скарпа, скорее всего, останется единственным, кто сможет завладеть Беллиомом. В этих джунглях он собрал целое войско, и, когда у него в руках окажется Беллиом, он сможет воспользоваться этим войском. Он двинет его на Материон, захватит город и перебьет все правительство. Потом он объявит себя императором. Лично меня это не устраивает, так что умоляю тебя ради Бога - держи себя в руках. Для замыслов Скарпы ты не важна, зато необходима для замыслов Заласты - и моих. Если ты чем-то выведешь из себя Скарпу, он прикончит тебя так нее быстро, как велел Элрону прикончить твою фрейлину. Мы с Заластой уверены, что Спархок обменяет тебя на Беллиом, но только если ты будешь жива. Старайся не взбесить этого безумца. Если он убьет тебя, рухнет все, что мы задумали.
      - Зачем ты мне все это говоришь, Крегер? За этим что-то кроется, верно?
      - О да, еще бы. Если наши дела пойдут плохо, я бы хотел, чтобы ты замолвила за меня словечко на суде.
      - Боюсь, проку от этого будет мало, - сладким голосом сообщила Элана. Суда над тобой не будет, Крегер. Спархок уже обещал отдать тебя Халэду, а Халэд уже решил, что с тобой делать.
      - Халэд? - голос Крегера слегка дрогнул.
      - Старший сын Кьюрика. Он, кажется, считает, что ты отчасти повинен в смерти его отца, а потому полагает своим долгом разобраться с тобой. Возможно, тебе и удастся отговорить его, только я советую тебе говорить очень быстро. Халэд крутого нрава и наверняка подвесит тебя на мясницкий крюк прежде, чем ты успеешь вымолвить хоть слово.
      Ничего на это не ответив, Крегер бесшумно растворился в ночи - только обритая голова бледным пятном мелькнула в темноте. В душе Элана понимала, что эта победа не так уж и велика, однако в ее положении трудно было добиться и самой незначительной победы.
      - Они и впрямь так делают? - в хриплом голосе Скарпы прозвучала алчность.
      - Таков древний обычай, лорд Скарпа, - смиренным голосом, не подымая глаз, ответила Элана, ехавшая рядом с ним по раскисшей тропе. - Впрочем, император Сарабиан намеревается отменить его.
      - Он будет восстановлен немедля после моей коронации! - Глаза Скарпы ярко заблестели. - Это наилучший способ выражать почтение.